Новый, 1953-й, год не обещал партийной верхушке ничего хорошего. Состав новоизбранного на XIX съезде Президиума ЦК, так теперь стало называться Политбюро, был увеличен по численности в три раза. Вместо девяти полных членов и двух кандидатов стало, соответственно, двадцать пять и одиннадцать. Заматерелые в интригах представители «узкого руководства» понимали, что это неспроста: предстоит большая чистка. Шестнадцать малоизвестных новых членов Президиума должны будут вскоре заменить испытанные старые кадры. Так в 1930-е на смену ленинской гвардии пришли Маленков, Хрущев, Булганин, Жданов, Вознесенский и сам Берия.

Отстранение «стариков» от власти уже началось. Сталин вывел из руководящего ядра Ворошилова, Молотова, Микояна и Кагановича. Над тремя из них – Ворошиловым, Молотовым, Микояном – сгустились тучи. Близились к завершению «дело врачей» и «мегрельское дело». Полным ходом меняли кадры в органах госбезопасности.

Международная обстановка была напряжена до предела. Шла война в Корее и генерал Макартур уже предлагал Эйзенхауэру применить ядерную бомбу против коммунистического Китая. Советская разведка готовилась убить маршала Тито. При тогдашнем преимуществе американской авиации над советской любому, в том числе и члену Политбюро, погибнуть в результате применения атомного оружия было гораздо проще, чем в Великую Отечественную.

С 1927 года всякая внутрипартийная оппозиция была обречена на провал, а ее вождей ждали аресты и уничтожение. Противостоять Сталину было невозможно. Любое разномыслие он пресекал на корню. Квартиры всех членов Президиума ЦК прослушивались. Каждая их неформальная встреча вызывала подозрения. Сопротивляться бесполезно. Однако история делает неожиданный поворот, как в хорошем триллере.

 

«Я убрал его очень вовремя…»

28 февраля 1953 года вечером в Кремле руководство страны смотрит кино. Затем, уже ближе к ночи, Сталин вместе с Хрущевым, Маленковым, Берией и Булганиным отправляется «обедать» на Ближнюю дачу. Пьют молодое грузинское вино – маджари. К пяти утра гости разъезжаются. Сталин через начальника охраны генерала Ивана Хрусталева передает сотрудникам дачи: те могут идти спать, и просит его не беспокоить.

В 11 утра 1 марта охрана начинает нервничать. Обычно хозяин к этому времени уже на ногах. В то же утро в доме погашен свет, а вмонтированные датчики не фиксируют никакого движения внутри. Прикрепленные к Сталину охранники Старостин и Лозгачев проявляют беспокойство, но в дом зайти не решаются. Начальник охраны Иван Хрусталев – ушел и не появляется.

Между тем, около шести вечера, по словам охранников, в большой столовой, кажется, зажегся свет. Они решают: Сталин поднялся и скоро их вызовет. Но вызова не происходит. Лозгачев и Старостин парализованы страхом и прямым указанием «не беспокоить».

В пол-одиннадцатого вечера Петр Лозгачев входит-таки к Сталину и видит его лежащим на полу возле письменного стола в малой столовой. Рядом газета «Правда». На столе початая бутылка боржоми и стакан. Сталин парализован, он обмочился. Его бездвижное тело переносят на диван в большой зал. Сколько часов Сталин лежал на полу без помощи – непонятно.

Обнаружив Сталина, охрана немедленно сообщает о случившемся главе МГБ Игнатьеву, а тот Берии и Маленкову. Примерно через тридцать минут в 11 вечера перезвонил Берия и сказал Лозгачеву: «О болезни товарища Сталина никому не говорить и не звонить».

Только в 3 часа ночи 2 марта на даче появляются Берия с Маленковым. Берия, посмотрев на Сталина, сказал: «Лозгачев, что ты панику наводишь! Видишь, товарищ Сталин крепко спит. Его не тревожь и нас не беспокой»! О состоянии Сталина Берия и Маленков сообщают Хрущеву и Булганину. В 8.30 на дачу прибыл Хрущев. И только в 9 утра 2 марта появились врачи.

В мире о болезни Сталина узнали только 4 марта. Правительственное сообщение о его болезни прозвучало по радио и было опубликовано в газетах:

В ночь на 2 марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве и в своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи. Появились тяжелые нарушения деятельности сердца и дыхания.

В этом сообщении две очевидных попытки фальсификации произошедших событий. Место происшествия: Кремль вместо дачи. И пропажа из истории болезни и биографии Сталина целого дня 1 марта. Эта ложь, на которую пошли политики и врачи, свидетельствует о понимании, что день бездействия выглядит убийственным. А это значит, что и другим «официальным» сообщениям доверять нельзя.

5 марта в 21.5 °Cталин умирает. Его агонию наблюдают врачи, соратники и дочь Светлана. Предсмертный жест – палец в небо. Перед смертью – кровавая рвота. Консилиум окончательно устанавливает причину смерти – инсульт. При тогдашних методах лечения диагноз был изначально неблагоприятным; даже если бы Сталин выжил, было мало шансов на то, что он избавится от паралича правой части тела и потери речи. И, тем ни менее, он оставался бы жить. А живой, пусть и парализованный, Сталин оставался мощным политическим игроком (вспомним значение больного Ленина в 1921–1924 годах).

Между тем, создается впечатление, что участь тирана была известна его ближайшему окружению заранее. Об этом свидетельствует наглое заявление Берии охране «Не тревожить товарища Сталина», странное бездействие членов Политбюро, поздний вызов врачей. В обстановке начала 1953 года, когда полным ходом шло следствие по делу врачей-убийц, каждый из подчиненных вождя должен был понимать меру своей ответственности за преступное неоказание ему врачебной помощи.

Удивляет и необычайная смелость членов Политбюро, дважды собравшихся 2 марта без разрешения Сталина в его кремлевском кабинете. Это было, когда врачи, наконец, приехали на Ближнюю дачу, а прогноз болезни Сталина был еще не до конца ясен. Только утром 3 марта врачи сообщили, что, по их мнению, смерть вождя неизбежна. Сам по себе инсульт, при таком раскладе, стал неожиданностью для членов Президиума ЦК. Но они быстро поняли: положение Сталина критическое, если не безнадежное. И, оттянув почти на сутки врачебную помощь, они, прежде всего Берия и Маленков, предрешили быструю агонию и смерть вождя.

Принимать самостоятельные решения, делить между собой власть, демонстративно пренебрегать лечением вождя возможно только в одном случае, если верхушка партии была абсолютно уверена: Сталину не жить. Так, может быть, они сами убили вождя?

Об убийстве сразу заговорил Василий Сталин. Ссылаясь на «старых большевиков», А. Авторханов пишет:

Вечером 28 февраля 1953 г., поговорив со Сталиным по деловым вопросам и изрядно выпив, Маленков, Хрущев и Булганин уезжают довольно рано, но не домой, а в Кремль. Берия, как это часто бывало, остается под предлогом согласования со Сталиным некоторых своих мероприятий. Вот теперь на сцене появляется новое лицо: по одному варианту – мужчина, адъютант Берии, а по другому – женщина, его сотрудница. Сообщив Сталину, что имеются убийственные данные против Хрущева в связи с «делом врачей», Берия вызывает свою сотрудницу с папкой документов. Не успел Берия положить папку перед Сталиным, как женщина плеснула Сталину в лицо какой-то летучей жидкостью, вероятно, эфиром. Сталин сразу потерял сознание, и она сделала ему несколько уколов, введя яд замедленного действия. Во время «лечения» Сталина в последующие дни эта женщина, уже в качестве врача, их повторяла в таких точных дозах, чтобы Сталин умер не сразу, а медленно и естественно.

Таков рассказ старых большевиков. При этом невольно вспоминается то место из книги Аллилуевой, где сказано несколько слов о какой-то таинственной женщине-враче у постели умирающего Сталина:

Молодые врачи ошалело озирались вокруг… Я вдруг сообразила, что вот эту молодую женщину-врача я знаю, – где я ее видела? Мы кивнули друг другу, но не разговаривали.

Сторонники теории заговора и убийства Сталина указывают на ряд событий, свидетельствующих о желании заговорщиков изолировать Сталина, ослабить его охрану. В мае 1952 года был снят с должности, а 15 декабря 1952 года арестован Николай Власик, многолетний начальник охраны вождя. В 1953 году был обвинен в потере важных государственных документов и отстранен от работы глава секретариата Сталина Александр Поскребышев. 17 февраля 1953 года газета «Известия» сообщила, что «безвременно» умер генерал-майор Петр Евдокимович Косынкин, руководитель комендатуры Кремля, ответственный за безопасность Сталина после смещения Власика.

С начала 1990-х появляются исследования, основанные на интервью с дожившими до того времени охранниками Ближней дачи. Наиболее полная и разумная версия возможной гибели Сталина, основанная на этих материалах, содержится в книге Эдварда Радзинского «Сталин». Он обратил внимание на странное распоряжение полковника Ивана Хрусталева, отправившего спать всех охранников. Радзинский пишет:

Мы никогда не узнаем, что же произошло ночью в запертых комнатах Хозяина. Но есть только два варианта происшедшего: или Хозяин обезумел и действительно отдал приказ всем спать, по удивительному совпадению той же ночью с ним случился удар… или Хрусталеву было кем-то приказано уложить спать своих подчиненных, чтобы остаться наедине с Хозяином – ему, или кому-то еще неизвестному.

Иван Хрусталев был, судя по всему, последним человеком, видевшим Сталина на ногах. И сложно не признать странным, что этот последний и единственный собеседник покойного первым из множества людей, окружавших Сталина, встретился с ним на том свете. Спустя всего пару недель…

После того как в научный оборот были введены отрывки из истории болезни Сталина и воспоминания А. Мясникова, принимавшего участие в лечении Иосифа Виссарионовича, вышла совместная работа американского историка Джонатана Брента и российского – Владимира Наумова, где они утверждают: Иосиф Сталин был отравлен препаратом варфарином (или его аналогом дикумарином). Его могли подсыпать в стакан Сталину во время ужина 28 февраля. Он мог находиться в початой бутылке боржоми, которая стояла на рабочем столе Сталина. При этом в официальном перечне препаратов, использовавшихся для лечения Сталина, его нет.

Есть исследователи, считающие, что использован был не варфарин, а гепарин, который мог быть введен внутривенно, внутримышечно или путем ингаляции. Осложнения при введении гепарина соответствуют наблюдавшимся у Сталина (кровотечения в желудочно-кишечном или мочевом тракте). Гепарин действует очень быстро и быстро выводится из организма.

Некоторые медики видят картину внезапной болезни и смерти Сталина полностью соответствующей отравлению препаратами на основе курарина. Курарин в малых дозах применяется в хирургии. Но не дай бог, если кто-то перепутает его с другим препаратом или повторит дозу – двигательный паралич, расслабление мимической мускулатуры и мышц глотки, мышц шеи и конечностей, нарушение проницаемости сосудистых стенок и разрушение клеток крови обеспечено.

Яды широко применялись (и применяются) в практике чекистов. На Лубянке существовала специальная лаборатория, которой руководил Георгий Майрановский, испытывавший яды на несчастных заключенных. В списке полтора десятка наименований, от неорганических соединений мышьяка и таллия, цианистых калия и натрия до сложных органических веществ: колхицина, дигитоксина, аконитина, стрихнина и природного яда – кураре.

Ядом кураре МГБ в ходе «спецопераций» убивало людей, чья смерть официально фиксировалась как «умер от сердечной недостаточности». Уже после смерти Сталина агент КГБ Богдан Стишинский убил из пистолета, стрелявшего синильной кислотой, руководителей украинских националистов Степана Бандеру и Льва Ребета. После выстрела у жертв останавливается сердце; их смерть поначалу сочли естественной.

Итак, в распоряжении заговорщиков (если заговор существовал) имелись средства для того, чтобы устранить Сталина так, чтобы создавалась иллюзия естественной смерти. У них был очевидный мотив для убийства вождя. Вызывает сильнейшее подозрение поведение руководителей партии с того момента, когда у Сталина началась смертельная болезнь. Такое впечатление, что они изначально знали: вождь умрет. Каждый сделанный ими шаг, в случае выздоровления Иосифа Виссарионовича, предполагал их мучительное уничтожение. Но они почему-то не боялись.

Наконец, первые же шаги коллективного руководства после смерти и похорон руководителя партии и государства означали обдуманную, решительную и планомерную ревизию его политического курса, как бывает при всех переворотах. Кто же явился инициатором этого заговора? По мнению большинства свидетелей и историков – Лаврентий Берия.

Двое оставивших мемуары членов Политбюро удивлялись тому, как откровенно плохо он относился к Сталину еще при жизни последнего. Анастас Микоян:

После войны Берия несколько раз еще при жизни Сталина в присутствии Маленкова и меня, а иногда и Хрущева, высказывал острые, резкие критические замечания в адрес Сталина. Я рассматривал это как попытку спровоцировать нас, выпытать наши настроения, чтобы потом использовать для доклада Сталину. Поэтому я такие разговоры с ним не поддерживал, не доверяя, зная, на что он был способен. Но все-таки тогда я особых подвохов в отношении себя лично не видел. Тем более что в узком кругу с Маленковым и Хрущевым он говорил, что «надо защищать Молотова, что Сталин с ним расправится, а он еще нужен партии». Это меня удивляло, но, видимо, он тогда говорил искренне.

Никита Хрущев:

Берия все резче и резче проявлял в узком кругу лиц неуважение к Сталину. Более откровенные разговоры он вел с Маленковым, но случалось, и в моем присутствии. Иной раз он выражался очень оскорбительно в адрес Сталина. Признаюсь, меня это настораживало. Такие выпады против Сталина со стороны Берии я рассматривал как провокацию, как желание втянуть меня в эти антисталинские разговоры с тем, чтобы потом выдать меня Сталину как антисоветского человека и «врага народа». Я уже видел раньше вероломство Берии и поэтому слушал, ушей не затыкал, но никогда не ввязывался в такие разговоры и никогда не поддерживал их. Несмотря на это, Берия продолжал в том же духе. Он был более чем уверен, что ему ничто не угрожает. Он, конечно, понимал, что я неспособен сыграть роль доносчика. К тому же я знал, что Сталин и Берия значительно ближе, чем Сталин и Хрущев. Милые бранятся – только тешатся.

У опального Молотова в 1949 году была арестована жена Полина Жемчужина. Переводчик Сталина Валентин Бережков пишет:

Молотов рассказывал, что, когда встречал в кремлевском коридоре Берию, тот, поравнявшись, шептал ему на ухо: «Полина еще жива»…

В том, что отец его мог организовать убийство вождя, фактически признавался Серго Берия:

В 1952 году мой отец уже понимал, что терять ему нечего… Мой отец не был ни трусом, ни бараном, послушно идущим на бойню. Я не исключаю, что он мог что-то замышлять… Для этого в органах у него всегда были свои люди… Кроме того, у него была своя разведывательная служба, которая не зависела ни от какой существующей структуры.

Именно Берия велел охране не беспокоиться, когда она обнаружила неподвижного и беспомощного Сталина на полу кунцевской дачи. Такое впечатление, что он изначально знал, что конец близок, по крайней мере ему было трудно скрыть радость от того, что вождь умирает.

Хрущев вспоминал:

Как только Сталин свалился, Берия в открытую стал пылать злобой против него. И ругал его, и издевался над ним. Просто невозможно было его слушать! Интересно, впрочем, что, как только Сталин пришел в чувство и дал понять, что может выздороветь, Берия бросился к нему, встал на колени, схватил его руку и начал ее целовать. Когда же Сталин опять потерял сознание и закрыл глаза, Берия поднялся на ноги и плюнул на пол.

Об этом свидетельствует и Светлана Аллилуева:

Только один человек вел себя почти неприлично – это был Берия. Он был возбужден до крайности, лицо его, и без того отвратительное, то и дело искажалось от распиравших его страстей. А страсти его были – честолюбие, жестокость, хитрость, власть, власть… Он так старался, в этот ответственный момент, как бы не перехитрить и как бы не недохитрить! И это было написано на его лбу. Он подходил к постели и подолгу всматривался в лицо больного – отец иногда открывал глаза, но, по-видимому, это было без сознания, или в затуманенном сознании. Берия глядел тогда, впиваясь в эти затуманенные глаза; он желал и тут быть «самым верным, самым преданным» – каковым он изо всех сил старался казаться отцу и в чем, к сожалению, слишком долго преуспевал… А когда все было кончено, он первым выскочил в коридор и в тишине зала, где стояли все молча вокруг одра, был слышен его громкий голос, не скрывавший торжества: «Хрусталев! Машину!».

Эта фраза – как бы рубеж, отделяющая одно время от другого. Хрусталев, это начальник охраны Сталина, он Берии не подчиняется. И, отдавая приказание, Берия показывает, кто в доме хозяин. «Хрусталев, машину!» – это как слова Палена, сказанные Александру I после убийства его отца Павла: «Ваше Величество, довольно ребячиться, идите царствовать», или как фраза матроса Железняка Учредительному собранию: «Караул устал – хочет спать». Началась другая эпоха, эпоха Берии.

Георгий Жуков видел Лаврентия Берию на Пленуме ЦК, который происходил во время агонии Иосифа Сталина:

При внимательном наблюдении, хотя его глаза и были прикрыты очками, все же в них можно было рассмотреть хищность и холодную жестокость. Всем своим видом и развязанностью он, видимо, старался подчеркнуть и дать понять: хватит, мол, сталинских порядков, натерпелись при Сталине, теперь у нас все будет по-иному.

После смерти Сталина Берия испытывал чувство эйфории. Вот что писал уже подследственный Всеволод Меркулов Никите Хрущеву в сентябре 1953 года:

Накануне похорон товарища Сталина Берия неожиданно позвонил мне на квартиру (что он не делал уже лет восемь), расспросил о здоровье и просил приехать к нему в Кремль. У него в кабинете я нашел Мамулова, Людвигова, Ордынцева, позже пришел т. Поспелов. Оказывается, надо было принять участие в редактировании уже подготовленной речи Берии на похоронах товарища Сталина. Во время нашей общей работы над речью, что продолжалось часов 8, я обратил внимание на настроение Берии. Берия был весел, шутил и смеялся, казался окрыленным чем-то.

Ну, а вскоре Лаврентий Павлович откровенно признался, что это именно он организовал убийство Иосифа Сталина. Вячеслав Молотов дважды рассказывал об этом поэту Феликсу Чуеву, а потом повторил то же самое публицисту Владимиру Карпову:

1 мая 1953 года Берия на трибуне Мавзолея очень значительно сказал мне, но так, чтобы слышали стоявшие рядом Хрущев и Маленков: «Я всех вас спас… Я убрал его очень вовремя».

В обоих случаях – убийство или неоказание помощи – кто-то из четырех последних посетителей Сталина должен был взять на себя инициативу. Подробности биографий всех четырех персонажей – Берии, Хрущева, Маленкова, Булганина – хорошо известны.

Булганин был слабым, ведомым человеком, считался сначала сталинским, затем хрущевским холуем. В Министерстве обороны у него не было настоящей поддержки, боевые генералы и маршалы Николая Булганина откровенно презирали.

Георгий Маленков, человек влиятельный, наследник Сталина «первой очереди», долгие годы руководил партийным аппаратом, ему обязаны были своей карьерой многие чиновники, в частности тогдашний министр госбезопасности С. Д. Игнатьев. Именно Маленков мог сыграть решающую роль в падении последней стены, охранявшей Сталина, – аресте лично преданных вождю Поскребышева и Власика. Однако все, что вспоминали о Маленкове его товарищи по ЦК, свидетельствует – Георгий Максимилианович был несамостоятельным человеком и вряд ли мог стать инициатором убийства Сталина. Вспомним, как легко и непринужденно в 1955-м, а после в 1957 году с Маленковым «разобрался» его бывший друг Никита Хрущев.

Современным сталинистам, которые много пишут о Берии, не хотелось бы видеть его руководителем заговора против «отца и учителя». Поэтому они выдвигают на первый план Никиту Хрущева – ревизиониста и разоблачителя Сталина. Никита Сергеевич действительно отличался коварством и отвагой. Недаром через год после смерти Сталина он фактически стал руководителем СССР. С личными отношениями он в политике не считался и был абсолютно безжалостным – расправился почти со всеми своими союзниками: Берией, Маленковым, Молотовым, Ворошиловым, Кагановичем, Жуковым. Думается, однако, что в устранении Сталина Хрущев мог играть только вторую скрипку. У него, недавно появившегося после большого перерыва в Москве, не было в столице достаточно своих кадров, чтобы действовать самостоятельно.

Реконструировать заговор против Сталина легче всего по аналогии заговора против Берии, детали которого нам известны. Инициатором и движителем здесь явился Хрущев, который заручился сначала поддержкой Молотова, а затем – Маленкова. Остальные руководители страны, видя силу противников Берии, к ним присоединились. Вероятнее всего и в случае со Сталиным заговорщики действовали по подобному сценарию. Только роль Хрущева сыграл тогда Берия.

Несмотря на то, что с 1946 года Лаврентий Павлович не имел прямых связей с правоохранительными органами, у него оставалось огромное количество близких знакомых и бывших подчиненных и в МГБ, и в МВД. Первым заместителем министра госбезопасности служил Сергей Гоглидзе, в Первом главном управлении с Берией работал генерал-лейтенант НКВД Павел Мешик, руководителем активных операций был Павел Судоплатов, заместитель министра внутренних дел – Степан Мамулов, замминистра МВД по войскам – Иван Масленников, начальник управления МГБ Куйбышевской области – Михаил Гвишиани. Посты не самые высокие, но достаточные для того, чтобы получить квалифицированную помощь в области токсикологии и чтобы найти своих людей в охране Сталина.

Кроме того, Берия был самым наглым, бессовестным и циничным в партийном руководстве. Все кругом так или иначе были ему обязаны. Он почти не скрывал своего отрицательного отношения к Сталину. И наконец, его положение к 1953 году было самым уязвимым. Поэтому, думается, инициатором произошедшего на Ближней даче был именно Берия.

Но не только он. Все отмечают необычайную близость, которая установилась весной 1953 года между Хрущевым, Маленковым и Берией, которые всюду, где можно, появлялись вместе. Любопытно и то, что, казалось бы, очевидное и не раз проверенное в советских традициях обвинение в убийстве Сталина на следствии Берии даже не предъявлялось. Более того, в своих многословных воспоминаниях Никита Хрущев тщательно избегает описания обстоятельств и причин смерти вождя. Характерно, что единственный из тогдашнего руководства, прямо обвинивший Берию в смерти Сталина, был не принимавший участия в заговоре Вячеслав Молотов. Скорее всего, тайна смерти вождя так и не будет до конца раскрыта. Однако, выражаясь языком дореволюционного суда, Лаврентий Берия остается «в сильном подозрении».

Невероятная лесть начальнику, заканчивающаяся рано или поздно жестокой расправой над ним, как бы близки они ни были – отличительная особенность политического почерка Берии. Так он вел себя в Грузинском ЧК с Ефимом

Кванталиани, руководителем компартии Грузии Мамией Орахелашвили, вождем Абхазии Нестором Лакобой, с человеком, в честь которого он назвал своего сына, – Серго Орджоникидзе, со своим приятелем и предшественником на должности наркома НКВД Николаем Ежовым.

Видимо, что-то сидело внутри Лаврентия такое, что Зигмунд Фрейд характеризует как эдипов комплекс. Всякое покровительство, необходимость льстить и подчиняться вызывает нарастающее раздражение и жажду мести. Отношение Берии к Сталину вполне вписывается в этот патологический комплекс. Даже современники замечали нарастающую отчужденность Лаврентия от своего благодетеля. Первое, что он сделает, придя к власти, начнет решительно менять установленную предшественником систему. Подобное было в конце XVIII века, когда Екатерину II сменил ненавидящий ее сын Павел I.

Слева направо: Анастас Микоян, Никита Хрущев, Иосиф Сталин, Георгий Маленков, Лаврентий Берия, Вячеслав Молотов

Георгий Маленков и Лаврентий Берия

Маленков и Берия выносят гроб с телом Сталина

 

Советы без коммунистов

В новом коллективном руководстве страной Берия абсолютный лидер. Но он считает, что не может занять место Сталина. В стране, победившей фашизм, сильны настроения русского национализма, еще один грузин на троне вызовет ропот. На главную должность председателя правительства Берия выдвигает своего приятеля и союзника Маленкова, у которого два бесценных качества – он русский и совершенно лишен политической воли. Берия рассчитывал управлять страной, даже если формально Маленков числился бы первым человеком в государстве.

9 марта 1953 года – похороны Сталина, на трибуне Мавзолея коллективное руководство, три речи. Первая Маленкова, вторая Берии, третья Молотова. Стране и миру становится понятно: Берия – человек номер два в Кремле. Но тем, кто находился на трибуне мавзолея, ясно и другое. Берия не просто второй, это второй, который мнит себя первым. Скоро он будет засыпать своих товарищей по президиуму смелыми записками, проводить реформы и рассылать членам ЦК материалы, компрометирующие Сталина.

Вот как вспоминал похороны Сталина Константин Симонов:

Берия, грузно распирающий широкими плечами стоя-щих с ним рядом, в пальто, закутанный в какой-то шарф, закрывающий подбородок, в шляпе, надвинутой по самое пенсне, шляпа широкополая, вид мрачно-целеустремленный, не похож ни на кого другого из стоящих на Мавзолее. Больше всего похож на главаря какой-нибудь тайной мафии из не существовавших тогда, появившихся намного позже кинокартин… Чем инициативнее он вел себя, чем больше выдвигал предложений, чем больше спекулировал на общем нежелании возникновения внутренних конфликтов, тем успешнее он добивался того, что укрепляло его позиции и расширяло его возможности захвата власти, к которому он готовился…

Берия становится первым заместителем главы правительства Маленкова и министром внутренних дел (Министерство государственной безопасности было упразднено). Однако инициативы Берии очень скоро выходят за рамки МВД.

Лаврентий Берия не был теоретиком. Его идеология проявляла себя в действиях. И нам кажется, что направление этих действий выработалось еще в Баку. Лаврентию Павловичу даже со времен пылкой юности были абсолютно не интересны идеологические химеры. Он с одинаковой эффективностью мог служить конторе Нобеля, меньшевистскому Бакинскому совету, азербайджанской контрразведке или большевистской ЧК. Вся его работа в Грузии очень конкретна. Грузинские большевики не зря чувствовали в нем беспартийного и беспринципного прагматика. И его борьба с ними действительно в некотором смысле была классовой борьбой. По тогдашней терминологии, он был скорее «спец», попутчик. Конечно, он вынужден был маскироваться, изображать из себя твердокаменного большевика в общении со своими покровителями.

Берии повезло именно потому, что Сталину были нужны именно такие люди – управляемые, но эффективные «менеджеры», которые в то же время не лезли в теорию. Потому что теоретик в ВКП(б) на самом деле мог быть только один – сам Иосиф Виссарионович. И когда Сталин по всей стране, а Берия в Грузии, с удовольствием уничтожали старых коммунистов, они шли в одном направлении, но с разной мотивацией. Сталину не нужны были конкуренты, умники, интеллектуалы, постоянно ему противоречащие. А Берия считал идеологов абсолютно бессмысленной частью правящей системы. Не случайно главным составителем его речей был сын царского жандарма, «белый» по духу Всеволод Меркулов. Полагаем, что Шалву Церетели или Богдана Кобулова тоже нельзя назвать убежденными коммунистами. Уже в Грузии, а потом в Москве Лаврентий Берия делает ставку на специалистов.

На допросе от 13 июля 1953 года сын Берии Сергей рассказал о высказывании отца, которое прекрасно характеризует его мировоззрение:

В конце 1952 года, по возвращении из командировки, я в числе других работников был в кабинете у Берии Л. П. в Кремле. Во время обсуждения одного из вопросов стала обсуждаться одна кандидатура, и в процессе обсуждения кто-то сказал, что этот человек (чья кандидатура обсуждалась) работает не за страх, а за совесть. Берия Л. П. серьезно заметил, что «нет людей, работающих за совесть, все работают только за страх». Меня это высказывание Берии Л. П. настолько поразило, что я на том же совещании сказал ему: «Как же так, ведь советские люди работают из-за убеждений, из-за совести». На это Берия Л. П. мне сказал, что я не знаю жизни.

На самом деле, система стимулирования в бериевских учреждениях от каторжных зон ГУЛага до привилегированных закрытых городов Атомного проекта была куда более сложной. С одной стороны, шаг в сторону, побег – конвой стреляет без предупреждения, с другой – высокая производительность труда, особая квалификация влечет увеличение пайка, улучшение условий содержания, а иногда гарантирует огромные зарплаты и сталинские премии. В любом случае, Берия не верил в силу партийной накачки. В лагерях, шарашках, в Сухуми и Сарове партийная работа, как мы знаем, не велась.

Можно предполагать, что эволюция советской системы при Берии шла бы в сторону ограничения роли коммунистической партии за счет передачи полномочий хозяйственным органам. Такая тенденция была перед смертью и у Сталина. Еще на XIX съезде он ликвидировал в партии единоначалие. Должность Генерального секретаря была упразднена, а секретарей ЦК стало десять человек, без всякого председателя, формального руководителя. Правда, Никиту Хрущева освободили от должности первого секретаря Московского обкома, он стал членом Политбюро, работавшим только в секретариате. То есть он был очевидным, но неформальным лидером партии. Сталин руководил страной, будучи главой правительства, как в свое время Ленин. И после смерти вождя глава правительства рассматривался всеми фактическим главой страны.

Взгляды Лаврентия Берии на партию ярче всего проявились в его репликах во время беседы руководителей СССР с Матиашем Ракоши и другими венгерскими коммунистами. Берия поносил венгров за неэффективную хозяйственную политику, развитие тяжелой промышленности в ущерб легкой и сельскому хозяйству и требовал, чтобы венгерская компартия не лезла в экономику, а сосредоточилась на своей главной задаче – пропаганде.

Вот что отмечал в докладной записке управляющий Советом Министров Михаил Помазнев:

Берия нетерпимо относился к партийным и общественным органам, работникам и мероприятиям. Он культивировал неуважение к аппарату ЦК, участие в общественных мероприятиях считал безделием. Когда приходилось присутствовать на парткоме, на собрании или заседании и в это время был звонок от Берии, всегда был скандал. Он много раз говорил, что это могут допускать лишь бездельники.

Антипартийные настроения Лаврентия Павловича не могли быть незамеченными его товарищами по Президиуму ЦК. На июльском пленуме 1953 года они незаслуженно обвиняли Берию во многих грехах, но суть его мировоззрения чувствовали верно.

Никита Хрущев:

Он исключает руководящую роль партии, сводит ее роль на первых порах к кадрам, а по существу партию сводит на положение пропаганды. Он вносил сознание, что роль партии отошла на второй план, а когда он укрепится, тогда совсем ее уничтожит.

Вячеслав Молотов:

Он держал курс от социализма на капитализм. Берия – классовый враг. Какие силы могли поддержать вонючего клопа Берию? Этот человек дышит не нашим духом, он чужой в нашей партии, он другого корня, он чужой человек.

Каким бы стал СССР, будь Берия единоличным руководителем? Это видно по шагам, которые были предприняты им в короткий период весны – начала лета 1953 года.

Карательным органам запрещалось применять пытки. Началась реабилитация политических осужденных или находящихся под следствием по наиболее одиозным делам. На свободе оказались подсудимые по «авиационному делу», по «делу врачей», по «мегрельскому делу». Были реабилитированы маршал артиллерии Н. Яковлев и другие осужденные по «делу артиллеристов». Посмертно реабилитировали Михаила Кагановича, брата Лазаря. Вышла из тюрьмы жена Молотова Полина Жемчужина. Шло расследование убийства Соломона Михоэлса. Надо заметить, что ни один из реабилитированных не был жертвой самого Берии. Можно полагать, что процесс реабилитации продолжался бы и дальше в том направлении, которое позже было подхвачено Хрущевым на знаменитом ХХ съезде.

Берия многое сделал для смягчения полицейского режима в стране. В записке от 13 мая 1953 года он пишет:

Если взглянуть на карту СССР, то можно видеть, что вся страна пестрит режимными городами и различными запретными зонами, где запрещено проживать гражданам, имеющим судимость и отбывшим наказание. При существующем положении граждане, отбывшие наказание в местах заключения и ссылки и искупившие тем самым свою вину перед обществом, продолжают испытывать лишения и обречены на мытарства.

Берия предлагал резко уменьшить ограничения для отбывших наказание. 20 мая 1953 года представленный Лаврентием Берией проект был оформлен решением Совета Министров СССР.

Берия, как многолетний глава ГУЛага, хорошо знает, что два с половиной миллиона заключенных работают в убыток стране и создают угрозу бунта. Он руководил ГУЛагом и Атомным проектом и понимает разницу между рабским и свободным трудом. Лагеря предлагается вывести из системы Министерства внутренних дел и передать в Министерство юстиции. По предложению Лаврентия Павловича провели знаменитую «бериевскую» амнистию. Под амнистию попали осужденные на срок до 5 лет, отбывавшие срок за должностные и хозяйственные преступления, женщины, имеющие детей до десяти лет, беременные, несовершеннолетние, пожилые и больные, страдающие неизлечимым недугом. На свободу выходят 1 241 000 человек. Большей части заключенных срок отбытия наказания сократили вдвое. Пересмотрен Уголовный кодекс в сторону смягчения наказаний за хозяйственные и должностные преступления. По этим статьям уголовная ответственность заменялась на административную.

Думается, Лаврентий Берия руководствовался не «милостью к падшим», а чисто прагматическими соображениями. Он хорошо знал, что лагерная система в экономическом отношении себя не оправдывает. Те массы людей, которые сидели за прогулы, опоздания на работу, за сбор колосков, не представляли общественной опасности. Разворот на либерализацию уголовного законодательства будет продолжен и после низвержения Берии.

По инициативе Лаврентия Павловича были закрыты наиболее одиозные сталинские хозяйственные проекты, рассчитанные на дармовой труд миллионов заключенных. Отменено строительство Главного Туркменского канала, канала Волга – Урал, Волго-Балта, ГЭС на Дону; железных дорог Салехард – Игарка и более мелких, тоннеля между Приморьем и Сахалином, ряда автомобильных дорог и промышленных предприятий. На всем этом удалось сэкономить 49 миллиардов рублей. Немалая сумма для страны, которая залечивает раны после войны. Из МВД исключили строительные главки, в том числе такие гиганты, как «Дальстрой», «Спецстрой» и «Гидропроект».

Эта установка на экономию бюджетных средств тоже будет поначалу продолжена Никитой Хрущевым – сокращение армии, отказ от линкоров, замена заключенных «комсомольцами-добровольцами».

Гораздо более радикальными были предложения в сфере национальной и внешней политики. Берия знает, что на Западной Украине и в Прибалтике идет настоящая гражданская война. В Литве репрессирован каждый десятый, но сопротивление продолжается. Берия критикует политику русификации и предлагает опираться на национальные кадры.

У Лаврентия Берии опыт руководства крупной республиканской партийной организацией. Сначала он руководил всем Закавказьем, а потом Грузией. В Грузии, например, он не организовывал большой индустриализации, а опирался на быстрые реки, которые приносили энергию, на марганец, на уголь. А главные силы потратил на сельское хозяйство. И он знал, что каждый разумный республиканский руководитель на своем месте, опираясь на свои национальные кадры, решит народно-хозяйственные задачи республики намного лучше, чем человек из Москвы.

Он поручает республиканским органам внутренних дел собрать информацию о национальном составе и кадровой политике в Западной Украине, Белоруссии и Прибалтике. Вот что выяснилось, например, в Литве:

В аппарате ЦК КП Литвы из 15 заведующих отделами всего 7 литовцев; в Каунасском обкоме партии из 11 заведующих отделами и секторами – 2 литовца; в Каунасском горкоме партии из 8 заведующих отделами – 1 литовец; в Вильнюсском обкоме партии из 16 заведующих отделами и секторами – 3 литовца; в Шауляйском обкоме партии из 8 заведующих отделами литовцев всего 2 человека. По Министерству совхозов Литовской ССР из 92 директоров совхозов литовцев только 27 чел.; по Министерству сельского хозяйства из 132 директоров МТС – 53 литовца и из 117 начальников политотделов МТС – 68 литовцев. В партийных органах республики, как правило, вторыми секретарями партийных комитетов состоят русские работники. Естественно, что при таком положении литовские товарищи не чувствуют в полной мере возложенной на них ответственности. Делопроизводство как в республиканских, так в районных партийных органах Литовской ССР, как правило, ведется на русском языке.

Инспектировать Литву Берия послал генерал-лейтенанта госбезопасности Николая Сазыкина. Как жаловался первый секретарь компартии Литвы А. Ю. Снечкус, «этот Сазыкин был в Литве два раза, но в ЦК не зашел и ЦК не знал даже, что он был в Литве. Был инкогнито».

По итогам поездок Берия вызвал к себе руководителей МВД республики. Заместитель министра внутренних дел Мартавичюс вспоминал:

Берия обругал нас самой низкопробной бранью. Обрушился руганью с угрозами. Приказал переделать записку о положении дел в Литве, раздув состояние действующего националистического подполья.

В мае 1953 года МВД удалось арестовать командующего литовским подпольем Йонаса Жемайтиса, которого доставили в Москву, где с ним разговаривал сам Лаврентий Павлович, безуспешно предлагая найти компромисс (подобный план Берия вынашивал и по отношению к Украине). По инициативе Берии были приняты постановления Президиума ЦК КПСС «О положении в Литовской ССР» и «О политическом и хозяйственном состоянии западных областей Украинской ССР».

За Украину Берия взялся особенно серьезно. Туда были отправлены генерал-лейтенант Павел Мешик, бывший заместитель начальника Первого главного управления при Совете Министров (Атомного проекта), который стал министром внутренних дел Украины. Сам он коренной украинец, родился в Конотопе и отлично владел украинским языком. Его первым заместителем стал давний бериевец генерал-лейтенант госбезопасности Соломон Мильштейн.

Новые руководители произвели тотальную чистку чекистских кадров Украины, прежде всего в западных областях. Мешик ошеломил руководство республики, выступив на пленуме ЦК по-украински. Он дерзко посоветовал первому секретарю ЦК КПУ Мельникову учить украинский язык. Еще он рекомендовал партийным работникам слушать западные радиостанции: «Слушать „Голос Америки“ и Би-Би-Си – отнюдь не криминал, я и сам их слушаю». Или поражал партчиновников, заявляя: «…С удовольствием изучаю „Историю Украины“ Грушевского».

Кстати, прекратить глушить «вражеские голоса» предлагал и сам Берия. По словам первого секретаря Литовской ССР Снечкуса, «он, видите ли, готовит предложения прекратить вообще эту забивку, которая теперь существует».

Кроме того, Мешик потребовал от секретаря Киевского обкома П. Е. Шелеста возвратить «одолженный» для охоты катер пожарного надзора. Не дал первому секретарю Львовского обкома КПУ З. Т. Сердюку забрать себе дом из ведомственного детсада МВД, поставив вокруг свою охрану.

Большинство партийных чиновников Украины были хрущевскими людьми, и они жаловались Никите Сергеевичу, что Мешик заменяет партийные органы областными управлениями МВД. Позже именно действия бериевцев на Украине станут одними из основных обвинений Лаврентия Павловича в попытке захвата власти.

Но главное, что сделали Мешик и Мильштейн по указанию Берии – начали менять методы борьбы с бандеровским подпольем. От массовых высылок, арестов и военных операций МВД переходит к чисто чекистским методам: агентурной работе, радиоиграм, перевербовке лидеров УПА, созданию собственных центров руководства повстанческим движением. Предпринимались активные попытки переговоров с лидерами подполья с целью найти приемлемый компромисс для замирения Западной Украины. Начались тайные переговоры с главой униатской церкви И. Слипым по нормализации отношений с Ватиканом и легализации Греко-католической церкви на Западной Украине. По приказу Л. Берии в Москву привезли руководителя разведки УПА Василия Охримовича, через которого чекисты пытались выйти на националистическое подполье, чтобы убедить в нецелесообразности дальнейшей борьбы. С этой самой целью в тогдашнюю столицу СССР из сибирской ссылки привезли сестер Степана Бандеры, из Владимирской тюрьмы – президента Верховного Украинского совета освобождения Кирилла Осьмака.

Суть бериевских предложений сводится к тому, чтобы на этих территориях, где действовали партизаны-националисты, а карательные органы проводили массовые аресты и высылки, создать альтернативу для национально ориентированных молодых людей. Они, как это случилось в Грузии, должны иметь возможность карьерного роста и получения образования. Следует добиться того, чтобы высшие партийные и государственные должности занимали уроженцы самих республик, чтобы делопроизводство велось на коренном языке и чтобы все чиновники этот язык знали. Следовало провести «коренизацию» правоохранительных органов. Берия даже предложил в каждой республике ввести свои ордена. При этом необходима ротация кадров на союзном уровне, чтобы национальные кадры ощущали СССР своей страной, дающей огромные возможности продвижения по службе.

Предложения Берии в области национальной политики в большинстве своем так и не были осуществлены. За первыми секретарями республиканских компартий, а они, как правило, принадлежали к «коренной нации», внимательно наблюдали вторые секретари, присланные из Москвы. Ротация кадров постепенно становилась все менее интенсивной. Национальные языки выдавливались на периферию, делопроизводство велось преимущественно на русском языке. Неясно, смогли бы бериевские начинания спасти Советский Союз от развала. Очевидно другое: подмеченные им недостатки этому развалу способствовали. Местный национализм питался засильем русского языка. Национальные партийные кадры приобретали характер кланов и воспринимали Москву как назойливого и ненужного контролера.

Но кое-что из инициатив Берии было использовано последующими руководителями страны. В прибалтийских республиках был введен гораздо более мягкий идеологический режим, чем в СССР в целом. Сохраняя мечту о былой независимости, прибалты вполне вписались в советскую систему. Так, по количеству коммунистов на душу населения среди всех народов Советского Союза на первом месте были эстонцы. Республики Прибалтики, наряду с Грузией, всегда были наиболее зажиточными, лидировали по количеству автомобилей, сложной бытовой техники на душу населения. К середине 1950-х годов подполье на Западной Украине и в Прибалтике перестало существовать. Более мягкая постсталинская практика оказалась эффективнее, чем террор.

Лаврентий Берия предлагал увеличить самостоятельность не только республиканских компартий, но и руководства социалистических стран. Со сталинского времени там существовала практика «советников» – людей из СССР, надзиравших за работой министерств и отраслевых отделов ЦК. Это вызывало раздражение не только населения, но и местной номенклатуры. Партийные работники старались следовать всем извивам идеологической и экономической политики СССР. Как мы помним, Берия разругал венгерских коммунистов за чрезмерную индустриализацию.

Лаврентий Павлович единственный в Политбюро видел ядерные испытания. Он понимает, что сталинская внешняя политика неизбежно ведет к атомной катастрофе. Берия добивается переговоров о перемирии в Корейской войне, выступает за объединение Западной и Восточной Германии.

В последние годы жизни Сталина отношения СССР с Югославией находились на грани войны. Советскому разведчику Иосифу Григулевичу было поручено подготовить убийство Тито. Новое коллективное руководство единодушно хотело снять напряжение в отношениях с Югославией. Но Берия, опережая события, в тайне от других членов Президиума, составил письмо своему югославскому коллеге Ранковичу. Это послание изымут после ареста Берии и обыска в его кабинете. Его зачитает Георгий Маленков на июльском пленуме:

Пользуюсь случаем, чтобы передать Вам, товарищ Ранкович, большой привет от товарища Берии, который хорошо помнит Вас. Товарищ Берия поручил мне сообщить лично Вам строго конфиденциально, что он и его друзья стоят за необходимость коренного пересмотра и улучшения взаимоотношений обеих стран.

В связи с этим товарищ Берия просил Вас лично информировать об этом товарища Тито, и если Вы и товарищ Тито разделяете эту точку зрения, то было бы целесообразно организовать конфиденциальную встречу особо на то уполномоченных лиц. Встречу можно было бы провести в Москве, но если вы считаете это почему-либо неприемлемым, то и в Белграде.

Товарищ Берия выразил уверенность в том, что об этом разговоре, кроме Вас и товарища Тито, никому не станет известно.

По поводу этого письма Молотов на пленуме сказал:

Мы хотим нормализации отношений и мы письменно сформулировали в ЦК, как мы относимся к Югославии в настоящее время. Ясно, что если в лоб не удалось, мы решили взять другим. Надо установить с Югославией такие же отношения, как и с другими буржуазными государствами: послы, обмен телеграммами, деловые встречи и прочее…

А это что такое? Пользуюсь случаем, чтобы передать Вам, товарищ Ранкович, большой привет от товарища Берия, информировать товарища Тито и т. д. Первое, что мы должны для себя сказать: Берия – агент, классовый враг.

Конечно, позиция Молотова противоречила точке зрения и других членов Президиума, прежде всего Хрущева. Он считал Тито товарищем и много раз будет встречаться с руководителем Югославии.

До строительства Берлинской стены из Восточной Германии в Западную шел постоянный поток перебежчиков. По словам Вячеслава Молотова, «из Восточной Германии за два с четвертью года бежало полмиллиона человек». Недовольство населения, грозившее вылиться в восстание, было настолько очевидно, что советское руководство вызвало к себе вождей ГДР Вальтера Ульбрихта и Вильгельма Пика и приказало им умерить темпы индустриализации и коллективизации. Лаврентий Павлович лично неоднократно бывал в Германии, как мы уже писали, там располагался «Висмут» – крупнейшее предприятие по добыче урана для советской атомной программы, и знал положение дел лучше остальных членов коллективного руководства.

Предложения Берии по Германии были куда более радикальные, чем у его товарищей по Президиуму ЦК. Он хотел объединить Германию, вывести оттуда и западные войска, и советские. И создать нейтральное буферное дружественное государство вроде Финляндии и Австрии. Если бы план Берии был принят, это резко снизило бы напряжение в отношениях с Западом, и все те плоды сотрудничества с Германией, которые СССР стал получать с 1970-х годов, появились бы раньше. Не надо было бы строить Берлинскую стену и держать в ГДР Западную группу войск.

Интересно, что столь радикальная идея, возможно, впервые возникла даже не у Берии, а у Сталина. Осведомленный руководитель разведки Павел Судоплатов в своей книге писал:

В 1951 году Сталин предложил идею создания единой Германии с учетом интересов Советского Союза. Игнатьев еще до смерти Сталина утвердил специальный зондажный вопросник наших спецслужб за рубежом по этой проблеме. Перед самым Первомаем 1953 года Берия поручил мне подготовить секретные разведывательные мероприятия для зондирования возможности воссоединения Германии. Он сказал мне, что нейтральная объединенная Германия с коалиционным правительством укрепит наше положение в мире… Это означало бы уступки с нашей стороны, но проблема могла быть решена путем выплаты нам компенсации. Берия предупредил меня, что этот план является сверхсекретным, и аппарат Молотова, как и все Министерство иностранных дел, подключится к делу лишь на втором этапе, когда начнутся переговоры. Но Берия сказал: нам вообще не нужна постоянно нестабильная социалистическая Германия, существование которой целиком зависит от поддержки Советского Союза.

Молотов резко возражал, и вскоре была создана комиссия в составе Берии, Маленкова и Молотова для выработки политической линии по германскому вопросу. Комиссия должна была подготовить условия соглашения объединения Германии с учетом продления на 10 лет срока выплаты репараций в виде оборудования для восстановления промышленности и строительства автомобильных и железных дорог в СССР, что позволило бы нам решить транспортные проблемы и в случае войны быстро перебрасывать войска в Европу. Репарации составляли примерно 10 миллиардов долларов.

Существует мнение, что начинание Берии спровоцировало восстание в Берлине 17 июня 1953 года и что якобы Лаврентий Павлович был послан в Германию исправлять свои ошибки. Это абсолютно не соответствует действительности. Инициатива Берии была сугубо секретна. Раскол в руководстве ГДР произошел после критики Ульбрихта из Кремля. И наконец, Берия не был во время восстания в Берлине. Разбираться с бунтующими немцами туда послали Богдана Кобулова.

Внешняя политика – прерогатива Молотова, оборона – Булганина, а Берия дает своему аппарату приказ собирать материалы об обороноспособности, в частности очень конкретно: способны ли наши вооруженные силы противостоять американским? Он подыскивает себе в секретариат и в помощники специалистов по сельскому хозяйству. Но ведь есть кому, кроме него, в Президиуме ЦК заниматься сельским хозяйством…

Берия задумывает не одну радикальную реформу. За короткие сроки он начинает колоссальную перестройку на много лет вперед. Берия гораздо решительнее Хрущева и Горбачева. Он верит не в партийные догмы, а в здравый смысл, действует, как всегда, рационально и не замечает, что рушит основы сталинской системы. Он больше технократ, чем политик, и не понимает, что своими действиями подписывает себе смертный приговор. Что товарищи по Президиуму, испугавшись, кстати небезосновательно, за свою власть и власть партии, его остановят.

Невероятная активность Берии пугает его соратников по коллективному руководству. Они не хотят быть пешками в чужой игре. Более того, Берия откровенно хамит, поучает своих коллег, часто даже в присутствии подчиненных. Свидетелем таких разговоров стал Павел Судоплатов. Он вспоминал:

В апреле 1953 года в поведении Берии я стал замечать некоторые перемены: разговаривая по телефону в моем присутствии (а иногда и еще нескольких старших офицеров госбезопасности) с Маленковым, Булганиным и Хрущевым, он открыто критиковал членов Президиума ЦК партии, обращался к ним фамильярно, на «ты». Однажды, зайдя в кабинет к Берии, я услышал, как он спорит по телефону с Хрущевым: послушай, ты сам просил меня найти способ ликвидировать Бандеру, а сейчас ваш ЦК препятствует назначению в МВД компетентных работников, профессионалов по борьбе с национализмом. Развязный тон Берии в общении с Хрущевым озадачивал меня: ведь раньше он никогда не позволял себе такую вольность, когда рядом были его подчиненные.

Берия устраивает публичные выволочки министрам и секретарям парторганизаций, над которыми формально не имеет власти. Ведет себя как глава государства. Решительно все, выступавшие на июльском пленуме 1953 года, жаловались на хамство Лаврентия Павловича.

Климент Ворошилов:

Берия при жизни товарища Сталина был нахален, груб, высокомерен, нагл, стремился всюду и везде показать свое превосходство перед другими, не считался с человеческим самолюбием и достоинством. Товарищ Зверев (министр финансов.  – Авт. ) на меня смотрит и думает: правду я говорю. Сколько он ему говорил всяких мерзостей, гадостей. Нет ни одного товарища из тех, которые здесь присутствуют, из членов правительства, будет ли это бывший министр или теперешний, которому бы Берия не наговорил самых дерзких, самых наглых и ничем не вызываемых со стороны этого товарища гадостей, оскорблений, указывал бог знает на какие мерзости, ни с чем несообразные. Только бы обидеть, унизить человека.

Министр транспортного машиностроения Вячеслав Малышев:

Нам было больно, я прямо скажу, зачастую было обидно и больно видеть, как Берия грубо обрывал, третировал не только нас, министров, – мы уже с этим делом смирились, – а руководящих деятелей нашей партии и правительства. Было просто обидно, например, за товарища Ворошилова. Я помню, как Климент Ефремович докладывал по уставу Объединенного добровольного общества. Берия грубо обрывает, оскорбляет. Ну, просто сидишь, и всего тебя скребет.

Управляющий Советом Министров Михаил Помазнев приводил такие детали:

Было сказано: «если будет лезть к моему аппарату, руки отрубим». В грубой резкой форме заявил, что выгоним, и никто не поможет.

Заместитель Берии по Атомному проекту Авраамий Завенягин:

С самого начала бросалось в глаза главное качество Берии – это презрение к людям. Он презирал весь советский народ, презирал партию, презирал руководителей партии. И в этом презрении оказался слепцом, он считал за простаков членов Президиума ЦК, которых он может в любой момент взять в кулак и изолировать. А оказался сам простаком, слепым бараном…

Для Берии не было ничего святого. Каждый работник имел у него эпитет, которых у него был запас. Он не мог назвать, что называется, ни одного человека, которого бы уважал. Много раз приходил на память знаменитый Собакевич, у которого во всем городе не оказалось ни одного порядочного человека, был один порядочный человек – прокурор, да и тот свинья. Так и у Берии – не было людей, которые заслужили бы уважение, к которым он сам мог бы относиться по-человечески.

Министр черной металлургии Иван Тевосян:

Берия пытался держать министров в страхе божием. Бесконечные окрики, угрозы снять с работы, объявить выговор, отдать под суд – вот набор слов в его выступлениях в адрес министров.

Министр нефтяной промышленности Николай Байбаков:

Зная Берию по совместной работе более 10 лет, я не помню случая, чтобы какой-нибудь разговор по телефону или при личной встрече проходил в спокойных тонах. Как правило, он любил выражаться нецензурными словами, оскорблял словами вроде таких: «переломаю ноги», «переломаю ребра», «посажу в тюрьму», «пойдешь в лагерь», «свалю с вышки, на которую ты забрался» и так далее.

Такими запомнили министры методы работы «лучшего менеджера ХХ века».

Удивительно, что такой опытный политик, как Берия, за короткий срок допустил столько грубых ошибок. Даже Сталин никогда не позволял себе так открыто хамить подчиненным, как это делал Лаврентий Павлович. Нахрапистость министра внутренних дел и оскорбляла, и пугала членов Президиума ЦК. Им казалось, что Берия, наконец, перейдет от угроз к действиям. Воспоминания о сталинском терроре были еще очень свежи, и оказаться на Лубянке никому не хотелось.

При этом поведение Берии в значительной степени было построено на блефе. Он действительно пытался противопоставить аппарат МВД аппарату ЦК, но силы здесь были явно не равны. Карательные органы под руководством Абакумова и Игнатьева были в значительной степени освобождены от бериевских кадров. Часть соратников Берии до марта 1953 года сидела в тюрьме, часть работала в других ведомствах. Управлять страной, опираясь на Деканозова, Людвигова, Ордынцева, Меркулова, братьев Кобуловых и еще десяток человек, было безумием.

Маленков и Хрущев строили свой кадровый резерв десятилетиями. У Хрущева хорошие отношения с руководством Украины, Москвы, с военачальниками. Маленкову были обязаны большинство первых секретарей обкомов, многие министры. А вот Берия доверял только друзьям юности, тем, кого он взял с собой из Тбилиси, и очень немногим московским знакомым. И все это были кавказцы. Известно, что время от времени Берия в телефонных разговорах переходил на грузинский язык в присутствии подчиненных. А при росте русского национализма и антикавказских настроений это представлялось небезопасным.

При Брежневе в ходу было выражение «бережное отношение к кадрам». Сталин уничтожил всех своих действительных и мнимых врагов, но тех, кто был ему предан, холил и лелеял. Это были не только старые партийные товарищи, выходцы из Первой конной, но и выдвиженцы времен великого перелома, молодые наркомы времен Великой Отечественной войны и комсомольцы 1940-х. При всей своей жестокости вождь умел быть любезным, обаятельным, заботливым.

Даже своих будущих жертв он мог убедить в своем дружелюбии, так что они умирали с именем Сталина на устах, думая, что не он виновен в их трагической участи. Сталин почти не допускал личных оскорблений и унижений.

Все это за него выполняли такие, как Берия. Берия привык быть дубинкой, но его терпели, пока эта дубинка была в руках вождя. Теперь столь дерзкое хамское поведение выглядело совершенно неоправданным. Все это не могло не раздражать основную часть аппарата. Как показали дальнейшие события, ни в одном ведомстве у Лаврентия не было крепких позиций. Два его заместителя по МВД Иван Серов и Сергей Круглов встанут на сторону заговорщиков. Среди его сторонников не оказалось ни одного военачальника, министра, члена Президиума ЦК, руководителя республиканской парторганизации (может быть, за исключением Багирова). Берия в 1953 году казался страшнее, чем был на самом деле.

Лазарь Каганович вспоминал:

На другой день после смерти Сталина, когда еще Сталин лежал в Колонном зале, он начал свергать мертвого Сталина, он стал мутить, пакостить, то рассказывал, что Сталин говорил про тебя то-то, про другого то-то, то говорил, что Сталин и против него, Берии, шел. Он нам, группе людей, говорил: «Сталин не знал, что если бы он меня попробовал арестовать, то чекисты устроили бы восстание».

Дальнейшие события показали: когда дело действительно дошло до ареста, восставать никто даже не пытался.

 

Июньский путч

Инициатором заговора против Лаврентия Берии явился Никита Хрущев. Может быть, он, «последний коммунист» – как назвал его в знаменитой перестроечной статье Анатолий Стреляный, – лучше других понимал, что Берия хочет выдавить партию на обочину. Во всяком случае, он утверждал, что предупреждал Николая Булганина об опасности, исходящей от Берии, еще на даче Сталина, когда они вместе дежурили у постели умирающего вождя.

Никита Хрущев был человеком отважным, резким, безжалостным. Это он доказал всей своей дальнейшей биографией – докладом на XX съезде, решительной чисткой Президиума ЦК от сталинских кадров, Кубинским и Берлинским кризисами. С другой стороны, он как никто владел искусством мимикрии. Его считали недалеким дурачком, этаким деревенским «Миколой» (так его любил называть Сталин).

Первым Никита Хрущев завербовал министра обороны Николая Булганина – давнего своего сослуживца и конфидента. Тот был запуган Берией, грозившим уволить его за то, что он не поддержал бериевского предложения по германскому вопросу. Молотов был больше всех раздражен бериевскими инициативами, с ним у Никиты Сергеевича проблем не возникло.

Дипломат и историк Валентин Фалин рассказал нам:

В Политбюро в тогдашнем Берию поддерживал только Маленков практически. Из-за вовлеченности и того и другого в ленинградскую авантюру. Все остальные были против. Молотов был против, поскольку Берия на него нападал. Против был Микоян. В связи с тем, что сын Микояна был женат на дочери Кузнецова. Можем перебрать всех остальных членов Политбюро тогдашних, и окажется, что практически тех, кто по-настоящему мог как-то сомкнуться с Берией в Политбюро, тогда не было. И, конечно, Хрущев тоже ушлый был человек. Я его наблюдал с ближайшего расстояния с 61-го по 63-й год, писал все речи по германским делам, все послания Кеннеди писал для него, и записки ему по многим вопросам, связанным с Германией, готовил. Поэтому я его наблюдал буквально, как вас сейчас, во всех его прелестях и во всех его сильных и слабых сторонах. Это очень был ушлый человек.

Ключевое значение имела позиция осторожничающего Маленкова. Хрущев начинает его вербовать, играет на самолюбии: «Все видят, что Берия тобой помыкает, а ведь ты – глава правительства»… Рискованные переговоры неожиданно увенчались успехом. Чтобы получить абсолютную власть, Маленков соглашается выступить против Берии.

Очень скоро Маленкову припомнят «ленинградское дело» и дружбу с Берией. С выступления против Берии начнется его собственное падение. Но пока Маленков – важнейшая фигура заговора. Именно он должен заманить своего старого друга в ловушку.

Надо сказать, что риск проиграть у «хрущевцев» был: Микоян и Ворошилов отказались участвовать в заговоре, боялись провокации. Остальных членов Президиума, за исключением Михаила Первухина, в известность решили не ставить: вдруг проболтаются?

Берия мог рассчитывать на подчиненные ему внутренние войска – ввести в Москву две дивизии. МВД подчинялась и охрана Кремля. Московским военным округом командовал генерал-полковник Павел Артемьев. С 1938-го он подчиненный Берии – командир отдельной дивизии НКВД, начальник Управления оперативных войск НКВД СССР.

Хрущев опирался на военных. 25 июня рано утром он вызвал к себе командующего войсками Московского района ПВО генерал-полковника Кирилла Москаленко, с которым вместе воевал на Украине, под Сталинградом, на Курской дуге. Никита Сергеевич попросил Москаленко подобрать несколько человек, которых он лично знает и которым доверяет, для исполнения специального задания партии. О самом задании ничего сказано не было. Москаленко выбрал первого заместителя командующего войсками Московского военного округа генерал-лейтенанта П. Батицкого, начальника штаба Московского округа ПВО генерал-майора А. Баксова, адъютанта Москаленко подполковника В. Юферева. Тут же им перезвонил Булганин и попросил завтра утром зайти в Министерство обороны.

Военные прибыли (Хрущев просил их захватить с собой личное оружие) в кабинет Николая Булганина в день переворта, 26 июня 1953 года, в девять утра. Только здесь маршал Булганин рассказал им о задании – арестовать Берию. Возражений это не вызвало.

День 26 июня Лаврентий Берия провел в Совмине. Сначала решал вопросы, подписывал бумаги, и в два часа должно было состояться совещание у Маленкова по сельскому хозяйству. Вопрос был «не его». Зато вечером Лаврентия ждало свидание сразу с двумя девушками одновременно. И не знал Лаврентий, не знали его заместители, что в Кремль уже въезжают машины министра обороны Булганина и маршала Жукова, где спрятались заговорщики.

Степан Микоян, сын Анастаса Микояна, рассказал нам:

Отец рассказывал – я, правда, в других источниках этого не видел, – что поскольку нельзя было в Кремль въезжать с оружием, то они посадили в свои машины каждый одного из трех этих генералов Батицкого, Москаленко и других. Посадили в свои машины. С моим отцом ехал, кажется, Москаленко. Поскольку их машины не досматривают, так их провели с оружием. И они были в комнате соседней с залом заседания, там ждали, пока Хрущев не нажал на звонок. Когда Хрущев сказал: «Нам еще надо обсудить вопрос с Лаврентием Павловичем Берией», тот совершенно не ожидал, какой вопрос. «Есть к вам претензии». «Мне надо подготовиться, давайте в следующий раз соберемся». «Нет, – говорит, – сейчас». Нажал кнопку, вошли они и арестовали.

В 16.30 в кабинет Кремля, где собрались члены Президиума ЦК, вошли военные. Берия был схвачен; с этого времени начался отсчет времени до его казни.

Но такого исхода не ожидали тогда ни он, ни большинство партийной элиты. Во всяком случае, в сохранившемся наброске выступления Маленкова на заседании Президиума ЦК написано:

Пост министра внутренних дел у товарища Берии – он с этого поста контролирует партию и правительство. Это чревато большими опасностями, если вовремя, теперь же, не поправить… МВД – пост дать другому… От поста зама председателя Совета Министров СССР – освободить, назначить заместителем министра нефтяной промышленности.

Это предложение поддержал и Анастас Микоян.

 

Палач под следствием

Из бункера штаба Московского военного округа, где он оказался, Берия пишет письма своим бывшим соратникам. Он надеется на снисхождение, как те, кто писали в свое время письма ему, главе Грузии, наркому внутренних дел.

Неужели член Президиума ЦК не заслуживает того, чтобы его дело тщательно разобрали, предъявили обвинение, потребовали бы объяснения, допросили свидетелей. Это со всех точек зрения хорошо для дела и для ЦК. Почему делать так, как сейчас делается, посадили в подвал, и никто ничего не выясняет и не спрашивает. Дорогие товарищи, разве только единственный и правильный способ решения без суда и выяснения дела в отношении члена ЦК и своего товарища после 5 суток отсидки в подвале казнить его. Во имя памяти Ленина и Сталина прошу, умоляю вмешаться и незамедлительно вмешаться, и вы все убедитесь, что я абсолютно чист, честен, верный ваш друг и товарищ, верный член нашей партии.

Подозрения, которые он высказывает в письме «товарищам», что его казнят без суда, оказались напрасными. Конечно, суд над ним будет предвзятым, но в том, что следствие и суд состоялись, сомнений нет. Некоторые публицисты, вслед за Серго Берией, утверждают, что Лаврентия Павловича убили то ли при аресте, то ли вскоре после него. Но тогда следует считать все хранящиеся в архиве и опубликованные протоколы допросов Берии искусной подделкой. Зачем было прибегать к столь изощренной и трудоемкой фальсификации – непонятно. Кроме того, существует множество воспоминаний людей, видевших Берию во время следствия и суда. Невозможно поверить, что все они врут. Ведь многие рассказывали об этом уже в годы перестройки, когда бояться было уже нечего. Версия о двойнике Берии выглядит фантастической.

Лаврентий напоминает в своих письмах «дорогим товарищам», как спасал он их от гнева Сталина, как много и плодотворно они работали вместе. Берия кается в своей чрезмерной активности и просит сохранить ему жизнь. Лаврентий Павлович, как в грузинском застолье, каждому произносит отдельный красивый тост.

Маленкову:

У меня всегда была потребность с тобой посоветоваться, и всегда для дела получалось лучше. Я видел в лице тебя старшего, опытного партийного деятеля большого масштаба, талантливого, энергичного и неутомимого, прекрасного друга и товарища, я никогда не забуду твою роль в отношении меня в ряде случаев, и особенно когда хотели меня связать с событиями в Грузии. И когда не стало товарища Сталина, я, не задумываясь, назвал тебя, так же как и другие товарищи, Председателем Правительства, и что считал и считаю это единственно правильным.

Молотову:

Вячеслав Михайлович! У меня всегда было прекрасное ровное отношение к Вам. Я не раз говорил, тот, кто ссорит Молотова со Сталиным, тот совершает чудовищное преступление перед нашей Страной и нашей Партией.

Ворошилову:

Клемент Ефремович! С т. Маленковым Г. М. очень часто говорили между собой и другими товарищами о предложении т. Сталину назначить Вас председателем Президиума Верховного Совета, и только теперь было это проведено.

Хрущеву:

Никита Сергеевич! Мы всегда были большими друзьями, я всегда гордился тем, что ты прекрасный большевик и прекрасный товарищ, и я не раз тебе об этом говорил, когда удавалось об этом говорить, говорил и [товарищу Сталину]. Твоим отношением я всегда дорожил.

Булганину:

Никогда и нигде я тебе плохого не делал. Помогал честно и как мог, т. Маленков Г. М. и я не раз о тебе говорили Сталину, как о прекрасном товарище и большевике.

Кагановичу и Микояну:

Всегда видел с вашей стороны принципиальные отношения, помощь в работе и дружбу, я со своей стороны делал все, что мог.

Письмо Лаврентия Берии Георгию Маленкову

Письма зачитываются на заседаниях Политбюро, и Хрущеву есть о чем задуматься. Он понимает: такие речи грозят колебаниями и расколом среди соратников. Принимается решение отобрать у Берии письменные принадлежности. Хрущев форсирует события, заставляя всех присягнуть новому руководству и заклеймить бывшего министра внутренних дел.

Недели не прошло с того момента, как арестовали Берию, а 2 июля 1953 года в Кремле уже собирают пленум. Главный доклад делает недавний ближайший друг узника Георгий Маленков. Называется доклад «О преступной, антигосударственной, антипартийной деятельности Берии». Из самого названия доклада понятно, что пост замминистра последнему уже не светит и судьба его трагически предрешена.

Собственно материалов, которые бы изобличали эту антипартийную, а особенно антигосударственную деятельность, у выступавших нет. И поэтому они просто ругают Берию обидными словами. Кто-то говорит – он хамелеон. Другой – это мерзавец. Андреев назвал Берию контрреволюционным фашистским заговорщиком, просто обругал, но идею подхватили. Можно сказать, что обвинительное заключение рождается в Большом Кремлевском дворце еще до начала следственных действий.

После ареста Берии, как это водилось со времен Сталина, арестовали и всех его родственников. Жена Нина Теймуразовна и сын Серго полтора года сидели в Бутырках. У них добивались показаний на Лаврентия Павловича. И хотя Нина Теймуразовна прекрасно знала о преступлениях Берии, знала о том, что он ей не верен, она единственная из всех, кого допрашивали, единственная среди друзей, среди членов семьи не дала на него никаких компрометирующих показаний, кроме свидетельства о том, что в 1942 году Берия болел сифилисом и с тех пор они не жили как муж и жена. Она повторяла, что не верит, чтобы он мог совершить какое-либо преступление.

В бункере штаба Московского военного округа не было специальных тюремных помещений, для содержания Берии приспособили одну из комнат бункера. Принесли сюда армейскую постель, тумбочку, стол, стул, письменные принадлежности, которые потом убрали, посуду. Единственный человек, с которым он общался, – майор Хижняк. Он был ему и официантом, и парикмахером, и ординарцем, и собеседником. И Берия жаловался Хижняку на то, что следствие не интересует истина, на то, что суд наверняка будет несправедливым, просил передать весточку на волю, впадал в отчаяние и, в конце концов, написал на стене: «Они хотят меня убить».

Наша съемочная группа побывала в штабе Московского военного округа на Софийской набережной. В центре огромного четырехугольного двора – покрытый травой холм. Это и есть тот самый бункер, в котором почти полгода содержался Лаврентий Берия. За железной дверью бетонная лестница, уводящая нас глубоко под землю. Снова железные двери, коридор, ведущий к комнате без окон, в которой содержался Берия. Там сейчас военные постарались воссоздать обстановку бериевской темницы. Солдатская железная кровать, деревянный табурет, тумбочка, кружка. Такой своеобразный музей Лаврентия Берии. Других, впрочем, не существует.

С июля по октябрь 1953 года почти каждый день из бункера под конвоем выводят Лаврентия Берию. Его ведут в здание штаба на второй этаж, где его допрашивают. В штабе, конечно, догадываются о том, что за узник сидит в бункере. Хотя окна первого этажа специально замазаны краской, в ней делают дырочки, для того чтобы посмотреть на страшного Берию. Следствие продолжается до осени. Допросы ведет генеральный прокурор СССР Роман Руденко. Он – креатура Хрущева, а с Берией у него отношения особые. В 1937–1938 годах он, будучи прокурором на Донбассе и входя в «тройку» по Сталинской (ныне Донецкой) области, осудил десятки тысяч невинных людей. В 1940 году, «за нарушения социалистической законности» во время Большого террора Руденко был снят по представлению Берии с поста прокурора Сталинской области и отправлен в Москву на курсы. На весь мир Руденко прославился тем, что представлял СССР на Нюрнбергском процессе. Гораздо менее известна его роль в судопроизводстве над руководством польского подполья, которое было предательски вывезено с родины и осуждено в Москве на казни или длительные тюремные сроки.

Одновременно с Лаврентием Берией арестовано несколько десятков его бывших сослуживцев. Все они дают обширные показания против шефа, именно на этих показаниях строится тактика следствия. Благодаря Лаврентию Павловичу в стране были отменены пытки – возможно, это спасло его самого от мучений.

В поединке со следователями прокуратуры на допросах Берия вел себя стойко, последовательно и мужественно. Бóльшую часть обвинений он отметал. Шпионаж в пользу мусаватистской и британской разведки он отрицал решительно, а никакой серьезной доказательной базы обвинение не нашло. Что касается нарушений социалистической законности, применения пыток, убийств, Берия ссылался на приказы Сталина. Для всей руководящей верхушки эта тема была слишком скользкой, потому что Сталин сумел так или иначе связать круговой порукой все партийное руководство. Каждый на партийном олимпе принимал участие в репрессиях.

Единственное, что Лаврентий Павлович не отрицал, – моральное разложение, понимая, что к уголовному делу это не пришьешь. При этом он утверждал, что все дамы вступали с ним в связь добровольно. Что же касается Вали Дроздовой, то в момент их знакомства ей было шестнадцать лет и статью за совращение несовершеннолетних Берии было не предъявить. Более того, она не один год жила с ним постоянно, имела от него ребенка и Лаврентий Павлович всерьез собирался узаконить с ней отношения. Из этого очевидно, что обвинение в изнасиловании тоже несостоятельно.

Бункер штаба Московского ВО

Камера, в которой содержался Лаврентий Берия

Генеральный прокурор СССР Роман Руденко

Обличительные заявления и показания Валентины Дроздовой и ее матери, вероятнее всего, вызваны страхом и продиктованы самими следователями. Осыпанные материальными благами Лаврентия Павловича, они боялись потерять то, что имели, и оказаться под следствием, как многие другие близкие Берии люди. Берия факт изнасилования, разумеется, всячески отрицал.

С 18 по 23 декабря 1953 года в здании штаба Московского военного округа Берия предстал перед специальной коллегией Верховного суда СССР. Вместе с ним на скамье подсудимых оказались обвиненные вместе с Берией в заговоре против советской власти Всеволод Меркулов, Владимир Деканозов, Богдан Кобулов, Сергей Гоглидзе, Павел Мешик, Лев Влодзимирский. Председательствовал на специальной коллегии маршал Иван Конев, все члены коллегии были проверенные люди, включая члена Президиума ЦК Николая Шверника, генерала Кирилла Москаленко, секретаря Московского обкома партии Николая Михайлова.

Из восьми членов коллегии только двое обладали юридическим образованием – председатель Московского городского суда Леонид Громов и первый заместитель председателя Верховного суда СССР Евгений Зельдин. На судебном заседании не было ни прокурора, ни защитника. Всех подсудимых приговорили к смертной казни через расстрел.

Казнь Берии происходила все в том же бункере. На той самой бетонной лестнице, ведущей на поверхность. Отвечать за приготовления к экзекуции должен был майор Хижняк. Солдаты под его руководством сколотили деревянный щит, чтобы не было рикошета. (Сегодня этот щит воссоздан.) Вбили туда металлическое кольцо. Берии завязали руки за спиной и привязали к кольцу. После чего Хижняк, который раньше не участвовал в казнях, начал завязывать Берии глаза полотенцем. Генерал-полковник Павел Батицкий, присутствовавший при казни, сказал: «Ну-ка перестань это делать, пусть смотрит своими глазами!»…

При расстреле Берии, кроме Батицкого, присутствовали генеральный прокурор Руденко, генерал Москаленко и два партийных работника – Шверник и Михайлов. Они стояли на площадке над лестницей, ведущей в бункер. Потом Батицкий спустился на пару ступенек ниже, вынул парабеллум и выстрелил Берии прямо в переносицу. Тело обмякло. Развязали веревки, приготовили брезент и стали заворачивать в него труп. А майор Хижняк не выдержал и упал в обморок.

Валентин Фалин, дипломат и историк, рассказал нам:

Я знаю от очевидца, кто его вел на расстрел, он говорил: «Да что ж вы делаете?!? Я же подарил Советскому Союзу атомную бомбу! Я сделал атомное оружие!». Шел, его под руки держали, у него ноги уже не шли.

Никто не знает, где точно похоронен Лаврентий Берия. Скорее всего, на участке невостребованных прахов Донского кладбища. Здесь хоронили расстрелянных на Лубянке и в Лефортово.

Место расстрела Лаврентия Берии

Те, кто убил Берию, немедленно начали воплощать в жизнь то, за что они его расстреляли. Через два года улучшились отношения с Югославией. Через три года, на ХХ съезде партии, развенчали культ личности Сталина. Начали назначать руководителями союзных республик представителей коренной национальности. И даже, наконец-то, в 1989 году объединили Германию. Однако имя Берии было вычеркнуто из всех книг и учебников.

В истории советской цивилизации Берия – один из самых эффективных руководителей. Недаром говорили, что при нем Атомный проект работал, как швейцарские часы. За те 112 дней, что он фактически руководил государством, им были осуществлены или задуманы реформы, которые опережали свое время, но были осуществлены после его смерти. Процесс над Берией на самом деле принес двойную пользу руководству страны: соратники Берии свалили на него все свои грехи, а его идеи приписали себе и воспользовались ими возможно лучше.

Вполне вероятно, если бы Берии удалось удержаться у власти, коммунистическая система эволюционировала бы в сторону авторитаризма – к уменьшению роли идеологии, некоторому расширению личных свобод при отсутствии политических. Это было бы государство, единолично управляемое диктатором, опирающимся на тайную полицию и технократов. То есть Советский Союз пошел бы по тому пути, по которому через двадцать лет при Дэн Сяопине пошел коммунистический Китай.

Но нам представляется, что шансов стать во главе СССР у Берии было немного. Демонстративное презрение к партийной работе и идеологическим догмам делало его чуждым в коммунистической номенклатуре, тем десяткам тысяч «винтиков», благодаря которым работала советская система. Хрущев, а особенно Брежнев, были им куда роднее. Берия же оставался «человеком со стороны», опасным инородцем с чрезмерными амбициями. К тому же вплоть до 1970-х годов идеи социального равенства и построения справедливого общества были популярны во всех слоях общества, что позволяло коммунистическому руководству очень успешно манипулировать массами. Массам же в те времена был нужен скорее пламенный вождь (на худой случай Хрущев), нежели холодный прагматик.

Руины родового дома Лаврентия Берии в Мерхеули

На останках дома Берии в родном ему Мерхеули – тишина. Сюда не ходят туристы, здесь не собираются внуки и правнуки, тут не возлагают цветы. На Кавказе никто не произносит его имя хоть с какой-нибудь долей теплоты, благодарности. Между тем, это человек, который создал советскую атомную бомбу, защитил Кавказские перевалы от фашистов, первый пытался реформировать советскую систему после смерти Сталина. Видимо, перевесило другое. Перевесила память о концентрационных лагерях, о тюрьмах, о расстрелах и пытках 1937 года, о Катынском лесе, о сотнях тысяч загубленных невинных жизней, о миллионах разрушенных семей, о коварстве и жестокости нашего героя. Вся жизнь Лаврентия Берии, по сути, иллюстрация к известной библейской притче: вступить в сделку с дьяволом и обмануть его – невозможно. Других погубишь и сам сгинешь во тьме.