«Застой» в Ленинграде начался в 1966–1968 годах, еще до событий в Чехословакии, при первом секретаре обкома Василии Толстикове. Сигналом стали аресты участников социал-демократической подпольной группы «Колокол» и православно-националистического «Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа». Огромный скандал вызвал «Вечер творческой молодежи Ленинграда», состоявшийся 30 января 1968 года в Доме писателей. Выступали Бродский, Довлатов, Марамзин, Уфлянд, Попов, Вахтин, Гордин. Случившееся трактовалось Смольным как «хорошо подготовленный сионистский художественный митинг, форма идеологической диверсии». В результате наиболее талантливая часть тогдашней и будущей творческой молодежи (это касалось не только писателей, но и художников, музыкантов, режиссеров) осталась вне творческих союзов, а значит, лишилась возможности печататься, концертировать, работать в профессиональных театрах.
Продвижение по службе, самореализация, стала невозможна и в науке. Погубили два поколения – тех, кто родился после войны в 1945–1955 годах, и тех, кто появился на свет в конце 1950-х – начале 1960-х. Карьеру определяли не способности, а анкета и лизоблюдство. В 1970-е резко упал уровень вузов, особенно гуманитарных. Искусство и литература уходили в полуподполье – возникла знаменитая ленинградская вторая культура (об этом подробнее в моей следующей книге).
Те, кто хотел благополучия и достатка здесь и сейчас, вынуждены были приспосабливаться. Карьеру делали не лучшие, а самые морозоустойчивые.
Становление поколения Путина, Матвиенко, Полтавченко, братьев Фурсенко, Кудрина, Сечина пришлось на время Григория Романова, одного из самых жестких и консервативных брежневских первых секретарей обкомов. Он не поощрял кумовства: взятки в Питере брали реже, чем в провинции, и с большой оглядкой. Зато, даже намек на вольномыслие карался волчьим билетом: романовский Ленинград вытеснил в Америку Бродского, Довлатова, Барышникова, в Москву – Фоменко, Райкина, Юрского, Битова. Манера поведения верхов, поощрявшаяся при Романове, сложилась в Ленинграде, вероятно, еще до войны. В брежневской Москве ее репрезентировал, приехавший из Ленинграда, предсовмин Алексей Косыгин. Худощавый, хмурый, с правильной речью, он самой манерой поведения контрастировал с тучными, жизнерадостными брежневскими земляками, изъяснявшимися на восточно-украинским «суржике» с фрикативным «г». «Стиль Косыгина» – внешняя пристойность, чувство номенклатурной меры. Матюги, столь естественные для партийцев Урала и Сибири, употреблялись только в подобающей обстановке: охота, маневры округа, банька после рыбалки. Даже страшную фразу: «положите партбилет на стол» в Смольном произносили тихо, без особой аффектации. Нынешние «московские питерцы» в своем подавляющем большинстве (за исключением чуть более старших по возрасту Геннадия Селезнева и Валентины Матвиенко) к романовской челяди не принадлежали, но делали первые карьерные шаги при господстве этой эстетики.
Каждый шаг наверх в провинциальном Ленинграде давался с невероятным трудом: поездка в Болгарию или ГДР, защита кандидатской, покупка «Жигулей» – все это требовало усилий и интриг, о которых москвичи и не слыхивали. Правильно выбранная интонация, умение промолчать, выждать, избежать конфликта, подсидеть были условием выживания.
Генерацию гайдаровских министров (а они в среднем помоложе нынешних «московских питерцев») называли поколением завлабов. А большинство путинцев к концу 1980-х и этого карьерного уровня не достигли. Их «хождение во власть» началось только при Анатолии Собчаке, предпочитавшем рекрутировать команду из исполнительных профессионалов, не связанных ни с тогдашним романтическим Ленсоветом, ни с коммунистическим Смольным. Прагматики между 30 и 40. Сегодня им пора на покой.
Поколение Путина выходит на пенсию
7 октября 2012 года Владимиру Путину исполнилось 60. В этом возрасте можно и на пенсию. Сходит с арены поколение семидесятников – те, чьи родители победили фашистскую Германию; кто родился, когда был жив Сталин; ходил в школу при Хрущеве; тянул служебную лямку в брежневские времена. Первая в XX веке генерация, не знавшая ни большой войны, ни настоящих репрессий. Те, кто правит Россией уже лет 10, даже больше. Те, кто наверху объединены только годом рождения и пропиской. Это ленинградцы 1945–1953 годов рождения. Среди них – выходцы из офицерских семей Николай Патрушев, Дмитрий Грызлов, Владимир Чуров, Владимир Якунин, Геннадий Тимченко, воспитанный матерью-инженером (отец рано умер) Сергей Иванов, сыновья докторов исторических наук Александр Фурсенко и Юрий Ковальчук. Из самой простой семьи Владимир Путин: отец – демобилизованный солдат, мастер на заводе, мать – уборщица. Что год и место рождения определили в биографии Путина и его группы?
В России, где правила игры меняются каждые 10 лет, принадлежность к поколению во многом определяет жизненный путь. Например, старшие братья семидесятников – шестидесятники, поколение, вышедшее из холода. Это поколение Ельцина, Высоцкого, Лужкова, Тарковского, Собчака, Шукшина. Для них годом, определившим жизнь, стал 1953-й – смерть Сталина, после которой заработали социальные лифты. Как во французском фильме «Замороженный»: хранились в холодильнике советской власти в ее самый блестящий и самый мрачный период и вдруг вышли на просторы фестиваля молодежи и студентов и запели «А я иду, шагаю по Москве». Удачливее этой когорты в российской истории не сыскать. Разве что шестидесятники ХIX века (выросшие при Николае I и поспевшие в молодости к Великим реформам). Шестидесятникам XX века было около 30, когда они защитили диссертации, возглавили строительные тресты, напечатали первые книги и сняли первые фильмы.
Следующему, путинскому поколению, семидесятникам, выпала гораздо более трудная судьба. Они выросли в коммунальных квартирах на картошке и макаронах с сосисками. Они учились в переполненных школах, работавших в две смены, и проводили лето или в пионерлагере, или у бабушки в деревне.
Родители семидесятников, тех, кто появился на свет между Победой и смертью Сталина, – фронтовики. Прошедшие войну, они не боролись с режимом, не обожествляли его, а, как могли, с ним уживались. Не говорили о политике, не критиковали власть. Это отношение было усвоено детьми и применено в дальнейшем и к советской власти, и к самим родителям. И от той, и от этих уйти в 1970-х было практически невозможно – границы на замке, отдельную квартиру ждут десятилетиями.
Владимир Путин в школьные годы
Для сверстников Владимира Путина осевым стал 1968-й – год вторжения в Чехословакию и начала застоя. Ни сверхъестественные способности, ни идеальная анкета, ни абсолютное послушание не гарантировали карьеру.
Места завлабов, секретарей обкомов, членов творческих союзов, генеральские должности были плотно оккупированы родителями-фронтовиками и старшими братьями – шестидесятниками. Единственный шанс пробиться наверх без «мохнатой руки» (выражение Владимира Путина) – служба в КГБ или спорт. В Комсомол шли отчаянные романтики или законченные циники.
Невский проспект. 1970-е годы
Восемнадцать лет «застоя» были относительно мирным временем. Государство закрывало глаза на пьянство и безделье подданных, не лезло в личную жизнь и даже разрешало в кулуарах ругать советскую власть, рассказывать анекдоты про Брежнева, Ленина и Чапаева. Люди не умирали с голоду, могли позволить себе 6 соток и поездку в Крым, их учили и лечили неблестяще, но бесплатно. Они медленно, но верно продвигались по служебной лестнице. Начинали со 80 рублей в месяц, доходили до 150.
Но жизнь прорывов не обещала. Социальный лифт застрял на 150 рублях в месяц. Скрытая инфляция и дефицит уравнивали между собой социальные низы и средний класс. Еще в 1960-е инженер, офицер, врач, преподаватель вуза – почтенные люди, завидные женихи. К 1980-м бармен, продавец, автослесарь – вот карьерные позиции. Именно эти люди ближе всего подобрались к желанной потребительской триаде: «дачка, тачка и собачка».
Единственное условие для нормальной советской карьеры – не высовываться, не говорить вслух гадости о власти и соблюдать изредка ритуалы: сдавать ленинские зачеты, ходить на демонстрации, подписывать письма в защиту Анжелы Дэвис.
Но можно сознательно не делать карьеру: ограничений меньше, сиди в кочегарке или дворницкой. Только не печатайся без разрешения на Западе, не занимайся политикой публично, не размножай самиздатовскую литературу. Можно и фарцевать, и быть гомосексуалистом, и торговать антиквариатом, и писать антисоветский роман или абстрактную картину. Только тихо.
Если нет объединяющей идеи (победить в войне, построить коммунизм), захватывающего дела, возможности продвинуться по служебной лестнице – главным становится личное преуспевание. Основное, можно сказать, историческое достижение семидесятников к началу 1980-х – приватизация жизни. Они полностью отделили частное, приватное от общественного.
Фарцовщики около Дома книги
Фраза из «Бриллиантовой руки» «чтоб тебе жить на одну зарплату» для 1970-х – ключевая. Сверстники Путина не без цинизма полагали: 100 друзей важнее, чем 100 рублей, потому что блат сильнее рубля.
Семидесятники бились за чешскую плитку, твердокопченую колбасу и польскую косметику. Собирали талоны на макулатуру и покупали на них дефицитные книги. Необыкновенно тщательно планировали отпуск, ныряли с маской, сплавлялись на байдарках. А те немногие, у кого были «Жигули», ездили в Прибалтику. Златы Пясцы в Болгарии – почти недостижимая мечта, доступнее Коктебель, Пицунда, Юрмала.
Мечта юности – «гайка, сейко, лайка» – золотой перстень, электронные часы, кожаный черный плащ, как у Штирлица. Такие были на обогатившихся на мандаринах и мимозах уроженцах Грузии (и не отсюда ли жажда реванша у тех, кто в юности наблюдал зажиточных уроженцев Закавказья в ресторанах и на танцплощадках).
Коммунистическая идеология в 1982 году уже мертва на всем пространстве СССР. Государство – монументальный дубовый шкаф, выеденный изнутри жучками-короедами. Бессмысленные партийные мантры давно утратили связь с реальной жизнью. Даже ребята из комсомола считали Ленина анекдотической фигурой. И офицеры КГБ, слушая брежневскую «Целину» по радио, не вытягивались в струнку – это считалось дурным тоном. Как раз там, в «Большом доме» больше понимали, а оттого были особенно циничны по отношению к режиму.
Союзные республики увлеклись поисками национальных мифов. В России все несколько сложнее – здесь коммунизм сменяется то православием, то истошным западничеством, то верой в пришельцев, уринотерапию и сглаз.
Семидесятники практиковали запрещенное карате, искали шамбалу, читали «Архипелаг Гулаг», Ницше или «Технику секса», покупали джинсы у фарцовщиков, слушали «Битлз», лечились мумиё, переписывали на магнитофоны Жванецкого и Высоцкого. Массовое искусство, которое они выбирали, было вне коммунистической идеологии – Валентин Пикуль, Алла Пугачева, Илья Глазунов, Никита Михалков.
В середине 1980-х жизнь семидесятников, проведенная в КГБ, КБ или кочегарках, близилась к логическому завершению. Те, кто тянул служебную лямку, были в лучшем случае ведущие инженеры, кандидаты наук, майоры. Те, кто сидел в кочегарках, не издали ни одной книги, их картины не куплены ни одним музеем, а философские идеи разделял лишь узкий круг приятелей. Казалось, что семидесятникам скоро будет уготована скромная пенсия и выращивание огурцов на 6 сотках. Однако в России надо жить долго. Вдруг грянула перестройка. А потом рухнул и весь режим.
Году в 1987-м время снова поменялось, социальные лифты заработали. Нашим героям было уже около сорока. Они ходили на митинги, пытались отоварить талоны, раскупали толстые журналы, голосовали за Ельцина, смотрели программу «Взгляд», защищали Белый дом, впервые съездили заграницу.
Именно по большинству из них больнее всего ударил кризис 1990-х. Меняться было поздно, жизнь не учила рисковать. Жизнелюбие, пьянство, бесперспективность творческой работы сделали их не слишком привлекательным поколением на новом рынке рабочей силы, где требовались молодые с английским языком. Но время, вообще говоря, еще оставалось – лет 20–30.
Напечатались писатели-семидесятники: Эдуард Лимонов, Татьяна Толстая, Виктор Ерофеев, Сергей Годлевский – разные люди, разные судьбы. В поколении были свои театральные звезды – Александр Абдулов, Николай Караченцов, Михаил Боярский, Константин Райкин, но не было для них ни «Современника», ни «Таганки», разве что московский «Ленком» и здешний «Театр им. Ленсовета». Вместо Высоцкого – Розенбаум.
На россыпь режиссеров-шестидесятников их младшие братья ответили Александром Сокуровым, Александром Рогожкиным, Алексеем Учителем. Никита Михалков и Карен Шахназаров сумели реализоваться еще раньше вопреки времени, благодаря социальному происхождению.
Были и те, кто сумел сказочно разбогатеть: Владимир Гусинский, Борис Березовский, Алишер Усманов, но большинство олигархов на поколение моложе.
Те же, кто, спустя 10 лет, правил государством, в перестройку сидели еще не узнанные страной, на скромных должностях: чиновниками в ректорате ЛГУ – Владимир Путин и Владимир Чуров; завлабами в Физико-техническом институте – Юрий Ковальчук и Александр Фурсенко; в профкоме «Электронприбора» – Борис Грызлов; тренером ДЮСШ – Аркадий Ротенберг; заместителем начальника райотдела КГБ – Николай Патрушев; инженером на «Ижорском заводе» – Геннадий Тимченко. Выше всех забрались к своим сорока Сергей Иванов (резидент в Найроби) и Владимир Якунин (разведчик в Нью-Йорке).
Они не рвались в законодательную власть (как их земляки и сверстники Галина Старовойтова, Сергей Миронов, Сергей Степашин), а оказались в правильном месте – в исполнительной власти рядом с Анатолием Собчаком или в связанном с властью бизнесе. Их имена не были известны почти никому даже в Ленинграде. Они строили кооператив «Озеро», налаживали дела, находили партнеров заграницей.
Владимир Путин (второй справа) и Анатолий Собчак (третий справа) в рабочей командировке. Вырезка из газеты «Правда Востока». 1991 год
Они не верили ни в Ленина, ни в Адама Смита, не были фанатичными православными или отчаянными атеистами. Эта поколенческая группа, воспитанная любовью к материальному, вещественному, оказалась востребованной, когда Россия устала от всякой идеологии, реформ и выборов. Их время пришло в конце 1990-х.
Они происходили из Ленинграда, что само по себе было преимуществом. Москва похожа на США, Петербург – на Англию. На берегах Невы все медленнее; чтобы преуспеть надо уметь ждать, молчать, заводить друзей. Много свободного времени – думать, читать книги, учить языки. На фоне «красных директоров» из окружения Евгения Примакова и Юрия Лужкова, «путинские» смотрелись аристократами: в отличной физической форме, у них правильная речь, они знают английский и немецкий. Они и правда, возможно, самые образованные за последние 100 лет руководители страны.
Мечты рождаются в юности. И всего, чего тогда не хватало, хочется добиваться всю жизнь. Русские эмигранты в Брайтоне искусно реставрировали советскую жизнь, но такую, о которой они мечтали для себя в СССР – с частными ресторанами, кожаными пальто, бриллиантами, Вилли Токаревым и машиной во дворе. Путинская генерация построила для себя страну счастья на родине.
Семидесятники хотели красиво одеваться, ездить за границу, быть стильными и слегка циничными, как герои Юлиана Семенова. Отсюда искреннее непонимание любой идеологии. Мир делится не на «белых» и «красных», не на либералов или сторонников твердой руки.
Поколение Путина воспроизводит «застой», но такой, в котором им хотелось бы жить с юности. Читай что угодно, путешествуй за границу, воруй, но не зарывайся, делись, обогащайся, соблюдай правила. Не любишь власть – пожалуйста, просто не лезь в политику.
Они привозят на дни рождения английских музыкантов своей юности, их развлечениями ведает Владимир Киселев из «Землян», они наигрывают на рояле мелодию из фильма «Щит и меч», живут в Сочи. У них и «гайка», и «лайка», и «сейко», и яхта, и снегоход, и загородные дворцы. Они выиграли войну с Грузией. Их жизнь удалась. Они создали «застой» под себя.
Первой заграницей Владимира Путина стала ГДР. Думаю, ее политическое устройство он и воспроизводит в России: там ведь в парламенте, наряду со всегда правящей Социалистической единой партией Германии, были фракции Христианских демократов, Либеральных демократов, Национал-демократов и Демократических крестьян. Правда, голосовали депутаты всех фракций единогласно. Такой Путин сделал и нынешнюю Россию: хорошее пиво, все культурно, управляемая демократия. И, к тому же, никакой Берлинской стены.
Эхо революции 1917 года закончилось. Над Москвой благовест, над Кремлем трехцветный флаг. Пришло время реставрации: то ли царской власти, то ли «развитого социализма». Люди, руководящие нами, конечно, приглядываются к истории. Эстетически им близки белогвардейцы или Петр Столыпин. Но Петр Аркадьевич не стремился к материальному благополучию, у него оно было с детства, как и у героев Белой армии. А тем, кто схватил птицу счастья в 50 лет, рисковать не хочется. Как в «Фаусте»: «Остановись мгновенье, ты прекрасно».
Остается пожелать Владимиру Путину и его друзьям брежневского долголетия. И, кажется, памятуя о судьбе Юрия Чурбанова и Галины Брежневой, они уже отправили на всякий случай детей заграницу.
Действительно, некоторый риск есть. В очередь за властью встали уже и выросшее в перестройку поколение «пепси» (те, кто родился в конце 1950-х – начале 1960-х – Михаил Прохоров, Александр Любимов, Михаил Ходорковский), и ровесники Сергея Шнурова, Земфиры и Евгения Чичваркина (им сейчас между 30 и 40), да и следующая генерация – скинхеды и их антагонисты хипстеры, читатели «Афиши» и «Большого города», арт-хулиганы из «Войны» и «Pussy riot».
Будут ли они ждать своей очереди так терпеливо, как Путин и его товарищи?
Матвиенко: итоги
Валентина Ивановна Матвиенко не противоречила президенту, как Юрий Лужков, не писала в своем твиттере о червяках, как тверской губернатор Дмитрий Зеленин, и не дружила с бандитами, в чем обвиняли, скажем, новгородского Михаила Прусака. Она была исполнительным, работящим, успешным губернатором и всегда подчинялась воле Кремля. С переходом Матвиенко в Москву из губернаторского корпуса исчезла женщина-праздник, сделавшая карьеру еще при Советской власти. Эдакий барочный завиток на окрашенном серым суриком пространстве российской политики.
В 2003 году, когда под московским нажимом из Смольного выдавили Владимира Яковлева и принялись расчищать пространство под Валентину Матвиенко, группа местных журналистов основала объединение «Петербургская линия». Губернаторов еще выбирали, но наиболее очевидным и популярным претендентам сделали «предложения, от которых они не могли отказаться», и те снялись с дистанции. В результате горожане должны были проголосовать или за малоизвестного полковника милиции Анну Маркову, или отдать свой голос подзабытой и не слишком популярной Валентине Матвиенко.
«Петербургская линия» призывала голосовать «против всех» и, не обладая никаким особым ресурсом, сумела убедить сделать это примерно 12 % избирателей. В результате Матвиенко не сумела избраться в первом туре, а вот за день до второго, окончательного, когда агитация уже была запрещена, пожелала увидеться с оппозиционными журналистами: понять что за люди, чего хотят.
В особняке Сухозанета на Невском за длинным столом сидели, с одной стороны – прекрасно выглядящая, спортивная, приветливая, ярко одетая Валентина Ивановна, с другой – 12 мрачных, по-петербургски злоехидных журналистов. Прения шли по кругу: вначале все 12, один за другим, высказывали будущему губернатору свои претензии. Каждый следующий – более ядовитые, чем предыдущий. Потом она отвечала. Ответ был складен, но не имел никакого отношения к вопросам. Валентина Ивановна в основном упирала на то, что ее оппоненты «проплачены», и она знает кем. Я сидел прямо напротив Валентины Ивановны и видел, как ей обидно. Ее карие глаза не раз наливались слезами.
Но вот дискуссия закончилась. Матвиенко встала, расцвела приветливой улыбкой, пару раз пошутила и как ни в чем не бывало упорхнула из Дома журналистов. С тех пор она жила рядом с нами 8 долгих лет и неоднократно показывала: слова не имеют значения, брань на вороту не виснет, собаки лают – караван идет.
На общественное мнение ей до самого последнего времени было абсолютно наплевать. Она отдала оба телевизионных канала и федеральный «Пятый» (он стал фактически московским) и принадлежащий Олегу Руднову, старинному знакомцу Владимира Путина, канал «100». У нее не было особых рычагов влияния ни на холдинг «АЖУР» («Fontanka.ru», «Тайный советник», «Город», «МК в Питере»), ни на Балтийскую медиагруппу. Казалось, что успешность ее правления настолько очевидна, что не нуждается в информационном подкреплении. Валентина Ивановна до последнего времени не знала поражений. Этот политик прошел огонь, воду и медные трубы. Она была в генеральских чинах, когда нынешняя элита ходила примерно в подполковниках.
Как и большинство сегодняшних «питерских», Валентина Ивановна принадлежит к возрастной генерации, родившихся после войны, «babyboomers», как их называют в Америке, дети фронтовиков и блокадниц. На этом временном отрезке появились Андрей Фурсенко (1949), Борис Грызлов (1950), Илья Клебанов, Николай Патрушев, Александр Бортников, Юрий Ковальчук (1951), Владимир Путин, Геннадий Тимченко, Сергей Степашин, Сергей Чемезов (1952), Сергей Иванов и Сергей Миронов (1953). Сдержанные, подтянутые, правильно склоняющие существительные и спрягающие глаголы интроверты с началом XXI века вытеснили из правительства и администрации президента москвичей и провинциалов. К этому моменту им было уже по 50.
Валентина Тютина (ныне – Матвиенко). Конец 1960-х
Валентина Ивановна сделала настоящую карьеру еще при Григории Васильевиче Романове, жестком и консервативном секретаре обкома, на доме которого в Петербурге недавно под шумок открыли мемориальную доску. Выпускница Черкасского медицинского училища, родом из Шепетовки, она поступила в скромный Ленинградский химико-фармацевтический институт и быстро пошла по «комсомольской линии». По воспоминаниям тогдашних комсомольских функционеров она идеально вписывалась в эстетику ВЛКСМ брежневского времени – исполнительная, трудолюбивая, бодрая, с невероятной памятью, уместная и на ленинском зачете, и на загородной пирушке с шашлыками под водочку. Она говорила те слова, которые принято, не придавая им никакого значения. Главное – чтобы выглядело хорошо. Что значило: «А Ленин такой молодой, и новый Октябрь впереди»? Ничего. И ее прозорливо не интересовали вопросы идеологии. То, что среди комсомольских лидеров преобладали мужчины, ей только помогало, в Валентине не видели конкурента. К тому же она была по-советски порядочна: гадости делала без всякого удовольствия. И в суровом Ленинграде сумела сохранить южные бойкость и задор. Она была эдакой местной Екатериной Фурцевой.
Валентина Матвиенко. Конец 1980-х
С 1984 по 1986 год – первый секретарь Красногвардейского райкома КПСС, с 1986 до 1989 года – зампред Ленгорисполкома. Именно Валентина Матвиенко вела переговоры с молодыми инсургентами из группы «Спасение», организовавшими весной 1987-го первую с 1918 года политическую демонстрацию в Ленинграде. Они протестовали против сноса гостиницы «Англетер», ложились под бульдозеры. Валентина Ивановна клятвенно обещала – гостиницу не снесут. А когда демонстранты разошлись, «Англетер» тут же сравняли с землей (правда, потом на этом самом месте построили внешне точно такой же отель). В 1989-м, когда ленинградцы дружно провалили всех своих партийных начальников, выдвигавшихся по округам, Матвиенко прошла в Верховный совет по квоте КПСС и убыла из бунтующего города во Дворец Съездов.
Дальше успешная карьера посла на Мальте и в Греции, возвращение в правительство Евгения Примакова на пост вице-премьера по социальной политике, должность президентского полпреда на Северо-Западе и, наконец, губернаторство. Не политик, а колобок. Отступила от сверстников в сторонку, но все равно догнала.
Матвиенко навязали городу: в честной борьбе она вряд ли победила бы Владимира Яковлева, очень ленинградского политика, бесцветного, как местный пейзаж. А бодрая Валентина Ивановна в роскошной шубе в пол, в одежде от «Эскады» ярких цветов, с обязательной вышивкой, постсоветская Барби бальзаковского возраста, не в эстетике родного города Владимира Путина. Здесь не любят шик, блеск и красоту. Но и те, кому не нравилась нарядная губернаторша, должны признать: жить при ней стало если не лучше, то заметно веселее.
Время губернаторства Валентины Ивановны совпало с «тучными годами» президентства Владимира Путина. Бюджет города за 8 лет вырос в 5 раз. В городе перерегистрировались несколько московских госкомпаний – «Совкомфлот», «Газпром нефть», «Транснефтепродукт», огромные деньги из казны пришли на реализацию проектов, которые не давали достроить Владимиру Яковлеву: дамбу, кольцевую автодорогу, Западный скоростной диаметр. Появилось 5 автозаводов крупнейших мировых производителей. В разы увеличилось число иностранных туристов, центр почистили и подсветили.
В акватории Невы с невероятной помпой отмечают праздник выпускников «Алые паруса», День города празднуют чуть ли неделю, открывается ежегодный петербургский кинофорум. «Зенит» становится чемпионом. В городских кафе нет пустых мест. На местной Рублевке – трассе «Скандинавия» строятся все новые коттеджные поселки и видовые рестораны. Всюду фонтаны: вокруг Ленина на броневике и вокруг Ленина у Дома Советов; до последнего времени разноцветный фонтан бил прямо из Невы, украшая вид на Эрмитаж, Биржу, Петропавловскую крепость. Губернатор перерезала ленточки, инспектировала стройки, сидела на стадионе «Петровский», ежедневно давала интервью. Она всегда была на виду: бодрая, веселая, спортивная в цветах «Боско ди Чиллежи». Не «гранитный город славы и беды», а какой-то приполярный Сочи.
В южнорусских домах и у цыганских баронов есть такая комната – зала. Обычно она закрыта от детей, собак, случайных посетителей. Двери открываются только для важных гостей: и они видят и домашний кинотеатр, и сувениры из Турции, и румынскую дутую мебель, все, чем семейство гордится, что демонстрирует достаток. Зато в жилые комнаты ходить не надо – мало ли что там происходит.
При Матвиенко Петербург превратился именно в такую «залу». Посыпавшийся на город золотой поток пошел в значительной степени на всяческие «прибамбасы». Город приодели, сделали подтяжку и чистку лица. Но вот из того, что обещала Матвиенко в 2003 году, почти ничего не сделано. Куда ушли деньги разбухшего бюджета – непонятно.
За 8 лет – всего 4 станции метро. «Новая Голландия» стоит без крыши, и который год не ясно даже, по какому проекту она будет реконструирована. За Мариинским театром стройплощадка – там уже лет 10 воздвигают вторую сцену. Не построили ни одного нового пешеходного перехода под Невским, ни одного моста через Неву. Никак не закончат новый футбольный стадион «Газпром-арена». Не прорыли Орловский туннель. «Пулково» выглядит, как аэродром небольшого областного центра. Улицы перманентно разрыты (даже зимой), но покрытие от этого никак не улучшается. В четвертом по населению городе Европы нет даже слона, дети видели его только на картинке, а зоопарк – чудовищная тюрьма для зверей.
При Владимире Яковлеве строили мало, денег не было. Зато в 2000-е город рос, как на дрожжах. Высотное регулирование (в центре – не выше карниза Зимнего дворца – 22 метра) презрели. За Исаакием, Елагиным дворцом, Смольным собором высятся уродливые подражания бахрейнской архитектуре. Роскошных открыточных видов больше нет.
Обещан был чуть ли не полный отказ от уплотнительной застройки. Но бизнес-центры и дома класса люкс выросли в каждом подходящем скверике. В большей части исторических кварталов зеленые насаждения исчезли как класс. А если места для постройки просто нет, дома переводят в аварийные и сносят или надстраивают мансардами, ломая исторический облик.
Дворы стали почище (потому что жильцы на свои средства установили входные ворота и домофоны), но жилой фонд чудовищно запущен. Деньги на ремонт регулярно разворовываются. Большая часть протечек в две предпоследние лютые зимы пришлись на кровли, только что прошедшие капитальный ремонт.
Разрыв в доходах и возможностях между Петербургом и Москвой только увеличился. Врачи и учителя получают в 2–3 раза меньше, чем их столичные коллеги. Что бы ни говорили о культурной столице, конкурентоспособными остаются только Малый драматический, Мариинский и Михайловский театры да Эрмитаж. Молодые и талантливые берут билеты на «Сапсан» в одну сторону – там, где уже обосновались Хабенский и Пореченков, Ургант и Собчак. Например, фактическое закрытие телепроизводства в Петербурге немедленно дало «НТВ» бîльшую часть журналистов передачи «Центральное телевидение». А все, что происходит в городской культуре интересного, – фестиваль «Стереолето» или интенсивная клубная жизнь к Петербургу отношения не имеет. На праздниках, финансируемых Смольным, поют не наши Юрий Шевчук, Борис Гребенщиков или Сергей Шнуров, а Дима Билан.
Довлатов писал: «Ленинград обладает мучительным комплексом духовного центра, несколько ущемленного в своих административных правах. Сочетание неполноценности и превосходства делает его весьма язвительным господином».
В Петербурге власть привычно и спокойно не уважают. Никогда в городе не было и не могло быть губернатора популярного, как в Москве в свое время Лужков. Начиная с 1989 года, любая власть получала в городе относительно плохие электоральные результаты. Объясняется это просто – город невеселый, северный, вечно ревнующий к Москве. Что называется, overeducated: много читают, думают, ходят в музеи, а в деньги это никак не конвертируется. Здесь по-настоящему не готовы протестовать ни из-за маленькой зарплаты, ни против плохой политики. Петербуржцы ценят свой печальный город и именно и только за него готовы к коллективным действиям.
В Ленинграде не было и не могло быть диссидентов: всякого выражавшего открытое несогласие с властью немедленно сажали. Поэтому попытки Дмитрия Лихачева вступиться за панораму Невы, на берегу которой строили отвратительную советскую гостиницу «Ленинград», и за Екатерининский парк Царского Села вызвали у местной власти несимметричный ответ. Академика избили и попытались поджечь его квартиру.
Но Лихачева в городе потому и ценили, что он вступался за главное петербургское достояние: для нас 15 тысяч домов, построенных до 1914 года, все равно, что нефть для Сургута или лоза для Кахетии. Консенсус: забирайте себе столичный статус, Владимира Путина, Ивана Урганта, Анастасию Волочкову и Михаила Пореченкова, но город портить не надо.
Когда в 2006 году «Газпром» и Валентина Матвиенко решили построить «Газоскреб» – гигантскую башню на Охте, город взбунтовался. Вождем масс стала абсолютно неизвестная до той поры молоденькая учительница литературы Юлия Минутина. Увидев новодел на Невском проспекте – уродливое навершие универмага «Стокманн» (в створе улицы Марата), она создала «ВКонтакте» организацию под названием «Живой город». Минутина и ее сотоварищи открыли для борьбы с Башней сайт «SOS – Петербург», где против строительства выступило 30 тысяч горожан (включая Эдиту Пьеху, Елену Образцову, Светлану Крючкову, Игоря Скляра, Дуню Смирнову, Олега Басилашвили). Отдельно протестовали Борис Гребенщиков, Юрий Шевчук и Михаил Пиотровский. На стороне Смольного оказались Михаил Боярский, Сергей Мигицко, Валерий Гергиев, Дмитрий Месхиев.
Между тем, еще один скандал вспыхнул из-за строительства на Васильевском острове делового центра «Финансист», убившего один из лучших видов России, – после его возведения с Троицкого моста и Невы над Биржей виднелся уродливый параллелепипед. Фотография этого безобразия появилась на сайте fontanka.ru, самом читаемом и влиятельном петербургском СМИ. Скандал дошел до Москвы. По городским слухам, в историю вмешалась Светлана Медведева. Так или иначе, власть приняла беспрецедентное решение – 2 верхних этажа «Финансиста» снесли.
Это решение показало, что власть не монолитна и идет на уступки. 10 октября 2009 года у дворца спорта «Юбилейный» состоялся митинг против постройки небоскреба «Охта-центра». Пришло, вероятно, тысячи 3 человек; столько митинги не собирали с середины 1990-х.
В 2009–2010 годах в городе случилась суровая зима. Многие, пережившие блокаду, сравнивали ее со знаменитой зимой 1941–1942 годов. На прохожих падали сосульки, лед не скалывался, начались протечки, были человеческие жертвы. Моя мать, пережившая в городе блокадную зиму 1941 года, утверждала – улицы тогда были точно так же завалены льдом и снегом, правда сосульки не падали на головы пешеходов. Она погибла 15 декабря 2010 года по пути в больницу, где работала, несмотря на свои 89 лет. Обходила заваленный льдом тротуар и была сбита снегоуборочной машиной.
Меж тем, Валентина Ивановна проводила Рождественские каникулы в Швейцарии, а вслед за ней устремились и другие обитатели Смольного. Город был предоставлен сам себе.
Зима 2010 года доказала полную недееспособность петербургской системы ЖКХ. Обильные снегопады, чередование сильных морозов и оттепелей парализовали работу коммунальных служб. Тысячи квартир в Петербурге подверглись протечкам и затоплению.
Валентина Ивановна объясняла ропщущим горожанам: Петербург пережил катастрофические, небывалые снегопады. Метеорологи писали – это не так, бывали зимы похуже. Но пусть прав был Смольный. Тогда почему не объявили чрезвычайное положение, не запросили помощи от Москвы?
1 мая 2010 года состоялся митинг «За отставку Валентины Матвиенко». Был организован сайт , и к осени там уже собралось 40 тысяч подписей с яркими комментариями.
Растерянная Матвиенко решилась хоть в чем-то уступить. Башню «Газпрома» решили не строить. Создали общественный градостроительный совет при губернаторе, куда вошли Александр Сокуров и Юлия Минутина.
Но тут грянула такая же трагическая следующая зима 2010–2011 годов. В марте 2010 года студент 3-го курса факультета социологии СПБГУ Федор Горожанко запустил сайт с интерактивной картой. Сайт фиксирует протекающие крыши, приписки при их ремонте и беспомощность ЖКХ. Жалкие попытки оправдаться, знаменитая идея «срезать сосули лазером» привели к полной дискредитации власти. Между тем, впереди были выборы. И в мае 2011 года в Петербурге появился новый градоначальник Георгий Полтавченко.
Петербуржцы обрели веру в собственные силы: именно они остановили «Газпром» и убрали Валентину Ивановну.
Когда Матвиенко снимала Яковлева, ее пропагандисты придумали лозунг «Город устал». Потом он явно устал еще больше от Валентины Ивановны.
Жизнь приучила нас, что не все изменения к лучшему. Может быть, когда-нибудь мы еще будем вспоминать губернатора, как россияне – императрицу Елизавету: веселую, милосердную, модную, особенно не вникающую в дела. Да и сама Валентина Ивановна проявила такие способности делать карьеру при любом режиме, что еще наверняка будет востребована.
Что делает Георгий Полтавченко на месте Валентины Матвиенко
22 августа 2011 года Георгий Полтавченко был назначен временно исполняющим обязанности губернатора Санкт-Петербурга. 31 августа он возглавил город и юридически.
Георгий Полтавченко – ленинградец. Отец, капитан первого ранга Сергей Полтавченко, в 1960-е, после отставки, стал освобожденным парторгом Северо-Западного речного пароходства, то есть комиссаром огромного коллектива, регулярно отправлявшего суда типа «река-море» в загранку. Уровень первого секретаря райкома, не меньше. Мать будущего губернатора директорствовала в центральных кассах «Аэрофлота» на Невском. Кто жил при Брежневе, знает, что значило заведовать продажами билетов на самолеты в многомиллионном городе. Градоначальников из таких благополучных семей, как у Георгия Полтавченко, у нас в Питере с 1917 года не бывало. Прекрасное детство, на всю оставшуюся жизнь никаких комплексов.
Фото из выпускного альбома Георгия Полтавченко. 1970 год
Все остальное укладывается в обычный путь «питерского чекиста»: технический вуз, распределение на оборонное предприятие, комсомольская работа, школа КГБ. В 1994 году – отставка, депутатство в Ленинградском областном совете, руководство петербургской налоговой полицией. Ротвейлер, новая квартира на Петроградской стороне в одном парадном с Алексеем Германом, сын – в Финансовой академии.
Никаких ярких черт, чудачеств, компромата. Сослуживцы и друзья детства единодушны: «нормальный, спокойный, взвешенный». Из благоприобретенного одна странность – редкая для высокопоставленного чиновника религиозность. Людей поколения и круга Полтавченко трудно не увидеть в храме. Для них, веривших или делавших вид, что верят в Научный коммунизм, стоять со свечкой на Пасху и в Рождество – такой же признак хорошего тона, как любить итальянскую кухню, «Битлз» и родину.
Но религиозность нынешнего, 59-летнего Георгия Сергеевича, кажется абсолютно искренней. Как-то, прогуливаясь по Васильевскому острову, петербургский губернатор со свитой зашел в церковь Ксении Блаженной на Смоленском кладбище (в этом храме в 1921 году отпевали Александра Блока) и встал на колени. Новые подчиненные были этим жестом потрясены; вышли на паперть, чтобы не мешать Георгию Сергеевичу.
Или вот такая новость: «Губернатор Петербурга Георгий Полтавченко и президент ОАО "Российские железные дороги" Владимир Якунин посоветовали всем православным петербуржцам приложиться к Поясу Пресвятой Богородицы. По словам Полтавченко и Якунина, молитва перед Поясом Богородицы особенно помогает бесплодным супругам». Не о пешеходных переходах над рельсами думают – о душах людских.
Нежданно-негаданно, волей высших инстанций Георгий Полтавченко, никому, в общем, не известный, без особых примет, истово верующий, честный, скромный, стал губернатором третьего по величине (после Москвы и Лондона) города Европы. И, надо сказать, неожиданно вызвал спокойную симпатию горожан. Петербург осознанно не любит ярких политических персонажей.
Петербуржцы в свое время дважды прокатили похожего на героя венской оперы Анатолия Собчака. Сначала на выборах мэра, потом и по думскому округу. Местные избиратели предпочли блестящему думскому оратору, венчавшему Пугачеву с Киркоровым, танцевавшему с Лайзой Миннелли, Владимира Яковлева – невыразительного человека из ЖКХ с внешностью финского лыжника. Пусть власть будет любой, лишь бы она оставалась незаметной. И хотя Москва хотела снять Владимира Яковлева, город не стал голосовать против «Анатольевича». На повторных выборах 2000 года губернатора перевыбрали уже в первом туре. Операция по его замене Валентиной Матвиенко завершилась только осенью 2003-го.
Но те, кто годились в 2000-х, не подходят в 2010-х. Многое в губернаторше начало раздражать сначала народ, а потом и власть. Непомерные траты, непрерывные праздники, проваленные зимы, сын Сережа, падающая популярность в годину выборов Думы и Законодательного собрания. И в Смольном при Анатолии Собчаке она не работала, и в КГБ не служила, и одежда у нее броская, и в телевизоре мелькает поминутно. Скромнее надо быть, скромнее.
Кремль любит нынче людей с оборонным сознанием, цвета сурика. Полтавченко – свой, как Собянин, Сердюков, Шувалов. В представлении об образе правильного начальника «питерские», в общем, совпадают с жителями родного города: скромный, неброский, исполнительный.
«Минус-прием» – термин, введенный знаменитым тартуским филологом Юрием Лотманом: впечатление производит не столько новое, сколько отсутствие привычного, ожидаемого. Стиль нового губернатора Петербурга Георгия Полтавченко свеж только в контексте многолетнего правления Валентины Матвиенко и вызывает эффект «минус-приема». Георгий Сергеевич интересен не тем, что он делает, а тем, от чего отказывается.
В нем ничего не раздражает, он не выделяется на фоне нашего северного пейзажа. В городе фриков и искренняя вера, и крайнее безверие считаются нормой. Отрицаются пошлость, потуги на популярность, откровенное мздоимство. Никаких нарядов из Милана. Полтавченко – мужик: любит рыбалку, баскетбол, не маячит по телевизору, и кепка у него не московская «шестиклинка», а наша ленинградская пролетарская фуражка, в которой и на работу, и на футбол.
При Полтавченко произошла невиданная кадровая чистка. Уволили сразу много начальников: радость всеобщая! Опала коснулась и «старого», и «молодого» дворов губернаторши: тех, с кем она зналась с комсомольской юности, и новых приближенных, пришедших в 2003 году. Георгий Сергеевич сменил всю команду Матвиенко на людей из «Русского афонского общества». Это мало доселе известная православная организация. Возглавляет ее президент ОАО «Российские железные дороги» Владимир Якунин. Членами организации «могут быть лица, достигшие 18 лет, совершившие паломничество на Святую Гору Афон, разделяющие уставные цели Общества, ведущие достойный образ жизни».
В середине октября 2011-го вместо Аллы Маниловой вице-губернатором Петербурга, отвечающим за культуру и СМИ, был назначен бывший заместитель Георгия Полтавченко в Москве, челябинский бизнесмен Василий Кичеджи – активный «афонец». А 9 ноября вместо Михаила Осеевского еще одним вице-губернатором Петербурга стал бывший офицер-десантник Игорь Дивинский – исполнительный директор «Русского афонского общества».
Ответственный пост главы Государственной инспекции охраны памятников оказался у Александра Макарова – генерал-лейтенанта ФСБ, бывшего помощника Полтавченко, выпускника МАРХИ.
Иван Громов, сын еще одного «афонца» Алексея Громова, заместителя Полтавченко в ЦФО, возглавил комитет по информатизации.
И даже не отличавшийся доселе особой религиозностью начальник управления культуры режиссер Дмитрий Месхиев сообщил, что принял нынешний пост исключительно с благословения своего духовника.
В Смольном теперь иконостасы, перерывы на молитву. Полтавченко и Дивинский недавно очередной раз слетали на Афон. Макаров предложил передать Исаакиевский собор (там сейчас музей) церкви.
Очистительная гроза, торжество здравого смысла. В начале 1970-х была сверхпопулярна пьеса Игнатия Дворецкого «Человек со стороны»: новый начальник, честный коммунист, на неизвестном ему прежде предприятии, преодолевая сложившиеся нормы и ценности, навязывает себя коллективу и повышает производительность труда. Вот так и выглядит сегодня Георгий Полтавченко. Но боюсь, в отличие от пьесы Дворецкого, его история не закончится хеппи-эндом.
Существуют 3 силы, способные повлиять на благополучие хозяина Смольного, – население, местные элиты, Кремль.
Хотя граждане и отстранены от прямых выборов главы города, они, как показывает пример борьбы с Валентиной Матвиенко, способны результативно роптать: их голос рано или поздно услышат. Исторически местный избиратель не любит партию власти, будь то коммунисты, НДР (ее в Питере возглавлял тогдашний вице-губернатор Владимир Путин) или «Единая Россия» (результаты единороссов в городе всегда ниже, чем по стране в целом).
С петербургскими элитами у губернатора не все просто. У Полтавченко, кроме тех, с кем он когда-то работал в Ленинградской области или позже в московском постпредстве, своих людей нет. Все сколько-нибудь заметные приятели давно в Москве и о Питере не мечтают.
Настоящее экспертное сообщество им не сформировано, советоваться не с кем. Пока меняются посты в областях, относительно периферийных, – культура, СМИ. А что случится, когда дело коснется крупных инвестиционных контрактов, когда на кону окажутся денежные интересы корпораций? Этот блок Смольного никаких изменений не претерпел, им руководит бывший начальник Путина по отделу международных связей Ленинградского университета Юрий Молчанов.
Любопытно, что, по сведениям slon.ru, сын губернатора Алексей Полтавченко c 2010 года работает директором по развитию в России и СНГ тесно связанной с Афоном греческой строительной компании «Aktor», которая в январе 2011 года выиграла крупный концессионный проект в Петербурге по строительству мусороперерабатывающего завода. Проект будет реализовываться по принципу частно-государственного партнерства.
Кроме того, способному потомку губернатора принадлежат 50 % ООО «Алексеевские хлебные заводы», доля в ООО «ЭТИКА и Ко», во владении которой находятся 50 % ООО «Бик-Велл». В 2009 году ООО «Бик-Велл» выиграло тендер ОАО «Газпром» на строительство разведочных скважин Чаяндинского нефтегазоконденсатного месторождения. Он же собственник 10 % ООО «Эстейт и Ко», компании, которая оказывает посреднические услуги при покупке, продаже и аренде нежилого недвижимого имущества. Во владении Полтавченко-младшего 30 % ЗАО «Биржа грузоперевозок», 40 % ООО «ПраймКом» (операции с недвижимостью), доля в ООО «Столичный Мультисервис» (ремонт бытовых изделий и предметов личного пользования). Алексей Полтавченко выступил соучредителем АНО «Межотраслевой институт дополнительного профессионального образования».
Пока что опасения тех, кто боялся установления теократии в городе, не сбылись. «Афонцы» чрезвычайно осторожны и выбрали скорее тактику «неделания». Афонский монастырь – оплот исихазма. Как сообщает нам «Брокгауз и Ефрон»: «Исихасты или Гезихасты, греч., мистики XIV в., среди афонских монахов XIV в., учили о существовании вечного не созданного света, который явился на горе Фаворе близ Назарета; для восприятия этого “Фаворского света” они по целым дням и ночам стояли неподвижно, вперив глаза в живот на место пупа».
Руководство Смольного губит ненужная рефлексия.
Отменены крупнейшие инвестиционные проекты задуманные Валентиной Ивановной – Орловский тоннель под Невой и Новоадмиралтейский мост, который должен был соединить Васильевский остров с континентом. Прекращено финансирование многострадальной «Газпром-арены» – главного городского стадиона. Реже стали заседания городского правительства, журналисты на них больше не допускаются. Лоббисты и депутаты не могут повидаться с нужными чиновниками.
Что касается собственных проектов, тут дело движется плохо. Годичный мораторий на выделение новых участков привел к открытому недовольству мощного строительного лобби. Генерального плана застройки Петербурга как не было, так и нет.
Автомобильный кластер, возникший при Матвиенко, не оправдывает надежд. Предполагалось, что большую часть комплектующих будут производить местные компании. Но до сих пор фактически ведется отверточная сборка.
Наконец, переезд в Петербург штаб-квартир общенациональных компаний должен был давать значительную подпитку бюджету. Но, согласно новому закону, нефтяники и газовики должны теперь платить налоги по месту своей основной деятельности. В результате, по подсчетам экономистов, доходная часть бюджета города может лишиться 20 % поступлений. Недовольство зреет.
Новые люди
В Москве в ходе «снежной революции» выдвинулись люди и до того известные, просто не принимавшие прямого участия в политике: Быков, Собчак, Навальный, Парфенов, Акунин. В Петербурге своих медийных фигур не много – петербургский «Пятый», когда-то федеральный, канал с 2008 года принадлежит москвичам и передает в основном фильмы и сериалы из запасников ОРТ.
Юрий Шевчук на митингах не выступает, хотя и сочувствует. Гребенщиков пребывает в буддийской рефлексии. Гранин и Басилашвили немолоды. Поэтому важнейшей частью политической активности стали новые организации, возникшие за прошедшие бурные месяцы зимы и весны 2012-го. Прежде всего, это «Наблюдатели Петербурга» – организация, созданная перед декабрьскими выборами и насчитывавшая перед президентскими 3,5 тысяч активных участников. Координатор и идеолог – Александра Крыленкова (в мирной жизни у нее двое детей, муж-программист и бизнес по изготовлению букетов из шоколада). С апреля 2012-го «Наблюдатели» зарегистрированы как общественное движение и намерены наблюдать за выборами в муниципалитеты, готовить будущих муниципальных депутатов, следить за расходованием бюджетных денег, защищать парки и исторические здания. Активен уже упоминавшийся «Живой город», возглавляемый Юлией Минутиной.
Любой замысел властей, угрожающий гражданам, встречает решительный и немедленный отпор. Дмитрий Месхиев вынужден был отказаться от создания на месте «Ленфильма» кинофабрики из-за протеста кинематографистов, ведомых Александром Сокуровым и Алексеем Германом. Театральные критики и артисты сорвали задуманную им же театральную реформу. Заручившиеся всеми необходимыми бумагами застройщики вынуждены убираться с полюбившихся им «пятен» зеленых насаждений.
Гласность обеспечивает местный холдинг «Агентство журналистских расследований», газеты «Мой район» и «Деловой Петербург». Смольный теряет влияние. Он все менее интересен.
В Петербурге появилась молодая и самостоятельная политическая сила. 5 марта 2012-го многие из тех, кто впервые познакомился в декабре, оказались в автозаках и отделениях милиции. Эта массовая политическая инициация будет иметь важные последствия.
Петербург – бедный город. Эрмитаж, Публичная библиотека, «Зенит», Алексей Герман, Татьяна Буланова… Ни Аркадия Новикова, ни Виктора Шендеровича. Телекомпаний меньше, чем в Томске. Политики разъехались. Москва для Питера, как миф о загробной жизни: кто там побывал, оттуда не возвращается. От Михаила Шаца и Ксении Собчак до Владимира Путина и Игоря Сечина. Проехали Бологое, прощайте навсегда.
И политическая жизнь у нас не в пример беднее московской. В губернаторах – путинский заднескамеечник Георгий Полтавченко. В Законодательном собрании – пара-тройка дельных депутатов. Все те же, со времен Ленсовета, когда Владимир Владимирович еще ходил в ярком пиджаке и кашемировом пальто в пол цвета «кэмел».
Петербург не любит власть по трем причинам: город портовый, северный, завидует Москве. Мы смещали Анатолия Собчака, не давали избираться Валентине Матвиенко и, в конце концов, добились ее отставки. Последние выборы в Законодательное собрание и Государственную думу эту политическую репутацию города только подтвердили. Несмотря на все ухищрения, за «Единую Россию» проголосовала примерно треть горожан. Но, тем не менее, удивительным образом единороссы получили относительное большинство в местном парламенте, хотя по подсчетам решительно всех наблюдателей побеждали «Яблоко» и «Справедливая Россия».
В столице жульничество на выборах вызвало многолюдные митинги и создание мощной «Лиги избирателей» во главе с общероссийскими знаменитостями. В Петербурге местные политики пребывали в раздрае. Лидеры легальной оппозиции – Оксана Дмитриева, Сергей Миронов, Олег Нилов – живут и работают в столице, те же, кто остался в городе, были заняты выборами и последующим делением мест в ЗАКСе.
Граждане были предоставлены сами себе. Только у «Яблока» и в меньшей степени у КПРФ существуют реальные низовые организации. Но и они оказались не готовы к общественному оживлению, «снежной революции». Ни разу на петербургских митингах не выступил даже депутат местного Законодательного собрания Григорий Явлинский.
Зато важную роль играл «Гражданский комитет», возглавлявшийся харизматичной Ольгой Курносовой. В него входили лидеры внепарламентских партий – бывшие нацболы, националисты, борцы против уплотнительной застройки, троцкисты, анархисты, ингерманландцы, касьяновцы и рыжковцы. Они привыкли 31-го числа каждого месяца мужественно получать по голове полицейскими дубинками у Гостиного двора.
Именно Курносова привозила в Петербург Артемия Троицкого, Алексея Навального, Виктора Шендеровича, Гарри Каспарова и других московских «соловьев». Но у нее же на митинге сначала выступил защитник прав лесбиянок и геев, а встык «белокурая бестия» – националист Николай Бондарик, что закончилось сокрушительным скандалом.
В результате «демократическая» тусовка во главе с энергичной яблочницей Татьяной Дорутиной окончательно рассорилась с «курносовскими» и митинги стали раздваиваться: с националистами и без них. Народ недоумевал и ходил и туда, и сюда.
И везде все те же ораторы, которых все меньше слушали, те же участники, те же плакаты. То, что удалось зимой 2011–2012 годов москвичам на Болотной площади и проспекте Сахарова, не получилось в Петербурге у ТЮЗа и на Конюшенной площади.
Здешние «Справедливая Россия», «Яблоко» и КПРФ, за которых голосовали рассерженные избиратели, никогда не поражали интеллектуальным ресурсом. Слушая их ораторов, вспоминаешь гумилевское: «И, как пчелы в улье опустелом, дурно пахнут мертвые слова».
Ни Сергей Миронов, ни Оксана Дмитриева, ни Григорий Явлинский – не похожи на Льва Троцкого, который, выступая 10 дней подряд в цирке на Каменноостровском, подбил рабочих, солдат, горничных и ресторанных половых взять Зимний.
Наши, словами Достоевского, «сильные губернские головы» суть члены небольших тоталитарных сект, не умеющие привлекать на свою сторону городских знаменитостей. В Петербурге известные люди не хотят быть «в тренде», ходить в общей толпе. Их надо уговаривать, без приглашений они не появятся. Не пригласили.
Не было ни тех, кто выступал против «Газоскреба» – Олега Басилашвили, Алексея Германа, Алексея Девотченко, ни ставшего знаменитым в момент борьбы с матвиенковскими «сосулями» «мента» Михаила Трухина. Что думает полузащитник Роман Широков? На чьей стороне Диана Вишнева? Не споет ли митингующим Анна Нетребко? Не поставит ли все это Андрей Могучий? Надо шевелить мозгами, заниматься хэдхантингом, но делать это у протестующих было некому.
Как журналист, автор этих строк посещал митинги, заседал в различных политических комитетах и до поры до времени испытывал состояние дежавю. Поколение 1991 года себя исчерпало. Да и сверстники Немцова и Каспарова не сообщали ничего слишком интересного. Из относительно новых лиц выделялись лидер нацболов громкоголосый Андрей Дмитриев и русско-чеченский писатель Герман Садулаев. Слушатели переросли ораторов. И настоящей новостью «снежной революции» в обеих столицах стало появление нового политического поколения. Главную роль в движении сыграли люди, о существовании которых еще несколько месяцев назад никто не подозревал.
5 декабря 2011 года студент 4-го курса факультета международных отношений Петербургского университета Даниил Клубов, уязвленный произошедшей на выборах в Думу и ЗАКС несправедливостью, создал страничку «ВКонтакте», где предложил организовать социальную сеть волонтеров-наблюдателей. Дане 22 года, отец у него – юрист, мать – психолог, 3 брата. Семья скромная, ни машины, ни квартиры у Клубова нет. Он пишет стихи, хороший студент, стажировался в Швейцарии, думает защищать магистерскую в Германии.
К концу февраля страничку Клубова посетили 10 тысяч человек. Вскоре возникла ассоциация наблюдателей «За честные выборы». Запись в наблюдатели шла теперь на специальном сайте. Члены ассоциации быстро разбились на 18 районных групп, готовивших наблюдателей для предстоящих президентских выборов.
Координатором всей этой массы волонтеров стала 33-летняя Александра Крыленкова. В ассоциации прошли обучение 3,5 тысячи наблюдателей (всего по городу за выборами наблюдало 11 тысяч человек).
В далеком 1989 году мы с группой приятелей основали в Петербурге первую с 1918 года (и до сих пор единственную) государственную классическую гимназию. Первый выпуск был в 1995-м. Скоро будет 20-й. Хорошо говорят на 3–5 языках, повидали Европу, работают, что называется, в креативных местах. В общем, хипстеры. Главный редактор «Афиши – Мир», успешный кинокритик, несколько известных журналистов глянца, человек пять защитили PhD, десяток – кандидатские диссертации. Рекламщики, программисты, пиарщики, маркшейдеры (дико выгодная специальность), юристы, бармены, телевизионщики… Есть даже знаменитый блогер, работающий на власть.
Поэтому молодых людей от Клубова до Крыленковой и их сверстников я знаю неплохо (хотя, как учитель или начальник, вприглядку). Они, как мне кажется, никогда особенно не интересовались политикой, не давали и не брали взяток, чуждались патетики (по контрасту с отцами – любителями Стругацких и Окуджавы). Их старшие братья из «поколения пепси» строили бизнес в бурные 90-е. Они же учились в университетах и школах, когда Владимир Путин стал президентом. Они любят «правильную» одежду, музыку, кино. Это первое поколение, чьи ценности в целом буржуазны: «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон, в заботы суетного света он малодушно погружен».
Что-то стало меняться года два назад. Молодые, жившие вне власти, вдруг ощутили, что она «отвратительна, как руки брадобрея». Три очевидные причины вызвали их тревогу. Откровенный обсчет и обвес, учиненный 4 декабря 2011-го. Понимание: Путин – всерьез и надолго. Ощущение обреченности на второразрядность. Они не боятся прокурора, как старшие. Им просто противно.
Того, что случится на этих выборах, несчастные молодые люди даже не подозревали. Но против лома нет приема. Человек с ружьем оказался сильнее. Основное воровство началось после 20:00, когда отключили камеры и удалили всех наблюдателей. По данным Александры Крыленковой, зафиксировано 762 случая нарушения действующего законодательства, 400 незаконных удалений с участков наблюдателей и членов избирательных комиссий, 22 случая фактов вброса бюллетеней, 26 сообщений о «каруселях» и 32 случая бегства от наблюдателей председателей избирательных комиссий вместе с итоговыми бюллетенями.
5 марта множество моих бывших учеников, а также сын и зять работали наблюдателями на избирательных участках. Сына выгнали с участка за то, что он фотофиксировал нарушения. Зять писал в Facebook с загадочного участка, скрытого в глубине Троицкого рынка: «Число избирательных бюллетеней, выданных в помещении для голосования в день голосования – 2197: Жириновский Владимир Вольфович – 0,50 %, Зюганов Геннадий Андреевич – 1,27 %, Миронов Сергей Михайлович – 0,82 %, Прохоров Михаил Дмитриевич – 1,37 %, Путин Владимир Владимирович – 96,04 %. Простите меня, конечно, но не верю я этим данным. Ну, не может Миронов быть популярнее Жириновского на рынке!»
Ясно, что, когда на людей просто не обратили внимания, они свое недовольство выскажут. В 6 часов вечера 5 марта со своим постоянным финским соавтором и другом Арво Туоминеном я пошел на Исаакиевскую площадь посмотреть на то, что же там происходит. Собственно говоря, кроме невероятного количества ОМОНа, нескольких телевизионных групп и каких-то небольших людских скоплений, скорее зевак, ожидающих чего-то: салюта, драки, проезда английской королевы, – мы ничего не обнаружили.
Впрочем, кто-то знакомый разъяснил: начнется в 7. Мы пошли, выпили по 100 грамм и вернулись. На этот раз народу было много, преобладали люди того социального типа, который как-то разом появился на последних митингах: опрятные, образованные, приветливые молодые люди и девицы. Все было мирно, спектакль не начался, и даже либретто никто не знал. Вдруг ОМОН стал выхватывать из толпы каких-то случайных людей. Первое массовое скандирование: «Позор!» прозвучало только после начала задержаний.
Меня задержали одним из первых. Действовали омоновцы строго, на журналистское удостоверение внимания не обращали. Телефонов не отнимали, я дозвонился до своих товарищей-журналистов и через 2 часа вышел на свободу возле отделения милиции на углу Тихорецкого и Науки.
Но тех, кому меньше повезло, а это человек 300, держали сутками. Они спали на полу отделений милиции, их не кормили первую ночь, водили в уборную под конвоем. Весь следующий день они ждали мирового суда, сидя в автозаках. Кто-то дождался, кто-то поехал обратно в милицию. «Люди 5 марта» запомнят эти унижения.
Людей оскорбили дважды – сначала замеченными фальсификациями на выборах, а потом на площади, где они против этих фальсификаций пытались возражать. Это их первый совместный экзистенциальный опыт. Как Венгрия для поколения шестидесятников, Чехословакия – для семидесятников, перестройка – для тех, кому сейчас под 40.
Два оскорбления подряд примерно 10 тысячам не худших в Петербурге молодых людей. С этими воспоминаниями они будут жить всю оставшуюся жизнь.