Ярослав и Лебедь вернулись в строящийся город, когда уже темнеть начало. Не глядя друг на друга, колдуны попросили аудиенции у князя Еремея.

— Что случилось? — князь сразу заметил и то что Ярослав хромает и одежду его порванную.

Колдун опустил голову.

— Ты прости, князь, но…

— Да что? — не терпеливо воскликнул Еремей. — С Эйтой что? Это она тебя?

— Она, — колдун кивнул. — Сглупил я, пошутил неудачно, а она обиделась.

— Не сильно видать обиделась, — усмехнулся Еремей. — Когда она на меня обиделась, я с русалками в озере полоскался, пока без сил совсем падать не начал.

— Это ещё не всё, — тихо сказала Лебедь. — Я ей обмолвилась что можешь ты другого колдуна взять, коли она сама на службу не пойдёт. Да просто так сказала, без задней мысли.

— И кто ж за язык‑то тянул? — покачал головой князь, он‑то только расслабился, решив что ничего серьёзного не произошло.

— Да она сначала спокойно восприняла, — потупив глаза от стыда, сказала колдунья. — Ответила «пусть берёт», разве что вздохнула тяжело. А потом… Потом Ярослав по её манере одеваться прошёлся, она его из дома вышибла, меня прогнала, ну и передать велела, что с тобой, князь, уговор разрывает, что отныне ни она тебе, ни ты ей ничего не должны.

— О Боги, — простонал Еремей. — Да вы понимаете что наделали?

— Прости нас, князь, — Ярослав тоже глаз от земли не отрывал.

— Прости? — зашумел Еремей. — Да знаешь ли ты, сколько мне унижаться пришлось чтобы мир с ней заключить? Мне, князю, перед простой девкой. Только потому, что она ведьма и жизнь дочери моей в её руках была. Да мне три дня её в лесу ждать пришлось, чтобы обо всём уговориться. И всё хорошо было, я ей помощь, она взамен меня и семью мою не трогает.

— Княже, — начала было Лебедь.

— Да кабы не вы, она б весной сама сюда жить перебралась, — Еремей стукнул кулаком в стену. — Пойдите прочь с глаз моих, — он отвернулся к окну. Колдуны сочли за благо убраться поскорее.

Едва рассвело Еремей отправился в лес к Эйте. С ним ехали Егор и ещё несколько человек рабочих, чинить колдунье лесной забор. С князем попросился и Третьяк, колдун Угорской княгини. Еремей старика брать не хотел. Не потому что боялся, что колдун тормозить их в дороге будет, нет. Не знал он, как Эйта на ещё одного чародея отреагирует, а ещё не хотел, потому что Третьяк хоть и служил матери его, но мать‑то со Стригой жить осталась. Только благодаря ей братья без крови разошлись, только она своей волей княжество на две части поделила. Но Ульяна Угорская настояла на том, чтобы Еремей колдуна с собой взял, потому как боялась она за сына. Колдуну же тайно было велено, в случае чего молодую ведьму не щадить. Но не пугать, а убить, ежели она Ермею что плохое сделать задумает.

 

***

— Эйта, — крикнул князь, спрыгивая с коня.

— Эйта, — вторил ему Егор. — Эка оно, — увидал он поваленный забор. — Будто буря прошлась.

— Поправить сможете? — спросил князь у рабочих.

— Само собой, — кивнул мужичок. — Доски только понадобятся новые, старыми даже печь не растопишь.

— Откуда тут доски? — рассердился Еремей. — Лес же. Эйта, — снова крикнул он, но ответом снова была тишина. Князь пошёл к дому.

— Стой, Еремей, — становил его старый колдун. — Стой князь, — поправился он, заметив что мужчина нахмурился. — Нет её дома. Ушла.

— Сам вижу что нет, руку пусти.

— Погоди, не надо ближе подходить. Дом заговорён. Надолго, видать, ушла колдунья.

— Почём знаешь? — удивился князь.

— Чутьё, — ответил Третьяк. — Да и дом так сильно не заговаривают, когда просто прогуляться выходят. Ты говорил, озеро с русалками тут рядом?

— На что тебе озеро? — Еремей растерялся.

— Хочу обитателей тамошних пораспрашивать. Эй, вы, пошли со мной, — приказал он обоим мужикам, взятым для работы. — И ты пойдём, — кивнул он Егору. — Покормим здешнюю нечисть чуток.

— Что, в озеро лезть? — испугались мужики.

— Не до смерти, не боись, — успокоил колдун.

— Я с вами, — хмуро заявил князь и первым пошёл к озеру. Егор поспешил следом, за ним, нехотя, двое работников, последним шёл колдун.

В озеро лезть не пришлось, первый же вынырнувший утопленник согласился рассказать всё, что знает, за чуток силы самого колдуна, торговаться он отказался и менять одного Третьяка на троих или даже четверых людей не согласился. Получив свою порцию жизненной силы, утопленник рассказал про то, что к Эйте приезжало два колдуна, тут на озере они были, а потом выгнала их колдунья. А как выгнала, в скорости и сама ушла, только в другую сторону. Уходила не налегке, мешок за спиной был тяжёлый, и уходя, на дом не оборачивалась.

— А я ещё кое‑что знаю, — из воды появилась головка русалки.

— Ну так расскажи, красавица, — попросил Третьяк.

— Э, нет, — улыбнулась девушка. — Просто так не скажу. А вот в обмен на силу твою всё, что знаю, поведаю.

— Старый он уже, — вмешался Еремей. — Давай я тебе своих сил отдам. Немного, — добавил он.

— Колдовские‑то лучше, — сложив губки так, будто заплакать собирается, сказала русалка. — Ну ладно, — тут же решила она и задорно улыбнулась. — Твои и его, — она указала на Егора.

Еремей повернулся на дружинника, но тот уже снимал сапоги, чтобы в воду лезть.

— Хорошо, — кивнул Еремей.

— Погоди, князь, — вмешался колдун. — Он только что перестал «кормить» своего утопленника.

— Он уже обещал, — возмутилась русалочка, которая очень боялась что её лёгкую добычу сейчас отнимут. Или товарки, поняв что дело дармовой едой пахнет, налетят.

— Ты действительно что‑то важное знаешь? — спросил колдун. — Я ведь тебя на месте убью, если обманываешь.

— Эйта, уходя, с водяным и лешим разговаривала, а я слышала, — русалка склонила голову на бок.

— Ой, смотри, я тебя предупредил, — строго сказал Третьяк. — Говори, — велел он девушке.

— Слово дай, — потребовала русалка.

— Слово, — вздохнул колдун. – Ох, научила нечисть на его голову ведьма лесная, — подумал он.

— Эйта говорила водяному, что уходит, — начала русалочка. — Потому как князь, вот он, — она кивнула на Еремея. — Себе колдунов нанял, а это значит она зиму не переживёт. А ещё ей в свою родную деревню надо, потому как там её родня и их спасать надо.

— Какая родня? — удивился Егор. — Она ж сирота.

— А вот не знаю, сказала спасать родных и односельчан надо, а не то колдуны придут и их развеют. А разве можно человека развеять? — тут же нахмурила она свой прекрасный лобик. — А ведь Эйта правда говорила, что нет у неё никого, — русалка сморщила лоб.

— Ты сейчас не думай, говори что слышала, — велел Третьяк. — Ещё что знаешь?

— Ещё сказала, что дом закрывает от нас и от зверей. А ещё от людей, чтобы любопытные не лазали, но скорее всего сюда она больше не вернётся. Прощалась, вот. Леший плакал сильно, — русалка часто захлопала ресницами, от сочувствия к Лешему, едва не плача сама. — И водяной наш расстроился. Он Эйту хоть и боялся, но она помогала всегда. И нас кормила иногда, — русалка поняла, что больше ни колдуньи, ни её посетителей тут не будет, и заревела в голос.

— Тише ты, не шуми, а не то на шум ещё кто приплывёт, — шикнул колдун, и девушка тут же замолчала, вытирая глаза. — Ты обещал, — напомнила она.

— Обещал, — колдун кивнул Еремею и Егору, мол обещались.

Князь с дружинником зашли в воду по колено, русалка с радостным писком повисла на шее сначала у одного, потом у другого, но очень скоро Третьяк отбросил её в сторону, велев мужчинам на берег выходить.

— Ну мало–о–о, — заныла русалка.

— Тебе хватит, — отрезал мужчина. — Пошли отсюда, — велел он остальным. Работники поспешили послушаться, пока и их в воду лезть не заставили.

Еремей был мрачен. С одной стороны ведьма ушла и теперь на его земле только он и распоряжается, лес свободен, охотникам добычу делить не придётся. Но с другой… Он не знал от чего, но всё же тревожно ему было. Причём не за себя. За молодую колдунью он волновался, куда она пошла? Какая родня? Что за колдуны им угрожают? Князь молча сел на коня и молчал всю дорогу до дома. Егор тоже был не разговорчив, и только колдун иногда переговаривался с сопровождавшими их мужиками.

 

***

В Устиновке уже и забыли о весеннем визите незнакомой девушки. День был как день, мужики работали на своих небольших наделах или косили траву на лугах.

— Эй, Ждан, я сейчас гостью твою видел, — крикнул соседский мальчишка, прибежав на поле. — В Поляновку шла.

— Какую гостью? — не понял Ждан. — И сам‑то ты что в Поляновке делал? Жить надоело?

— Овца туда убежала. Думал, помру со страху, пока ловил, — не без гордости сообщил мальчишка. — А потом смотрю, идёт, эта странная, она у тебя весной была, светловолосая такая. Я ей кричу «нельзя туда» а она не послушала, мешок на другое плечо перекинула и всё равно пошла. А я тебе решил сказать.

— И зачем Ждану это знать? — отец мальчишки отвесил тому звонкий подзатыльник. — Сколько раз я говорил тебе близко к Поляновке не подходить, — мальчишка зажмурился и сжался, подзатыльники следовали один за другим.

— Погоди мальца лупить, — вступился за парня Ждан. — Он овцу ловил. А что, говоришь, прямо туда и пошла? Может куда в другую сторону?

— А какая там другая сторона? — шмыгнул носом мальчик. – Дорога‑то одна. Она из лесу вышла и прямо в Поляновку.

— Мороз, коня распряги и домой отведи, — приказал Ждан сыну.

— Батя, не надо, — слабо запротестовал Мороз. — Там же… нельзя же… Ей ничего не будет, а ты…

— Я заходить в село не буду, издали гляну, — Ждан потрепал сына по плечу и пошёл к давно заброшенной дороге, ведущей в соседнее село.

— Случилось что? — к группе односельчан, обсуждавших поступок Ждана, подошёл Добрыня.

— Батя в Поляновку пошёл, — испуганно посмотрев на друга отца, сообщил Мороз. — За ведьмой лесной. Её там видели.

— А тебе что велел?

— Мне велел коня домой отвести.

— Вот и отведи, — кивнул Добрыня. — А ушёл давно?

— Да вон только свернул, — вздохнул отец мальчишки, принёсшего новость.

— Значит, догоню, — обрадовался Добрыня. — Мороз, чего встал? Делай что велено.

Эйта сидела около сожжённого дома старосты. Что ей делать дальше она не знала. По деревне бродили не успокоившиеся души её односельчан. Они вспомнили о том, что из людей превратило их в бесплотные духи, и кто‑то злился, метаясь по селу, а кто‑то решил снова всё забыть и снова принялся жить как раньше. Эйту никто не трогал, девушка сразу дала понять, что это чревато, а вот когда в деревню вошли Ждан с Добрыней, поднялся шум.

— Эй вы, а ну оставьте их, — прикрикнула Эйта. Призраки с невероятной злобой, кучей налетали на живых людей. Ждан с Добрыней струхнули. Они не видели что на них нападают, только холодно вдруг стало и страшно. Очень страшно. Страх пробирал от макушки до самого нутра.

— Я кому сказала, — прикрикнула Эйта, и в толпу призраков полетело заклинание. Души взвыли и отступили. Кто‑то потирал обожжённые места. Они испугались, им впервые за много лет было больно. — Не уймётесь, вообще разметаю, — грозно пообещала Эйта. — А вы чего пришли? — спросила она у схватившихся друг за дружку мужиков.

— Мальчишка соседский сказал, тебя тут видел, я предупредить хотел, — выдавил из себя Ждан. — Нельзя здесь, место это заколдованное. Уйдём.

— Почему заколдованное? — удивилась девушка.

— Это старая история, — Ждан первым понял, что рядом с колдуньей не так страшно и поспешил сесть рядом с ней. — В Поляновке однажды все жители умерли, как один. Вот было село, обычное, живое, а потом раз — и не осталось живых. А потом и мёртвые пропали. Старики тогда за колдунами послали в город, а когда колдуны пришли, тут никого, ни живых, ни мёртвых. Я с ними тогда приходил. Нет людей. Колдун тогда сказал сюда не ходить, проклятое это место. Оно, и правда, проклятое, люди тут пропадали.

— Долго же вы колдуна искали, — усмехнулась Эйта. — Тела Грачка в доме старосты сожгла, — девушка кивнула на пепелище. — Только это помогло мало, многие души ушли, но осталось тоже много. Я тогда их не видела, сейчас вижу.

— А кто такая Грачка? — уточнил Добрыня.

— Колдунья лесная, — едва слышно ответила Эйта, воспоминания о той ужасной ночи снова обрушились на неё.

— Ты тогда кто? — растерялся Ждан.

— А теперь я вместо неё.

— Ты извини нас, мы просто волновались, думали вдруг ты не знаешь, что тут нельзя. Ты, конечно, колдунья, но всё же…, — Добрыня смутился.

— Это они отсюда живых отваживают, — девушка неопределённо махнула рукой.

— Нечего им тут делать, — сердито отозвалась тётушка Забава, которая даже без тела осталась дородной и ворчливой. — Шляются тут.

— Ну и что? — вздохнула Эйта. — Места вон сколько, дома подправить, землю вспахать и жить можно.

— Что значит дома подправить, — возмутилось привидение. — А мы? Это наши дома.

— А вам давно уйти надо было, — устало отмахнулась девушка.

— Куда нам уйти? — не понял Добрыня.

— Что? — Эйта не сразу поняла что Добрыня о чём‑то её спрашивает, потому что к тётке Забаве присоединились другие призраки и стали возмущаться все хором.

— Ты сказала, нам давно уйти надо было, — напомнил Ждан.

— Я? — удивилась девушка.

— Ну да, — кивнул Добрыня. — Сначала сказала, что места тут много, жить можно, а потом…

— Это я не вам. Да хватит галдеть, — прикрикнула Эйта на односельчан. — Расшумелись.

— Ты кого‑то видишь? — догадался Добрыня.

— Да, — кивнула девушка. — Тех, кто не ушёл.

— Смилуйся над ними, батюшка Небо, — прошептал Ждан. — Прими души неуспокоенные под защиту свою.

— Почему вы не ушли? — спросила Эйта, вставая с земли. Она смотрела на мать. — Почему ты не ушла? Батя ушёл, дед с бабушкой ушли, зачем ты осталась?

— Да как же я уйду? — прошептала женщина. — Ты ведь живая.

— Вот именно, я живая, — закричала Эйта. — Живая. А вы нет, вы умерли, вас больше нет. Вам надо было уйти, но вы упорно держитесь за землю.

— Я волновалась за тебя, — по полупрозрачным щёкам женщины потекли слёзы. — Ты же одна осталась, в лесу. А потом ты вернулась, с той старой ведьмой. Ты плакала, я хотела утешить, защитить, обнять, но не могла, — женщина всхлипнула. — Думаешь, если тела не осталось, то сердце не болит? Добронега, девочка моя, — она подошла к дочери и поднесла руку к её щеке. — Какая же ты красивая стала. Так выросла, совсем уже невеста. Только вот мне тебя к свадьбе не одевать, кос больше тебе не плести. Как я могла тебя сразу не узнать? Ты уж прости меня, дурную.

Добрыня и Ждан переглянулись. Призраков они не видели и не слышали, но Эйта вдруг перестала кричать и прикусила губу. Она склонила голову, будто отвечая на ласку.

— Эйта, ты спроси их, почему они умерли, — тихо попросил Добрыня, когда девушка снова опустилась на землю.

— Что? — подняла на них глаза колдунья.

— Никто не знает что произошло, — поддержал товарища Ждан. — Почему они все умерли.

— Их кентавры убили, — растерянно ответила Эйта. — Вы что не знали?

— Кентавры? — хором переспросили мужчины. — Но за что?

— Перв девку одного из них изнасиловал, — со вздохом ответил один из мужиков–призраков. — Кентавр это увидал, защищать бросился, ну в драке Перв его и убил. Не нарочно он. Кентавры они же здоровые твари.

— О Боги, — выдохнула Эйта. — Но почему они всех, а не Перва?

— А кто ж тогда знал? — вздохнул мужик. — Нам уже потом брат Перва рассказал о подстилке той лошадиной. Перв, само собой, никому о подвиге своём больше не рассказывал. С братом вот поделился, ну да Втор тоже не трепач.

— А самого Перва в деревне то и не было, — зло, но уже как‑то устало, сказала тётка Забава. — Всех нас жизни лишили, а он живёхонек.

— Что они говорят? — нетерпеливо спросил Ждан.

— Перв, значит, — Эйта сжала зубы. — Где его дом?

— Чей? — не понял Ждан.

— Это она не нам, — догадался Добрыня, наблюдая как Эйта подорвалась с места и уверенно пошла куда‑то, а потом принялась копаться в развалинах одного их домов. — Давай лучше не мешать.

— Она сказала кентавры. Поверить не могу, — покачал головой Ждан

— А здесь кентавры жили? — уточнил Добрыня, который поселился в Успенке не так давно.

— Жили, — кивнул Ждан. — Там, ниже по реке. А ведь они как раз в то время и пропали. А мы решили, что проклятия испугались, а оно видишь как, получается. Что ж такого произошло, что они всё село вырезали?

— Никогда в жизни живого кентавра не видел, — хмыкнул Добрыня.

— Они как люди, только ниже пояса кони. Я пару раз у них в деревне даже был.

— А у них что деревня как у нас?

— Почти, — кивнул Ждан. — Женщины те в обычных домах жили, а кентавры отдельно. У них дом большой был, пустой внутри, с лошадиным задом лавки им не нужны были.

— А как бабы их в обычных домах помещались? — не понял Добрыня. — Или у них зады меньше были?

— Бабы у кентавров обычные, как наши, — улыбнулся Ждан.

— А как же они… ну того? — заинтересовался Добрыня, жестами изображая то, что его интересовало. — Хотя не рассказывай, — тут же добавил он. — Лучше мне этого не знать.

Эйта вернулась к мужчинам примерно через час, весьма довольная, она нашла то что искала, личную вещь Перва. Он тоже должен получить по заслугам, как и эти твари — кентавры. Но проклясть его она решил позже, вдруг души ошиблись и не его это вещица. Пока Эйта просто заставила обладателя вещи найти её. Он сам не поймёт почему его в дорогу потянет, но будет мучиться пока её, Эйту, не найдёт.

— Эйта, а ты как спаслась? — осторожно спросил Добрыня. — Глаза кентаврам отвела?

— Нет, — покачала головой девушка. — Я тогда не умела. Я тогда обычная была. Я в сундуке с одеждой спряталась. Они не грабили, поэтому не нашли.

— Почему? — завыло одно из привидений, кидаясь на Эйту с кулаками. — Почему моих детей это не спасло? Ты жива, а их убили. Это несправедливо.

— Не тронь её, — кинулась а защиту девушки её мать. — Она не виновата. Не она твоих детей убивала.

— Но она жива, а они умерли, — удары привидения были малоощутимы, но сильная злость и отчаяние придавало им сил. Эйта схватилась за щеку, по которой пришлась оплеуха безутешной матери погибших детей.

— Ещё раз тронешь меня, развею, — пообещала она. — В никуда уйдёшь.

Женщина угрозу всерьёз не восприняла и замахнулась ещё раз. Эйта ударила в ответ. Призрак забился, завыл от боли, стал на мгновение видимым, а потом развеялся.

Добрыня и Ждан подскочили со своих мест и схватились друг за дружку, а призраки испуганно шарахнулись в стороны, но потом снова сбились в кучу и возмущённо зароптали.

— Ещё кто‑нибудь за ней хочет? — зло поинтересовалась Эйта, но желающих не нашлось. — Я уже не семилетняя девчонка, — сквозь зубы добавила девушка. — Я ведьма и любого, кто посмеет перечить мне, уничтожу.

— Не сердись, Добронега, — подал голос староста. — Дура баба, от горя за детей своих умом тронулась, мы тебе зла не желаем. Рады мы, что хоть кто‑то жив остался. Только видишь как вышло, застряли мы тут. И рады бы уйти, но не знаем как.

— Грачка говорила, души на земле остаются потому что принять смерть свою не могут, — Эйте стало стыдно за вспышку гнева. — Вы же вспомнили, смогли из забытья выйти. Вам теперь смириться надо и на свет идти.

— Так нет его, света того, — вздохнул кто‑то. — С той ночи, когда тела наши сожгли, его и не было больше.

— А вы просили? — поинтересовалась девушка. — Вы Небо просили принять вас?

— Уж сколько раз, — ответил кто‑то.

Эйта не знала что ещё сказать духам. Как быть в этом случае Грачка её не учила. Души поняли это и стали расходиться.

— Куда ты теперь? — спросила Эйту мать.

— Здесь останусь, — вздохнула девушка.

— У нас поживи, — предложил Ждан.

— Не могу же я всё время у тебя жить, — тяжело вздохнула Эйта. — Мне их, — она неопределённо кивнула головой, — защитить надо.

— Но тут ты тоже жить не можешь, — возразил Добрыня. — А куда‑нибудь в город податься не хочешь? Во всех городах колдуны работают, может, и тебе повезёт.

— В город? — лёгкая тень испуга мелькнула на лице девушки. — Не знаю я. Подумать надо. А вы сейчас идите, не надо вам тут.

— А ты? — обеспокоено спросил Ждан. – Может, хоть переночевать придёшь?

— Приду, — подумав, решила Эйта.

— Хочешь, я мешок твой отнесу, тяжёлый поди, — предложил Добрыня.

— Не тронь, — Эйта ударила мужчину по руке. — Он заговорённый. Если чужой тронет, у него руки отсохнут.

— К–м, — крякнул мужчина. — Спасибо что предупредила. Только я ведь не на добро твоё зарюсь, я помочь хотел.

— Я сама, — решила Эйта. — Идите.

— Так я Ждане скажу чтобы дожидалась тебя? — уточнил Ждан.

— Скажи, — кивнула девушка.

— Тогда мы тебя ждём, — улыбнулся мужчина, неловко махнул рукой на прощание и пошёл за Добрыней.

Убедившись что её «заступники» ушли невредимыми, Эйта пошла в самый целый дом. Она затопила там печь, поставила воды нагреваться и села за порядком запылившийся стол.

— Проклинать будешь? — не утерпела и спросила тётка Забава.

— Буду, — кивнула Эйта. — Потом.

— Может не надо, доченька?

— Что значит не надо? — накинулись на соседку селяне, которым было любопытно, что будет, и они вились вокруг дома. — Мы из‑за Перва все раньше срока жизни лишились, а ей не надо?

— Добронега же на себя всё берет. Вам‑то уж хуже не будет, а она…, — неожиданно горячо возмутилась женщина. — Не вам же за то проклятие потом ответ перед богами нести. Не надо, доченька. Не бери лишнего зла на душу, рано или поздно всё равно перед отцом Небом ответ держать придётся.

— А к Небу ли ведьмы попадают? — горько усмехнулась Эйта. — Вот и я не знаю. А вот то, что в Земле они не покоятся, я убедилась.

— Нас ведь это к жизни не вернёт, — настаивала женщина. — Перв наверняка и так страдает, он же знает, что из‑за него всё село погибло. Это ж очень тяжко с такой ношей жить.

— Вот пусть и сдохнет, — заявил кто‑то. — Только мучительно и долго. А уж как умрёт, мы с ним и поквитаемся. Чего смеёшься? — удивился воинственно настроенный призрак, удивлённо глядя на Эйту.

— Поквитается он, — отсмеявшись, сказала девушка. — Ты за пределы деревни выйти не можешь. Или ты думаешь Перв как и вы за Землю держаться станет, да сам сюда придёт?

— И то верно, — согласилось сразу несколько призраков. — Так что же делать?

— А ничего тут не сделаешь, — поспешила сказать мать Эйты. — Девочка моя, оставь это. Пусть живёт, боги ему судьями будут.

— До суда Богов ещё дожить надо, — отрезала Эйта.

— Не надо, заклинаю, — взмолилась женщина. — Не губи ты себя. Не Прева мне жалко, тебя.

— Мне его сначала найти надо. Вдруг не его это вещица, — Эйта вздохнула, — вот найдёт он меня, тогда и посмотрю, тяжело ему или не очень.

— Посмотри, — мать Эйты погладила дочку по волосам. — Только не спеши судить, — Девушка не ответила.

К Ждану Эйта вернулась поздно ночью, почти уже под утро. Хозяева хоть и не спали, но расспрашивать заплаканную девушку не решились. Ждана молча подала на стол ужин, а потом, постелив ей на лавке, ушла к себе.

Эйта легла, но уснуть не могла. Там, в Поляновке, она долго разговаривала с матерью. Она и не знала даже как сильно ей не хватало семьи. Привыкла, заставляла себя не вспоминать о них и, казалось, забыла. А там, на развалинах родного дома она рассказывала и рассказывала матери о том, как жила, как больше смерти боялась Грачку, как иногда жалела, что не умерла вместе со всеми. Эйта редко плакала, но за этот вечер она наревелась на много лет вперёд. Поговорив с матерью, она пошла к святилищу матери и отца всего земного. Она молила Небо сжалиться над селянами и забрать их. Сначала молилась одна, потом к ней присоединилась мать, а потом и остальные жители. И Небо сжалился над своими непутёвыми детьми, и появился свет, и ушли неприкаянные души, и осталась Добронега совсем одна на этой земле. Но что ушли, она не жалела, боялась только что мать не успеет, потому что уходила женщина последней, до самого конца на дочку оборачиваясь.

Девушка пролежала с открытыми глазами до самого рассвета, а едва стало светать, встала и пошла к реке.

— Здравствуй, Эйта, — поклонился девушке Добрыня.

— Здравствуй, Добрыня, — встала девушка. — Искупаться решили?

— Да нет, — смутился мужчина. — Ждан сказал ты тут, вот пришёл спросить, не окажешь ли мне чести, не пообедаешь у меня? Мне рассказали что ты Ладушку мою от смерти спасла, спасибо тебе за это.

— Не за что тебе меня благодарить, — нахмурилась Эйта. Напоминать о том, что кабы не пожмотилась Белка на хорошее зерно, то извела бы она Ладу, не хотелось.

— Ты не серчай на меня, — попросил Добрыня, уловив неудовольствие колдуньи. — Я от чистого сердца.

— Не за что тебе меня благодарить, — повторила Эйта. — Но отобедать приду.

— Вот и славно, жду тебя, Ждан со Жданой проводят, — улыбнулся Добрыня. — До встречи, — он поклонился.

Девушка только кивнула и снова стала смотреть на воду, а потом опустила ладонь в реку и закрыла глаза, надеясь что вода унесёт хоть часть её боли.

Эйта сидела за столом и внимательно разглядывала хозяйку. Та, смущаясь и сильно волнуясь, выставляла на стол всё, чем была богата. Кое‑что принесли с собой Ждан и Ждана, которые тоже были приглашены на обед. Ждана всё ещё боязливо косилась на Эйту, не в силах поверить, что та ужасная старуха в лесу, которую она видела, и эта милая девушка — одно и то же лицо.

— Ребёночка хотите? — вдруг спросила Эйта у Добрыни.

— Хотим, конечно, — кивнул мужчина. — Только… не получается пока.

— И не получится.

Лада уронила миску со сметаной, которую несла к первому. Кошка произошедшему сильно обрадовалась, и пока хозяйка не спохватилась, бросилась к лакомству. А все присутствующие переглянулись.

— И не смотрите на меня так, — обиженно, будто её кто вслух осмелился обвинить, буркнула Эйта. — Ты за это бабушку свою поблагодари, за её грехи платишь.

— А при чём тут бабушка? — слёзы текли по щёкам Лады.

— При том, что по её вине проклятие на весь ваш род легло. Ты ведь единственная в своей семье, мужиков не осталось?

— Батя жив, а братья… — слова застряли у женщины в горле, потому что братья действительно все погибли.

— Ну, батя не в счёт. Сколько у тебя уже выкидышей было? Три? Скоро ещё одного выкинешь. Не сможешь ты родить, как ни старайся.

— Матушка земля, — прошептала Ждана. — Но как же это?

— Но ведь проклятие снять можно? — осторожно поинтересовался Добрыня, прижимая к груди рыдающую жену. — Ведь можно? Я заплачу, золотом заплачу или жемчугом, хочешь жемчуга?

— Смилуйся, помоги мне, — упала Эйте в ноги Лада. — Я всё, что у меня есть, отдам. У меня украшения есть красивые, ни у кого в округе таких нет, заморские, мне Добрыня подарил, я отдам, только помоги.

— Прежде чем обещать отдать всё что есть, думай иногда, — Эйта ткнула Ладу пальцем в лоб. – Слова, они большую силу имеют, особливо когда в отчаянии брошены.

Лада испуганно глянула на мужа, тот так же смотрел на неё.

— Помоги, — на колени перед Эйтой опустился Добрыня. — Скажи сколько денег за помощь хочешь, я заплачу.

Эйта нахмурилась, внимательно всматриваясь в Ладу. Потом встала и обошла вокруг неё, снова села, потом резко встала и взяла Ладу за руку. Ждан, Ждана и Добрыня внимательно следили за малейшим движением колдуньи, а Лада стояла, смирно закрыв глаза. Только из‑под опущенных ресниц текли слёзы. Она ведь ещё даже Добрыне не говорила о своих подозрениях о беременности. Боялась, но в то же время надеялась, что в этот раз получится, что сможет она выносить ребёночка.

— Нет, не могу, — покачала головой Эйта. — Оно… оно странное какое‑то. Я впервые такое проклятие вижу. Оно… как будто…, — девушке не хватало слов.

— Какое? — не вытерпел Добрыня, вскочил и прижал к груди жену.

— Не знаю, — вздохнула Эйта. — Я не вижу того, кто его наложил. Как будто это и не человек вовсе, а… Боги, — наконец добавила она не очень уверенно.

— Боги? — переспросили хором все присутствующие.

— Я впервые слышу, чтобы Боги людей проклинали, — тихо сказал Ждан. — Это что же сделать надо было?

— Ребёнка новорождённого убить, — нахмурившись, ответила Эйта. — Чтобы мужика из семьи увести.

— Бабушка не могла, — ахнула Лада. — Нет, она не такая.

— Я не могу твоё проклятие снять, — сердито сказала Эйта, ей очень не понравилось, что её слова подвергали сомнению. — Оно страшное очень.

— Неужели совсем ничего сделать нельзя? — спросила Ждана.

— Я не знаю. Если кто и может снять проклятие, то только её бабушка, но как это сделать я не знаю.

— Но почему? — тихо плакала Лада. — Я почему? Я что сделала?

— А подробнее рассказать можешь? Что за младенец, что за женщина? — спросил Добрыня.

— Это пусть она у бабушки своей спросит, — пожала плечами Эйта. — Та на род проклятье наложила, ей и снимать.

— Но как? Как такое проклятие снять можно? — всхлипнула Лада. — Убитого ребёнка ведь не вернуть.

— Может кровь за кровь, — пожала плечами Эйта. — А может и нет, — подумав, добавила она.

— Это проклятие только мужчин в семье коснётся? — уточнил Добрыня.

Эйта склонила голову набок, внимательно глядя будто сквозь Ладу. — Нет, — наконец ответила она. Жена твоя умрёт раньше чем ей отмеряно. Судя по всему, не много ей осталось. Бабушка умрёт последней, таково наказание.

— О Боги, — только и смог сказать Добрыня.

— Ну что ж, — вытерла слёзы Лада. — Спасибо тебе, за то что всё объяснила.

— Что делать будешь? — Эйте стало ужасно интересно. То что Лада что‑то для себя решила было видно не только ей.

— К бабушке поеду, — Лада наклонилась чтобы убрать черепки от разбитой миски, всю сметану уже слизала кошка. — Вы садитесь, гости дорогие, сейчас обедать будем.

Ждан с женой переглянулись и робко сели, Эйта опустилась на скамейку рядом с хозяином дома. Обед прошёл в полной тишине. Добрыня обдумывал когда и как ехать до бабушки жены, а Лада мучительно искала слова чтобы объяснить мужу, почему поедет она одна. Ей было очень больно, внутри всё просто разрывалось, но она должна была уйти. Добрыня не заслуживает такого. Он ещё найдёт себе другую жену, а она… она поедет к бабушке и попытается хоть что‑нибудь сделать. Хотя… что тут сделаешь? Лада почти не ела, только иногда поднимая глаза ловила на себе мимолётные взгляды соседей, внимательные мужа и изучающие молодой колдуньи.

— Спасибо за обед, хозяева, — нарушила молчание Эйта, встала из‑за стола и направилась к выходу.

— Не за что, — тихо отозвалась Лада.

— Погоди, — Добрыня догнал гостью уже во дворе. — Спасибо тебе.

— Не благодари. Не за что, — отмахнулась девушка. — Она уйти решила одна ночью, — уже у калитки повернулась Эйта и направилась к дому Жданы и Ждана.