Снег шел всю ночь, и к утру намело целые сугробы. Дорогу расчистить еще не успели, поэтому до школы пришлось пробираться, временами проваливаясь в рыхлый снег чуть ли не по колено. Припаркованные автомобили укрылись толстым слоем снега, похожим на взбитые сливки.

В школьном коридоре все хлюпало и чавкало от растаявшего снега. Щеки у всех ребят раскраснелись от мороза, и ни у кого в этот день не было желания сидеть за партой. Но когда Ульрика распахнула дверь класса, на нас повеяло ароматом зажженных свечей и запахло апельсинами.

Какой же необыкновенной учительницей бывает иногда Ульрика! Она угостила всех фруктами и дольше обычного читала нам вслух книгу.

Я углубился в свои мысли и почти не слышал Ульрику. В голове кружился целый калейдоскоп событий и образов – всего того, что я видел и что произошло со мной за последние несколько дней. Вот похожий на сказочный сон аквариум из китайского ресторана, а вот мы с Бие удираем из кухни с банкой печенья в мешке для мусора, а потом хохочем как ненормальные, объевшись «печеньем счастья».

А еще Бие сказала: «Но мы все равно еще встретимся?»

В этот момент Ульрика захлопнула книгу, и я очнулся. И обнаружил, что умудрился превратить кожуру от апельсина в сотни мелких кусочков и выложить их по кругу. Пальцы были липкие от сладкого сока.

– Кстати, – сообщила Ульрика, – после Рождества у нас в классе появится новая ученица. Девочка по имени Бие.

– Как? Как ее зовут? – переросли некоторые.

– Бие, – повторила Ульрика, – а может быть, произносится как «Бии». Я точно не знаю.

– Бии, – захихикал Ниссе и принялся бибикать на все лады, как автомобиль.

Все засмеялись. Кроме меня. Внутри все кипело. Я должен встать и сказать, как правильно произносится это имя. Я должен сказать, что знаю эту девочку и не потерплю насмешек в ее адрес.

И почему я этого не сделал?

– Тихо! – повысила голос Ульрика. – Когда она появится здесь, мы узнаем, как правильно ее зовут. А смеяться над чужими именами нехорошо. Разве вы этого не знаете?

«Вот именно», – подумал я и сердито по смотрел в сторону Ниссе. Но он не обратил на мой негодующий взгляд никакого внимания – Ниссе вообще нечувствителен к подобного рода вещам.

– А теперь мы отправимся в актовый зал, – продолжила Ульрика. – Будем репетировать рождественский концерт вместе с параллельным классом.

И с этими словами учительница достала откуда-то пакет и вытряхнула его содержимое на стол. Здесь оказалась целая куча шапочек рождественских гномов и мишуры. А из бумажного пакета, стоявшего рядом на полу, торчала пара колпаков звездных мальчиков.

После команды Ульрики все бросились вперед и принялись надевать шапочки и украшать себя мишурой.

– Тише, тише, – пыталась утихомирить нас Ульрика. – Тут на всех хватит. Когда будете готовы, поднимайтесь в актовый зал.

Все мигом выскочили из класса и исчезли на лестнице.

Помедлив, я встал из-за парты и двинулся к столу. На нем оставалось еще несколько шапочек, самых потрепанных. Пакет с колпаками стоял нетронутый.

Я колебался.

Ульрика собирала со стола свои бумаги, но, увидев меня, прекратила это занятие:

– Что тебе, Оскар?

– Э-э… я не знаю, – пробормотал я.

Ульрика выпрямилась и внимательно посмотрела на меня:

– Не знаешь?

Я изобразил на лице нерешительность. В глубине души я, конечно, все знал: я хотел отделаться от этого дурацкого колпака. И еще больше я хотел отделаться от раздражающих издевок Ниссе.

Глубоко вздохнув, я потянулся к бумажному пакету на полу.

– Ты уже жалеешь, что вызвался? – спросила Ульрика.

Я замер и посмотрел ей в лицо. Иногда мне кажется, что Ульрика умеет читать чужие мысли.

– Это из-за Ниссе и его глупостей, которые он наговорил? – Ульрика наклонилась ко мне.

– Не знаю, – промямлил я.

– Оскар? – Учительница внимательно посмотрела на меня.

– Не знаю, – выдавил я. – Или все-таки… да.

– Что «да»? – не поняла Ульрика.

– Я жалею, – сказал я и посмотрел вниз, на пакет с колпаками.

Неожиданно Ульрика хлопнула меня по плечу и протянула мне шапочку гнома:

– Каждый сам делает свой выбор. Но ты вполне можешь еще передумать. Кстати, в параллельном классе тоже нашелся мальчик, который вызвался исполнить эту песню. Но если ничего не выйдет, то придется вычеркнуть этот номер из программы.

И, подхватив свои бумаги, Ульрика покинула класс.

Я поплелся по лестнице наверх. Двери актового зала были открыты нараспашку, и уже с середины лестницы можно было услышать гвалт, доносящийся оттуда.

Я все для себя решил. Я буду гномом, как Хьюго, Ниссе и все остальные.

Странно, но почему-то мне совсем не стало от этого легче. Значит, я сделал что-то неправильно?

Через некоторое время в актовый зал с шумом ввалился параллельный класс со своим учителем Холгером во главе. А потом началась сущая неразбериха. Учителя пытались нас построить и добиться от нас, чтобы мы шагали в ногу, но мы все только хихикали и дурачились. И никакие призывы Холгера и Ульрики представить, что это не репетиция, а самый настоящий концерт с родителями в зале, на нас абсолютно не действовали.

Единственными, кто серьезно отнесся к происходящему, были Эвелина из параллельного класса, изображавшая Люсию, и Майя с Мариам, которые шествовали за ней с торжественным видом, держа в руках по воображаемой свече.

Но потом все успокоились, и мы пропели одну за другой все песни. Акустика в зале была хорошей, поэтому вышло совсем неплохо.

– Отлично, – подытожил наше выступление Холгер. – А теперь песня Стефана.

Ульрика посмотрела на меня. В ее взгляде читался вопрос. Я опустил голову и принялся ковырять пятнышко на свитере. Ульрика наклонилась к Холгеру и что-то прошептала ему на ухо. Холгер задумчиво почесал свою бороду, а потом подошел к Йеппе и тихо с ним заговорил.

Ниссе пихнул меня в спину.

– И с каких это пор на тебе шапка гнома? Разве ты не собираешься петь соолоо? – издевательски пропел он.

Я молча мотнул головой. Потом услышал, как Ниссе шепчется и хихикает с двумя другими парнями из нашего класса, но я сделал вид, что меня это совсем не волнует.

Тут я заметил, что Холгер ободряюще похлопал Йеппе по плечу:

– Тогда мы споем с тобой вместе – ты и я.

И они запели. Бородатый Холгер в своем мешковатом синем свитере грубой вязки стоял рядом с длинным худым Йеппе, и они вместе пели песню Стефана. Тонкий звонкий голосок Йеппе почти потонул в басе Холгера, но никто даже хихикнуть не осмелился.

Ульрика играла на пианино и время от времени кивала нам головой, показывая, где начинается припев, и мы должны были петь хором. Все шло вроде бы неплохо. Но внезапно я понял, почему у меня так тоскливо и безрадостно на душе, хоть на мне и была надета шапочка гнома.

Я был трусом. Трусом в красной шапке. Единственным храбрецом в зале был Йеппе.