Это было неожиданным событием, обрушившимся на страну как гром среди бела дня. Однажды утром жители Буэнос-Айреса проснулись и узнали, что войска из Кампо-де-Майо подошли к резиденции правительства, президент Кастильо бежал в город Колонна и консервативное правительство свергнуто. Тем не менее революция была неизбежна. Здесь можно усмотреть противоречие, но это не так. Революция 1943 г., хотя и была вызвана вполне банальным и даже абсурдным событием, на самом деле имела глубокие корни, вызревавшие в Аргентине в течение многих лет. Но то, что очевидно сегодня, но в те годы увидеть было трудно.

 

Тоталитарные режимы

Чтобы понять логику события того времени, нужно учитывать повсеместный расцвет тоталитарных режимов, с 1933 г. укреплявших свои политические и военные позиции, и фактически управлявших Европой. Если посмотреть на события того времени с позиций современных знаний, то к середине 1943 г. перелом в войне стал фактом, и конечный триумф союзников — неизбежным исходом, но современникам это было не так очевидно. В конце 1942 г. тоталитарные режимы потерпели первое серьезное поражение. В битве за Сталинград немцы потеряли более 600 тысяч солдат, заменить которых было трудно. Они не смогли пробиться к Суэцкому каналу. Хотя в Тихом океане Япония поначалу сумела добиться ряда побед над США, ее поражение было неотвратимым, так как она не обладала сырьем и была вынуждена вести боевые действия на слишком широком фронте.

Однако в любом случае мнимые успехи тоталитарных режимов воодушевляли тех, кто считал, что поражение Англии и США выгодно Аргентине, исторически зависимой от Англии. По их мнению, победа тоталитарных режимов позволила бы Аргентине занять ключевые позиции в Южной Америке. Уже говорилось, что фальсификации выборов (ставшие еще более явными после смерти Ортиса и прихода к власти консерватора Кастильо) привели к деградации демократии в стране.

Защита демократии казалась бессмысленной тем, кто видел, что выборы были обманом. Громкие лицемерные фразы правителей, стремившихся оправдать неприглядные факты (они всегда утверждали, что нарушения на выборах были незначительными), не играли на руку искренним сторонникам демократии в стране. Также не слишком стремились защищать демократию те силы, группы и партии, которые были составной частью демократической системы. Они оказались загнаны в угол победами тоталитаризма, а также деятельностью таких мнимых защитников демократии, каким был, например, Хусто. Обстоятельства сделали Хусто лидером партий, поддерживавших в войне США и Англию, хотя именно он первым начал практику нечестных выборов и выиграл в 1931 г. из-за того, что кандидатам от ГРС запретили участвовать в выборах.

 

Незаметные изменения

Кроме того, в стране незаметно произошли важные социальные изменения. Как отмечалось выше, кризис 1930 г. привел к тому, что многие сельскохозяйственные рабочие обосновались в окрестностях крупных городов, искали лучших заработков на фабриках и в мастерских, стремились повысить уровень жизни. Эта рабочая сила стала основой для примитивной индустриализации, условия для которой создал кризис, затруднивший импорт некоторых товаров.

С 1939 г. это явление получило дальнейшее развитие, поскольку многие товары стало невозможно привозить из Европы, и тогда плохо или хорошо, но их начали производить в Аргентине. Новые рабочие получили квалификацию, высокие зарплаты и полную занятость, что редко случалось в Аргентине. Придя в города, новые рабочие, прежде знавшими лишь сельскохозяйственный труд, привнесли определенные изменения в общественное сознание, которое стало иным, по сравнению с серединой 1930-х годов.

Кроме того, в стране существовала националистическая идеология, и, хотя ее не разделяла ни одна политическая партия, она была очень популярна в военных кругах и высших классах Аргентины. Этот довольно расплывчатый национализм, в определенной степени отражал необходимость защиты национального производства, стремление уменьшить зависимость от Великобритании и желание чувствовать себя хозяевами в собственной стране. Национализм пользовался популярностью среди интеллигенции; доводы в его пользу подкреплялись интенсивной пропагандой франкистской Испании — матери всех латиноамериканских стран, исторически связанной с Аргентиной. Сторонникам национализма была свойственна идея о некоем испанском начале, противопостоявшем США и Англии.

Националистическая идеология имела большое влияние, главным образом в вооруженных силах, обласканных президентом Кастильо. Армия и флот добились создания собственных промышленных предприятий и занимались уже не только военной деятельностью. Главную роль на этих предприятиях играли Москони и Савио. Аргентинские военные внимательно следили за происходящим в Европе, с презрением смотрели на обман и лицемерие, царившие в аргентинской политике, и вынашивали идею об очищении общества и искоренении политиканства. Они предлагали ценности иерархии, которые должны были помочь Аргентине занять достойное место в мире. По их мнению, демократическая система с ее обманом, насилием и политической коррупцией не могла помочь в достижении этой цели.

Таким образом, у событий середины 1943 г. было много причин. Однако начало революции положило тривиальное событие. В 1942 г. умер лидер Гражданского радикального союза Марсело Т. де Альвеар, и радикалы не могли найти ему достойной замены. А в январе 1943 г. умер Хусто и политические силы, поддерживавшие его, оказались в растерянности. Радикалы хотели создать единый фронт с социалистами и прогрессивными демократами, чтобы показать правительству Рамона Кастильо невозможность обманывать все политические силы разом.

Кастильо всегда оправдывал фальсификации выборов необходимостью недопущения к власти ГРС, ужасно, с его точки зрения, управлявшего страной ранее. Такое оправдание перестало бы иметь смысл в случае создания союза радикалов, прогрессивных демократов (они были очень уважаемы даже после смерти Лисандро де ла Торре) и социалистов. Кроме того, такой альянс мог рассчитывать на поддержку Коммунистической партии, продолжавшей активные действия, несмотря на свое нелегальное положение. Названные партии проводили собрания для выработки общей программы на выборах, которые должны были состояться в сентябре 1943 г.

В феврале 1943 г. президент Кастильо — очень упрямый человек, навязал кандидатуру Робустиано Патрона Косты для участия в президентских выборах, и, хотя это вызвало недовольство внутри партии консерваторов, особенно в провинции Буэнос-Айрес, кандидатура Патрона Косты была одобрена. Он был промышленником из Сальты и выступал против продолжения политики нейтралитета в войне и за союз с антифашистской коалицией, что было странно слышать от человека, выдвинутого Кастильо.

Итак, предвыборная ситуация была более или менее ясна: с одной стороны — демократический фронт, еще не имевший кандидата, но состоявший из традиционно влиятельных партий; с другой стороны — вновь объединившиеся консерваторы и антиперсоналисты, выдвинувшие кандидатуру Патрона Косты.

Такова была ситуация, когда у части радикалов возникла блестящая идея предложить министру вооруженных сил генералу Педро Пабло Рамиресу стать кандидатом от Демократического фронта. Они полагали, что кандидатура военного министра сделает невозможной фальсификацию выборов, и таким образом радикалы победят и сформируют правительство. Радикалы провели переговоры с генералом Рамиресом, которому понравилось это предложение. Об этом узнал президент и попросил публичных объяснений. Генерал Рамирес выпустил довольно двусмысленное коммюнике, и Кастильо настаивал на его опровержении. Тогда военные из Кампо-де-Майо подняли восстание и 4 июня 1943 г. свергли президента.

 

Группа объединенных офицеров

Внутри армии действовала организация, созданная в марте 1943 г. Она называлась Группой объединенных офицеров. В нее входили националистически настроенные военные, среди которых особым престижем пользовался молодой полковник Хуан Перон, недавно вернувшийся со стажировки из Европы. Именно Группа объединенных офицеров осуществила военный переворот, не имевший четкой программы и лидера. Военное руководство переворотом осуществил генерал Роусон. Он должен был занять пост президента, однако его собственные соратники не допустили этого, потому что не были согласны с кандидатурами министров, предложенных Роусоном.

Так что начало революции 1943 г. было гротескным: ее вызвало незначительное событие, она не имела конкретной программы, а ее военный лидер так и не возглавил страну. В конце концов на первую роль вышел бывший министр вооруженных сил Рамирес, что заставляет думать о его измене президенту. Эту версию подтверждают его противоречивые действия в начале революции. Кроме того, очевидно, что армия, или, вернее, гарнизон Кампо-де-Майо, начал революцию без определенного плана. В то время военные и общество в целом четко понимали, чего они не хотели для страны, но при этом не знали, что надо делать.

Так возникло правительство де-факто, с самого начала вызвавшее подозрение у стран антифашистской коалиции, особенно США. Именно из-за отсутствия программы военные, осуществившие революцию, позволили некоторым организациям националистического толка занять важные позиции в политике, поскольку у этих организаций план действий был и они могли проводить определенную политику в правительстве. Однако их деятельность вызвала отторжение со стороны демократических сил, интеллигенции, университетских кругов. Одними из первых мер нового правительства де-факто стали попытки навязать преподавание католической религии в школах, декрет о роспуске политических партий, репрессии в отношении представителей интеллигенции, требовавших исполнения страной международных обязательств.

Очень скоро новое правительство вызвало неприязнь у тех, кто поначалу с воодушевлением воспринял свержение непопулярного Кастильо, который к тому же из-за постоянных фальсификаций выборов не мог считаться легитимным президентом. Кроме того, несмотря на свой очевидный патриотизм, он все больше склонялся к прагматичному национализму, очень похожему на национализм правительства, возникшего в результате революции 1943 г.

В конце 1943 г. исход Второй мировой войны стал ясен. Тем не менее военные из гарнизона Кампо-де-Майо превратили сохранение нейтралитета Аргентины в принципиальный вопрос и полагали, что такая позиция защищает суверенитет страны. В январе 1944 г. произошел трагикомический случай. Один аргентинский консул был задержан антифашистами во время поездки в Европу, и выяснилось, что он должен был закупить оружие в Германии для аргентинской армии. Тогда Госдепартамент США выдвинул аргентинскому правительству де-факто что-то вроде ультиматума, и Рамирес был вынужден разорвать отношения с Германией и Японией.

Это вызвало сильную реакцию внутри страны: армия сместила президента де-факто Рамиреса, и на его место пришел министр вооруженных сил генерал Фаррелль, который был не слишком одаренным человеком, но более сговорчивым политиком. С этого момента правительство де-факто, как могло, пыталось выкрутиться из трудной международной ситуации. Панамериканская политика США вызвала изоляцию Аргентины. Все страны американского континента отозвали послов из Буэнос-Айреса в знак протеста против нейтралитета Аргентины в войне (к этому моменту все страны Латинской Америки уже воевали на стороне антифашистского блока).

Однако это не оказало прямого влияния на экономику страны и уровень жизни аргентинцев. Экономическая ситуация характеризовалась процветанием и общим подъемом. Это было связано, во-первых, с импортзамещением, а во-вторых, с тем, что экспортные товары Аргентины пользовались большим спросом на европейских рынках. У политики изоляции Аргентины, проводимой США, был влиятельный противник — не кто иной, как премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль. Он несколько раз просил Рузвельта не перегибать палку, так как Великобритания нуждалась в аргентинском мясе. Кроме того, Великобритания не могла поддерживать такую принципиальную позицию США, потому что сама терпела нейтралитет Ирландии в войне.

Как бы то ни было, но изоляция сохранялась, что это не влияло на экономику страны. Напротив, это был один из самых благополучных периодов для аргентинской экономики с точки зрения уровня жизни населения, полной занятости и экспорта товаров, безумные цены на которые превратили Аргентину в кредитора Великобритании. Конечно, существовал дефицит на некоторые товары (например, на женские чулки, косметику, автомобильные шины, топливо), что говорило об уязвимости аргентинской экономики, но эти товары были заменяемы (например, поезда использовали вместо угля кукурузные початки), и страна не оказалась парализованной. Напротив, возникло множество мелких предприятий, рабочие которых затем составили электорат Перона. Именно Перон в этой запутанной и противоречивой политической ситуации начал легитимизировать временное правительство (в него входили как националисты первой волны, так и элементы, сходные с движением радикалов), сделав упор на политику социальной справедливости.

В марте 1945 г., когда военные действия в Европе уже подходили к концу, аргентинское правительство было вынуждено объявить войну Германии и Японии, поскольку это являлось обязательным условием для будущего вступления в ООН. Март 1945 г., вероятно, был временем наименьшей популярности военного правительства. Войну объявили двум уже побежденным странам. А в самой Аргентине установили контроль над университетами, до того являвшимися оплотом оппозиции. Но вскоре в Буэнос-Айрес прибыл человек, начавший координировать все антиправительственные действия, — посол Соединенных Штатов г-н Спруилл Браден.

Ранее Браден работал дипломатом в нескольких латиноамериканских странах, в том числе и в Аргентине, где он поддерживал связи с высшими классами Буэнос-Айреса. Он был одержим одной идеей, вскоре поддержанной Госдепартаментом. С его точки зрения, США начали великую борьбу против тоталитарных режимов во всем мире и выиграли ее, по крайней мере в Европе (в Азии эта борьба должна была завершиться в августе). По его мнению, оставлять такие нацистско-фашистские очаги, как Испания и Аргентина, было абсурдно; их правительства нужно было свергнуть руками оппозиции.

Таким образом, Браден прибыл в Аргентину для создания оппозиционного фронта, который заставил бы военное правительство провести свободные выборы и передать власть традиционным демократическим силам. В 1945 г. Браден фактически провел предвыборную кампанию: он проехал по разным регионам страны, произнес много речей, напечатанных затем в главных газетах, и объединил всех, кто выступил против военного правительства. В августе правительство отменило осадное положение, а в сентябре Браден организовал «Поход за конституцию и свободу». В нем приняло участие множество людей, прошедших по улицам Буэнос-Айреса с требованиями отставки правительства де-факто, переживавшего не лучшие времена.

 

Перон

В военном правительстве особенно выделялся Перон на посту министра труда. Он занял этот пост в ноябре 1943 г., то есть через несколько месяцев после начала революции, и начал тесно взаимодействовать с традиционными профсоюзами. В то время Всеобщая конфедерация труда была расколота на две группировки. Перон поддержал одну из них и оттеснил другую; преследовал социалистических и коммунистических лидеров и благоволил, остальным; создал новые синдикаты и ввел в действие новые уставы для различных профсоюзов; распорядился повысить зарплаты; выступил с важными законодательными инициативами, проведенными в жизнь позднее (например, закон о «справедливом труде», закон об оплачиваемом отпуске, закон о «тринадцатой зарплате» и другие меры). Но главным, что сделал Перон на посту министра труда, было создание профсоюзов в тех отраслях, где они прежде отсутствовали.

Многие из тех, кто приехал в город из деревни, не понимали, что такое профсоюз. Это отличало их от рабочих коммунистической, социалистической и анархистской ориентации. Например, рабочие сахарной промышленности в Тукумане или те, кто работал в городах, где не было профсоюзных традиций, или там, где социалисты и коммунисты не смогли объединить всех рабочих в профсоюз, — эти рабочие не знали, что такое профсоюз и зачем он нужен. Встав во главе министерства труда, Перон написал для них уставы, организовал ассамблеи, предоставил им помещения, облегчил их признание, добившись таким образом создания движения, которое отплатило ему верностью. Перон сделал несколько очень умных шагов: например, он вмешался в дела профсоюзов железнодорожников, отправив туда Доминго Мерканте (он был сыном железнодорожного рабочего), сумевшего переманить эти в основном социалистические профсоюзы на сторону Перона.

В 1945 г. под напором оппозиции правительство стало искать контактов с радикалами, чтобы выработать план, который позволил бы военным, участвовавшим в революции 1943 г., не попасть под суд. Точкой соприкосновения была именно социальная политика Перона — единственное, что могло оправдать деятельность правительства за эти два года. Однако переговоры ни к чему не привели. Радикалов в то время возглавляли альвеаристы, а принципиальные наследники Иригойена не хотели договариваться с Пероном.

Несмотря на это, в правительстве де-факто было три или четыре министра от ГРС. Они заняли посты в августе 1945 г. В том же месяце было отменено осадное положение, возобновили деятельность политические партии и прошел «Поход за конституцию и свободу» — очень важное событие, за которым последовала попытка военного переворота в Кордобе, закончившаяся неудачно.

 

17 октября

В конце концов правительство вновь ввело осадное положение, произошли массовые аресты лидеров оппозиции, и 8 октября 1945 г. в очень напряженной обстановке случилось решающее событие. Гарнизон Кампо-де-Майо потребовал от президента Фаррелля отставки Перона. Хотя этот гарнизон осуществил революцию 1943 г. и был военной опорой Перона, теперь он оказался под давлением общественного мнения, оппозиции, посольства США и университетской интеллигенции. Страна устала поддерживать Перона, и он подал в отставку без борьбы. Несколько дней царил хаос, однако оппозиция не смогла заполнить вакуум власти. С другой стороны, сторонники Перона вели подпольную работу с целью организовать выступление Всеобщей конфедерации труда и некоторых профсоюзов.

Генерал Авалос (он возглавлял гарнизон Кампо-де-Майо и был инициатором движения против Перона) предложил Сабатини, губернатору Кордобы и лидеру левых в ГРС, направить своих людей в правительство и создать условия для проведения выборов, на которых победу одержал бы сам Сабатини. В движении радикалов нашлись люди, выступившие против подобных переговоров и требовавшие передачи власти в руки Верховного суда. Но это было неприемлемо для армии, так как означало признание ее полного поражения. Тем не менее только такое развитие событий могло объединить столь разные силы, как консерваторы, коммунисты, радикалы, социалисты и т.д.

Семнадцатого октября действительно оказалось очень важной датой. В этот день тысячи рабочих собрались на Майской площади и потребовали выпустить Перона на свободу. В тот момент он находился в заключении на острове Мартин-Гарсия, а затем был переведен в военный госпиталь. Требования митингующих, поддержанные армией (по крайней мере, она осталась пассивной, и этого было достаточно), привели к новой политической конфигурации, просуществовавшей десять лет: профсоюзное движение поддерживало правительство, которое, в свою очередь, опиралось на армию. Кроме того, в аргентинской политике начали играть значительную роль массы, не связанные с традиционными политическими партиями. Они были верны Перону, так как он предоставил им социальные гарантии. Семнадцатое октября стало концом старой политики, и это должно было отразиться на выборах.

Перон покинул ряды армии и начал создавать широкий политический фронт, основой которого стала недавно созданная Лабористская партия (в нее вошли левоцентристские профсоюзные лидеры). Ее программа была очень похожа на программу английской Лейбористской партии, победившей незадолго до этого на первых послевоенных выборах и оттеснившей консерваторов во главе с Черчиллем. Кроме того, Перон приблизил к себе радикалов-иригойенистов, знавших толк в политике. С их помощью была создана «Хунта обновления ГРС». Также возникли гражданские центры «Полковник Перон», объединившие тех, кто ранее выступал на стороне консерваторов, а теперь симпатизировал новому лидеру.

Таким образом, Перон создал широкое движение на основе этих трех групп (лабористы, обновленные радикалы и независимые гражданские центры); он также располагал не очень заметной, но важной поддержкой националистических кругов, мечтавших о вожде, способном установить прямое общение с массами. Перону симпатизировала и церковь, видевшая в нем ревностного католика, почитавшего Луханскую Деву, которой он подарил свою шпагу.

Антиперонистское движение возглавлялось радикалами, чьи кандидаты, Тамборини и Моска, являлись почтенными представителями традиционной политики. Они были поддержаны Социалистической партией, Прогрессивной демократической партией, а также, хотя и неявно, их поддержали консерваторы. Такой фронт не сложился в 1943 г., однако теперь он был намерен помешать президентским амбициям Перона.

 

Избирательная кампания и выборы

Избирательная кампания была напряженной. В декабре 1945 г. правительство приняло закон о «тринадцатой зарплате», вызвавший недовольство предпринимателей и отторжение Демократического союза. Это, наряду с Голубой книгой, изданной в Вашингтоне в феврале 1945 г., способствовало трудной победе Перона на выборах 24 февраля 1946 г. Победа Перона связывалась с надеждой на создание новой Аргентины; такие настроения были очень распространены в то время.

Страна, не пострадавшая во время Второй мировой войны, не выступившая на стороне США, сохранившая достоинство и суверенитет, страна, чьи товары были необходимы голодающей Европе, страна, давшая приют иммигрантам, бежавшим от военных ужасов и нищеты, желала того, что старые партии уже не могли ей дать. Демократический союз воплощал (об этом говорил даже внешний вид его лидеров) старую, традиционную Аргентину со всем плохим и хорошим, что в ней было.

Политика Перона была шагом в неизведанное, но неясным оставалось, ведет ли он страну вперед или толкает ее в пропасть. Перон не обладал политической программой, если не считать его социальных инициатив, и был человеком, вызывавшим подозрения из-за симпатий к тоталитарным режимам. Но его речи были свежи и оригинальны, он выступал на публике без пиджака, в одной рубашке, блистал в обществе с женой, которая была актрисой, работавшей на радио и ее знала вся страна. Перон принес идеи, витавшие в то время в воздухе: идею о том, что государство должно активно вмешиваться в экономику и помогать бедным, идеи социальной справедливости, суверенитета. Он цитировал, среди прочих, папу Льва XIII, Ленина, Иригойена и был переменчив, как любой молодой человек (на тот момент ему едва исполнилось пятьдесят лет).

С другой стороны, старая Аргентина была запятнана нечестными выборами, и, хотя в ней были люди, которые боролись с этим явлением, ровно как и с фашизмом, их тоже коснулась коррупция, свойственная тому времени.

Перон ассоциировался со счастливым временем, переживаемым народом, — полной занятостью, высокими зарплатами, отсутствием инфляции и рядом социальных и культурных благ, доступ к которым народ получил в это время.

Люди поддержали новое. Победа Перона была трудной: он набрал 52%, а Демократический союз 47 или 48%, но система, созданная законом Саенса Пеньи, позволила его движению победить в тринадцати из четырнадцати провинций (единственное оппозиционное правительство было избрано в провинции Корри-ентес), завоевать две трети мест в Палате депутатов и почти весь Сенат.

Можно сказать, что, когда 4 июня 1946 г. Перон вступил на пост президента, почти абсурдная революция 1943 г. оказалась оправданной. Действительно, это было единственное правительство де-факто в Аргентине, сумевшее победить на выборах; все остальные терпели поражение.