Свадьба Мэри Ливингстон состоялась в последний день масленой недели. Тетушка Мар и Дженет облачили меня в мой розовый корсаж, такие же рукава и юбку снаружи накинули верхнее темно-зеленое придворное платье моей матери. Я подумала обо всех тех платьях и плащах, которые я носила при дворе королевы- регентши, еще до моей свадьбы с Александром, и потом, когда я приехала ко двору молодой королевы, и потом, после смерти Александра. Кто знает, куда они все подевались? Какие-то из них остались в моих прежних покоях, когда Рэннок Хэмилтон насильно увез меня в Кинмилл, остальные остались в самом Кинмилле и теперь уже наверняка заношены до дыр тамошними служанками и судомойками.

– Я привезла с собою золотую цепочку с золотым футляром для ароматического шарика, которые принадлежали твоей матушке, – сказала тетушка Мар. Она застегнула цепочку на моей талии, и футляр легко повис. Он был сделан в форме двустворчатой раковины, со створками, соединенными шарниром и усыпанными драгоценными камнями. Я почувствовала запах сушеной лаванды и тимьяна, которыми тетушка Мар наполнила его.

– И еще я привезла с собою ее бирюзу, – продолжила тетушка Мар. – Regarde-toi, она идеально подходит к твоим волосам – каштаново-золотистый цвет твоих волос в сочетании с зелено-голубым цветом камней. Они также оттеняют твои глаза, и делают твои щеки розовее. О, ma douce, прости меня, но ты иногда бываешь так на нее похожа.

Я чувствовала себя такой счастливой, что даже мое ожесточение против матери потеряло свою остроту. В моей душе снова зазвучал голос Нико: «Со временем тебе, возможно, захочется навестить твою матушку на Монмартре». – И мой собственный упрямый ответ: «Я никогда не поеду в монастырь на Монмартре».

Но может быть, я и поеду. С Нико и детьми.

Я крепко обняла тетушку Мар.

– Спасибо тебе за то, что привезла их, – сказала я.

С помощью Дженет она вплела бирюзу в мои волосы и сверху надела на них то же белое газовое покрывало, которое я надевала на свою аудиенцию у королевы, свежевыстиранное и накрахмаленное.

– А теперь все ждите меня здесь, – сказала я. – Среди гостей на свадьбе Мэри Ливингстон я буду в полной безопасности, а Нико будет прислуживать королеве. Я уверена, что мне и ему ничего не грозит, но я беспокоюсь за Майри и Китти – ведь Рэннок Хэмилтон сейчас в Эдинбурге.

– Дэйви пойдет с тобой, – сказал Уот Кэрни. – Нет, Ринетт, не спорь со мной. Он крепкий парнишка. Джилл, Дженет и я будем присматривать за детишками, и готов поспорить, что Мадам Лури и Сейли тоже не подкачают, если возникнет какая-нибудь угроза.

– Закрой дверь на засов, – попросила я. – Пожалуйста.

– Непременно.

Я поцеловала своих девочек и отправилась в королевскую часовню в Холирудском аббатстве, сопровождаемая Дэйви Мором и церемониймейстером, у которого от всех наших предосторожностей глаза округлились, как плошки.

В день своей свадьбы Мэри Ливингстон была одета в серебряную и золотую парчу, и в волосах ее блестел жемчуг. Перед ее юбки из серебряной парчи, расшитый завитой серебряной нитью, и нижняя юбка из серого атласа, отделанная по краю золотым галуном, были подарены ей королевой. Щеки ее разрумянились, глаза сияли; как счастлива она была с простым, нетитулованным Джоном Семпиллом, всего лишь младшим сыном лорда.

– Королева подарила им огромную кровать, у которой балдахин сделан из алого бархата с черной бархатной вышитой каймой по краям и занавесками из алой тафты, – шепнул мне на ухо голос, говорящий по-английски. – Вы представляете, как она и молодой Джон Семпилл будут резвиться голые посреди всех этих черных и алых тонов?

Это был Генри Стюарт, лорд Дарнли. Как обычно, он выглядел как ангел, был одет как принц и разговаривал как кабацкий пьянчуга. Я удивилась: отчего он сейчас не в свите королевы, расположившейся на противоположной стороне часовни?

– Невеста прекрасна, милорд, – ответила я. – А королева сделала молодым очень щедрый подарок. Что же до всего остального, то это не касается ни меня, ни вас.

– Странно слышать намеки о святости брака от вас, мистрис Марианетта.

Я ничего не ответила.

– Ваш муж – отличный малый. Он отменно сложен, и плечи у него, как у вола, ходящего под ярмом. Должно быть, в супружеской постели он был настоящим жеребцом, хотя у вас двоих и не было занавесок из алой тафты.

Я стиснула зубы. Нет, я не позволю ему меня спровоцировать.

– Он рассказал мне, – Дарнли наклонился еще ближе. От него разило перегаром. – Он рассказал мне о некоем серебряном ларце, который очень интересовал королеву. Собственно, он интересовал сразу трех королев – нашу собственную красотку Марию Стюарт с ее сладкими устами и золотистыми глазами, кузину моей матушки Елизавету Тюдор и эту маленькую, вечно мрачную итальянскую колдунью и отравительницу Екатерину Медичи.

О Господи.

Неужели все это начинается снова?

– Если он что-то и сказал, – сказала я, выведенная из себя, – то он должен был сказать вам также, что он уничтожил содержимое ларца в припадке пьяной злобы.

Это, разумеется, было неправдой. В действительности серебряный ларец со всеми своими тайнами растворился без следа в древнем воздухе подвала под часовней Святой Маргариты. Все это время я надеялась, что о нем наконец забудут, и молилась об этом.

– Вовсе нет, – сладко-ядовитым голосом возразил Дарнли. – Рэннок Хэмилтон говорит, что он тогда сказал королеве неправду. По его словам, он никогда не держал ларец в руках и никогда не уничтожал никаких бумаг.

Я не сразу осмыслила его слова. Как раз в эту минуту Джон Семпилл надевал золотое кольцо на палец Мэри Ливингстон, и в часовне раздавался оценивающий шепоток, похожий на ропот моря. Когда значение слов Дарнли, наконец, дошло до моего сознания, я переспросила, слишком громко:

– Он сказал что?

Дарнли ухмыльнулся, явно довольный тем, что ему наконец удалось заставить меня утратить самообладание.

– Тише, – проговорил он. – Все смотрят в вашу сторону. Давайте на минутку выйдем, мистрис Марианетта. Вам следует узнать, что еще говорит о вас ваш муж в тавернах на Хай-стрит.

Священник как раз благословлял новобрачных; сейчас он начнет служить мессу. Протестанты зашевелились, готовясь направиться к выходу, чтобы не присутствовать на идолопоклонническом обряде католиков. Я сделала Дэйви знак держаться рядом и, протиснувшись сквозь толпу придворных, прошла в огромный сумрачный главный неф церкви аббатства. Именно здесь, на восточной стороне, перед алтарем, стоял катафалк с телом Александра, и именно здесь, в церкви, я нашла рубин, засевший в его запекшейся крови…

Но сейчас я не стану об этом думать.

Я отошла от входа в часовню всего на шаг или два. Хотя меня и сопровождал Дэйви, я решила остаться там, где в случае чего мне будет легко позвать на помощь.

– Итак, милорд, начинайте, – сказала я Дарнли. – Дальше я не пойду. Расскажите, что говорит обо мне Рэннок Хэмилтон.

Он, улыбаясь, начал раскачиваться с пяток на носки и опять на пятки. Его светлые вьющиеся волосы образовали вокруг головы подобие нимба, и я почти воочию увидела, как его высокую, стройную фигуру заслоняет гигантский желтый петуший гребень. Я ощутила головокружение и гадливость.

– Он говорит, что серебряный ларец старухи де Гиз все еще у вас, спрятанный где-то в Грэнмьюаре, и что вы просто ждете, кто предложит вам за него самую высокую цену.

– Это ложь.

– Еще он говорит, что согласится на развод, только если вы отдадите ларец ему. Он считает, что это сделает его самым богатым и важным человеком в Европе.

– Выслушайте меня, милорд, – сказала я. Я была так потрясена и разгневана, что сумрак аббатства словно сгустился вокруг меня, а лорд Дарнли и его зеркальное отражение – желтый петуший гребень, оказались где-то далеко, в крошечном пятнышке света. – У меня нет серебряного ларца. Я не знаю, у кого он сейчас. Я не видела этот серебряный ларец с того дня, как оставила его в подвале под часовней Святой Маргариты.

– И все это чистая правда. – Это произнес совсем близко, прямо за моей спиной, другой голос, с французским акцентом, от которого в жилах у меня застыла кровь. – И все же к серебряному ларцу меня приведете именно вы.

Блез Лорентен как будто материализовался из самих холодных камней аббатства, словно вдруг ожившее серое изваяние. Дарнли рассмеялся высоким, как у девушки, смехом, быстро сказал что-то Лорентену на вульгарном французском и направился обратно в часовню. Я тоже не собиралась стоять в безлюдном сумрачном нефе наедине с Блезом Лорентеном, пусть даже меня и охранял Дэйви Мор.

– Не уходите, – приятным голосом, словно продолжая светскую беседу, произнес Лорентен. – Если вы сейчас уйдете, я задушу ваших маленьких дочек, как ненужных котят.

Я остановилась как вкопанная.

Он протянул мне маленький полотняный белый чепчик, расшитый розами. Вокруг пуговички блестели две или три прядки золотистых волос.

Чепчик Майри.

Поначалу я застыла, словно окаменев, не желая верить увиденному. Потом из глаз моих хлынули слезы ужаса и ярости, а сердце в груди забилось так, словно готово было разорваться на тысячу кусков. Я вырвала из его руки чепчик Майри и сказала:

– За это я убью тебя!

Он улыбнулся. Глаза у него были как камни, холодные, бесцветные.

– Не советую, – ответил он, – во всяком случае, пока. Или вы их никогда больше не увидите. Идемте со мной, мадам. И идите, как будто ничего не случилось, никаких слез, если хотите, чтобы ваши дочери остались в живых. Пошлите вашего мальчика обратно в часовню и велите ему никому ничего не говорить. Особенно месье де Клераку.

– Дэйви, – сказала я, крепко сжимая в руке чепчик Майри, – возвращайся, пожалуйста, в церковь. Ничего не случилось – я просто хочу немного поговорить с месье де Лорентеном.

– Уот велел мне ни на шаг не отходить от вас, хозяйка. Даже на одну минуточку.

– Я понимаю. Потом я Уоту все объясню. Возвращайся в часовню, и никому ни слова, особенно месье де Клераку.

Он посмотрел на меня озадаченно и обеспокоенно, но все-таки ответил:

– Да, хозяйка.

И вернулся в часовню.

– Чего вы хотите? – спросила я Блеза Лорентена.

– Мне нужен серебряный ларец.

– Клянусь Богом, его у меня нет!

– Я знаю. – Он взял меня под руку. – Но мне известно, у кого он есть. Идемте со мной, и идите спокойно. Я отведу вас к вашим детям.

Я пошла рядом с ним, сжимая в руках чепчик Майри. Мои колени подгибались.

– Вы знаете, у кого сейчас ларец, – повторила я за ним. Я была твердо намерена сама разгадать эту загадку. – Вы считаете, что если у вас будут пленники – мои дети и я, – это поможет вам получить ларец.

– Совершенно верно.

– Рэннок Хэмилтон как-то во всем этом замешан.

– Возможно.

– Он хотел бы, чтобы мы с Майри были мертвы. Тогда он сможет заполучить Грэнмьюар от имени Китти.

Лорентен только рассмеялся и ничего более не сказал. Я не могла себе представить, у кого, по его разумению, был сейчас ларец – ведь прошло столько времени – и каков был его нынешний план.

– Как вы проникли в наши покои? – Мне так сильно хотелось закричать, позвать на помощь, что голос мой задрожал. Я не смела, не смела позвать на помощь. Я прижала чепчик Майри к сердцу. – Детей охраняли. Мои люди должны были их защитить.

– Ваши люди так же легко поддаются на обман, как и любые другие.

– К какому бы обману вы ни прибегли, они бы скорее умерли, чем отдали вам детей.

– Верно, – беспечно сказал Блез Лорентен. – Тут вы совершенно правы. Они все мертвы.