Поводом для этой встречи стали письма, поступившие в редакцию после публикации статьи Э. Михайлова «Музы на поверке». Некоторые наши читатели, углядев в ней упрек в адрес исполнителей так называемой серьезной музыки, редко выступающих перед воинами, написали, что вообще не видят необходимости в таких концертах. Потому-де, что солдаты, как и вся наша молодежь, «выросли на современных ритмах» и их «не затронут ни Моцарт, ни Вивальди». Распространенное нынче прямое противопоставление классических мелодий современным ритмам нам представляется совершенно необъяснимым: почему лишь «или-или», а не «и»? Поэтому мы решили пойти навстречу тем из авторов писем, которые, хотя и ориентируются только на эстраду, все же не столь ортодоксальны в своих суждениях и просят организовать встречу с «популярным артистом филармонического плана»: он «мог бы рассказать о своем опыте, радостном или печальном, о том, как у него самого проходили встречи с воинами».
И редакция поручила своему нештатному корреспонденту Е. Надеинскому побеседовать со скрипачом и композитором заслуженным артистом РСФСР Игорем Фроловым.
— Давайте начнем с того, — говорит Игорь Александрович, — что традиция выступлений мастеров музыкального искусства в войсках имеет богатую историю. Еще в пору становления Рабоче-Крестьянской Красной Армии замечательный скрипач Михаил Эрденко не только часто сам выступал перед бойцами, но и организовал концертную бригаду из преподавателей консерватории, которая регулярно — подчеркиваю это — концертировала в частях. Пианист Абрам Дьяков, объединив вокруг себя консерваторскую комсомолию, выезжал для обслуживания красноармейцев в такие дальние места, где гражданского костюма, не только концертного фрака, годами не видели. Это тот самый Дьяков, который в первые же дни войны вступил в народное ополчение и героически погиб, защищая Москву. Кстати, ведь именно в те трудные и славные дни культурное шефство деятелей искусств над воинами приобрело совершенно невиданный размах. Кинохроника тех лет сохранила кадры: Эмиль Гилельс играет прелюдию Рахманинова прямо на поле аэродрома, перед летчиками, которым через несколько минут предстоит боевой вылет, — и какая же сосредоточенность, какое проникновение в музыку написаны на лицах этих мужественных людей!
Мой учитель Давид Федорович Ойстрах в годы войны тоже не раз выступал перед бойцами действующей армии. Он часто вспоминал концерты в блокадном Ленинграде, когда в зале сидели люди в шинелях: отличившимся в боях в качестве поощрения командование выдавало… билет в филармонию! Давайте на минуту остановимся и обдумаем этот факт: мне кажется, и сегодняшних командиров раздумье над ним может привести к интересным выводам…
— Вот здесь-то, Игорь Александрович, и «закавыка», как принято говорить. Авторы писем, с которыми мы с вами полемизируем, не пытаются снизить значения воздействия серьезной музыки. Они лишь утверждают, что современный воин в отличие от своих предшественников, возросших на народной песне, чуть не с рождения слышит в эфире и на концертной эстраде то, что называют «молодежной», «современной» и т. п. музыкой, и не способен, вроде того, воспринять классику.
— Простите, но такому тезису сопротивляется весь мой жизненный и концертный опыт!
Я согласен с моим собеседником. Скажем, первая зарубежная поездка Игоря Фролова, тогда студента Московской консерватории, состоялась именно по линии культурного шефства. С группой молодых певцов, артистов балета скрипач, выступал в частях Северной группы войск. Популярная классика — «Мелодия» Глюка, Венгерские танцы Брамса, пьесы Крейслера, Чайковского, Прокофьева — находила путь к сердцам слушателей.
— Артисты часто рассказывают о доброжелательности армейской аудитории, забывая при этом отметить ее требовательность. Если ей что-то не понравится — это сразу почувствуешь: молодые, бесхитростные люди, они и за вежливыми аплодисментами не скроют своего истинного отношения. Зато уж если что пришлось по душе — тоже сразу дадут понять. И кстати, мне не раз приходилось выступать перед воинами братских армий социалистических стран — там та же особенность.
Много Игорь Фролов играл для кубинских воинов. Сразу после окончания консерваторского курса он был отправлен на остров Свободы для оказания помощи молодой республике в постановке музыкального образования трудящихся. Человек любознательный, контактный, Игорь легко расположил к себе темпераментных, очень музыкальных кубинцев.
— Мне посчастливилось подружиться с команданте Хуаном Альмейдой Боске. Это верный соратник Фиделя Кастро с первых шагов революционного движения. Но кубинцы знают Боске еще и как одаренного композитора. С обработок произведений Боске я, собственно, и начал свою композиторскую деятельность. Вместе с ним самим мы выезжали в части революционной армии, «солдатский телеграф» всегда опережал нас, и всюду публика требовала сыграть мелодии команданте.
Дружба наша не угасла со временем. Недавно по приглашению Хуана Альмейды я снова посетил Кубу и вернулся с новыми его сочинениями, которые начал обрабатывать.
У Игоря Фролова немало почетных званий: он лауреат международных конкурсов, заслуженный артист. Но вот удостоверение в том, что он — отличник культурного шефства над Вооруженными Силами, музыкант демонстрирует мне с какой-то особой торжественностью. Он действительно заслужил, «завоевал» его, как говорит сам Фролов, десятками концертов. Солдаты и офицеры Московского военного округа не раз слышали теплое звучание его скрипки: артист выносит на их суд и уже апробированный репертуар, и новые программы, а с недавнего времени и свои скрипичные пьесы. И еще ни разу не было, чтобы слушатели остались безучастными: мастерство музыканта, его педагогический дар (хорошо владея словом, артист увлекает аудиторию рассказами о любимом инструменте, о композиторах, создававших то или иное произведение, учит в звуках музыки улавливать художественный образ, настроение) — все это, вместе взятое, создает тесный контакт со слушателями.
Фролова знают солдаты на БАМе, пограничники на Амуре. Только за время фестиваля «Амурское пограничье» он дал двадцать концертов на заставах. И вот что интересно: после каждого кто-нибудь да подходил поделиться таким открытием: «А я и не знал, что классика так интересна!»
— Конечно, интересна! То, что молодые ребята не знают классическую музыку, не вина, а беда их. Многое тут зависит от нас, исполнителей. К сожалению, нередко еще бывает, что артист — из самых лучших побуждений! — выходит на неподготовленную аудиторию и обрушивает на нее глыбы крупных, сложных сочинений… А представьте себе, что будет, если человеку, едва научившемуся складывать буквы, дадут читать Достоевского или Бальзака! Он же тоже ничего не поймет, и можно считать, что настоящая литература будет для него навсегда потеряна. Так и в музыке.
Не очень давно пришлось мне играть на Челябинском тракторном заводе, прямо в цехах, во время перерыва. Слушатели — молодежь. Они могли пойти в столовую, в бильярдную, а пошли на концерт. И им было интересно, потому что на ЧТЗ системно относятся к освоению молодыми рабочими серьезной музыки. И они просили уже сыграть не только «Полонез» Огиньского, а пьесы Шуберта, что-нибудь из Моцарта.
Музыкант обязан быть просветителем. Значит, не только играть мастерски, это само собою, но и уметь увлечь аудиторию своим рассказом, учитывающим подготовку слушателей, — слово в сочетании с музыкой обладает огромной силой воздействия.
Мне не раз приходилось перед концертами в частях выслушивать осторожную просьбу командиров: «Вы уж что-нибудь попроще для наших…» Особенно на кораблях: там сплошь и рядом приходилось играть вообще без сопровождения, да еще сидя, чтобы — с моим-то ростом — не стучать смычком о подволок, как у них потолок называется. И что же? Великолепно слушали скрипку соло, в том числе и сложнейшую «Чакону» Баха: моим помощником опять-таки было слово. Кто-то из молодых моряков остроумно назвал мое выступление «концерт для скрипки с разговором».
Сейчас много говорят о перестройке во всех сферах. «Красная звезда» справедливо поставила вопрос о ней и в области культурного шефства. Воспитать гармонически развитую личность (а именно такими каждый из нас хочет видеть защитников Родины) эпизодическими наездами по красным дням календаря невозможно. Нужна четкая система музыкально-эстетического воспитания, нужна просветительская увлеченность исполнителей — и тогда большая Музыка перестанет быть для молодежи книгой за семью печатями.
А чтобы эти рассуждения не выглядели маниловщиной, есть у меня совершенно конкретное предложение. Пусть каждый солист (а только у нас в Москонцерте, в филармоническом отделе, их около ста) возьмет шефство над конкретной воинской частью. И не нужно больших залов: ленинская комната, кубрик, дворик заставы — этого достаточно, это тоже широкое поле деятельности. И от простого к сложному, регулярно, от музыкального «ликбеза» до высших сфер музыкальной литературы! Я готов заключить такой творческий союз, был бы спрос из армейских недр. И мои коллеги, уверен, тоже.
Я бы хотел, чтобы это предложение стало предметом обсуждения на Центральной комиссии по культурному шефству над воинами, здесь нужна определенная организационная работа. Но результат стоит самых больших усилий.