Дженни кормит малышку из стеклянной баночки с яркой этикеткой: тушеное мясо и картофель. Органика. Соус размазывается вокруг рта Тайры, Дженни собирает его ложкой в процессе еды и отправляет ребенку в рот. Малышка шумно чавкает. Показывает на ложку и хватает рукой воздух. Дженни качает головой и начинает игру.
– Я сама покормлю тебя, нам нужно торопиться, дорогая. Сейчас в ротик залетит самолетик… Быстрей, быстрей, – произносит она детским голоском и делает характерные движения ложкой, приближая ее ко рту девочки.
Тайра открывает рот для самолета, но тут же закрывает и пытается схватить ложку, громко протестуя. Люди за соседним столом сердито смотрят на них, когда хныканье переходит в пронзительный крик. Дженни сдается и отдает Тайре ложку. Девочка тут же замолкает и начинает лупить ложкой по столу, отчего соус разбрызгивается в разные стороны. Люди вокруг снова сердито оборачиваются. «По крайней мере, она не плачет», – думает Дженни, протирая стол салфеткой, ликвидируя беспорядок.
– Мамочка вернется через минуту.
Она поднимается и бежит к стойке, где покупает сэндвич. Постоянно оглядывается на девочку, сидящую в высоком стульчике.
Перед тем как вернуться за стол, она дважды откусывает от сухого хлеба. Останавливается и наслаждением смакует шведскую ветчину. В голове всплывают воспоминания: такие сэндвичи готовила ей в школу Дорис и укладывала в аккуратный ланчбокс. А еще крекеры или печенье либо пару яблок.
Дженни хорошо помнит их первую встречу. Она испуганно прижималась к спинке красного дивана, крепко укутавшись в одеяло, и смотрела на мерцающий экран телевизора. Ей было четыре. Нежданная гостья без стука вошла в дом, полный хаоса. В дом, где на кухонном коврике неспокойным сном спала мама Дженни. Ее юбка едва прикрывала бедра, а колготки были порваны прямо под коленями. Маленькая Дженни видела, как она упала. Струйка засохшей крови на полу говорила о том, что мама обо что-то порезалась.
От нахлынувших воспоминаний Дженни передергивает. Страх. Неизвестная пожилая женщина появилась в комнате в ту ночь и заговорила с Дженни на английском с акцентом. Тогда она решила, что Дорис из социальной службы и пришла ее забрать, чем ей часто грозила мама. Она натянула одеяло выше, так что видны были только глаза. От ее частого дыхания одеяло становилось влажным. А потом Дорис заметила Элизу. Она перевернула ее на бок и вызвала «скорую». Гладила Дженни по голове, пока они ждали приезда помощи. Когда два мускулистых медика вынесли Элизу в холодную ночь, Дорис села рядом с Дженни на диван. Дженни чувствовала, как быстро бьется ее сердце. Дорис заплакала и из-за этого перестала казаться такой пугающей. Дженни смотрела перед собой и дрожала так, что зуб на зуб не попадал. Дорис осторожно обхватила своей теплой рукой ее подбородок, а второй погладила по спине. «Вот так, вот так, тс…» – говорила она, и эти слова стали мелодией, наполнившей тихую комнату. Они просидели так почти всю ночь. Дорис ни о чем не спрашивала и никуда не пыталась ее забрать.
Не тот раз. Дженни уснула у нее на коленях, прижимаясь щекой к теплой руке.
Громкий стук вырывает Дженни из ее мыслей. Тайра скинула банку на пол и размазала содержимое по лицу и одежде. Дженни снимает с нее футболку и вытирает лицо чистой стороной, затем достает из сумки чистую. Тайра уже умудрилась распределить остатки детского питания со своих ладошек по животу и довольно любуется результатом.
– Ох, Тайра. Нам нужно торопиться, не время для игр.
Она вытирает животик, шею, лицо и руки малышки влажной салфеткой, затем усаживает ее в коляску. Сбоку кладет чистую футболку. Не убрав со стола, Дженни быстро толкает коляску к выходу. Ей нужно вернуться к Дорис, нужно успеть узнать больше. Нужно услышать все до того, как она умрет. Она почти бежит по коридору, чуть ли не пробегает мимо палаты.
– Откуда ты тогда узнала, что нужно прийти?
Дорис удивленно открывает глаза, пробуждаясь от дремоты. Протирает глаза. Тайра чихает и громко стонет. Дженни пытается натянуть на нее чистую футболку, не сводя глаз с Дорис.
– Кто тебе позвонил? Ты спасла маме жизнь в тот вечер, когда я впервые увидела тебя. Откуда ты знала?
– Это была… – Ее голос садится, она не может произнести ни слова.
Дженни берет с тумбочки стакан с водой и помогает ей отпить.
– Она позвонила, – продолжает Дорис.
– Мама?
– Да, я не видела ее несколько лет, ни разу с тех пор, как ты родилась. Она иногда писала, и я временами звонила ей. Тогда было дорого звонить, и она не всегда брала трубку.
– Что она сказала тебе? Что заставило тебя приехать в Америку?
– Дорогая…
– Ты можешь рассказать мне все. Ее больше нет, а я хочу знать правду.
– Она сказала, что собирается тебя отдать.
– Отдать? Кому?
– Кому угодно. Сказала, что поедет в Нью-Джерси и оставит тебя на улице в богатом районе. Что так будет лучше для тебя.
– Возможно, тогда этой был лучший выход. Меня воспитывала ее зависимость, а не она сама. Оказаться на улице было не так страшно, как жить с ней.
– Я тем же вечером села в самолет и вылетела из Швеции в США.
– А если бы она тогда умерла?.. У меня была бы другая жизнь.
– Я думаю, она и пыталась это сделать. Элиза больше не хотела так жить.
– Но ты спасла ее.
– Все мы рано или поздно умрем.
Дорис нежно сжимает ее руку.
– Я буду весь вечер играть во «что, если».
– Что, если бы мы никогда с тобой не встретились?
– Нет, этого я не могу даже представить этого. Ты должна быть, Дорис. Я не знаю, справлюсь ли без тебя. – Она начинает плакать. – Ты и меня спасла!
– Ты справишься, Дженни. Ты сильная. И всегда была такой.
– В тот день, когда тебе приходилось держать меня за подбородок, чтобы зубы не стучали, я не была сильной.
– Милая, тебе тогда было четыре. Но даже тогда ты была сильная. И храбрая. Это так. Тебе выпало трудное детство, но, несмотря на это, ты стала именно такой, какой я тебя вижу сегодня.
– Но кто я? Потрепанная мама троих детей, у которой даже нет работы.
– Зачем ты так говоришь? Почему считаешь себя потрепанной? Ты прекрасно выглядишь. Ты это знаешь. Ты ведь тоже была моделью. И про учебу не забывала.
– У меня лицо, как чистый лист, рисуй на нем что хочешь. И длинное худое тело. Это разве красота? Нет. Это человек, который может быть кем угодно. Человек, который может соответствовать тому, что сегодня модно. Вот что значит быть моделью. К тому же я так и не закончила учиться. Встретила Вилли. И стала мамой.
– Прекрати принижать себя. Никогда не поздно начать делать то, что действительно хочешь.
Дорис строго смотрит на нее.
– Откуда ты знаешь, что не поздно? Ты сама сказала, что молодым и красивым проще устроиться в жизни.
– Ты красивая. Ты талантливая. Этого достаточно. Сосредоточься на своих достоинствах, вместо того чтобы всю жизнь думать, что недостаточно хороша для лучшей жизни. Начни снова писать, займись тем, что тебе интересно. В конце концов, только это важно. Делай то, к чему лежит твоя душа.
Дженни фыркает:
– Писать. Ты всегда об этом говорила.
– Когда ты наконец поймешь, что талантлива? Ты выиграла конкурс в колледже. Помнишь?
– Да, наверное, я могла бы выиграть и в других. Но о чем я буду писать? Не о чем. Ничего не происходит. В моей жизни нет ничего выдающегося. Возможно, она кажется идеальной со стороны, но в ней ничего необычного. Никакой страсти. Никаких приключений. Мы с Вилли как два друга, ведущих совместный бизнес, коим является наша семья. Ни больше ни меньше.
– Тогда придумай.
– Придумать?
– Да, нарисуй жизнь, которую хотела бы прожить. И запиши… – Она замолкает, ловит ртом воздух, а потом продолжает шепотом: – Все. Не упусти этот шанс. И ради бога, не закапывай землю свой талант!
– А ты закопала?
– Да.
– И жалеешь об этом?
– Да.
Вдруг Дорис вздрагивает всем телом, подбородок падает ей на грудь. Ее рот скривился, глаза крепко зажмурены. Дженни зовет на помощь, в палату вбегает медсестра. Она нажимает тревожную кнопку, и вскоре к Дорис сбегаются еще три женщины в белых халатах.
Дженни выглядывает из-за их спин:
– Что происходит? Она в порядке?
Выражение лица Дорис пришло в норму, рот расслабился. Но кожа приобрела синевато-фиолетовый оттенок.
– Нам нужно вернуть ее в реанимацию.
Медсестра отталкивает Дженни в сторону и снимает с кровати тормоза.
– А я могу пойти?
Другая медсестра, с темными волосами и невысокая, качает головой:
– Ей нужна помощь. Мы будем держать вас в курсе.
– Но я хочу быть там, если… когда… если она…
– Мы будем держать вас в курсе, – повторила она. – Сейчас она стабильна, но сердечный ритм нарушен. Это нормально. Поймите, организм перестает бороться.
Она сочувственно улыбается, а потом присоединяется к остальным, которые уже катят кровать по коридору. Дженни смотрит вслед удаляющимся фигурам, ее сердце колотится. Она не видит Дорис из-за высокой спинки кровати. Сжимает кулаки и обхватывает себя.