Челюсть у Маэстро отвалилась, и какое-то время он, не веря собственным ушам, с изумлением глядел на Валли.

— Не понял, — произнес он наконец спокойным тоном. Слишком спокойным.

Валли снова откашлялся и, стараясь сдержать сердцебиение, вынуждавшее дрожать голос, повторил:

— Группа рабочих театра хотела бы создать… любительскую труппу…

— Любительскую труппу?!.

— Да, любительскую труппу, — с твердостью в голосе подал реплику Дольяни.

— Любительскую, — чуть слышно подтвердила Мария.

— Любительскую!! Я слышу! Я что, по-вашему, глухой? — начал заводиться Маэстро. — Но… но… на хрена она нужна, эта ваша любительская труппа?!.

— В лапту играть, — нарушая уговор не открывать рта, буркнул Паницца.

Но Маэстро не услышал его — Адольфо был высококлассным профессионалом, прекрасно чувствующим, когда надо вмешаться. Включив фен, он направил его на волосы Маэстро, давая тому возможность выиграть время для осмысления новости.

Собственно, Маэстро вовсе не нуждался в ответе на свой вопрос: он сразу же понял, что взбрело в головы этим мудакам. Они возжелали играть на сцене! Подражать ему! Любительская труппа театра! Естественно, с Марией Д’Априле в примадоннах, с Дольяни в роли благородного отца и Паниццей в роли придворного шута!

Он мазнул взглядом по квартету, отметив грубый грим Марии, костлявые мозолистые руки Дольяни, тупую физиономию Валли, голубой, в белую полоску, костюм Паниццы с бельевыми прищепками на обшлагах брюк, чтобы они не попадали в спицы велосипеда… и представил себе всю смехотворность ситуации: как они на сцене «Театро Студиа» играют отрывки из «Фауста» перед сидящими в первых рядах лауреатами Нобелевской премии и членами королевских семей; как после спектакля призрак Томаса Манна с «Лоттой в Веймаре» под мышкой настигает его в гримуборной и, тряся за руку, говорит со слезами на глазах: «Спасибо! Спасибо! Наконец-то, я понял Гёте!»… и как потом уже на главной сцене «Пикколо Театро», или хрен знает где еще, для публики, состоящей из друзей и родственников от мала до велика, потных и вонючих, жующих бутерброды с вареной колбасой, доставая их из лежащих на коленях промасленных бумажных пакетов, эти актеры любительской труппы «Веселые селяне» играют трехгрошевый водевильчик или какую-нибудь дурацкую пьеску о таких же дебилах, как сами, или хрен знает, что еще…

Ему захотелось заорать, вскочить на ноги, сорвать с себя льняную накидку и пинками спустить с лестницы этот похабный квартет… Но он заставил себя сдержаться.

Спокойно. Главное, не терять хладнокровия. Сделать вид, что слушаешь их с интересом, согласно кивать, может быть, даже поздравить с прекрасной идей… затем показать, что тебя гложет сомнение, поселить в их душах смятение, страх стать посмешищем, выставить себя идиотами… а увидев их подавленность и готовность распрощаться со своей дурацкой затеей, великодушно предложить им достойный выход из положения: поскольку идея любительской труппы, как вы уже поняли, хреновая идея, почему бы вам не создать хорошую футбольную команду, или провести конкурс любительского кино, или устроить выставку фотографий своих родственников и друзей?.. При этом важно ничем не унизить этих представителей трудящихся, не дать им понять, кем он их считает на самом деле, и не позволить им вернуться к своим с пустыми руками, ничего не добившись! Но, слава богу, он умел вести себя с массами.

Маэстро отвел рукой фен, который направил на него Адольфо.

— Значит, любительская труппа… Что ж, ребята, должен признать: неплохая задумка! Неплохая! Только вот что интересно… как эта странная задумка пришла вам в голову?..

— Очень просто, маэстро… — оживился Валли. — Ничего странного в этом нет. На многих предприятиях сотрудники коллективно создают…

— Это мне понятно, — перебил его Маэстро. — Но почему именно театр, вот что мне интересно. Вы — работники, скажем так, предприятия, продукция которого — театральный спектакль. И вы, честно говоря, должны быть сыты театром по горло! Логичнее было бы от вас услышать: «Театр? Ну уж нет, ни за какие коврижки! В то время, как мы думаем о том, чтобы вкусно поесть, выпить хорошего вина и расслабиться, мы и слышать не хотим о театре! Оставим заниматься театром этому старому пердуну, который посвятил ему всю свою жизнь, и мы видим, чего это ему стоило!» Вот это было бы понятно. И справедливо. Вам так не кажется? Вам должно хотеться все, что угодно, но только не театр! Ты что об этом думаешь, Адольфо?

— Гхм… — ответил Адольфо.

Дольяни поспешил на помощь Валли:

— Видите ли, Маэстро, все дело в том, что нам нравится театр…

— В это я могу поверить, — согласился Маэстро, уже почти совсем успокоившийся. — Иначе и быть не может. Имея перед глазами в течение стольких лет прекрасный его образец… Вам не кажется, что именно по этой причине ваша затея может оказаться… несколько рискованной?

— Рискованной? В каком смысле, сенатор? — вежливо спросила Мария.

— Ну… — ответил Маэстро, отведя глаза в сторону, как делал всякий раз, собираясь обвести собеседника вокруг пальца. — Скажем… вы рискуете тем, что вас будут сравнивать… Меня, городской театр Милана, один из лучших в Европе, и вас, любительскую труппу этого театра… Хотя… о, Господи, ведь может неожиданно статься, что вы все гении, что Дольяни талантливее Лоуренса Оливье, а Мария может ставить спектакли лучше меня!.. Но будем честными друг с другом, может случиться и наоборот, все окажется не так, и публика будет тыкать в вас пальцами и обзывать дерьмом, неблагодарными псами, засранцами, осмелившимися выступать на сцене в доме самого великого режиссера мира… Да-да, есть люди, которые обо мне такого именно мнения! Они будут говорить: что себе позволяют эти придурки, педерасты, шлюхи и… и… А я, как вы сами понимаете, не смогу постоянно быть рядом, чтобы объяснять зрителю: да нет, вы что, они вовсе не такие, они просто вышли на сцену, чтобы от души позабавить вас, сделайте скидку на то, что они всего-навсего бедные, малообразованные работяги, а, в сущности, они славные ребята, которые, вместо того чтобы думать только о вкусной еде, выпивке и развлечениях, посвящают себя благородному делу по имени Театр, и т. д и т. п. Я много работаю, все время в разъездах и не могу быть вам защитой в вашем деле. Я не прав, Адольфо? Или я чушь несу?

— Гхм… — сказал Адольфо.

Четверка переглянулась. Профсоюзные посланцы были явно обескуражены, что не ускользнуло от глаз Маэстро, наблюдавшего за ними в зеркале. «Ну вот и пришло время пряника», — подумал он с удовлетворением.

— Так что, — сказал он, поднимая правую руку жестом утешения и отпущения грехов, — может, вам и правда лучше подумать о хорошей футбольной команде? Я мог бы заказать вам форму… хотите, у Армани? Или у Версаче? Я позвоню ему и скажу: Джанни, сделай мне одолжение. Он мне не откажет… Или же организуйте ежегодную выставку семейных фотографий: дети с мороженым в руках, теща, принимающая душ… А? Что вы на это скажете?

Он опять скосил глаза в зеркало: квартет выглядел растерянным, но все еще не сдавшимся.

— Видите ли, Маэстро, — вновь подал голос Валли. — Мы обо всем хорошо подумали. И решили создать именно любительскую театральную труппу.

— Вот дьявол!.. Но почему?! — лицо Маэстро начало наливаться краской, а руки задрожали, что означало предвестие гнева. — Почему именно театральную? Театр здесь делаю я, понятно? Я!!

— Но мы хотим создать совсем другой тип театра, Маэстро… — вмешался Дольяни.

— Другой тип театра?! — Изумление, словно ведро ледяной воды, мигом остудило закипающую ярость Маэстро: — То есть? Повторите, какой театр вы хотите создать? Другой? И что это значит — «другой театр»? Объясните мне, что это значит. Авангардный театр, со сцены которого зрителю сначала показывают голую задницу, а потом на него еще и мочатся? Такой? Или театр мимики и жеста, где актеры мычат, скулят и разговаривают так, словно блюют: агкх… гггурх… Другой тип театра, видите ли! Хотите сказать, что мой вам не подходит, да? Что он вам неинтересен? Ну давайте, объясняйте!.. Валли!..

— Видите ли, Маэстро… — проговорил Валле и закашлялся.

— Дольяни!..

— Нет, Маэстро, все не так, как вы сказали!

Но и Дольяни на этом остановился.

— Мария!

— Маэстро, я обожаю ваши спектакли… — прошептала та и на этом умолкла.

— Паницца, — повернулся к нему Маэстро, — может, ты мне скажешь, что за гребаный театр вы хотите создать?

Паницце был задан вопрос, следовательно, ему было разрешено открыть рот.

— Мы, мать твою, — сказал он, четко выговаривая слова, чтобы до Маэстро дошло все, что он скажет, — мы хотим создать театр, в котором не будут дохнуть от скуки те, кто придет смотреть наши спектакли.