– Я непременно буду присутствовать, когда провост будет допрашивать этого месье Лорентена, – сказала королева. – Ведь этот субъект предъявляет обвинения даме из моего придворного штата, моей Марианетте!
– Тем более вам не стоит ходить туда, сестра. – После того как до небывалых высот возвысился лорд Дарнли и Мария Стюарт узнала, кто был отцом Никола де Клерака, граф Морэй стремительно впал в немилость – королеве стали не нужны советы брата-бастарда, когда у нее появились такие советчики, как ее высокий золотоволосый галантный кавалер, а в придачу к нему еще и двоюродный брат по линии Гизов.
– Вы не имеете никакого официального статуса в расследовании, проводимом провостом, – настаивал Морэй. – Ваше присутствие в доме хирурга, где оно будет проводиться, может быть истолковано как давление на следствие, дабы добиться оправдания мистрис Ринетт независимо от того, виновна она или нет.
– У меня нет ни малейшего намерения идти туда в качестве королевы. – И она сделала несколько пируэтов, по комнате демонстрируя свои идеальной формы ноги в темно-зеленых чулках, надетых вместе со сшитыми из материи разных цветов штанами до колен, таким же темно-зеленым, как чулки, бархатным камзолом и короткой светло-коричневой кожаной курткой без рукавов. С высоко заколотыми волосами, спрятанными под щегольскую шапочку с пером, она казалась самым красивым юношей, какого только могло нарисовать воображение. – Я пойду туда как приятель Гарри из Франции. Ты согласен, любовь моя?
– Согласен. – И лорд Дарнли ухмыльнулся, глядя на Морэя, точь-в-точь как избалованный шестилетка, торжествующий победу над взрослым дядей. – А уж я-то точно там буду – можете представить себе мое удивление, когда месье Лорентен притащился к порогу моего дома, истекая кровью, точно заколотый кабан, и заявил, что мистрис Ринетт без всякой причины напала на него.
– О да, – сказала я. – Могу представить себе, как вы были удивлены.
Я стояла у двери, одетая в скромное черное камлотовое платье с узкими белыми гофрированными кружевными манжетами и воротником. На голове у меня был белый полотняный головной убор, похожий на апостольник монахини. Мэри Ситон постаралась, как могла, подровнять мои обкорнанные волосы, но все равно с непокрытой головой я выглядела как преступница, остриженная перед обезглавливанием.
– Alors, Марианетта, мы все были удивлены! – Королева рассмеялась; она была полна решимости превратить всю эту историю в увлекательное приключение. – Месье Лорентен все извратил! Но мы-то знаем, что это он напал на вас, и ему не удастся отвертеться. Возможно, он станет утверждать, что он близкий друг Гарри, но это ему не поможет, не так ли, mon cher?
– Разумеется. Я и встречался-то с ним только раз или два в каких-то тавернах, да и то случайно.
– Вот видите? И месье де Кастельно, французский посол, тоже отрицает какую-либо связь с этим Лорентеном, так что он не может сослаться на то, что он-де французский агент. Сейчас мы утрясем это дело с провостом, Марианетта, а потом займемся вашим разводом. Впрочем, если Рэннока Хэмилтона поймают, то палач весьма быстро сделает вас вдовой.
– Чем быстрее, тем лучше, мадам.
– Что верно, то верно. Нико, mon cousin, где вы? И где синьор Дави? Мы четверо составим прелестную компанию молодых джентльменов и вместе встретим провоста в доме хирурга. Марианетта, идите, пожалуйста, первой. Братец, дайте ей в сопровождение двух королевских солдат. Кстати, если вам угодно, вы можете пойти с нами.
Лицо Морэя было мрачнее тучи.
– Мне не угодно, – бросил он.
Блез Лорентен картинно возлежал на кровати, поставленной в комнате в фасадной части дома мастера Роберта Хендерсона на Хай-стрит. Мастер Роберт, хирург, которого городской совет Эдинбурга время от времени нанимал для помощи в том или ином расследовании, был широко известен тем, что оживил женщину, два дня пролежавшую в могиле, после того как ее вроде бы задушили. После такого подвига спасение жизни Блеза Лорентена, несомненно, было для него плевым делом.
Вскоре после нас в дом мастера Роберта явился провост, сэр Арчибальд Дуглас из Килспинди, в сопровождении двух приставов. Королева лучезарно улыбнулась – она, разумеется, понимала, что провост ее узнал, однако благодаря ее мужскому костюму не посмел засвидетельствовать ей свое почтение как королеве. Было видно, что ей это чрезвычайно нравится – как будто на ней был надет плащ-невидимка из старой conte-de fée, и, стало быть, она могла делать все, что ей заблагорассудится.
Сэр Арчибальд сел на трехногий табурет за специально принесенный в комнату письменный стол. Приставы разложили на столе бумагу, чернильницу, песочницу и перо, дабы он мог делать записи. Когда все было готово, он обратил свой взор на человека, лежащего на кровати.
– Вы мастер Блез Лорентен? – спросил он, произнеся французское имя с выраженным шотландским акцентом.
– Да, – отвечал Лорентен. Он был бледен, и лицо его блестело от пота. Его небритые щеки покрывала седая щетина; взгляд его был немного рассеян – быть может, хирург дал ему макового сиропа или белладонны, чтобы облегчить боль?
– Мастер Роберт, – обратился сэр Арчибальд к хирургу, – не могли бы вы пояснить нам природу ран этого человека?
– У него три колото-резаных раны, – ответствовал Роберт Хендерсон. – Одна от бедра к паху, одна в верхней части груди и еще одна – в боку. Эти раны не могли быть нанесены им самим. Он сохранил жизнь по двум причинам – во-первых, потому, что у человека, нанесшего эти раны, недостало силы вонзить клинок до конца, и, во-вторых, потому, что по месторасположению эти раны не были смертельными.
– И какие вы сделали из этого выводы?
– Во-первых, нападавший был либо мужчиной небольшого роста и хрупкого телосложения, либо женщиной, и, во-вторых, этот человек не знал, куда бить кинжалом, чтобы убить.
Блез Лорентен улыбнулся – ни дать ни взять недобитый барсук.
– Ну, что я говорил? На меня напала мадам Марина Лесли, притом без всяких причин.
Провост повернулся ко мне.
– Что вы на это скажете, мистрис? Вы отвергаете обвинение, выдвинутое против вас?
Я сделала шаг вперед.
– Я не стану отвергать его, – сказала я, – однако хочу выдвинуть встречное обвинение. Месье Лорентен похитил меня с явной целью причинить мне зло. Я была не вооружена, меж тем если бы я собиралась напасть на месье Лорентена, я, конечно же, взяла бы с собою нож или кинжал. Однако вместо этого я сумела завладеть его собственным кинжалом и воспользовалась им лишь для того, чтобы защитить себя.
Королева шепнула что-то на ухо Дарнли. Он тотчас повернул голову, быстро поцеловал ее в губы – она при этом притворилась, будто страшно удивлена, – и прошептал что-то ей в ответ.
– Это правда, мастер Лорентен? – спросил провост. – Мистрис Ринетт действительно ранила вас вашим собственным кинжалом?
– Она отобрала его у меня хитростью, – ответил Лорентен. Его речь была слегка невнятной, однако понять, что он говорит, не составляло труда. – Этот кинжал имеет для меня особую ценность, и я желаю, чтобы она его мне вернула.
Я сделала еще один шаг вперед и сказала:
– Месье Лорентен, тот ли это кинжал, который я, по вашим словам, отобрала у вас хитростью?
Незабинтованными кончиками пальцев я вынула кинжал из вышитого кошеля, висящего у меня на поясе, и осторожно положила его на стол перед провостом. Его гарда в форме распростертых крыльев с выгравированными на них перьями заблестела золотом в утреннем свете. На эфесе, выкованном в виде головы сокола, не хватало одного рубинового глаза.
Заинтригованная, королева качнулась с каблуков своих изящных сапожек на носки и обратно на каблуки. Я не сводила взгляда с Блеза Лорентена. Достаточно ли он одурманен болеутоляющим, чтобы сознаться?
Провост нахмурился.
– Это ваш кинжал, мастер Лорентен? – резко спросил он.
– Да, – сказал Лорентен. У него явно кружилась голова, его одолевала дурнота, и ему было не до осторожности. – Он мой. Отдайте его мне.
Королева взвизгнула от восторга. Все обернулись к ней.
– Подождите отдавать его, – возразила я. – Сэр Арчибальд, вы заметили, что у сокола не хватает одного рубинового глазка?
– Да, – отвечал провост.
Я подняла руки и через голову сняла с шеи цепочку с моим серебряным медальоном. Медленно, одними только кончиками пальцев, я открыла медальон, чтобы все увидели находящийся в нем граненый рубин.
– Я вынула этот рубин из ужасной раны, которая убила моего мужа, Александра Гордона из Глентлити. Как видите, на этом камне все еще остается его кровь. Месье Никола де Клерак был свидетелем того, как я обнаружила находящийся перед вами рубин в ране на горле моего мужа.
– Свидетельствую, что это правда, – промолвил Нико.
– Вы спрятали этот кинжал, – сказала я, обращаясь к Блезу Лорентену. – Вы знали, что недостающий рубин у меня – ведь, когда я его нашла, вы прятались в церкви Холирудского аббатства, не так ли? Месье де Клерак видел следы, которые вы оставили на слое пыли.
Блез Лорентен молчал. Его взгляд был прикован к кинжалу.
– Вы знали, что по выпавшему рубину ваш кинжал можно будет опознать как оружие, использованное для убийства Александра Гордона. Поэтому вы прятали его, пока не получили от Летучего отряда задание совершить новое убийство, и притом тем же ритуальным кинжалом.
В комнате стало так тихо, что я смогла расслышать затрудненное дыхание Лорентена.
– Вы сказали месье де Шастеляру, что убили моего мужа. Он тоже был членом братства Летучего отряда, не правда ли? Вот откуда он знал, как выглядел кинжал и кто убил Александра.
Внезапно все в комнате разом заговорили.
Сэр Арчибальд ударил кулаком по столу.
– Замолчите! – вскричал он. – Мистрис Ринетт, убийство вашего мужа – это вопрос, не относящийся к сути рассматриваемого дела, и, чтобы по нему было начато следствие, вы должны будете выдвинуть против мастера Лорентена отдельное обвинение. А покамест…
– Вы не можете предъявить мне обвинение, даже если я и убил этого сопляка Гордона. – Выражение лица Блеза Лорентена стало осмысленным, взгляд – острым; он явно осознал свой промах. Теперь он смотрел прямо на королеву. Тут плащ-невидимка ей не поможет. – Я состою на службе королевы Екатерины де Медичи, – продолжал Лорентен. – И она потребует, чтобы меня отослали к ней, во Францию.
– Но вы сознаетесь в этом убийстве? – спросила королева. – В убийстве мужа Марианетты?
– Это случилось более трех лет назад, – отвечал он, – и это было всего лишь незначительное происшествие – Александр Гордон был никто, un insignifiant, вздумавший встрять в дела, в которых он ничего не смыслил.
– Незначительное происшествие, – повторила я. Я говорила негромко, однако все в комнате вдруг замолчали. Если бы я могла убить Лорентена голосом, он был бы уже мертв. – Un insignifiant.
– А Ричард Уэдерел? – вкрадчиво спросил Нико. – Он, по-вашему, тоже был ничтожным человечком? А я… – Он поднял руку и отвел в сторону воротник, обнажив шрам на горле под левым ухом. – А я, значит, тоже un insignifiant?
– Вы убийца, месье Лорентен! – вскричала королева. – Вы убили двух человек и пытались убить моего кузена, месье де Клерака – и все эти преступления вы совершили на шотландской земле.
Лицо Лорентена побагровело то ли от страха, то ли от ярости, то ли от негодования. Его глаза были как две выцветшие на солнце гальки.
– Если вы, мадам la reine, попытаетесь предъявить мне обвинение или задержать меня, то я обнародую такие секреты, что вы…
Раздался пистолетный выстрел.
Лицо Блеза Лорентена превратилось в кашу из крови, мозга и обломков костей.
Его бездыханное тело свалилось за кровать.
Королева истошно завопила.
– Теперь ты больше никого не обдуришь, француз. – Фигура человека в дверном проеме была похожа на вырезанный из черной бумаги силуэт, черты его были неразличимы, поскольку он стоял против света. Он отбросил ставший бесполезным пистолет и выхватил шпагу.
Не ждавшие ничего подобного приставы застыли, как изваяния. Вся комната походила на написанную красками картину, ибо она была так же неподвижна – сидящий за своим столом провост замер, держа в руке перо и раскрыв рот; Давид Риччо и лорд Дарнли, стоящие по обе стороны от королевы, один низенький, второй высокий, тоже словно окаменели: ни тот, ни другой даже не дотронулся до эфеса своего клинка. Я недвижно смотрела на то место, где только что находилось лицо Блеза Лорентена. Шпага Рэннока Хэмилтона – о да, это был именно Рэннок Хэмилтон; он шагнул в комнату, и теперь его можно было узнать, хотя его лицо было искажено ненавистью – так вот, только его шпага и двигалась. Она неслась прямо к моей шее – еще мгновение, и он одним ударом отрубит мне голову. Ничто более не двигалось. Ничто…
Другой клинок со звоном скрестился с клинком Рэннока Хэмилтона. Этот удар не полностью отбил лезвие, нацеленное на мою шею, однако отклонил его в сторону.
Картина в комнате вмиг ожила. Я, невредимая, поспешно отступила назад, а Нико де Клерак и Рэннок Хэмилтон остались в ее центре, со шпагами наголо.
– Я уже прикончил одного француза, – сквозь зубы произнес мой муж. – С удовольствием прикончу и другого. Так что лучше посторонись.
– Ты глупец, – сказал Нико тоном, каким обычно ведут легкую светскую беседу. – В этой комнате находится королева. Так что вложи шпагу в ножны.
Сверкнула и зазвенела сталь – Нико отбил стремительный рубящий удар Рэннока Хэмилтона. Я слышала, как он шумно выдохнул, парируя этот мощный выпад. Затем он сделал шаг в сторону, став спиной к двери, так, чтобы сосредоточить все внимание Хэмилтона на себе, отвлекая его от остальных, и направить солнечный свет в его глаза. Мой муж повернулся к своему противнику и прищурился.
– Ты имеешь в виду эту шлюху, нарядившуюся в мужское платье? – прорычал он. – Нокс прав насчет нее – она потаскуха и к тому же часть этого богомерзкого режима правления баб, которые не имеют никакого права повелевать мужчинами.
Хэмилтон бросился в атаку. Он рубил и колол с чудовищной силой. Нико де Клерак парировал – казалось, с легкостью, но я, в свое время не раз видевшая, как фехтуют для забавы, отлично знала, каким искусным фехтовальщиком надо быть, чтобы так изящно противостоять столь бешеному напору.
– Убейте его, mon cousin, – крикнула королева. Она сделала было шаг вперед, но лорд Дарнли обхватил ее руками и потянул назад.
– Здесь есть только одна женщина – Зеленая Дама! – взревел Рэннок Хэмилтон. – И я не успокоюсь, покуда не отрублю ей голову. Жаль, тут нет ее отродья, чтобы и их насадить на шпагу!
Он отскочил назад, едва успев отбить хитрый выпад Нико, направленный в его горло.
– Если кто здесь и будет насажен на шпагу, то это ты, – бросил Нико. – Дарнли, Риччо, ради Бога, уведите отсюда королеву! И ты, Ринетт, уходи вместе с ними.
Он переступил на другое место и пригнулся, уворачиваясь от размашистого рубящего удара Рэннока Хэмилтона, нанесенного на уровне его шеи. Ни Дарнли, ни Риччо не шелохнулись. Королева, прижавшись к Дарнли, во все глаза смотрела на поединок двух мужчин, губы ее были полуоткрыты, янтарные глаза сияли. Два стальных клинка то и дело скрещивались, звеня, и под эти звуки я столкнула лорда-провоста с его места за столом и схватила табурет, на котором он только что сидел. Подождав, пока Нико прижмет Хэмилтона спиной к столу – при этом их правые руки и плечи напряглись, а их шпаги столкнулись гарда к гарде – и, не обращая внимания на бинты и рубцы от кинжала Лорентена на моих ладонях, я размахнулась табуретом и изо всех своих сил, со всем ожесточением, накопившемся в моем сердце, треснула Рэннока Хэмилтона по голове.
Он рухнул как подкошенный. Королева взвизгнула от восторга.
– Проткни его, Нико! – сказала я, не узнавая собственного голоса. – Или дай мне свой клинок, и я проткну его сама!
Нико рассмеялся, со скрежетом и лязгом вкладывая свою шпагу в ножны и подбирая с пола упавшую шпагу Рэннока Хэмилтона.
– Давайте отдадим его в руки палача, и пусть его вздернут, – сказал он. – Думаю, королева согласится.
– Я согласна, – тут же промолвила королева. Теперь, когда поединок был окончен, она сочла, что не нуждается более в мужской защите, и выскользнула из объятий Дарнли. – Он обнажил клинок в присутствии нашей особы и при свидетелях угрожал нашей жизни. Так что в суде над ним нет нужды.
Я посмотрела на нее и прочитала ее мысли, которые были яснее ясного. Она вспомнила сэра Джона Гордона и как, глядя на его казнь, она лишилась чувств. Вспомнила она и Шастеляра и как он шел на смерть, декламируя Ронсара.
Обе казни состоялись по приказу ее брата-бастарда Джеймса Стюарта, данному от ее имени, нынче же она сама отдаст приказ.
– В суде нет никакой нужды, – повторила она. Несмотря на надетые на ней камзол и короткие, до колен, панталоны, она была вполне способна явить королевское величие, если сама того желала.
– Мы, Мария, королева Шотландии, объявляем наш приговор мастеру Рэнноку Хэмилтону здесь и сейчас – он будет повешен завтра на площади возле Рыночного креста.