В 1913–1914 гг. ситуация на Балканах характеризовалась ростом напряженности во взаимоотношениях между Россией и Австро-Венгрией. Ближайшая задача российского правительства в регионе состояла в том, чтобы укрепить свои отношения с Сербией и Черногорией и сплотить эти страны перед угрозой нападения со стороны Австро-Венгрии. Россия стремилась также закрепить сближение с Румынией и добиться изменения ее политической ориентации на Центральные державы.
Весной 1914 г. главными соперниками на мировой арене оставались Германия и Англия. «Однако в 1913 и в первой половине 1914 г. (почти до самого начала войны) усилия британской дипломатии были направлены на то, чтобы замаскировать остроту англо-германского антагонизма, — писал В. М. Хвостов. — В эти годы Англия, во-первых, заигрывала с Тройственным союзом при определении границ Албании, во-вторых, как бы в продолжение миссии Холдена, она вела с Германией переговоры о возобновлении известного договора 1898 г. о разделе португальских колоний. Наконец, английская дипломатия перестала чинить Германии препятствия по финансированию Багдадской дороги». Отношения России и Германии к началу 1914 г. были также весьма напряженными. Ухудшению взаимопонимания в значительной степени способствовала и германская военная миссия Лимана фон Сандерса на берегах Босфора. «Обе стороны стремились укрепить свои дипломатические позиции, — писал А. Тэйлор. — Но при этом у них были совершенно различные цели. Русские стремились создать настолько мощный союз с Англией и Францией, чтобы Германия побоялась начать войну; немцы же хотели бросить вызов России, прежде чем укрепится враждебный союз, и пока они по-прежнему сохраняли перевес в отношении военных сил».
В Петербурге к началу 1914 г. приняли решение перейти к всемерному сплочению Тройственного согласия. Открытое превращение Антанты в военно-политический союз должно было оказать сдерживающее воздействие на Германию, а в случае, если война все-таки разразится, с самого начала обеспечить России и Франции активную поддержку Британии. В мирных условиях консолидация группировки придала бы большую эффективность ее дипломатическим шагам.
Министр иностранных дел России С. Д. Сазонов писал в своих воспоминаниях: «Между нами и Англией не существовало решительно никакой связи, кроме не касавшегося Европы соглашения 1907 г. и начавшего крепнуть только за несколько лет до начала мировой войны сознания солидарности наших интересов ввиду той опасности, которая надвигалась со стороны Центральных европейских держав».
Предложение более тесного сближения с Англией и Францией исходило и от российского Генерального штаба, который при обсуждении в конце 1913 г. вопроса об обеспечении интересов России в Проливах сформулировал ряд пожеланий в адрес дипломатии (см. записку генерал-квартирмейстера Ю. Н. Данилова от 26 декабря 1913 г. (8 января 1914 г.). Среди них на первом месте стояло предложение «закрепить Тройственное согласие, при помощи которого могли бы быть скованы сухопутные силы Германии и флоты держав Тройственного союза в Балтийском и Средиземном морях». В черновых вариантах документа эта мысль была выражена более категорично: «Тройственное согласие перевести на положение Тройственного союза».
Российская дипломатия представляла свое объединение с Францией и Англией союзом на оборонительных началах, обеспечивавших державы от постоянной опасности, вызываемой агрессивными действиями Австро-Венгриии захватническими замыслами пангерманизма. Однако Великобритания, со свойственным ей предубеждением против европейских союзов, не стремилась к открытому военному союзу с Францией и Россией. И (24) февраля 1914 г. А. Никольсон во время беседы с Бенкендорфом сказал российскому послу, что он лично выступает за союз и даже Грей одобряет идею союза. Но помощник министра прибавил тотчас же, что сейчас это невозможно, и посоветовал послу проявлять больше терпения и не торопиться.
В письме Бенкендорфу от 12 (25) февраля 1914 г. Сазонов настаивал на осуществлении предварительного согласования взглядов держав Тройственного согласия через представителей в Лондоне. «Иначе, пока державы противоположной группировки действуют, мы только совещаемся, и наше и без того слабое объединение еще более теряет силы». Одновременно Сазонов обратился с тем же предложением в Париж. Бенкендорфу поручалось переговорить по этому вопросу с Э. Греем в случае, если французский посол в Лондоне получит необходимые полномочия.
Министр считал, что «одна Англия могла нам оказать ту поддержку, которая, во всякой продолжительной и тяжелой борьбе, дает окончательный перевес той стороны, в руках которой находится господство над морями». Императорское правительство стремилось к заключению с Англией «по крайней мере такого соглашения, на основании которого, при наступлении известных обстоятельств, нам могла быть оказана со стороны Англии не случайная, а наперед предусмотренная и планомерная морская помощь». За образец могла быть взята конвенция, которая была заключена между французским и английским Генеральными штабами в ноябре 1912 г. 6 (19) февраля 1914 г. Сазонов в письме Бенкендорфу отмечал, что опасность германской гегемонии может быть окончательно устранена и «всеобщий мир будет обеспечен только тогда, когда Тройственное согласие, реальность которого столь же мало доказана, как и существование морского змия, превратится в оборонительный союз без всяких секретных пунктов и обнародованный во всех газетах мира». Министр полагал, что англо-франко-русская группировка не должна больше уступать шантажу Центральных империй: «Чувствовать сильнейшим и стушеваться перед противником, превосходство которого заключается только в его организованности и дисциплине, — это не только унизительно, но и опасно, вследствие деморализации, которая проистекает отсюда».
На это Бенкендорф ответил: «Грей, если бы только он мог сделать это завтра же». Это было преувеличением. Грей прикрывался ссылкой на общественное мнение и на то, что всякое предложение о союзе с Россией, бесспорно, вызвало бы роспуск либерального правительства. Он хотел оставаться в добрых, но независимых отношениях с Россией и, без сомнения, был готов оказать помощь Франции, если бы последняя подверглась нападению со стороны Германии. «Что касается вашего мнения относительно Грея, — писал в феврале 1914 г. Бенкендорф Сазонову, — то позвольте не согласиться с вашим мнением. Его постоянно беспокоит, вопреки всем видимостям, именно угроза германской гегемонии, он с тревогой следит за некоторыми ее успехами. Не думайте, что он слеп, — это далеко не так. Он гораздо больше кажется нерешительным, чем это есть на самом деле… Он не любит… угрожать, если только нет твердых решений относительно дальнейшего образа действий и в особенности до тех пор, пока Тройственный союз очевидным образом не поставит себя в положение явно виноватого, что необходимо для английского общественного мнения… Он уже близок к тому, чтобы поставить ловушку Тройственному союзу».
6 (19) февраля в Лондоне состоялось совещание представителей трех держав — министра иностранных дел Великобритании Э. Грея, российского посла в Англии А. К. Бенкендорфа и французского посла в Лондоне П. Камбона. На заседании были установлены принципы работы совещания, составившие предмет устного соглашения представителей трех держав. Председателем предстоявших совещаний стал Грей, что давало ощутимые преимущества Лондону. Дипломаты собирались встречаться на совещаниях по мере надобности, когда возникал интересовавший страну-участницу вопрос.
Российская сторона рассчитывала дополнить союзные обязательства между Петербургом и Парижем англо-французскими и особенно англо-русскими. Сазонов возбудил вопрос о формальном союзе в письме Бенкендорфу. Посол в Лондоне хорошо ориентировался в настроениях британских правящих кругов и понимал, что на открытый военно-политический союз с Россией либеральное правительство Герберта Асквита не пойдет. Вместе с тем посол приходил к заключению, что предпосылкой для общеполитического сближения с Англией должны послужить уступки ей в зависимых странах Азии. «Но почва еще требует подготовки: говоря откровенно, у нас имеются соглашения, но если мы желаем добиться серьезных результатов, то нам придется их пересмотреть». Английский историк А. Тэйлор считал, что Грей «не рассматривал союз как средство обеспечения мира; подобно большинству англичан, он видел во всех союзах лишь обязательство на случай войны. Кроме того, хотя он положительно относился к тому, что Россия своим влиянием способствует равновесию сил, он не был убежден, что ее интересы на Ближнем Востоке так уж жизненно важны для Англии, — пожалуй, он предпочел бы, чтобы Россия и Германия столкнулись в этом районе и основательно истощили друг друга».
8 (21) февраля 1914 г. в Петербурге под председательством Сазонова состоялось Особое совещание по вопросу о Черноморских проливах. В нем приняли участие военный и морской министры, начальники генеральных штабов — военного и морского, представители МИДа. Исходя из возможности распада Османской империи в недалеком будущем, участники совещания должны были ответить на вопрос, могут ли быть Проливы захвачены Россией. Сазонов просил присутствующих доложить о готовности военных и морских сил России к операции в Проливах, если под влиянием событий Босфор и Дарданеллы выйдут из-под власти Турции и потребуется ими завладеть. Также предполагалось разработать план возможного выступления России в Проливах.
Министр иностранных дел открыл совещание тревожными прогнозами: «В связи с изменением политической обстановки, нельзя не предусмотреть возможность наступления, быть может даже в близком будущем, событий, которые коренным образом изменят международное положение Константинопольских проливов, и поэтому необходимо совместно выработать программу действий, направленных к обеспечению благоприятного нам разрешения исторического вопроса о Проливах». Сазонов считал, что помимо действий морских сил по захвату Проливов может быть также произведена и десантная операция. Министр изложил необходимые меры для ее осуществления в пяти пунктах:
1) ускорение мобилизации достаточного в численном отношении десантного корпуса;
2) оборудование потребных для этого путей сообщения;
3) увеличение российских транспортных средств до размеров, отвечающих потребностям десантной операции;
4) приведение Черноморского флота в положение, при котором он превосходил бы силы оттоманского флота и мог бы совместно с армией выполнить задачу прорыва через Проливы для их временного или постоянного занятия, если это потребуется;
5) был поставлен «вопрос об осуществлении так называемой перевальной железной дороги на Кавказе, который не может быть отделен от других мер по усилению средств обороны в бассейне Черного моря и на границах Турции».
Практически осуществить операцию по захвату Проливов оказалось совсем не просто. Начальник Генерального штаба России прежде всего указал на то, что для завладения Проливами необходимо довольно значительное число войск, которое определится в зависимости от политической и стратегической обстановки при проведении операции. По его подсчету, это потребовало бы пять корпусов. Я. Г. Жилинский считал, что первый эшелон десантной армии должен высадиться одновременно и составлять от 30 до 50 тыс. человек, так как меньшее количество войск неизбежно потерпело бы поражение. Он упомянул и о возможных противниках России в этом деле. Таковыми являлись прежде всего турки, располагавшие под Константинополем 7-м корпусом.
«Учитывая возможность того, что захват Россией Проливов вызовет протест со стороны Греции и Болгарии, — отмечал Сазонов, — то в силу их исторической вражды и взаимного противоречия интересов есть много шансов, что если одно из этих государств окажется нашим противником, то другое станет на нашу сторону, и что они таким образом парализуют друг друга».
На вопрос, можно ли рассчитывать на поддержку Сербии, Сазонов заявил, что нельзя предполагать, чтобы действия против Проливов происходили без общеевропейской войны, и не надо думать, что при таких обстоятельствах Сербия направит все свои войска против Австро-Венгрии.
Благоприятный поворот в политике Румынии и в ее общественном мнении по отношению к России, наблюдавшийся в последнее время, позволяет сомневаться, выступит ли Румыния активно против русских. Сазонов выразил надежду, что в случае столкновения России с Тройственным союзом Германия и Австро-Венгрия бросят все силы на борьбу с Англией и Францией и никаких войск в сторону Проливов не пошлют и что «лишь в худшем случае Италия может высадить туда десантный отряд, хотя ей опасно будет оголять свою границу с Францией».
Из вышесказанного можно сделать вывод, что, по мнению министра иностранных дел, действия России в отношении Проливов должны были происходить в условиях общеевропейской войны.
Начальник Генерального штаба России согласился с Сазоновым и указал на то, что борьба за Проливы вряд ли возможна без таковой войны. Ввиду этого Жилинский считал необходимым подчеркнуть, что использование войск в экспедиции против Проливов, даже самая возможность этой операции зависят от общего хода войны. Намеченные для этой экспедиции корпуса, расположенные на юге, могли быть, по словам Жилинского, «двинуты на Константинополь лишь при отсутствии борьбы на Западном фронте, все войска из внутренних округов должны быть направлены на западную границу, ибо успешная борьба на западной границе решит благоприятно вопрос о Проливах».
Из слов начальника Генерального штаба российский посол в Константинополе М. Н. Гирс сделал вывод, что «если с началом войны произойдут операции на Западном фронте, то нельзя быть уверенным, окажется ли для операции завладения Проливами необходимая десантная армия и сможет ли, следовательно, сама эта экспедиция быть осуществлена, когда для нее наступит час». Гирс высказал предположение об «анархии в Константинополе», которая парализует турецкую армию и позволит двинуть кавказские корпуса на Константинополь. Жилинский счел вышесказанную мысль посла неприемлемой ввиду того, что экспедиция на Константинополь не могла избавить Россию от войны на кавказской границе, так как большая часть турецких сил была расположена в Малой Азии.
Генерал-квартирмейстер Генерального штаба Ю. Н. Данилов считал, что если десантная операция состоится, то, напротив, необходимо будет всемерно оттягивать главные турецкие силы к Кавказскому фронту и не допускать их переброски к Проливам. Он добавил к этим соображениям не менее убедительное — о низкой пропускной способности кавказских железных дорог, которые растянут концентрацию войск на Кавказе не меньше чем на три недели.
Для Данилова главным являлся Западный фронт: «Независимо от трудности выполнения задачи по захвату Константинополя, — отмечал он, — сколько бы у нас ни было войск, даже гораздо больше, чем теперь, — мы всегда должны будем предусматривать необходимость направить все наши силы на запад против Германии и Австрии». Это еще раз подтверждало, что российские действия в отношении Проливов могли осуществляться только в условиях европейской войны.
Путь России к Проливам преграждали не только Германия и Австро-Венгрия. Даже очень успешные действия России на Западном фронте не гарантировали ей овладения Проливами и Константинополем. Их могли занять чужие флоты и армии, в то время как русская армия воевала бы на своей западной границе. Представитель морского Генерального штаба капитан А. В. Немитц считал поэтому, «что мы должны именно одновременно с операциями на Западном фронте занять военной силой Константинополь и Проливы, дабы успеть к моменту мирных переговоров представить другим державам совершившийся факт нашего завладения ими. Только в таком случае Европа согласится на разрешение вопроса о Проливах на тех условиях, на которых нам это необходимо». Немитц предлагал сформировать специально для этой цели три новых корпуса, если из состава армии нельзя выделить для этой задачи необходимого количества войск. По его мнению, «такая новая жертва вооружения не может быть признана не по силам России, если этим должно быть обеспечено достижение исторических наших задач».
Отвечая капитану Немитцу, начальник Генерального штаба указал, что мысль создать новые корпуса для Константинопольской экспедиции не является ныне осуществимой. В случае общеевропейской войны все русские войска (по плану войны, представленному совместно с французским Ген. штабом) должны быть брошены на западные границы, и операция по занятию Константинополя и Проливов не может состояться за отсутствием потребных для нее войск. Желая уточнить после происшедшего обмена мнениями отношение военного ведомства к вопросу о выделении войск для десантной операции в Проливах, Жилинский дополнил уже сказанное им по этому предмету. Проливы, по его убеждению, имеют в глазах всякого русского такое огромное значение, что при наступлении опасности их перехода из-под турецкой власти в чужие руки военное руководство не сможет отказаться от их захвата и, следовательно, тотчас отправит в Константинополь десантную армию.
Надо думать, что произойти это может не иначе как во время кризиса, вызванного общеевропейской войной. Но война в Проливах за Константинополь может предшествовать столкновению на российском Западном фронте. По мнению начальника Генерального штаба, очень вероятно, что это так и произойдет. В таком случае, конечно, нельзя говорить об отвлечении намеченных для десантной экспедиции корпусов от этой цели. Об этом может идти речь лишь при иной стратегической конъюнктуре, когда война начнется с операций на германо-австрийских границах и потребует сосредоточения всех сил на Западном фронте. По составленному на случай операции по захвату Проливов плану, как уже было упомянуто, для этой цели были намечены 7-й и 8-й корпуса.
Затем совещание приступило к обсуждению технических деталей мобилизации. Сроки эти оказалось возможным сократить до 3–4 дней, по крайней мере для десантной пехоты и кавалерии, для артиллерии же не более как до 12–14 дней. Первый эшелон мог быть посажен на суда ранее десяти дней. Жилинский указывал, что срок мобилизации с высочайшего соизволения может быть сокращен для пехотных частей первого эшелона десантной армии, то есть 13-й, 15-й дивизий и 4-й стрелковой бригады, до 3–4 дней, а также ускорена мобилизация артиллерии 7-го и 8-го корпусов. Посадка войск на суда может занять шесть дней.
Морской министр констатировал совершенную недостаточность имеющихся в Черном море средств перевозки войск. Немитц, в свою очередь, пояснил, что со дня начала мобилизации и до высадки первого эшелона пройдет никак не менее двух недель. Он говорил: «В один рейс может быть перевезено не более 20 000 человек. Повторный рейс возможен через неделю после переброски всего десанта. Для одного рейса требуется переоборудование торгового флота, что заняло бы 2–3 года. Главным средством достижения этого является развитие нашего торгового флота в Черном море». Трубецкой уточнил, что в настоящее время 95 % черноморского вывоза обслуживается иностранными судами.
Участникам совещания ничего другого не оставалось, как выразить «пожелание о безотлагательной выработке мероприятий по развитию черноморского торгового флота». Но одного торгового флота для десантной операции было недостаточно, и присутствующие перешли к обсуждению возможностей черноморских военно-морских сил.
Делопроизводитель начальника Морского генерального штаба капитан 1-го ранга Ненюков доложил, что до сего дня российскому флоту, несомненно, принадлежало господство на Черном море, но этой осенью в состав турецкого флота войдут три дредноута: два Турция заказала в Англии и дредноут «Решад V», недавно купленный у Бразилии, на который претендовала Россия. Становилось очевидным, что превосходство в Черном море вскоре перейдет к Турции. «Предстоящее усиление турецкого флота имеет весьма неблагоприятные для нас последствия, в частности, с точки зрения обсуждаемой операции занятия Проливов, — заявил Ненюков. — Пока турецкий флот будет господствовать в Черном море, нельзя будет приступить к десантной операции, не устранив предварительно господство оттоманских морских сил, и так как уничтожить их может оказаться неосуществимым для более слабого в это время русского Черноморского флота, то и самая возможность десантной операции отпадает, пока наши силы не приобретут перевеса».
Морской министр в дополнение сообщил, что его ведомством намечено дальнейшее значительное усиление российского Черноморского флота в ближайшие годы. По имеющимся сведениям, аргентинское правительство может согласиться продать строящиеся в США линейные корабли «Ривадавия» и «Морено», а чилийское правительство — «Амиранте Латторе». Вследствие отсутствия на рынке других крупных военно-морских судов приобретением их Россия устранила бы возможность дальнейшего усиления турецкого флота и, с другой стороны, ускорила бы развитие собственных морских сил. Императору «благоугодно было» согласиться с этими соображениями и распорядиться приобрести продающиеся за границей дредноуты. Они могли бы составить ядро новой русской Средиземноморской эскадры, стратегической задачей которой было бы компенсировать преобладание турецкого флота в Черном море. Идею покупки дредноутов одобрили Гире, Сазонов и другие.
Неблагоприятное соотношение российских и турецких военно-морских сил должно было начать сокращаться с лета 1915 г., если Турция не приобретет готовых линейных кораблей, чему, как показало прошлое, вряд ли могут помешать финансовые трудности. К концу 1915 г. Черноморский флот должен был усилиться тремя строящимися дредноутами типа «Екатерина II» ив 1916 г. — двумя крейсерами. Было решено спешно построить к 1917 г. еще два крейсера, восемь миноносцев и шесть подводных лодок. Совещание пришло к неутешительным выводам и высказалось за проведение следующих мер:
1) укомплектовать десантный отряд; чтобы первый эшелон десантных войск (13-я и 15-я дивизии и 4-я стрелковая бригада), намеченные для Константинопольской экспедиции, были доведены до 84-х рядового состава рот;
2) привести в готовность артиллерийские части Одесского округа и ввести усиленную запряжку в мирное время, предусмотренную для пограничных округов;
3) подготовить транспортные средства для перевозки войск. Совместными усилиями министерств: финансов, торговли и промышленности, морского принять самые срочные действительные меры к усилению наших транспортных средств в Черном море, и, в частности, чтобы правительством России заключены были с субсидируемыми пароходными обществами соглашения об увеличении их флотов и притом судами, в отношении оборудования удовлетворяющими специальным условиям перевозки войск;
4) изыскать способ сокращения сроков доставки первого эшелона десанта до 4–5 дней. Морскому ведомству было поручено в ближайшем будущем изыскать способ сократить срок, потребный для перевозки к Проливам первого эшелона десантной армии в размере одного корпуса до 4–5 дней со дня отдачи о том приказа;
5) возможно скорее усилить Черноморский флот второй бригадой наиболее современных и мощных дредноутов;
6) возможно скорее подготовить железные дороги для доставки войск, чтобы в скором времени был закончен сплошной двухколейный путь от Тифлиса через Карс, Сарыкамыш к Караугану и была сооружена перевальная дорога; кроме того, необходимо проведение линии от станции Михайлово через Боржом до Карса (с веткой на Ольты) и желательно сооружение частными предпринимателями линии от Батуми до Карса. Особое совещание пришло к выводу, что посылка экспедиционного корпуса к Проливам могла бы иметь место только во время кризиса, который привел бы к всеобщей европейской войне, а в этом случае необходимо было бы развернуть все войска на Западном фронте против Германии и Австрии. Поэтому не следует предпринимать никакой сепаратной десантной экспедиции, но для нее должны быть сделаны заранее все приготовления.
«Я помню, — писал в своих мемуарах Сазонов, — под каким безотрадным впечатлением нашей полной военной неподготовленности я вышел из этого совещания. Я вынес из него убеждение, что если мы и были способны предвидеть события, то предотвратить их не были в состоянии. Между определением цели и ее достижением у нас лежала целая бездна. Это было величайшим несчастьем России».
«Практические результаты совещания непосредственно для подготовки Босфорской экспедиции были весьма невелики. Участники его ограничились лишь непосредственными пожеланиями» — такой вывод сделал отечественный исследователь К. Ф. Шацилло. «Много ли значило, — рассуждает исследователь, — например, адресованное в Министерство торговли и промышленности указание о необходимости срочно развить транспортные средства на Черном море, если оно не подкреплялось соответствующими денежными ассигнованиями? Нельзя было без специальных ассигнований усилить подготовку выделенных для десанта войск Одесского округа. Между тем в этом округе в „неприкосновенных“ запасах военного времени недоставало 51 % легких орудий, 100 % пулеметов мортирных, 82 % зарядных ящиков, 100 % пулеметов, 42 % трехлинейных винтовок, 100 % карабинов. Плохо было и с боезапасом, недостача которого до нормы колебалась от 8 % (3-дюймовые шрапнели) до 62 % (ружейные патроны)».
Из протоколов Особого совещания американский исследователь С. Фей сделал вывод, что «Сазонов имел в виду насильственный захват Проливов, но военные специалисты считали этот план нецелесообразным; они хотели сохранить войска неприкосновенными для применения их на главном театре военных действий против Германии и Австрии. Но все единодушно согласились на том положении, что Россия не может отдать Проливов в руки какой-нибудь другой державы. Поэтому должны быть предприняты полностью подготовительные меры для десантной экспедиции к Проливам в случае, если европейские осложнения подадут к этому повод. Возможность таких осложнений допускалась в будущем, но не ожидалась в данный момент».
М. Н. Покровский в своей статье «Три совещания» комментировал и совещание 8 февраля 1914 г. «Для начала единоборства за Константинополь… нужна была отсрочка, может быть, года на три», — писал он. Протоколы Особого совещания были представлены царю 5 апреля и получили его полное одобрение.
Государственная дума вотировала 112 млн руб. на выполнение программы по усилению Черноморского флота на период 1914–1917 гг. Из них на 1914 г. было ассигновано только 25 млн руб., из чего можно сделать вывод, что не предполагалось проводить никакой немедленной экспедиции против Константинополя, если, конечно, ничто не нарушит статус-кво и не вызовет европейской войны. В Петербурге пришли к выводу, что действия России в Проливах будут происходить в обстановке общеевропейской войны одновременно с операциями на Западном фронте против Австрии и Германии.
Весной 1914 г. газетная война между Россией и Германией разгорелась с новой силой. Анонимный автор в «Berliner Tageblaat» (Берлинер Тагеблат) в своей статье «Русский сосед» предлагал объявить войну России, пока она не закончила реорганизацию своих военных и морских сил. Взрывом ответной бомбы явилось выступление 27 февраля (12 марта) «Биржевых ведомостей» с анонимной статьей «Россия хочет мира, но готова к войне». Авторство этой статьи — пустой, хвастливой, но задорной — приписывалось царскому военному министру Сухомлинову. «Несомненно, что в Петербурге все чаще считалось признаком хорошего тона проявлять ненависть к немцам, а в Берлине — к русским», — писал Г. Хальгартен.
Однако британский посол в Петербурге Дж. Бьюкенен придавал большое значение сообщениям в прессе. Он подробно пересказал содержание этой эпатажной статьи своему руководству. В марте 1914 г. «Новое время» опубликовало ряд «салонных» бесед с русским государственным деятелем, в котором легко было узнать графа Витте. Суть их сводилась к тому, что необходимым условием постоянного мира является перегруппировка держав. Витте считал, что главным рычагом русской иностранной политики является возможно более тесное соединение с Германией, и поэтому назвал англо-русское согласие ошибкой, связавшей России руки. Подобных же взглядов придерживалась и прогерманская партия при императорском дворе, противопоставляя материальную выгоду союза с Германией проблематичной пользе соглашения с Англией. «Даже очень расположенные к нам лица, — писал в своих мемуарах Бьюкенен, — задавали себе вопрос о практическом смысле соглашения с государством, на активную поддержку которого нельзя рассчитывать в случае войны». 5 марта в палате общин Грей произнес большую речь по вопросам внешней политики. В речи он выдвинул на первый план утверждение, что наличность Тройственного согласия во многом способствовала сохранению европейского мира в течение двух последних тревожных лет. Далее министр указал, что в будущем Англия намерена всячески поддерживать и охранять основы Тройственного согласия, как наилучшего мирного фактора в современной международной политике. Россия, однако, предвидела в ближайшем будущем неизбежное столкновение с Центральными державами и поэтому предпринимала меры по установлению более определенного соглашения с Англией. 18 (31) марта 1914 г. российский посол в Париже А. П. Извольский говорил Сазонову, что англо-французские отношения определились к марту 1914 г. двумя актами — военно-морским и политическим соглашениями. «Первое из этих соглашений, военно-морское, по словам, сказанным мне бывшим министром иностранных дел Франции г-ном Жоннаром, в техническом отношении еще более разработано, нежели такое же соглашение между Францией и Россией, но с другой стороны, в отличие от русско-французской военной конвенции и дополняющей ее морской конвенции оно носит лишь факультативный характер». «Политическое соглашение, хотя и изложено на письме, — рассуждал Извольский, — также не имеет связующего значения; вопрос в том, примет ли Англия или нет участие в войне, будет решен великобританским правительством сообразно с обстоятельствами; но если по ходу событий Англия решится на совместные с Францией активные действия, военно-морское соглашение вступит автоматически в силу».
Далее Извольский сообщал, что в апреле в Париж приедут король Георг и сэр Э. Грей, который будет сопровождать монарха. Посол надеялся, что ему представится случай поднять этот вопрос перед британским министром. Извольский возлагал надежды на французских коллег. Французский министр иностранных дел Г. Думерг и президент Р. Пуанкаре могли бы в этом отношении оказать полезное влияние на лондонский кабинет. «Лично мне кажется, — писал Извольский, — что предстоящие беседы между руководителями французской и английской внешней политики могли бы подать весьма удобный случай для выяснения того, до какой степени лондонский кабинет был бы склонен вступить на путь более тесного соглашения с Россией. Вопрос о форме и содержании подобного соглашения должен обсуждаться непосредственно между нами и англичанами».
Сазонов, со своей стороны, вел активные переговоры с британским послом в Петербурге и не скрывал желания превратить Тройственное согласие в союз.
В письме, которое Сазонов написал Извольскому 20 марта (2 апреля) 1914 г. относительно выраженного им предположения о возможности начала обмена мыслями о морском соглашении между Россией и Англией во время приезда английской королевской четы с сэром Э. Греем в Париж, российский министр выражал мысль о желательности более тесной связи между державами Тройственного согласия: «По этому поводу считаю долгом сказать Вам, что дальнейшее укрепление и развитие так называемого Тройственного Согласия и, по возможности, превращение его в новый Тройственный Союз представляется мне насущной задачей. Вполне обеспечивая международное положение России, Франции и Англии, такой союз, в виду отсутствия у названных Держав завоевательных замыслов, не угрожал бы никому, а являлся бы лучшим залогом сохранения мира в Европе».
Российская дипломатия отнюдь не собиралась отказываться от идеи союза с Британией. 15 (28) апреля 1914 г. Сазонов продолжал объяснять Бенкендорфу все преимущества соглашения: «Не лучше ли со всех точек зрения предохранить себя раз и навсегда против бесконечного числа опасностей, связанных с подобной взаимностью, актом политической предусмотрительности, который пресечет в корне растущее честолюбие Германии». Сазонов считал, что «если соглашение между Россией и Англией будет открытым, то Германия не посмеет нарушить равновесие в Европе». Сазонов предписал Бенкендорфу ставить этот вопрос «возможно чаще».
Далее была пущена в ход «тяжелая артиллерия» — царь лично вступил в переговоры. 21 марта (3 апреля) Николай II пригласил на частную аудиенцию английского посла Дж. Бьюкенена. Царь целиком посвятил беседу замыслу союза. «Мы говорили, — писал Дж. Бьюкенен, — о взглядах, выраженных графом Витте в нововременских статьях, и его величество высмеял мысль о перегруппировке держав».
Император сетовал, что, несмотря на все старания, которые Россия приложила к сохранению хороших отношений с Германией, союз с ней был невозможен «еще и потому, что Германия старалась занять такое положение в Константинополе, которое позволило бы ей запереть Россию в Черном море». Царь сказал Бьюкенену: «Я бы очень хотел видеть тесную связь между Англией и Россией вроде союза чисто оборонительного характера». Бьюкенен заметил, что в настоящее время это неосуществимо.
Тогда царь предложил заключить какой-либо договор вроде того, который существует между Англией и Францией, и добавил, что можно было бы с успехом организовать сотрудничество британского и русского флота. Он настойчиво развивал аргументы в пользу этой идеи как с точки зрения сохранения мира, так и эффективности Тройственного согласия. Бьюкенен не скрыл, что союз вряд ли приемлем для его правительства, чем Николай был очень разочарован. Если сент-джеймсский кабинет отклоняет политику, которую он, император, так твердо предлагает, заявил он, то само существование Тройственного согласия вызывает сомнение.
В конце опубликованного в «Британских документах» письма Бьюкенена Грей сделал очень важный комментарий: если Франция согласится, мы можем позволить русским знать, что происходило между нашими военными и морскими властями, но нам было бы лучше как можно дольше откладывать обсуждение этого вопроса.
Через несколько дней, 7 (20) апреля 1914 г., Бенкендорф убеждал Сазонова, что Англия пойдет на союз, за что выступают Никольсон и Керзон, но ждут перемены в общественном мнении страны. Бенкендорф писал, что на визит короля не стоит слишком рассчитывать. «Я могу только сказать, что если Англия не играет сейчас в мире той роли, которая, несмотря на все, ей принадлежит и которая к ней несомненно вернется, то скоро она это обнаружит».
9 (22) апреля 1914 г. Извольский в разговоре с французским министром иностранных дел затронул вопрос о более тесном соглашении между Россией и Англией. Г. Думерг самым положительным образом подтвердил послу свое намерение при предстоящем свидании с сэром Э. Греем высказаться в пользу подобного соглашения. Думерг считал, что «будет весьма легко найти в пользу этой мысли убедительные аргументы, ибо вполне очевидно, что, раз Франция имеет отдельные военно-морские соглашения с Россией и Англией, система эта должна быть координирована и дополнена заключением соответствующего соглашения между Россией и Англией».
Министр полагал, что русско-английское соглашение должно принять форму морской конвенции и что при этом могут потребоваться технические совещания между всеми тремя Морскими генеральными штабами. Думерг сказал Извольскому, что Франция и Англия не связаны никакими политическими обязательствами, но что если по ходу событий обе державы будут приведены к совместным активным действиям, они будут руководствоваться выработанными Генеральными штабами техническими соглашениями.
Заинтересованность России в соглашении с Англией нашла отражение в публикации петербургской газеты «Вечернее время» от 9 апреля. В статье «О превращении Тройственного согласия в Тройственный союз» говорилось о призыве петербургского правительства к Лондону о создании открытого военно-политического союза. Новость не прошла незамеченной в Европе. Извольский сообщал из Парижа, что во Франции решили, что Россия «разрабатывает план более тесного соглашения и даже союза между Россией и Англией. Посол считал, что обсуждение этого вопроса накануне приезда туда короля Георга и Грея очень нежелательно». Со своей стороны, Извольский обещал принять меры к тому, чтобы такие крупные газеты, как «Temps» (Темпе) и «Matin» (Матэн), не касались этого предмета. Российский посол передал Сазонову слова французского поверенного в делах Флерио, что «сэр Э. Грей считает, что дальнейшее развитие и скрепление уз, связывающих три державы, могло бы осуществиться лишь после новых предварительных обменов взглядов Англии отдельно с Францией и Россией, по вопросам, непосредственно касающимся ее к ним отношений, так как самое возникновение Тройственного согласия явилось результатом особых соглашений, основанных на взаимных интересах Англии с каждою из этих держав». Грею представлялось некорректным в разговорах с французскими государственными деятелями касаться подробностей англо-русского договора.
Российская дипломатия вынуждена была на следующий день опровергнуть себя. 10 (23) апреля в наделавшем шума «Вечернем времени» появилось официальное сообщение: «В действительности, — говорилось в нем, — русское правительство, постоянно относясь самым сочувственным образом к дальнейшему укреплению уз, связывающих Россию, Францию и Англию, и видя в более тесном сближении названных государств верный залог мира в Европе, вместе с тем не подымало вопроса о превращении „согласия“ в „союз“». Таким образом, для английского правительства и не было повода отнестись, как сказано в статье «Вечернего времени», крайне холодно к предложению русского Министерства иностранных дел, так как такого предложения и не было вовсе. Русская дипломатия пошла на попятную, опасаясь негативной реакции Лондона.
Известный историк Покровский обнаружил в архивах царского правительства секретное письмо от 11 (24) апреля 1914 г. французского посла в Петербурге Палеолога Думергу в Париж. Посол сообщал министру, «что весь последний разговор императора с его министром иностранных дел перед отъездом в Крым был посвящен целиком вопросу англо-русского союза [сбоку вопросительный знак простым карандашом]». Обсуждая более или менее близкую угрозу столкновения между Россией и Германией, его величество предусматривал также возможность возобновления враждебных действий между Грецией и Турцией. В этом случае оттоманское правительство закроет Проливы. Россия не могла бы отнестись равнодушно к этой мере, столь вредной для ее торговли и для ее престижа. «Чтобы вновь открыть проливы, — сказал его величество — я прибегну к силе».
Но не встанет ли тогда Германия на сторону Турции? Вот в этом возможном вмешательстве Германии император Николай и «видел главную опасность новых осложнений, грозящих Востоку. Чтобы помешать Турции получить помощь Германии и в особенности чтобы обеспечить себе (в подлиннике — пробел), он надеется на быстрое заключение соглашения с Англией».
Палеолог сообщал Думергу, что «император Николай заявил мне, что он был бы очень благодарен г. президенту, если тот в разговоре с королем Георгом приведет доводы, требующие, согласно его мнению, сближения англо-русских отношений», и добавил, что Сазонов был бы рад всякому сообщению по поводу разговоров французов с сэром Эдуардом Греем. В конце апреля Грей сопровождал Георга V в Париж. Французские дипломаты не могли упустить случая помочь России, тем более что Сазонов согласился на такое посредничество. В Париже Пуанкаре и Думерг стали убеждать приехавшего вместе с монархом Грея установить более близкие отношения с Россией.
Грей согласился обсудить с Россией вопрос о заключении секретной военно-морской конвенции. Сазонов выразил пожелание дополнить морскую конвенцию условным политическим соглашением по образцу писем, которыми обменялись Грей и Камбон. С. Д. Сазонов писал позднее в воспоминаниях: «Особых надежд на визит не возлагали. Это было не более чем прощупывание почвы, и в случае благоприятного ответа со стороны Грея переговоры должны быть перенесены в Лондон и вестись графом Бенкендорфом с великобританским правительством».
29 апреля (12 мая) Извольский «весьма доверительно» сообщил Сазонову о визите англичан. Этим переговорам придавалось столь большое значение, что каждое слово из сообщения в печати по поводу визита короля редактировалось Камбоном, «было тщательно взвешено и проверено не только им самим, но и сэром Эдуардом Греем, который всецело одобрил упоминание в нем России, а также указание, что целью трех держав является поддержание не только „мира“, но и „равноправия“».
Закончив обсуждение вопросов текущей политики — писал Извольский, — Думерг перешел к вопросу об отношениях между Россией и Англией и высказал сэру Эдуарду Грею условленные между ним и мною пожелания; при этом он выставил в пользу более тесного англо-русского соглашения главным образом два аргумента: 1) усилия Германии отвлечь нас от Тройственного согласия, как являющегося будто бы неналаженной и слабой политической комбинацией, и 2) возможность, путем заключения между нами и Англией морской конвенции, освободить часть английских морских сил для энергичных действий не только в Балтийском и Немецком морях, но и в Средиземном море (г. Думерг указал, между прочим, сэру Эдуарду Грею, что через два года у нас будет в Балтийском море сильная эскадра, составленная из дредноутов).
«Сэр Эдуард Грей ответил г. Думергу, что лично он вполне сочувствует высказанным им мыслям и был бы вполне готов заключить с Россией соглашения наподобие тех, которые существуют между Англией и Францией; он не скрыл, однако, от г. Думерга, что не только в среде правительственной партии, но даже среди членов кабинета имеются элементы, против России предубежденные и мало склонные к дальнейшему сближению с нею; он выразил, тем не менее, надежду, что ему удастся склонить г. Асквита и других членов кабинета к своей точке зрения, и предложил следующий modus procedendi: прежде всего оба кабинета — лондонский и парижский, могли бы по взаимному уговору сообщить санкт-петербургскому кабинету все существующие между Францией и Англией соглашения, а именно:
1) выработанные генеральными и морскими штабами сухопутную и морскую конвенции, имеющие… так сказать, условный характер, и
2) политическое соглашение, оформленное обменом писем между сэром Эдуардом Греем и французским послом в Лондоне; в письмах этих выражено, что в случае, если по ходу событий Англия и Франция решаются на совместное активное выступление, „они примут во внимание“ указанные конвенции.
Одновременно с этим сообщением лондонский и парижский кабинеты могли бы спросить нас, как мы относимся к затронутому в нем предмету, а это могло бы, в свою очередь, подать нам повод приступить к обмену мнениями с Англией о заключении соответствующего англо-русского соглашения. По мысли сэра Эдуарда Грея, между нами и Англией могла бы быть заключена лишь морская, а не сухопутная конвенция, ибо сухопутные силы Англии уже заранее распределены и, очевидно, не могут кооперировать с русскими. Сэр Эдуард Грей присовокупил, что тотчас по возвращении в Лондон он предложит вышеизложенный план действий на обсуждение г. Асквита и других своих коллег.
На вопрос г. Думерга, не думает ли он, что было бы желательно придать соглашениям между Россией, Францией и Англией форму не параллельных соглашений, а единого „тройственного“ соглашения, сэр Эдуард Грей ответил, что лично он не исключает подобной возможности, но что об этом может быть речь впоследствии, в связи с технической выработкой предполагаемого англо-русского соглашения».
А. Тэйлор, анализируя документы, освещающие визит короля и Грея в Париж, обратил внимание на высказывание Грея: «Если бы Франция подверглась действительно агрессивному угрожающему нападению со стороны Германии, то возможно, что общественное мнение Англии оправдало бы действия правительства по оказанию помощи Франции. Но Германия едва ли замышляет агрессивное и угрожающее нападение на Россию; и даже если бы такое нападение последовало, публика в Англии склонилась бы к мнению, что, хотя вначале Германия, быть может, и добилась бы некоторых успехов, ресурсы России настолько велики, что в конечном итоге силы Германии истощились бы даже в том случае, если бы мы не оказали помощи России». Историк отметил, что «французам такой ответ пришелся не по душе. Они считали, что Англия и Россия отдают их Германии в качестве заложников, и никогда еще, с тех пор как Делькассе перед русско-японской войной выдвинул план создания Тройственного согласия, их стремление сблизить эти две державы не было так велико».
Большое значение российское правительство придавало отношениям с Турцией. Возможное усиление боевого значения турецких морских сил озаботило российское Морское министерство, тем более что ему было известно, что турецким правительством было сделано несколько крупных заказов английским судостроительным обществам и что помимо этого в Константинополе прилагались все усилия, чтобы приобрести через Бразилию американские дредноуты.
Несмотря на слабость своих позиций в Константинополе, Россия не теряла надежды, что в случае войны Османская империя сохранит нейтралитет. Россия отказалась от проекта автономии для Турецкой Армении, согласилась на уменьшение запретной зоны для строительства железных дорог в Малой Азии и сделала некоторые другие уступки Порте, которые свидетельствовали о стремлении Петербурга добиться улучшения отношений с Турцией. Та же цель преследовалась во время приема турецкой правительственной делегации в Ливадии в мае 1914 г.
Вопрос о Константинополе и Проливах оставался для русских помещиков и капиталистов вопросом «первостепенной важности». «Отвечая на приветствия послов, государь сказал им, что он рад видеть у себя чрезвычайное турецкое посольство, что питает как к султану, так и к турецкому народу дружественные чувства и искренне желает им благополучия и процветания, — писал Сазонов в воспоминаниях. — Государь прибавил, что он ничего не ожидает от турецкого правительства и желает только одного, чтобы оно оказалось хозяином в своем собственном доме и не передавало у себя власти в чужие руки, чем, по его мнению, были бы обеспечены добрососедские отношения между Россией и Оттоманской империей». Так как для захвата Проливов у царизма в то время возможностей не существовало, российские правящие круги продолжали придерживаться мнения о необходимости поддержания статус-кво Османской империи.
2 (15) мая 1914 г. Турция, несмотря на свои финансовые трудности, подписала договор с Норманом о постройке шести контрминоносцев и еще тремя днями позже договор с Крезо-Шнейдером о двух подводных лодках стоимостью 2 млн 200 тыс. франков каждая, сообщал Гирс .
Между тем Великобритания не проявляла активности по сближению с Россией. Бенкендорф сообщал Сазонову, что Грей собирается поднять вопрос о соглашении в парламенте примерно через неделю. Нежелание Англии вступить в открытый союз Бенкендорф объяснял тем, что «открытый союз, как бы осторожен он ни был, встретит в Англии, в первую очередь в либеральной партии, да и не только у нее, настолько сильную и открытую оппозицию, что большая часть предусмотренных союзом политических результатов окажется парализованной. Я думаю, что при этих условиях союз ничего ни стоит, он мало чем дополнительные гарантии, которая Англия предлагает России и Франции, но создаст, напротив, значительно более благоприятную почву для агитации, которой Германия придает сейчас большее значение, чем когда бы то ни было».
На следующий день Бенкендорф писал, что Англия не хотела связывать себя какими-то обязательствами с другими державами на континенте, так как она считала, что тогда ее политика станет более зависимой и менее плодотворной. «С другой стороны, она не усматривает в этом необходимости. Грей обещал поддержать проект о соглашении с Россией, предложенный французским кабинетом. Это значит: предвидеть войну — да, вступить в союз — нет».
6 (19) мая 1914 г. из осведомленного источника Гирсу сообщили, что гамбургская фирма «Блом унд Фосс» предлагала Турции приобрести крейсер, строящийся на ее верфях для германского флота. Три месяца тому назад Порта обращалась к названной фирме с предложением уступить ей крейсер, но сделка так и не состоялась.
На следующий день, 7 (20) мая 1914 г., Извольский сообщал Сазонову, что он проверил сведения и подтверждает данные российского морского агента о строящихся в последнее время во Франции судах для турецкого военного флота. В середине апреля турецкий транспорт «Ришад Паша» привез 7 канонерских лодок, предназначенных для службы в Персидском заливе. Столь неприятные известия сильно встревожили Сазонова: усиление турецкого флота было не в интересах России.
Между тем Россия при поддержке Англии также хотела приобрести строящиеся за границей корабли. В письме Бенкендорфу в Лондон 25 апреля (8 мая) 1914 г. Сазонов поставил посла в известность о том, как быстро увеличивается турецкий флот. «Утрата господства на Черном море может иметь для нас роковые последствия, а потому, разумеется, нельзя спокойно относиться к дальнейшему и притом столь быстрому развитию Оттоманских морских сил». «Конечно, и с нашей стороны, — писал Сазонов, — принимаются меры к усилению Черноморского флота, но, как известно, мы в этом отношении поставлены в неравные с Турцией условия; так, благодаря существующим стеснительным правилам о Проливах мы принуждены строить суда на месте, тогда как Турция, приобретая корабли за границей, может беспрепятственно вводить их в Черное море».
Россия не имела возможности обеспечить достаточную оборону своего южного побережья, и это могло при дальнейшем усилении турецкого флота выдвинуть, помимо ее воли, вопрос о пересмотре существующего ныне положения о Проливах. «Но, искренне стремясь избежать всяких поводов к осложнению на почве восточного вопроса, мы желали бы сохранить подобающее нам положение на Черном море, не прибегая к мерам чрезвычайным. Для этого нам было бы весьма важно, чтобы развитие турецкого флота по крайней мере не шло более скорыми шагами, нежели возможно для нас». Сазонов просил Бенкендорфа попытаться переговорить о вышеизложенном с сэром Э. Греем и сказать ему, что Россия была бы весьма признательна, если бы он мог оказать влияние на адмирала Лимпуса в желательном для царского правительства смысле. В письме Сазонов напомнил о том, что во время осложнений, связанных с миссией генерала Лимана фон Сандерса, Грей выказал в отношении России большую предупредительность и даже выражал готовность содействовать полному отстранению англичан от воссоздания турецкого флота. «Кроме того, мы полагаем, что если в Англии склонны идти навстречу ясно обнаруживаемому нами желанию к большему сближению между Россией и Великобританией, то последней следовало бы пользоваться случаями со своей стороны на деле показать нам свою готовность считаться с нашими насущными интересами».
Бенкендорф сообщал руководству, что Грей со всей своей горячностью обещал передать императорскому правительству письма, которыми обменялись Грей и Камбон, а также выслушать российские предложения. Бенкендорф писал, что «Грей займется вопросом соглашения через неделю и думает о более тесном сближении Тройственного согласия, которое даже не исключает союза по примеру группы трех других держав. Тем не менее Грей продолжал считать открытый союз невозможным. Он добавил: „Но вы же видите, что даже теперь мы не имеем союза с Францией“».
Бенкендорф, чтобы смягчить отказ, объяснял Сазонову, что «совершенно ясно, что, говоря таким образом, Грей имел в виду политический союз, заключенный по всем правилам международного права, утвержденный парламентом, и т. д.».
По желанию английской стороны переговоры должны были вестись в Лондоне между первым лордом Адмиралтейства принцем Луи Баттенбергским и русским морским агентом капитаном 1-го ранга флигель-адъютантом Н. А. Волковым при участии французского морского атташе. Грей считал, что переговоры с Россией должны касаться только вопроса о сотрудничестве флотов. О ходе переговоров Волков должен был сообщать Бенкендорфу и во всех необходимых случаях обращаться к нему за содействием.
Историк Покровский с иронией комментировал действия русской дипломатии: «Чтобы не возбуждать внимания заинтересованных лиц, а наипаче германской дипломатии, решено было, в противность тому, как было поступлено при заключении франко-русской морской конвенции (то ведь был секрет Полишинеля, а это был настоящий секрет), не двигать с места больших колпаков военно-морского мира, а послать людей помельче, передвижения которых из города в город газеты не замечают».
Посетивший министра 16 (29) мая 1914 г. французский посол сообщил, что, согласно полученной им из Парижа телеграммы великобританское правительство решило уполномочить английский морской Генеральный штаб вступить в переговоры с французским и русским военно-морскими агентами в Лондоне с целью выработать технические условия возможного взаимодействия морских сил Англии, России и Франции. Палеолог заявил, что по договоренности между английским и французским правительствами России должно быть сообщено содержание заключенных до сих пор между ними соглашений на случай совместных военных действий на суше и на море. В тот же день Палеолог сообщил новости своему руководству и отметил, что ему еще неизвестно решение российского правительства, но Сазонов «весьма расположен к идее более тесного сближения России и согласия». При этом министр подчеркнул: «Согласие, которое мы заключили с Англией, обеспечит равновесие и мир. Спокойствие Европы не будет зависеть от каприза Германии».
Сазонов в докладной записке Николаю II сообщил: «Великобританское правительство решило уполномочить английский морской Генеральный штаб вступить в переговоры с французским и русским военно-морским агентами в Лондоне с целью выработать технические условия возможного взаимодействия морских сил Англии, России и Франции». Царь сделал пометку: «Очень важные новости…»
6 (19) мая Бенкендорф докладывал Сазонову, что Грей был готов на установление с Россией таких взаимоотношений, какие уже существовали между Великобританией и Францией. «Сэр Эдуард добавил, что со стороны британского правительства не встретится никаких препятствий к переговорам между русским и британским адмиралтействами и к заключению соглашения в духе, указанном в письмах, которыми обменялись Камбон и он [Грей]». К письму посол приложил копии договоров Англии и Франции 1912 г. Грей от имени британской стороны 23 ноября (6 декабря) 1912 г. заявил Франции: «Я согласен, что в случае, если одно из правительств будет иметь серьезные основания ожидать не вызванного им нападения со стороны третьей державы или какого-либо события, угрожающего общему миру, то оно должно немедленно обсудить с другим, будут ли оба правительства действовать вместе для предупреждения нападения и для сохранения мира, и если так, то какие меры они готовы совместно принять». В Англии большое значение придавали секретности соглашения, поэтому согласились с кандидатурой Волкова и предупредили Россию, чтобы она держала «рот на замке». 7 (20) мая 1914 г. Бенкендорф прислал Сазонову рапорт военно-морского агента в Лондоне о заказах в Англии судов для Турции и Греции. Флигель-адъютант Волков писал, что по имеющимся у него достоверным сведениям Турция заказала фирме «Армстронг-Вайтворф и К°» дредноуты типа «Решад V», строящегося на заводе Виккерса. Вооружение его состоит из 10 13,5-дюймовых и 16 6-дюймовых пушек. Скорость хода на один узел больше проектируемой быстроходности «Решада V», то есть 22 узла. Кроме того, Армстронг сооружает для Турции плавучий док в 33 тыс. тонн, который предназначается для нового военного порта в бухте Измит Мраморного моря. Основные идеи новой морской стратегии (захват Босфора и Дарданелл) морской министр И. К. Григорович сформулировал в мае 1914 г. в памятной записке об усилении Черноморского флота, присланной в Государственную думу. В ней, в частности, говорилось, что «в Средиземном море мы должны частью своего флота, посланного из Балтийского моря, дать французскому флоту превосходство над враждебными флотами Австрии и Италии, чем мы выполним не столько наши союзнические обязательства по отношению к Франции, сколько наш собственный стратегический расчет, который ясно говорит нам, что без русского флота в Восточной части Средиземного моря столь необходимое нам господство русского флота в Черном море не может быть достигнуто». Григорович считал, что победа франко-русского флота в Средиземном море над флотами Тройственного союза позволит русской армии и Черноморскому флоту занять Константинополь и Проливы. «Для решения этой задачи нам в Средиземном море необходимо восстановить нашу эскадру. В 1917 г. она должна быть в составе 4 линейных кораблей, а в 1919 в составе 8-ми с крейсерами и миноносцами».
Зарубежная военная промышленность умело использовала в своих целях интересы России по усилению Черноморского флота. «Капитал почти всех национальностей был в финансовом отношении заинтересован в русском наступлении на Проливы, — писал Г. Хальгартен, — возможность которого как раз и приблизилась непосредственным образом благодаря ревностной деятельности военно-морского министра и его помощника капитана Немитца из русского адмиралтейства». Виккерс особое внимание уделял российскому флоту, и, как писал Хальгартен, военно-морской министр Григорович получил взятку за передачу «Виккерсу» гигантских заказов на строительство флота. «Учитывая взрывную силу подобного международного предприятия, не приходится удивляться тому, что доверенное лицо этой группировки в правительстве военно-морской министр Григорович играл роль подстрекателя, стараясь склонить своих коллег к агрессивной политике в отношении Проливов; под нажимом этого министра к трем уже строившимся на черноморских верфях дредноутам был добавлен четвертый, помимо двух бронированных крейсеров, равно как миноносцев и подводных лодок. Из дополнительных кредитов в 7 млн 200 тыс. рублей, которые российский Совет министров ассигновал сверх официальной программы строительства флота, согласно которой было предусмотрено истратить в 1914 году 220,3 млн марок, несомненно, часть получил российский военно-морской министр, другая часть в свою очередь попала в карманы международных концернов, а именно германо-франко-англо-австрийского концерна „Уайтхид“». 13 (26) мая на совещании у начальника Морского генерального штаба А. А. Ливена с участием представителей МИДа произошел обмен мыслей касательно предстоящих переговоров о заключении соглашения между Россией и Англией при участии Франции. Прежде всего признано было, «что морское соглашение наше с Англией должно, подобно франко-русской морской конвенции, иметь в виду согласованные, но раздельные действия наших и английских морских сил». На совещании была также принята инструкция Волкову, которая была одобрена царем. Сотрудничество флотов России и Англии могло развиваться в двух направлениях: а) если война начнется по завершении большой морской программы, что позволит предпринять атаку Проливов одновременно с Черного и Средиземного морей; б) если конфликт вспыхнет ранее серьезного усиления русского флота.
Волков получил инструкции от морского Генерального штаба, в которых говорилось: «На северном театре войны наши интересы требуют, чтобы Англия удержала возможно большую часть германского флота в Немецком море. Это компенсировало бы подавляющее превосходство германского флота над нашим и, быть может, позволило бы в благоприятном случае предпринять десантную операцию в Померании. Если бы оказалось возможным приступить к этой операции, осуществление ее представило бы значительные трудности вследствие слабого развития наших транспортных средств в Балтийском море. Английское правительство могло бы оказать нам в этом деле существенную услугу, согласившись до открытия военных действий перенести в наши балтийские порты такое количество торговых судов, которое восполнило бы недостаток наших транспортных средств».
Как говорилось в журнале совещания, «на южном театре требовалось, чтобы Англия на ближайшее время поддерживала преобладание Тройственного согласия, не позволяя австро-итальянскому флоту проникнуть в Черное море. Тогда Россия имела некоторые шансы захватить проливы ударом с севера. В будущем, после завершения судостроительной программы и переброски сил с Балтики, ожидалось наступление такого момента, когда на этом театре можно будет обойтись без Англии».
Господство в Средиземном море австро-итальянских военно-морских сил существенно затрагивало интересы России, а возможные наступательные операции австрийского флота в Черном море стали бы для России весьма опасными. «Поэтому, — говорилось в протоколе, — с нашей точки зрения представляется весьма важным установление прочного перевеса сил Тройственного согласия над австро-итальянским флотом в Средиземном море».
Россия хотела получить от Британии больше, чем та готова была ей дать. В предстоящем соглашении российские дипломаты стремились при содействии Лондона получить в свое распоряжение морскую базу в Средиземном море, которая располагалась бы вблизи Проливов. «Было бы желательно также получить согласие Англии на то, чтобы наши суда могли пользоваться в качестве базы английскими портами в восточной части Средиземного моря, подобно тому как Франция, в силу морской конвенции, предоставила нам право базироваться на ее порты в западной части этого моря». Учитывая коварство британской стороны, Волков не должен был выдавать замыслов России. «Если бы в связи с положением в Средиземном море зашла речь о проливах, — говорилось в документе, — то надлежало бы, не касаясь политического вопроса о Босфоре и Дарданеллах, предусмотреть лишь временные военные меры в проливах, как одну из возможных стратегических операций наших в случае войны».
Однако намерения Лондона по вышеизложенному пункту соглашения, как всегда, оставались недостаточно ясными даже для Бенкендорфа, что он констатировал в своем письме от 20 мая (2 июня) 1914 г., что прямолинейность русского морского штаба могла испугать Грея. Бенкендорф также предупредил Волкова, что о десанте в Померании и о посылке с этой целью в Балтийское море английских транспортов еще до начала военных действий следует говорить с большой осторожностью и лишь тогда, когда по всем остальным вопросам будет достигнуто полное согласие, «чтобы не повредить прочему».
Помощник Грея А. Никольсон скептически относился к предстоявшим русско-английским морским переговорам. Конечно, Россия была бы рада усилить свой флот на Балтике английским отрядом, считал он. Но Англия не может послать корабли в Балтийское море: во-первых, ей нельзя ослаблять свои силы на Северном море, а во-вторых, такая операция была бы слишком рискованной. Грей был вполне солидарен со своим помощником. «Если бы имели место военно-морские переговоры с Россией, — писал он послу в Париже 1 мая 1914 г., — они свелись бы, насколько я себе представляю, просто к сообщению России, что наши военно-морские силы будут использованы вне Балтики и что Россия может использовать свои военно-морские силы, как найдет лучшим, внутри Балтики».
Британские дипломаты очень осторожно и без особого интереса отнеслись к переговорам. Они также не считали, что тесно связаны военно-морским соглашением с Францией, и тем более не хотели иметь серьезных обязательств перед Россией. Своими действиями они скорее ублаготворяли французов, чем вступали с русскими в серьезные отношения. Как позднее писал Грей в своих воспоминаниях, «переговоры нужны были для того, чтобы привести Россию в хорошее расположение духа и не оскорбить ее отказом». Между тем российские военные агенты в Турции доносили, что в Стамбуле хлопочут о доставлении дредноута «Султан Осман» в Турцию под английским флагом. По этому поводу Сазонов писал Бенкендорфу, что «такая услуга со стороны Англии будет услугой политического характера… и выходящей за пределы принятых на себя английскими фирмами полномочий». Министр просил посла объяснить Грею, что «Англии следовало бы предоставить туркам осуществить доставку названного судна на свой риск и страх, без всякого вмешательства в это дело». Россия и Британия еще не успели ни о чем договориться, а до Германии уже дошли слухи о секретных переговорах относительно русско-английской военно-морской конвенции. В «Berliner Tageblaat» (Берлинер Тагеблат)появилась статья редактора этой газеты Теодора Вольфа, в которой сообщалось, что во время пребывания английской королевской четы в Париже между русским и великобританским правительствами состоялись переговоры о совместных действиях военных флотов России и Англии. Русский посол в Париже А. П. Извольский, по словам корреспондента берлинской газеты, уже давно работает над постепенным превращением Тройственного согласия в союз, и соглашение относительно совместных в случае войны действий русского и английского флотов составляет первый этап к заключению такого союза. Вольф, комментируя это сенсационное известие, отмечал, что не воспроизвел бы его на страницах своей газеты, если бы оно не было совершенно обоснованным. К этому Вольф добавил, что авторы проекта превращения Тройственного согласия в союз медленно и постепенно идут к цели, достижение которой одним ударом не представлялось возможным; в то же время эти политические деятели хотят помешать улучшению англогерманских отношений.
В ответ на эту заметку Вольфа «Новое время» категорически заявило 26 мая (8 июня) 1914 г., что ни в Париже, ни в каком-либо другом пункте между Россией и Англией не подписано никакой конвенции о совместных действиях их флотов и никакого проекта подобной конвенции или соглашения не составлялось.
15 (28) мая 1914 г. заместитель Сазонова А. А. Нератов сообщал Извольскому в Париж: «Готовность великобританского правительства безотлагательно приступить к переговорам о заключении соглашения между Россией и Англией о согласованных операциях их морских сил в случае совместных военных действий встречена была с нашей стороны с большим чувством удовлетворения».
Российское правительство в заключении означенного соглашения видело значительный шаг по пути более тесного привлечения Англии к франко-русскому союзу, и оно, по убеждению Петербурга, должно было благоприятно отразиться на всех вопросах, затрагивающих интересы обеих стран.
2 (15) июня 1914 г. своими размышлениями с Сазоновым делится Бенкендорф: «Есть основания думать, что лондонский, как и императорский кабинет думает о сотрудничестве флотов не только в северных морях, но и в Средиземном море. С этой точки зрения способ, каким мы предлагаем трактовать положение в Проливах, облегчит, я уверен, дело». 3 (16) июня 1914 г. в российский МИД пришла секретная телеграмма от императорского посла в Константинополе: «Из английского частного источника, заслуживающего доверия, мне сообщают, что фирма „P. S. White“ в Коэсе предлагает Турции 2 быстроходных контрминоносца в 1500 т. за цену 200 000 фунтов каждый. Англичане требуют будто бы немедленной оплаты за суда, турки предлагают чеки сроком 4 месяца».
24 мая (6 июня) 1914 г. начальник морского Генерального штаба сообщил в российский МИД, что в вопросе продажи чилийского броненосца России через Англию возникли затруднения. Несмотря на то что Морской совет в Чили одобрил продажу даже обоих кораблей, правительство не решилось санкционировать таковую, хотя окончательного отказа с его стороны до сих пор не последовало.
Этот поворот объясняется исключительно влиянием чилийского посланника в Лондоне. Последний высказался однажды, еще до начала таких переговоров, что единственная страна, в которую он считал бы возможным продать суда, является Англия. Зная его мнение, «Армстронг полагает, что в данное время имеется лишь одно последнее средство для получения нами хоть одного корабля, а именно: нашему послу надлежит обратиться к сэру Эдуарду Грею с просьбой повлиять на чилийского посланника, объяснив ему, что Англии была бы приятна эта продажа». «Согласится ли на такой шаг сэр Э. Грей — тоже еще вопрос. Если допустить, что он на это пойдет и что ему удастся сломить посланника, то тогда можно рассчитывать на приобретение нами если не двух кораблей, то, во всяком случае, одного. Что же касается второго вопроса, а именно условного нашего соглашения с Англией, подобно существующим между ею и Францией, то я выяснил после свидания с принцем Баттенбергским нижеследующее: Английское правительство в этом вопросе не торопится, и спешность исходит со стороны Франции».
Россия не упускала ни на минуту из виду ситуацию с Черноморскими проливами. Незавершенный спор о разделе островов Эгейского моря волновал Россию. 10 (23) июня 1914 г. Гирс сообщал из Константинополя в Петербург, что «вполне разделяет взгляд нашего военного агента на значение островов, расположенных перед Дарданеллами, — взгляд, получивший подтверждение и из иных источников, в том числе со стороны нашего морского агента».
К депеше была приложена копия с секретного донесения в Генеральный штаб военного агента в Константинополе от 5 (18) июня. «При выходе из Дарданелл в Эгейское море, — говорится, между прочим, в этом донесении, — с полной рельефностью обрисовалось громадное значение, которое могут получить острова Тендос, Имрос и Лемнос для обороны Проливов. Уступка этих островов или хотя бы одного из них грекам поставит турок или возможных их наследников в крайне трудное положение, заставив опасаться тех или иных выступлений против Дарданелл с минимального расстояния». Обращаясь специально к вопросу об острове Лемнос, военный агент соглашался с мнением Щеглова: «Англичане отлично сознают, что владеющий Лемносом владеет Дарданеллами» — и делал вывод: «Не в наших интересах передавать означенный остров грекам, если мы только не отказались окончательно от надежды рано или поздно стать твердой ногой в районе Проливов. Этот вопрос слишком острый и важный и находится в тесной связи с отношениями Англии к нам в этой части Средиземного моря».
5–6 (18–19) июня Волков впервые встретился с принцем Л. Баттенбергским. Британское правительство не торопилось с заключением военно-морской конвенции. Баттенберг предложил отложить переговоры до конца лета. В августе принц собирался с родственным визитом в Россию и намеревался вести основные переговоры с русским морским министром и начальником Морского генштаба в России. В Англии рассчитывали, что поездка принца в Россию не возбудила бы ни особого внимания в печати, ни подозрительности иностранных правительств благодаря близким отношениям между ним и императрицей (Людовик Баттенбергский был женат на старшей сестре императрицы Александры Федоровны). Волкову принц пообещал обменяться с ним мнениями перед своим отъездом.
Бенкендорф, хорошо знакомый с приемами британской дипломатии, забеспокоился, что персидские осложнения могут «создать самые серьезные препятствия к разрешению текущих общеполитических вопросов, именно поручения, которое дано капитану Волкову», — о чем телеграфировал 9 (22) июня Сазонову.
На следующий день, 10 (23) июня, Форин оффис передал российскому послу меморандум, в котором ставился вопрос о некотором пересмотре соглашения 1907 г. в пользу Англии. В документе также говорилось, что будут приняты необходимые меры для ограждения британских интересов в южной и нейтральной зонах в Персии. Британия, ссылаясь на сложную международную обстановку, собиралась получить известные привилегии. «Король Георг V в беседе с Бенкендорфом заметил, — писал Игнатьев, — что ему не нравится международная обстановка, которую нужно более, чем когда-либо принять во внимание».
Переговоры с Лондоном о морской конвенции могли зайти в тупик. Это сильно тревожило российское правительство. 11 (24) июня Сазонов доложил о состоянии дела царю, подчеркнув, что необходимо принять меры для скорейшего заключения соглашения. На следующий день он в специальной записке просил Николая II использовать с этой целью ответное письмо королю Георгу.
12 (25) июня Грей сказал Бенкендорфу, что «если бы британское правительство считало, что развитие турецкого флота может представлять опасность для России, то английским офицерам не было бы дано разрешения служить в нем, и что это разрешение было дано по просьбе турецкого правительства лишь для поддержания турецкого флота в таком состоянии, чтобы он мог охранять независимость Турции». Грей прибавил, что отказ Англии заставил бы турецкое правительство обратиться к Германии, что одинаково противоречит как русским, так и английским интересам.
В письме Бенкендорфу 24 июня (7 июля) Сазонов сетовал, что англичане выдвигают все новые требования и тянут с заключением морской конвенции. В Англии вновь появился страх за неприкосновенность ее владений в Индии. Министр мирился с мыслью, что дальнейшее сближение с Англией предполагает некоторые жертвы в персидском вопросе, но опасался, как бы англичане не потребовали от России слишком многого. В заключение он обещал остаться верным до последних пределов возможного решению развивать и укреплять связи с Англией.
В июне 1914 г. британское правительство наконец достигло соглашения с Германией по Багдадской железной дороге, а французы заключили такое соглашение в феврале. «Казалось, что в важнейшем вопросе — об Азиатской Турции — Англия и Франция приняли сторону Германии против России. У русских были все основания быть недовольными их позицией», — писал А. Тэйлор.
В Петербурге не только спешили с заключением соглашения, но и говорили на эту тему больше, чем следует. Российская печать также не упускала возможности написать о сближении со своими союзниками. Министр иностранных дел Франции Р. Вивиани перед своим приездом вместе с президентом страны в Петербург в беседе с Яковлевым (Павловским) («Новое время») указал, что сохранение полного согласия между Францией и Россией отвечает интересам обоих государств и способствует поддержанию мира, и далее заявил следующее: «Россия и Франция могли бы выполнить свое дело и без общего соглашения, связывающего их с Англией, но сближение Лондона и Петербурга дало возможность нашему союзу и дружественному согласию укрепиться в полезной деятельности правительств, соединенных такими узами». Некоторые секретные сведения, касающиеся предстоящего соглашения, проникли в европейскую печать. У немцев был агент (прибалтийский немец Б. Зиберт) — секретарь российского посольства в Лондоне, который постоянно передавал им содержание корреспонденции Бенкендорфа. В немецкой печати появились сенсационные разоблачения. Британское правительство воздержалось от переговоров.
И (24) июня 1914 г. Грей не моргнув глазом категорически отрицал в парламенте факт каких-либо переговоров о морской конвенции с Россией. «В Берлине, — говорил Грей Бенкендорфу, может создаться такое мнение, что будто Россия и Англия заключили конвенцию по нескольким вопросам, касающимся Дарданелл и сотрудничества флотов». 26 июня (9 июля) российский посол телеграфировал из Лондона: «Грей счел долгом конфиденциально переговорить по этому поводу с германским посланником, который отправляется в Киль, где он увидит императора Германии. Грей категорически заявил посланнику, что уже более пяти лет, как Англия и Россия в своих переговорах не касались проливов». Специально для Германии Грей заявил, что отношения трех правительств были все же до такой степени близки, что в течение этих последних лет они «беседовали обо всем» и что связь между правительствами была так тесна, как если бы они были в союзе.
С другой стороны, сэр Эдуард положительно указал, что никакие из этих переговоров никогда не носили сколько-нибудь агрессивного в отношении Германии характера и не были враждебны этой державе. Грей рассказал Бенкендорфу, что, выступая в парламенте, «он начал с Дарданелл, указав, что в течение пяти лет, то есть с приезда сюда г-на Извольского, по этому вопросу не велось никаких переговоров между Англией и Россией, таким образом этот вопрос был отделен от вопроса о союзах или конвенциях».
Якобы из-за волнений в Персии и обеспокоенности Германии Англия затормозила переговоры. На самом же деле Британия никому не желала раскрывать своих истинных намерений и хотела под любым предлогом затянуть переговоры настолько, насколько это было возможно. Бенкендорф писал: «Я приложу все усилия, чтобы оживить переговоры между капитаном Волковым и британским адмиралтейством. Великобританское правительство желает поручить закончить дело принцу Баттенбергскому в Петербурге. На этот раз для меня [Бенкендорфа] почти не подлежит сомнению, что волнения в Берлине очень значительные». «Может быть, рассуждал Бенкендорф, — сэр Э. Грей не желает предпринимать дальнейших шагов, пока это возбуждение не уляжется. Действительно, ему нелегко отрицать и вести переговоры в одно и то же время, — роль, которую он должен был бы принять на себя как по отношению к Германии, так и по отношению к значительной части своей собственной партии и английской печати».
Тем временем отношения между Турцией и Грецией продолжали оставаться напряженными. 15 (28) июня 1914 г. Бенкендорф совещался с Греем по этому вопросу, о чем сообщил Сазонову: «Грей считает создавшееся положение крайне серьезным, но думает, что, какова бы ни была позиция Болгарии, состояние турецкой армии не допустит Порту до агрессивных действий на суше. Он сомневается, чтобы Порта прибегала к своему флоту при теперешнем его плохом состоянии. Грей считает наиболее важным вопросом в настоящий момент закрытие Проливов Турцией». Относительно шагов, которые надлежит сделать в Константинополе, Грей придерживался мнения, что они бессмысленны, если только не будет достигнуто единодушное решение держав поддержать свое дипломатическое выступление военной силой. Конфликт между Турцией и Грецией мог отразиться непосредственно на интересах других государств, и в первую очередь на интересах прибрежных стран Черного моря. «Возбуждение, возникшее в некоторых областях Оттоманской империи, — писал Сазонов Нератову 17 (30) июня, — увеличило эту опасность, что уже отразилось на нашей морской торговле. После значительных убытков, понесенных ею в прошлом году, вследствие кратковременного закрытия проливов, эта торговля имеет основание опасаться возобновления подобных событий и испытывает поэтому живейшее беспокойство».
Российское правительство считало нужным обратить серьезное внимание Порты на затруднения, которые испытала бы Россия, «если Турция пожелает принять в Проливах такие меры, которые стеснят торговлю и нанесут столь существенный удар интересам России».
17 (30) июня С. Д. Сазонов обратился к И. К. Григоровичу с просьбой сообщить о ходе подготовки Босфорской экспедиции. Министр иностранных дел хотел уточнить, когда Морское министерство выполнит одно из пожеланий совещания 8 февраля о сокращении срока перевозки десанта к Проливам до 4–5 дней со дня отдачи о том приказа. «Григорович опять признал, — писал К. Ф. Шацилло, — что для подготовки к десанту потребуется не менее двух недель, и предложил в октябре, после опытной высадки большого десанта и после того, как сухопутный Генеральный штаб ознакомится с расчетом морского, совместным обсуждением генеральных штабов установить основные черты новой организации десанта согласно с пунктом 4 Особого совещания 8 февраля. При этом морской министр заявил, что только тогда выяснится точное время, в течение которого новая организация войдет в жизнь, а следовательно, и срок, к которому может быть выполнено требование совещания». В конце июня переговоры Волкова с британским адмиралтейством возобновились. «Первым их результатом явилось сообщение принцем Баттенбергским сведений о предполагаемых действиях английского флота и об англо-французском морском сотрудничестве в случае войны. Перечень этих сведений был переслан с экспедицией в Петербург. Они создавали ясную, хотя и общую картину намечаемого сотрудничества Англии и Франции на море, содержали некоторые важные военно-политические прогнозы. Вместе с тем из сообщения следовало, что королевский флот не сможет на начальном этапе войны предпринять активные действия против Германии вследствие занятости его другими операциями».
Британский посол в Берлине передавал в Лондон, что «Ягов был очень обеспокоен, поставив перед ним вопрос о неизбежных последствиях, которые будут вытекать, если морское согласие, которое было предложено Россией, будет принято Англией. Последствиями станет возобновление враждебных чувств между Великобританией и Германией: морское соперничество и дальнейшее усиление военной мощи Германии. Но что он подразумевал, — рассуждал Гошен, — когда говорил, что в случае войны с Францией и Россией Германия останется практически одна? Неужели он совсем не берет в расчет Австро-Венгрию и Италию, или он имеет в виду, что война будет окончена до того, как союз с Германией обнаружится в действующей армии?».
Переговоры шли тяжело, к концу июня они «так и не сдвинулись с места: англо-русский союз не был заключен, не появилось даже малейшей уверенности в том, что англо-русские разногласия в Персии удастся ликвидировать», — писал А. Тэйлор. 25 июня (8 июля) Грей писал в Петербург Бьюкенену, что в парламенте решили, что Россия хочет использовать военно-морское соглашение в собственных интересах, включив в него пункт об открытии Проливов для своих военных кораблей. На вопрос об интересах России в Проливах, заданный Грею в палате общин, министр отреагировал не раздумывая: «Нет сомнения, что информация пришла от не официальных людей, которые не знают фактов и выдумывают то, чего не было». Грей настаивал на том, что этот вопрос не обсуждался ни разу за последние пять лет, как и условия, на которых Проливы могли бы быть открыты для военных кораблей, и добавил, что договоры по вопросу о Проливах остаются в силе.
Перед самым началом Первой мировой войны Пуанкаре и Палеолог приезжали в Петербург. На другой день после отъезда Пуанкаре Сазонов и Палеолог сообщили британскому послу Бьюкенену, что в результате визита французских гостей была установлена «полная согласованность мнений по различным вопросам, с которыми столкнулись державы при поддержании всеобщего мира и политического равновесия в Европе, в особенности на Востоке», и были снова торжественно подтверждены обязательства, возлагаемые на обе стороны союзным договором.
Но наступил июльский кризис, и Англия не могла больше затягивать переговоры. «Отношение Англии к военно-политическим переговорам с Россией становилось показателем ее готовности поддержать партнера в случае войны. Для русского правительства своевременное вступление Англии в схватку представлялось настолько важным, что все другие проблемы, включая разногласия по конкретным вопросам военно-морского сотрудничества и противоречия в зависимых странах, отходили на второй план». Даже незавершенные русско-британские переговоры были крупным шагом на пути укрепления связей внутри Антанты и значительно облегчили «союзникам» разрешение труднейшей задачи: согласование дипломатических действий России, Франции и Великобритании в решающие дни июля 1914 г.
В результате в последние недели перед войной был выработан проект морского соглашения между Россией и Англией, о чем свидетельствует шифрованная телеграмма Волкова Ливену от 10 (23) июля 1914 г. Средиземноморские проекты российского Морского министерства, затрагивавшие вопрос о Проливах, могли лишь насторожить Англию.
Вплоть до начала мировой войны царизм ничего реального не сделал для подготовки десанта в Проливах. Не многое было сделано и для развития Черноморского флота, перед которым стояла задача не только оборонять побережье империи, но и добиться господства на море для высадки десанта и защиты его от возможного нападения турецкого флота.
18 (31) июля 1914 г. российский посол в Лондоне писал своему министру, что заявления, направленные Греем в Берлин, ни в каком случае не позволят немцам рассчитывать на нейтралитет Англии в случае войны. «Мне никак не удается снять маску с Грея за эти дни. Крайне необходимо для вас (Сазонову. — Авт.) заручиться английским сотрудничеством, даже если оно придет слишком поздно, то все же придет неизбежно. Однако, повторяю, Англия еще не пробудилась, очень может быть, что Грей страдает от этого не менее нас, но все же это нисколько не помогает делу. Правда, Австрия, как говорят, не собирается сразу вступить в войну. Пока еще есть небольшой луч надежды. Что же касается роли Германии, то я смотрю на нее гораздо мрачнее, чем все другие, и на это именно здесь и опираюсь. Англии страшно не столько первенство Австрии на Балканах, сколько первенство Германии в мире».
Бенкендорф не ошибся в своих прогнозах. В Германии никто и не думал об отказе от своих позиций на Проливах; «Если же Германия не желала принести в жертву Австрию и Проливы, — отмечал Г. Хальгартен, — то война была в конце концов неизбежна».
Б. Бюлов верно предвидел расстановку сил на мировой арене в надвигающейся схватке. В своих воспоминаниях он писал, что если бы Германия «находилась в войне с Россией и Францией, то более чем вероятно, что Англия воспользовалась бы такой блестящей конъюнктурой, чтобы без всякого риска задушить своего опаснейшего соперника в торговле, мореходстве и промышленности, тем более что этот экономический соперник в то же время является самым могущественным континентальным государством, следовательно, по старому английскому представлению ее традиционным противником».
После проявленной Берлином в июле 1914 г. готовности к ведению континентальной войны, писал Б. М. Туполев, «больше уже не существовало возможностей для компромиссов, когда различные по своей сущности конфликтные ситуации слились воедино».
Выступая с антантофильских позиций, А. Тэйлор считал, что все державы Тройственного согласия вступили в войну с целью самозащиты: «Русские сражались во имя сохранения свободы Проливов, от которой зависела их экономическая жизнь; Франция — во имя сохранения Тройственного согласия, которое, как она правильно считала, являлось единственной гарантией сохранения ею положения великой державы. Англичане сражались за независимость суверенных государств и — в меньшей степени — за то, чтобы не допустить установления германского господства на континенте».
Июльский кризис 1914 г., вылившийся в мировую войну, стал последним в цепи международных кризисов и локальных войн, не раз ставивших под угрозу европейскую стабильность. В 1914 г. Россия сознавала, что без надежных союзников она не сможет вступить в схватку с Германией и Австро-Венгрией, и уже не питала иллюзий, что проблему Проливов можно решить мирным путем. Поэтому одной из основных причин вступления России в Первую мировую войну являлась давняя вожделенная цель — Константинополь и Проливы.