Проморгавшись, первое, что я увидела … это саму себя.

Да-да. На огромном до вселенского неприличия табло-экране красовалось мое изображение. И не какое-то там, а с моего же электронного паспорта. Откуда оно у мух, тапком недобитых, гадать не надо. Видимо, нашли в моем корабле. А вот, что они еще там обнаружили и что вообще сделали с моим крейсером — это действительно вопрос актуальный.

Изображение на табло моргнуло, и появились какие-то надписи. Что там было, не знаю. Тот переводчик, что вживили мне в мозг, помогал изучать язык остальных рас, делал возможным мое общение с остальными, но, увы, похоже, что писать мне все же придется учиться самой.

Сейчас же я не понимала ни буквы из написанного текста.

Оторвав взгляд от табло, я осмотрелась. Выскочила я на небольшую металлическую площадку, зависшую в воздухе. Надо мной тоже светилась какая-то надпись. А вокруг, насколько хватало взгляда, виднелись трибуны битком забитые мухоподобными ахунтами. Сколько же их тут? Тысячи…

Ахунты не сидели молча. Они что-то орали, махали руками, даже скандировали. У нас такой беспорядок бывает только во время проведения спортивных игр. А тут смертельные развлечения в радость. И ведь не вижу никого из зрителей иной расы. Только мухи, будь они трижды прокляты.

В это время табло вновь моргнуло, и началась трансляция «лучших моментов» с моим участием. Во всяком случае, именно так я все поняла. Вот я качусь по трубе на стуле в трюм и закрываю лицо шитом. Вот выбираю себе комнатку для заселения, шкрябая стулом пол трюма. Скрежет и сейчас был такой, что некоторые зрители уши прикрыли. Дальше показали момент, где я с двумя хараками дерусь и появление Сферра за моей спиной.

Ох, какой у него был убийственный вид.

Тогда я этого не заметила. Теперь наблюдая за всем со стороны, понимаю, что уже тогда, он смотрел на меня, как на собственность. Картинка сменилась, демонстрируя меня, сокрушившую жабу крахха. И конечно, моя вдохновенная речь о двух часах тишины. Стало как-то смешно. Да, потрепали мне нервы. А вот и высадка и мои вопли. Ну, это могли бы и пропустить, тут мне хвалиться нечем, кроме как хорошим инстинктом самосохранения.

Оторвавшись от табло, я глянула на трибуны, проверяя реакцию зрителей на себя. Они зачаровано глазели на гигантский визор. Стало даже как-то тихо. Неужели для них женщина-воин — это что-то уникальное. Всмотревшись в лица ахунтов на трибунах, бросилось в глаза, что среди них нет никого хоть чем-то напоминающего женщину. Я, конечно, не знаю, как выглядят у них представительницы женского пола, но назвать тут среди зрителей кого-то дамой, я бы не решилась.

А тем временем на визоре демонстрировали меня, варварски выдирающую камеру в том самом сжимающемся лифту, где я очнулась. И тут же вокруг раздался одобрительный гул.

Вот я ползу под пламенем, которое буквально лижет мою спину и ноги. Неудивительно, что у меня все так болит, там, наверное, все в легких ожогах. Дальше мое падение и стратегическая истерика с целью подманить камеру. Ох, это было действительно впечатляюще. Какие вопли с подвыванием, какие всхлипывания и хлюпанья носом. Саму себя стало жалко. И тут доверчивая камера сдалась. И да, мой полет на этом мяче.

Я и не представляла, как трясла меня эта камера. Неужели мы так близко подлетали к воде с этими зубастыми тварями. А вот того, что одна их щук крокодилоподобных, так близко щелкнула челюстями у моих ног, я и не подозревала. Как я только удержалась в такой сумасшедшей тряске, как меня эти твари не искусали. Это везение и никак иначе! Мне очень сильно, безумно сильно, повезло!

Ну и последнее испытание. У меня каких-то сильных эмоций оно не вызвало. Страшнее было сейчас видеть себя со стороны. Одежда грязная. Лицо припухшее. Голова явно разбита, потому как цвет моих волос невозможно было рассмотреть из-за крови. На нижней челюсти огромный бордовый синяк припухший. Короче видок, как говорится, краше в крематорий сдают.

Трансляция моих подвигов закончилось и на табло опять появилось мое изображение и какие-то надписи. Затем замелькали совсем жуткие картинки. Я видела, как в шахтах погибают другие игроки. Под неясное взбудораженное жужжание демонстрировали, как здоровые каменные блоки раздавили харака. Потом на общее обозрение вынесли момент утопления какого-то богомола. Картинка вновь сменилась, а я отвернулась, не желая это смотреть.

Моя ненависть к расе ахунтов возросла во сто крат.

Твари бессердечные. Мои глаза скрытые щитом пылали гневом. Да как можно, вот так спокойно относится к чей-то смерти. И тут же я запнулась за эту мысль. Перед глазами встала картинка, теперь уже из моей недавней жизни. Восемьсот восьмая мигуми отчитывающая меня за то, что я приказала уничтожить выживших заключенных и мое внутреннее злорадство по поводу их мнимого спасения. А кто же мне дал право там решать жить им или нет? Чем же я лучше этих ахунтов? Так может и права была эта совсем еще девочка мигуми, когда перечила мне? Возможно, что за столько лет постоянных зачисток, я совсем одурела от безнаказанности и возомнила себя богом.

Нет, я была не права, сто раз не права.

Чтобы не сделали те заключенные, судить их я не имела права! Убивать их, я не имела права! Бросать тело человека в шахте на радость крысам, я не имела права! Убивать моральных уродов, изнасиловавших свою же коллегу, не имела никакого права! Прикрывать их преступления, тоже не имела права! Я ведь способствовала тому, что это дело прикроют, и в следующий раз другая женщина, слепо доверяющая своим гнилым коллегам, может стать очередной жертвой. Нельзя так, надо, чтобы знали, чтобы не были наивны, чтобы потенциальные насильники понимали, что их ждет. Нельзя все это покрывать — это преступление.

И те двое охранников, спасших ребят заключенных, они ведь герои. Они, в отличии от меня, не решили, что раз зеки, то значит биомусор, недостойный человеческого отношения к себе. А я…

Как же мне сейчас было стыдно за себя. Правильно говорят, что проповедовать-то мораль легко, а вот соответствовать ей трудно. Вот так и с нами — мигуми. Мы хранители порядка, блюстители закона, а сами давно прогнили и даже не поняли, как и когда это произошло. Как же легко нам, оказалось, махать бластерами и решать, кого убить, а кого миловать. Да кто нам право-то такое дал! Да никто, сами решили, что нам все дозволено. Что мы истинное совершенство, а остальные так, людишки гражданские.

Осознание своего падения, своей гнилости, окатило меня жаркой стыдливой волной.

Да, конечно, я могла похвалиться добрыми деяниями, но мне было и за что себя корить. Я много чего за время своей службы в отрядах мигуми совершила. И много, кого отправила на тот свет, просто решив, что так надо и что это правильно. Еще и над восемьсот восьмой потешалась, проучить я ее хотела работой бумажной. Да эта девчонка в разы человечнее меня оказалась. Она, в первую очередь, людей перед собой видела, а не каторжников. Мне же, чтобы проявить сочувствие и сострадание к молодому заключенному, потребовалось увидеть, как над ним поиздевались и осознать, что он подвергся насилию. Неужто я такая черствая что, чтобы пробить меня на чувства, нужно предоставить чуть ли не труп. Когда же я такой стала? Когда?!

Это не бессонница меня мучила годами. Нет, вовсе не она. Совесть это моя ко мне стучалась. Приходила ночами и укоризненно смотрела на меня глазами убиенных моей рукой. Хотела разбудить во мне меня прежнюю. Девочку, которая гордилась тем, что хорошо поет, мечтавшую стать кондитером и печь пироженку. Та девчушка была настоящей, а та мигуми, в которую она превратилась — это подделка под человека.

Странно, но как только я осознала свою неправоту, мне стало легче. Не физически, а с души, словно камень с меня ростом свалился. Тот груз, что давил на сердце годами, и, если Господь даст мне возможность снова увидеть восемьсот восьмую мигуми, я непременно извинюсь перед ней за свою черствость.

Только бы был у меня этот шанс!

Оторвав взгляд от решетчатого пола, я вновь посмотрела на табло. Там происходила какая-то перетасовка фото участников. По-видимому, формировались пары. До меня дошло, что я не вижу остальных игроков. Чуть перегнувшись через перекладину, огляделась по сторонам и тут же натолкнулась взглядом на Сферра.

Это было ужасно…

Его заковали в какую-то энергетическую решетку. Платформа, на которой он стоял, тоже странно отсвечивала, словно, щит там стоял охранный. Сферр не двигался, но и выражения его лица было достаточно, чтобы понять, что всем тут конец. В ярости оскалившись, он сейчас совсем мало на человека походил и пугал немного даже меня. Хотя нет, имей я возможность, бросилась бы в его объятья и спряталась там.

В кольце его рук тепло и надежно.

На соседней платформе в такой же энергетической решетке замуровали аруха. Больше игроков тут не наблюдалось. Я вновь вернулась взглядом к Сферру. Повинуясь собственной сердечной слабости, я дождалась его взгляда. Улыбнувшись, я подняла ноющую руку, сначала указала на себя, потом ткнула пальцем в него, а после, сжав кулак, я прижала его к сердцу. Его глаза вспыхнули огнем. Он дернулся, решетка загудела. Я помотала головой, запрещая травмировать себя. Прижав пальцы к губам, я послала своему любимому аррафату воздушный поцелуй.

Странно, но после всего пережитого, я перестала бояться. В Сферра я верила. Раз он сказал, что все будет хорошо — значит, все будет хорошо. Иной исход меня не устраивал.

Вокруг меня активизировалась решетка. Перед глазами завертелись трибуны. Меня куда-то переправляли. Куда? Это выяснилось быстро — к остальным бедолагам, которым посчастливилось пройти пирамиду.

Общая камера располагалась под ареной. Стеклянный потолок позволял снизу наблюдать за боем. Наверное, чтобы держать игроков в тонусе. Как и в трюме, тут было ровно двадцать мини отсеков, которые одновременно и являлись теми самыми платформами, на которых нас сюда доставили. Видимо и на арену нас поднимать будут на них же.

Не успела я осмотреться, как плечо обожгло болью. Некая металлическая круглая дрянь что-то в меня вколола. Дернувшись, я поймала этот коварный шарик легко уместившийся в моей руке.

— Это леклок, — из соседней платформы вышел высокий харак. — А вколол он обезболивающее и восстанавливающие препараты. К завтрашнему дню все травмы должны затянуться. Камер тут точно нет, можешь говорить спокойно, нас не подслушают.

Высокий мужчина с игловидными дредами на голове внимательно вглядывался в мое лицо. А я имела возможность изучить и его внешность. Все-таки я ошиблась, на голове были волосы, а не иглы в прямом понимании этого слова. Но заплетены они были в тонкие жгуты, концы которых заостренны. Странная и довольно сложная прическа.

— Да, мы, по-видимому, физиологически совместимы, — он по-своему понял причину моего повышенного внимания к его волосам.

— Мы не знакомы и в женихи желающие не принимаются, — чуть грубовато отозвалась я.

— А вот это придется исправлять, — пафосно заявил он. — Тебя определили мне в пару и это большая удача. Я Шаму ад Коинфар. В женихи не набиваюсь, понимаю, шансов нет. — харак лукаво ухмыльнулся. — Сферр и Аргат раскрыты и теперь придется выбираться самим.

Я скептически приподняла бровь.

— Что значит, раскрыты и кто ты такой? — в душе поднималась волна страха и непонимания.

— То и шначит-с, — прошипели с другой стороны. — А я говорил шшто камеры на корабле прошлушываются.

А вот эта змейка ростом с крупного дядю была мне ну очень знакома. Не удержавшись, я склонила голову в приветствии. Признаться, мне нравился этот инопланетянин, было в нем что-то располагающее.

— Говори по делу Ша Си, — прервал его обличающий монолог харак. — Что камеры в этот раз прослушивались и так понятно. Все это обсуждать будем позже и по возможности дальше отсюда. А теперь нужно решать, как все поправить.

— Да, шадача, — змей даже для солидности кончиком хвоста под подбородком почесал, — но нишего выкрутимшша. Шо Му иншенер, рашберетшя с их заглушками.

Видимо, услышав свое имя из платформы, напротив, выполз еще один змей. В руках он вертел какую-то, то ли голубую лампочку, то ли еще деталь какую неведомую. Мои новые нежданные знакомцы дружно уставились на него. А я разглядела и собранный капюшон, как у кобры, и странный зеленоватый узор на чешуйчатом хвосте, и поняла, что этого змея не знаю, не с нашего трюма он.

— А где тот, что с вами был, уважаемый? — не задумываясь, озвучила я тревожащую меня мысль.

— Шив, но шильно травмирован, — просветили меня, — он шлушайный сородич, но все равно свой. Мы пошаботились, чтобы его не уничтошшили.

Ясно, своих не бросают. Змеелюды выросли в моих глазах на пару пунктов.

Между тем, этот самый хвостатый Шо Му демонстрировал голубую «лампочку» хараку. Они задумчиво терли затылки, делали умные лица и выразительные глаза. Я не выдержала первой.

— А вот можно теперь все объяснить словами, и желательно так, чтобы даже недалекие дилетанты поняли? — чуть раздраженно попросила я.

На меня зыркнул змей и скривился. Да-да, и пусть лицо рептилии, но его выражение я поняла. Вот такого уже не потерплю.

— А вот если я завтра на ринге вашему «иншенеру», — передразнила я шипяще, — хвост, ненароком, прищемлю, он уважительнее станет?

— Нет, — неожиданно весело отозвался харак, — он уважение только Сферру выказывает и то исключительно в глаза.

Высокомерная кобра насупилась и таки поделилась информацией.

— Шдешь два уровня зашиты, у нас тут вот, — он подбросил в ладони синий шарик, — и такая ше на арене. Нушно отключить ее как-то там.

Если честно, ничего не поняла, но лицо сделала умное. Остальные игроки, которым повезло пройти испытания, сидели в своих камерах-платформах и не выглядывали. Игнорируя нашу компанию. Хотя крахх, высовывающий свой нос и прислушивающийся к нам, немного нервировал.

— А эта жаба свинорылая с вами? — я кивком указала на любопытствующую особь.

— Нет, не шнами, — тихо пошипел мне Ша Си, — кроме того, думаю, што он на ахунтов работает.

— Этого, — рыкнул над ухом Шаму ад Коинфар, — мы завтра с тобой прикончим на арене. Я им займусь, а ты подстрахуешь. У него в напарниках манох, — кивком мне указали на несчастного таракана в одной из платформ, — он мешать не станет, ему такой напарник не в радость.

Да уж, тут как говорится, «печалька» на лицо. Бедный таракан, разве что не плакал. Этот убиению крахха явно мешать не станет, а может еще и поможет.

Вот удивительно — тот, кого я до ужаса напугалась в первый же день в трюме, сейчас казался мне таким обычным. За то время, что я провела среди инопланетных монстров, я научилась видеть не только их жуткую внешность, а различать выражение их лиц, эмоции исходившие от них. Они стали чем-то естественным. Вот и сейчас, смотря на маноха, я ему сочувствовала. Еще бы жабу такую в партнеры. Я еще помнила, как убивал его сородич беспомощных раненых. Краххов я ненавидела.

— Раз надо, значит устраним, — подытожила я.

— Шенщина, — это слово Шо Му как-то выплюнул, — шенское дело на кладках шидеть, яйца вышишивать.

Я ах слюной поперхнулась и вылупилась на этого чешуйчатого полового шовиниста. И тут же представила себя сидящей на горке яиц. Снова поперхнулась.

Вот это пожелания, вот это перспектива!

— Нет уж, любезный, — я даже на шажок отошла от змеюки. — Я уж лучше, по старинке, живородящей останусь.

Харак захохотал в голос. Из ближайших камер высунулось пару морд и тоже весело хихикнули. Все-таки нас подслушивали. И тут в голову пришла шальная мысль. Все равно тут слишком маленькое пространство, чтобы хоть что-то утаить. А раз все обо всем узнают, так почему бы не заручиться их поддержкой, а заодно не пробить кто нам друг, а кто враг.

— Ну и чего гогочем? — сурово поинтересовалась я. — Имею право самой решать от кого и как мне детей рожать, а на яйцах своих, любезный, — я зыркнула на Шо Му, — сами сидите как-нибудь без меня.

Теперь ржали все и даже этот «иншенер» чешуйчатый.

— А я и не предлагал, шеншина, тебе на моих яйцах шидеть, — сквозь смех отшутился он. И только сейчас до меня дошло, как неоднозначно прозвучало мое последнее заявление.

— Ну, вот и ладненько, — примерительно отозвалась я. — Ну и у кого какие предложения по поводу защиты?

Все смолкли. Но тишина продлилась недолго. Из своей платформы вылез жирнючий крахх. Его узкие заплывшие свиные глазки пробежались по нашим персонам, после чего он заявил:

— Вы издохните здесь вместе со своим аррафатом. Победа будет моей! — самоуверенно похвастал он. Столько наглости в его роже.

— Так, смертников не слушаем, — отмахнулась я от жабы, — у кого-нибудь есть еще предложения?

— Нужно вынуть каждый пятый синий кристалл по четырем углам, после этого вмонтировать их у нас. Поля защиты войдут в резонанс. При первой же атаке аррафат выбьет защиту внешнего контура. Кроме того, клетка аруха тоже падет. А дальше ахунтам останется только испустить дух. Тут всего два выхода и такая толпа просто не успеет выбраться.

В удивлении я глянула в сторону говорившего. За спиной высоченного харака стоял довольно подкаченный монстрик ранее мною не виданный. Ничего человеческого в нем не было. Даже признаться сравнить было не с чем. Хотя очень отдалено можно было обнаружить сходство со львом. Только у этого «кошачьего» были очень тонкие шестипалые ладони с четырьмя суставами. Вообще, его руки сразу бросались в глаза. На фоне мускулистого покрытого светло коричневой шерстью торса и ног, напоминающих две толстые колоны, руки казались нелепо тонкими.

— Откуда вы это шнаете? — задал резонный вопрос кто-то из змеек. Признаться, рассматривая представителя новой для меня расы, я не шибко обращала внимание на остальных. «Лев» потер пальчиками гриву и выдал:

— Я эту защиту делал с напарником. Нас наняли для работ якобы в тюрьме, а привезли сюда. Контракт мы заключать не стали, без него же выгоднее, не нужно правительству десятину отстегивать. Вот и поплатились за жадность.

«Лева» сокрушенно покачал головой.

— Напарник в реке утонул, а я выбрался. Вы это, — он вопросительно исподлобья уставился на ад Коинфара, — если помогу, замолвите за меня словечко, я же вижу, вы военный. Я много на вашего брата работал, а тут решил куш сорвать, плату хорошую обещали, вот и повелся.

— Не мы вас сюда заманивали, — просто ответил харак, — не нам с вами разбираться. Уедете себе спокойно домой. Никто, кроме высших ахунтов, нам не нужен. Игроки и прочие заключенные будут предоставлены сами себе.

В толпе инопланетян пошли шепотки. «Смертники» — так отзывался о них мой Сферр. Ну что же, пусть. В чем-то харак прав, не они их судили, не им и казнить.

— Ешли помошете, — зашипел Ша Си — мы вшех шелаших вывешем на наших кораблях с Иршонга.

Народ выдвинулся вперед. Видимо, змеи действительно были способны расположить к себе кого угодно. По лицам видела, что эти смертники готовы убраться отсюда восвояси. Похоже, помощь нам обеспечена.

— Вы издохните! — вдруг раздался гневный возглас с платформы крахха. — Я никому не позволю забрать мой приз или сорвать игры. Я буду победителем!

Толпа как-то волной отхлынула от нашей местной толстой «звезды». Крахх же довольный своим заявлением потрясал воздух кулаком.

— И снова повторяю, на покойников внимания не обращаем, — сделала ответное заявление я. — Этого товарища уже почитай и нет в наших рядах.

Игроки плотоядно ухмыльнулись.

— Осталось решить, как изъять нужные кристаллы, — «лев» осмотрел нас тяжелым взором, — ахунты ничего не должны заметить.

— Во время боев, — сделал предложение ад Коинфар, — незаметно по штучке каждый. Кто у нас без проблем по решеткам забраться может?

Толпа синхронно глянула на двух богомолов. Их узкие рожицы дернулись, а клешни захлопали.

— Мы можем, — их голоса походили на стрекот насекомых, — но он поклянется, что нас отпустят.

Клешня одного из них четко указала на харака. Тот качнул головой и четко произнес.

— Я Шаму ад Коинфар в присутствии свидетелей клянусь, что ВСЕ присутствующие уедут с Ирзонга. Я лично за этим прослежу.

Вот меня бы эта клятва не устроила. Что это еще такое? «Уедут» — а живыми или мертвыми они отсюда уедут? Что «ВСЕ» уедут, тоже понятно, в мешочках разместят черных и вперед по родственникам, или как у них тут положено хоронить. Так что клятва так себе. Но богомолам, похоже, все услышанное понравилось, потому что они согласились вытащить кристаллы.

Некоторое время спустя я устало лежала на решетчатом полу своей платформы и с тоской вспоминала ту металлическую лавку в трюме. Оказывается, она была такая удобная. А еще я дико скучала по Сферру, и даже думать боялась о том, как же ему там тяжело. Как только выберемся отсюда, я его зацелую. Расставание с аррафатом далось мне тяжело. В голову лезли жуткие мысли о том, что он не сможет разрушить защиту, что его убьют ахунты. Мои нервы были натянуты до предела.

Так, как за Сферра, я никогда ни за кого не переживала. Только бы все прошло хорошо. Только бы смогли устранить крахха прежде, чем он придумал способ разболтать наш план ахунтам. Хотя с его крохотным мозгом … не додумается он сигнал хозяевам подать. Волновалась я и за богомолов, вдруг передумают. И все эти «вдруг» и «а если» душили сознание.

— Женщина, — я испугано распахнула глаза и увидела совсем рядом с собой ботинки харака. Он довольно щурился голубыми глазищами и поджимал пухлую нижнюю губу, видимо, чтобы не рассмеяться. Хотя, что такого смешного в том, что он меня напугал, я так и не поняла, — хватит ворочаться, или тебе мужского тепла не хватает?

Шутку я не оценила.

— Мне всего пока хватает. А кое-кто на моей платформе даже лишний!

— Уверена? — он заигрывающее тряхнул своими русыми дредами и подмигнул. — Я очень хороший любовник. Ты подумай!

Я подумала и поняла, что мой Сферр еще и благороден. Он в отличие от некоторых хараков, даже мысли не допускал, что займется со мной любовью в присутствии посторонних. Пусть даже мы и были отделены от этих «посторонних» какой-никакой, а стенкой, а этот же прямо тут покувыркаться предлагает.

— Ты во мне, ад Коинфар, кого увидел? Я тебе кто? Девка блудливая? Или кошка беспринципная? — с вызовом полюбопытствовала я.

— Женщина, — просто произнес он, — красивая совершенная женщина.

Признаться опешила. Такого ответа не ожидала.

— Тогда, на что ты рассчитывал, делая мне такое предложение? — уже спокойнее произнесла я.

— Хотел убедиться, что ты действительно такая, как я вижу, — развернувшись, харак скрылся с глаз, а я снова осталась наедине с тревогой и легкой обидой.