Любой народ, который намеревается совершить переход к абсолютно новому этапу, такому, который в Рио-де-Ла-Плате начался в 1810 г., задает себе ряд вопросов, как прямых, так и тех, что присутствуют в скрытой форме. Первым стал вопрос о том, каковы будут отношения с бывшей метрополией. Были те, кто считал, что не стоило ввязываться в борьбу за полную независимость, а следовало образовать что-то вроде ассоциации с Испанией, но само развитие войны покончило с такой возможностью. С другой стороны, начиная с 1815 г., когда на трон вернулся Фердинанд VII, в Испании проводилась абсолютистская политика, которая была несовместима с либеральными идеями, существовавшими в Буэнос-Айресе в тот момент.

Второй вопрос, также очень важный: какую политическую модель стоило принять в этом новом образовании, называвшемся Объединенными провинциями Рио-де-Ла-Платы? Одним из вариантов была модель, существовавшая в США. За тридцать лет до этого английские колонии в Северной Америке провозгласили независимость, приняли конституцию и осуществили на практике новейшую политическую модель — демократическую республику — в эпоху (конец XVIII в.), когда даже конституционная монархия казалась прогрессивной. Английские поселенцы, освободившись от бывшей метрополии, избрали для себя республиканскую систему, которой в то время не было ни в одной стране, хотя она и существовала две тысячи лет назад в Греции и Риме.

Республиканские настроения присутствовали и в бывшем вице-королевстве Рио-де-Ла-Плата. Характер его жителей, свободная жизнь, специфика сельскохозяйственных работ, огромные расстояния — все способствовало тому, чтобы будущая политическая модель мыслилась республиканской и даже федералистской. Тем не менее здесь существовали традиции централизма, которые утвердились в период вице-королевства с преобладанием Буэнос-Айреса как столицы. Вспомним, что интендант-губернаторства — например, Кордоба и Сальта на территории современной Аргентины и другие в Верхнем Перу и Парагвае — подчинялись ему, но существовали города, входившие в эти интендант-губернаторства и постоянно соперничавшие с главными городами будущих независимых стран.

 

Юридические новшества

Мы можем сказать, что описанные нами выше вопросы стали возникать с 1810 г. Какую политическую систему выбрать? Республику, монархию, федеративную республику, унитарную республику? Помимо того, что раньше существовали кабильдо, интендант-губернаторства и централизм вице-королевства, также нужно учитывать, что во время майских собраний использовались две юридические концепции, которые приобретут огромное политическое значение в последующие годы. В первую очередь «доктрина ретроверсии», а также «доктрина о замещении».

Действительно, хунта, сменившая вице-короля, наследовала его полномочия, то есть взяла на себя всю полноту его власти, функции и компетенцию. Поэтому Майская хунта и последующие правительства (Большая хунта, Первый триумвират, Второй триумвират, Директория) считали, что они обладают всей той властью, которая была у вице-короля, и, следовательно, претендовали на то, чтобы управлять землями, на которые распространялись его полномочия. То есть, хотя между правительством вице-королевства и национальными правительствами существовала огромная политическая разница, ее не было в том, что касалось совокупности тех полномочий, которыми они обладали.

Концепция «замещения» позволила Буэнос-Айресу оправдать присвоение роли центральной власти, которую с 1810 г. он осуществлял над другими территориями вице-королевства. Этим, например, объясняется то, почему первая экспедиция в Верхнее Перу, посланная в июне 1810 г., получила указания остановиться перед рекой Десагуадеро, которая отделяла вице-королевство Рио-де-Ла-Плата от вице-королевства Перу. Если Майская хунта перенимала полномочия вице-короля, то она не могла превышать юрисдикцию, которой вице-король обладал в свое время.

Другая концепция, доктрина «ретроверсии», утверждала, что в случае отсутствия по той или иной причине законной власти, народ имел право сам выбрать власть. Именно такой была ситуация в 1810 г., когда законный король Фердинанд VII находился в плену и, кроме того, считалось, что Центральная хунта Севильи была захвачена французами.

Эта теория много раз использовалась юристами Буэнос-Айреса и провинции, где она быстро стала популярной. Настолько, что жители Жужуя, например, апеллировали к ней, отрицая полномочия Сальты присылать им правителей; жители Жужуя хотели самоуправления. Так постепенно утверждались федералистские настроения, которые очень сильно распространились после 1820 г.

То, как использовались концепции замещения и ретроверсии, показывает, что юридические теории не являются абстрактными настроениями, а имеют большой политический и юридический резонанс, когда овладевают массами людей; это говорит о том, что теории не являются чем-то иллюзорным, а имеют практическое и конкретное применение.

 

Буэнос-Айрес и провинции

Отношения между Буэнос-Айресом и провинциями стали напряженными с началом правления Первой хунты. Столица, после того как Первая хунта переняла полномочия и права вице-короля, хотела не только руководить правительством, но и назначать интендант-губернаторов, посылать армии для признания ее власти, устанавливать дипломатические отношения с другими странами и, естественно, собирать налоги, главными из которых были таможенные пошлины. Мы уже говорили, что благодаря сбору налогов Буэнос-Айрес обеспечивал нужды национальной армии, государственного аппарата, вел пропаганду революции, посылал дипломатических представителей и т.д.

Тем временем в провинции очень быстро росло ощущение того, что Майская революция лишь заменила деспотизм Мадрида деспотизмом Буэнос-Айреса; это привело к ряду последствий.

Наибольшая ненависть исходила из Лимы, находившейся в руках роялистов, однако она была очень далеко. Среди территорий бывшего вице-королевства наиболее острое соперничество с Буэнос-Айресом всегда вел Восточный берег. Напомним, что Монтевидео, который обладал лучшей бухтой, чем Буэнос-Айрес, с колониальных времен надеялся стать воротами для этой части Америки.

Поэтому в Монтевидео (к тому же находившимся в то время в руках роялистов) и на равнинах, которые его окружают, начали серьезно оспаривать централистский режим Буэнос-Айреса. Это движение возглавил Артигас — каудильо, пользовавшийся большой популярностью в народе, очень упорный, талантливый и знакомый с принципами североамериканского федерализма. Его противостояние с Буэнос-Айресом проявилось на Ассамблее 1813 г. и во время Тукуманского конгресса, на который Артигас не прислал делегатов.

Идеи, политическая и военная деятельность Артигаса оказали влияние не только на Восточный берег, но и на прибрежные провинции, находившиеся на побережье (Энтре-Риос, Корриентес, Санта-Фе), и в определенный момент также на Кордобу. Оппозиция Артигаса была важна со всех точек зрения.

Во-первых, количественно — потому, что Артигас обладал достаточной властью, чтобы отнять у Буэнос-Айреса реальный контроль над такой важной частью бывшего вице-королевства, какими были вышеуказанные провинции. Во-вторых, качественно — потому, что его несогласие базировалось на четком политическом мировоззрении, вдохновляемом североамериканским опытом.

Нужно, конечно, размышлять о том, была ли политика Артигаса верной на тот момент или нет, поскольку здесь отсутствовали условия, существовавшие в Соединенных Штатах. Например, в бывших североамериканских колониях имелись помимо губернатора, которого обычно присылала английская корона, местные законодательные собрания, состоявшие из влиятельных лиц и занимавшиеся законотворчеством вместе с губернатором. Таким образом, существовал опыт протодемократического правления. И что еще более важно, структурно колонии состояли из маленьких городов и деревень, где население, в большинстве своем грамотное, благодаря чтению местных газет участвовало в формировании общественного мнения. Так обстояли дела до и после североамериканской революции, что создало основу для демократии, которая родилась позже, начиная с президентства Вашингтона.

В вице-королевстве, напротив, городов было мало, и они располагались в сотнях километров друг от друга; не существовало широкого общественного мнения, и большая часть населения оставалась неграмотной. Отсюда возникали огромные трудности для установления структуры власти, которая соответствовала бы демократическому проекту, осуществлявшемуся в то время в Соединенных Штатах. Отсутствовали условия для развития политических партий, — те условия, которые сформировались в США и породили североамериканскую демократию, какой мы знаем ее сегодня.

Но в любом случае Артигас выражал важные региональные настроения, суть которых заключалась не только в протесте против чрезмерного централизма Буэнос-Айреса, но и в существовании региональных особенностей. Не надо забывать, что бывшее вице-королевство состояло из совершенно различных территорий — у Верхнего Перу не было ничего общего с Парагваем, северо-западные провинции современной Аргентины не имели ничего общего с Буэнос-Айресом. Этнический состав, ландшафт, тип производства, характер жителей были различны в каждом из этих случаев; существовали зависть, симпатии и сильно укоренившийся регионализм, который в конце концов нашел воплощение в явлении каудильо.

Поэтому с ростом влияния Майской революции федералистские настроения укоренились в общественном мнении аргентинских провинций и воплотились прежде всего в фигуре Артигаса. Кроме того, само движение обладало характеристиками, свойственными этим землям. В то время как в бывших британских колониях Северной Америки существовало уважение к закону, унаследованное от английской традиции, аргентинское колониальное прошлое было отмечено с середины XVI в. (тогда эти земли даже еще не были достаточно заселены) большим количеством беспорядков, бунтов, мятежей и выступлений против властей, имевших репутацию авторитарных или тиранических. Второй губернатор Тукумана, Херонимо Луис де Кабрера, был обезглавлен своим преемником Гонсало де Абреу, которого, в свою очередь, обезглавил его преемник, Эрнандо де Лерма, и т.д. Такой традиции не существовало в Соединенных Штатах, что придавало политическим противостояниям определенную мягкость.

В 1815 г. произошла первая народная революция против центральной власти, когда в провинциях вспыхнуло нечто вроде всеобщего восстания против назначения Альвеара Верховным правителем. Он был смещен два или три месяца спустя. В действительности уже в 1812 г. благодаря скрытому содействию Сан-Мартина и Альвеара Первый триумвират был отстранен от власти, и сформирован Второй триумвират. Ранее, 5 апреля 1811 г., Большая хунта, возглавляемая Сааведрой, укрепила свои позиции благодаря народному выступлению. Таким образом, существовала традиция разрешать противоречия с центральной властью не только силой убеждения и в результате дискуссий, но и вооруженным путем.

 

Независимость

В 1815 г. произошла насильственная смена правительства. Обстоятельства вызвали необходимость придать новый импульс революции, оказавшейся в трудном военно-политическом положении. Политические осложнения объяснялись тем, что в этом году Фердинанд VII вернулся на трон. Военная обстановка была еще более напряженной: после поражения при Сипе-Сипе войска вспомогательной армии Верхнего Перу вынуждены были отступить и находились почти на рубеже Сальты; Парагвай сохранял нейтралитет и, хотя был взят Монтевидео, что стало главной победой 1814 г., в остальной Америке практически все близкие Буэнос-Айресу революционные движения были подавлены.

Так возникла срочная необходимость провозгласить независимость — вопрос, который до того момента официально не ставился, несмотря на то что бывшее вице-королевство уже имело некоторые признаки будущей самостоятельной страны. Начиная с Ассамблеи 1813 г. существовал флаг, гимн и собственная монета, принимались принципиальные законы, например те, которые отменяли рабство для рожденных после принятия закона и запрещали торговлю неграми, законы, которые аннулировали дворянские титулы и майораты, а также закон, установивший свободу печати. Тем не менее нужно было закрепить это провозглашением формальной независимости, что произошло в Тукумане в июле 1816 г.

В тот момент возник второй важнейший вопрос. Первым, как говорилось выше, был следующий: зависим ли мы каким-либо образом от Испании? Впрочем сам характер освободительного процесса сделал сохранение зависимости неприемлемым, был провозглашен суверенитет страны. Вторым вопросом стал вопрос о том, какую форму правления избрать. На Тукуманском конгрессе серьезно обсуждалась возможность установления в стране монархии. Наполеон был разгромлен, и в Европе господствовал Священный союз, объединивший ряд стран, в которых правили очень реакционные режимы, — Российскую империю, Францию Бурбонов, Австрию, управлявшуюся Меттернихом. В таком контексте республиканский строй ассоциировался с подрывной деятельностью, хаосом и якобинством.

Некоторые влиятельные люди, среди них Мануэль Бельграно, советовали основать монархию. Это предложение могло воплотиться в жизнь путем очень сложных дипломатических переговоров в Европе. Также рассматривалась идея посадить на трон представителя народа инков. Однако эти варианты были не более чем зондированием общественного мнения, которое, каким бы слабым оно ни было, отвергало возможность установления монархии в Буэнос-Айресе, что означало бы конец революции. Народ, несмотря на изменчивость своих взглядов, отказался от этой возможности и предпочел другую — более открытую, более свободную, более демократичную.

Таким образом, монархия оказалась отвергнутой, была провозглашена независимость, и Тукуманский конгресс, который переехал в Буэнос-Айрес, продолжил заседания для выработки конституции. Она была составлена и принята в 1819 г. и на тот случай, если вдруг в будущем будет отдано предпочтение монархии. На практике конституция не исполнялась. Это была конституция с аристократическим уклоном, с сенатом, формировавшимся из делегатов от провинций и в то же время включавшим лиц, занимавших значимые должности, — ректоров университетов, генералов, епископов и т.д. В тексте ни разу не упоминалось слово «республика». Конституция 1819 г. не выполнялась, потому что федералистская оппозиция была уже сильной и очень глубоко укоренилось недоверие народа к монархическим интригам. При таком положении дел, после ряда политических событий и в то время как Сан-Мартин занимался освобождением Чили, в феврале 1820 г. произошла битва при Сепеде.

 

Неформальная организация

Битва при Сепеде была дана двумя настоящими каудильо с побережья — Эстанислао Лопесом и Франсиско Панчо Рамиресом, которые встретились с остатками национальной армии и разгромили ее при Сепеде недалеко от Сан-Николаса 1 февраля 1820 г.

За несколько недель до этого армия из Верхнего Перу, вызванная Директорией для борьбы с каудильо, восстала в Фонтесуэласе. Она отказалась продолжать сражаться со своими соотечественниками и отступила в Кордобу. Таким образом, Директория оказалась беззащитной, и именно после этой битвы возникла искусственная, но при том хорошо обдуманная федералистская система. В нынешней историографии 1820 год известен как год анархии.

Слово «анархия» происходит от греческого an arkos, что означает «без правительства», «не имеющий главы», и, действительно, в битве при Сепеде национальное правительство рухнуло — пали Директория и Конгресс. С 1810 г. и позднее в Буэнос-Айресе существовало правительство, чья власть была общенациональной, правительство, которое, как считалось, переняло власть вице-королей. Начиная с битвы при Сепеде Буэнос-Айрес превратился в провинцию; было сформировано законодательное собрание, избравшее губернатора.

В течение 1820 г. Буэнос-Айрес пережил большие политические потрясения, включая знаменитый день трех правителей, но к концу этого года его политическое положение укрепилось. В то же время были созданы остальные тринадцать провинций, ставших истинными основательницами нации. Тринадцать — потому, что Жужуй отделился от Сальты в 1833 г. и стал, таким образом, одной из четырнадцати традиционных провинций страны.

Какое значение имело образование провинций? В первую очередь надо сказать, что после битвы при Сепеде Лопес и Рамирес не стали навязывать Буэнос-Айресу слишком тяжелые условия. Они только попросили подписать договор (получивший по месту подписания название «Договор Пиляр»), устанавливавший то, что они считали двумя главными принципами, — принцип национальности и принцип федерализма.

Первый включал в себя четко выраженную идею о том, что бывшее вице-королевство намерено стать страной, нацией. И хотя оно переживало период анархии и смуты, в нем жило стремление создать страну, когда для этого будут благоприятные условия.

С некоторым оптимизмом в Договоре Пиляр говорилось, что в течение шестидесяти дней со дня его подписания соберется конгресс в монастыре Сан-Лоренцо рядом с Санта-Фе — там, где Сан-Мартин выиграл свое первое сражение, — для установления норм, на основе которых будет организована федеральная система в стране. И хотя реальные события не дали выдержать эти сроки, Договор Пиляр остался свидетельством стремления провинций создать нацию.

Второй принцип, признания которого требовали от Буэнос-Айреса Лопес и Рамирес, был принцип федерализма. Страна должна была стать не монархией, а федеральной республикой, то есть республикой, в которой некоторые полномочия отданы центральной власти, однако, каждая провинция обладает самоуправлением. Это шло от старой традиции, существовавшей с колониальных времен.

Мы говорили, что города Кордоба и Сальта были центрами интендант-губернаторств и от них зависели так называемые подчиненные города (например, Ла-Риоха, Сан-Луис, Мендоса и Сан-Хуан зависели от Кордобы). Но подчиненные города ненавидели центры интендант-губернаторств. Они считали себя ограбленными, полагали, что главные города злоупотребляли властью, и, как мы уже сказали, часто прибегали к помощи Буэнос-Айреса, чтобы он спас их от этой так называемой тирании. Каждый раз, когда у них возникали более или менее серьезные экономические проблемы, что-нибудь связанное со взысканием налогов; каждый раз, когда им присылали уполномоченного правителя или заместителя правителя, подчиненные города прибегали к помощи Буэнос-Айреса, который, сталкиваясь с соответствующим центром интендант-губернаторства, «перешагивал» через него. В каждом городе, подчиненном или нет, существовало кабильдо, бывшее центром сопротивления налоговым сборам интендант-губернаторств и ядром будущего федерализма.

Когда в 1820 г. пало национальное правительство и уже не было ни интендант-губернаторов,  назначенных Буэнос-Айресом, ни заместителей губернаторов, посланных в подчиненные города интендант-губернаторами, эти старые кабильдос превратили свои регионы в отдельные провинции. Назначался законодательный орган, губернатор, в некоторых случаях принималась конституция, некоторые провинции установили налоговый режим, чтобы заниматься тем, чем, как считалось, должно было заниматься правительство.

В это время в Кордобе правил Хуан Баутиста Бустос, который был участником Войны за независимость и пришел к власти в результате революции (его поддержала именно армия Верхнего Перу, восставшая в Фонтесуэласе за несколько дней до битвы при Сепеде). Бустос с беспокойством смотрел на такое большое количество провинций, которые, по его мнению, не были способны осуществлять хорошее управление. Он, хотя и являлся федералистом, считал, что провинции должны были создаваться на основе бывших интендант-губернаторств, и начал осознавать, что у многих из них не было ни денег для самоуправления, ни класса уважаемых людей, которые могли бы заниматься этим, ни духовенства, которое могло бы представлять их правительство. В целом, по его мнению, у них не было даже минимальных условий, необходимых для существования в качестве провинций.

Бустос, как губернатор Кордобы, конечно, надеялся, что в его провинцию войдут Кордоба, Сан-Луис, Ла-Риоха и Куйо, но провинции, созданные на основе кабильдос, хотели быть автономными, хотя в некоторых случаях у них действительно было очень мало ресурсов для достойного существования. Возьмем провинцию Ла-Риоха в 1820 г.: каковы были ее налоговые поступления? Минимальные налоги, которые шли от торговли скотом или от транзита товаров, очень редко провозившихся через ее территорию, или такса, взимаемая за открытие лавок. Налоговой системы не существовало и провинции жили очень бедно. И со временем эти особенности стали проявляться все более драматично. В любом случае возникновение провинций было обусловлено существованием регионалистских настроений, и в тот момент обязательно нужно было как-то удовлетворить их.

Таким образом, после 1820 г. получили развитие два различных опыта. С одной стороны, Буэнос-Айрес почувствовал себя освобожденным от роли старшего брата и перестал быть местом пребывания национального правительства. У него уже не было общенациональных обязанностей. Таможенные сборы — главная статья дохода от налоговых поступлений — шли только на его нужды: на улучшение улиц, создание университета, на все то, что принесло Бернандино Ривадавии славу прогрессивного правителя. Средства, которые раньше направлялись на нужды армии, на дипломатические представительства, теперь шли на удовлетворение местных потребностей. В остальных провинциях, напротив, нехватка средств заставила провинциальные правительства переживать неудачи, разочарования, мелкие революции, мятежи...

То есть, с одной стороны, Буэнос-Айрес осуществлял то, что в то время получило название «счастливый опыт», — опыт миролюбивого правительства, которое из года в год представляет перед законодательным собранием свой бюджет, должным образом отчитывается, создает новые учреждения, улучшает качество жизни населения, позволяет процветать торговле. По другому обстояло дело в провинциях, положение которых после обретения независимости ничуть не улучшилось, а, напротив, стало хуже. Начиная с 1824 г., с битвы при Аякучо — последней битвы Войны за независимость, регион, включавший Сальту, Жужуй и Тукуман, ранее живший за счет торговли с Верхним Перу, страдал от нехватки денежной массы и особенно от отсутствия рынка сбыта своих товаров. В Куйо произошло нечто похожее, хотя освобождение Чили сделало возможным определенное расширение сферы его экономической деятельности. Другие провинции, у которых не было собственных ресурсов, находились в очень тяжелой ситуации.

Таким образом, постепенно становилась заметной необходимость создать некий конституционный строй в стране. Провинции требовали принятия конституции, в то время как в Буэнос-Айресе старались избежать этого, потому что понимали, что конституция будет означать создание нового центрального правительства, которому Буэнос-Айрес будет обязан подчиняться.

 

Война с Бразилией

Такая ситуация могла бы длиться до бесконечности, если бы не новое событие, которое вызвало острую необходимость в организации конституционного строя; этим событием стала война с Бразилией. Хотя Восточный берег находился в руках Артигаса, португальцы, всегда желавшие владеть этой территорией, начали медленное, но твердое и поступательное вторжение, которое завершилось захватом Монтевидео в 1820 г. Год спустя Восточный берег был переименован в Цисплатинскую провинцию, то есть стал еще одной провинцией Португальской империи, а после обретения Бразилией независимости — одной из провинций Бразильской империи. Это было неприемлемо.

Восточный берег всегда принадлежал испанской короне, и не будем забывать, что одним из юридических принципов в период правления национальных правительств был принцип, согласно которому новые нации сохраняли границы, существовавшие в колониальное время. То есть как вице-королевство Рио-де-Ла-Плата простиралось до реки Десагуадеро в Перу, так и Боливия, уже ставшая республикой, не претендовала на территории за Десагуадеро. Точно так же Восточный берег всегда принадлежал испанской короне, и его оккупация португальцами была незаконным захватом.

Правящий класс Буэнос-Айреса о сознавал необходимость освобождения Восточного берега и обратился ко всем провинциям с призывом прислать делегатов на Конгресс, который собрался в Буэнос-Айресе в 1824 г. После ряда переговоров с императором Бразилии и его отказа покинуть Восточный берег, а также под влиянием высадки «отряда 33-х» в 1825 г., начавшего освободительную кампанию под руководством Хуана Лавальехи, правительство Буэнос-Айреса от имени всех провинций объявило войну.

В определенном смысле созыв Конгресса 1824 г. в Буэнос-Айресе с депутатами от всех провинций был вызван необходимостью для Аргентинской республики (так она уже называлась в то время) изгнать бразильцев с Восточного берега.

Тем не менее Конгресс имел четкую унитарную направленность. Несмотря на то что провинции послали своих депутатов (некоторым провинциям это с трудом удалось сделать) для утверждения федеральной конституции, была принята унитарная модель, а президентом республики избрали Бернандино Ривадавию — лидера фракции унитариев. Однако такая ситуация просуществовала недолго.

После войны с Бразилией, закончившейся фактически вничью (в битве при Итусаинго была выиграна война на суше, но бразильская блокада с моря была очень жесткой и экономически задушила Объединенные провинции), в 1828 г. было достигнуто мирное соглашение, по условиям которого Восточный берег должен был превратиться в независимую республику. Так была завершена фрагментация бывшего вице-королевства: Боливия еще раньше провозгласила независимость с согласия Конгресса, Парагвай сохранял нейтралитет и политику изоляции, а Восточный берег превратился в Восточную республику Уругвай.

В результате этих событий определились границы того, что затем станет Аргентинской Республикой. Однако война с Бразилией и крах утопических попыток первого президента Объединенных провинций Бернардино Ривадавия создать централизованное президентское государство (он вынужден был уйти в отставку в 1827 г.) вернули страну в прошлое. То есть произошел возврат к ситуации, когда существовало тринадцать провинций, которые сами управляли своими делами, но доверяли Буэнос-Айресу ведение внешней политики.

Было признано, что Буэнос-Айрес, бывший ранее столицей вице-королевства и обладавший необходимым административным аппаратом, является провинцией, способной вести переговоры с остальным миром. Действительно, начиная с 1822 г. наиболее влиятельные страны мира признали существование Объединенных провинций Рио-де-Ла-Платы в качестве независимой нации. Таким образом, правительство Буэнос-Айреса оказалось наделенным двойной ответственностью. С одной стороны, оно отвечало за проведение внешней политики, а с другой — было вынуждено учитывать общенациональные стремления, содержавшиеся в Договоре Пиляр, которые предстояло воплотить в жизнь.

 

Гражданская война

К сожалению, губернатор Буэнос-Айреса Мануэль Доррего, федералист, пользовавшийся доверием каудильос из провинций, был свергнут армией ветеранов войны с Бразилией во главе с Хуаном Лавалье. Это событие положило начало новой гражданской войне, которая развернулась и в Буэнос-Айресе и в провинциях.

В Буэнос-Айресе Хуан Мануэль де Росас, командующий армией, встал во главе борьбы с участниками переворота, свергнувшего Доррего. После нескольких сражений и ряда беспорядочных стычек было достигнуто соглашение с Лавалье, по которому Росас становился губернатором Буэнос-Айреса, восстанавливалось законодательное собрание и в провинции Буэнос-Айрес устанавливался мир.

Но в других провинциях, где действовал генерал Хосе Мария Пас, быстро свергнувший Бустоса и ставший губернатором Кордобы, была создана «Унитарная лига», сместившая федералистские правительства в провинциях. Несмотря на свое название, «Унитарная лига» не имела соответствующей идеологии и вела борьбу против Буэнос-Айреса, что закончилось подписанием Федерального пакта 1831 г.

Федеральный пакт был соглашением, подписанным Буэнос-Айресом, Санта-Фе и Энтре-Риос. Его целью был оборонительно-наступательный союз: нападавший на одну из трех провинций вступал в конфликт с двумя остальными. Кроме того, как и принятый ранее Договор Пиляр, пакт содержал обязательство организовать страну на основе принципов федерализма, когда сложатся необходимые для этого условия, а именно наступят мир и общественное спокойствие.

В момент подписания пакта делегат от Корриентеса, Педро Ферре, также поднял вопрос о необходимости разработать экономическую программу для будущей страны. Будет ли она продолжать придерживаться принципов свободы торговли? Будет ли, как и раньше, позволено ввозить любые иностранные товары, а местные предприниматели в силу этого окажутся обреченными на полную нищету и ликвидацию своих мелких предприятий? Такие вопросы ставил Ферре, владевший маленькой верфью и знавший проблемы (вызванные безумной свободой торговли), которые испытывали провинции с 1810 г., когда правительства патриотов провели либерализацию торговли, так как нуждались в таможенных деньгах для покрытия своих расходов.

Политика свободной торговли означала тотальное вторжение товаров, прежде всего британских, и уничтожение немногочисленного ремесленного производства, существовавшего в провинции, а также вывоз твердой монеты, что принесло бедность в провинции. Ферре предлагал до подписания договора заключить соглашение, которое защитило бы местное производство (производство вина, пшеницы, товаров из кожи) достаточно высокими таможенными пошлинами.

Буэнос-Айрес, управляемый Росасом, выступил против этого предложения, и в конечном итоге в январе 1831 г. был подписан Федеральный пакт без какого-либо упоминания об экономической политике, которая должна проводиться в будущем. Единственное, о чем там говорилось, так это об образовании представительной комиссии трех правительств, подписавших договор, и о том, что, когда в стране наступит мир и покой, будут приглашены другие провинции для организационного оформления федерации.

 

Письмо из асьенды Фигероа

В рамках поиска форм политической организации, начавшегося в 1810 г., в 1834 г. был подписан очень важный документ, который вместе с Федеральным пактом станет основой более или менее прагматичной структуры, просуществовавшей в стране до битвы при Монте-Касерос в 1852 г.

Росас, который после заключения соглашения с Лавалье был губернатором Буэнос-Айреса с 1829 по 1832 г., действовал успешно и несколько улучшил ситуацию. Его правление совпало с сильной засухой в Буэнос-Айресе и близлежащих провинциях, но оно же обозначило конец гражданской войны в Буэнос-Айресе.

После проведения «кампании по завоеванию пустыни» он отказался быть губернатором, поскольку хотел править, только обладая чрезвычайными полномочиями. По его мнению, положение дел не позволит губернатору контролировать ситуацию, если у него не будет всей полноты власти, если он не будет диктатором. Так как законодательное собрание Буэнос-Айреса не захотело дать ему этих полномочий, Росас отказался от переизбрания.

Несколько временных губернаторов сменили друг друга, и к концу 1834 г. в Буэнос-Айрес пришла весть о войне между двумя федералистскими провинциями — Тукуманом и Сальтой. Росас позвал самого влиятельного человека из провинций, Хуана Факундо Кирогу, который тогда жил в Буэнос-Айресе, и попросил его отправиться представителем правительства провинции Буэнос-Айрес для умиротворения сторон. После нескольких дней совещаний Кирога отправился на север, а Росас, находясь в асьенде Фигероа, взялся за составление пространного документа, датированного 20 декабря 1834 г. К Кироге документ попал, когда он находился уже в Сантьяго-дель-Эстеро. Речь идет о знаменитом Письме из асьенды Фигероа; это был один из немногих документов, где Росас излагает свои политические взгляды. Вкратце они были таковы: страна пока не готова учредить федеральный конституционный режим — нет самых элементарных условий для этого. Страна только что вышла из гражданской войны, провинции разрушены, раны еще очень глубоки. Если созвать Конгресс, то на нем будут преобладать унитарии и мошенники, «те, кто отсиделся в тылу». Результатом явится новый провал. Кроме того, нужны деньги, а их нет. С другой стороны, где соберется Конгресс? В Буэнос-Айресе нельзя: это сразу вызовет недоверие провинций, как это уже случалось. Да и какого рода конституция будет на нем принята?

Давайте подождем, и дела со временем образуются, говорит Росас. Вместо того чтобы навязывать стране форму организации сверху, предпочтительнее, чтобы это шло снизу, чтобы провинции упорядочили свои дела, чтобы они привыкли жить в мире, чтобы создали собственные учреждения, и только тогда мы сможем подумать о национальной конституции. А пока этого не произошло, давайте попробуем жить в гармонии.

Хотя некоторые историки, сильно сочувствующие Кироге, утверждали, что это письмо шло вразрез с его собственными идеями, поскольку он выступал за принятие конституции, очень вероятно, что каудильо был согласен с Росасом. Письмо находится в Главном архиве нации, и оно испачкано в крови: Кирога держал его при себе, когда он 16 февраля 1935 г. был убит по дороге в Баранка-Яко. Смерть Кироги означала отсрочку, возможно на неопределенный срок, исполнения чаяний о конституционной организации страны. С этого момента, в 1835 г., страна под влиянием прагматичного мировоззрения Росаса фактически существовала как конфедерация.

В целом Федеральный пакт, подписанный в 1831 г. провинциями Буэнос-Айрес (губернатор Росас), Санта-Фе (губернатор Эстанислао Лопес), и Корриентес (губернатор Педро Ферре), был соглашением, в котором эти три провинции обязались защищать друг друга в случае внешних и внутренних нападений, не допускать распада страны и призвать к конституционному правлению, когда наступит мир и спокойствие. Условия соглашения были поддержаны Факундо Кирогой, который хотя и не подписал договор, тем не менее олицетворял военную и политическую власть во внутренних провинциях.

К союзу прибрежных провинций, таким образом, добавилось влияние Кироги, выступавшего против «Унитарной лиги» во главе с генералом Пасом. Последний сверг правительства нескольких провинций и поставил на их место своих друзей, в основном военных. Несколько месяцев спустя «Унитарная лига» распалась в связи с пленением Паса и благодаря Кироге, который покончил с остатками армии Лиги.

Кроме того, унитарии после провального опыта Ривадавия перестали верить в правительство централистского типа. Они поняли, что реальность оказалась сильнее их теорий и что думать о такой организации страны было утопией. Единственное, чего они продолжали желать, так это хоть какой-нибудь организации страны. В любом случае унитарии ушли со сцены, особенно начиная со второго правительства Росаса, и политическая гегемония в стране принадлежала федералистам, чьи лидеры возглавляли правительства различных провинций.