Шум волн, разбивающихся о берег, заглушается постоянным гулом машин на дороге. Из окон дома открывается красивый вид, но они не задумывались об автомобильном трафике, когда заехали сюда. Никто не сидел на выкрашенном в белый цвет крыльце, глядя на море.

До этого дня.

Придя с работы домой, Вилли первым делом видит Дженни. Она сидит с Тайрой на коленях в гамаке, который они повесили много лет назад, когда были безумно влюблены и хотели каждую минуту быть рядом друг с другом. Гамак медленно качается, цепи в крюках тихо скрипят.

– Почему вы сидите здесь, среди этого шума и пыли? Это плохо для малышки.

Он улыбается, но Дженни серьезна:

– Обязательно называть ее малышкой? Ей почти два.

– Ей полтора, и она только начала ходить.

– Ей двадцать месяцев две недели и три дня. Почти два.

– Ладно. Ладно. Тогда буду называть ее Тайрой. Вилли пожимает плечами и открывает дверь в дом.

– Я подумываю поехать в Швецию.

Дверь с грохотом захлопывается. Тайра хнычет.

– Что? В Швецию? Что случилось?

– У Дорис сегодня был сердечный приступ. Она умирает.

– Сердечный приступ? Я думал, она сломала ногу.

– Ей становится хуже. Я должна быть рядом. Я не дам ей умереть в одиночестве. Мне нужно уехать на время… пока я буду ей нужна.

– И как ты собираешься это осуществить? Кто будет заботиться о детях? Мы без тебя не справимся.

– И это все, что ты скажешь?

– Мне жаль Дорис, она старая. Но жизнь продолжается, и ты нужна нам здесь.

– Я могу взять Тайру с тобой. Мальчики весь день в школе, ты справишься.

– Ты не можешь нас бросить.

– Я не бросаю вас. Вот ты как думаешь?

Вилли глубоко вздыхает и отворачивается от Дженни.

Она кладет руку на его плечо:

– Все будет хорошо. Ты справишься.

– Я знаю, что она для тебя важна, но неужели она важнее твоей собственной семьи? Ты не можешь бросить нас. Мне надо работать. Я содержу нас всех. Я не смогу быть дома, когда мальчики будут возвращаться из школы. Кто будет следить за ними?

– Должен быть какой-то способ. Придется нанять няню.

Вилли не отвечает. Его губы вытягиваются в тонкую линию, и он заходит в дом, дверь захлопывается так громко, что Тайра снова подскакивает. Дженни ложится на гамак, поправляет подушку под головой и кладет ребенка сверху, животом к животу. Но Тайра не хочет так лежать, тут же поднимается и недовольно ворчит.

– Тс… давай ложись. Поспи, – успокаивает она ее, притягивая девочку к себе.

Вилли просовывает голову в дверь:

– Пожалуйста, скажи, что ты шутишь.

Дженни качает головой, и он раздраженно закатывает глаза.

Она смотрит прямо на него, брови сошлись на переносице, в глазах слезы.

– Она умирает, ты разве не понимаешь?!

– Понимаю, и это ужасно. Но я боюсь, мы без тебя не справимся. У меня не получится заботиться о детях и делать все по дому, при этом продолжая работать в привычном режиме.

Дженни садится и усаживает Тайру на другой конец гамака.

Вилли выходит, прислоняется к стене и нежно гладит ее по щеке:

– Мне жаль… Расскажи, что случилось?

– Мы сегодня разговаривали. Все сначала было нормально. Она была нормальной. Она упала, и на ее щеке был пластырь, но она отшучивалась. Ты знаешь, какая Дорис. Но потом она вдруг начала хвататься за грудь, не смогла дышать. Это было как по телевизору, как какой-то эпизод «Анатомии страсти». Я закричала очень громко, изо всех сил. Наконец прибежали врачи с этим аппаратом с электродами.

Вилли садится рядом и берет ее за руку:

– Так это действительно был сердечный приступ?

– Да. Доктор сказал, что она слабеет. Сломанная кость и операция, похоже, лишили ее сил. Медсестра сказала мне после этого, что им пришлось сделать ей пластическую операцию на сосудах.

– Она может жить еще очень долго, детка, ты же не знаешь. И что ты там будешь делать? Просто сидеть и ждать, когда она умрет? Не думаю, что тебе это пойдет на пользу.

Он гладит ее по руке, но Дженни отстраняется и отталкивает его:

– Ты не думаешь, что это пойдет на пользу? Мне? Ты думаешь только о себе! Тебе удобнее, если я останусь, вот в чем все дело. Но знаешь, что? Она – все, что у меня осталось, моя единственная связь со Швецией. Моя последняя ниточка к маме и бабушке.

Вилли почти удается скрыть вздох:

– Хотя бы подумай хорошенько. Ладно, детка? Знаю, сегодняшний день был трудным для тебя, но ты можешь подождать, чтобы понять, как у нее дела. Возможно, она поправится.

Он притягивает ее к себе, и ее напряженное тело расслабляется. Она прислоняется головой к его груди и вдыхает знакомый успокаивающий запах. Его рубашка мокрая, и она расстегивает пару пуговиц и сдвигает ткань в сторону, чтобы прижаться щекой к коже.

– Почему мы здесь больше не сидим? – шепчет она, закрыв глаза, когда морской ветерок обдувает ее лицо.

Мимо с ревом проносится грузовик, и они смеются.

– Вот почему, – шепчет Вилли и целует ее в макушку.