Лаврентий Берия. Кровавый прагматик

Лурье Лев Яковлевич

Маляров Леонид И.

Глава 9. После войны

 

 

Своеобразная достопримечательность послевоенной Москвы, то, чем пугали школьниц и студенток, – большая черная машина, за задним стеклом угадывается знакомый всем профиль – пенсне и широкополая черная шляпа. Это Лаврентий Берия выехал на вечернюю охоту за девицами. Если кто-нибудь ему понравился, он посылает договариваться с девушкой водителя Надарию или начальника охраны Саркисова. А если те проявляют малодушие, девушка слишком молодая, жалко ее, то Берия им строго говорит: «Ты чекист! И должен выполнять свои служебные обязанности. Что ты мне одолжения делаешь?» И они все-таки идут и договариваются, потому что отказать Берии невозможно.

Члены Политбюро мало читали, зато у каждого из них на даче был домашний кинотеатр. Они смотрели все вышедшие на экран немногочисленные советские фильмы, но чаще – американские. Один из главных героев тогдашнего Голливуда – злодей-гангстер, не лишенный определенного отрицательного обаяния. Вообще с 1930-х годов любимый жанр американцев – нуар, где положительные герои почти не отличаются от отрицательных. Это борьба сильных мужчин, не особенно стесненных этическими принципами, совершенных, как хищные животные. Пусть морально уродливых, но всегда элегантно и стильно одетых. И здесь Берия все более походил на кинемотографического злодея.

 

Бес в ребро?

После войны от старого образа Лаврентия Павловича остается только пенсне. Худощавый, спортивный, одетый в толстовку и кепку молодой чекист остался в прошлом. Берия растолстел и стал напоминать огромную сову или видавшего виды гангстера из голливудского фильма. Широкополая шляпа, щедро скроенный костюм, дорогой галстук с крупным узлом. Среди однообразно невзрачных соратников по Политбюро Берия выглядит как-то вызывающе. И ведет себя так же.

Он удивительным образом сочетает в себе заботливого мужа, примерного отца и грязного развратника.

Пожалуй, ни у одного из членов Политбюро не было такой образцовой семьи.

Берия с женой на даче

Лаврентий Берия в машине с начальником охраны Саркисовым

Съемочная группа в Москве

Журналист Шавлег Гегечкори, внучатый племянник супруги Лаврентия Берии Нины Гегечкори, рассказал нам в Тбилиси:

Мой отец, Александр Гегечкори, внук известного революционера Алексея Гегечкори, учился в Москве уже в послевоенное время и, естественно, он часто заходил к своей тете Нине Гегечкори, которая была супругой Лаврентия Берии. Он общался и с Ниной, и с Лаврентием Берией, и отношения у них были очень хорошие. Уже после возвращения в Тбилиси, когда я родился, отец рассказывал мне разные истории о Лаврентии Берии.

Знаю, что Берия очень любил литературу и искусство. У него был кинозал, где ему показывали фильмы еще до выхода на экраны. Однажды Берии принесли новый фильм о войне, и они с моим отцом вместе смотрели его. И как обычно бывало в фильмах того времени, Гитлер был показан эдаким сумасшедшим, маньяком. Они посмотрели фильм, он был неплохой, я не помню названия. Берия спросил у отца, что он думает о фильме. Отец ответил, что фильм ему в целом понравился, но ему не нравилось, что Гитлер в нем сумасшедший. Мы что – победили сумасшедшего? Это умаляло нашу победу. И Берия сразу же подхватил эту идею. И он тот час же позвонил режиссеру, они все изменили и через несколько дней принесли новый вариант фильма, который уже очень понравился Берии. И вообще, говорят, что к кино у него было особое отношение, что он очень любил кино. А читать он читал все время. Он очень любил читать.

Он не был скупым человеком. Есть один очень интересный и комичный случай. Из него видно, что Берия не был жадным человеком. Представьте, отцу моему где-то 22 года, он с друзьями был в Москве, и они как-то раз много выпили. Была поздняя ночь, а ему надо было домой, он остановил такси, а водитель ему говорит, что едет в совершенно другую сторону, в автопарк. А отец садится к нему и говорит: «На дачу Берии!» Я всегда, когда вспоминаю эту историю, представляю себе этого таксиста, его лицо. Кто бы отказался от такого? Я прекрасно понимаю его эмоциональное состояние. В общем, он отвез его на дачу, остановил перед домом, а отец ему говорит: «Езжай внутрь». Охрана увидела, что отец в машине, и открыла ему ворота. Они заехали во двор. Когда они подъехали уже к входной двери, из дома вышел адъютант Берии, генерал Левичев. Отец вышел из машины и сказал Левичеву: «Левичев, таксиста накормить, напоить, заплатить и отпустить». Ну, Левичев сказал «Есть!». А отец зашел в дом и уснул. С утра он просыпается и понимает, что его ждет не очень хорошее утро. У Берии было такое правило, нельзя было начинать есть, пока все, кто был дома, не собирались за столом. Они ждали моего отца, а отец все не выходил из комнаты. В конце концов, к нему отправили кого-то сказать, что Берия торопится и пора спускаться. Он спустился, и, как только сел за стол, Нина начала его ругать, говорить, как он мог так напиться. И тут Берия постучал ножом по бутылке и спросил: «Что случилось?». Тетя сказала, что вот он напился, наговорил что-то Левичеву, дал ему приказы. Вдруг Берия позвал Левичева, тот зашел и Берия спросил: «Что он вчера натворил?». Левичев ответил: «Ничего, Лаврентий Павлович, приехал на такси немного подвыпивший, попросил, чтобы я таксиста накормил, напоил, заплатил и отпустил». «Выполнил?» – «Так точно». «Так вот знай, Левичев, когда он в следующий раз приедет на такси выпивший, таксиста накорми, напои, заплати и отпусти».

Это вот вроде мелочь, но мне кажется, что это очень многое говорит о личности Берии. Кроме этого, я еще слышал такой случай от отца… Отец должен был на поезде вернуться в Тбилиси, тогда самолеты реже летали, и тетя дала ему денег на дорогу, а дорога занимала дней пять. Потом и Берия, перед тем как отец поехал на вокзал, достал из кармана пачку тридцатирублевых купюр и сказал ему, чтоб папа хорошо провел время в поезде. Ну, он конечно родственник был, но все же скупой человек не стал бы этого делать.

Насчет любовных похождений Берии, насколько я знаю, ничего подобного не было, никаких конфликтов, связанных с этим, не было. Мой отец мне всегда говорил, что это были просто слухи, которые распространялись уже после смерти Лаврентия, чтобы дискредитировать его. Насколько я знаю, и судя по фотографиям, которые я видел, он очень любил свою жену, с которой у него были очень хорошие, теплые отношения. На фотографиях видно, достаточно на поздних, кстати, с какой они любовью смотрят друг на друга. Это нельзя сыграть, это исключено. С сыном, как я помню от своего отца, у него были очень хорошие и дружеские отношения.

Я не думаю, что Лаврентий Берия был страшно аморальным человеком, он был просто человеком, который попал в политическую ситуацию, попал туда по своей воле, естественно, и делал то, что он считал правильным.

Вот еще один очень интересный момент. Касательно разговоров о его безжалостности и его отношении к закону. Мой отец рассказывал, что его дядя, брат его мамы, совершил какие-то финансовые нарушения, и его арестовали, и отец сказал, что он просто упомянул Берии об этом факте, а реакция была такой: нарушил что-то? Тогда должен быть наказан. Я считаю, что абсолютно правильно, любой нарушитель закона должен быть наказан. То есть момент безжалостного отношения был исключен, ему присудили столько же, сколько любой другой человек получил бы, не было никаких привилегий, связанных с тем, что у него хоть и издалека, но была связь со вторым человеком в государстве. Он отсидел свой срок и потом жил, как обычно.

Мой отец всегда с большой теплотой говорил об этом человеке. Говорил, что у Берии было очень много недостатков, много отрицательных моментов, опять же с точки зрения политики. Мой отец, хоть и был партийным, но он никогда не был коммунистом всем своим сердцем, он всегда говорил, что у него были какие-то серьезные минусы, с точки зрения политики, которую он проводил, но на уровне личного общения отец всегда очень тепло и хорошо о нем вспоминал.

Супруга Лаврентия Павловича Нина Теймуразовна – красивая, доброжелательная, интеллигентная женщина. Она ученица академика Прянишникова, кандидат сельскохозяйственных наук и по-настоящему занимается биологией. Сын Серго воспитан строго, но по-своему буржуазно – немецкая бонна, лучшая в Тбилиси школа. Отец всегда поощрял его интерес к технике. Еще юношей он собрал из запасных частей автомобиль и сам его водил. Во время войны Серго закончил Ленинградскую военную академию связи, сопровождал отца на Закавказский фронт, на конференции в Тегеран и Ялту. Стал специалистом по ракетному оружию. Его жена – внучка Максима Горького, есть дочери Нина и Надежда, сын Сергей. Все свободное время он проводит на родительской даче.

Сын Анастаса Микояна Степан рассказал нам:

Я не видел Берию часто близко, на некотором расстоянии его много раз видел. А близко – это когда я приехал к его сыну Серго на дачу и он тоже там был, и мы за столом сидели и разговаривали. Он участвовал в разговоре, вроде так приветливый даже в какой-то степени. Но какой-то взгляд у него был все-таки немножко неприятный, я запомнил еще тогда. А в разговоре с нами, молодыми, хорошо разговаривал. Ну не то чтоб весело очень, но нормально.

Я знаю, что жену Берии уважали, считали такой приличной, грамотной, умной и порядочной женщиной. И, наверное, он ее любил, я так думаю. Но это не мешало иметь ему очень много других женщин, я читал обвинительное заключение. Кстати, мне отец дал почитать, хотя это секрет был, но он мне дал. Там много других фамилий приведено, много знаменитых людей известных. Я не буду их называть.

Как мы знаем, Нина Теймуразовна и Сергей Лаврентьевич будут арестованы в 1953 году и проявят определенное мужество, отказываясь давать показания против Лаврентия Павловича. Сын ограничился лишь формальным описанием личных недостатков отца, которые к делу не пришьешь. Враги Берии говорили, что Сергей получил свою докторскую степень и Сталинскую премию благодаря протекции отца. Но и высланный из Москвы, вынужденный сменить фамилию, лишенный всех званий и степеней, Сергей Гегечкори подтверждает свои знания и способности, руководя крупными оборонными проектами.

Сын Анастаса Микояна Степан продолжал:

С Серго у меня потом была еще одна встреча интересная, уже значительно позже. В 1964 году как-то меня пригласил министр радиопромышленности, собирались работу предложить. Я работал в научно-испытательном институте ВВС летчиком-испытателем, начальником управления испытаний истребителей. Они хотели мне предложить руководство институтом испытательным. Меня пригласили к министру, я приехал и пришел в приемную. Мне говорят – подождите.

А потом выходит вдруг оттуда на меня Серго Берия, для меня совершенно неожиданно. Он тут же подходит ко мне, поздоровался, а потом говорит: передай спасибо Анастасу Ивановичу. Я говорю: за что? Мы попросились перейти из Новосибирска в Киев. Он был у министра, получал назначение в Киев. Я ничего не знал, что отец в этом как-то участвовал. Ну вот он поблагодарил. Передай, говорит, спасибо своему отцу.

Лаврентий Павлович начал изменять своей жене еще в Тбилиси. У него был несомненный комплекс Дон-Жуана. Ему важно было не столько качество, сколько количество. Не имело особого значения, кто объект его вожделения – светская дама или проститутка. Долгая связь с тбилисских времен была у Берии с лейтенантом НКВД Вардо Максимелишвили, он взял ее с собой в Москву. Она родила, ребенка отдали в детский дом. Вардо жила в квартире Зинаиды Райх, таинственно и злодейски убитой вдовы расстрелянного Берией Всеволода Мейерходьда.

Репутацией гуляки Лаврентий пользовался и в Москве, когда приезжал в командировки и жил в служебной квартире. Впрочем, каждую субботу он непременно отправлялся на дачу и проводил с женой выходные. В 1942 году терпение Нины Теймуразовны лопнуло. На фронте Берия подхватил сифилис. С тех пор супруги разъехались: она постоянно жила на даче, а он теперь водил женщин прямо в семейный особняк на Малой Никитской, 28.

Ни одной стороне жизни Берии следствие не уделило такого внимания, как его моральному падению. Во-первых – интересно. Во-вторых, тут было что искать. Большинство других обвинений – шпионаж в пользу Англии, участие в переговорах с фашистами о заключении сепаратного мира, связь с грузинским эмигрантским правительством, вредительские действия во времена Великой Отечественной войны – практически бездоказательны.

Правда, было еще обвинение в использовании служебного положения в личных целях. Перед проведением в 1947 году денежной реформы Берия поручил своему помощнику тайно разместить в различных сберкассах значительную денежную сумму – более 40 тыс. рублей. Но такая мелочь никак не тянула даже на серьезный тюремный срок.

Нарушением социалистической законности во времена Большого террора следствие занималось весьма избирательно. Ведь в репрессиях замешано было все тогдашнее руководство. В результате сексуальные эскапады Лаврентия Павловича оставались единственным острым оружием в руках руководства Коммунистической партии и Генеральной прокуратуры. Тем более жертвы похоти Лаврентия давали нужные показания весьма охотно.

Насколько можно судить по материалам следственного дела, Лаврентий занимался поиском новых знакомств с пылом озабоченного подростка. Едва ли не каждый вечер многолетний личный водитель Надария медленно вел его черный «Паккард» по узким московским переулкам. Лаврентий Павлович внимательно высматривал гуляющих дам и девиц.

Сын Анастаса Микояна Степан рассказал нам:

Ездил, смотрел женщин и, если ему нравилась – давал команду – разыскать… Моя жена как-то шла по тротуару, и он ехал мимо – и он ей кивнул, увидел и кивнул ей. Он знал ее, так как мы вместе были на даче. Но это подтверждает, что он разглядывал женщин, идущих по тротуару.

Адъютант Берии полковник Саркисов выходил из «Паккарда» и предлагал понравившейся шефу девушке покататься. Несмотря на все слухи, физическое насилие не применялось. В послевоенной Москве, где мужчина был относительной редкостью, многие дамы охотно соглашались на поездку в шикарной машине со знаменитым и могущественным человеком. Также не отказывались и от роскошного ужина в особняке. Конечно, большинство девушек понимали, зачем их приглашали в особняк. Следствие добивалось и получало у мимолетных подружек Лаврентия показаний об их изнасиловании, но они кажутся не слишком убедительными.

Охотился на женщин Берия и во время пеших прогулок. Саркисов на следствии поделился деталями технологии бериевских знакомств:

Прохаживаясь около своего дома, Берия замечал какую-нибудь заинтересовавшую его женщину. В этом случае он посылал меня, Надарию или сотрудников охраны узнать ее фамилию, имя, адрес или телефон. Я шел вслед за такой женщиной и старался разговориться с ней, с тем чтобы выяснить интересовавшие Берию сведения. При этом я говорил такой женщине, кто ею интересуется, и спрашивал, не хочет ли она что-либо передать. Если мне удавалось установить связь с такой женщиной и необходимые сведения о ее квартире, я докладывал об этом Берии. После чего по его указанию либо сам ездил за ней, либо посылал его машину, предварительно условившись о встрече.

Был еще один неожиданный способ знакомств – по переписке. Берия особенно внимательно изучал приходящую ему корреспонденцию от женщин. Строчки прошений, жалоб и поздравлений будили в нем эротические фантазии. Вот что рассказал об этом Саркисов:

Получая такие письма, Берия нередко поручал мне или Надарии по адресам на конвертах установить интересующих его авторов из числа женщин. Мы ездили к таким женщинам, и, если они оказывались внешне привлекательными, мы докладывали об этом Берии, заводили по его поручению с ними знакомство и затем в зависимости от договоренности привозили их на квартиру Берии или на дачу. Женщины на квартиру к Берии привозились, как правило, на ночь.

Берия рассчитывался со своими гостьями заграничным нижним бельем и прочим дефицитным ширпотребом (до него тем же занимался Генрих Ягода). Николай Шаталин на июльском 1953 года пленуме ЦК сообщил, что обнаружил в сейфе в служебном кабинете Берии следующие вещи:

…Дамские спортивные костюмы, дамские кофточки, чулки дамские иностранных фирм – 11 пар, женские комбинации шелковые – 11 пар, дамские шелковые трико – 7 пар, отрезы на дамское платье – 5 отрезов, носовые платки иностранных фирм.

Кроме того, Шаталин упомянул «большое количество предметов мужчины-развратника», не уточнив, к сожалению, что это за предметы. Но важнее нам представляется другая находка чекистов. Шаталин утверждал:

Нами обнаружены многочисленные письма от женщин самого интимного, я бы сказал, пошлого содержания.

Невозможно представить, чтобы подобные письма писали жертвы изнасилования. Дамы, которые осыпали Лаврентия милыми пошлостями, определенно желали продолжения знакомства.

Другим источником пополнения гарема Берии были профессиональные проститутки. Ему привозили девочек по вызову, которые рекомендовали потом и своих подружек. Платил он от 100 до 250 рублей за визит – обычная для тех времен рыночная цена.

Бывали среди подобных бериевских «жертв» и дамы из общества. Саркисов:

Мне известны многочисленные связи Берии со всевозможными случайными женщинами. Берия сожительствовал со студенткой Института иностранных языков Майей. Впоследствии она забеременела от Берии, ей сделали аборт. Мне известно, что через некую гражданку С. (разрешите мне фамилию не упоминать) Берия был знаком (в показаниях фамилия сказана) с подругой С., фамилию которой я не помню. Работала она в Доме моделей, впоследствии от Абакумова я слышал, что эта подруга С. была женой военного атташе. Позже, находясь в кабинете Берии, я слышал, как Берия по телефону звонил Абакумову и спрашивал – почему до сих пор не посадили эту женщину.

Дипломат и общественный деятель Валентин Фалин рассказывал нам в Москве:

У нас работала одна из любовниц Берии. По его поручению, или по его указанию, она была принята на работу в качестве секретаря в Комитет информации, и у нее от него был ребенок. Он некоторых девушек и женщин, которые ему нравились, приглашал в свой особняк под видом того, что он хочет им дать секретное разведывательное задание. Потом из этого получалось нечто другое.

В деле Берии содержатся показания замужней женщины, утверждавшей, что Берия ее шантажировал судьбой мужа:

Я пыталась уклониться от его домогательств, просила Берию не трогать меня, но Берия сказал, что здесь философия ни к чему, и овладел мною. Я боялась ему сопротивляться, так как опасалась, что Берия может посадить моего мужа… только подлец может пользоваться зависимым положением жены подчиненного для того, чтобы овладеть ею…

Так же Берия вел себя со знаменитой актрисой Татьяной Окуневской, певицей Натальей Алексеевой. Впрочем, их мемуары нуждаются в дополнительном источниковедческом исследовании. Рассказывать о том, что связь была добровольной, в 1953 году было просто опасно. Скажем, дочь Окуневской считает, что ее мать выдумала историю о Берии.

Подобную историю, со слов своей матери, рассказала нам в Москве искусствовед Мария Б., также не ручаясь за ее достоверность.

Отдельный сюжет – история Вали Дроздовой. Она утверждала, что в 1949 году, когда ей было шестнадцать лет, Рафаэль Саркисов заманил ее в особняк Берии, где Лаврентий Павлович три дня ее насиловал, не отпуская домой. А потом четыре года под угрозой расправы заставлял с ним сожительствовать.

История странная. К моменту ареста Берии Дроздова уже три года жила с Лаврентием Павловичем на даче заместителя министра госбезопасности СССР Бориса Обручникова, он рассказывал о ней сыну Серго и даже собирался официально развестись с Ниной Теймуразовной, чтобы сочетаться с Дроздовой законным браком.

Конечно, поведение Берии было вызывающим и даже патологическим. Но это далеко не единственный случай среди ответственных работников, особенно руководителей спецслужб. Как говорится, работа нервная, необходимо порой расслабляться. И Ягода устраивал оргии у себя на даче, и Ежов спал то с мужчинами, то с женщинами, и у Абакумова было множество любовниц.

 

«Я Берии не доверяю…»

В мае 2008 года в ходе нашей киноэкспедиции мы побывали в Тбилиси и нам удалось встретиться с бывшим президентом Грузии Эдуардом Шеварднадзе. Как известно, после отставки Эдуард Амвросьевич жил в своей загородной резиденции, неподалеку от грузинской столицы. В момент, когда мы приехали, его дом был блокирован так называемыми «черными колготками» – страстными сторонницами Звиада Гамсахурдии, смещенного в свое время с поста президента Грузии Эдуардом Шеварднадзе и вскоре таинственно погибшего где-то в лесах Мегрелии. Женщины дружно скандировали: «Шеварднадзе – террорист!» и не хотели пропускать наш микроавтобус, спрашивая, с какого мы канала. Мы честно ответили, что с Пятого. О существовании Пятого российского канала, вещающего из Санкт-Петербурга, фанатички не подозревали, но знали, что такой канал есть на Украине. Они начали стыдить нас, как это мы, журналисты из братской Украины (тогда в Киеве правили Ющенко и Тимошенко), едем в гости к террористу Шеварднадзе. Впрочем, их убедил аргумент о журналистском долге и успокоило наше мнимое украинское происхождение.

Резиденция Шеварднадзе по нынешним российским стандартам представляла собой скромный двухэтажный особнячок, окруженный садом и довольно высокой бетонной стеной. В саду – могильный памятник жене Шеварднадзе – Нанули Ражденовны. Дюжие охранники довольно серьезно досмотрели группу со всей аппаратурой, после провели нас на второй этаж в большую гостиную. Там нас встретили Эдуард Амвросьевич и его секретарь – почтенная дама, подруга покойной жены. Охрана сервировала столик коньяком и фруктами, хозяин был в высшей степени любезен.

Хотя внешне Эдуард Амвросьевич выглядел радушным, мягким человеком, холодные глаза выдавали в нем настоящего политического волка, которого не проведешь. Шеварднадзе знал, о чем мы будем его спрашивать, и большая часть его интервью представляла собой общеизвестные суждения о том, что Берия злодей, хоть и способный. Но был и живой автобиографический рассказ. Эдуард Амвросьевич вспомнил, как в 1951 году он, молодой комсомольский работник из Кутаиси, вместе с молодой женой отдыхал в санатории в Пицунде и услышал удивительную историю о Сталине и Берии.

По словам Шеварднадзе, Иосиф Сталин, отдыхая на Кавказе, любил встречаться с друзьями детства из Гори, простыми людьми, не сделавшими особой карьеры, не имевшими никаких политических амбиций. Время проводили в традиционном грузинском застолье: пили вино, закусывали и пели знаменитые многоголосые песни. В 1950-х годах люди эти были уже немолодые. Как-то раз, кроме земляков, Сталин пригласил двух Народных артистов СССР из Театра Руставели Ака́кия Хора́ву и Акакия Васадзе. Как мы помним, это были политически проверенные люди, на основании их показаний расстреляли знаменитого режиссера Александра Ахметели. И вот что произошло во время этой встречи. Эдуард Шеварднадзе рассказал нам:

Когда немножко выпили, Сталин запел и говорит своему другу:

– Второй голос, нужен второй голос.

Друг говорит:

– Сосо, ты же знаешь, что у меня голоса нет уже.

У него был или рак, или что-то с горлом. И этот актер, Васадзе, у него был прекрасный голос, вместе они запели, Васадзе был гуриец.

– Ты, гуриец, молодец! Хорошо поешь! Давай продолжим, – сказал Сталин.

Продолжали, и не это самое главное. На второй день опять собрались в том же составе, кроме Хорава, Хорава поехал на сессию Верховного Совета. Сталин обиделся. Но потом что случилось: немножко выпили, Сталин встал и вместе со своими друзьями, двумя друзьями, которые были, сидели за столом, пошел в ванну. Это рассказывает Васадзе, он от них все узнал. И пошел Сталин в ванну, открыл кран – значит, Сталин знал, что Берия подслушивает. Открыл кран и говорит им: вопрос Лаврентия решен, это вопрос времени, через некоторое время Лаврентия не станет.

Потом один из них где-то проболтал, и этот слух дошел даже до меня. Я тогда был молодым человеком, работал в комсомоле, отдыхал на Пицунде, и там, рядом, отдыхала известная актриса Медико Анджапаридзе. Медико была родственницей вот этого человека, который все услышал, когда Сталин вошел в ванну. Раз она знала – значит, знали и другие, значит, знал и Берия. И Берия был убежден, что ему долго жить не дадут: или снимут, или что-нибудь случится с ним.

Съемочная группа с Эдуардом Шеварднадзе

Хотя рассказ Шеварднадзе похож на обычную байку, доля истины в нем определенно есть. Тем более, изменившееся в тот период отношение Сталина к Берии подтверждает Светлана Аллилуева, которая вспоминала, «как была поражена словами отца», когда однажды осталась ночевать у жены Берии, а «наутро вдруг позвонил разъяренный отец и, обругав меня нецензурными словами, прокричал: „Сейчас же езжай домой! Я Берии не доверяю“».

Некое охлаждение в отношениях Сталина и Берии наступило вскоре после окончания войны. В 1945 году Сталин впервые после 1936 года уезжает в отпуск на юг. Отдых неожиданно затянулся, что было замечено даже западными дипломатами и встревожило членов Политбюро.

На Кавказе сохранилось несколько сталинских дач. Мы в ходе командировки побывали на двух из них. В Новом Афоне, где когда-то Сталин заметил Берию, что предопределило взлет карьеры Лаврентия. И на озере Рица, где звезда Берии начала закатываться. Дача на озере Рица представляет собой урочище в готическом духе. Она затеряна в предгорьях Большого Кавказского хребта, добраться туда можно по единственной дороге, петляющей вдоль горной реки. Место идеально подходящее для уединения тирана. После страшного напряжения войны Сталин, вероятно, хотел подвести итоги и обдумать дальнейшие планы. Скорее всего, именно здесь вождь решает прервать союзнические отношения с англосаксами и преумножить свою коммунистическую империю за счет Восточной Европы, Китая, Кореи и Вьетнама. Подготовке ко Второй мировой войне, как мы помним, предшествовала страшная чистка, которая получила название Большого террора. Новая наступательная стратегия, чреватая Третьей мировой, вызывала необходимость острых кадровых решений. В руководящем аппарате нужна была свежая кровь, которая заменит возгордившихся своим вкладом в победу военачальников и партийных деятелей. И такая чистка началась.

Выдержав паузу, еще находясь на отдыхе, Сталин обрушил свой гнев на ближайшего, как казалось, к нему человека и возможного преемника Вячеслава Молотова, обвинив его в низкопоклонничестве перед недавними союзниками. Одновременно Сталин решает освободить Берию от поста министра внутренних дел, а его протеже Меркулова от должности министра госбезопасности. Берия просится приехать на дачу, чтобы встретиться лично, объясниться. Но в ответ получает подчеркнуто сухую короткую телеграмму: «Не вижу необходимости вашего приезда». Берия в итоге был отправлен в своеобразную почетную ссылку – руководить Атомным проектом. Из этой ссылки, в случае неудачи, он мог бы и не вернуться. Лев Троцкий называл Иосифа Сталина «великим нормировщиком». Вождь как никто другой умел ждать. Лаврентию он не доверял, но его время еще не пришло, на очереди был другой партийный вождь – Андрей Жданов.

 

«Ленинградское дело»

К концу войны пара Лаврентий Берия и Георгий Маленков набрала огромный политический вес. Но не было большего мастера в деле выстраивания кадровых противовесов, чем Иосиф Сталин. Уже в 1944 году отец народов переводит давнего соперника Берии Андрея Жданова из Ленинграда в Москву, где тот совмещает пост члена Политбюро и секретаря ЦК, выполняет важные внешнеполитические задачи: руководит контрольной союзной комиссией в Финляндии и Коминформом, управляющим мировым коммунистическим движением. К тому же он курирует идеологию.

Андрей Жданов относится к числу безупречных сталинских руководителей, он, пожалуй, самый культурный в этой среде, легко находит нужную цитату из классика русской литературы или Ленина, играет на пианино и баяне. Важное конкурентное преимущество Жданова – он откровенно злоупотребляет алкоголем. Подозрительный Сталин полагает: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Жданов непременный участник всех сталинских застолий, балагур, весельчак и не обижается на чужие порой злые шутки, например, когда Берия подкладывает ему на стул помидор. Он и сам шутник и острослов, прозвал толстого бесформенного Маленкова Маланьей – и кличка прижилась.

При всех своих слабостях Жданов отвечал высоким сталинским стандартам. Мог сам написать речь или статью, обладал прекрасной памятью, был отличным исполнителем и неплохим организатором. Известно, что Жданов был одним из главных сторонников сближения с Германией в 1939 году и испытывал нескрываемое сочувствие к победам немецкого оружия над прогнившими западными демократиями. Сталин вспомнил об этом в июне 1941-го и, не желая видеть Андрея Александровича, приказал ему лететь из Сочи, где он находился в отпуске, прямо в Ленинград, минуя Москву.

Андрей Жданов

В конце 1941 года Жданов еще больше настроил против себя вождя. В Ленинград была направлена специальная комиссия, которая раскритиковала ленинградское руководство за беспомощность в управлении городом и войсками. Сталин бомбардировал Жданова оскорбительными телеграммами, требуя невозможного, – прорвать кольцо блокады и вывести из города хотя бы войска Ленинградского военного округа.

Но к концу войны отношение Сталина к Жданову резко поменялось. В это время пошатнулось положение Молотова и Жукова. Получив информацию от сына Василия о неблагополучии в авиационной промышленности, Сталин выводит из секретариата ЦК Георгия Маленкова, курирующего эту отрасль. Когда Берия попытался за него заступиться, Иосиф Виссарионович сказал: «Что вы так тревожитесь об этом имбециле, да он первый вас предаст». Напомним, сам Берия с 1945 года сослан в Атомный проект и уже не министр внутренних дел. Снят с понижением его протеже министр государственной безопасности Всеволод Меркулов.

Жданов же, напротив, небывало возвышается, становится фактически вторым человеком в партии. Ему, кажется, позволено то, что Сталин не позволяет никому. У него в столице есть своя группа приверженцев из земляков, вместе с ним переживших блокаду Ленинграда и обосновавшихся в Москве еще до войны, – Вознесенского и Косыгина.

Вслед за Ждановым в Москву отправились его бывший первый зам Алексей Кузнецов, который получает важнейший пост секретаря ЦК, курирующего правоохранительные органы, в частности МГБ. Председателем Совета Министров РСФСР был назначен еще один выходец из Смольного Михаил Родионов. Пост министра просвещения СССР достался брату Николая Вознесенского Андрею.

Ленинградцы возглавили Ярославский, Новгородский, Псковский, Мурманский, Крымский и Карело-финский обкомы партии. Им был поручен надзор над компартиями прибалтийских республик. Сын Жданова Юрий заведовал сектором науки ЦК КПСС. Маршал Леонид Говоров, защищавший Ленинград всю войну, – главный инспектор Вооруженных сил СССР. Ждановцы продолжают руководить и собственно Ленинградом.

Особенностью ждановского круга было наличие собственной идеологии, которая соответствовала духу времени и знаменитому сталинскому тосту «за русский народ». По воспоминаниям Никиты Хрущева, сам Андрей Жданов жаловался ему на ущемленное положение РСФСР и русских вообще в составе Союза ССР. Русский народ спас советскую власть, усеяв трупами путь до Берлина, а теперь деревни погибают от голода, бабы впрягаются в плуги, молодежь бежит в город.

В отличие от всех других союзных республик, нет ни компартии Российской Федерации, ни Академии наук России, ни российского союза писателей, нет даже своей столицы. Еще один мотив, близкий всем ленинградцам, тоже восходит к сталинским словам, сказанным на знаменитом параде в ноябре 1941 года о том, что Красную армию вдохновляют на победы в частности знаменитые полководцы старой России, которые в учебниках 1930-х годов выставлялись царскими сатрапами, – Александр Суворов, Михаил Кутузов, Федор Ушаков. Ждановцы считают имперское время частью советского исторического наследия.

Поворот в идеологии, начавшийся еще в конце 1930-х годов не без участия Андрея Жданова, отразился в программных фильмах «Суворов», «Петр Первый», «Александр Невский», «Иван Грозный». В качестве главного произведения русской литературы теперь рассматривают не «Мать» Максима Горького, не «Что делать?» Николая Чернышевского, а «Войну и мир» Льва Толстого.

К концу войны идет ползучая реставрация монархических нравов. Наркоматы становятся министерствами, красные командиры – офицерами. Вводится раздельное обучение в школах, форменная одежда, мундиры для разных ведомств, открываются офицерские собрания, осторожно и частично реабилитируют православие. Эта тенденция особенно сильно воплотилась в Ленинграде, результатом чего стали два сенсационных постановления 1944 года. Тридцати улицам исторического центра возвращались дореволюционные названия. Проспект имени 25 октября снова стал Невским, а улица имени 3 июля – Садовой. Беспрецедентно решение о полном восстановлении практически полностью разрушенных Большого Петергофского и Большого Царскосельского дворцов.

Такое соединение личной и идеологической близости ждановцев не могло не начать тревожить Сталина. Поговаривали, что они не только хотят вернуть столицу России в Ленинград, но между собой любят повторять такую шутку: раньше в Политбюро пахло чесноком (было много евреев), а теперь шашлыком (стало много кавказцев). Эта дурацкая присказка могла быть отнесена не только к Лаврентию Берии и Анастасу Микояну, но и к самому Иосифу Сталину. Антикавказские настроения в годы войны усилились. Было модно упрекать народы Кавказа в том, что они недостаточно охотно сражались с немцами и незаслуженно хорошо живут. Поэтому потенциально подобные шутки могли быть опасны.

Берия умел хранить личные симпатии и антипатии при себе, но Жданова он открыто не любил. Это отношение отражается и в словах его сына, Серго:

Пожалуй, самой одиозной фигурой в сталинском окружении был Жданов. Он ревновал любого человека, который в тот или иной момент был близок Сталину. Как никто другой, он буквально рвался в наследники диктатора. Серый кардинал в окружении Сталина – так, наверное, будет точно. Именно он идеолог массовых репрессий в стране. Он ведь не только продвинулся на репрессиях, но и намерен был идти в буквальном смысле по трупам и дальше. Страшный человек!

Жданов олицетворял тот тип руководителя, который Берия ненавидел – коммунистический демагог, начетчик, не умеющий дело делать, высокопоставленный образованный болтун. Совсем как те грузинские коммунисты, которых он в свое время с удовольствием пытал и расстреливал.

Историки, особенно в хрущевское время, любили связывать трагедию ленинградских партийцев с интригами Лаврентия Берии и Георгия Маленкова. Несомненно, эта пара относилась к ждановцам с плохо скрываемой ненавистью. Но, конечно, судьбу ленинградцев решал сам Сталин.

Первый сигнал прозвучал уже летом 1946 года, когда в ЦК обсуждалось постановление о состоянии идеологии. Общая тенденция была очевидна. Заканчивалась дружба с Англией и Америкой, начиналась холодная война. Надо было резко пресечь «низкопоклонство перед Западом». Первоначальный замысел партийных идеологов заключался в показательной порке Бориса Пастернака и журнала «Новый мир». Но вдруг неожиданно цели меняются. Вместо «Нового мира» возникают журналы «Звезда» и «Ленинград», Пастернака заменяют Ахматова и Зощенко. Совершенно очевидно, инициатива этой рокировки принадлежала не Андрею Жданову. Многим было известно, что в семье Ждановых любили рассказы Зощенко. Ленинградская парторганизация организовала эвакуацию Ахматовой из блокадного города на самолете и ее возвращение в 1944 году. Она печаталась в «Правде» и толстых журналах, выступала по радио, была окружена подчеркнутым уважением.

Ахматова и Зощенко дворяне и русские патриоты. И удар по ним не укладывается в общую идеологическую тенденцию. Думается, здесь сыграли роль два фактора.

Первый относится лично к Ахматовой – ее встреча с третьим секретарем британского посольства в СССР Исайей Берлиным, который, основываясь на разговоре с поэтессой, сумел правильно определить губительную для коммунистической идеологии тягу общества к русской культуре. Записка Берлина, благодаря знаменитой Кембриджской пятерке, была прочитана Сталиным, и, вероятно, больше всего насторожили его слова о популярности поэзии Ахматовой в офицерской среде. Перед знаменитым постановлением в Кремле прошло специальное заедание, на которое вызвали руководителей ленинградских партийной и писательской организаций. Они, естественно, каялись в идеологических ошибках. А Всеволод Вишневский сказал невпопад, что они больше не будут печатать идеологически чуждых писателей, у них есть много рукописей офицеров-фронтовиков. На что Сталин взвился, возразив, что офицерам платят деньги за то, что они защищают Родину, а не за написание книг.

Второй фактор заключался в желании намекнуть ленинградцам на ошибочность их идеологических устремлений. Сталин вообще любил своеобразный дуплет. В начале человек должен был публично покаяться и осудить все, что ему дорого. Это, как правило, не спасало его от будущей кары. Знаменитый доклад Жданова был по существу самобичеванием. Он рассказывал, как в его вотчине при его статусе идеолога партии были допущены крупнейшие идеологические ошибки. И, конечно, Георгий Маленков и Лаврентий Берия не могли не радоваться унижению своего противника. Но предстоял еще один тур борьбы.

Слева направо: Вознесенский, Маленков, Молотов, Жданов, Берия. 1947

К 1948 году весы начали склоняться в пользу Берии и Маленкова. Из идеологической сферы ждановцев постепенно вытесняют люди Маленкова, руководимые Михаилом Сусловым. Резко уменьшается влияние Жданова на руководство международным коммунистическим движением. Гром грянул в апреле 1948-го.

Сын Жданова Юрий Андреевич, молодой заведующий сектором науки ЦК ВКП(б) делает доклад в Политехническом музее на семинаре лекторов обкомов партии «Спорные вопросы современного дарвинизма» о положении дел в советской биологической науке, где осторожно критикует создателя национальной мичуринской биологии Трофима Лысенко. О докладе становится известно Маленкову. Он, вероятно, знал о предубеждении Сталина к «вейсманистам-морганистам», противникам Лысенко ученым-генетикам. Обеспокоенный Лысенко добивается в мае встречи со Сталиным. На ней присутствовал и Андрей Жданов. Вождь целиком встал на сторону Лысенко.

31 мая состоялось расширенное заседание Политбюро, где Сталин сообщил свое мнение о выступлении Жданова-младшего. Особенно ему не понравились такие слова Юрия Андреевича: «Я выражаю здесь не официальную, а только мою личную точку зрения». Это место рукописи лекции Сталин подчеркнул и написал «Ага». У партийного функционера, как известно, не может быть личной точки зрения.

Последовал страшный разнос, причем Сталин прямо сказал, что «виноваты отцы». Имелось в виду, что за выступлением младшего Жданова стоит Жданов-старший. Вождь со свойственным ему коварством поручил Маленкову и Жданову написать сообщение ЦК ВКП(б) «О мичуринском направлении в биологии». Андрей Жданов, как унтер-офицерская вдова, был вынужден снова выпороть самого себя. В сообщении говорится:

Попытка Ю. Жданова в его лекции на тему «Спорные вопросы современного дарвинизма» эклектически примирить два противоположных направления в биологии является ошибочной. Этот доклад противоречит позиции ЦК ВКП(б).

Сообщение это не было опубликовано, но 6 августа 1948 года в «Правде» появилось покаянное письмо Юрия Жданова. 11 августа 1948 года секретариат ЦК ВКП(б) под председательством Маленкова принимает постановление, осудившее Юрия Жданова. По словам младшего Жданова, «Берия так „утешал“ моего отца (с его слов): „Все это, Андрей, конечно, крайне неприятно, но надо быть выше отцовских чувств“».

Жданов переносил неприятности крайне тяжело. Он забывался только при помощи алкоголя. Но становилось еще хуже. Он обретал репутацию алкоголика среди товарищей по партии и – главное! – в глазах вождя. При том что как ответственный за идеологию обязан был находиться при Сталине, постоянно участвовал в ночных «обедах» на Ближней даче.

Никита Хрущев вспоминал:

Помню (а это было редким явлением), как Сталин иногда покрикивал на него, что не следует пить. Тогда Жданов наливал себе фруктовую воду, когда другие наливали себе спиртные напитки. Полагаю, что если за обедом у Сталина тот его удерживал, то что было дома, где Жданов оставался без такого контроля? Этот порок убил Щербакова и в значительной степени ускорил смерть Жданова.

Алкоголизм ухудшал болезнь сердца, которой страдал Жданов. В 1947 году он прошел курс лечения в Сочи. К успеху это не привело. Стенокардия прогрессировала. Обострение произошло в июле 1948 года. 6 июля Сталин получает просьбу Главного санитарного управления Кремля о предоставлении Андрею Александровичу двухмесячного отпуска в связи с мозговым спазмом, частичным параличом правой части лица и руки, предынфарктным состоянием. Вождь накладывает резолюцию: «Где и как будут лечить?»

10 июля Жданова, «согласно заключению врачей», отправили в двухмесячный отпуск. Как говорил сам Жданов, его «обязали» поехать лечиться в санаторий «Валдай». Как полагается, у него были назначенные Лечсанупром лечащие врачи – доктора Майоров и Карпай. 23 июля, по свидетельству персонала, у него был телефонный разговор со своим подчиненным, заведующим Агитпропом Дмитрием Шепиловым. Разговор оказался неприятен для Жданова, он был крайне возбужден (сам Шепилов в своих воспоминаниях демонстрирует преданность Жданову и об этом телефонном разговоре в посвященной смерти босса главе не упоминает вообще). Ночью у Андрея Александровича случился тяжелый припадок.

25 июля из Москвы прибыли профессора Виноградов, Василенко и Егоров. Консилиум постановил, что имел место острый приступ сердечной астмы. А основной причиной недомогания был назван кардиосклероз. Больному прописали прогулки и массаж. Как указывает исследователь этого вопроса историк Костырченко, врачам положение пациента серьезным не казалось. Софья Карпай уехала в отпуск, а Майоров поручил уход за Ждановым медсестре и увлекся рыбалкой.

7 августа в «Правде» Жданов читает покаянное письмо своего сына, в котором тот, ссылаясь на свою «неопытность» и «незрелость», униженно просил у Сталина прощения. В тот же день была снята последняя перед приведшим к смерти кризисом кардиограмма. Следующую сделали только 28 августа, после припадка и за три дня до смерти.

Консилиум в лице кремлевских профессоров прибывает в «Валдай» 28 августа. Кремлевские врачи пришли к оптимистическим выводам о состоянии его здоровья и сообщили, что недельки через две он может вернуться в Москву. Впрочем, у приехавшей с ними заведующей кабинетом ЭКГ кремлевской больницы Лидии Тимошук особое мнение. Она обследует Жданова и констатирует «инфаркт миокарда в области передней стенки левого желудочка и межжелудочковой перегородки». Однако этот диагноз был отвергнут медицинским начальством, а 31 августа Жданов умер от повторного инфаркта. Эта история, как известно, будет через четыре года положена в основание знаменитого дела врачей.

2 сентября 1948 года Андрея Жданова похоронили в кремлевской стене. Маленков и Берия ничуть не грустили. По словам Юрия Жданова:

От Белорусского вокзала по улице Горького к Колонному залу Дома союзов двинулась траурная процессия. Непосредственно за гробом шли родные Андрея Александровича, а также члены руководства партией и страной. Траурная процессия медленно двигалась по улице, и вдруг внезапно я слышу громкий смех. О чем-то оживленно разговаривая с Маленковым, смеялся Берия.

В следственном деле Берии сохранились показания некой гражданки, скорее всего супруги ответственного работника. Она выглянула на балкон посмотреть на процессию в легкомысленном халатике. И увидела живописную и зловещую фигуру Лаврентия Павловича. И вдруг неожиданно он ей подмигнул. Она решила, что это ей показалось. Но через некоторое время в ее квартире раздается телефонный звонок. Она снимает трубку, и ей говорят: «Спуститесь вниз, вас ожидает Лаврентий Павлович Берия!». Дама думает, что это какая-то идиотская шутка. Сбегает вниз, как была, в одном халатике. Видит машину правительственную, черную. На заднем сиденьи сидит Берия и говорит: «Поедем, покатаемся?». Она, оцепенев от ужаса, садится на сиденье рядом с Берией и говорит: «Как же так, ведь похороны?!» А он ей говорит: «Когда сталкиваешься с грустным, душа тянется к живому». Понятно, что катания с Берией закончились, как обычно.

Похороны Андрея Жданова

Смерть Жданова оказалась лишь началом конца ленинградской группировки. 15 февраля 1949 года было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) т. Кузнецова А. А. и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) тт. Родионова М. И. и Попкова П. С.» с обвинениями, которые казались поначалу малозначительными: организация без разрешения ЦК оптовой ярмарки в Ленинграде, фальсификация счетной комиссии при подведении итогов выборов на партконференции. На самом деле это были первые раскаты приближающейся грозы.

Намеки на истинные причины обрисованы в проекте так и не разосланного закрытого письма ЦК, подписанного, что характерно, Лаврентием Берией и Георгием Маленковым:

…Группа Кузнецова вынашивала замыслы овладения руководящими постами в партии и государстве. Неоднократно обсуждался и подготовлялся вопрос о необходимости создания РКП(б) и ЦК РКП(б) и о переносе столицы РСФСР из Москвы в Ленинград. Эти мероприятия Кузнецов и др. мотивировали в своей среде клеветническими доводами, будто бы ЦК ВКП(б) и Союзное Правительство проводят антирусскую политику и осуществляют протекционизм в отношении других национальных республик за счет русского народа… Предложение бывших ленинградских руководителей Вознесенскому о «шефстве» над Ленинградом, сделанное ему Попковым после смерти Жданова, было не случайным, а вытекало из существа их антипартийных связей. Ответственность за враждебную деятельность ленинградской верхушки ложится и на Жданова А. А.

В июле 1949 года начинаются аресты среди ждановского окружения. Постепенно взяты под стражу около 300 человек, среди которых секретарь ЦК Алексей Кузнецов, председатель Госплана Николай Вознесенский, первый секретарь Ленинградского обкома Петр Попков, председатель правительства РСФСР Михаил Родионов, первый секретарь Крымского обкома ВКП(б) Николай Соловьев, секретари Ленинградского обкома Яков Капустин, Петр Лазутин, практически вся партийная элита Ленинграда.

Следствие было невероятно жестоким даже по сталинским стандартам. У Алексея Кузнецова при избиениях порвали барабанную перепонку, Николая Соловьева забили на допросе до смерти. Мучения арестованных ленинградцев длились больше года. 29–30 сентября 1950 года в Ленинграде в Доме офицеров состоялся суд. 1 октября 1950 года, спустя час после оглашения приговора, Н. А. Вознесенский, А. А. Кузнецов, М. И. Родионов, П. С. Попков, Я. Ф. Капустин, П. Г. Лазутин были расстреляны.

Чуть позже состоялись судебные процессы, которые вынесли приговоры остальным лицам, проходившим по «ленинградскому делу». В Москве были расстреляны двадцать человек.

Следствием по делу руководил непосредственно министр госбезопасности Виктор Абакумов. Позже Хрущев обвинил в организации «ленинградского дела» Берию и Маленкова. Представляется, однако, что при всем желании Лаврентий Павлович и Георгий Максимилианович не смогли бы организовать уничтожение своих конкурентов, если бы на то не было воли Сталина. Что касается Абакумова, по всем данным он был достаточно независимой политической фигурой, не входившей ни в одну из группировок, и подчинялся непосредственно Генеральному секретарю. Другое дело, что разгром ленинградцев был, конечно, на руку дуумвирам – Берии и Маленкову.

Обязанность Алексея Кузнецова наблюдать за силовиками отошла к Лаврентию Берии. Ленинградскую парторганизацию возглавил ставленник Маленкова Василий Андрианов. С арестом Вознесенского резко возросла роль Маленкова и Берии в руководстве Советом Министров СССР. Неслучайно им было поручено составить закрытое постановление ЦК ВКП(б) по итогам дела.

В результате событий 1947–1949 годов позиции Лаврентия Берии, казалось бы оттесненного на политическую периферию, значительно усилились. Но как только политический деятель становился слишком сильным, это немедленно вызывало подозрения Иосифа Сталина. Так что Берии было рано радоваться.

 

«Мегрельское дело»

С марта 1946 года Берия входит в состав сталинской «семерки» членов Политбюро. Этим «ближним кругом» замыкались важнейшие вопросы государственного управления, в том числе: внешняя политика, внешняя торговля, госбезопасность, вооружения, функционирование вооруженных сил. 18 марта он становится членом Политбюро, а на следующий день назначается заместителем председателя Совета Министров СССР. Курировал работу МВД, МГБ и Министерства государственного контроля.

В 1951 году положение Лаврентия Берии внешне выглядит прочным. Испытана атомная бомба, готовится водородная. «Ленинградцы» уничтожены, Ворошилов, Молотов, Микоян в опале, властные полномочия Берии в правительстве как никогда обширны. В 1951 году Сталин поручает ему выступить с докладом в честь годовщины Октябрьской революции. Это знак высочайшей приязни.

Однако незадолго до этого Сталин начинает многоходовую тайную кампанию против Лаврентия Берии. Как это часто бывало у вождя, операция напоминала хватку удава, который медленно, но неумолимо сжимает смертельное кольцо.

Дипломат, историк Валентин Фалин рассказал нам:

Несколько раз Сталин прореживал свое окружение. Можно сказать, систематически. То одного, то другого, но Берия был самым дальновидным и умным человеком. Он вел себя гораздо осторожней и хитрее, чем большинство других. Поэтому он все время подсовывал Сталину информации, как готовится на него покушение, как принятые меры предотвращают всякого такого рода угрозы. И, в конце концов, Сталин впал в полную зависимость от такого рода сигналов. Берия умело очень играл на этих особенностях человека.

Я вам приведу такой эпизод. У нас в комитете информации работал с нами некий Баландин. После смерти Сталина ему было поручено организовать в Волынском, на Ближней даче Сталина, музей Сталина. Баландин, поскольку он работал у нас, приходил советоваться в комитет. Было все восстановлено, как при жизни Сталина, короткие занавески, чтобы видно было, стоит за занавесками человек или нет. Во всех спальнях диваны, поскольку Сталин каждый день спал на разных диванах. Бесконечные осветительные приборы, поскольку он спал только при включенном свете, и всякое прочее. Приехала делегация во главе с Хрущевым. Это уже было после казни Берии. Посмотрел это и сказал: «Любой нормальный человек, который придет в этот дом, подумает, если не скажет, нами 30 лет руководил сумасшедший. Никакого музея!»

Еще эпизод. Почему помимо забора, там три забора было, отделявших дачу от внешнего мира, появился еще один забор, который отделял окна Сталина и те комнаты Сталина уже прямо буквально в нескольких метрах от самого этого здания. Приехал фельдъегерь, привез какой-то пакет Сталину. Не открывали ему дверь, тогда он решил подойти к окну и посмотреть. Сталин встал, посмотрел тоже в окно. Смотрит – следы на снегу. Спрашивает, кто подходил? Охрана говорит – никто. «Следы видите? Кто подходил?» Тогда высказано было подозрение, что подходил фельдъегерь. «Провести МВД расследование, кто такой приезжал, почему подходил к окну» и так далее и доложить. Значит, МВД докладывает, что такой-то, значит, очень честный человек, бывший военный, войну провел всю, никаких к нему претензий нет. Ну, мы ему предлагаем вынести предупреждение, или выговор, отстранить от работы, чтобы никогда он больше на правительственные дачи не ездил. Сталин сказал: «Я, как и полагал, что МВД с заданием не справится. Поручите расследование этого вопроса МГБ». Провели, расстреляли. И устроили этот забор. Вы знаете, наверно, или слышали, что под конец жизни к Сталину его Светлана могла только по пропуску проходить. Ее визиты согласовывались, как и Василия, лично со Сталиным. Он дает согласие на то, чтобы они приехали или не дает.

Каковы могли быть причины неожиданной сталинской опалы Лаврентия Павловича? Павел Судоплатов выдвигал в своих знаменитых мемуарах неожиданное предположение о том, что неприязнь, вспыхнувшая у Сталина, связана со Светланой Аллилуевой. Второй брак Светланы с Юрием Ждановым, сыном Андрея Александровича, оказался неудачным. Светлана Иосифовна невзлюбила свою свекровь, а мужа считали занудой. Ходили слухи, что брак с Юрием Андреевичем был обречен, потому что Светлана была влюблена в Серго Берию. Что вполне правдоподобно. Серго был необычайно красив, хорошо воспитан, прекрасно образован, еще не женат.

Судоплатов писал:

В то время в правительственных кругах ходили слухи о том, что сын Берии Сергей собирается жениться на Светлане Аллилуевой после ее развода с сыном Жданова. Секретарь Берии Людвигов, рассказавший мне эту историю во Владимирской тюрьме, говорил, что Нина, жена Берии, и сам Берия были решительно против этого брака. Берия знал, что его противники из Политбюро используют этот брак в борьбе за власть, что силы Сталина уже не те, и если Берия свяжет себя со Сталиным семейными узами, то в случае смерти Сталина он будет обречен. Ситуация породила их взаимную неприязнь.

Кроме того, мы помним знаменитое высказывание Сталина о его неприятии всяческой групповщины. Берия еще в 1938 году собрал вокруг себя группу земляков подчиненных. Их положение несколько пошатнулось после ухода Лаврентия Павловича с поста министра внутренних дел, но они по-прежнему занимали важные позиции во властных структурах, прежде всего в МГБ, МВД и в Грузии.

К 1951 году руководство Грузии состояло из второго эшелона бериевских кадров. Первый секретарь ЦК – Кандид Чарквиани в 1938 году при Берии был третьим секретарем ЦК КП(б) Грузинской ССР, председатель Верховного Совета Василий Гогуа служил народным комиссаром коммунального хозяйства, министр внутренних дел Григорий Каранадзе – был первым секретарем Сигнахского райкома КП(б) Грузии. Второй секретарь Михаил Барания был первым секретарем Аджарского областного комитета КП(б) Грузии, министр юстиции Авксентий Рапава – в 1937 году заместитель наркома внутренних дел Грузинской ССР, прокурор Грузии Владимир Шония – бывший прокурор Абхазской АССР.

26 сентября 1951 года Иосиф Сталин, проводивший свой, как позже оказалось, последний в жизни кавказский отпуск в Цхалтубо, принял министра госбезопасности Грузии Николая Рухадзе. Как позже показывал уже бывший министр госбезопасноти, в беседе с ним генсек затронул вопрос о преобладании в грузинской партийной верхушке мегрелов, высказал по этому поводу озабоченность и прямо сказал, что мегрельское засилье связано с патронажем Лаврентия Берии.

Генсек неслучайно выбрал в конфиденты именно Рухадзе. Это был один из немногих в Грузии руководителей, имевших неприязненные отношения с Лаврентием Берией. Глава республиканской госбезопасности – известный садист, выделялся своей жестокостью даже в 1937 году, руководя легендарным райотделом в Гаграх. В 1939–1941 годах, уже после отъезда Берии в Москву, он становится начальником следственной части НКВД Грузинской ССР. В 1941–1948-м заместителем народного комиссара внутренних дел Грузинской ССР и начальником Особого отдела Закавказского фронта. С апреля 1943 по август 1945-го был начальником Управления контрразведки СМЕРШ Закавказского военного округа. В 1948–1952-м министр государственной безопасности Грузинской ССР. Павел Судоплатов писал:

В 1948 году, за четыре года до грузинской чистки, Сталин назначил министром госбезопасности Грузии генерала Рухадзе. Его антибериевские настроения были общеизвестны.

Вождь несомненно был осведомлен о том, что в грузинском руководстве происходит борьба между верхушкой ЦК и МГБ. Рухадзе затеял чистку бериевцев в своем министерстве. Но у обиженных им чекистов нашлись заступники в партийной верхушке. Главным своим врагом Рухадзе считал второго секретаря ЦК Михаила Барамию и стал на него «копать». Барамия отправился в Москву за поддержкой «шефа» Лаврентия Берии. По-видимому, Лаврентий Павлович поддержал второго секретаря, так как Рухадзе оказался проигравшим.

На нем висело огромное количество грехов, включая злоупотребление должностью, мздоимство, пьяную болтовня о партийных тайнах, и дни его во власти, казалось, были сочтены. Поэтому он как никто был заинтересован в перетряске республиканского руководства. Именно поэтому Сталин сделал ставку на Рухадзе. Тот в свою очередь не мог не использовать такой счастливый поворот судьбы. Пришел его звездный час.

Генерал Николай Рухадзе

Разговор о «мегрельском засилье» Сталин затеял не случайно. Целили в «большого мегрела», как называли Лаврентия Берию. Кроме того, мегрелы действительно являлись в течение долгого времени важной частью политической элиты Грузии. Существовал и мегрельский регионализм, так как эта часть грузин имеет собственный язык и по существу является отдельным народом. Тем не менее, заподозрить Лаврентия Берию в некоем особом отношении к своим землякам трудно. Как мы знаем, он, став начальником, даже ни разу не посетил родное село, а среди грузин-бериевцев, взятых им с собой в Москву, мегрелом был только Петр Шария. Будучи главой Закавказья, Берия неоднократно подавлял выступления мегрельских националистов.

Беседа Сталина с Рухадзе стала затравкой дальнейших драматических событий в Грузии. Тема, поднятая Сталиным, – коррупция в этой республике. Начальник охраны вождя генерал Николай Власик передал ему жалобы грузин: в местные вузы невозможно поступить без взятки. Даже при Сталине Грузия действительно выделялась среди других советских республик сильной теневой экономикой, непотизмом и взяточничеством. Именно Сталин и Берия сделали республику богатой, деньги в основном находились в деревне и перетекали городским чиновникам. Взятки служили в некотором смысле налогом, которым обкладывались дополнительные доходы грузинских чаеводов и цветоводов. В общественном сознании они не считались большим грехом.

Иосиф Сталин относился к фактам незаконного обогащения номенклатуры избирательно. Будучи человеком прагматичным, он использовал информацию о казнокрадстве номенклатурных работников, чтобы держать их на крючке. Мотивы незаконного обогащения использовались, например, в деле маршала Жукова, хотя другие советские военачальники не менее широко баловались присвоением германских трофеев. И в материалах «ленинградского дела» содержатся обвинения руководителей города в использовании служебного положения в личных целях. А ведь ленинградский обком не был известен особым мздоимством. Коррупция в Грузии стала отличным предлогом для перетряски республиканской партийной номенклатуры. Сталин записал в своем блокноте: «Беседа с Рухадзе: нужен специальный орган в МГБ по поимке воров и взяточников из ответственных (верховных и средних) работников».

26 октября 1951 года Рухадзе сообщил Сталину, что органы госбезопасности начали антикоррупционное расследование. 3 ноября Сталин позвонил Рухадзе и распорядился подготовить записку о злоупотреблениях Михаила Барамии, покрывавшего взяточничество бывшего прокурора Сухуми Гвасалии. Расследование Рухадзе показало, что факты такие имели место. А уже 9 ноября 1951 года вышло постановление Политбюро «О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе т. Барамии».

Судя по необычно «разговорному» тексту постановления, его записали под диктовку Сталина:

«Шеф» мингрельцев т. Барамия решил, что допущена «несправедливость» в отношении мингрельцев. Его, оказывается, не интересует, правильно ли вычищены из аппарата госбезопасности Грузии не мингрельцы, скажем, а карталинские работники, кахетские, имеретинские, гурийские, рачинские и т. п., – до этого ему, оказывается, нет дела. Его заинтересовало только одно: почему вычищены мингрельцы Малания и другие. И он затеял борьбу за восстановление мингрельцев в аппарате госбезопасности. Правда, ЦК КП(б) Грузии отклонил его протест. Но т. Барамия не был бы Барамией, если бы он удовлетворился решением ЦК. Он поскакал в Москву, козырял там перед московскими работниками именем ЦК КП(б) Грузии, злоупотреблял доверием московских работников к ЦК КП(б) Грузии и добился-таки того, что восстановил в аппарате госбезопасности Грузии явно негодных работников… члены группы Барамии требовали снятия т. Рухадзе с поста министра… и обвиняли его во всякого рода уголовных делах…

Ближайшее знакомство с делом показало, что взяточничество в Грузии развито и, несмотря на некоторые меры борьбы, предпринимаемые ЦК КП(б) Грузии, взяточничество не убывает. При этом выяснилось, что борьба ЦК КП(б) Грузии со взяточничеством не дает должного эффекта потому, что внутри ЦК Компартии Грузии, так же как внутри аппарата ЦК и правительства, имеется группа лиц, которая покровительствует взяточникам и старается выручать их всяческими средствами.

Факты говорят, что во главе этой группы стоит второй секретарь ЦК Компартии Грузии т. Барамия. Эта группа состоит из мингрельских националистов. Она ставит своей целью, прежде всего, помощь нарушителям закона из числа мингрельцев, она покровительствует преступникам из мингрельцев, она учит их обойти законы и принимает все меры, вплоть до обмана представителей центральной власти, к тому, чтобы вызволить «своих людей»…

Она преследует еще другую цель – захватить в свои руки важнейшие посты в партийном и государственном аппарате Грузии и выдвинуть на них мингрельцев, при этом они руководствуются не деловыми соображениями, а исключительно соображениями принадлежности мингрельцам. Несомненно, что если антипартийный принцип мингрельского шефства, практикуемый т. Барамией, не получит должного отпора, то появятся новые «шефы» из других провинций Грузии: из Карталании, из Кахетии, из Имеретии, из Гурии, из Рачи, которые тоже захотят шефствовать над «своими» провинциями и покровительствовать там проштрафившимся элементам, чтобы укрепить этим свой авторитет в «массах». И если это случится, Компартия Грузии распадется на ряд провинциальных княжеств, обладающих «реальной» властью, а от ЦК КП(б) Грузии и ее руководства останется лишь пустое место.

В постановлении Политбюро грозно сказано: «шпионско-разведывательная организация Грузии состоит исключительно из мингрельцев».

Мегрельское дело шло по сценарию ленинградского. Казалось бы, не имеющие политического значения нарушения стали первыми камешками надвигающейся лавины. Так же как ленинградцы, которые обвинялись в несанкционированном проведении ярмарки, так и обвинения мегрел в интригах и покровительстве взяточничеству быстро стали политическими.

16 ноября 1951 года по указанию Сталина было принято постановление Политбюро «О выселении с территории Грузинской ССР враждебных элементов». Согласно ему, в Казахстан было выслано 11 200 человек «повторников», побывавших в тюрьмах и ссылках. Одновременно арестовали тридцать семь руководителей республиканской парторганизации, преимущественно мегрелов, во главе с Барамией. К ноябрю 1951-го по обвинению в «буржуазном национализме» были смещены и арестованы 427 секретарей обкомов, горкомов и райкомов, три секретаря грузинского ЦК, семь из одиннадцати членов бюро ЦК компартии Грузии.

В Москве были арестованы майор госбезопасности Вардо Максимелишвили и ее муж, сотрудник центрального аппарата МГБ СССР Давид Матарадзе. «С Вардо Максимелишвили, – показывал Лаврентий Берия на допросе в 1953 году, – я сожительствовал еще до ее замужества, имел от нее ребенка, который был сдан в детский дом, но после ее замужества я с ней связь прервал».

Среди других арестованных – бывший секретарь Берии, сотрудник МИД СССР Илья Тавадзе, и один из ближайших сотрудников Лаврентия Павловича Петр Шария, фактический автор книги Берии «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье». В то время он был профессором Тбилисского университета. По словам Берии, «Сталин систематически звонил в Тбилиси и требовал отчета о ходе следствия, активизации следственных мероприятий».

К делу подключили следователей-«колольщиков» из Москвы, их курировал первый заместитель министра госбезопасности СССР Сергей Огольцов. Во главе следственной бригады – заместитель начальника следственной части по особо важным делам Виктор Цепков, бывший заместитель министра госбезопасности Украины.

Как сказано в постановлении ЦК КПСС о реабилитации мегрельцев от 1953 года, «…арестованных избивали, надевали на них наручники, подвергали длительному лишению сна и другим средствам принуждения, строго запрещенным советскими законами, требуя от них „признаний“ в шпионско-подрывной работе. При этом следователи провокационно заявляли арестованным, что подобные приемы и методы следствия применяются по прямому заданию ЦК ВКП(б)».

О методах дознания мы можем также узнать из дела самого Рухадзе, которого, по иронии судьбы, позже арестовали как бериевца. В обвинительном заключении говорилось:

Арестованных по делу так называемой мингрело-националистической группы, которое возникло по инициативе Рухадзе, изнуряли путем систематических и продолжительных ночных допросов. Некоторых арестованных по этому делу на допросах избивали и помещали на длительный срок в карцер.

Надо сказать, что большинство заключенных, в том числе Авксентий Рапава, вели себя исключительно мужественно и нужных следствию показаний не дали. Возможно, этим объясняется необычно затянувшееся следствие, продолжавшееся около двух лет. Вплоть до смерти Сталина обвинительное заключение так и не было составлено.

Одновременно с мегрельским делом Николай Рухадзе проводил и другую линию борьбы с Лаврентием Берией. В доме матери Берии в Тбилиси было установлено подслушивающее оборудование. МГБ Грузии разрабатывало операцию по похищению в Париже бывшего министра иностранных дел меньшевистской Грузии Евгения Гегечкори, родного дяди Нины Теймуразовны Берия.

Забавные подробности о бурной деятельности Николая Рухадзе содержатся в воспоминаниях Павла Судоплатова:

Я должен был оценить возможности местной грузинской разведслужбы и помочь им подготовить похищение лидеров грузинских меньшевиков в Париже, родственников жены Берии, Нины Гегечкори. Докладывать я должен был лично Игнатьеву. Мне сообщили, что инициатива по проведению этой операции исходила из Тбилиси, от генерала Рухадзе, и Сталин лично ее одобрил. Рухадзе настаивал на том, чтобы грузинские агенты взяли эту операцию на себя. С этой идеей он прибыл в Москву и пошел на прием к Игнатьеву. Отправляясь обратно в Тбилиси, он пригласил меня лететь вместе с ним. Я предпочел поехать поездом.

То, что я увидел в Тбилиси, меня глубоко потрясло. Единственный способный агент с хорошими связями во Франции, Гигелия, сидел в тюрьме по обвинению в шпионаже и мегрельском национализме. Агентам Рухадзе нельзя было доверять; они даже отказались говорить со мной по-русски. Заместитель Рухадзе, планировавший поехать в Париж, никогда не был за границей. Он был уверен, что если привезет грузинским эмигрантам шашлык и корзину грузинского вина, устроит пирушку в самом знаменитом ресторане Парижа, то завоюет их расположение. Предлагали также послать в Париж делегацию деятелей культуры, но все понимали, что эти грандиозные планы маскируют желание Рухадзе отправить в Париж свою жену. Она была скромной женщиной и хорошей певицей, но могла представлять в делегации только Тбилисскую консерваторию. О планах мужа она не имела ни малейшего понятия.

Группа следователей из Москвы, занимавшаяся делом мегрелов, между тем радостно сообщила Рухадзе, что они уже почти установили связь между семьей Берии и арестованными националистами. Любительский авантюризм Рухадзе испугал меня, и я поспешил вернуться в Москву, чтобы доложить обо всем Игнатьеву. Он и его первый заместитель Огольцов внимательно выслушали меня, но заметили, что судить об этом деле надо не нам, а «инстанции», так как Рухадзе лично переписывается со Сталиным на грузинском языке.

27 марта 1952 года Политбюро утвердило постановление «Положение дел в компартии Грузии». В нем указывалось:

«Дело с исправлением ошибок и недостатков в работе ЦК КП(б) Грузии идет медленно, со скрипом, неудовлетворительно, и в партийных организациях и среди беспартийных людей Грузии имеет место недовольство медлительностью в действиях ЦК КП(б) Грузии по борьбе за ликвидацию последствий вражеской деятельности группы Барамии… В ходе следствия выяснилось, что… группа… намеревалась захватить власть в Компартии Грузии и подготовить ликвидацию Советской власти в Грузии.»

Со свойственным ему коварством Сталин поручил провести пленум компартии Грузии, посвященный мегрельскому делу и кадровым чисткам, самому Лаврентию Берии. Вспомним, как Жданов в 1946-м вынужден был публично критиковать выпестованную им ленинградскую партийную организацию. Решение послать Берию в Тбилиси могло быть испытанием его верности, но могло стать частью задуманной комбинации по его уничтожению. Так или иначе, Лаврентий Павлович вынужден был рассказывать подчиненным о мегрельских националистах и их связях с иностранными разведками, которые сплошь были его собственными назначенцами. На пленуме Кандид Чарквиани был официально отправлен в отставку, на его место рекомендован недоброжелатель Берии Алексей Мгеладзе, первый секретарь Кутаисского обкома.

После пленума Сталин берет некоторую паузу. Видимо, судьба Берии еще не была решена окончательно. Это было в характере вождя. Вспомним сложную игру, которую Сталин вел с маршалом Жуковым, или то, как он обвинил Микояна и Молотова в шпионаже, оставив их на свободе. Кроме того, неуемная активность Николая Рухадзе начала вызывать беспокойство Сталина. Упивавшийся своим неожиданно приобретенным могуществом, Рухадзе сам, по-видимому, мечтал стать руководителем Грузии и был сильно разочарован итогами пленума. Он начал собирать компромат и выбивать показания на нового первого секретаря, протеже Сталина. Преувеличивая свою личную близость к генсеку, Рухадзе послал протоколы допросов непосредственно Сталину.

Вождь был возмущен такой инициативой, когда без его ведома выбивается компрометирующий материал на только что назначенного начальника. Сталин даже не счел нужным отвечать Рухадзе лично, он написал письмо оклеветанному Мгеладзе и членам бюро ЦК компартии Грузии. В письме вождя говорилось:

ЦК ВКП(б) считает, что т. Рухадзе стал на неправильный и непартийный путь, привлекая арестованных в качестве свидетелей против партийных руководителей Грузии […] Кроме того, следует признать, что т. Рухадзе не имеет права обходить ЦК КП(б) Грузии и правительство Грузии, без ведома которых он послал в ЦК ВКП(б) материалы против них, поскольку Министерство госбезопасности Грузии, как союзно-республиканское министерство, подчинено не только центру, но и правительству Грузии и ЦК КП(б) Грузии.

Судьба Рухадзе была предрешена. Тем более, у Сталина были и другие основания от него избавиться. Рухадзе повсюду хвастался своей близостью к вождю, разбалтывая государственные секреты. Павел Судоплатов рассказывал:

Рухадзе присутствовал на званом ужине, где, сильно выпив, прихвастнул, что он близок к Сталину и тот давал ему инструкции по проведению диверсий и похищений в Турции и Франции. На ужине также присутствовал министр внутренних дел Грузии Бзиава, мегрел, который на следующий день написал письмо только что назначенному министру госбезопасности Игнатьеву в Москву и в нем сообщил о поведении Рухадзе на ужине. Игнатьев доложил об этом Сталину. Сталин приказал показать это письмо Рухадзе и в его присутствии уничтожить письмо. Игнатьев предупредил Рухадзе, что, хотя тот и пользуется еще расположением Сталина, «нельзя позволять себе распускаться».

Вскоре по приказанию Сталина Рухадзе вызвали в Москву и там арестовали. После смерти вождя на свободу его не выпустили. По иронии судьбы, расстреляли его как бериевца.

Итак, к 1952 году положение Лаврентия Берии оставалось тревожным. Мегрелы сидели в тюрьме, их показания можно было использовать в любой момент. Опасной для Берии была чистка в Министерстве госбезопасности. В октябре 1951 года были арестованы министр госбезопасности Абакумов и его заместители генералы Селивановский и Питовранов, начальник следственной части по особо важным делам генерал Леонов, его заместители полковники Комаров и Лихачев.

Пострадали почти все евреи, занимавшие ответственные посты в центральном аппарате МГБ: заместитель начальника 1-го Главного управления МГБ генерал-лейтенант Белкин, заместитель начальника 2-го Главного управления МГБ генерал-лейтенант Райхман, заместитель начальника Бюро номер 1 МГБ СССР генерал-майор Эйтингон, полковник Андрей Свердлов – сын Якова Свердлова, полковники Анциелович, Палкин, Блиндерман, Шварцман, Броверман и др.

Большинство из арестованных в свое время были тесно связаны с Лаврентием Берией. И не случайно после смерти Сталина их почти всех немедленно выпустили из тюрем и вернули на прежние должности. Но в 1952 году у Берии были серьезные основания думать, что одна из главных причин этих арестов – продолжающийся сбор компромата на него самого. Хотя формально дело было подано как разоблачение сионистской организации в органах госбезопасности.

Продолжалось «дело врачей». Было очевидно, что готовится новый большой процесс. Кто-то из членов Политбюро вполне мог быть связан с «врачами-убийцами». Прежде всего Вячеслав Молотов (его жена Полина Жемчужина была арестована и сослана в Казахстан) и сам Берия.

Итак, над Берией нависла смертельная угроза. Хотя формально его положение оставалось прочным. На XIX съезде партии он выступил с льстивой обращенной к Сталину речью. В отсутствие уже тяжело болевшего вождя оперативное руководство страной осуществлялось четверкой, в которую входили Лаврентий Берия, Георгий Маленков, Никита Хрущев и Николай Булганин. Именно они, как известно, присутствовали на последнем «обеде» у Сталина в ночь с 28 февраля на 1 марта 1953 года.