Милое дело - праздники! Настроим лиру на мажор. У Господа - Пасха, и пролетарии всех стран соединяются, и до Победы рукой подать.

Три повода подряд - почему и видно, что жить стало лучше, жить стало веселей.

В прежнее, в мое-то время, за участие в крестном ходе запросто можно было схлопотать по голове от народной дружины. Или даже вылететь со службы, если соответствующую телегу туда пришлют. А где теперь те дружинники, те доносчики? - в церкви стоят со свечками, кто бандит, кто генерал.

Дня Победы Сталин тоже не признавал, и Хрущев не помнил. Самый обыкновенный считался рабочий день. Спасибо Брежневу, что любил выписывать себе ордена. Если не ошибаюсь, это при нем инвалид войны получил некоторые права человека. Не как прежде: не смей, мол, омрачать физическим уродством и нищенским рубищем настроение строителям коммунизма, прочь с наших советских глаз!

Но инвалиды до первого юбилея Победы (1965), в основном, конечно, не дожили. Удар народной злобы приняла на себя другая категория - участники войны: ведь им теперь полагалось без очереди! - а где же не было очередей?

За моего отца я прямо трепетал, - но он, слава Богу, почти никогда, ни в поликлинике, ни, тем более в магазине даже и не пробовал доставать свое удостоверение: другого старика-фронтовика обругали бы сквозь зубы и посторонились, но старик-фронтовик-еврей - берегись! Ни за что, никому, ничем не докажешь, например, что с боями дошел до Праги: непременно возбухнет какой-нибудь негодяй - знаем, дескать, знаем, где эта Прага, - приведет в бессильную ярость, а кондрашка только того и ждет: пожалте бриться, бывший старший сержант Арон Лурье.

В этом смысле матрос Самуил Лурье, его младший брат, устроился лучше: на дне Балтийского моря, - и раньше: летом 41-го.

Ну и другие разные родственники погибли. А воскрес пока что лишь один. Уже хорошо.

Но зато Первомай за последние годы немножко повыцвел: тамошних иностранных трудящихся больше не жаль, а здесь какая же может быть с ними солидарность? арматура да ножи, да впятером на одного; красный, называется, день календаря.

Но выпить - все равно, разумеется, выпьем. Под кулич и пасху, под высокопарное вранье из телевизора, под истерическое хвастовство.

Сами же - предлагаю - выпьем молча.

Все-таки очень уж много людей погибло. Дороговато обошлась эта Победа, и не особенно умно распорядились ею наши старики.

Положим, которые воевали за Сталина, - те, можно считать, добились своего: вождь прожил после войны 8 лет и успел натворить еще злодейств.

Кто, наоборот, мечтал, что за Победой придет хоть какая-то свобода - темницы рухнут и т. д., - тот должен был сперва проползти через эти самые 8 лет.

Кто всерьез надеялся покончить с т.н. коричневой чумой (были ведь, небось, и такие) - те, понятно, прогадали. Могилы их в отечестве разрисованы той самой свастикой, которую они так старательно втаптывали в немецкую грязь.

Ну, и с освобождением Европы тоже, как известно, вышла некоторая некрасота.

С другой стороны, могло случиться несравненно хуже. Например - если бы на ту же Европу Сталин и Гитлер набросились, как на Польшу, - вместе. Или если бы они поладили на том (высказывал как-то фюрер такое намерение), чтобы Сталин правил Россией от его имени, вроде как гаулейтер.

И так далее.

Не говоря уже о том, что любой из предыдущих абзацев можно если не опровергнуть, то перевернуть. Поменяв минусы, допустим, на плюсы.

И чем же тогда кончится наше славное застолье?

Так сделаем лучше паузу. (Но не скушаем ТВИКС.)

Есть факты, о которых не спорят. Их ровно два.

Первый - невообразимое число: не менее 26 000 000 убитых (а всех никто еще не сосчитал).

Второй - в этой бесконечной долине смерти у каждого из нас есть кто-нибудь свой.

Мы выпиваем, пишем-читаем и вообще живем исключительно потому, что у каждого из нас кто-то страдал, кто-то погиб на этой войне.

Так вышло. Это не наша вина. Но ведь и заслуга не наша.

(И уж подавно не государства. Ему-то уж точно нечем гордиться. И должно быть совестно ликовать.)

Непреложные факты непригодны для тостов, но дают нам, казалось бы, право на слово МЫ. Как если бы это местоимение действительно обозначало некую общность людей. Которые, предположим, ни при каких обстоятельствах не станут уничтожать друг друга.

А не то что как вот намедни в Нальчике: облава со стрельбой, безоружному убегающему вслед - гранату, а раз убит - значит, террорист, и несчастная семья несчастного Мухтара Шашева, 24-х лет, пусть скажет спасибо, что выдали мертвое тело.

Или как давеча в Махачкале...

Или как в прошлом году в Беслане. И в Петербурге. А в позапрошлом - в Москве.

Да что говорить. Нет никаких НАС. Не значит ничего это слово.

Но все равно - спасибо старикам.

Постоять. Помолчать. После чего, конечно, выпить. Каждый - за своих. Мне есть за кого. Вам тоже.