Придорожный трактир «Три зуба» находился недалеко от городских ворот и был не самым приличным заведением. Но, правда, и не совсем завалящим. Так, серединка на половинку. Богатые купцы сюда не заглядывали, но и откровенной швали внутри не водилось. Поэтому когда в дверь трактира вошла босая совершенно мокрая девушка в дорогой шубе, воцарилась гробовая тишина.

— Русалка, — вскрикнула выскочившая из кухни девчушка, и выронила из рук кувшин с пивом. Посетители ахнули и распластались по стенам, но наружу выскочило всего несколько человек, у остальных любопытство оказалось сильнее страха. Они прикинули, что тут русалка серьёзного урона не нанесёт, а до воды далеко, ежели и потащит, то отбиться можно, да и люди кругом, помогут, быть может.

Эйта окинула присутствующих взглядом, кивнула в знак приветствия и направилась прямиком к большому очагу. Там она села, протянув к огню совершенно замёрзшие ноги и руки.

— Точно русалка, — прошептал кто‑то, но в полнейшей тишине шёпот услышали все.

Девушка удивлённо повернулась, но потом покачала головой и снова придвинулась к огню. Владелец таверны что‑то шепнул младшему сыну и мальчишка бочком, не спуская с гостьи взгляда, пробрался к двери, а оттуда, что было сил, дёрнул к городу. Минут через десять дверь таверны снова открылась, и на пороге показалось двое мужчин. Следом за ними вошёл ещё один, более молодой. Посетители таверны, те кому наскучило стоять, подпирая стены, снова подскочили на ноги с лавок и поклонились вошедшим.

— Ну и где тут ваша русалка? — спросил один из вошедших, окинув трактир взглядом.

— Дык вон же она, — указал трактирщик.

— Сказал же, бред, — обратился мужчина к своему более богато одетому спутнику и вздохнул. — Здравствуй, красавица, — подошёл он к очагу и присел на корточки.

— И тебе не хворать, — кивнула Эйта, от которой не укрылось, что её собеседник колдун.

— Ты откуда будешь? — поинтересовался мужчина.

— Оттуда, — неопределённо махнула девушка в сторону озера.

Народ вокруг зароптал, мол, говорили же, русалка и даже не скрывает.

— А мокрая вся с чего? — не обращая ни на кого внимания, спросил колдун.

— Так нельзя же из воды сухой вылезти, — усмехнулась Эйта. — А ты с чего выпрашиваешь?

— Колдун я местный, Шмелём звать — улыбнулся мужчина. — За порядком в городе слежу, а тут люди прибежали, мол, русалка в «Три зуба» забрела.

— Да какая же я русалка? — Эйта удивлённо посмотрела на хозяина.

— Мокрая, — пискнул хозяйский сын, тот что бегал за колдуном, и тут же поспешил спрятаться за отца.

— А шуба у тебя эта откуда? — вдруг спросил князь, приехавший с колдуном.

— Она моя, — Эйта плотнее закуталась в своё мокрое одеяние.

— То‑то я смотрю и мне она знакомой показалась, — согласился колдун.

— Моя, — снова с угрозой повторила девушка. — Мне её водяной отдал.

— Как есть русалка, — хлопнул себя по ноге трактирщик.

— А с чего это он расщедрился? — удивился Шмель. — Ты уж объясни, сделай милость, а то, видишь, люди волнуются.

— Ну ты‑то видишь, что я не русалка? — поинтересовалась Эйта.

— Я вижу, но да только с чего ты в одежде ты купаться вздумала. Да и шубку эту князь осенью в озере утопил, нечисть тамошняя расшалилась что‑то.

— А, — кивнула Эйта. — Но теперь она всё равно моя. А тебе, мил человек, за своей территорией лучше смотреть следовало бы. Мне б тогда купаться и не пришлось и водяной здешний не мне, а тебе бы служить обещался.

Колдун пересёкся взглядом с князем и растерянно пожал плечами.

— А за что тебе водяной шубу подарил? — вмешался молчавший до сих пор княжич. Он не сводил с девушки взгляда. — Холодно поди в мокрой‑то? — мужчина скинул свой кафтан и протянул его Эйте. Девушка подумала, но потом сбросила мокрую шубу и укуталась в тёплую одежду, а свою протянула княжичу. — Меняю, — сказала она. Шмель закатил глаза и тяжело вздохнул. Вот принесло же сюда Олега. Сейчас ведь, как пить дать, влюбится. Княжич вообще был мужчиной влюбчивым, но в последнее время душа его требовала чего‑то нового и необычного. Он пресытился легкодоступными девками, с теми, кто честь свою сильно берёг, тоже скучно было. А тут куда уж необычнее девка, да к тому же симпатичная вполне.

— А ты что, не знаешь? — спросила девушка у колдуна и нахмурилась. — Или там в реке твоя тварь сидела?

— Какая тварь? — не понял князь.

— Нет, не моя, — поспешил заверить Шмель. — А что за тварь?

— А как ты тварь в воде нашла? — тут же спросил Олег.

— Погоди, — осадил его колдун. — Милая, расскажи уж мне, что произошло, а то ведь я совсем ничего не понимаю. И как к тебе обращаться?

— Эйтой меня кличут, — вздохнула девушка и повернулась к огню другим боком.

— Тёплого питья принеси, — велел Шмель трактирщику. — Слушаю тебя, — кивнул он девушке.

— Мимо мы ехали, — начала Эйта. — В трактире резня намечалась, мы в лесу заночевали. А утром мавки. Я их разогнала, но тут водяной вылез, мол помоги, сила из воды уходит.

Колдун согласно кивнул и нахмурился. То, что с водоёмами что‑то неладно, он давно заметил, только вот понять что не так не мог.

— Очень просил, — продолжала девушка. — Жалко мне его стало, — при этих словах она нахмурилась, задумавшись вдруг, а с чего это она так легко разжалобилась.

— А потом? — прервал её мысли Шмель.

— Потом? Потом зелье сварила и в воду, а там оно сидит.

— Погоди, как в воду? — уточнил колдун.

— С головой, — как дитю пояснила Эйта.

— Да то, что с головой, я и сам вижу. Ты объясни, как ты под водой смогла.

— Ну зелье же.

— А что за зелье? — Шмель даже дышать перестал.

— А сам ты что, так не умеешь? — прищурилась девушка. Мужчина выдохнул, сорвалось, не расскажет.

— Нет, — честно признался он. — Потом расскажешь?

— Нет, — покачала головой Эйта. — Моё это заклинание.

— А если Шмель заплатит? — спросил князь.

— Подумать надо, — не сразу ответила девушка.

— Ну а дальше что? — спросил Олег. — Ты остановилась на том что под водой оно? А что оно?

— Да откуда же я знаю? — хмыкнула девушка. — Чудище. Сидит, силы у всех тянет. Я сначала по–хорошему попросила уйти, оно булькаться, ну я ударила.

— А оно? — широко раскрыв глаза прошептала помощница трактирщика, которая как и все присутствующие, ловила каждое слово молодой ведьмы.

— А оно сначала спряталось, а потом как вылезет, мы с водяным насилу удрали.

— А что за чудище? — нахмурился Шмель. — На что хоть похоже?

— На что? — Эйта задумалась. — Да на соплю с глазами. Только здоровое больно и сильное. Водой ледяной так сильно било, — девушка потёрла пострадавшее плечо.

— И как же ты его? — спросил Олег, потому что Эйта снова замолчала.

— Случайно, — девушка вздохнула. — Действие отвара закончилось, а оно не отлипает. Ну я ему заклинание и вернула, да ещё усилила, чудище в лёд и замёрзло.

— И ты его так в воде и оставила? — уточнил Шмель, судорожно соображая, куда сейчас бежать и как эту тварь во льду искать, а главное, что с ней дальше делать.

— Нет, льдину водяной со своими на берег вытолкали, а я разбила.

— А тварь?

— Пропала. Наверное, её льдом на куски разорвало, а я потом ещё огнём прошлась, для надёжности. Большее я её не чувствовала.

Шмель выдохнул, бежать никуда не придётся, девчонка не глупая оказалась, до конца дело довела.

— Эйта, — раздалось от входа и в трактир ворвалась взволнованная Лада. — Слава Богам, живая. Я так волновалась, — она порывисто обняла подругу. — Ты мокрая совсем. Добрыня, — повернулась она к зашедшему следом мужу.

— Комнаты свободные есть? — спросил мужчина у трактирщика и положил на прилавок монету.

— Есть, конечно, — закивал тот.

— Комнату, тёплой воды побольше и масла барсучьего. Если нет, в город пошли.

— Всё есть, всё будет.

— Эйта, ты как? — Добрыня поставил девушку на ноги и потёр ей плечи.

— Нормально, — кивнула Эйта. — Только спать очень хочется

— Сейчас принесут воды, отогреешься и поспишь. Лада, пошли поможешь, потом жиром её натри, — велел Добрыня.

— Пойдём, — Лада потянула колдунью за дочкой трактирщика, которая была готова показать им комнату.

— Я тут подожду, — добавил Добрыня. — Как Эйта уснёт, спускайся.

Когда женщины скрылись наверху, Добрыня вздохнул и сел за свободный стол.

— Можно? — к столу подошли Шмель, а за ним и князь с сыном.

— Милости прошу, — мужчина встал и поклонился гостям.

— Ты прости, добрый человек, что спрашиваю, но Эйта тебе кто? — спросил Шмель, а князь жестом велел трактирщику подать на стол.

— Эйта? — переспросил Добрыня и усмехнулся. — Да никто, по сути. Попутчица.

— И далеко едете? — поинтересовался князь.

— Мы с женой в Олеград, а Эйта…, — Добрыня вздохнул. — Эйта дом себе ищет. Ну а пока она присматривается что да как, вроде вместе едем.

— Шмель, а возьми её себе помощницей, — обрадовался княжич.

— Забудь, — отмахнулся колдун. — А не знаешь ли, у кого она училась?

— В смысле? — не понял Добрыня.

— Ну кто её магии обучал?

— А–а–а, — протянул мужчина. — Знаю, но вряд ли тебе, многоуважаемый, это что‑то даст. Колдунья лесная её после гибели родных приютила. Колдунью народ Грачкой кликал.

— Нет, имя мне ничего не говорит, — вздохнул Шмель. — А Эйта значит в лесу росла, ну что ж это многое объясняет.

— Что это тебе объясняет? — поинтересовался князь.

— Да то с чего она, — мужчина замялся, подбирая слова. — Дикая такая.

— Есть малость, — улыбнулся Добрыня. — Её родня погибла когда она совсем маленькой была, так что…

— И не боишься? — усмехнулся Шмель. — У неё же силы немерянно.

— Правда? Не знал. Но нет, не боюсь. Она, в общем‑то, не плохая, не всё понимает, но ежели что надо просто как дитю объяснить.

Княжич Олег слушал разговор вполуха, он мечтал. Перед его взором было тихое летнее озеро, ночь, он заходил в воду, ведя за собой за руку Эйту. Девушка тихо смеялась, обвивая шею мужчины руками. Олег расплетал ей косу, и волосы Эйты рассыпались по воде широким ореолом, а потом, намокнув, опускались. В темноте кожа её светилась, и Олег припадал губами к ложбинке на груди, а потом, рывком, задрав рубаху…

— Олег, прекрати, — стукнул по столу кулаком Шмель.

— Шмель, — возмутился княжич, стряхивая с одежды капли воды, от неожиданности он облился.

— Слишком ты громко думаешь, — сердито сказал колдун. — Я же сказал тебе, забудь про ведьму. Всё. И даже мечтать не смей.

Добрыня опустил голову, потирая бороду. Чтобы понять о чём думал княжич даже колдуном быть не надо, у парня разве что слюна не капала.

— И, кстати, про кафтан свой можешь забыть, — добавил Шмель. — Она тебе его не отдаст.

— Что значит не отдаст, — нахмурился князь. Добрыня вопросительно посмотрел на колдуна

— Она же сказала, что меняет его кафтан на шубу свою, ну то есть твою, утопленную.

— Ну так утопленная же моя.

— Не совсем, — вздохнул Шмель. — Ей эту шубу, как я понял, водяной со дна достал.

— Ну так он же её у меня и украл, — усмехнулся князь. — И с каких это пор у нас ворованный подарок владельцу не возвращается?

— Ты не путай, — возразил колдун. — Шубу твою ворованной назвать всё же нельзя. А Водяной, — мужчина вздохнул. — Он ей служить за услугу обещался. Так что Эйте теперь всё, что в озере есть, принадлежит. Что достанет ей нечисть или что она сама себе выловить захочет.

— Ты думай что говоришь, — нахмурился князь.

— Да пусть она мой кафтан себе оставит, я не против, — вмешался Олег, чтобы разрядить ситуацию.

— Не против он, — покачал головой князь.

— Шмель, а как это вообще возможно, чтобы человек под водой быть мог? — спросил Олег, игнорируя отца.

— Да кабы я знал, — вздохнул колдун. — Сам же слышал, она заклинание знает. А я не знаю, — предвосхитил он следующий вопрос.

— Купи, — посоветовал князь. — Полезная штука, хотя водяного, как я понимаю, нам это не вернёт.

— Не вернёт, — эхом ответил Шмель, задумавшись.

Подали еду и за столом стало тихо. Колдун всё обдумывал как уговорить Эйту продать ему заклинание, княжич снова мечтал, а князь и Добрыня ели, изредка возобновляя беседу. К концу трапезы вниз спустилась Лада. Добрыня тут же вскочил, приказал подать жене поесть и усадил её в уголок.

— Она уснула, — тихо сказала Лада.

— Это хорошо. Будем надеяться что не разболеется, — кивнул Добрыня. — Ты кушай.

Олег поднял голову от тарелки, внимательно рассматривая подошедшую женщину, но потом столкнулся взглядом с отцом. Князь отрицательно покачал головой, мол, даже не думай, и едва заметно кивнул на Добрыню. Олег печально вздохнул и снова принялся за еду.

В Доброграде надолго не задерживались. Князь со Шмелём, конечно, приглашали, но Эйте город почему‑то совсем не понравился, и было решено ехать дальше.

— А ты княжичу понравилась, — лукаво сообщила Лада Эйте. — Он, кажется, больше всех расстроился что мы уехали.

Эйта удивлённо посмотрела на подругу.

— Что? — нахмурилась Эйта, заметив что Добрыня смеётся.

— Извини, — попросил мужчина. — Но ему не только ты понравилась, он и на Ладушку засматривался.

— Ой не правда, — возмутилась Лада, будто это её в неверности обвиняли. — И ничегошеньки он на меня не смотрел.

— Ну дак я ж рядом всё время был. А у Эйты мужа нет, на неё можно смотреть сколько влезет.

Эйта всё ещё хмурилась, она склонила голову на бок, критически рассматривая Ладу и пытаясь понять лучшее неё Ладушка или хуже. И не то чтобы ей внимание Олега нужно было, просто почему это он на Ладу больше засматривался? Хотя она, конечно, красивая, — решила Эйта и тяжело вздохнула.

 

***

В Олеград въезжали поздно вечером, едва–едва успев к закрытию ворот. Лада волновалась, а Эйта ехала, погружённая в свои мысли. Мысли были не весёлыми. Молодой колдунье не нравились большие города, девушка чётко поняла, что жить тут она не сможет. Слишком много людей, слишком шумно, слишком… Да всё тут было слишком. Да, в лесу одной плохо было, но в городе ей не выжить. И что со всеми этими выводами делать, Эйта не знала.

— А вон и бабушкин дом, — радостно сообщила Лада, пришпоривая лошадь, но у ворот вдруг остановилась, так и не постучавшись.

— Что, Ладушка? — обеспокоенно спросил Добрыня.

— Да как же я ей скажу? — едва слышно спросила Лада. — Она же обидится, ругаться будет.

— А ты сразу не говори, — посоветовал мужчина. — Скажем навестить приехали, место себе новое ищем, решили и Олеград посмотреть.

— А потом? — поинтересовалась Лада.

— А потом будет потом. А сейчас стучись.

Лада доверчиво посмотрела на мужа и застучала кулаком в ворота. Залаяла собака, а через некоторое время скрипнула дверь и раздались шаги.

— Кого нелёгкая на ночь глядя принесла? — спросил женский голос.

— Это я, Лада, открой, бабушка.

— Лада? — заскрипели засовы. — Девочка моя, — обрадовалась появившаяся из ворот старушка. Правда, старухой назвать её можно было с большой натяжкой. Высокая, красивая, подвижная. Разве что волосы были совсем белые, да годы на лице след свой оставили.

Эйта поразилась увиденным, она никак не ожидала, что с таким проклятие за спиной можно так хорошо выглядеть, ну да глаза не врали.

— Бабушка, — Лада обняла родственницу. — А это муж мой, Добрыня. А это Эйта, — представила она подругу.

— Ну что же вы стоите, — всплеснула руками бабушка. — Входите, устали, поди. А что ж не предупредили что приедете? Я бы встретила, баньку бы вам затопила.

— Да мы не знали точно когда будем, — оправдывался Добрыня.

— А ты ничего, — критично осмотрев «внука», заявила женщина. — Молодец Ладушка, хорошего мужа себе выбрала.

— Спасибо, — Добрыня смутился. — Рад знакомству.

— Да не смущайся, — бабушка довольно улыбнулась. — Проходите. Сейчас воды нагрею, ополоснётесь с дороги.

— Давайте воды наношу, — Добрыня взялся за вёдра.

— Я помогу, — подхватилась Лада.

— Сиди, — велел ей муж. — Сам справлюсь.

— Так ведь ты тоже устал, — растерянно сказала Лада, хотя Добрыня уже ушёл. — Весь день ведь в седле.

— Сиди, — улыбнулась бабушка. — Он мужчина.

— А что ты на меня так смотришь, милая? — с некоторой угрозой в голосе, спросила старушка у Эйты. — Мы виделись когда?

— Нет, — за подругу поспешно ответила Лада. — Просто Эйта долго одна в лесу жила, вот сейчас к людям и присматривается.

— Так пристально не смотри, а то нарвёшься когда‑нибудь, — посоветовала бабушка. — Ладушка, ну расскажи же мне, как ты живёшь, — тут же отвлеклась она на внучку.

Эйта наблюдала. Ладу женщина любила и интересовалась её жизнью совершенно искренне, но вот проклятие, чёрным пятном висящее у неё на душе, колдунью пугало. Оно было ледяным, расчётливым и страшным. Как можно жить с таким, ходить по улице, улыбаться и даже шутить, было не понятно. Но женщина жила и даже, казалось, процветала.

За весь вечер Эйта не сказала ни слова, а после ужина, сославшись на усталость, ушла спать первой. Добрыня тоже по большей части молчал, лишь иногда, когда что‑то спрашивали у него лично, отвечал и улыбался. Он смотрел на бабушку жены и не верил в то что сказанное Эйтой правда. Ну не может такая светлая женщина совершить чёрное дело. Желана, так звали бабушку его жены, казалась человеком невероятно позитивным. Ну не мог Добрыня поверить в то что могла она младенца убить. Да какая вообще баба на такое способна? Знавал он мужиков, которые детей с лёгкостью убивали, ну да то последние отморозки были, с ними рядом не то что рядом быть не хотелось, воздухом одним дышать противно было. Он наблюдал за женщинами и улыбался, потому что улыбалась его Ладушка, потому что она радовалась родному дому, в котором в детстве росла, потому что бабушку она, не смотря ни на что, любила.

— Добрыня, — уже в постели Лада прижалась к мужу. — Я не смогу ей сказать. Не могу. Как про такое спросить?

— Не знаю, — честно признался Добрыня. — Надо будет с Эйтой поговорить, вдруг она ошиблась? Ну там расстояние большое или ещё что. Может, поняла что неправильно или истолковала не так.

— Точно, — обрадовалась Лада. — Она наверняка ошиблась, — женщина покрутилась, удобнее устраиваясь на плече мужа, но улыбаться перестала. Ей очень хотелось верить в то что Эйта ошиблась, но как об этом колдунье сказать. И если она ошиблась, то почему же тогда она, Лада, никак родить не может?

— Может к другому колдуну обратимся? — будто прочтя её мысли предложил Добрыня, который, на самом деле размышлял точно о том же что и его жена.

— Обратимся, — кивнула Лада.

— Всё у нас буде хорошо, Ладушка, — мужчина крепко обнял жену.

— Конечно, — слабо улыбнулась та. — Давай спать, поздно уже.

Утром Эйта встала первой, она умылась во дворе и села у забора, наблюдая за жизнью на улице. Сначала народу там было немного, но потом люди проснулись и сновали туда–сюда по своим делам.

— Странная у тебя подружка, — заметила Ладе бабушка. — Она случаем не блаженная?

— Нет, просто дикая немного.

— Совсем немного, — с усмешкой сказала Желанна. — Ладно, хозяйничай тут сама, а у меня дела. Кабы ты заранее о приезде сообщила, я бы их отменила, а так, извиняй.

— Это ничего, мы справимся, — заверила бабушку Лада. — Может тебе помочь чем?

— Отдыхайте, — улыбнулась женщина, поцеловала внучку в лоб и ушла.

Лада едва заметно поморщилась, у неё вдруг резко и очень сильно заболела голова, но потом всё отпустило. Она вздохнула и принялась готовить завтрак.

— Она бабушку убить не сможет, — сказала Эйта, когда Добрыня подошёл чтобы позвать её к столу. Мужчина вздрогнул, он часто в дороге думал о том, как можно снять проклятие, но о том, что старушку убить придётся — никогда.

— А ты с проклятием не ошиблась? — тихо спросил он. Эйта удивлённо посмотрела на мужчину. — Я не то чтобы сомневаюсь, — Добрыня смутился.

— Ты сомневаешься, — усмехнулась Эйта.

— Хорошо, сомневаюсь, — Добрыня присел около девушки на корточки. — Ты прости, но Желанна, она… Ну не похоже, чтобы на ней проклятие было. Ну ты же сама видишь, она здоровая, красивая, можно сказать, даже цветущая.

— А ещё я проклятие на ней вижу, — ответила Эйта. — Страшное проклятие. Мне рядом сидеть жутко.

— Но как же так выходит? Проклятие есть, а по ней и не видно?

— Я же говорила, она последней умрёт, — напомнила Эйта. — А до тех пор то проклятие ей сил и даёт. Вот у Лады забирает, а ей даёт. Желана сама того не знает, живёт себе радуется, что силы не иссякают, — Эйта замолчала. Добрыня тоже ничего не говорил.

— Ты решил, что будешь делать, когда Лада умрёт, — вдруг спросила девушка. Бывшего дружинника будто по лицу ударили, он вскочил на ноги. Эйта тоже встала.

— Я не вижу другого способа проклятие снять, и даже если Желану убить, не поручусь, что оно снимется.

— За ней пойду, — голос не слушался, и Добрыня откашлялся.

— Самоубийцы на Небо не попадают.

— В дружину к кому‑нибудь наймусь, — буркнул мужчина. — А там в бою…, — он махнул рукой. — Пошли к столу, завтрак готов.

— Да, в дружину вроде как не самоубийство, — согласилась Эйта и пошла следом.

Завтракали молча, каждый думал о своём.

— Эйта, а ты можешь сказать у кого бабушка, — Лада запнулась. — Убила, — едва слышно добавила она. — Малыша.

— Могу, — кивнула колдунья. — Мы вчера дом тот проезжали. Я покажу.

— Бабушке не скажешь? — спросил Добрыня, хотя ответ был ему известен. Лада отрицательно покачала головой и отвернулась, а потом резко встала и принялась со стола убирать.

Эйте происходящее не нравилось, если ещё вчера она чувствовала что Лада полна решимости бороться, то теперь этого чувства больше не было. Лада сдалась. И Добрыня сдался. Он собирался быть с любимой женой до её конца, а потом намеревался погибнуть сам.