— Так, что у вас происходит? — спросил вечером третьего дня Слав у двоих младших сыновей. — Выкладывайте что натворили?

— Ты вообще о чем, батя? — уточнил Любомир, очнувшись от своих мыслей.

— О том, — сердито отрезал дядька Слав. — Или ты считаешь у меня глаз нет? И я не вижу что ты последние дни сам не свой? И Всемил тоже тихий не в меру? Выкладывайте.

— Да все в порядке, — Всемил поднялся. — Спасибо, Дара, — поблагодарил он мачеху, — вкусно все было.

— Сядь, — строго велел Слав. — Рассказывай.

— Да нечего рассказывать, — буркнул Всемил и опустил голову.

— Угу, я вижу что нечего. Что случилось?

— Да я подумать не мог что Лада меня не как брата любит, — не выдержал парень. — Я же к ней как к сестре. И я люблю ее, ближе чем она у меня нет никого, я ее даже больше чем Любомира с Ратибором люблю. Но как сестру. Я как о женщине о ней и думать не могу. Это ж Лада. А она?

— А что она? — нахмурился Любомир, который последние три дня именно Ладу из головы выкинуть не мог. Он возвратить ему долг потребовал чтобы брата к девушке подтолкнуть, а вот поцеловал и сам пропал. Часа не проходило чтобы он о ней не думал, а уж ночами…

— А она кричала, — голос у Всемила задрожал. — Велела мне убираться и на глаза ей не показываться. Но я же не виноват, я же как сестру…

Тут дверь дома с грохотом отварилась и в нее вошел Ратибор.

— Всемил, ты что делаешь? — не здороваясь, спросил он.

— А что я делаю? — Всемил на всякий случай встал и отступил назад, спиной к стене.

— Ты что Ладе такого наговорил, что она топиться собралась?

— Что? — Любомир подскочил, а следом за ним встал из‑за стола и Слав.

— А то, я ее у самого озера поймал, она топиться хотела. Даренка ее оттаскивала, я помогал.

— А Лада? — холодея от ужаса, спросил Любомир.

— А она кричала, что Всемил говорил когда‑то, что как взрослым станет, будет приходить с русалками любиться, вот она утопнет и хоть так он ее любить будет.

— Господи, — жена Слава Дара прижала ладони к сердцу. — Да что же это она?

— Это хорошо Дарена неладное почуяла, когда Лада из дома ушла, хорошо я мимо озера проезжал, а не то утопилась бы твоя Лада.

На Всемила было жалко смотреть, он стоял опершись на стену с широко раскрытыми глазами, в которых были и боль, и ужас, и полное отчаяние. Он не знал как оправдаться и что делать. С одной стороны хотелось бежать к Ладе и надавать ей оплеух, да так чтобы ей в голову больше никогда ничего подобного не пришлось, а с другой… Она же велела на глаза ей не показываться. Неужто она и правда так сильно его любит? А он что же? Он ведь жить не сможет спокойно, если с ней что случится.

— Значит так, — Слав стукнул кулаком по столу. — Лада тебе не сестра, лучше девки тебе не сыскать. В следующее воскресенье день матери Земли, самый что ни на есть подходящий день для сватовства. Поняли меня? — повысил он голос.

— Понял, — кивнул Всемил и решил что так действительно будет правильно. Он же Ладу любит. И просто время надо. Она ведь действительно самая лучшая, а там глядишь и полюбит как надо.

— Батя, а надо ли? — прервал его размышления вопрос Любомира. — Он же ее не любит.

— Полюбит, — отрезал Слав. — Я к брату пошел, договорюсь на счет воскресенья, — мужчина вышел из дома, грохнув за собой дверью. Дара вздрогнула, а Любомир и Всемил опустились на лавку. Любомир отчаянно думал какие доводы привести чтобы Всемила жениться на Ладе не заставляли, а Всемил размышляя о том что сделать, чтобы перестать в Ладе сестренку видеть. Ратибор постоял молча, наблюдая за обоими, потом вздохнул, покачал головой и, не прощаясь, ушел.

В следующее воскресенье в городе гуляли. Праздник богини матери Земли горожане любили, да и как его не любить, все люди по земле ходят, всех матерь Земля кормит, всем приют дает. Ничто живое без земли не может жить. Вот и отмечали ее день широко и щедро.

— Мир этому дому, — во двор Никиты Яснокаменного ввалилась небольшая компания мужчин. — Встречай гостей, хозяин.

— Проходите, — несколько удивленно ответил Никита. — А что привело, позвольте спросить?

— А ты не догадываешься? — улыбнулся Слав и подтолкнул вперед смущенного и бледного Всемила. — У вас товар, у нас купец. Свататься мы к тебе, Никита.

— Свататься? — удивленно переспросил ювелир и посмотрел на Всемила.

— Конечно, лучше твоей Ладушки мне сыну жены не найти, да и он у меня молодец что надо.

— Зовите невесту, — вмешался в разговор брат Слава. — Да сговариваться будем.

— Не здорова Лада, — подала голос вышедшая к дверям Лебедь.

— А что с ней? — Всемил испугался совершенно искренне.

— Приболела, — ответила женщина, хмуря брови.

— Эка, — крякнул Слав. — И что совсем плоха?

— Совсем, — подтвердил Никита.

— Лада, — ахнул Всемил, увидав в открытую дверь что девушка в этот момент показалась на лестнице и у парня сердце будто в кулак сжали. От прежней Лады осталась только серая тень, под глазами залегли фиолетовые тени, а сами глаза стали в пол лица. Девушка похудела и осунулась.

— У нас красный молодец, у вас красна…, — тут брат Слава осекся, тоже девушку увидав, назвать сейчас Ладу красавицей, мог только отъявленный циник.

— Лада, тут тебя за Всемила сватать пришли, — тихо сказал Никита, бросив вопросительный взгляд на жену, та кивнула и подошла к младшей дочери.

Девушка подняла голову и взгляд ее, впервые за несколько дней стал осмысленным. Она сделала еще шаг, переводя взгляд с одного гостя на другого.

— По что же ты дядька Слав Всемила за постылую сватаешь? — спросила она, наконец.

— Лада, — возмутились Слав и Всемил в один голос.

— Ладушка, ты что же говоришь такое? — у Слава рвалось сердце от жалости к девушке, он любил ее и действительно не видел для сына другой жены.

— А что я говорю, дядька Слав? Я думала, ты меня любишь. Так зачем же мне муж, который на других смотреть будет?

— Лада я…, — начал было Всемил.

— Не пойду я за тебя замуж, Всемил, — перебила его девушка. — Гордость у меня еще осталась, — она вскинула голову, но тут же оперлась о плечо Леты, что ее выводила, потому как голова закружилась сильно.

— Ладушка, так ведь любит он тебя, — прошептал Слав, но девушка уже не слышала, она ушла в другую комнату.

— Лета, у вас бульончик куриный есть? — спросил Всемил, решительно направляясь за подругой.

— Есть, как же ему не быть, — служанка вздохнула. — Только вот не ест она его, она вообще ничего не ест и почти не пьет. Вот уж неделю в кровати лежит, в стенку уткнувшись, — Лета вытерла покатившуюся по щеке слезу.

— Налей немного, — попросил Всемил и аккуратно усадил Ладу за стол.

— Не хочется мне, — слабо запротестовала девушка.

— А мы много не будем.

— Держи, — служанка поставила на стол большую чашку с куриным бульоном, рядом положила миску с куриным мясушком, уже освобожденным от костей.

— Не хочу я, — Лада отвернулась.

— А ты одну ложечку. Маааленькую, — Всемил набрал в ложку совсем немного и осторожно влил ее девушке в рот. За ней последовала вторая ложка, потом третья и в каждую новую ложку Всемил набирал чуть больше бульона чем в предыдущую. Лета и Лебедь стояли поодаль не вмешиваясь. Лета плакала, они ведь неделю не могли уговорить Ладу хоть что‑то поесть.

— Ну вот и умница, — почувствовав что Лада больше есть не может, Всемил допил бульон сам. Лебедь тут же убрала грязную посуду сам и снова в сторону отошла.

— Лада, может все же передумаешь и пойдешь за меня? — тихо спросил Всемил.

— Всемил, — Лада посмотрела на друга детства и отвернулась. Она молчала долго, парень не торопил. — Нет у меня гордости. Всемил, — едва слышно сказала девушка. — Знаешь как хочется мне сейчас тебе да сказать?

— Так скажи, Ладушка. Поверь, я все сделаю чтобы ты счастлива была.

— Не смогу я счастливой с тобой стать, — покачала головой Лада. — Потому что знать буду что не любишь ты меня.

— Я тебя очень люблю, Лада.

— Не так ты меня любишь, Всемил, — Лада устало вздохнула. — А коли встретишь потом ту что сердце твое заберет? Так всю жизнь и будем маяться? Уходи. Пожалуйста, — добавила она совсем тихо. — Тяжело мне пока видеть тебя, вот тут больно, — Лада прижала ладонь к сердцу. — Поэтому прошу тебя…

— Ухожу, — Всемил поднялся. — И пока сама не позовешь, на глаза тебе не явлюсь. Только ты береги себя, Ладушка, — он сжал плечо подруги и стремительно вышел.

— Тебе бы отдохнуть, ягодка моя, — Лебедь помогла дочери подняться и поручила ее заботам служанки, а сама пошла к мужчинам.

— Поела Ладушка, — сообщила она. — Всемил ее покормить смог.

— Слава богам, — прошептал Никита Яснокаменый. — А сам Всемил где?

— Она его уйти попросила.

— И нам пора честь знать, — Слав тяжело поднялся. — Простите что так… не хочет, я… думал, поженятся и все как должно станет. Лада, она же мне… родная почти, я ж уж почитай лет десять ее невесткой своей почитал, а тут…, — Слав махнул рукой и стремительно вышел, чтобы ни брат, ни соседи слез так и льющихся из глаз не увидали. Он вдруг почувствовал себя ужасно старым и уставшим. Остальные сваты за ним последовали.

— Как думаешь, выкарабкается Лада? — спросил у жены Никита, глядя гостям вслед.

— Теперь, думаю да, — Лебедь прижалась к мужу, только богам было ведомо сколько они за эту неделю пережили, чего только не передумали и какого это родителям видеть как родная дочь сама себя в могилу сводит.

— Пусть хранит Всемила Отец Небо, — прошептал ювелир. — Хоть и из‑за него Лада так страдает, да не его в том вина. Пойду я поработаю немного, может хоть сегодня что получится.

— Сходи, — Лебедь отпустила руку мужа, а когда он ушел, поднялась к дочери.

Лада спала. Женщина присела на край ее кровати, погладила девушку по волосам, поправила одеяло, хотя того и не требовалось, а потом села к окну. Поведения Лады она не одобряла. Ну не любит тебя парень, не умирать же теперь из‑за этого. Да ни один мужик на свете не стоит того чтобы так убиваться, голодом себя морить. Даже Всемил не стоит. Лебедь вздохнула, хотела бы она ненавидеть мальчишку, ну да за то что он Ладу накормить смог, простила она ему все его прегрешения. И ведь действительно он ее любит, видно это. Но то что Лада замуж за него идти отказалась, правильно. Ничего хорошего из этого брака не вышло бы. Странно только что Слав этого не понимает. В том что свататься Всемила отец заставил Лебедь не сомневалась.

А на улице глухо зарокотал гром. Небо стремительно затягивалось темными тучами. Вдали уже были видны всполохи молний. Видимо, отец Небо чем‑то недоволен был и жене своей — Земле, сурово выговаривал. Сильно ругались боги, средь бела дня темно стало и гром гремел не переставая, и молнии сверкали одна за другой.