Как в русской, так и в мировой истории еще не было двух таких соседних, но не похожих друг на друга веков, как XVIII и XIX вв. «Галантный» век Просвещения сменил рациональный век «железа и крови». Если для первого были характерны лозунги «свобода, равенство и братство», естественное право и общественный договор, то во втором получили распространение такие понятия, как «индивидуализм, свободная конкуренция, утилитаризм». На смену «романтикам» пришли прагматики, причем как на должности в государственных структурах, так и на роли «властителей дум». Кумирами были уже не столько Ж. Ж. Руссо, Ш. Л. Монтескье, Д. Дидро, сколько И. Бентам, А. Смит, Д. Рикардо, Г. Спенсер. На смену патриархальному укладу аграрной цивилизации приходила жесткая и рационалистическая цивилизация индустриальная. В Европе активно воспринимался, а главное реализовывался, лозунг либерального реформаторства: «Хочешь выжить – проводи реформы». Невиданными ранее темпами изобретались технические новшества, а их оперативное внедрение оказывало все большее влияние на роль в мировой политике того или иного государства. В этом отношении именно на рубеже веков феодально-крепостническая система исчерпала свои внутренние ресурсы и показала свою экономическую и социальную несостоятельность. Новый век для России начался с краткого правления и трагической смерти Павла I, продолжился широкими реформаторскими замыслами Александра I и их трагической неосуществленностью. Наконец, Николай I и его ближайшее окружение, осознававшие необходимость коренных реформ, в очередной раз не решились на их проведение. В результате первая половина XIX в. в истории России отмечена не только победой в Отечественной войне 1812 г., территориальной экспансией и укреплением тогдашней «вертикали власти». Этот период памятен и упущенными возможностями, сохранением, хотя и с некоторой трансформацией, архаичной политической и экономической системы. При этом стоит согласиться с американским историком экономики Дж. Ф. Нормано, который отмечал: «В то время как в других районах неразвитого или слаборазвитого капитализма экономисты и публицисты часто писали и все еще пишут стихи… в России поэты, романисты и драматурги обсуждали экономические судьбы мира. Русская интеллигенция в течение почти всего XIX столетия обсуждала и решала судьбы капитализма, будущее Европы, упадок западной цивилизации…» В эту работу включились и российские государственные деятели, среди которых были и талантливые реформаторы, и консерваторы-государственники, и свободолюбивые декабристы.

 

4.1. На благо царя и Отечества (М. М. Сперанский, М. А. Балугьянский, Е. Ф. Канкрин и др.)

Вторая генерация чиновников, связанных с финансово-правовой проблематикой, представлена именами преимущественно видных и высших государственных деятелей. Первое место среди них в политической и экономической истории страны занимает Михаил Михайлович Сперанский (1772–1839). Литература о нем обширна и разнообразна, в связи с чем напомним только о последних публикациях постсоветского периода. В интересующем нас финансово-правовом аспекте достойны внимания труды А. В. Романовича-Славатинского, В. Н. Твердохлебова, А. А. Ялбулганова и др. Рассуждения М. М. Сперанского о проблемах финансов публиковались неоднократно как в досоветский, так в советский и постсоветский периоды.

Биография Михаила Михайловича достаточно известна, поэтому остановимся на ее основных вехах. Выходец из семьи приходского священника, он родился 1 января 1772 г., окончил Владимирскую семинарию с присвоением ему «прозвания» Сперанский (от лат. надежда). В конце 1788 г. как один из лучших учеников начал обучение в Петербургской (Александро-Невской) главной духовной семинарии (с 1797 г. – Духовная академия). По окончании обучения, с 1792 г., его определяют на должность учителя математики, а затем физики и риторики. В 1795 г. он назначается учителем философии и дополнительно префектом семинарии. Свои обширные знания он получил не столько в духовной семинарии, сколько самостоятельно. Он хорошо знал основные европейские языки, а французским, английским и латынью владел свободно. Его познания в сфере права, экономики, философии, богословия соответствовали современным ему европейским стандартам, так как он изучил практически всю изданную по этой тематике литературу на языке оригинала. В частности, он одним из первых начал переводить на русский язык труды британского юриста И. Бентама. Его любимым времяпровождением, без разделения досуга и работы, были чтение и подготовка записок и проектов по различным проблемам, которые составляют сотни и в полном объеме не изучены до настоящего времени. На его образ жизни наложила отпечаток и личная трагедия ученого. Его жена, англичанка (дочь гувернантки, приехавшей с Британских островов), умерла в ранней молодости при родах, и он остался один с новорожденной дочерью на руках. Повторно семьи он так и не создал, отдавая все свое время работе и воспитанию дочери.

Круто его судьбу изменило занятие должности секретаря князя А. Б. Куракина. Когда последний стал генерал-прокурором в 1799 г., М. М. Сперанский поступает на службу в его канцелярию в чине титулярного советника (светского капитана). Действительным статским советником (светским генерал-майором) он стал уже в 1801 г. Забегая вперед, отметим, что до чина тайного советника (светского генерал-лейтенанта) он дослужился всего за десять лет и получил его в 1809 г. После создания министерств в 1802 г. он получает пост директора департамента МВД, а после его разделения на экспедиции возглавляет вторую экспедицию государственного благоустройства. Эта экспедиция как раз и занималась подготовкой проектов государственных преобразований. В 1803 г. М. М. Сперанским составляется «Записка об устройстве служебных и правительственных учреждений в России», где последовательно проводится идея конституционной монархии и разделения властей. Наконец, с 1807 г. молодой чиновник становится статс-секретарем Александра I, в 1808 г. включается в Комиссию по выработке Уложения законов, назначается одновременно товарищем (заместителем) министра юстиции. В конце 1808 г. Александр I поручил своему секретарю составление общего плана преобразований общественно-политического строя России. В октябре 1809 г. такой план был разработан и получил название «Введение к Уложению государственных законов». На 1808–1812 гг. приходится период его максимального карьерного возвышения, когда он становится одним из наиболее влиятельных чиновников империи, косвенно влиявшим почти на все проблемы внутренней и внешней политики. Вместе с высоким статусом в его жизнь вошла огромная законопроектная работа, занимавшая до 18 часов в сутки без выходных. В начале 1810 г. Комиссия по составлению Уложения была преобразована в Комиссию при Государственном Совете, а ее директором стал М. М. Сперанский, одновременно являвшийся и первым секретарем Государственного Совета. Он явил собой новый тип государственного деятеля из интеллигентов-разночинцев и всеми своими карьерными успехами был обязан своим знаниям и деловым качествам. Естественно, что его блестящая карьера никогда бы не состоялась, если бы к нему не благоволил Александр I.

Михаил Михайлович был не столько «кабинетным ученым», сколько замечательным исполнителем монаршей воли, способным совместить свое либеральное мировоззрение с точкой зрения царя. Современники и потомки заслуженно называли его «светилом русской администрации», «светилом русской бюрократии», «генеральным секретарем», «гениальным бюрократом». Потенциально это был самый выдающийся реформатор XIX в., но практически ни одно из его начинаний не было доведено до конца, а некоторые были воплощены в жизнь более столетия спустя. При этом М. М. Сперанский был человеком честолюбивым, порой самонадеянным и гордым, стремящимся всегда быть первым, но это не переходило у него в гордыню и не достигало стадии самолюбования. Современники отмечали то, что ученый всегда тщательно следил за своей внешностью, был одет по последней моде. Его стремление быть основным докладчиком у императора и во всевозможных комитетах и комиссиях было общеизвестно. Как человек, вышедший из социальных низов, он ценил свое высокое положение в служебной иерархии.

В рамках подготовки бюджетной реформы в конце 1809 г. им разрабатывается «План финансов», утвержденный Александром I в феврале 1810 г. Надо отметить, что вышеназванный план был в какой-то степени результатом работы целого коллектива специалистов. Об этом будет сказано ниже. Здесь же отметим, что в подготовке данного документа, на наш взгляд, кроме М. М. Сперанского, наиболее активное участие приняли М. А. Балугьянский и Н. С. Мордвинов. С ними мы еще встретимся на страницах данного повествования. Видный ученый-финансист, профессор Киевского университета А. В. Романович-Славатинский считал, что при составлении этого плана «были строго проведены идеи Адама Смита, первым наставником которых у нас был Балугьянский». В. А. Буковецкий прямо назвал нашего героя «одним из примернейших русских учеников А. Смита» и связывал это также с влиянием М. А. Балугьянского.

С 1812 г. М. М. Сперанский оказывается в опале, отправляется в ссылку в Нижний Новгород и Пермь, однако это не помешало ему с 1816–1819 гг. являться пензенским губернатором, а с 1819–1821 гг. – сибирским генерал-губернатором. Примечательно, что одной из причин его опалы стала симпатия реформатора к французской законодательной системе, в том числе к Кодексу Наполеона (Гражданскому кодексу Франции) 1804 г., наиболее прогрессивному в то время. Дошло до того, что его обвинили в шпионаже в пользу Франции. Вероятно, уверовавший в свои возможности реформатор в частном разговоре с пренебрежением высказался об императоре, что «доброжелателями» немедленно было сообщено по инстанции.

В 1821 г. он был возвращен из ссылки в столицу, назначен членом Госсовета по департаменту законов и занялся преимущественно вопросами систематизации российского законодательства. После воцарения Николая I эта работа ученого получила высочайшее одобрение, а результатом ее стало «Полное собрание законов Российской империи» в 45 томах (1830) и «Свод законов» в 15 томах (1832). В 1826–1829 гг. он осуществлял общее руководство II Отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии, специально учрежденной для составления и издания вышеназванных актов, хотя официального назначения не получил. Начальником этого отделения с 1826 по 1847 г. был ближайший сподвижник реформатора М. А. Балугьянский, о котором будет сказано ниже. Работу на поприще систематизации законодательства венчал графский титул, полученный М. М. Сперанским в конце 1839 г. Всего он был награжден семью российскими (включая высшие ордена Александра Невского и Андрея Первозванного) и рядом зарубежных орденов (в том числе прусским орденом Красного Орла).

Он заложил своеобразную отечественную традицию, когда государственная деятельность и научная работа до известной степени объединялись. При этом главными научными трудами становились планы и программы, объяснительные записки, рассуждения о различных сферах государственной деятельности и др. Так, «План финансов» напрямую касался преобразований в сфере бюджета, налогов, денежного обращения, управления государственным хозяйством посредством, прежде всего, изменений в законодательстве. По форме изложения План отличался лаконичностью, ясностью и конкретностью формулировок. Предлагаемые мероприятия по спасению финансов России были приведены в стройную систему взаимосвязанных мер. При этом определялся порядок реализации этих мероприятий и сроки исполнения. «План финансов» имел две части: устройство финансов на 1810 г. (текущий план) и постоянное устройство их с 1810 г. на будущее время (перспективный план).

Появление «Плана финансов» было продиктовано тяжелым финансовым положением страны, огромным дефицитом ее бюджета, который покрывался неконтролируемым выпуском новых ассигнаций и займами. Россия оказалась на грани финансового краха. Для восстановления ее финансовой системы необходимо было решить две основные задачи: 1) устранить дефицит бюджета, уравняв доходы с расходами; 2) погасить государственный долг. Соответственно «План финансов» включал разделы: 1) о соразмерности доходов и расходов; 2) монетная и кредитная системы; 3) управление финансами. По сути, речь шла о кардинальных реформах в области бюджета, кредита, денежного обращения и управления финансами.

О бюджетной системе. Согласно «Плану финансов» основным правилом бюджетной системы должно быть обеспечение соразмерности расходов с приходами, причем расходы должны учреждаться по приходам. Дефицит бюджета следует устранять сокращением расходов (издержек) и увеличением доходов. Все расходы, согласно Плану, подразделялись по категориям в зависимости от критериев классификации: 1) по управлению (по министерствам, по двору и проч.); 2) по степени нужды (необходимые, полезные, избыточные и излишние); 3) по пространству (государственные, окружные, волостные); 4) по характеру (обыкновенные и чрезвычайные); 5) по виду издержек (постоянные и переменные). Все статьи расходов распределялись в соответствии с указанными классами.

В доходной части бюджета доходы подразделялись в зависимости от источников на налоговые (подати и налоги) и неналоговые (доходы с казенных капиталов и доходы с казенной собственности).

В «Плане финансов» были заложены также основы бюджетного процесса: 1) порядок разработки проекта бюджета (росписи) учрежденным при Министерстве финансов специальным комитетом, 2) внесение его на рассмотрение в Государственный Совет, 3) Высочайшее утверждение бюджета (годовой росписи доходов и расходов), а равно 4) порядок его исполнения на основании смет министерств через Казначейство под контролем Министерства финансов, которое дает заключения по кредитным запросам министерств. Планом предусматривалось придание государственному бюджету (росписи) силы закона на финансовый год.

Л. Н. Яснопольский (о нем см. далее), крупный специалист в области бюджетного права, утверждал, что М. М. Сперанский впервые создал формальную систему русского бюджетного права. «План финансов» был призван воплотить в финансовую практику идеи бюджета как «основного финансового закона» и создать гарантии его правильного составления. Более того, под контроль «основного финансового закона» должна быть поставлена вся деятельность Министерства финансов, а сам он должен внести порядок в «способы законодательствования абсолютной монархии». По мнению ученого, замысел преобразований был направлен против сверхсметных ассигнований как коренного зла русского бюджета, что, в свою очередь, позволило бы сохранить равновесие между утвержденной росписью доходов и расходов государства. Л. Н. Яснопольский утверждал, что законодательный порядок утверждения бюджета был краеугольным камнем бюджетно-правовой системы, смоделированной М. М. Сперанским. Если бы «План финансов» был осуществлен, то для российского бюджета были бы созданы те же правовые условия, в которых существует бюджетная практика в конституционных государствах. Ученый полагал, что теоретические идеи, адекватные идеям бюджетной реформы 1862 г., в зародышевой форме почти все были развиты в законодательстве Сперанского. Вклад последнего в развитие именно финансового права оценивается очень высоко.

О налоговой системе. В «Плане финансов» в качестве сокращения дефицита бюджета рассматривались два пути: государственный кредит или увеличение налогов. М. М. Сперанский отдал предпочтение второму пути. В качестве задач реформы провозглашались достижение баланса доходов и расходов, увеличение наполняемости бюджета через введение новых обоснованных и не наносящих вред хозяйству внутренних акцизов и пошлин. Увеличение налогового бремени при этом не должно быть произвольным. Реформатором предлагались введение поземельной подати вместо подушной, отмена устаревших винных откупов и введение существующих в других государствах акцизов. Причем введение поземельной подати должно сопровождаться участием депутатов в губерниях, которые производят раскладку данной подати по волостям и уездам.

О монетной (денежной) системе. В «Плане финансов» монетная система рассматривалась в единстве с кредитной системой, сопоставлялись металлические монеты и кредитные бумаги. Монеты характеризовались свойствами достоверности, удобности и обширности. Кредитные бумаги, по «Плану финансов», «та же самая монета металлическая, но усовершенствованная в степени и пространстве обращения». В благоустроенной монетной системе устанавливались два рода монет: серебряная банковая и разменная (серебряная и медная). Медная монета должна иметь единственное предназначение – размен серебряной монеты.

О кредитной системе. В «Плане финансов» кредитные бумаги подразделялись на 4 класса: 1) кредитные бумаги, основанные на серебре; 2) бумаги, которые основаны на меди; 3) бумаги, основанные на товарах и недвижимом имуществе (векселя, закладные и заемные бумаги, т. е. облигации); 4) бумаги, которые основаны на предложениях капитала (ассигнации). Первые два класса мы отнесли бы к бумажным деньгам.

Кредитная система также призвана обеспечить уравнивание доходов с расходами. В «Плане финансов» предусматривалось прекращение нового выпуска ассигнаций, а все старые ассигнации признавались государственным долгом, обеспеченным богатством государства. Но государственный долг, как известно, необходимо уплачивать (погашать). Финансовая практика других государств, как указывается в «Плане финансов», использует следующие способы погашения бумаг: 1) отказ платежей или банкротство; 2) выкуп ассигнаций; 3) возвышение их кредита; 4) уменьшение количества бумаг, уравнивая их с металлической монетой; 5) уничтожение бумаг. В «Плане финансов» предусматривалось для погашения имеющихся в обороте ассигнаций открыть внутренний заем, который должен быть основан на серебре по курсу. Причем заем предлагался в разных видах, чтобы в случае неудачи одного вида заменить другим. Реформа как монетной, так и кредитной системы предполагала учреждение банка, основанного на серебре.

Об управлении финансами. Реформа управления в сфере финансов предполагала соединение всех государственных доходов и расходов в одном управлении – Министерстве финансов. В нем за источники дохода должен отвечать министр финансов, за движением капиталов – государственный казначей, за общую проверку (ревизию) – государственный контролер.

Отечественный ученый А. В. Романович-Славатинский большинство «животворных начал», внесенных Сперанским в российскую финансовую администрацию, связывал с преобразованием денежной системы. По его мнению, это касалось того, что он первым признал наши ассигнации действительным государственным долгом, обеспеченным «на всех богатствах империи», признал необходимость постепенного пресечения выпуска новых ассигнаций и погашения государственных долгов, установил главной монетной единицей серебряный рубль. Кроме того, по мнению А. В. Романовича-Славатинского, русский реформатор был близок к идее А. А. Татаринова (о нем см. далее) о единстве кассы и сосредоточении контроля. Он установил, что чрезвычайные расходы по требованию министров могут устанавливаться не иначе как по рассмотрению Госсовета, первым потребовал гласности росписи государственных доходов и расходов, наконец, составил в 1810 г. тариф, который был родоначальником и моделью для всех позднейших наших тарифов.

Одной из целей Плана было повышение доверия общества к прочности государственных учреждений. Предполагалось установление более эффективного контроля над государственными издержками. Именно в соответствии с данным Планом в 1811 г. учреждается Главное управление ревизии государственных счетов, во главе которого встал государственный контролер. Первым эту должность получил сподвижник М. М. Сперанского Б. Б. Кампенгаузен, занимавший эту должность до 1823 г.

Чиновник Министерства финансов И. С. Блиох (о нем см. далее) по прошествии почти 70 лет со дня принятия «Плана финансов» в своем фундаментальном исследовании, посвященном истории русских финансов, отмечал, что этот план заложил «твердые начала в бюджетном деле», что являло собой «важный, но тяжелый подвиг М. М. Сперанского». И. С. Блиох оценивал М. М. Сперанского и его сподвижника Н. С. Мордвинова как «двух защитников строгого сбережения государственных доходов и восстановления нормального денежного курса».

Ближайшим сподвижником М. М. Сперанского был еще один видный государственный деятель Михаил Андреевич Балугьянский (1769–1847). Это был уроженец Венгрии (родился 26 сентября 1769 г. в местечке Фельсе-Ольева), словак (возможно, украинец) по национальности, подданный Австрийской империи Габсбургов. В венгерской транскрипции его фамилия читается как «Балудянский», под которой он и был известен в Европе. Он окончил в 1787 г. Королевскую академию правоведения в г. Кашау (ныне г. Кошице в Словакии) и юридический факультет Венского университета (1789). Данный университет в то время был признанным центром изучения финансовой науки, где преподавал один из отцов-основателей данной науки И. Зонненфельс. Таким образом, воспитан наш герой был в духе классического австрийского консерватизма, во враждебности к несбыточным либеральным теориям. При этом характер он имел миролюбивый и общительный, склонялся к компромиссам и не любил лобовых столкновений. К тому же он умел учиться, а его идейные воззрения были открыты для эволюции. По некоторым данным, уже будучи преподавателем, он входил в кружок политических радикалов, однако этой «детской болезнью» он переболел достаточно быстро и без последствий.

Сразу после завершения учебы М. А. Балугьянский начал вести занятия в Гражданской академии Гросс-Вардейн (г. Надьвард, ныне на территории Венгрии) по политической экономии, полицейскому, финансовому и торговому праву. С 1796 г. он уже доктор права и профессор Пештского университета, где руководил кафедрой истории, статистики, публичного и народного права, некоторое время исполнял должность декана. К тому времени это был ученый с европейским именем, специалист по политической экономии и финансовому праву. Он владел пятью основными европейскими языками, рядом славянских языков. Уже в России выучил русский, на котором достаточно много писал, однако наш язык дался ему с большим трудом и он так и не избавился от сильного акцента, предпочитая в общении французский.

В начале 1804 г. он прибыл в Россию по официальному приглашению для преподавания в Учительской гимназии (с 1804 – Петербургский педагогический институт) по кафедре политической экономии. В том же году он был приглашен в только что созданную Комиссию составления законов (отдел государственного хозяйства и финансов). С названной комиссией ученый сотрудничал до ее упразднения в 1826 г. Его можно считать ближайшим помощником М. М. Сперанского в подготовке «Плана финансов». Его отношения с известным реформатором были хорошими и ровными, но по человеческому типу М. М. Сперанский представлял полную противоположность нашему герою. Пожалуй, единственный упрек, который сделал Михаил Андреевич своему русскому коллеге, заключался в том, что тот не был глубоко знаком с немецкой культурой и наукой, так как не знал в совершенстве немецкий язык. Именно ориентация М. М. Сперанского на французский опыт государственного строительства, менее устойчивого, чем германский, способствовала, по его мнению, неудачам проводимых реформ. В свою очередь М. М. Сперанский всегда неизменно высоко отзывался о М. А. Балугьянском и своим интересом к учению А. Смита он во многом был обязан своему товарищу. В целом они работали согласованно и результативно.

С 1809 г. Михаил Андреевич назначается начальником 4-го отделения («публичного права и государственной экономии») Комиссии составления законов при Министерстве юстиции, с 1810 г. по просьбе министра финансов Д. А. Гурьева ведет разработку различных проектов по его ведомству. В 1817 г. ученый возглавил Комиссию погашения государственных долгов Министерства финансов и работал в ней до начала 1829 г. Преуспел он и на педагогическом поприще, став в 1813 г. деканом философско-юридического факультета Петербургского педагогического института. Там в качестве профессора им читался курс «Право финансовое и коммерческое», причем без всякого вознаграждения. В 1819 г. он становится первым ректором Санкт-Петербургского университета, одновременно занимает кафедру энциклопедии права, политических наук и политической экономии. Кроме того, в 1813–1817 гг. он преподавал юридические науки (естественное, публичное и народное право) великим князьям Николаю (будущий Николай I) и Михаилу. О его преподавательских качествах сведения неоднозначные. Эрудиция ученого, ораторский дар и лекторское воодушевление не ставили под сомнение, однако впечатление ослабляло не совсем твердое знание лектором русского языка.

В 1821 г. в знак протеста против увольнения ряда университетских профессоров за «неблагонадежность» М. А. Балугьянский оставляет пост ректора, а со следующего года назначается старшим членом Комиссии составления законов, занимается упорядочением административного и финансового законодательства, формирует ряд предложений по совершенствованию финансовой деятельности государства. Как уже указывалось выше, в 1826–1847 гг. он возглавлял II Отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии, на которое возлагалась задача по систематизации российского законодательства: создание Полного собрания законов Российской империи в хронологическом порядке, составление систематического Свода действующих законов, Составлений уложений (новых законов). Управление всеми работами по кодификации было поручено М. М. Сперанскому. С 1826 г. М. А. Балугьянский стал тайным советником.

После ухода с поста ректора столичного университета Михаил Андреевич полностью не оставил преподавания, хотя зачастую читал лекции «без содержания» (до 1824 г.). Его по-прежнему интересовали проблемы просвещения. В частности, он выступил инициатором отправки студентов юридических факультетов российских университетов для обучения в Берлинский университет, а затем и в другие германские университеты. В целом эта практика сохранялась с 1829 по 1835 г. Михаил Андреевич постоянно поддерживал связь с европейским научным миром, переписывался с немецким ученым А. Гумбольдтом и министром внутренних дел Пруссии Л. Штейном. Помимо профессиональных знаний в области правовых и экономических наук, М. А. Балугьянский неплохо разбирался в архитектуре, живописи, музыке, играл на флейте.

Ученый со временем окончательно сроднился со своим новым отечеством, в 1837 г. был возведен в русское дворянство. По вероисповеданию униат, последнее причастие он принял по православному обряду. От своих венгерских привязанностей он сохранил только пристрастие к токайскому вину. Современники свидетельствовали, что глубокая ученость сочеталась у него с детским добродушием, полным отсутствием рисовки. При этом ученый был прямодушен и эмоционален, совершенно не умел льстить и нередко страдал за свою несдержанность. Жизнь он вел самую скромную, с небрежением относился к своей внешности, был неприхотлив в еде, а со второй половины 20-х гг. XIX в. большую часть времени работал в кабинете в своей квартире, облачившись в свой старый халат. С возрастом он приобрел типичную профессорскую рассеянность и мог прийти на прием, одевшись в два фрака. По выходу после приема он долго удивлялся тому, что забыл дома плащ, перепутав его со вторым фраком. Сетование Михаила Андреевича в частных разговорах на недостаток средств можно понять, поскольку он имел 10 детей, 7 из которых дочери. Естественно, достойное устройство их судьбы по меркам того времени требовало немалых средств.

Его финансово-правовые воззрения выражены как в уже упомянутых государственных проектах, так и в ряде статей, в которых он преимущественно разбирает экономическое учение А. Смита о природе и причине богатства народов. Читаемый им курс политэкономии также был построен в основном в соответствии с идеями А. Смита. В отечественной литературе Михаила Андреевича даже именовали, не без основания, «первым наставником» идей А. Смита в России.

Напомним, что его практическая деятельность была связана в значительной части с финансовым законодательством. Изменения в нем он ставил в зависимость от изменений общего политического курса, с возможной отменой крепостного права. Михаил Андреевич придерживался прогрессивных идей о придании государственному бюджету силы закона, о введении поземельной подати, о соответствии тяжести налогового бремени экономическим возможностям налогоплательщиков. Он разрабатывал теоретические основы создания кредитных учреждений, порядка определения системы государственных смет.

К сожалению, крупных печатных трудов на русском языке ученый не имел, а составленные им рукописные труды по большей части не известны. Так, в записке на имя министра финансов Д. А. Гурьева от 22 ноября 1816 г. он упоминает о составлении обширного труда в 8 томах на русском и французском языках «по политической экономии и финансам». Там же он говорит о ряде проектов разных финансовых мероприятий, принятых в 1810 г. и введенных постепенно в 1810–1812 гг. Вероятно, среди них есть и первичная записка о будущем «Плане финансов». Также ученый пишет о наличии трех обширных записок с изложением истории финансовой администрации России от Петра I до 1812 г. Им упоминается о разработанном финансовом плане, одобренном Александром I в 1814 г. Перечислены, среди прочего, поданные им проекты преобразований кредитных учреждений, банков, о введении бумажных денег. Есть данные о написании им сочинения «Изображение различных хозяйственных систем». Насколько нам известно, ни один из этих актов, ни одно сочинение не были полностью опубликованы, а о большинстве из них в литературе нет даже упоминаний.

М. А. Балугьянский заложил ряд новых для России традиций. Так, он был первым крупным ученым, который сначала совмещал преподавание в вузе с государственной деятельностью, а затем полностью перешел на государственную службу. Свои научные амбиции он смог реализовать, как нам представляется, именно на поприще государственной деятельности. М. М. Сперанский также начинал как преподаватель, но преподавал непрофильные для финансов дисциплины и практически сразу полностью переключился на госслужбу. Кроме того, М. А. Балугьянский смог подготовить учеников как в Петербургском педагогическом институте, так и из числа подчиненных ему чиновников. Это относится и к Н. И. Тургеневу, о котором речь пойдет ниже.

На службе во II Отделении императорской канцелярии Балугьянский оставался до самой смерти, последовавшей 3 апреля 1847 г. В последние годы жизни он уже плохо слышал и плохо видел. Его руководитель, главноуправляющий II Отделением Д. Н. Блудов, заступив на эту должность, доложил Николаю I, что начальник II Отделения Балугьянский, слепой и оглохший старик, должен быть отправлен в отставку. На это Император довольно резко ответил: «Позвольте, граф, мне и Михаилу Андреевичу остаться на наших местах до нашей кончины».

Нельзя не отметить, что взгляды ученых на конкретный вклад авторов в подготовку «Плана финансов» разнятся. Так, некоторые исследователи отдают пальму первенства М. А. Балугьянскому или называют его «планом Балугьянского-Сперанского». Достаточно оригинальным выглядит приписывание авторства «Плана финансов» М. М. Сперанскому, Д. А. Гурьеву и Н. С. Мордвинову. Очевидно, что Д. А. Гурьев (1751–1825), бывший с 1802 г. товарищем министра, а в 1810–1823 гг. – министром финансов России, в соавторы включен быть не может. Реформаторские способности этого чиновника его современники оценивали достаточно скромно, а предложенные им проекты, в том числе по освобождению крепостных крестьян (1819), были крайне консервативны. Говоря современным языком, это был «крепкий хозяйственник», деятельность которого на посту министра финансов имела достаточно печальные последствия. Кроме того, его отношения с М. М. Сперанским были натянутыми, и Д. А. Гурьев имел прямое отношение к опале известного реформатора. Так же очевидна важная роль М. А. Балугьянского, который был наиболее подготовлен именно к финансово-правовым аспектам преобразований. Более того, первоначально записка по этому предмету была представлена, вероятно, именно М. А. Балугьянским. Однако мы считаем правильным называть автором «Плана финансов» именно М. М. Сперанского, так как он был главным идеологом, движущей силой его создания, представлял проект Александру I и в Госсовете. Это роднит План с так называемыми «именными» законами, например в США, хотя в подготовке таких законов принимает участие целый круг политиков и специалистов. Первоначально его проект обсуждался в узком составе государственных деятелей, в который входили, помимо вышеназванных лиц, министр внутренних дел В. П. Кочубей (1768–1834), будущий государственный контролер Б. Б. Кампенгаузен (1772–1823), граф С. О. Потоцкий (1762–1829). В Департаменте экономии Госсовета План представлял Н. С. Мордвинов, о котором речь пойдет в следующем параграфе.

Несколько иную роль в генезисе науки финансового права сыграл другой высший российский сановник Егор Францевич Канкрин (1774–1845). Георг (Егор) Канкрин родился 16 ноября 1774 г. в г. Ганау (Гессен), обучался в университетах Гессена и Марбурга, доктор права (1794). Его интересы уже с молодости были достаточно разнообразны. Он живо интересовался вопросами философии, архитектуры и археологии, неплохо играл на скрипке, был любителем театра, написал немало рецензий и несколько рассказов.

Молодой специалист приехал в 1797 г. в Россию, где его отец, известный минералог, заведовал Старорусскими соляными заводами. Первоначально Петербург, да и вся Россия произвели на него не лучшее впечатление, а первые шесть лет в своем новом отечестве он провел с высоким чином надворного советника, но без определенного служебного положения и даже в нужде. Только в 1800 г. благодаря покровительству графа А. И. Остермана он получил должность помощника своего отца в Старой Руссе с чином коллежского советника, но это принципиально не изменило ситуации.

В 1803 г. он определен на службу в МВД советником при экспедиции государственного хозяйства, в 1809 г. – инспектором иностранных колоний Петербургской губернии. Записка, напечатанная Е. Ф. Канкриным в 1809 г., о военном искусстве "Fragmente uber die Kriegskunst" (анонимно, СПб., 1809; 2-е издание, Брауншвейг, 1815) и работа «О системе и средствах продовольствования больших армий» обратили на себя внимание немецких генералов при Александре I. В начале 1811 г. он назначается помощником генерал-провиантмейстера Военного министерства, в 1812 г. – генерал-интендантом I Западной армии, а в начале 1813 г. – генерал-интендантом всей действующей русской армии, с которой он совершил заграничный поход 1813–1814 гг. На Е. Ф. Канкрине лежала обязанность организации снабжения продовольствием войск и позднее – ликвидации расчетов с союзными государствами и Францией.

В 1815 г. он представил отчет о своей деятельности как генерал-интенданта, опубликованный позднее (в 1857). Исследователями его организаторские способности на военно-тыловом поприще в целом оцениваются положительно, хотя встречаются и достаточно резкие замечания. В 1816–1820 гг. он находился при Главной квартире в Могилевской губернии. В этот период Е. Ф. Канкрин вернулся к научным занятиям и написал ряд работ на немецком языке: «Weltreichtum, Nationalreichtum und Staatswirtschaft» («Всемирное богатство, национальное богатство и государственное хозяйство», анонимно, Мюнхен, 1821), также «Ueber die Militar-Oekonomie im Frieden und Kriege» («О военной экономике во время войны и мира», анонимно, СПб., 1820–1823). В 1820 г. Егор Францевич назначен членом Военного совета, в 1821 г. – членом Государственного Совета по Департаменту государственной экономии. Наконец, с 1823 по 1844 г. он был министром финансов России, в 1828 г. произведен в генералы от инфантерии, а в 1829 г. ему было пожаловано графское достоинство. Е. Ф. Канкрин являлся почетным членом Петербургской (с 1824) и Парижской (с 1844) Академий наук, кавалером 8 российских (в том числе высших Александра Невского и Андрея Первозванного) и многих иностранных (в том числе австрийского Леопольда и прусского Черного Орла) орденов.

Еще до назначения на пост министра финансов он изложил свое финансовое кредо в ряде публикаций, прежде всего в упомянутой работе «Всемирное богатство, национальное богатство и государственное хозяйство». Егор Францевич считал ее сугубо теоретической, однако она прошла малозамеченной и вызвала только отрицательные отзывы. Между тем это оказалась определенная программа его практической деятельности на посту министра финансов. Его перу принадлежит и записка об освобождении крепостных крестьян (1816 г., подана Александру I в 1818 г.). В этом проекте отражены его отрицательное отношение к крепостничеству и тяга к постепенности. Отмену крепостного права он предлагал начать в 1820 г., а завершить к 1850 г.

Как экономист Е. Ф. Канкрин причислялся германским экономистом В. Рошером к русско-немецкой школе и к противникам либеральной школы А. Смита. Финансово-правовые взгляды ученого и их реализация в деятельности на посту министра финансов исследованы достаточно подробно. Довольно высоко оценили их российский финансист, чиновник Министерства финансов И. С. Блиох (о нем будет сказано отдельно), известный специалист по финансовому праву В. А. Лебедев и историк А. А. Корнилов. Некоторые специалисты по финансовому праву досоветского и постсоветского периодов более сдержанны и намного более критичны.

И. С. Блиох дал следующую емкую характеристику финансовой системы Е. Ф. Канкрина: «Е. Ф. Канкрин с беспощадным упорством ввел свою систему в дело управления финансами и применял ее во всех частях: частный кредит подпал под влияние государственного, частная промышленность ослаблена в пользу государственной, кредитные учреждения послужили лишь орудием для финансовых операций казны. Хотя нельзя отрицать, что граф Канкрин был ярым защитником покровительственной системы, в самом узком значении этого слова, и поборником запретительной системы, введенной в 1822 г., благоволил к устарелым идеям, считая либералов своими личными врагами, считал железные дороги опасными разрушителями народного благосостояния, ввел откупную систему в питейном деле вместо акцизной… Но все-таки он представляет собой одного из крупнейших государственных деятелей в истории русских финансов, оказавшего незабвенные услуги России и ее экономическому развитию… Его более чем двадцатилетняя деятельность отозвалась самым благоприятным образом на государственных финансах, торговле, промышленности».

Действительно, его взгляды на проблемы финансов были достаточно консервативны, и тот же И. С. Блиох отмечал «инертность и враждебное отношение Е. Ф. Канкрина ко всем новшествам». Он был против развития системы частных банков, не поощрял государственное субсидирование строительства железных дорог и частных предприятий. Дело доходило до того, что когда долгосрочные ссуды должны были выдаваться казенным банкам, то это допускалось только с личного разрешения министра. Сам министр любил говорить, что главная заслуга его «не столько в том, что он сделал, сколько в том, чему помешал». Частные банки Канкрин сравнивал с шарлатанством. Сильно противился он и введению телеграфа, который будто бы никогда не в состоянии заменить курьеров. При нем искусственно поддерживалась кустарная дворянская промышленность, но недостаточно стимулировался рост крупного промышленного производства. В целом в экономической сфере решительные преобразования так и не были произведены, да Е. Ф. Канкрин к ним и не стремился. Постоянный рост военных расходов, низкая исполнительская дисциплина, коррупция на всех этажах государственной власти сделали экономику того периода «экономикой застоя».

Как уже указывалось, Е. Ф. Канкрин был сторонником государственного протекционизма, хотя и с известной гибкостью. Об этом свидетельствует хотя бы то, что таможенный тариф пересматривался при нем 6 раз, причем постоянно в сторону увеличения. Он последовательно проводил жесткую экономию бюджетных средств, а введение новых податей и сборов считал только крайней мерой. Однако в условиях постоянных войн, которые вела Россия, это было крайне сложно. При нем была восстановлена система винных откупов, введены акцизы на табак, инородцы были обложены подушной податью. Введение винных откупов вместо винной монополии в 1827 г. в первые годы дало некоторый финансовый эффект, но затем откупщики стали скрывать от казны доходы, а уровень взяточничества в этой сфере превысил все мыслимые масштабы. Министр считал винные откупы более эффективными с экономической точки зрения, чем государственная монополия на винокурение. Он стремился засекретить реальное состояние отечественных финансов и государственный бюджет, даже не допускал гласности при обсуждении его проекта. Широкое применение получило использование средств казенных учреждений и государственные займы, которые он считал злом, хотя и неизбежным.

Вследствие своей крайней бережливости, порой переходящей в жадность, министр финансов стал персонажем многих притч и анекдотов. Говорили, что он даже дома ходил только в генеральской шинели, курил только российский табак, а обстановка его кабинета была настолько аскетичной, что там не было даже стакана для воды. Подчеркнем и то, что практически все свои произведения он публиковал анонимно. Впрочем, последнее было следствием скорее не скромности, а писательского честолюбия, опасения последующей критики. П. Ф. Брок (1805–1875), бывший министром финансов в 1852–1858 гг., рассказывал следующую историю. Однажды на докладе у Николая I он получил от государя вопрос о возможности выделения денежных средств на определенные мероприятия. П. Ф. Брок ответил, что для выполнения воли Его Величества всегда средства найдутся. Николая I такой ответ очень обрадовал, и он сказал: «Очень рад, Брок, что я не встречаю в тебе того всегдашнего противоречия, которому меня научил Канкрин. Он, бывало, придет ко мне в туфлях (граф Канкрин страдал опухолью ног), станет у камина греть себе спину, и, что бы я ни говорил, у него всегда один ответ: "Нельзя, Ваше Величество, никак нельзя…"» Впрочем, это не помешало ему 21 год занимать пост министра финансов. Этот своеобразный рекорд в нашей истории смог превзойти только А. Г. Зверев (1900–1969), бывший наркомом (с 1946 г. – министром финансов) СССР с 1938 по 1960 г., с небольшим перерывом в 1948 г., когда он был заместителем министра финансов СССР.

При этом несомненно одно. Е. Ф. Канкрин был достаточно незаурядным финансистом и видным государственным деятелем. Его чиновничье «долголетие» было связано отчасти с его научными познаниями и такими человеческими качествами, как честность, скромность, бережливость. Его работоспособность в годы министерства была просто поразительной: он работал по 15 часов в день, не считая времени приема посетителей и просителей. Если в начале своего управления министерством финансов он имел репутацию мизантропа, нелюдимого ворчуна с резкими выходками и немца, безбожно коверкающего русский язык, то вскоре все изменилось. Он приобрел репутацию не только честного счетовода, которого трудно обмануть, но и знатока в сфере финансов и хорошего организатора. М. А. Корф, бывший подчиненный Е. Ф. Канкрина, так писал о нем: «С обширными, если не всегда глубокими знаниями по всем отраслям знаний человеческих, с изумительною деятельностью и быстротою в работе, с прозорливою дальновидностью, наконец, с умом необыкновенно практическим, в нем соединялся чрезвычайный дар находить простую и удобную развязку для самых сложных и прихотливых вопросов. В речах его, несмотря на странный немецкий их склад и еще более странный выговор, всегда было что-то пластическое, осязательное для умов и понятий всех степеней…» Не стоит забывать, что при абсолютной монархии деятельность министра финансов могла осуществляться только при поддержке монарха. Николай I благоволил Е. Ф. Канкрину постоянно и неизменно.

Отметим, что большинство своих более поздних финансовых исследований Е. Ф. Канкрин подготовил в виде сообщений, обзоров, записок, докладов. В 1838 г. он читал лекции по финансовой науке великому князю Александру Николаевичу (будущему Александру II) (напечатаны в Петербурге в 1880 г. под заглавием: «Краткое обозрение Российских финансов графа Е. Ф. Канкрина»). Перед оставлением министерства он представил государю «Обзор примечательнейших действий по финансовой части в течение 20 последних лет».

Многие взгляды ученого представляют значительный интерес, тем более что некоторые из них имели реальное воплощение. Принципы его финансово-правовой политики можно свести к следующим: 1) бережливость и экономия бюджета, отказ от всех непроизводственных расходов, в том числе от излишних военных. Его кредо в этой части выражено в словах: «Я скряга на всё, что не нужно». Результатом должен стать бездефицитный, сбалансированный бюджет; 2) осторожность в пользовании государственным кредитом, централизованный контроль за его выдачей. Совершенствование финансового контроля и отчетности, необходимость иметь финансовые резервы на случай чрезвычайной ситуации; 3) крайняя осторожность в установлении новых налогов, избежание увеличения прямого обложения, гибкое обложение косвенными налогами. Воздержание от введения новых налогов должно сопровождаться усовершенствованием взимания старых; 4) поднятие отечественной промышленности, в том числе посредством покровительственных таможенных тарифов (которые, впрочем, не должны быть запретительными) и ограниченного государственного кредитования; 5) упрочение денежной системы и проведение финансовой реформы с целью укрепления рубля и стабилизации денежного обращения; 6) при осуществлении вышеназванного руководствоваться правилом «не ломать, а постепенно улучшать». Конечной целью своей финансовой политики он видел повышение благосостояния народа и отдельных сторон его быта. В связи с этим вымогать доходы у беднейшей части населения он считал столь же непристойным, как и рубить плодоносящее дерево.

Практическая деятельность Е. Ф. Канкрина на посту министра финансов России была чрезвычайно разносторонней. С его именем связаны упорядочение русской денежной системы, усиление протекционизма и улучшение государственной отчетности и счетоводства. Между тем денежная реформа 1839–1843 гг. была проведена по инициативе не столько Е. Ф. Канкрина, сколько императора Николая I. Идея реформы была взята из проекта Джона Гранта, представленного последним Александру I в 1821 г. Из проектов реформ за основу были взяты проекты М. М. Сперанского и Е. Ф. Канкрина, разница между которыми сводилась только к тому что первый из них предлагал прибегнуть к зарубежным займам, а второй считал возможным обойтись без оных. Проект Н. С. Мордвинова по традиции был признан нереалистичным. Кстати, взгляд Канкрина на бумажные деньги был отрицательным, по его мнению, советовать государству выпускать бумажные деньги – это то же, что советовать юноше идти в игорный дом. При упадке в цене бумажных денег он предлагал не погашение, а их предварительное фиксирование, т. е. девальвацию. Уменьшение количества бумажных денег должно делать не посредством больших займов, а посредством сбережений, отчуждения государственных имуществ в частные руки и введения особенных налогов.

В силу Высочайшего манифеста 1 июня 1843 г. ассигнации и иные бумажные знаки стали обмениваться на «государственные кредитные билеты», в свою очередь разменные на звонкую монету. Вся реформа была проведена с большой осторожностью и постепенностью. Теоретически Е. Ф. Канкрин считал бумажные деньги продуктом высокоразвитого хозяйственного строя и допускал их с рядом ограничений (разменный фонд, тщательный контроль со стороны государства, производительные цели выпусков и т. д.). Неразменные деньги – долг государства, и в случае злоупотреблений – самый несправедливый налог; отсюда явное предпочтение Е. Ф. Канкриным металлических денег. В. Т. Судейкин, также персонаж нашей книги, писал, что восстановление в России металлического обращения стало достижением блестящего результата служебной деятельности гр. Канкрина. Этим он увековечил свое имя в экономической истории России, что было уделом весьма немногих наших государственных деятелей. Вместе с тем В. Т. Судейкин отметил и коренной недостаток – «реформа не создала эластичности в области денежно-кредитного обращения и не знала выпуска кредитных рублей соответственно нуждам торговли и промышленности под обеспечение легко реализуемого коммерческого актива банка».

При Е. Ф. Канкрине было восстановлено денежное обращение, но не было принято достаточных мер по его укреплению. Ошибочной признавалась и политика, когда кредитное обращение оставалось только в руках государства. И. И. Кауфман, еще один персонаж нашей книги, считал, что заслуга в проведении денежной реформы Е. Ф. Канкрина не так уж велика, а Николай I опередил его в понимании законов денежного обращения. Более того, роль графа в проведении реформы он считает скорее отрицательной, особенно в «осторожном» приеме звонкой монеты во все платежи казне. Однако И. И. Кауфман не преминул назвать графа «самым лучшим финансистом России и одним из лучших финансистов Европы». Основательную критику встретила денежно-кредитная реформа Е. Ф. Канкрина и за границей, где Н. И. Тургенев, проживавший в Париже, высказал против этой реформы серьезные возражения. Сделанные им возражения были двоякого рода: одни касались способа восстановления металлического обращения, другие же были направлены против главных оснований реформы. Н. И. Тургенев считал возможным восстановить металлическое обращение, уничтожив ассигнации мелких достоинств. Он указывал на вред выпуска депозитных билетов мелких достоинств и ссылался при этом на пример Франции.

В таможенной политике Е. Ф. Канкрин был сторонником не охранительных, но протекционистских и фискальных пошлин. В этом смысле, а также благодаря его симпатиям к государственному вмешательству в народнохозяйственную жизнь, его частнохозяйственному пониманию роли государства, наконец, его отношению к промышленности, нашего героя иногда называют «русским Кольбером». Относясь отрицательно к тарифу 1819 г., он в общем соглашался с покровительственным тарифом 1822 г., хотя и находил отдельные ставки чрезмерными. Пересмотры тарифов при Е. Ф. Канкрине (1825, 1830, 1831, 1836, 1838, 1841 гг.) сопровождались повышением и понижением отдельных ставок, но в целом носили повышательный характер; тем не менее их результаты, в общем, в смысле роста таможенных доходов, русской промышленности и активности баланса были благоприятны. В частности, тариф 1826 г. повлек рост русского сахарного производства. Во избежание роста контрабанды была увеличена таможенная стража и улучшена организация таможенного дела, хотя роста контрабанды и злоупотреблений на таможне избежать не удалось.

При этом улучшение финансовой системы связывалось им с развитием науки, технического прогресса и образования. Егор Францевич учредил мануфактурный совет, устраивал промышленные выставки в Петербурге и Москве, давал специальные поручения агентам министерства за границей. Он основывает Технологический институт в Петербурге, по его инициативе создается ряд специальных изданий, в том числе «Коммерческая газета», «Журнал мануфактур и торговли» и др. Его усилиями были облегчены процедуры при открытии промышленных учреждений. Граф содействовал развитию овцеводства, горного дела (преобразование горного законодательства, казенной горной промышленности, горного управления, корпуса горных инженеров, организация геологических изысканий); лесного дела (преобразование Лесного института, новые училища для подготовки лесничих, заграничные командировки, особые инструкции по лесному хозяйству); ввел уставы о векселях, торговой несостоятельности и о системе российских мер и весов.

Финансовая система Е. Ф. Канкрина основывалась по-прежнему на подушной подати, но доходы возросли благодаря привлечению к подати инородцев и пересмотру торговых налогов. Министр финансов повысил гербовый сбор, ввел акциз на табак (единственный новый налог за годы его министерства) и вернулся, как уже указывалось, к оказавшейся выгодной в финансовом отношении откупной системе продажи алкоголя. О натуральных податях и повинностях отзывался как об обременениях, которые стесняют трудолюбие, дают безнравственным чиновникам повод к притеснениям, но сразу оговаривался, что в полукультурном государстве (т. е. России) могут быть выгодны как для казны, так и подданных. Сословное представительство в деле распределения и назначения податей считал совершенно излишним и бесполезным для народа на том основании, что в конституционных государствах гораздо легче ввести любой новый налог, чем в истинной (патриархальной) монархии.

Приняв финансовое управление в годы крупных бюджетных дефицитов, Е. Ф. Канкрин, хотя и не был в состоянии их устранить, все же значительно, со свойственной ему бережливостью, сократил. И это несмотря на экстренные расходы, связанные с турецкой и персидской войнами, восстанием в Польше, эпидемиями и т. п. Он ликвидировал финансовые последствия Отечественной войны 1812 г. и значительно упрочил русский государственный кредит. По официальным данным, военные действия в 1812–1815 гг. обошлись России в 400 млн руб. с остатком 26 млн от сумм, ассигнованных на ее ведение. Требования союзников о выплате им 360 млн руб. на продовольствование наших войск за границей во многом его стараниями были снижены до 60 млн руб. Одним из первых он замахнулся «на святая святых» государственного бюджета, а именно, попытался уменьшить военные расходы. Об этом он мог говорить буквально афоризмами: «что миллион-то батальон», «что я сберегаю, то все уйдет на казармы и крепости» и др. В этой части борьба за экономию бюджета шла с переменным успехом, а в период почти непрерывных войн министр ее явно проигрывал.

Меньше внимания он уделял местной финансовой администрации и сельскому хозяйству. Относясь отрицательно к государственным займам, особенно заключаемым с непроизводительными целями внутри страны и неконсолидированными, он под давлением обстоятельств, однако, прибегал к ним и ввел в обращение особые краткосрочные обязательства, так называемые билеты государственного казначейства, отказавшись, впрочем, окончательно от выпуска неразменных бумажных денег. В общем, повторимся еще раз, деятельность Е. Ф. Канкрина – и это отвечало всем его взглядам – была лишена радикально реформирующего характера. С одной стороны, это обеспечивало большую практичность и приспособленность к жизни его мероприятий, с другой стороны, это не могло устранить основной хозяйственной отсталости страны, сказавшейся позднее, в годы Крымской войны.

За свою долгую государственную деятельность министр финансов нажил немало тайных недоброжелателей и откровенных врагов, которые обвиняли его во всех смертных грехах. Обвинения его во взяточничестве и коррупции сразу можно опустить как необоснованные. Нередко Е. Ф. Канкрина упрекали в нелюбви к России и презрении к русским. Это тоже явное преувеличение, хотя бы потому, что в 1821 г. ему сделали очень выгодное предложение о переходе на австрийскую службу, но он отказался, предпочитая российское подданство. Обвинения Егора Францевича в чрезвычайном самолюбии и неуважении к чужому мнению имеют под собой основу, но это было свойственно многим известным личностям, в том числе и некоторым героям данной книги. Наиболее компетентным критиком его финансовой политики был адмирал Н. С. Мордвинов, о котором будет сказано далее. Примечательно, что по многим вопросам они были и единомышленниками. Это касается необходимости сокращения военного бюджета, введения твердого серебряного рубля, частично вопросов таможенного тарифа. Однако адмирал критиковал министра за консерватизм и неподвижность его финансовой системы, за отрицание роли общественного кредита, за введение питейных откупов, за сохранение в неизменности налоговой системы, за тайный государственный бюджет и др.

Помимо этого, его часто упрекали за то, что его финансовые сочинения основаны на ложных посылках, что в финансовом деле он был простым эмпириком, а в таможенном – прямым протекционистом и врагом свободной торговли. В упрек ученому ставили и то, что он поклонник только казенных кредитных учреждений и противник акционерных обществ, что засекретил бюджет и крайне непоследовательно судил о бумажных деньгах, что вообще его воззрения «крайне враждебны науке» и др. Многие из этих обвинений также необоснованны или спорны. Например, замена винных откупов казенной монополией привела к не меньшему валу критики правительства, о чем будет сказано в разделе, посвященном С. Ю. Витте. Скептическое отношение Егора Францевича к железным дорогом станет более понятным, если иметь в виду, что противников их развития в то время было немало и в Европе, в числе которых были британский фельдмаршал и премьер-министр А. Веллингтон (1769–1852) и известный французский политический деятель А. Тьер (1797–1877).

Е. Ф. Канкрин, как уже указывалось, был человеком консервативным, не склонным ускорять ход событий, но в перспективе он признавал важность железных дорог, свободы торговли, акционерного капитала, освобождения крепостных и др. Один из лучших русских специалистов по финансовому праву В. А. Лебедев (о нем будет сказано отдельно) считал, что Е. Ф. Канкрин «был в свое время едва ли не единственным из наших государственных деятелей, практическая деятельность которых имела научную прокладку». Далее он писал: «…нельзя судить о государственных и общественных деятелях, так сказать, вне пространства и времени, выхватывать их из той общественной, политической и моральной обстановки, в которой им приходилось жить и действовать… Необходимо перенестись в ту атмосферу, в тогдашние условия… При таком приеме суждений Канкрин останется навсегда замечательнейшей, выдающейся личностью в истории нашего экономического и финансового быта…» В. А. Лебедев также писал, что Канкрин был человеком парадоксальным и деспотичным, но зато в высшей степени честным и преданным. Свои воззрения, высказанные им в 1821 г., он сохраняет до конца жизни.

Стоит отметить еще одну заслугу ученого перед российской финансовой наукой. В 1824 г. по его инициативе был учрежден Ученый комитет Министерства финансов под руководством члена-секретаря. При комитете одновременно учреждается библиотека, которая по богатству финансовой и экономической литературы впоследствии стала одной из лучших в России. Ученый комитет не только изучал проблемы науки финансового права в прикладном ключе, но проводил обучение специалистов в сфере обложения оборота алкоголя, переподготовку налоговых и таможенных инспекторов. Примечательно, что свидетельство специалиста по акцизным сбора на рубеже XIX–XX вв. выдавалось не только после сдачи экзамена, но и по представлению диссертации. Что касается библиотеки Ученого комитета, то в 1901 г. в ней была собрана основная выпущенная на тот период литература по финансовому праву и политической экономии на русском и основных европейских языках.

Уже в отставке, в Париже, Е. Ф. Канкрин написал в 1844 г. свой последний труд «Экономия человеческого общества и финансовый строй» (на немецком языке). Судьба, которая выпала на долю этого сочинения в России, не очень завидная. Как писал неизвестный переводчик этой работы в 1868 г., труду графа Канкрина «не было на русской общественной арене места», так как все «русское и старое без разбора клеймилось печатью отвержения и рутинности». Сочинение ученого, по словам переводчика, игнорировалось, а впоследствии стало «предметом насмешек по камертону заграничных агентов теории фритредерства». В предисловии к изданию переводчик сокрушался по поводу слепого пристрастия к западной науке, к западным теориям и считал, что сочинение графа «пора вынуть из-под спуда мрака и опалы и предложить для изучения русскому мыслящему обществу». При этом отмечалось, что данное сочинение содержит множество драгоценных практических заметок. Знакомство с этим трудом позволит читателю убедиться, что «весьма несправедливо принимают графа Канкрина за какого-то абсолютного врага теории фритредерства… Эта теория в отдаленном будущем должно и в России непреложно верная, но Канкрин был врагом только ее применения теперь, в данную минуту, к младенчествующему еще, в сравнении с его зрелыми уже конкурентами, русскому народу». Почему в заглавие работы вынесено «экономия человеческих обществ»? Автор это объясняет тем, что, по его убеждению, законы политэкономии вначале должны обнимать совокупность всех земель и народов, а потом уже применяться к отдельным народам.

Сочинение Е. Ф. Канкрина распадается на три части. Первая часть «О происхождении политической экономии» заключает в себе краткий, но полный очерк всей политической экономии, предназначается для всех, как популярное сочинение. В этой части содержатся разделы: о богатстве; производство, распределение, потребление. Вторая часть включает в себя повторение того же самого, что изложено в первой части, но гораздо в более подробном виде. Она предназначена уже для специалистов и лиц, которые особенно заинтересуются истинами политической экономии. В ней автор повествует о силе природы и поземельной ренте, о народонаселении, границах производства, недвижимых имуществах в части земельной собственности, горной промышленности, предпринимателях и ассоциациях, чистом доходе, капитале, деньгах и денежных ценностях, банковских учреждениях, конкуренции, торговле. Наконец, третья часть адресована лицам, изучающим финансовое устройство (быт). В ней даются замечания о доходах государства (доменах, податях, государственных монополиях), о расходах, финансовом балансе, бюджете, финансовой администрации, внутренней организации кассовой системы и государственном контроле.

Сам автор, предваряя свое произведение, писал о том, что его книга не содержит ни исторического, ни критического, ни полемического изложения науки политической экономии. Пребывая в течение 21 года на посту министра финансов обширной империи, по словам автора, он имел возможность на практике много раз проверить положения науки политэкономии и познакомиться с практическими изъятиями из правил теории. Автор поставил своей целью воспроизвести из зеркала своей жизни то, что, по его мнению, нужно ввести в область этой науки, чтобы привести ее в гармонию с действительной жизнью.

В заключение своего сочинения Канкрин в качестве «духовного завещания в пользу России» называет основные правила, которые должны лежать в основе всякого финансового управления и которыми должен руководствоваться министр финансов:

1. Первая обязанность министра финансов – это способствовать – сколько от него только зависит – поднятию уровня национального богатства.

2. Вторую обязанность министра финансов составляет умножение доходов путем, прежде всего, отсечения излишних расходов, отвращением злоупотреблений с введением лучшего контроля и потом только, когда это окажется совсем неизбежным, – путем повышения податей и учреждения новых налогов, которые всегда должны быть глубоко и зрело продуманы.

3. Неотъемлемую обязанность министра финансов составляет противодействие не необходимому приросту расходов.

4. Министр финансов должен поддерживать ход научных сведений, практических познаний и развития механической талантливости нации.

5. Министр финансов должен иметь строгое наблюдение за должностными лицами своего ведомства, образовывать (обучать) их, поднимать уровень нравственной стороны подчиненного персонала, оплачивать достойно службу. Зарубежный опыт финансового управления необходимо сначала глубоко и основательно изучать, а затем переваривать в дух страны и национализировать.

6. В отношении к государственному кредиту министру финансов следует держать себя осмотрительно, всемерно заботясь о его охране, но не относясь к нему с чересчур излишней робостью.

Завершить краткий очерк о неоднозначной фигуре Е. Ф. Канкрина, тем не менее, хочется оценкой его личности, которую дал все тот же переводчик его сочинения. Он, к сожалению, не указал своего имени, но сказал о нашем герое так: «… немец по происхождению, но ставший русским по душе, и тем самым давший собой живой пример, чем стать должен каждый русский подданный, из какой бы он ни был нации».

Таким образом, М. М. Сперанский, М. А. Балугьянский и Е. Ф. Канкрин внесли весомый вклад в развитие отечественной финансовой науки и, в частности, в развитие науки финансового права. Несмотря на различный подход к проблемам финансов и даже мировоззренческие установки, их роднила общность подходов к необходимости сбалансированного бюджета, жесткой экономии бюджетных средств, стабильности денежной системы, умеренности налогообложения. К сожалению, по уже проявившейся традиции современники и ближайшие потомки достаточно плохо были знакомы с их трудами как в силу объективных, так и субъективных причин.

 

4.2. Оппозиция Его Величества (Н. С. Мордвинов, Н. И. Тургенев, М. Ф. Орлов и др.)

Если персонажи предыдущего параграфа были, при всей силе их интеллекта и независимости мышления, правоверными монархистами и деятельными высшими чиновниками империи, то о героях этого параграфа стоит сказать иначе. Они были в различной степени оппозиционны к современной им экономической и, в меньшей степени, политической системам. Однако это была, как бы мы сейчас сказали, системная оппозиция, или оппозиция Его Величества (а не Его Величеству). Это относится и к находившемуся всю свою карьеру на политическом Олимпе Н. С. Мордвинову который всегда имел особую позицию. Не случайно он стал единственным членом Верховного уголовного суда отказавшимся подписать смертный приговор декабристам, неизменно поддерживал Н. И. Тургенева. Тем более это относится и к декабристам Н. И. Тургеневу и М. Ф. Орлову. Последние принадлежали к умеренному крылу названного движения, не разделяли идей радикальной смены политического режима и являлись скорее реформаторами, а не революционерами. Остается только пожалеть, что нетерпение части декабристов и консерватизм самодержавных кругов не позволили реализоваться им в полном объеме ни как государственным деятелям, ни как ученым, для чего были все предпосылки.

Николай Семенович Мордвинов (1754–1845) был одним из ближайших сподвижником М. М. Сперанского, о чем уже упоминалось выше. Он родился 17 апреля 1754 г. в Новгородской губернии. Выходец из знатного мордовского рода (возможно, с татарскими корнями), он воспитывался с 1762 г. вместе с наследником престола великим князем Павлом Петровичем, будущим Павлом I. В дальнейшем он избрал военную карьеру, два года провел преимущественно в морских походах («выслан в море») и в 1768 г. окончил Морской кадетский корпус в Петербурге. Курс он освоил всего за два года и в 14 лет получил первый офицерский чин мичмана. Это была не фиктивная запись на военную службу едва ли не с младенчества, что было нередким в екатерининские времена, а реальная служба сначала гардемарина, а затем морского офицера. Впрочем, его отец, известный адмирал С. И. Мордвинов, под началом которого некоторое время служил и сын, косвенно способствовал его быстрому продвижению по службе. Идеалом государственного деятеля для молодого моряка был Петр I, однако к некоторым финансовым мероприятиям его царствования он изначально относился критически.

Таким образом, свою государственную службу Николай Семенович начал во флоте, в 1774–1777 гг. находился в учебном плавании на английских судах у побережья Северной Америки. Тесное общение с англичанами привело к тому, что он проникся либеральными идеями, которые в то время были в ходу на Туманном Альбионе. Его англофильство выразилось и в его женитьбе на дочери английского консула в Ливорно (Италия) Г. Коблей. Брак оказался счастливым, а три дочери ученого были воспитаны как английские леди. Н. С. Мордвинов в совершенстве знал английский и итальянский языки, которые стали языками общения и в семье, где, помимо трех дочерей, был один сын. Его жена, прожив большую часть жизни в России, тем не менее плохо знала язык своего нового отечества. Сам Николай Семенович был последователем А. Смита в сфере экономике и И. Бентама в сфере права. С последним он многие годы переписывался. Он всецело воспринял смитовскую критику налоговой системы, а слова классика о том, что «казна не может быть богата, если беден народ», стали лозунгом и русского реформатора. Отсюда и уважительное отношение адмирала к частной собственности, которая для экономики есть «первый камень». Отметим, что с основным трудом А. Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов» (Лондон, 1776) молодой моряк познакомился едва ли не первым из русских читателей.

Вообще, его ориентация на английскую науку на рубеже XVIII–XIX вв., когда умами всецело завладели французские энциклопедисты, была явлением для русского просвещенного общества уникальным. Русский ученый еще в 1806 г. определил «четырех гениев, которые делали и делают всего более для счастья человечества, – Бэкон, Ньютон, Смит и Бентам». Такую научную проанглийскую ориентацию он сохранил до конца своих дней. Трудно судить о влияние на русского ученого трудов Д. Рикардо и Ж. Б. Сея, но с ними он был знаком.

Молодой контр-адмирал (с 1787) хорошо проявил себя и на военном поприще, в частности в ходе Русско-турецкой войны 1787–1791 гг., однако из-за разногласий с князем Г. А. Потемкиным, а также в связи с обвинениями в воровстве и растрате казны он вскоре уволился с военной службы. Это было далеко не последнее приключение в его богатой событиями жизни. После возвращения на службу он дослужился до звания адмирала (1797), однако в следующем году по ложному обвинению был арестован, но оправдан судом. Крутой и горячий нрав, независимое поведение государственного деятеля и ученого еще не раз отразились на его карьере. С молодости он был страстным полемистом, говорил с живостью, иногда резко и «в жару прений не всегда соблюдал должное внимание к тому, с кем не соглашался». Пожалуй, именно в первой половине жизни в его деятельности проявлялись негативные черты, которые ему впоследствии ставились в упрек: излишняя эмоциональность, невнимание к оппонентам, иногда доходящее до грубости, увлеченность частностями в ущерб конечному результату и отсутствие в отдельных случаях реалистичности.

Далее морская служба Н. С. Мордвинова привела его к должности вице-президента Адмиралтейств-коллегий (1799–1801). Уже тогда его юношеская тяга к проблемам финансового права нашла отражение в проекте создания Трудопоощрительного банка и устава к нему. Адмирал представил их Александру I в 1801 г., и они рассматривались на Непременном совете, однако без практических последствий. Целью банка должно было стать поощрение трудолюбия и предприимчивости, а в его правление должны были входить не только финансисты, но и физики, химики, минералоги и другие специалисты.

Наконец, он становится первым морским министром России с 1802 г., правда, находился адмирал на ней всего три месяца. На государственной службе он сблизился с М. М. Сперанским, стал его ближайшим сотрудником при разработке плана улучшения финансового состояния России. Значительная часть его государственной деятельности была связана с финансами. С 1810 по 1812 г. и с 1816 по 1818 г. он был председателем Департамента государственной экономии Государственного Совета, а с 1822 по 1838 г. председательствовал в Департаменте гражданских и духовных дел Госсовета. Его можно считать в какой-то степени соавтором «Плана финансов», о котором уже говорилось выше. По своим взглядам на проблемы финансов М. М. Сперанский и Н. С. Мордвинов были достаточно близки. Даже после опалы первого из них в 1812 г. Николай Семенович остался верен их дружбе и продолжил отстаивать необходимость преобразований. Более того, в 1812 г. он написал прошение об отставке с поста председателя Департамента государственной экономии Государственного Совета, по сути, в знак протеста против опалы своего товарища. Для царских сановников такой поступок в то время был до крайности необычаен. Отметим, что и Михаил Михайлович всегда питал уважение к адмиралу. Он считал его человеком обширного ума, который, однако, мог поддаваться «забегам воображения». Здесь явственный намек на увлеченность Николая Семеновича, с которой он брался за дело, тягу к проектам, не всегда отличающимся реалистичностью. К этому сюжету мы еще вернемся.

С именами четырех председателей Департаментов только что созданного в 1810 г. Государственного Совета связана одна из самых известных басен И. А. Крылова. Как все помнят еще по школьной программе, его знаменитый «квартет» составили «мартышка, осел, козел да косолапый мишка». Так вот, под мартышкой подразумевался председатель Департамента государственной экономии Н. С. Мордвинов. В «мартышки» он был произведен за вспыльчивость, ум и подвижность. Под «ослом» подразумевался председатель Департамента законов П. В. Завадовский в связи с некоторым его тугодумством и медлительностью. Глава Департамента военных дел А. А. Аракчеев выведен «медведем» в связи с его неуклюжестью, но большим политическим весом и силой. Наконец, под «козлом» имелся в виду председатель Департамента гражданских и духовных дел П. В. Лопухин. Хочется заверить продвинутую в блатном жаргоне читающую публику, что это связано не с тем, о чем подумали некоторые. Данная басня стала отражением скептического отношения просвещенной петербургской публики к возможности сработаться в Госсовете столь разным людям, как главы четырех его Департаментов.

Одновременно с 1823 по 1840 г. Н. С. Мордвинов был президентом Вольного экономического общества, которое существовало с 1765 г. Адмирал его реформировал: был образован Совет общества, создано его новое отделение, а также специальные комиссии по направлениям деятельности. При обществе была открыта школа для крестьян в Петербурге. Как уже указывалось, Николай Семенович был известен своей независимостью и прямотой. В частности, он стал единственным членом Верховного уголовного суда, отказавшимся подписать смертный приговор декабристам. Однако это не мешало ему осуждать методы декабристов и средства достижения поставленных ими целей. Его научная и государственная деятельность получила признание. Адмирал стал членом Петербургской академии наук (1792), почетным членом Харьковского университета (1812), членом Общества любителей коммерческих знаний (1827). Среди его наград – ордена Александра Невского и Андрея Первозванного. В 1834 г. он получил графский титул.

Этот бывший военный моряк, обладавший аналитическим складом ума, был одновременно и нужен и неугоден монархам. Его проекты в финансовой сфере были достаточно прогрессивны, а критика бюджета заставляла идти Министерство финансов на нестандартные меры. Но, даже будучи на высших государственных должностях, он оказался невостребованным, так как был готов служить, а не прислуживаться. Большинство предложенных им проектов отклонялись как нереалистичные, вчастности проект денежной реформы. Граф заработал репутацию «человека энциклопедических сведений, с блестящим даром слова и вкусным пером», а его речи поражали современников сходством с речами мудрецов древности. Однако консерваторы, а таковых в правящих кругах России в то время было абсолютное большинство, видели в нем только «софиста» и «политического мечтателя». Ставили ему в укор и политическую непоследовательность и даже дружбу одновременно с такими антиподами, как М. М. Сперанский и адмирал А. С. Шишков. Впрочем, с последним его связывала только прежняя морская служба и цеховая солидарность.

Примечательно, что за границей имя графа как экономиста пользовалось едва ли не большей заслуженной известностью, чем в России. Этому способствовало отсутствие на родине крупных публикаций Н. С. Мордвинова с систематическим изложением его взглядов, рукописный характер большинства его работ, а так же то, что яркая и трагическая судьба его друга и единомышленника М. М. Сперанского в просвещенных слоях русского общества затмила «стойкую и благородную фигуру» нашего героя. Однако многие исследователи считают его основоположником национальной системы политической экономии и теории протекционизма, «русским Фридрихом Листом», впрочем, опередившим своего германского коллегу на четверть века.

В зрелые годы Н. С. Мордвинов вел уединенную, умеренную, домашнюю жизнь, постоянно занимался делами. При этом он не жалел средств на благотворительность. У себя он принимал преимущественно ученых, артистов и литераторов. Среди аристократов он слыл вольнодумцем и республиканцем, а общение со знатью он сознательно свел до минимума. До последних дней жизни его отличала «старческая красота и благодушная ленивость» в сочетание с реализмом и прагматизмом. Он не разделял модного в то время в высшем свете увлечения масонством, холодно относился к иллюминатам. Со старомодной настойчивостью адмирал напоминал о необходимости строгого соблюдения законов, ибо «жезл царствования есть жезл правости». С этим связана и его нелюбовь к доносам, особенно анонимкам, которым он не давал хода. Даже его внешний вид в старости имел некоторую «финансовую составляющую». Портрет Н. С. Мордвинова похож на портрет президента США Б. Франклина, причем именно на тот, который помещен на стодолларовой купюре. Такая вот связь времен и народов на почве денежного обращения.

В отличие от большинства своих российских современников, Николай Семенович большое внимание уделял методу исследования, в котором явно прослеживаются элементы комплексности и даже системности. На вопросы финансов он смотрел широко, связывая экономические успехи с развитием просвещения и науки. Своеобразным эпиграфом могут служить слова ученого: «…ум и наука есть орудие богатства». Свободу он считал непременным условием порождения народного богатства, а главными условиями в совокупности называл «свободу, просвещение, собственность и правосудие». Благосостояние государства он ставил в зависимость от благосостояния частных лиц, от гармонии общественных и частных интересов. Причиной всех бед в финансовой сфере адмирал считал несоответствие доходов и расходов государства, постоянный дефицит, порождающий внешние займы и выпуски необеспеченных ассигнаций. В своей записке «О вредных последствиях для казны и частных имуществ от ошибочных мер управления государственным казначейством» (1816) он объявил ассигнации злом и «дурной монетой», а единственной достойной мерой считал их уничтожение. Для осуществления этой операции он не исключал продажу казенных земель.

Ученый настаивал на строгом согласовании расходов с доходами, а всякие излишние траты считал преступлением. При этом, подобно А. Смиту, он не выступал противником всех налогов, но сформулировал свою оригинальную позицию, основанную на умеренном налогообложении только доходов, но не имущества. Ученый был категорическим противником введения новых налогов. Архаичный уже в то время гильдейский сбор он предлагал сделать «крайне умеренным» и считать его своеобразной платой купцов казне за предоставление дополнительных личных прав.

Вполне современны идеи ученого об обложении оборота алкоголя. Адмирал не приветствовал уничтожения в 1819 г. винных откупов, так как, по его словам, «казна стала единственным откупщиком». По верному его замечанию, главная проблема винной государственной монополии – в возможных злоупотреблениях чиновников, слабости и коррумпированности государственного аппарата. Фактически им было предложено разрешить свободную продажу алкоголя, при этом его оборот должен быть обложен акцизом, ставка которого должна меняться в зависимости от объема продаж. Параллельно он предложил вовсе ликвидировать кабаки и принять все меры «для народной трезвости и нравственности». Примечательно, что само винокурение ученый не считал нужным напрямую ограничивать, а беспошлинный вывоз российского алкоголя предлагал всячески стимулировать. Отметим, что цикличность смен винной монополии и винных откупов является особенностью финансовой истории нашей страны, причем критики с одинаковым рвением разносили в пух и прах как введение первой, так и возврат вторых. Вот такая печальная закономерность.

Н. С. Мордвинов показал себя противником натуральных повинностей крестьян, прежде всего по починке дорог и долгосрочной военной службе. В 1811 г. он сформулировал революционное предложение о введении срочной солдатской службы, причем срок этот определил в 7–8 лет. Это способствовало бы сохранению рабочих рук в сельском хозяйстве и промышленности. С этим предложение адмирал опередил соответствующие преобразования более чем на полвека. Любые личные повинности относились им к особым налогам и подлежали в связи с этим отмене.

Примечательно, что свои взгляды, усвоенные еще в молодые годы, он никогда не менял. К тому же его стиль изложения материала отличается четкостью и доступностью, практически все его мысли закончены и ясны. Этим ученый сильно отличается от характерной для того времени витиеватости и тяге к парадоксам. Н. С. Мордвинов был не только и даже не столько теоретиком, сколько практиком, все его работы написаны по конкретным поводам, исходя из нужд практики, содержат в себе перечень конкретных предложений и немало числовых выкладок. Однако тяга к практической направленности исследований иногда играла с адмиралом злую шутку. Если в его проектах обычно понятно, что делать до или после преобразований, то переходные положения обычно отсутствуют, как и просчет альтернативных вариантов. В этих случаях он, как говорится, чего-то не договаривает. В целом это не влияет на ясность и доступность изложения, но придает исследованиям некоторую линейность. Налицо и утилитарный подход ученого ко многим экономическим и социальным проблемам. Так, Николай Семенович предлагал вкладывать государственные средства, прежде всего, в развитие прикладной науки и технических учебных заведений, что дает практическую пользу. Это совмещалось с предложениями развития просвещения народных масс, расширения системы библиотек. Свою приверженность распространению просвещения адмирал показал и на практике, решительно выступив против гонений на профессуру Петербургского университета, развернутых в 1821 г.

Будучи последователем А. Смита, он не разделял идей фритредерства, крайностей экономического либерализма и свободы торговли. Его можно считать одним из первых отечественных идеологов государственного стимулирования развития отечественной промышленности посредством таможенного покровительства и государственного кредитования. В полемике между фритредерами и протекционистами он был наиболее ярким и последовательным представителем последних. В этой части Николай Семенович стал одним из первых в Европе выразителей подобной точки зрения и заслужил звание «первого сознательного русского протекциониста».

По проблемам финансовой системы государства Н. С. Мордвинов написал целый ряд работ, которые представляли собой проекты преобразований, записки и рассуждения по разным поводам. Непосредственно после написания были изданы только «Рассуждения о могущих последовать пользах от учреждения частных по губерниям банков» (СПб., 1813, переизданы в 1816 и 1829). Эта книга, ставшая до известной степени центральным трудом исследователя, имела грандиозный успех и была переведена на итальянский язык. Русский реформатор отстаивал идею о том, что основное назначение банков – аккумулирование капиталов, выдача ссуд, организация торгового и денежного оборота. Он показал себя последовательным противником налогов на имущество, так как они «ущербляют» частное хозяйство. В этой работе ученый изложил проект «выкупа налогов», согласно которому через 50–60 лет должны быть отменены все налоги на имущество, а остаться должен один необременительный подоходный налог. Губернские банки должны быть инструментом выкупа налогов посредством помещения в них денежных средств, собранных из подоходных налогов, «сбора для составления общего сокровища». В этом исследовании предложено ввести прогрессивный подоходный налог. Отметим, что А. Смит о подоходном налоге не писал, хотя о нем упоминал Ж. Б. Сей. Однако У. Питт в 1798 г. впервые ввел подоходный налог в Англии, а с 1799 г. он взимался уже по прогрессивной шкале. Возможно, англоман Н. С. Мордвинов знал об этом, но первые теоретические работы о нем на Западе появились только в 40–50-х гг. XIX в. В этой части прозорливость нашего героя не вызывает сомнений.

В целом же этот проект с очевидностью утопичен даже для своего времени и вызывает целый ряд вопросов. Остается непонятным, за счет чего будет финансироваться бюджет за 50–60 лет срока «выкупа налогов». Если старые налоги сохранятся, а новый подоходный налог будет взиматься сверх них, то это не стыкуется с общей идеей уменьшения налогового бремени. К тому же губернским банкам был, по сути, установлен план получать ежегодно не менее чем 10 % прибыли, что в условиях рыночной экономики выглядит вообще достаточно странным. Не продумано и предложение Н. С. Мордвинова о резервировании капиталов на случай войны, ибо не указан источник их поступления. Если это просто новый налог, то его сбор в условиях и так непомерного налогового бремени только создал бы дополнительные трудности. Все эти проблемы адмирал обошел стороной, постоянно подчеркивая приверженность сокращению налогов, уменьшающих народное благосостояние.

Остальные его финансово-правовые работы были опубликованы преимущественно в сборниках «Архив графов Мордвиновых» (в 10 томах, СПб., 1901–1903). Это касается таких исследований, как правило, имевших характер проектов и записок («мнений»), как: «Устав государственного трудопоощрительного банка» (1801), «О внутреннем займе» (1809), «Некоторые соображения по предмету мануфактур в России и о тарифах» (1815, переизд. 1816, 1833, переведена на французский в 1816), «Частные банки» (1818), «О мерах улучшения государственных доходов» (1825) и др. Эти «мнения» издавались мизерным тиражом, и сам автор любил их распространять среди знакомых.

Николай Семенович также настаивал на придании бюджету статуса закона, наделении банков ролью не «мешка для хранения денег», а инструмента для проведения активной финансовой политики (эмиссионной, кредитной, заемной и др.). Его можно признать одним из первых в России сторонников активного кредитования, в том числе государственного, с целью развития экономики, сторонником замены подушной подати поземельным налогом. Отметим, что его финансово-экономические взгляды не остались без внимания исследователей как в досоветский, так и советский период.

Подлинно научное исследование проблем финансового права многие специалисты связывают с творчеством Николая Ивановича Тургенева (1789–1871). Он родился 11 октября 1789 г. в Симбирске в дворянской семье. Это был выпускник университетского благородного пансиона, затем вольнослушатель Московского университета (до 1808). В дальнейшем молодой дворянин продолжил обучение в Геттингенском университете в Германии, получив основательные знания по политэкономии и финансовому праву. Там он слушал лекции профессора А. Сарториуса, автора сокращенного учебного курса, написанного по А. Смиту. По мнению одного из исследователей творчества Н. И. Тургенева – Е. Т. Тарасова, именно лекции названного профессора послужили руководящей нитью для будущего сочинения по теории налогов. Однако, как писал А. И. Буковецкий, Тургенев последовательно приложил общие начала учения А. Смита и И. Бентама к построению налогов. Но «нельзя даже сравнивать разбросанные и незаконченные замечания о налогах А. Смита или учителя Тургенева Сарториуса с этой системной работой „Опыт теории налогов“».

После завершения учебы в 1812 г. Н. И. Тургенев поступает на службу в уже известную нам Комиссию составления законов. С 1813 по 1816 г. в качестве русского комиссара Центрального административного департамента союзных правительств он сопровождал российские войска в зарубежном походе и работал в оккупационной администрации, где сотрудничал с прусским государственным деятелем и ученым Л. Штейном. После возвращения в Россию в 1816 г. Тургенев назначается исполняющим дела статс-секретаря Госсовета, а с 1819 г. – еще и управляющим III Отделения канцелярии Министерства финансов. В основу своей научной и политической позиции он положил идею свободы, источником которой является наука, образование и просвещение.

В то время это был один из самых перспективных государственных чиновников, но одновременно он начал сотрудничать с тайными декабристскими обществами. Вероятно, в 1819 г. он вступает в Союз благоденствия, а затем – в Северное общество. В 1824 г. Николай Иванович выехал на лечение за границу и 14 декабря 1825 г., в день восстания декабристов, находился в Париже. Его участие в тайных обществах было выявлено Верховным уголовным судом по делу декабристов, и он был заочно осужден к ссылке в каторжные работы навечно. Оставшись за границей, ученый стал политическим эмигрантом, проживал сначала в Лондоне, затем в Париже. В своих изданных за рубежом на французском языке работах он впервые обнародовал некоторые из финансовых проектов М. М. Сперанского, о которых говорилось выше. Впрочем, Н. И. Тургенев не выразил особого пристрастия к своему бывшему руководителю, хотя и заметил, что «если только Россия когда-нибудь будет иметь беспристрастную историю, имя Сперанского упомянется в ней с некоторой честию». В дальнейшем материалы его сочинений еще долго служили основанием для суждений о личности М. М. Сперанского и его преобразованиях.

После смерти Николая I в 1855 г. бывший декабрист был восстановлен во всех правах, а в 1857, 1859 и 1864 гг. посещал Россию, где принимал участие в обсуждении проектов отмены крепостного права. Умер 29 октября 1871 г. на своей вилле под Парижем. Дальний родственник и известный русский писатель И. С. Тургенев писал, что Николай Иванович скончался тихо, почти внезапно, без предварительной болезни. За два дня перед кончиной, несмотря на свои 82 года, он еще совершал прогулки верхом. Похоронен был на парижском кладбище Пер-Лашез.

Его основная работа по финансово-правовой проблематике «Опыт теории налогов» была издана в Петербурге в 1818 г. и выдержала переиздание в 1819 г. В СССР ее переиздали в 1937 г., памятуя декабристское прошлое автора. Последнее по дате издание приходится на 1998 г. Н. И. Тургенева интересовали учение о налогах и крестьянский вопрос. Это сочетание выводит его на исходную точку адептов учения физиократов, но в действительности ученый был последователем А. Смита, сторонником экономического либерализма и свободы торговли. Критики писали, что сочинение Н. И. Тургенева о налоге написано под влиянием работы А. Смита «Исследования о природе и причине богатства народов». Отметим, что это проявляется не только в активном цитировании положений этой работы, но и в созвучии идей авторов. Так, «главные правила взимания налогов», по Тургеневу, являются, по сути, разъяснением принципов налогообложения А. Смита. Между тем автора нельзя считать подражателем А. Смита. А. И. Буковецкий отмечал, что, читая работу Тургенева, «легко видеть, как искусно он переработал воззрения французских энциклопедистов XVIII в., как интересно их мысли связываются у него с идеями Ж. Б. Сея и Дж. Стюарта».

«Опыт теории налогов» Н. И. Тургенева в российской литературе был удостоен звания первого истинно научного сочинения, где рассмотрены все проблемы, связанные с налогами, глубоко продуманного, оригинального и даже самого выдающегося труда на уровне лучших западных образцов. И. И. Янжул (о нем см. далее) так писал о сочинении Н. И. Тургенева: «Если бы это сочинение было в свое время издано на языке более распространенном в Западной Европе, оно заняло бы видное место между лучшими в начале XIX века трудами по теории налогов… С обширными сведениями автор соединяет тонкий аналитический ум и дар прекрасного изложения… По условиям того времени и состоянию самой финансовой науки на Западе сочинение Тургенева долго оставалось у нас своего рода оазисом в пустыне».

Книга написана на основе изученной автором экономической литературы Германии, Англии, Франции. В ней рассмотрены все вопросы о налогах, начиная от их происхождения, источников, общих начал (правил) налогообложения и до описания различных видов налогов и порядка их взимания. Автором этого исследования бумажные деньги (при чрезмерном, не обеспеченном металлической монетой выпуске) рассматриваются как особый вид налогов.

Н. И. Тургенев о происхождении, понятии налогов и главнейших правилах взимания (основных началах налогообложения). Ученый утверждал, что налоги служат признаком образованности. По способу назначения, распределения и собирания налогов можно судить о сведениях, распространенных в народе; по количеству собираемых налогов – о его богатстве: две главнейшие черты, означающие образованность и просвещение. Автор особо подчеркивал, что во многих государствах введение налога делается с согласия народных представителей. Образ правления и «дух народный» определяют и успешность налогов, «готовность уплачивать налоги всего более видна в республиках, отвращение к налогам – в государствах деспотических». В отношении величины налогов Н. И. Тургенев отмечал, что правительство должно брать столько, сколько нужно для удовлетворения истинных потребностей государственных, а не столько, сколько народ дать в состоянии.

К главным правилам взимания налогов ученый относил следующие. Во-первых, правило о равном распределении налогов, согласно которому налоги должны распределяться между всеми гражданами в одинаковой соразмерности; пожертвования каждого на общую пользу должны соответствовать его силам, т. е. доходу. Однако, как считает автор, не нарушая должного равенства в распределении налогов, правительство обязано отклонять тяжесть налога от простого народа. Во-вторых, правило об определенности налога означает, что количество налога, время и образ платежа должны быть определены, известны платящему и независимы от власти собирателей. Третье правило связано с собиранием налога в удобнейшее время. В-четвертых, собирание налога должно быть дешевым. И наконец, общим правилом Н. И. Тургенев признавал взимание налога с чистого дохода, а не с самого капитала, чтобы источники государственных доходов не истощались.

Н. И. Тургенев об источниках налогов, классификации налогов и порядке их собирания (взимания). Вслед за А. Смитом он относил к источникам общественного дохода землю, капитал, работу (труд). На этом основании автор проводил классификацию налогов: налоги с дохода от земли; налоги с дохода от капиталов; налоги с самих капиталов; налоги с дохода от заработной платы; налоги, падающие на все три вышеназванных источника доходов без различия. Затем каждый класс (разряд) налогов автор рассмотрел с позиции их соответствия упомянутым выше правилам собирания налогов. При этом Н. И. Тургенев привел обширный иллюстративный материал по рассмотренным видам налогов из практики европейских стран (Англии, Франции и др.), гораздо реже – России. Не случайно профессор Петербургского университета В. А. Лебедев отмечал, что сочинение «Опыт теории налогов» составлено из иностранных источников, не содержит в себе почти никаких указаний относительно России. Так, например, обращаясь к подушным (поголовным) налогам, автор признал их суть следами необразованности предшествовавших времен, не соответствующими принципу взимания налога с учетом доходов лица. Налоги с потребления (косвенные налоги) ученый подразделял на два вида в зависимости от объекта налогообложения: налогообложение предметов, необходимых для жизни, и налогообложение предметов роскоши. По словам Н. И. Тургенева, предметы, необходимые для жизни, желательно освободить от налога, но такого ни в одном государстве не будет, так как эти налоги являются важным доходом любого государства. В то время как налоги с предметов роскоши такого дохода не приносят, так как служат для потребления более ограниченному кругу лиц. Поскольку от таких налогов государство отказаться не может, постольку «необходимо стараться налагать подать с потребления сколь возможно ближе к тому, кто, наконец, должен нести оную». При характеристике пошлин на границах государства особенно ярко проявляются фритредерские взгляды автора, последователя А. Смита. Н. И. Тургенев выступал против запретительной и распорядительной системы таможенных и пограничных пошлин. В частности, он писал: «…совершенных запрещений ввоза и вывоза товаров никогда делать не должно, разве требует того безопасность государства и граждан».

Рассматривая порядок взимания налога, ученый сопоставил две системы собирания налогов: откупщиками и чиновниками правительства. Предпочтение автор отдает последнему способу, поскольку он несет меньше притеснений налогоплательщикам и приносит доход не меньший, чем откуп. В отношении неисправных плательщиков налогов Н. И. Тургенев считал несправедливым применение телесных наказаний и тюремного заключения, так как налоги берутся не с лица подданного, а с его имения (имущества, дохода). Лишение свободы за недоимку, по словам автора, – совсем безрассудное средство.

Значительное место в сочинении Н. И. Тургенева отводится вопросам о бумажных деньгах. По суждениям автора, при нормальном состоянии денежного обращения, когда ассигнации равны в ценности чистым деньгам, бумажные деньги представляют собой не что иное как средство обращения. В случае необоснованного увеличения выпуска бумажных денег, когда их ценность снижается по сравнению с ценностью чистых денег, то в этом случае бумажные деньги превращаются в налог, притом налог, весьма неравномерно разделенный между гражданами. Наилучшим, выгодным средством «поправления курса государственных ассигнаций» Н. И. Тургенев считал «продажу за ассигнации недвижимых имений государственных», а получаемые за имения ассигнации следует немедленно уничтожать.

В. Т. Судейкин полагал, что в названном труде Н. И. Тургенев подверг критике денежно-кредитную реформу гр. Канкрина. Сделанные Тургеневым возражения были двоякого рода: одни касались способа восстановления металлического обращения, другие же были направлены против главных оснований реформы. Н. И. Тургенев считал возможным восстановить металлическое обращение, уничтожив ассигнации мелких достоинств, указав на вред выпуска депозитных билетов мелких достоинств, ссылаясь на пример Франции.

При своем появлении труд Тургенева не встретил никаких цензурных затруднений, но спустя 7 лет в связи с осуждением его по делу декабристов книга подверглась гонению: обнаруженные властями экземпляры были отобраны и уничтожены.

На обложке первого издания «Опыта теории налогов» автор поместил многозначительное изречение: «Сочинитель, принимая на себя все издержки печатания сей книги, предоставляет деньги, которые будут выручаться за продажу оной, в пользу содержащихся в тюрьме крестьян за недоимки в платежах налогов». Тургенев был в свое время в числе немногих, кто ратовал за отмену крепостного права. В 1819 г. он написал небольшое сочинение об отмене крепостного права, предназначавшееся для императора Александра I.

Труд Н. И. Тургенева, особенно после 1825 г., не вызвал широкой полемики, а затем даже замалчивался. Сочинение имело немало противников. Однако те же М. М. Сперанский и Н. С. Мордвинов, не соглашаясь с основными взглядами Тургенева, поддержали его, особенно Мордвинов, отдавая должную дань знаниям и таланту младшего современника. Отметим, что в заключение своего исследования и анализа обращения бумажных денег Н. И. Тургенев пришел к выводу о том, что «в нынешнем состоянии Европы все правительства должны устремить свое внимание на поддержание и сохранение кредита государственного… Век кредита наступает для всей Европы. Усовершенствование системы кредитной пойдет наряду с усовершенствованием политического законодательства, в особенности с усовершенствованием системы представительства народного».

Эта идея приобрела форму учения, научной теории о государственном кредите в трудах другого декабриста – Михаила Федоровича Орлова (1788–1842). Это был представитель знаменитого рода Орловых, давшего видных деятелей екатерининского царствования Григория Алексеевича и Алексея Алексеевича (являлись родными дядями нашего героя). Родился 25 марта 1788 г. в Москве. Его образование началось с модного в то время Пансиона французского эмигранта аббата Николя, где он обучался с 1796 по 1801 г. Затем его определяют юнкером в Коллегию иностранных дел, но юношу больше прельщала военная карьера. В 1805 г. он поступает в Кавалергардский полк.

На его воинскую службу пришелся разгар Наполеоновских войн, а сам М. Ф. Орлов непосредственно участвовал в сражениях под Аустерлицем, при Фридланде, в Отечественной войне 1812 г. (оборона Смоленска, Бородино и др.). С получения первого офицерского звания корнета (1807) до генерал-майора (1814) минуло всего семь лет. Не зря поется в известной песне о том, что «кавалергарда век недолог», но Михаил Федорович прошел все испытания с честью и остался жив. В заграничных походах русской армии он успел поучаствовать в «битве народов» под Лейпцигом (1813) и во взятии Парижа, акт капитуляции которого был им и подготовлен. Войну он окончил в зените военной славы, с орденами Св. Георгия 4-й степени и Св. Анны 2-й степени, целым рядом других боевых наград. После пребывания в составе оккупационной администрации во Франции и исполнения военно-дипломатических поручений он возвращается в Россию, где становится флигель-адъютантом Александра I.

Вершиной его военной карьеры стала должность командира 16-й пехотной дивизии со штабом в Кишиневе, куда он отправился в 1820 г. Пребывание за границей пробудило его интерес к общественной жизни, увлечение масонством, и в 1817 г. он инициирует создание тайного общества «Орден русских рыцарей». В том же году Михаил Федорович вступает в литературное общество «Арзамас», в которое входил уже упомянутый выше Н. И. Тургенев. В дальнейшем он стал участником «Союза благоденствия» (1818–1821). В период пребывания в Кишиневе круг общения генерала составили А. С. Пушкин, П. С. Пущин и другие деятели русской культуры.

Руководство достаточно обширным хозяйством пехотной дивизии породило у будущего ученого чисто практический интерес к проблемам финансирования, но никаких научных изысканий на сей счет он, насколько известно, в тот период не имел. В начале 1823 г. М. Ф. Орлов отстраняется от командования дивизией, попав под подозрение в неблагонадежности как участник тайных обществ. Это положило конец его блестящей военной карьере, однако дало ему больше времени для самостоятельных занятий политэкономией и историей. 14 декабря 1825 г. отставной генерал находился в Москве и участия в восстании декабристов не принимал. При этом он попал под подозрение и был арестован. Только благодаря заступничеству брата, А. Ф. Орлова, в тот период приближенного Николая I, Михаил Федорович смог избежать уголовной ответственности. Дело ограничилось отправкой в имение под надзор калужского генерал-губернатора. Затем ему разрешили проживать в Москве, где он тесно общался с А. И. Герценом, П. Я. Чаадаевым, другими общественными деятелями и деятелями культуры. Однако кипучая энергия привыкшего быть в центре общественной жизни генерала не находила выхода.

Таким своеобразным «выходом» для нее стала научная деятельность, плодами которой явился труд «О государственном кредите», оконченный в 1832 г. После цензурных придирок и последующих исправлений книга была опубликована анонимно в 1833 г. Цензор заметил, что в работе рассматриваются не только финансовые, но и политические вопросы. В связи с этим автору пришлось изъять из рукописи текста положения о связи государственного кредита с состоянием политических свобод, об общественном значении учения о государственном кредите. Без купюр цензора эта книга была издана в Лейпциге в 1840 г. под заглавием «О государственном кредите. Сочинение русского государственного деятеля».

Первоначально книга не вызвала значительного интереса общественности. Осталась она незамеченной, за редким исключением, и русскими учеными-финансистами, причем не только современниками автора, но и жившими на рубеже XIX–XX вв. Только в 1841 г. И. Горлов в своей книге «Теория финансов» отметил, что сочинение М. Ф. Орлова отличается «особенностью взгляда», и впервые назвал имя автора анонимно вышедшей книги. Критически восприняли учение о кредите М. Ф. Орлова и его бывшие соратники – декабристы. Н. И. Тургенев писал: «Мне как будто всегда суждено противоречить ему, ибо я настолько же резко расхожусь с его финансовыми и мануфактурными теориями, насколько я расходился с его воинственными и завоевательными теориями». Другой декабрист, Н. А. Бестужев, считал, что М. Ф. Орлов преувеличивает значение кредита.

Напротив, в советский период труд М. Ф. Орлова, с учетом его принадлежности к декабристам, был «поднят на щит». Этому способствовало и то, что прогрессивность автора противопоставлялась тогдашнему министру финансов Е. Ф. Канкрину, который был, естественно, «реакционером». Подчеркивались приоритет русского ученого перед автором аналогичных исследований, немецким ученым К. Дитцелем (1829–1884), рекомендация М. Ф. Орлова шире использовать государственный кредит, сочетая его с умеренным налогообложением. Но надо иметь в виду, что это писалось в основном сразу после завершения Великой Отечественной войны, когда была официальная установка на доказывание приоритета всего русского, особенно в отношении немецкого. Вопрос о приоритете нуждается в дальнейшем исследовании. Между тем книга К. Дитцеля «Система государственных займов, рассматриваемых в связи с народным хозяйством» вышла в Германии в 1855 г., в то время как труд М. Ф. Орлова на немецком языке был издан в 1840 г.

Советские критики русского ученого не преминули отметить его «буржуазную ограниченность» и даже «непонимание марксизма», хотя К. Маркс в период написания труда «О государственном кредите» еще ходил в гимназию. По-нашему мнению, М. Ф. Орлов был готов к занятию высших государственных должностей в финансовой сфере, а реформаторский потенциал был очень значительным. Более того, многие его идеи были созвучны идеям Александра I в первые годы его царствования, а затем и замыслам М. М. Сперанского. Судьба М. Ф. Орлова, как и вышеназванного Н. И. Тургенева, в этом контексте сложилась трагически, а их замыслы не послужили основой для финансовых реформ, а стали предметом дискуссий исследователей об упущенных шансах. Умер М. Ф. Орлов 19 марта 1842 г. и похоронен на Новодевичьем кладбище.

М. Ф. Орлов заслуженно снискал себе славу не только героя Отечественной войны 1812 г., участника движения декабристов, но и основоположника теории государственного кредита. Его книга о государственном кредите вышла в свет в период финансовой реформы в России, целью которой было восстановление металлического денежного обращения путем девальвации. Проводилась она министром финансов Е. Ф. Канкриным.

В своем исследовании М. Ф. Орлов поставил цель: «вникнуть в самую сущность кредита», «обратить внимание общества на чистое и ясное изложение кредитной системы. По мнению ученого, основания государственного кредита сводятся к следующим правилам: 1) употреблять умеренные налоги не иначе как на обыкновенные издержки; 2) удовлетворять чрезвычайные нужды посредством займов; 3) совершать займы с уплатой вечных процентов без возвращения капитала; 4) стараться давать векселям правительства вольное и удобное обращение; 5) учредить кассу погашения с достаточным капиталом для уплаты процентов, для постепенного выкупа части векселей и поддержания курса всей массы государственных обязательств.

М. Ф. Орлов писал, что государственный кредит есть наука, основанная не на одних отвлеченных умозаключениях, а на строгих правилах, испытанных судьбой правительств, доверявших или не доверявших ее началам. В подтверждение этого тезиса ученый показал государственный кредит в действии на конкретных примерах из истории финансов Франции и Англии. При этом Франция олицетворяла отрицательный пример предубеждения против кредитной системы, а Англия – наоборот, положительный пример. Именно употребление государственного кредита признается автором основанием величия Англии. При этом М. Ф. Орлов обращается к цифрам и фактам, которые он получил из трудов Ж. Б. Сея, Т. Мальтуса, Д. Рикардо, В. Мирабо, Ж. Неккера и др., а также из официальных источников, периодических журналов, ведомостей. Все ученые, и с ними солидарен наш автор, единогласно утверждают, что большие политические перевороты начинаются расстройством финансов. И к этой несомненной истине ученый добавляет, что «устройство финансов и, следовательно, благоразумное ведение государственного кредита есть настоящий способ закрыть навсегда эпоху политических переворотов и заменить ее эпохой полезных преобразований».

Кроме книги «О государственном кредите» М. Ф. Орловым была написана еще одна работа на экономическую тему – «Мысли о современном состоянии кредитных установлений в России». Полного текста этой работы не сохранилось. Источником, рассказывающем о содержании этого труда, является конспект, составленный под руководством А. Х. Бенкендорфа и Л. В. Дубельта после смерти М. Ф. Орлова.

М. Ф. Орлов считал необходимым проведение кредитно-финансовой реформы. Он ратовал за ликвидацию существующих кредитных учреждений: Комиссии погашения долгов, Коммерческого банка, Ассигнационного банка, Опекунского совета, Государственного заемного банка, приказов общественного призрения. Взамен же ввести новую систему выпуска ассигнаций и учредить новый банк для их погашения. Поскольку М. Ф. Орлов был сторонником системы известного финансиста Франции Дж. Ло, постольку речь, вероятно, шла об учреждении крупного частного банка. Однако министр финансов Е. Ф. Канкрин был категорически против частной банковской деятельности. Именно это, возможно, и послужило причиной того, что рассматриваемая работа так и не была выпущена в печать.

М. Ф. Орлов закрывает галерею государственных деятелей, ставших учеными в первой половине XIX в.

В заключение отметим, что Н. С. Мордвинов является автором наибольшего числа проектов преобразований в сфере финансов, банковского дела и денежного обращения. Его предложения о ликвидации натуральных повинностей, сокращении военного бюджета, стабилизации денежного обращения отличались реалистичностью и эффективностью. Н. И. Тургенев может быть отнесен к числу первых отечественных специалистов в сфере налогового права, а М. Ф. Орлов обоснованно причисляется к числу авторов новаторских исследований по теории кредита.

 

Вторая половина XIX в. стала во многом переломной в истории Западной цивилизации. Европейские революции 1848–1849 гг. в значительной степени подтолкнули реформаторские процессы, но наибольшего прогресса смогли достичь страны, избежавшие социальных потрясений. Например, путем парламентских реформ 1832 г. и 1867 г. Англия фактически оформила представительную демократию. В вечно бурлящей Франции в 1855 г. был установлен режим Второй империи Наполеона III, создавший благоприятные условия для экономического развития страны. Гражданская война в США 1861–1865 гг. привела не только к сохранению единства страны и отмене рабства, но и открыла путь для дальнейших социальных и политических реформ. Завершение формального объединения Италии в 1870 г. позволило этой стране перейти от внутренних раздоров к государственному строительству. К 1871 г. формируется единая Германия под эгидой Пруссии. Ее канцлер, в прошлом суперконсерватор, О. Бисмарк также повел свою страну по пути реформ.

На этом фоне особенно наглядно проявилось своеобразие России, где осознание необходимости реформ приходило значительно позднее, чем созревали объективные предпосылки для их проведения. К концу 50-х гг. Россия стала крупнейшим государством мира, с площадью 19,6 млн кв. км и населением около 68 млн человек. Абсолютные цифры экономического роста с начала XIX в. впечатляли: число мануфактур выросло в 75 раз, производительность труда в промышленности – в 3 раза. Одновременно число крепостных, работающих в обрабатывающей промышленности, снизилось с почти 59 % до немногим более 18 %. Объем вывоза товаров за это время увеличился почти в 4 раза, а ввоза – почти в 5 раз. Ежегодный вывоз хлеба за это время вырос в 6 раз. Но крепостное хозяйство полностью утратило свою динамичность, исчерпало ресурсы качественного роста. Оно еще могло существовать довольно долго, но лидирующее положение России в мировой системе могло бы быть тогда утрачено безвозвратно. Именно реформы 60–70-х гг. XIX в., начиная с отмены крепостного права в 1861 г., позволили придать экономическому развитию необходимую динамику. Вторая волна финансовых реформ пришлась на первую половину 80-х гг. XIX в. Тяжесть этих преобразований легла на плечи Н. Х. Бунге и его соратников.

С конца 50-х гг. произошло пробуждение общественной и научной мысли, в том числе финансовой. Во многом благодаря этим условиям появилась новая генерация государственных деятелей в сфере финансов, которые начинали свою карьеру нередко с научных изысканий или активно занимались ими на протяжении всей государственной деятельности. В некоторой степени к этой категории относились М. А. Балугьянский и Е. Ф. Канкрин, которые стали заниматься научными исследованиями ранее начала государственной службы. Однако Е. Ф. Канкрин не работал в учебных учреждениях, а основные свои труды по финансовой тематике подготовил уже будучи знатным сановником. М. А. Балугьянский был приглашен в Россию не только как ученый-педагог, но и как эксперт в сфере финансов, а его участие в государственных преобразованиях в решающей степени определило и направление его научной деятельности.

Представители новой генерации, напротив, сначала показали себя перспективными исследователями, а порой стали и маститыми учеными, и только затем достигли определенных степеней в служебной иерархии. Эти процессы могли происходить и параллельно. Не исключены случаи, когда служебные поручения направляли и научный поиск. При этом несомненно одно: новая генерация чиновников имела преимущественно университетское юридическое образование, готовила самостоятельные научные труды, получала научные степени и звания. Этому способствовало и то, что система университетского образования, начавшая формироваться в первые годы XIX в., к середине этого века дала уже свои многочисленные плоды. В государственный аппарат пришли образованные чиновники, интересы которых выходили далеко за пределы утилитарных карьерных устремлений. Даже их чиновничья карьера порой напоминала карьеру молодых университетских преподавателей. Так, и те и другие совершали длительные научные зарубежные командировки, заканчивающиеся представлением письменных научных трудов, отчетов. Этим путем прошли многие персонажи данной главы, в том числе М. Х. Рейтерн, В. А. Татаринов, Е. И. Ламанский и др.

 

5.1. Творцы финансовых реформ 60-х годов (Ю. А. Гагемейстер, М. Х. Рейтерн, В. А. Татаринов и др.)

Финансовые реформы 60-х гг. XIX в. стали одними из самых сложных и продолжительных в череде преобразований того периода. Началось все с учреждения Государственного банка (1860) и образования при Министерстве финансов Главного выкупного учреждения для проведения выкупных операций (1862). 22 мая 1862 г. введены «Правила о составлении, рассмотрении и выполнении государственной росписи и финансовых смет министерств и главных управлений», и с этого же года государственная роспись стала публиковаться. В 1864–1868 гг. все государственные доходы были сосредоточены в кассах Государственного казначейства Министерства финансов. Был реорганизован Государственных контроль, значение которого существенно возросло, а в 1865 г. созданы местные органы госконтроля – государственные палаты. К 1863 г. винные откупа были заменены акцизными сборами на производство спиртных напитков, а с 1866 г. – и на табак. Для взимания акциза были созданы губернские и окружные акцизные управления. При этом Департамент разных податей и сборов Министерства финансов был разделен в 1863 г. на Департамент неокладных сборов (занимался косвенными налогами) и Департамент окладных сборов (занимался прямыми налогами).

Все эти гигантские преобразования связаны в значительной степени с именем министра финансов в 1862–1878 гг. М. Х. Рейтерна и государственного контролера в 1863–1871 гг. В. А. Татаринова, однако практически все персонажи данной главы в разной степени были к ним причастны.

Наше повествование мы начнем с Юлия Андреевича Гагемейстера (1806–1878). Выходец из дворян Лифляндской губернии, в 1828 г. он окончил юридический факультет Дерптского университета со степенью кандидата права. Свою карьеру начал в Министерстве финансов, был членом Русского географического общества. Последнее являлось своеобразным дискуссионным клубом, где формировались взгляды будущих реформаторов 60-х гг. Председателем этого общества был младший брат Александра II великий князь Константин Николаевич. Его активными деятелями являлись К. К. Грот (будущий первый директор Департамента неокладных сборов Министерства финансов), А. П. Заблоцкий-Десятовский, М. Х. Рейтерн, Е. И. Ламанский и др. Все они в той или иной мере имели отношение к финансовым реформам и науке финансового права. К этим персонажам мы еще вернемся.

С 1858 по 1862 г. Юлий Андреевич был директором Особой канцелярии по кредитной части Министерства финансов, имел ранг тайного советника (светский генерал-лейтенант), статс-секретаря (с 1860). Он принимал активное участие в реформах 60-х гг., входил в Комиссию по реформе банков, стал ближайшим сподвижником министра финансов М. Х. Рейтерна, был избран членом-корреспондентом Петербургской академии наук. Юлий Андреевич выступал поборником устранения препятствий в развитии внутренней и внешней торговли России. Предметом его исследований стали вопросы охранительных таможенных пошлин, государственной росписи и кредитов. Перу Ю. А. Гагемейстера принадлежит первое в России исследование по истории финансов «Разыскания о финансах Древней России», которое было увенчано Демидовской премией от Академии наук. Оно охватывало время от начала Руси до середины XV в. и разделено на три периода: до 988 г. (до принятия христианства), до 1236 г. (удельный период) и до 1462 г. (татарское владычество, освобождение от него и объединение России под московским единодержавием). В. А. Лебедев писал, что это сочинение Гагемейстера не дает полной картины нашего древнего финансового быта в его историческом развитии, тем более что многое у него основано на догадках. Но, тем не менее, заключает рецензент, для общего знакомства с финансовым строем древней России это сочинение очень пригодно.

Позднее он стал автором новаторских исследований по денежному обращению, русским железным дорогам и теории налогов. Впоследствии ученый был назначен сенатором, неизменно поддерживал проведение в жизнь реформ 60–70-х гг.

Особый интерес специалистов вызывала его работа «О теории налогов, примененной к государственному хозяйству». В ней был дан догматический и сравнительно-правовой анализ податей (налогов и сборов) в европейских государствах (Англия, Франция, германские государства) и России с позиций теории налогообложения. Все подати (налоги и сборы) автор классифицировал на 7 категорий: 1) подати личные (подоходный налог, разрядная подать, сбор с торгующих и с промышленников, подушная подать); 2) подати имущественные (земельная подать, подать с домов, сборы с недвижимых имуществ, сборы за потребление предметов роскоши, сборы с предметов потребления (сахар, табак, крепкие напитки, соль), пошлины с привозных товаров); 3) сбор с капиталов; 4) сборы за особые оказываемые правительством услуги; 5) неопределенные сборы; 6) подать с сибирских золотопромышленников; 7) мирские и земские сборы.

Ю. А. Гагемейстер приходит к выводу, что нет ни одного вида податей (за исключением налога на денежные капиталы, вверенные правительству), которые соединяли бы в себе все условия теории, а именно обеспечение необходимого согласования интересов казны (неизменное и безнедоимочное поступление предположенного оклада и дешевизна его взимания) и интересов плательщиков (уравнительность и желание наименьшего стеснения в занятиях). По каждому виду налогов ученый выявил недостатки и преимущества, особенности взимания, их роль (долю) в налогообложении в различных странах в зависимости от социально-экономических условий. Например, в отношении подоходного налога он называл последний правильнейшим из личных податей, основанным на точной ежегодной оценке имущества каждого гражданина. Однако этот налог исполним только там, где «гражданственность развита в высшей степени, всего лучше в небольших общинах, в городах, где сосед надзирает за соседом, и всякое укрывательство невозможно и считается постыдным».

Сборы с недвижимых имуществ, по словам автора, из существующих налогов более других обеспечивают казну, но по неизменности своей тягостны для плательщиков, как доказано опытом многих европейских государств. Поземельная подать требует точнейшей оценки земли, обходящейся обыкновенно столь дорого, что может быть предпринята только там, где стоимость земли высока и налагаемая в соразмерности с ней подать покрывает эти расходы. В отношении косвенных налогов (пошлин с предметов потребления) автор полагал, что в системе налогов и сборов им следует отдать предпочтение. Но при этом, по его мнению, необходимо следовать примеру Великобритании и не облагать пошлинами товары, составляющие предметы потребления неимущих людей. И завершил он свою работу провозглашением принципа стабильности налоговой системы: «Не вполне удовлетворительный, но старый налог, к которому привык народ, часто предпочтителен новому, правильнейшему, потому что плательщики уже внесли его в свою частную смету, и что рабочая плата и цена товара установилась в соразмерности с ним. При введении новой подати… непременно происходит колебание в ценах и перевес всегда на стороне продавцов… цены возвысятся от нового сбора прежде, чем вследствие отмены старого успеют понизиться цены товаров, на которые он упадет».

Все персонажи этой части нашего исследования, как уже указывалось, в той или иной мере связаны с финансовыми реформами 60-х гг. XIX в. Однако руководящую роль в их проведении сыграл Михаил Христофорович Рейтерн (1820–1890). Он родился 12 сентября 1820 г. в Смоленской губернии. Это был потомок обрусевших выходцев из Германии, имевших, однако, голландские корни. Его отец, ветеран почти всех войн России с 1799 г., стал впоследствии генерал-лейтенантом русской армии, командиром кавалерийской дивизии. При этом семья жила небогато, с учетом того, что у будущего ученого и государственного деятеля было еще 12 родных сестер и брат. Двоюродная сестра М. Х. Рейтерна была замужем за известным поэтом В. А. Жуковским, общение с которым благотворно сказалось на формировании впечатлительного юноши. После обучения в частном пансионате он поступил в Царскосельский лицей, бывший в то время своеобразной «кузницей кадров» высших управленцев. Его учителем в сфере финансов был профессор политэкономии И. И. Ивановский (1807–1887). В 1839 г. по окончании лицея с серебряной медалью М. Х. Рейтерн поступает на службу в Министерство финансов, а затем переходит в Министерство юстиции, став там чиновником для особых поручений. В отличие от некоторых своих предшественников с европейскими корнями, он почти в одинаковой мере владел русским, немецким, французским и английским языками, но родным для него уже был русский.

Его избрание в 1847 г. членом Русского географического общества имело далеко идущие последствия. Здесь он начал работу под руководством великого князя Константина Николаевича, был им замечен и переведен на службу в Морское министерство, которое возглавлял его покровитель. Этому предшествовала публикация ученого о морских бюджетах Англии и Франции, которая понравилась великому князю. Кружок сподвижников Константина Николаевича, сложившийся вокруг него в Морском министерстве, как мы уже упоминали, стал своеобразным штабом грядущих реформ, а его участники получили наименование «константиновцев» и даже «константиновских орлов». Одним из самых ярких «орлов» был М. Х. Рейтерн, являвшийся негласным консультантом шефа по экономическим и правовым вопросам. В тот период уже вполне сформировались его качества потенциального лидера: ровный и сдержанный характер, спокойствие, твердость убеждений в сочетании со способностью идти на компромиссы. Однако его знание России пока ограничивалось коридорами канцелярий трех министерств (финансов, юстиции и морского), да продолжительной командировкой по Центральной России в первой половине 1855 г.

Не имея богатырской стати и здоровья, этот рано полысевший человек со «шкиперской» бородкой имел дар убеждения и способность выбирать себе как достойных покровителей, так и деятельных помощников.

В конце 1855 г. он почти на три года был командирован за границу для изучения «финансового строя» государств Запада. Молодой ученый посетил Пруссию, США, Францию и Англию. Особенно вдохновил его опыт США, вследствие чего он стал американофилом, а в кругу друзей даже прозывался «янки». По возвращении в Россию в 1858 г. он подготовил подробный отчет о командировке. Его материалы легли в основу ряда публикаций в журнале «Морской сборник», в которых были намечены контуры будущих финансовых преобразований.

Несколько позднее свое финансовое кредо он выразил в записке на имя Александра II, статс-секретарем которого он был назначен в том же 1858 г. Первоначально М. Х. Рейтерн был сторонником либеральной фритредерской концепции, доминировавшей в то время в западной финансовой науке. Тормозом в развитии России ученый считал всевластие государства и подавление «личной экономической инициативы трудящихся», крепостное право, архаичное сословное деление, что особенно важно, средневековую подушную подать и неравномерное наложение налогового бремени. Рецепт излечения он видел в рациональном законодательстве и соответствующем «гражданском устройстве». При этом Михаил Христофорович предлагал жестко ограничить расходы казны на содержание государственного аппарата, сократить армию и флот, т. е. всемерно снизить сметные расходы, ликвидировать питейные откупа и начать преобразование податной системы на принципах подоходности. Далее он предлагал ввести налог на земли помещиков и недвижимость в городах, обеспечить более справедливую раскладку гильдейских сборов за право торгово-промышленной деятельности, обложить гербовой пошлиной те коммерческие сделки, которые ранее от нее были освобождены.

Для покрытия дефицита государственного бюджета он советовал использовать такое средство, как продажа государственного имущества. Единственным спасением от инфляции и средством восстановления стабильности денежного обращения он считал устранение неразменных бумажных денег и возврат размена бумажных денег на звонкую монету. Для этого предполагалось восстановить металлический фонд Госбанка и свободное металлического обращение. В отличие от Е. Ф. Канкрина, он считал необходимым развертывание активного железнодорожного строительства, причем не только за счет казны, но и через привлечение частных акционерных капиталов, иностранных капиталов. Ученый резонно полагал, что развитие экономики является залогом «здоровой» финансовой системы. Главными пунктами в его программе были достижение сбалансированного бюджета, который должен стать открытым и гласным, жесткий контроль за его расходованием, умеренное налоговое бремя в соответствии с уровнем доходов, стабильное денежное обращение. Ориентиром служил опыт стран Запада.

В 1859 г. Михаил Христофорович возвращается в Министерство финансов, где входит в узкий круг идеологов преобразований наряду с Ю. Г. Гагемейстером (о нем говорилось выше), Н. Х. Бунге, В. А. Татариновым, Е. И. Ламанским, В. П. Безобразовым (о них будет сказано ниже). С 1859 г. он участвовал в так называемых «экономических обедах» в лучших ресторанах столицы (чаще всего в ресторане Донона), которые играли роль своеобразного дискуссионного политического клуба. Они были своеобразным каналом реализации политической и научной активности тогдашней элиты, так как официально политико-экономическое общество учредить не представлялось возможным. Обеды проводились раз в месяц, а их главным организатором много лет был В. П. Безобразов. Помимо вышеназванных лиц, в экономических обедах участвовали великий князь Александр Александрович (будущий Александр III), еще ряд великих князей, будущие министры финансов С. А. Грейг и И. А. Вышнеградский и др. Поскольку легальные организации в то время были запрещены, экономические обеды стали интеллектуальной площадкой по выработке проектов финансовых реформ. С 1861 г. он принимал участие в частном кружке российских экономистов, в который входили также И. В. Вернадский, Е. И. Ламанский, А. И. Бутовский (1817–1890) и др.

Работал М. Х. Рейтерн и в Редакционной комиссии, готовившей отмену крепостного права, в комиссиях по пересмотру системы податей и сборов, о земских банках, о преобразовании коммерческих банков. С 1860 г. Михаил Христофорович заведует делами Комитета финансов, который являлся органом по выработки законоположений, связанных с проблемами финансов. Наконец, в 1862 г., в возрасте 42 лет, М. Х. Рейтерн возглавил Министерство финансов. Во многом стараниями нового министра с 1862 г. начала публиковаться государственная роспись доходов и расходов (т. е. бюджет впервые стал гласным, с него была снята традиционная секретность), а с 1866 г. – отчеты государственного контролера. Вместе с В. А. Татариновым он разработал правила формирования и утверждения ежегодной государственной сметы и государственной росписи. Во многом его стараниями была создана система частных банков, которых на начало его министерства в России просто не было. Активно развивалось государственное и частное кредитование посредством сети банков, взаимно-кредитных обществ, ссудо-сберегательных товариществ. Резко активизировалось железнодорожное строительство. Михаил Христофорович активно привлекал к работе в министерстве лучших специалистов в области финансов.

Еще одной заслугой Н. Х. Рейтерна было его пристальное внимание к проблемам финансовой статистики. Во многом по инициативе нового министра начал издаваться «Ежегодник Министерства финансов» (1869–1916), который первоначально именовался «Сборником сведений и материалов по ведомству Министерства финансов» (1866–1868). Показательно, что в качестве приложения к этому изданию в 1866–1867 гг. публикуется работа немецкого ученого К. Г. Pay «Основные начала финансовой науки». Вскоре «Ежегодник» стал авторитетным изданием. Статистические данные о России публиковались там по следующим разделам: население и территория, государственное хозяйство, городское и земское хозяйство, кредиты и банки, биржи, акционерное дело, пути и средства сообщения, промышленность, торговля. Материалы данного журнала стали не только результатом обобщения всех официальных данных, имеющих отношение к финансам, но и хорошим подспорьем для деятельности государственных органов и научных исследований финансово-правового характера.

Усилиями М. Х. Рейтерна и его сподвижников в стране была введена общая система бюджетного учета и отчетности, провозглашен принцип бюджетного и кассового единства. С 1870 г. из росписей и отчетов наконец-то исчезли дефициты. В нашу задачу не входит всестороннее рассмотрение финансовых реформ того времени, но их научная проработка и глубина замысла очевидны. Также очевидно и то, что не все задуманное удалось: не состоялась денежная реформа, вне государственного контроля остались казенные и субсидируемые бюджетом частные железные дороги. Сверхсметные ассигнования продолжали «буравить» бюджет, архаичная подушная подать так и не была отменена, хотя и несколько уменьшилась. Крах ряда банков и акционерных обществ вкупе с возросшим масштабом банковского мошенничества шокировали отечественного обывателя. Увлечение чисто бюджетно-налоговой стороной реформы привело к игнорированию ряда социальных проблем, в том числе рабочего и крестьянского вопросов. Концессионная система строительства железных дорог была слишком затратной для бюджета, а концессионеры получали большие и необоснованные прибыли. Русско-турецкая война 1877–1878 гг. подорвала хрупкое финансовое равновесие, и М. Х. Рейтерн подал в отставку. Однако в 1881 г. его снова призвали на пост председателя Комитета Министров, несмотря на то, что он был слаб здоровьем и практически ослеп. На этом посту он проявил себя мастером компромисса и окончательно ушел в отставку только в 1886 г., хотя формально сохранил членство в Госсовете и председательство в Комитете финансов. В начале 1890 г. престарелый ученый был возведен в графское достоинство. Еще до этого он стал членом Петербургской академии наук (1863), Вольного экономического общества (1870), был награжден всеми высшими российскими орденами, включая Александра Невского и Андрея Первозванного, рядом иностранных орденов. Умер он 11 августа 1890 г. в Царском Селе.

Его человеческие качества и научные способности достойны самой высокой оценки. Русский историк финансов Е. Н. Фену так писал о нем: «Отличаясь необычайным трудолюбием и обширными познаниями в финансовом деле, граф М. Х. Рейтерн был человеком твердых убеждений, беспристрастным и всегда равным в общении. При сдержанном и спокойном характере, он имел мягкую, отзывчивую душу…» Это был человек высокой личной порядочности, для которого работа была смыслом жизни. Он так и не создал собственной семьи, а весь свой досуг посвящал научным изысканиям и чтению книг. Впрочем, времени на подготовку публикаций в последний период его жизни было крайне мало, поэтому они в основном ограничены текстами официальных выступлений.

На примере М. Х. Рейтерна можно проследить, как научно проработанные и широкие реформаторские замыслы выхолащивались из-за недостатка настойчивости и даже некоторой слабости характера их автора. Этот русский ученый с немецкими корнями не был бойцом, а его способность к компромиссу иногда шла в ущерб осуществлению намеченного. Если ученый М. Х. Рейтерн был на высоте и стал, скорее, интеллектуальным победителем, то государственный деятель М. Х. Рейтерн не смог в полном объеме реализовать свою программу. Впрочем, в условиях абсолютной монархии и всевластия бюрократии это было закономерным.

Одним из наиболее последовательных соратников М. Х. Рейтерна и полноправным соавтором финансовых реформ стал Валериан Алексеевич Татаринов (1816–1871). Выходец из дворян Владимирской губернии, сын майора русской армии, родился 16 августа 1816 г. Окончил Московский университетский благородный пансион, где обучался в одно время с будущим реформатором вооруженных сил Д. А. Милютиным. В 1835 г. он поступил на службу в Канцелярию государственного контроля, в 1840 г. стал чиновником для особых поручений при Контрольном департаменте гражданских отчетов, затем – помощником обер-контролера при Департаменте кораблестроения Морского министерства. Там он активно включился в проведение ревизий и законопроектную работу. Его усердие не осталось незамеченным, и после ряда промежуточных должностей в 1852 г. он назначается генерал-контролером Департамента гражданских отчетов. В 1855–1858 гг., практически параллельно с М. Х. Рейтерном, он командируется за границу для изучения постановки государственной контрольной деятельности. В. А. Татаринов посетил Францию, Бельгию, Пруссию и Австрию.

Своеобразным отчетом о командировке стал целый цикл его научных работ о финансовом контроле в Пруссии, Франции и Бельгии. Эти работы были подготовлены в сравнительном ключе. Второе издание этих работ в трех томах было дополнено И. И. Кауфманом. П. П. Гензель охарактеризовал это издание как «выдающееся и лучшее не только в русской, но и иностранной литературе, а дополнения Кауфмана превосходно восполняют пробелы и устарелости этого знаменитого отчета Татаринова».

Он вывел следующие основные принципы государственной отчетности и контроля, применяемые в иностранных государствах: 1) для всех управлений однообразное и рационально составленное исполнение и заключение смет; 2) единство кассы; 3) предварительный контроль; 4) ревизия государственных оборотов в независимом учреждении по подлинным документам; 5) соединение в этом учреждении проверки исполнителей и распорядителей.

После возвращения в Россию В. А. Татаринов назначается статс-секретарем и членом Совета Государственного контроля. Разработанный им проект реформы бюджетного, кассового и контрольного дела был в целом принят в 1859 г., а он стал тайным советником (1860). В 1861 г. его назначают членом Комиссии об улучшении системы податей и сборов, а также членом ученого комитета Министерства финансов.

В 1862–1868 гг. под его руководством проводится реформа государственного контроля, а с 1863 по 1871 г. он являлся Государственным контролером, главой единого государственного контрольного органа России, членом Комитета финансов. На этом посту он последовательно проводил идеи независимости и единства государственного контроля, а сам этот контрольный орган был наделен правом документальной ревизии всех государственных учреждений в центре и на местах. На государственной службе В. А. Татаринов заслужил ряд орденов, включая ордена Св. Анны 1-й и 2-й степени, Св. Владимира 2-й степени и Белого Орла, но подорвал здоровье и умер от разрыва сердца 14 февраля 1871 г. в Петербурге. Его шести малолетним детям из государственного казначейства было выдано 100 тыс. руб., так как он не оставил семье никакого состояния.

Общепризнанными являются заслуги В. А. Татаринова в проведении реформы Государственного контроля в 60-х гг. XIX в. Это признавалось и его современниками и нынешними исследователями. Так, А. А. Ялбулганов пишет, что на плечи В. А. Татаринова легла главная тяжесть практической реализации реформы Государственного контроля. Развивая идеи М. М. Сперанского о независимости контроля, он стремился создать полноправный и авторитетный Государственный контроль. Изучив и обобщив зарубежный опыт государственного контроля, В. А. Татаринов в 1858 г. представил Александру II проект организации бюджетного, кассового и контрольного дела в России. На доклад Татаринова государь наложил резолюцию: «По важности сего дела желаю, чтобы оно было прочитано в Совете Министров. Я со своей стороны совершенно разделяю ваш взгляд и желал бы, чтобы и прочие министры убедились в необходимости приступить к радикальному улучшению нашего счетоводства, так и вообще финансовой системы нашей». Предложения В. А. Татаринова рассматривались сначала в Комитете Министров, затем были переданы в «специальную комиссию» для разработки правил государственной росписи.

Как писал И. Х. Озеров, в проекте В. А. Татаринова был намечен полный переход к действующим в Западной Европе правилам относительно установления и исполнения росписи. Во-первых, в области организации бюджета он отстаивал составление единообразных для всех министерств и ведомств смет, которые включают все государственные доходы и расходы. Эти сметы должны рассматриваться и утверждаться одновременно с рассмотрением последнего отчета об исполнении государственного бюджета. Во-вторых, преобразование кассового дела в России предполагало введение единства кассы, когда все денежные средства должны быть переданы в ведение Министерства финансов. Татаринов предлагал даже ввести банковую систему касс, но проект не был у него достаточно разработан. В-третьих, по мнению В. А. Татаринова, единство кассы диктовало введение предварительного контроля. Он предлагал ввести предварительный контроль, так как только таковой может предупредить злоупотребления, в то время как последующий контроль в состоянии только раскрыть уже совершенное злоупотребление, а не предупредить его. Далее он предлагал производить ревизию по подлинным документам.

Предложения В. А. Татаринова встретили противодействие со стороны ряда министров, особенно это касалось введения документальной ревизии и предварительного контроля. В этой части преобразования так и не были проведены в жизнь в полном объеме, задуманном реформатором. Между тем 18 февраля 1859 г. Александр II утвердил разработанный нашим героем проект. В мае 1862 г. были приняты «Правила составления, утверждения и исполнения государственной росписи и финансовых смет министерств и главных управлений». Для реализации единства кассы Комиссия под председательством В. А. Татаринова составила правила о поступлении государственных доходов и производстве государственных расходов, известные под кратким наименованием «Кассовые правила». В реформировании Государственного контроля особым достижением было внедрение документальной ревизии. Вместо прежней системы рассмотрения общих министерских отчетов, органы Государственного контроля получили доступ к подлинным документам, вводилась и ревизия материальных ценностей. Реализация реформы контроля также была связана и с созданием местных органов Государственного контроля – контрольных палат в губерниях. Это исправило «существовавшее большое зло, крайнюю централизацию Государственного контроля», предоставило местным контрольным учреждениям значительную долю независимости в ревизионных действиях и решениях как по отношению к распорядителям, так и исполнителям. Однако, как отмечается в литературе, «хотя реформа Государственного контроля на деле получилась неполной, половинчатой, она все же сыграла положительную роль во многом благодаря усилиям В. А. Татаринова».

Возглавляя Государственный контроль, В. А. Татаринов в своих приказах и инструкциях разъяснял задачи, принципы и методы новой ревизионной системы. Так, он особо подчеркивал значение документальной ревизии, считая, что документ должен быть «прямым и исключительным орудием ревизии». При этом ревизор должен обращать внимание на хозяйственную целесообразность и выгодность операций в ревизуемых учреждениях. В. А. Татаринов полагал, что государственный контроль должен не столько преследовать нарушения, сколько предупреждать неправильные действия, а поэтому результаты ревизии должны выражаться не в количестве сделанных замечаний и налагаемых начетов, а в предупреждении неправильных действий.

Высокий профессионализм государственного деятеля и интеллектуальный уровень ученого он совмещал с неизменной порядочностью. Современники отмечали его богатые способности, усердие и горячую преданность своему делу относя его к наиболее близким сподвижникам М. Х. Рейтерна в деятельности, направленной к упорядочению смет и государственной росписи.

Можно сказать, что Валериан Алексеевич был близок к типу идеального государственного деятеля. Он мог совмещать решение текущих задач с работой на перспективу, адекватно оценивал людей, что называется, с первого взгляда, доброжелательность и открытость в личном общение совмещал с неуклонной требовательностью даже в мелочах. Его внешний вид также отличался новизной и тягой к преобразованиям: отсутствие бороды и усов, короткая прическа, несколько грубые, но мужественные и пропорциональные черты лица делали его похожим одновременно и на политика времен античности и на современных политиков Запада.

Главный контролер Николаевской железной дороги С. Л. Халютин, прослуживший в Государственном контроле более 35 лет, отмечал его политику в отношении выбора личного состава местных контрольных учреждений. Он набирался «из обыкновенной среды, зараженной прежними обычаями и преданиями». Однако нравственная сила примера В. А. Татаринова и «искренность убеждения в необходимости обновления» контроля, а также «феноменальное трудолюбие» были таковы, что «увлекли его сподвижников и сразу переродили их в людей, жаждавших правды и новых веяний». Он писал о Татаринове как о талантливом государственном человеке, который «на своих плечах вынес тяжкую борьбу с мраком и отсталостью, не желавшими примириться с новыми влияниями и потребностями и отстаивавшими прежний, отживший порядок. Эта борьба стоила ему даже жизни, так как он скончался внезапно в самый расцвет своих умственных сил и организаторских способностей, доказав, что добрые начала и интересы отечества одинаково дороги для каждого, как при парламентском правлении, так и при монархическом».

Кстати, С. Л. Халютин перевел на русский язык и написал введение переводчика к работе другого государственного служащего, управляющего Главной дирекцией актовых пошлин во Франции Э. Бессона «Бюджетный контроль во Франции и за границей. Историческое и критическое исследование финансового контроля первостепенных государств Европы» (СПб., 1901). Э. Бессон в названном труде дал оценку русскому Государственному контролю. Введение переводчика представляет собой объемное и развернутое исследование. В нем С. Л. Халютин излагает свои взгляды на российскую ревизионную систему, отмечая ее преимущества и недостатки по сравнению с контрольными системами Франции, Англии, Италии. В ряде случаев он не соглашается с характеристиками государственного финансового контроля в России, которые даны Э. Бессоном.

В Государственном финансовом контроле в России после реформы 60-х гг. XIX в., по мнению С. Л. Халютина, «торжествует признанная наукой и финансовой практикой идея разделения властей, способствующая более стройному ходу государственной администрации». Автор останавливается на истории становления Государственного контроля в России, рассматривает эффективность его деятельности на основе ежегодных Всеподданнейших отчетов Государственного контролера, дел из архивов Государственного контроля. Исследование завершается программой мероприятий «для придания русскому Государственному контролю большей силы и значения», причем многие из предлагаемых мер – это те проекты преобразований Государственного контроля, которые разрабатывал В. А. Татаринов, но они так и не были в полной мере проведены в жизнь. Среди этих мероприятий: расширение деятельности и прав Государственного контроля в ревизионном отношении, в том числе предоставление права предварительной ревизии всех государственных операций и предприятий. Сюда относится принятие нового ревизионного устава, материалы для которого начал собирать еще В. А. Татаринов, соединение отделений Госбанка с казначействами и др. Кстати, П. П. Гензель счел перевод С. Л. Халютина неудовлетворительным, а саму книгу Бессона второстепенной после сочинений Штурма и Татаринова о бюджетном контроле.

Примечательно, что и в советской литературе о В. А. Татаринове писалось преимущественно в благожелательных тонах, подчеркивалось его участие в «подготовке и проведении (1862–1866) буржуазных реформ государственного финансового контроля в России». Данная оценка характерна и для современных исследований.

Определенный вклад в изучение финансово-правовой проблематики внес Иван Васильевич Вернадский (1821–1884). Из числа других высших чиновников, занимавшихся проблемами финансового права, стоит отметить Андрея Парфентьевича (Парфеновича) Заблоцкого-Десятовского (1807–1881) и Федора Густововича Тернера (1828–1906).

В заключение отметим, что финансовыми реформами 60-х гг. руководили М. Х. Рейтерн и В. А. Татаринов, которые одновременно являлись как видными государственными деятелями, так и известными специалистами в сфере финансов. Вклад в их проведение внесли Ю. Г. Гагемейстер, а также персонажи следующего параграфа. Это уникальный для нашей страны случай, когда творцы идеологии преобразований и ученые совпали в одном лице с их исполнителями и политиками. Данный опыт оказался в целом положительным, хотя и показал, насколько тяжело проводить финансовые реформы в условиях абсолютизма.

 

5.2. Реформаторы в эпоху «контрреформ» (Н. Х. Бунге, Е. И. Ламанский, В. П. Безобразов и др.)

Вторая волна финансовых реформ пришлась на начало 80-х гг., причем проходили они в условиях стагнации в политической сфере, до недавних пор именуемой «эпохой контрреформ». Тем ценнее государственная деятельность министра финансов в 1881–1886 гг. Н. Х. Бунге, связанная с заменой оброчной подати с государственных крестьян выкупными платежами (с 1881), с созданием Крестьянского поземельного банка (1882), отменой подушной подати (к 1886), отменой соляного налога. Среди его соратников были как деятели предшествующего периода, так и новая генерация ученых – государственных деятелей, таких как Ю. Г. Жуковский и А. В. Куломзин.

Николай Христианович Бунге (1823–1895) является одним из основателей киевской школы финансового права, в связи с чем период его преподавательской деятельности в Киевском университете будет рассмотрен в соответствующем параграфе.

В 1880–1881 гг. Н. Х. Бунге являлся товарищем министра финансов, причем его программа преобразований в сфере денежной системы была изложена в его предшествующих научных публикациях. Это назначение было осуществлено вопреки воле тогдашнего министра финансов С. А. Грейга, что привело к натянутости в их отношениях. Примечательно, что новое назначение киевского профессора было позитивно встречено не только в либеральных кругах, но и в некоторых великосветских салонах. Почти сразу его начали сватать на пост министра финансов. Этому способствовала, помимо профессиональных качеств, его репутация порядочного человека, о которых в то время говорили: «пыль земли на них не легла». И впоследствии он не был замешан ни в одной сомнительной сделке, что для России того периода, как и любого периода вообще, было большой редкостью.

Кратковременное министерство А. А. Абазы закончилось отставкой последнего после воцарения Александра III. Не страдающий излишней застенчивостью С. Ю. Витте утверждал, что именно благодаря ему Н. Х. Бунге получил пост товарища министра финансов, так как он указал на данную кандидатуру тогдашнему всесильному сановнику М. Т. Лорис-Меликову. О своем предшественнике на посту министра финансов он отзывался так: «Н. Х. Бунге был одним из лучших в России профессоров по финансовому праву; человек он был вообще в высокой степени образованный и почтенный; от других министров финансов он отличался тем, что он занимался законами денежного обращения». Однако С. Ю. Витте не удержался и от своей традиционной шпильки: «Нужно сказать, что Бунге был более профессором и ученым, нежели министром финансов, так как, собственно говоря, экономическую и финансовую жизнь он знал мало».

В 1881–1886 гг. Н. Х. Бунге являлся министром финансов и членом Госсовета. Склонность к компромиссу при сохранении в неизменном виде основных своих идей помогла ему долго держаться на столичном политическом Олимпе. Ученый и политик был сторонником всесословности в податной политике, выступал за отмену круговой поруки в деревне, за единый паспорт для всех сословий. В перспективе ему виделся отход от общинного к подворному землевладению с соответствующим изменением налогообложения. Капитализм в городе и деревне, по его мнению, должен был развиваться равномерно, а для эффективного руководства экономикой было необходимо объединенное руководство.

Во многом благодаря его настойчивости и аргументированной позиции были проведены некоторые преобразования в финансовой системе России. Это касается создания Крестьянского поземельного банка (1882), отмены подушной подати (к 1886), замены оброчной подати с государственных крестьян выкупными платежами (с 1881), отмена соляного налога и др. Это отвечало его основной идее более справедливого разложения налогового бремени. Одновременно был увеличен сбор с гильдейских свидетельств и прикащичьих билетов, повышен поземельный налог, обложен сбором доход с процентных бумаг.

Известный ученый-финансист В. Г. Яроцкий (о нем см. ниже) оценил вышеназванные преобразования в качестве принципиальных улучшений податной системы. Он писал, что то время, когда министром финансов был Н. Х. Бунге, – почти единственное время в нашей истории финансовой системы, когда вводился ряд отдельных подоходных налогов, более справедливых, а следовательно, и более легких, как, например, налог на доход с денежных ссудных капиталов, с доходов промышленных предприятий, особенно акционерных, наследственные пошлины, оброчная подать преобразовалась в выкупные платежи и т. п. Плоды творчества Бунге пожинали и его преемники, в том числе и И. А. Вышнеградский, приостановивший преобразование нашей налоговой системы в этом направлении и проявивший свое творчество лишь в усилении прежних косвенных налогов и в изобретении новых – или таких мелочных, как на спички и дрожжи, или таких несправедливых, как страховые пошлины.

В 1887–1895 гг. Н. Х. Бунге был председателем Комитета Министров. Последние его прижизненные работы также были связаны с проблемами финансов. Его неосуществленной мечтой осталось издание первого в России политико-экономического словаря, который он готовил вместе с академиками Б. К. Веселовским и И. И. Янжулом и под публикацию которого уже были обещаны средства министром финансов С. Ю. Витте. Кончина ученого 4 июня 1895 г., который был душой этого мероприятия, не позволила опубликовать словарь и в дальнейшем. Примечательно, что в научном мире ученого искренне уважали, о чем свидетельствует избрание его в Петербургскую академию наук (1881, ординарный академик с 1890), почетным членом трех русских университетов (Новороссийского, Киевского и Петербургского), ряда научных обществ за рубежом (Лондон, Мадрид и др.). Среди его орденов есть высшие награды Империи: ордена Александра Невского, Св. Владимира 1-й степени, Белого Орла, а также ордена Черногории, Бельгии, Бразилии, он получил высший ранг действительного тайного советника.

Проблемы денежного обращения и в этот период представляли для Н. Х. Бунге научный и практический интерес. Он сопроводил предисловием перевод работы Д. Горна «Джон Ло. Опыт исследования по истории финансов» (СПб., 1895). Актуальность этого перевода, по его мнению, очевидна, так как «толкам о чудодейственной силе бумажных денег» не суждено умирать. Мысль о создании богатства, «при помощи неограниченного выпуска ничего не стоящих лоскутков бумаги, очень заманчива и всегда будет находить сторонников». Н. Х. Бунге, рассматривая «систему Джона Ло», пишет о коренном заблуждении Ло: «…для того чтобы бумажные орудия обращения имели ценность того металла, который на них обозначен (слова: рубль, франк, фунт стерлинг означают известное количество чистого золота и серебра), необходимо, чтобы за них можно было получить упомянутое в них количество золота и серебра, или же равноценность последних (эквивалент) в других товарах. Ничего подобного не могло быть при неограниченном выпуске бумажных денег, не обеспеченных монетой и не разменивающихся свободно на последнюю».

Н. Х. Бунге привлек к сотрудничеству целый ряд известных ученых – экономистов и финансистов, часть из которых получили высокие назначения в Министерстве финансов. В частности, это Ю. Г. Жуковский, А. В. Куломзин, а также профессор политэкономии Киевского университета Д. И. Пихно. Он поддерживал дружеские отношения с профессором И. И. Янжулом, которого пригласил на должность фабричного инспектора, а затем инициировал его избрание в Петербургскую академию наук. И. И. Янжул так вспоминал о первой встрече с министром: «Он принял меня крайне любезно и не как министр, а как профессор профессора, как старший товарищ младшего: мило, добро и участливо расспросил меня о последней моей работе по финансам и о будущих предположениях в смысле научных занятий».

Реформы и личность Н. Х. Бунге были предметом исследований уже его современников и сподвижников. Это относится к публикациям его соратников по Министерству финансов Е. Э. Картавцова (первый управляющий Крестьянским поземельным банком, ученик профессора по Киевскому университету), В. Т. Судейкина (о нем см. далее), Е. Н. Фену и др..

В частности, В. Т. Судейкин горячо одобрял финансовую политику Н. Х. Бунге, оценивал ее как первый серьезный шаг к введению большей равномерности в российскую систему налогообложения и к поднятию экономического уровня низших слоев населения. П. Л. Кованько посвятил этой проблеме специальное исследование. Более подробно мы скажем об этом при рассмотрении научного наследия П. Л. Кованько. Здесь же отметим, что, завершая свое исследование главнейших реформ, проведенных Н. Х. Бунге в финансовой системе России, он пришел к выводу о неосновательности возводимых на министра финансов обвинений в непоследовательности и доктринерстве, подчеркнул истинные его заслуги перед обществом и государством, а равно констатировал недостатки в деятельности. Интерес к личности ученого и политика, а равно к его преобразованиям в позднесоветский и постсоветский периоды также несколько активизировался.

Для нас немаловажно и то, что Н. Х. Бунге долгие годы был на высших государственных должностях, где его финансовые и административно-правовые воззрения отчасти нашли практическое применение. Например, отмена налога на соль вызвала немало возражений со стороны противников этой реформы. На эти возражения Н. Х. Бунге откликнулся небольшим по объему, но очень содержательным исследованием о налоге на соль. В этой работе он дал обзор мнений западных ученых о налоге на соль (К. Pay, Л. Штейн, П. Леруа-Болье, В. Рошер, А. Шеффле, А. Вагнер, К. Гок и др.), историческую справку о соляном налоге в России и его отмене, представил анализ общественного мнения по поводу отмены акциза с соли на основе источников массовой информации (газеты «Московские ведомости» и др.). Также он привел сравнительные таблицы продажной цены соли в России в местах добычи, добычи и потребления соли в разных странах Европы, в Англии в 1801–1844 гг. Автор отметил, что все выдающиеся экономисты и притом разных направлений высказались против налога на соль. Различия во мнениях заключались лишь в большей или меньшей настойчивости к отмене этого налога и способах отмены. В ряде стран в XIX в. (Англия в 1823 г., Норвегия в 1844 г., Португалия в 1846 г., Россия в 1881 г. и др.) налог на соль был отменен, а те государства, которые сохранили его, взимали в гораздо меньшем размере, чем прежде (Австрия, Германия, Франция и др.).

Соответственно, Н. Х. Бунге ставит вопросы. Во-первых, какие причины остановили замену этого налога, вредного для народного благосостояния, для промышленности и для финансов, другими, более правильными источниками государственных доходов? Во-вторых, действительно ли отмена соляного налога там, где она имела место, осталась без заметных последствий? В результате проведенного исследования автор пришел к выводу о том, что в России отсутствуют причины, которые содействовали сохранению налога на соль в ряде европейских стран. В указанных странах при высоком уровне общего благосостояния умеренный налог на соль не являлся особо обременительным для населения. Кроме того, огромное влияние на сохранение соляного налога имела фискальная сторона, т. е. легкость и удобство взимания. В России эти два обстоятельства отсутствуют. С учетом российских масштабов (просторов) солончаков отсутствует возможность установить строгий фискальный контроль в местах ее добычи. Н. Х. Бунге привел статистические таблицы, подтверждающие положительные последствия отмены налога на соль в России: увеличение производства соли, отпуска ее за границу, потребления соли, удешевление соли в размере, превышающем сложенный акциз, развитие промышленности. Общий вывод, который делает автор, – это отсутствие необходимости в восстановлении налога на соль; «восстановление налога на соль едва ли не окажется мерой наполовину бесполезной, потому что параллельно с поступлением соляного налога будут накапливаться недоимки в выкупных платежах».

Обратим внимание на то, что Николай Христианович был одним из первых ученых и, пожалуй, первым государственным деятелем, кто рассматривал проблемы финансового права в широком контексте других социальных проблем. К ним относятся решение «рабочего вопроса», государственное призрение неимущих, более справедливое обложение крестьян, увеличение финансирования науки и образования, прекращение явно убыточного для государства кредитования дворянства и др. На Западе такое решение социального вопроса связывалось с течением катедер-социализма, идеологом которого был немецкий ученый А. Вагнер. Н. Х. Бунге не был последовательным сторонником такого «государственного социализма», но и он предлагал целую систему государственных реформ, которую изложил в предназначенных для Николая II (которому он когда-то преподавал финансовое право) неофициальных «Загробных записках». По свидетельству управляющего делами Комитета Министров А. Н. Куломзина, на «Загробные записки» неоднократно ссылался в своих «всеподданнейших записках» С. Ю. Витте.

Интерес Н. Х. Бунге к фабричному законодательству носил вполне прикладной характер. О «рабочем вопросе» он высказался в том смысле, что это «важный государственный вопрос, правильная постановка которого необходима… Само собой, мы не можем сделать сразу много для рабочих, надо действовать осторожно, чтобы не раздражать заинтересованные предубежденные круги, но я убежден, что постепенно возможно будет ввести надлежащий порядок в этом вопросе и сделать все, что можно, для его изменений к лучшему». Не случайно именно по его инициативе были приняты первые фабричные законы 1882, 1884 и 1885 гг. В них он видел один из инструментов достижения внутренней стабильности и экономического процветания. Для этого он предлагал ввести и государственное страхование рабочих от несчастных случаев на производстве.

Как уже упоминалось выше, к числу видных государственных деятелей – реформаторов 60-х гг. относится Евгений Иванович Ламанский (1825 (по другим данным, 1826) – 1902), но наиболее активный период его деятельности пришелся именно на 70-е – начало 80-х гг. Вероятно, это первый потомственный финансист, с которым мы встречаемся на страницах данной книги. Он родился 13 декабря 1825 г. (или 1 января 1826) в семье потомственного дворянина И. И. Ламанского, который был директором Кредитной канцелярии Министерства финансов, позднее – сенатором. Семейное воспитание способствовало тому, что и его младший брат стал известным ученым, историком и филологом, академиком Петербургской академии наук. Е. И. Ламанский окончил в 1845 г. Александровский лицей, после чего поступил на службу в Государственную канцелярию, а с 1853 г. назначается чиновником по особым поручениям Министерства финансов. Из-за разногласий с руководством министерства в начале 1857 г. молодой чиновник уходит в отставку. Еще ранее он стал членом Русского географического общества, редактировал его «Вестник», занимался сбором статистических сведений о русских финансах. В «Сборнике статистических сведений о России, издаваемых Статистическим отделением Русского географического общества» (кн. 2, СПб., 1854) он опубликовал свои работы «Исторический очерк денежного обращения в России с 1650 г. по 1817 г.» и «Статистический обзор операций государственных кредитных установлений с 1817 г. до настоящего времени». Используя материалы и архивы государственных учреждений, ученый проследил особенности деятельности Государственной комиссии погашения долгов, Государственного ассигнационного банка, Государственного заемного банка, Государственного коммерческого банка, опекунских советов и приказов общественного призрения. Его вывод заключался в том, что финансовую систему нужно укрепить путем слияния многочисленных банковских учреждений в единый государственный банк. За эти исследования он был удостоен премии Русского географического общества. По его поручению в конце 1857 г. он выехал в научную зарубежную командировку, изучал деятельность банковских учреждений в Берлине, Брюсселе и Гамбурге. В Париже в 1857–1858 г. он непосредственно работал на различных должностях в Банке Франции, изучал все практические банковские операции. Во время пребывания в Лондоне он ознакомился с деятельностью Банка Англии. При этом он придерживался достаточно либеральных взглядов, а в Лондоне встречался с А. И. Герценом.

По возвращении в Россию в конце 1858 г. он снова поступает на государственную службу в Министерство государственных имуществ, публикует статьи по вопросам финансов в журналах «Экономист» и «Русский вестник». В конце 50-х гг. его включают в состав ряда комиссий: по подготовке отмены крепостного права, устройству банков и денежной системы, по банковским билетам. Это нашло отражение и в публикациях ученого. Затем он становится старшим директором Государственного коммерческого банка, работает над проектом Устава Государственного банка, в основу которого были положены принципы деятельности Банка Франции. С момента утверждения этого Устава в 1860 г. и основания Государственного банка Е. И. Ламанский состоит товарищем (заместителем) его управляющего, а в 1867–1881 гг. является управляющим Государственного банка. Вершиной его карьеры стало присвоение чина тайного советника и награждение рядом высших орденов, включая Белого Орла и Александра Невского. Нашего героя можно отнести к числу ближайших соратников М. Х. Рейтерна.

По инициативе Е. И. Ламанского был внедрен учет векселей, чековое обращение, впервые введена система единой кассы в банке. Он подготовил все инструкции по банковским операциям и делопроизводству, завел счетоводство и книги по образцу Банка Франции. За время его управления Государственным банком удалось ликвидировать 205 млн руб. государственного долга, оставшихся от упраздненных государственных кредитных учреждений, и привлечь вкладов до 2 млрд руб. При этом число филиалов Госбанка увеличилось с 7 до 55, а сумма основных капиталов с 16 до 28 млрд руб. По мнению сотрудника нашего героя Ф. А. Юргенса, «Ламанский создал Государственный банк и до последних дней, уже будучи в отставке, "болел" за его судьбу».

Евгений Иванович добивался полной законодательной гарантии независимости и самостоятельности Государственного (эмиссионного) банка, в том числе от Министерства финансов. Это он считал аксиомой финансовой науки и практики. Его деятельность должна регламентироваться исключительно уставом, который бы и определял объем выпуска кредитных билетов и все связанные с этим вопросы. К основным задачам этого банка ученый относил способствование сбережению золотого фонда и поддержание правильного денежного обращения. Твердым ориентиром деятельности Госбанка он считал опыт аналогичных банков Англии, Франции и Германии.

Он был автором проекта размена кредитных билетов на звонкую монету в 1862–1863 гг., который окончился неудачей, в том числе из-за спекуляций на вывозе золота и серебра за границу. К тому же Польское восстание 1863 г. привело к большим непредвиденным расходам, а вмешательство французского правительства сорвало выделение кредита банкирским домом Ротшильдов. Евгений Иванович считал, что для продуктивного развития промышленности и торговли, в первую очередь, необходим кредит, главное назначение которого заключается в «сближении капитала с трудом».

Он способствовал образованию первых частных кредитных учреждений, в том числе Петербургского общества взаимного кредита (1863). О необходимости создания таких обществ он информировал публику как в устной, так и письменной форме. Более того, Евгений Иванович состоял председателем его правления и добился активизации деятельности общества в 1864–1870 гг. В 1871–1874 гг. он был председателем правления Русского для внешней торговли банка, а также одним из совладельцев Березовского золотопромышленного товарищества. Входил банкир и в правление ряда железнодорожных компаний (что отразилось на его публикациях), причем не всегда легально. Такая активность вызывала у некоторых его современников подозрения в злоупотреблении служебным положением. Так, А. Н. Куломзин отмечал: «Очевидно, что у Ламанского денег нет и в особенности миллионов, потребных на железную дорогу. Зачем же его приглашают во все компании? Очевидно, по положению его…» Впрочем, никакого подтверждения этому предположению у нас нет, хотя репутация «чиновника-дельца» за ним закрепилась достаточно прочно. Даже в его облике улавливались два эти начала. Висячие бакенбарды и неизменный чиновничий сюртук с галстуком сочетались с короткой стрижкой и полным энергии взглядом, которого так не хватало многим его товарищам по службе.

После выхода в отставку в 1882 г. ученый состоял гласным Петербургской городской думы, Петергофского уездного земства, входил в правление ряда коммерческих банков. Уже будучи в отставке, он обращал внимание на то, что денежная реформа 1895–1897 гг. страдает отсутствием определенности и ясности. Е. И. Ламанский предлагал Указы 1897 и 1900 гг. дополнить изменениями в Уставе Госбанка для строгого предела выпуска кредитных билетов, гарантировать полнейшую независимость этого банка в рамках Устава и подчинить его надзору Высшего Правительства. Умер он 31 января 1902 г.

Его научная деятельность протекала в тесной связи со служебной. Евгений Иванович состоял членом Ученого комитета Министерства финансов (1861), Русского географического общества (1850), Вольного экономического общества (1859). Он был членом-корреспондентом Петербургской академии наук (1859). Его научные исследования в той или иной мере были связаны с вопросами банков и кредита. От большинства чиновников того времени он отличался широтой и глубиной мышления, был талантливым администратором, знатоком денежного обращения и банковских операций на Западе. Работу Госбанка он организовал на действительно научных основаниях, хотя о его моральных качествах однозначно судить трудно.

Еще одним соратником М. Х. Рейтерна, а затем и Н. Х. Бунге был Владимир Павлович Безобразов (1828–1889). Он родился 3 января 1828 г. в дворянской семье в г. Владимире, окончил с серебряной медалью Александровский лицей в 1847 г., где впоследствии преподавал политическую экономию и финансовое право (1868–1878), совмещая преподавание со службой в Министерстве финансов. В 1847–1849 гг. он трудился в канцелярии Государственного Совета. Впоследствии ученый также дважды приглашался читать лекции по политической экономии и финансовому праву великим князьям (в 1870 г. – Алексею Александровичу и Николаю Константиновичу в 1876 г. – Сергею Александровичу и Константину Константиновичу). Его общение с яркими учеными того времени, несомненно, оказывало влияние на научную и практическую деятельность в ранге государственного чиновника. Так, в своем дневнике он писал: «Я был у И. И. Янжула, застал там М. М. Ковалевского (о них см. ниже. – Авт.) и провел с ними целый день… Как приятно быть с людьми истинно просвещенными: понимают с полуслова и беседе нет конца. Мне приятно, что я внушаю доверие этим людям (и, кажется, симпатию)».

На страницах того же дневника В. П. Безобразов вспоминал, что Н. Х. Бунге выражал ему особую признательность за то, что тот протежировал ему, давал рекомендации на первых шагах его карьеры после прибытия из Киева в Петербург (1854 г.). Н. Х. Бунге был наиболее близким по духу В. П. Безобразову. Оба являлись представителями либеральной экономической школы, одновременно сотрудничали с журналом «Русский вестник», обсуждали общий круг вопросов, нередко ссылаясь друг на друга.

В. П. Безобразов являлся последовательным сторонником свободы предпринимательства и отмены крепостного права. Вместе с К. Д. Кавелиным, Д. А. и Н. А. Милютиными он создал литературный кружок, получивший название «Партия петербургского прогресса». По политическим взглядам В. П. Безобразов не относил себя ни к либеральной (чиновничьей), ни к консервативной (аристократической) партиям. Он подчеркивал, что никогда не имел серьезной поддержки ни той, ни другой партии и принадлежит «великой либеральной партии, с глубочайшим чувством русского патриотизма». Однако в Русском географическом обществе, где он некоторое время был секретарем, Владимир Павлович общался преимущественно с «константиновцами». В вопросах финансовой политики он оставался на либеральных позициях ограниченного вмешательства государства в указанной области. Он выступил против финансовой системы Е. Ф. Канкрина, которую называл средневековой, ратовал за создание частных банков, свободную торговлю, отмену налога на соль и табак и т. д., т. е. за реализацию в финансовой политике принципа ограниченного вмешательства государственной власти в экономические отношения.

В. П. Безобразов поступил на службу в Министерство финансов в 1849 г. секретарем, затем стал начальником канцелярии Департамента разных податей и сборов. Это повлияло и на его семейную жизнь, так как в 1852 г. он женился на дочери директора этого департамента Д. Н. Маслова. С 1854 по 1859 г. Владимир Павлович служил в Министерстве государственных имуществ, с 1859 г. был членом Комиссии по устройству земских банков и об улучшении податей и сборов Министерства финансов. На этих должностях В. П. Безобразов преимущественно занимался разработкой финансовых проблем. По линии Министерства государственных имуществ им были подготовлены и первые публикации по проблемам финансов. Уже в тот период молодой ученый отстаивал центральную роль кредита в развитии предпринимательства, был противником протекционизма. В. П. Безобразов писал о том, что организация кредита в России должна обусловливаться местными потребностями и характером российских государственных и общественных отношений. Однако в основание этого кредита должны быть заложены «те же всемирные условия кредита, которые обнаружились в подобных же учреждениях других государств». Впоследствии В. П. Безобразов возглавил Комиссию для устройства земских банков и результаты ее работы представил в виде отчета министру финансов. Он стал основным организатором «экономических обедов» в конце 50-х гг., о которых мы уже упоминали выше.

С 1860 г. почти ежегодно в летние месяцы В. П. Безобразов совершал поездки за границу для изучения работы иностранных банков, организации преподавания в местных университетах или посещал разные российские губернии. В 1862 г. он перевел на русский язык и издал с комментариями книгу Ж. Г. Курсель-Сенеля «Банки, их устройство, операции и управление». В том же году новый министр финансов М. Х. Рейтерн предложил корреспонденту «Московских ведомостей» В. П. Безобразову сотрудничество и подготовку разъяснительных статей о сути финансовой реформы для публикации в данном издании. Однако наш герой прямо заявил, что сначала желает узнать общий замысел преобразований министра, и предложил предварительно согласовать с ним в общем финансовый план. Естественно, что М. Х. Рейтерн не захотел ставить свои планы в зависимость от желаний начинающего ученого и публициста и свернул разговор. Это внесло в отношения нового министра и В. П. Безобразова некоторое отчуждение. Конечно, отдельные поручения от министра он получал, но собственно к активному участию в делах управления никогда не привлекался. Такая независимость суждений и прямота характера в совокупности с откровенностью высказываний сильно вредили его чиновничьей карьере. Отметим, что он был редактором «Вестника Императорского географического общества» (1857–1859), «Сборника статистических сведений о России» (1858), «Журнала Министерства государственных имуществ» (1858–1859). Большой научный резонанс имел издаваемый им в 1874–1880 гг. «Сборник государственных знаний».

Его облик вполне сочетался и даже выражал его внутренние убеждения. Он предпочитал сюртуки свободного покроя, а не чиновничьи мундиры, носил длинные волосы, хотя и имел большие залысины на лбу. Его лицо украшало нечто среднее между бакенбардами и бородой, но главным украшением были внимательные и выразительные глаза, отражающие богатый внутренний мир. Однако нечто старомодное к началу 80-х гг. было как в его внешнем виде, так и в идейных убеждениях, ибо старозаветное манчестерство уже отживало свое. По общему мнению, Владимир Павлович был человеком симпатичным и даже милым, его не коснулась даже тень чванства и важничанья.

В 1864–1885 гг. ученый являлся членом Совета министра финансов, получил чин тайного советника (1874), был избран сначала адъюнктом, а затем экстраординарным академиком (1864) Императорской академии наук по историко-филологическому отделению (политическая экономия и статистика). С 1873 г. В. П. Безобразов являлся членом-учредителем Института международного права. Будучи практиком, он не раз сожалел о низком общем уровне развития экономической науки в России, ратовал за распространение экономических знаний в обществе. В качестве примера он приводил финансовые реформы английских государственных деятелей У. Гладстона и его продолжателя Р. Пиля. Они «показали, в какую сторону должна обращаться государственная деятельность нашего времени». Отметим, что к государственному курсу после 1881 г. он относился отрицательно, осуждал некомпетентное вмешательство М. Н. Каткова в вопросы экономики. В 1885 г. В. П. Безобразов отказался принять пост товарища министра путей сообщения, и был назначен сенатором. Умер 29 августа 1889 г. из-за гангрены на ноге в результате неудачно вырезанной мозоли.

В течение его государственной службы ему поручали различные финансовые задачи, такие как определение возможности создания частного банковского сектора, изменение податных сборов, определение структуры государственных доходов, приватизация казенных заводов и др. Разработку таких вопросов В. П. Безобразов доводил до уровня самостоятельных научных трудов. В связи с этим все его работы были посвящены решению практических вопросов. Его можно назвать знатоком практической стороны проблем, чуждым всякого доктринерства. Своеобразным кредо ученого стали слова германского профессора Р. Гнейста о том, что управление надо осуществлять «по законам и через законы».

По его мнению, для подъема народного хозяйства необходимо совершенствовать кредитную и банковскую системы, упорядочить налоги и финансы как на общегосударственном, так и на местных уровнях. Рассмотрим финансово-экономические взгляды нашего героя.

В. П. Безобразов о государственных доходах и податной системе. Наибольший интерес в этом плане представляет его фундаментальная работа «Государственные доходы, их классификация, нынешнее состояние и движение (1866–1872), где он впервые свел и проанализировал все источники государственных доходов России. В то время публиковались лишь ежегодные «Государственные росписи доходов и расходов» по отдельным министерствам и ведомствам, не позволяющие представить общую картину по всему народному хозяйству России. Он предлагал поручить сведение всех ведомственных доходов и расходов Государственному Совету. Этот труд вошел в состав «Статистического временника Министерства внутренних дел» и был издан также на французском языке в мемуарах Императорской академии наук.

Рассматриваемый труд, по мнению автора, призван разрешить одну задачу: представить в строгой научной системе все действующие источники государственных доходов России, указав каждому виду их свое место, определив финансовую важность каждого вида в общей совокупности финансовых сил государства. При этом подчеркивалось и значение правильной классификации доходов: «зная однородность нескольких источников, нам гораздо легче в законодательстве и администрации применять к каждому из них общие правила действия, извлеченные из общих их свойств». При обосновании классификации государственных доходов автор в значительной части опирался на сочинения «германских финансистов, которым наша наука преимущественно обязана своей системой и всем своим движением».

Все государственные доходы В. П. Безобразов разбил на три категории в зависимости от финансовой силы как источника государственной казны. Первую категорию составляют налоги (подати и пошлины), источником которых являются финансовые силы населения. Вторая категория доходов – государственные промышленные доходы (регалии и промышленные доходы от продажи государственных имуществ, от использования государственного и казенного имущества и др.), где источником выступают финансовые силы государства. Третья категория государственных доходов обозначена как вспомогательные финансовые источники, не находящиеся в прямом распоряжении Государственного казначейства (добровольные пожертвования, случайные поступления и др.). В этой же работе Безобразов, рассматривая податную систему, сопоставлял налоговые поступления в России с финансовыми системами различных западноевропейских стран.

Здесь следует отметить, что В. П. Безобразов был лично знаком и находился в переписке с известными представителями исторической школы политэкономии немцами Л. Штейном, А. Вагнером и Б. Гильдебрантом. Сочинение последнего «Историческое обозрение политико-экономических систем» (СПб., 1861) было переведено В. П. Безобразовым. Ряд исследователей творчества Безобразова считают, что в этом переводе впервые в России появилось изложение экономических взглядов Ф. Энгельса на русском языке.

В. П. Безобразов о государственном хозяйстве и приватизации государственных предприятий. Уделяя по долгу службы особое внимание развитию промышленности, ученый провел исследование «Уральское горное хозяйство и вопрос о продаже казенных горных заводов» (СПб., 1869). Оно было итогом деятельности Комиссии, учрежденной императором для пересмотра системы податей и сборов и занимавшейся обсуждением проекта нового горного устава и составлением проекта условий передачи казенных горных заводов в частные руки. В результате инспекции казенных заводов и приисков в ряде губерний, на базе анализа богатейшего фактического материала он пришел к выводу о крайней убыточности казенных заводов, требующих ежегодных государственных субсидий и кредитов и, тем не менее, отстающих в техническом отношении от частных предприятий. Деятельность казенных заводов он характеризует как функционирование «системы, противной всяким здравым понятиям о государственном и народном хозяйстве», которая приносит государству только убытки. Он предлагал продать казенные предприятия с публичных торгов, при этом подчеркивая, что каждый завод надо продавать отдельно для стимулирования конкуренции.

В. П. Безобразов о банковской, кредитной системе. Ученый был убежден, что без кредита и его главных орудий – банков – немыслимы промышленность и торговля. Он видел главное препятствие для развития российской промышленности неразвитость банковской системы. Считается, что в 60-е гг. XIX в. В. П. Безобразов был лидером и вдохновителем направления сторонников развития частных банков и частного кредита в России (И. К. Бабст, Н. Х. Бунге, Ю. А. Гагемейстер, Е. А. Ламанский). К этому делу он привлек своего друга, управляющего Госбанком Е. А. Ламанского. Они устроили публичную дискуссию, популяризировали «банковские идеи» А. Сен-Симона и образовали Политико-экономическое отделение Императорского Русского географического общества. Эта организация оказала огромное влияние на государственную политику во время «Эпохи реформ». Под его редакцией и с дополнениями в России было, как уже указывалось, издано сочинение известного французского специалиста Ж. Г. Курсель-Сенеля «Банки, их устройство, операции и управление». К этой книге Безобразов не только написал предисловие и построчные комментарии, но и сделал приложения, относящиеся к России. Он отмечал своевременность и практическую значимость для России популярного в Европе издания, так как в стране назрела необходимость для промышленности и торговли «в могущественных пособиях кредита и банков». Характеризуя предлагаемое сочинение, Безобразов пишет о том, что оно отличается «счастливым соединением теории и практики», заключает в себе изложение всех политико-экономических и отчасти юридических и административных вопросов, относящихся к кредиту и банкам, может служить достаточно полным руководством для всякого практического человека – купца, банкира, администратора. Именно поэтому к переводу ученым были сделаны русские дополнения. Излагаются русское вексельное права и его недостатки, дан краткий очерк развития и современного ему положения банков в России, Положение о городских общественных банках сопровождается комментариями автора о правах, обязанностях и круге операций, приведены указы Сената, доклады министра финансов по банковым установлениям.

Для подъема крестьянского хозяйства В. П. Безобразов считал необходимым развивать дешевый поземельный кредит. В связи с этим ученый полагал, что полезно ознакомиться с кредитными учреждениями других государств, рассмотреть их достоинства и недостатки и почерпнуть полезные указания для организации поземельного кредита в России к выкупу крестьянских земель от крепостных повинностей. Относительно устройства в России ипотечных кредитных учреждений в форме казенных или частных банков В. П. Безобразов однозначно настаивал на организации частных банков, при этом правительство могло бы оказывать им содействие открытием ссуд на первоначальное обзаведение. В деле выкупа крестьянских повинностей предпочтительнее, по мнению ученого-практика, соединение правительственных гарантий с частным учреждением. Для поземельного кредита лучшей формой следует признать земские банки, что подтверждает и европейский опыт.

Выше мы уже упоминали о том, что Н. Х. Бунге на посту министра финансов привлек к работе целый ряд видных финансистов. К их числу относятся Юрий Галактионович Жуковский (1833–1907) и Анатолий Николаевич Куломзин (1838–1923). В той или иной степени проблемами финансового права во второй половине XIX в. занимались и другие государственные и общественные деятели, в частности Петр Александрович Валуев (1815–1890), Александр Илларионович Васильчиков (1818–1881), Дмитрий Андреевич Толстой (1823–1889).

Таким образом, исследования по проблемам финансового права, осуществляемые государственными чиновниками во второй половине XIX в., имели уже достаточно массовый характер. При этом финансовые реформы 80-х гг. в значительной степени были подготовлены и проработаны в научных исследованиях, посвященных зарубежному опыту и теории финансов. В наибольшей степени сочетать теорию с практикой удалось Н. Х. Бунге, вклад которого в развитие финансовой науки наиболее существен.

 

На рубеже XIX–XX вв. мир вступил в новую стадию экономического и политического развития. Это было связано не только с развитием монополистического капитализма и завершением политического раздела мира. Милитаризация и империалистические войны, периодические и углубляющиеся экономические кризисы, вопиющая социальная несправедливость и неравенство граждан одной страны – все это позволяет говорить о кризисе всей западной цивилизации и ее традиционных ценностей. К числу последних обычно относились полная свобода предпринимательства, неограниченная конкуренция, крайний индивидуализм, минимизация вмешательства государства в экономические отношения. В качестве ответной реакции идеологию буржуазного либерализма все более вытесняла идеология буржуазного реформизма с переориентацией преобразований в сторону большей социальной защищенности основной массы населения.

К сожалению, в России этот процесс запаздывал. Великий русский историк В. О. Ключевский в качестве одной из констант русской истории определил то, что «нужды реформ назревают раньше, чем народ созревает для реформ». Рубеж веков не стал в этом плане исключением. Внешне спокойное и стабильное царствование Александра III и первые годы правления его наследника Николая II давали шанс на эволюционные изменения в экономической и политической системе. Однако он в очередной раз не был использован в надежде на самобытность русского пути, патриархальные начала, соборность, незыблемость самодержавия. Как показали дальнейшие события, отсутствие глубинных преобразований самым пагубным образом сказалось на судьбе Российской империи.

 

6.1. С. Ю. Витте и его соратники (Д. И. Менделеев, М. П. Кашкаров, А. Я. Антонович, И. И. Кауфман, Н. К. Бржеский, А. Н. Гурьев и др.)

Самой яркой фигурой не только в ряду российских министров, но и всей отечественной управленческой элиты на рубеже XIX–XX вв. был министр финансов в 1892–1903 гг. Сергей Юльевич Витте (1849–1915). Он единственный в последней четверти XIX в. удостоился того, что экономические реформы стали называть его именем – «реформы Витте». Отметим, что они носили преимущественно финансовый характер. За более чем десять лет, которые он возглавлял Министерство финансов, среди его сотрудников побывал почти весь цвет российской финансово-правовой мысли. Однако не все его сотрудники стали его соратниками и единомышленниками. В этом единственном «именном» параграфе речь пойдет о последнем министре финансов России XIX в., а также о его выдвиженцах, ставших и его единомышленниками.

Литература о С. Ю. Витте и его деятельности достаточно обширна, что освобождает нас от необходимости подробно останавливаться на этапах его жизненного пути. С. Ю. Витте смог оптимально согласовать консервативный политический курс с реформированием финансовой системы страны, используя порой для ускорения преобразований совсем некапиталистические методы.

Его личность, как и его политика, всеми исследователями оценивается как противоречивая. Начнем с того, что он был потомком выходца из Голландии, но по материнской линии был связан с побочной веткой Рюриковичей (Долгоруких). К тому же родился он 17 июня 1849 г. в Тифлисе. Выпускник физико-математического факультета Новороссийского университета (1870) со степенью кандидата математических наук мог продолжить академическую карьеру, но предпочел деловую стезю. Темой его кандидатского исследования была одна из проблем бесконечно малых величин – «Выяснение понятий о пределах», однако в дальнейшем он имел дело преимущественно с очень большими денежными суммами. Начав чиновничью службу в канцелярии одесского генерал-губернатора, молодой специалист совершил головокружительную деловую карьеру, став сначала заведующим эксплуатационным отделением дороги (с 1879), затем управляющим дорогами одной из крупнейших железнодорожных компаний России – Общества Юго-Западных железных дорог (с 1886). Здесь он познакомился с известным ученым и предпринимателем И. А. Вышнеградским (будущим министром финансов), бывшим в то время председателем правления общества, который обратил внимание на способного служащего и впоследствии содействовал его продвижению.

С. Ю. Витте считался крупным специалистом в области железнодорожного тарифа, стал автором многих технических изобретений. Он ввел практику выдачи ссуд под хлебные грузы (1880), инициировал комиссионно-ссудные операции на железной дороге. Свои взгляды на тарифную политику он изложил в специальном исследовании. На третье издание этой книги (СПб., 1910) П. П. Мигулин написал положительную, но противоречивую рецензию. Отметив важность поднятой проблемы и высокий уровень работы, рецензент не удержался от того, чтобы не покритиковать Сергея Юльевича за непоследовательность, в том числе по отношению к частным железным дорогам.

Целая серия его статей по данной проблематике была помещена в газетах «Московские ведомости», «Киевское слово», журнале «Инженер». Сергей Юльевич отстаивал прогрессивную позицию, заключающуюся в том, что железнодорожные тарифы должны устанавливаться не произвольно, а на основе экономического закона спроса и предложения. Эти труды принесли ему широкую известность и авторитет российского «тарифмейстера». Не в последнюю очередь благодаря научным знаниям и практической подготовке произошло его быстрое восхождение по всем ступеням чиновничьей карьерной лестницы. Он считал, что переход частных дорог в собственность государства неизбежен, хотя пока казенное хозяйство везде и всюду показывает плачевные результаты. Тем не менее полное огосударствление всей сети железных дорог молодой менеджер считал делом времени. В своих ранних взглядах на индустриализацию он вообще отводил железным дорогам роль кровеносной системы народного хозяйства.

Однако первоначально его государственная служба развивалась не столь гладко. Так, еще в 1874 г. он был причислен к Департаменту общих дел Министерства путей сообщения, но в 1878 г. из-за конфликта с министром получил отставку, имея скромный чин титулярного советника (светского капитана). При этом уже в 1879 г. С. Ю. Витте впервые привлекают к участию в государственной железнодорожной комиссии графа Э. Т. Баранова как одного из авторитетных специалистов в данной сфере.

В юности он симпатизировал славянофилам, а в зрелые годы испытывал некоторое тяготение к западничеству, оставаясь державником и монархистом. В связи с этим можно отметить, что система его взглядов была неоднозначной. Но в «принципиальной беспринципности», как некоторых современников, его обвинить нельзя. В 1888 г., после катастрофы царского поезда в местечке Борки под Харьковом, о возможности которой он предупреждал царя, молодого чиновника заметили. Министр финансов А. И. Вышнеградский попросил своего бывшего сослуживца по Обществу Юго-Западных железных дорог представить свои соображения о ликвидации дефицитности казенных железных дорог. С. Ю. Витте в своем заключении отметил, что корень зла сосредоточен в хаосе, царившем в области тарифов. Он предложил разработать специальный закон, который все тарифное дело в стране поставил бы под контроль правительства, и создать соответствующий департамент в Министерстве финансов.

Его предложение было принято, и в 1889 г. он стал директором нового Департамента железных дорог Министерства финансов и председателем Тарифного комитета при этом министерстве, в качестве которого принимал участие в разработке таможенного тарифа 1891 г., а с 1892 г. около полугода занимал должность министра путей сообщения. Минуя все ступени чиновничьей иерархии, он производится из чина титулярного советника прямо в действительные статские советники (т. е. из капитана в генерал-майоры), что является абсолютным отечественным рекордом в гражданском чинопроизводстве всех времен. Наконец, в августе 1892 г. С. Ю. Витте возглавил Министерство финансов. В сановную бюрократическую среду он внес замашки биржевого маклера, ведущего игру на грани фола. Даже внешне, по мнению современников, он был похож не на русского сановника, а на английского государственного деятеля. Высокого роста, хорошо сложен, он по своим манерам многим напоминал образованного купца, а не государственного чиновника. Кстати сказать, В. И. Ленин называл нашего героя «министр-маклер» и даже «агент биржи».

С. Ю. Витте обладал большим умом, твердой волей и был, вероятно, первым дельцом западного типа в среде высшей петербургской чиновной аристократии. Он мог быстро выделить главное направление в работе и организовать деятельность подчиненных. Некоторые исследователи отмечают в его деятельности даже педагогический элемент, так как «Российская Обломовка нашла в нем своего Штольца». Отличаясь личной честностью, во имя интересов дела С. Ю. Витте мог совершить довольно сомнительные с моральной точки зрения поступки. Например, его траты на благоприятную прессу (аналог современного пиара) были чрезмерными, а расходование казенных средств, мягко говоря, не всегда было экономным и даже «не целевым». Сергей Юльевич показал себя тонким мастером придворной интриги, используя такие неджентльменские способы, как подкуп, распускание слухов и сплетен, заказные статьи в прессе и др. Примечательно, что его предшественники на посту министра путей сообщения и министра финансов (соответственно А. Я. Гюббенет и И. А. Вышнеградский) были отправлены в отставку при активном и деятельном участии их преемника. С. Ю. Витте приложил руку и к смещению со своего поста главы Департамента экономии Государственного Совета А. А. Абазы и замене его более сговорчивым Д. М. Сольским. При этом он зачастую действовал не только резко, но и просто нагло, обезоруживая этим поднаторевших в чинопочитании сановных конкурентов.

Даже доброжелательно относившиеся к нему современники отмечали у нового министра, наряду с несомненными достоинствами, недостаток гуманитарного образования, плохое знание литературы и истории (эти недостатки он частично смог преодолеть), слабое владение французским языком (с малорусским акцентом), отсутствие нравственных правил. Не блистал он и манерами, а неправильное произношение и неуклюжесть сразу выдавали в нем провинциала. Коллеги часто упрекали С. Ю. Витте за игнорирование чиновничьего этикета. Это выражалось, в частности, в выходе за пределы своих полномочий, апеллировании к Государственному Совету, минуя установленный порядок, в открытом давлении на других министров.

Весьма необычны были и обстоятельства его семейной жизни. Сергей Юльевич был дважды женат, и оба раза на разведенных женщинах с детьми, причем он прилагал немалые усилия для развода своих будущих жен с их мужьями. Его первая жена Н. А. Спиридович (урожденная Иваненко) умерла в 1890 г. Второй брак с Матильдой Ивановной Лисанович (урожденной Хотимской) имел прямо скандальный характер, так как, по слухам, ее бывшему мужу были заплачены большие отступные и С. Ю. Витте даже прибегнул к угрозам. К тому же его вторая жена происходила из еврейской семьи, а ее брат был замечен в не очень прозрачных махинациях. Это пошатнуло положение министра, но поддержка Александра III стабилизировала ситуацию. Второй брак оказался удачным, однако его жена так и не была принята ни при дворе, ни в высшем свете, что крайне раздражало С. Ю. Витте всю его жизнь.

Тем не менее он смог добиться максимального для того времени экономического эффекта, не затрагивая основ политического режима. Этому способствовал и мировой экономический подъем 1893–1900 гг. С. Ю. Витте окружил себя опытными и талантливыми помощниками, ставшими впоследствии крупными государственными и банковскими деятелями. Это, прежде всего, П. Л. Барк, В. И. Ковалевский, В. Н. Коковцов, Э. Д. Плеске, А. И. Путилов, С. И. Тимошов, В. И. Тимирязев. В числе его подчиненных по министерству числились многие герои нашего исследования: И. С. Блиох, Н. К. Бржеский, В. Е. Варзар, А. Н. Гурьев, И. И. Кауфман, М. П. Кашкаров, В. Т. Судейкин, Н. Н. Покровский, П. Х. Шванебах и др. По финансовому ведомству трудился и выдающийся русский ученый Д. И. Менделеев. Сергей Юльевич смог создать непринужденную атмосферу в министерских кабинетах, где группа единомышленников делала общее дело. Чиновники министерства получили право вместо мундиров носить сюртуки, а место казенной переписки заняло живое общение начальников и подчиненных. Министр финансов был невоздержан на язык, мог вспылить и наговорить грубостей, но если подчиненные высказывали ценную мысль, он забывал о субординации и увлеченно обсуждал все детали предложенного плана. Немаловажно и то, что С. Ю. Витте имел твердую поддержку императора Александр III, в годы правления которого и были проведены все основные реформы. Свою позицию на этот счет Александр III выразил своему министру при личной встрече: «Мне говорят про вас черт знает что. Не обращайте на это внимание и помните одно: у вас за спиной царь!»

Основными направлениями финансово-экономических преобразований при министерстве С. Ю. Витте являлись:

1. Таможенный протекционизм и последовательное поддержание активного внешнеторгового баланса. Это позволило с помощью финансового инструментария стимулировать развитие отечественной промышленности, но оставляя возможности иностранным производителям конкурировать с отечественными. Заботами о развитии промышленности С. Ю. Витте заслужил репутацию «русского Кольбера». Он рассматривал развитие системы коммерческих учебных заведений, находившихся в ведении Министерства финансов, как «рассадника будущих предпринимателей и руководителей экономики». Во многом стараниями самого министра в 1902 г. был открыт Петербургский политехнический институт с экономическим отделением, где впервые в России давалось специальное экономическое образование. Коллектив преподавателей отделения составили, в том числе, лица, лишенные за политические взгляды права преподавать в университетах. Были открыты еще два политехнических института. Между тем некоторые исследователи – современники событий считали, что принципом таможенной политики тогда был фискализм, а не протекционизм.

2. Реформирование податной (налоговой) системы. За 90-е гг. косвенные налоги (акцизы) выросли на 42,7 %. Основное бремя этих налогов несли неимущие слои населения. Прямое обложение при этом увеличилось незначительно, а дополнительно был установлен только квартирный налог (1894). Одновременно реформируется торгово-промышленное налогообложение (1898). Вместо архаичного гильдейского налога был введен промысловый налог. Это также стимулировало развитие промышленности и создание новых предприятий. Однако некоторые современники ставили С. Ю. Витте в упрек то, что «он повел политику весьма узкую и одностороннюю». Его усиленное внимание к горной и обрабатывающей промышленности в сугубо аграрной стране отечественный финансист П. П. Мигулин считал, в принципе, обоснованным. Однако, по его мнению, оживление промышленности должно было бы идти более рациональным и осторожным способом, без грюндерских увлечений и злоупотреблений, без привлечения в дело сомнительных участников и без чрезмерного расточения казенных средств. П. П. Мигулин сделал печальный вывод о том, что С. Ю. Витте «не оправдал и десятой доли тех надежд, которые на него возлагало общество… Замысел исполнению не соответствовал, и все грандиозные затеи оказались мыльным пузырем». Это явное преувеличение, тем более что несколько лет спустя в некрологе С. Ю. Витте тот же П. П. Мигулин воздал покойному должное за создание крупной металлургической промышленности, наравне с введением золотой валюты, казенным железнодорожным строительством и др. Сергей Юльевич был назван в числе наиболее талантливых и замечательных русских деятелей, а из министров финансов – наиболее талантливым. Девизом министра был назван афоризм Р. Пиля: «В деле финансов нужна смелость».

3. Введение с 1894 г. винной монополии, охватившей к началу XX в. 75 губерний, которая стала одной из основных доходных статей бюджета. Она давала 1 млн руб. ежедневно, а в 1913 г. составили 75 млн в год, или более 22 % бюджетных доходов. Казенные лавки – «монопольки» торговали спиртным в будни с 7.00 утра до 10.00 вечера. Эта мера вызвала массу критических замечаний, а наиболее непримиримые противники монополии прямо утверждали, что казна спаивает народ. Даже бывший подчиненный С. Ю. Витте по министерству финансов П. Х. Шванебах указывал на опасность реформы, ставящей бюджет в зависимость от питейных доходов (1/4–1/3 бюджета). Вышеупомянутый непримиримый критик финансовой политики Витте – П. П. Мигулин также считал «введение казенной монополии одной из самых крупных ошибок С. Ю. Витте (самой крупной было сооружение обошедшейся в несколько сот миллионов рублей Маньчжурской железной дороги на чужой территории)».

4. Ускорение роста казенного железнодорожного строительства, ставшего «точкой роста» для всей экономики. С 1893 по 1902 г. ежегодно строилось в среднем 3 тыс. км железных дорог. Для сравнения: Байкало-Амурская магистраль протяженностью 4300 км в СССР строилась с 1974 по 1984 г. Заняв пост министра, С. Ю. Витте принял 29 157 верст железных дорог, а ушел, оставив 54 217 верст. При этом государственная собственность в этой сфере увеличилась до 35,5 тыс. верст железных дорог. Это позволило осваивать новые рынки и создавать новые промышленные центры. Заказы на рельсы, шпалы, паровозы стимулировали практически всю экономику.

5. Денежная реформа, в результате которой к 1897 г. рубль стал твердой валютой со стабильным золотым содержанием. Еще в 1895 г. был установлен фиксированный курс кредитного и золотого рубля, а банкам был разрешен прием золотой монеты на текущий счет. В результате увеличения добычи золота, собираемости налогов и внешних займов золотая наличность в стране почти сравнялась с суммой обращающихся кредитных билетов. Это позволило принять закон 1897 г. «О чеканке и выпуске в обращение золотых монет». При этом часть помещиков – экспортеров зерна вполне устраивал низкий курс рубля, и С. Ю. Витте пришлось преодолеть их изрядное сопротивление. Значительный золотой запас и положительный торговый баланс смогли обеспечивать стабильность рубля вплоть до 1914 г. В ученом мире противников денежной реформы было немного. Например, профессор Петербургского университета Л. В. Ходский (о нем см. далее) считал, что свободно обменивающееся золото быстро уйдет из оборота и будет вывезено из России.

6. Увеличение объема иностранных капиталовложений в российскую экономику за 90-е гг. с 200 до 900 млн руб. В 1893 г. 1/3 вложений в промышленность пришлась на иностранные капиталы, благодаря дешевой рабочей силе, обширным природным ресурсам, стабильной политической ситуации, надежной российской валюте и правительственным гарантиям. За годы министерства С. Ю. Витте внешний долг вырос на 1 млрд руб., и только по процентам ежегодно приходилось платить до 150 млн руб. Но вложенные деньги помогли заработать экономике. При этом в относительном исчислении платежи по внешним займам даже сократились, а приток иностранной валюты помог сформировать относительно упорядоченный бюджет.

Надо отметить, что социальная составляющая в проводимых преобразованиях традиционно была невелика. Заработная плата рабочих в России была более чем в 2 раза ниже, чем в Англии, и в 4 раза ниже, чем в США. Женщины получали в среднем в 2 раза меньше мужчин, существовала жесткая система штрафов. Стадия первоначального накопления капитала, через которую развитые страны прошли полвека до этого, вела к росту имущественного неравенства и относительному обнищанию значительной части населения. Социальное законодательство, принятое в 1882 и 1886 гг., только заложило основу действия фабричных инспекций, ограничения эксплуатации женского и детского труда, системы социального страхования. С увольнением Н. Х. Бунге с поста министра финансов преобразования в данной сфере практически прекратились. Только в 1897 г. рабочий день был ограничен 11,5 часа, что зачастую игнорировалось работодателями.

С. Ю. Витте показал себя поборником ускоренной индустриализации. Деревне в его финансово-экономических преобразованиях отводилась в основном роль поставщика сырья и оборотных средств. В целом «деревенская» политика строилась на консервативных началах, а в 1893 г. издаются законы, укрепляющие общинное земледелие и соответствующее обложение. В 17 губерниях продолжала практиковаться отработочная система, когда крестьяне трудились на арендованной ими помещичьей земле со своим инвентарем. Это очень напоминало барщину. К такому ведению хозяйства их толкало безземелье, так как в среднем на одно крестьянское хозяйство приходилось 7 десятин земли, а на помещичье – 2000 десятин.

Созданное в 1902 г. Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности разработало почти все положения будущей столыпинской аграрной реформы. Совещание образовало 600 местных комитетов, привлекло более 12 тыс. участников, издавало многотомное собрание трудов. Однако правительство под давлением Министерства внутренних дел и придворных кругов не пошло на отмену сословной обособленности крестьянства, неприкосновенности общины и неотчуждаемости наделов. Свое мнение по данному вопросу С. Ю. Витте изложил в «Записке по крестьянскому делу» (1904, переизд. 1905). Само совещание продолжало бесплодную работу вплоть до своего роспуска в 1905 г. Единственными позитивными мерами стали отмена круговой поруки в общине (1903) и некоторое облегчение паспортного режима для крестьян. Впрочем, программа аграрных реформ, начатых с 1906 г. и получивших название столыпинских, как уже указывалось, была разработана во многом вышеназванным Особым совещанием. Самолюбивый С. Ю. Витте впоследствии утверждал, что П. А. Столыпин «украл» у него эти реформы, что было все-таки некоторым преувеличением. Отметим, что в разработке финансовых проблем аграрного сектора активное участие принял чиновник Министерства финансов Н. К. Бржеский, о котором будет сказано ниже. Однако радикальные критики считали финансовую политику бывшего министра едва ли не главной причиной обнищания крестьян.

Кстати, Ю. Г. Жуковский, который оставил пост главы Госбанка в связи с несогласием с политикой Витте, дал нелицеприятную оценку результатам его деятельности. Он отмечал, что Витте пришел в министерство «с широчайшими планами, которые ему казались тем легче исполнимыми, что он не обладал ни подготовкой, ни познаниями своих предшественников, а следовательно, и их сомнениями. Новое министерство должно было сделать Россию промышленной… Нужно было насаждать фабрики, заводы и строить железные дороги. Для этого нужны были средства, и Госбанк "наводнил" страну "бумажками"… были увеличены налоги, вырос государственный долг». Но, к сожалению, констатирует Ю. Г. Жуковский, это министерство во главе с Витте никакой серьезной промышленности не создало. «Строя вагоны, железные дороги и целые города на Востоке, Россия продолжала выписывать серпы и косы из-за границы. Немцы, захватив ранее хлебную торговлю, захватывали в свои руки графит, платину, лучшие прииски на Сахалине, в довершение всего, с окончанием Сибирской дороги, завладели нашей торговлей со Средней Азией».

Ему вторил и упомянутый нами П. П. Мигулин, который писал, что С. Ю. Витте «несомненно талантливый, обладающий большим практическим умом, сильной волей, широким размахом мысли… к несчастью, не был достаточно и разносторонне образованным человеком, который требовался бы на этом посту, – не мог усвоить себе широты взглядов истинно-государственного человека, оказался поэтому довольно односторонним проводником некоторых усвоенных раз и навсегда идей, отказаться от которых был не в силах, как равно и усвоить положения, выходившие из тесных рамок намеченного себе кругозора. Добавим к этому страшную жажду к властвованию, не мирящуюся ни с чужими мнениями, ни с сотрудничеством более даровитых и знающих деятелей».

Другой финансист, П. Б. Струве, вообще указывал, что «Витте не обладал никакими знаниями, был, вопреки довольно распространенному противоположному мнению, попросту говоря, необразованным человеком». Вероятно, в этих высказываниях есть некоторые передержки и эмоциональная составляющая.

В результате политических противоречий в верхах в августе 1903 г. С. Ю. Витте оказался в отставке, затем назначен на второстепенный в то время пост председателя Комитета министров. Его отношения с Николаем II явно не сложились, а поддержка царя для проведения реформ в самодержавной стране была необходима. Однако бурные события революции 1905–1907 гг. снова выявили кипучую натуру государственного деятеля. Сергей Юльевич руководил подготовкой знаменитого Манифест 17 октября (Октябрьского манифеста) 1905 г. об ограничении самодержавия. В 1905–1906 гг. он был первым председателем реформированного Совета министров, ставшего первым российским правительством – высшим исполнительным органом. Уже на этом посту он добился снижения наполовину выкупных платежей в 1906 г. и их полной отмены в 1907 г. Его карьеру увенчали графский титул за успешные переговоры и заключение Портсмутского мирного договора с Японией в 1905 г. и чин действительного тайного советника (1899). Кроме того, он был награжден высшими российскими орденами, включая 1-й степени (Св. Станислава, Анны, Владимира), Белого Орла, Александра Невского. Число его иностранных орденов приближается к десятку (в том числе Прусской Короны, Почетного Легиона, Восходящего Солнца и др.). Он стал также почетным членом Академии наук (1893), Русского географического общества (1895) и др.

Последние годы жизни он провел в отставке. Возможно, самый светлый чиновничий ум Российской империи последней четверти века оказался так в полной мере и не востребованным. Кроме работы в Государственном Совете С. Ю. Витте был членом, а с 1911 г. – председателем Комитета финансов, однако это была деятельность уже не того масштаба.

Он опубликовал ряд работ, в том числе и конспект лекций о государственном хозяйстве, читанных его Императорскому высочеству великому князю Михаилу Александровичу в 1900–1902 гг. Этот конспект лекций представлял собой классический учебник, который включал все темы финансового права, причем по каждой теме был дан сравнительно-правовой анализ финансового законодательства европейских стран. Чтобы иметь общее представление о данной работе, перечислим лишь названия тем лекций: наука о государственном хозяйстве; организация государственного контроля и устройство финансовых касс; бюджет и бюджетный баланс; налоги: прямые, косвенные пошлины; регалии; государственные имущества; государственный кредит; государственный долг; местные финансы.

По поводу авторства этого труда еще у современников возникли некоторые сомнения, и поводом стало то, что ему «помогали А. Н. Гурьев, Н. К. Бржеский и И. И. Иванюков». А. Н. Гурьев, бывший спичрайтером и помощником нашего героя, вообще имел негласное прозвище «перо министра», о чем будет сказано ниже.

Программа проводимых финансовых реформ была компромиссом между западноевропейскими и национальными идеями. Не случайно С. Ю. Витте многое взял у немецкого экономиста Ф. Листа, теория «национальной экономии» которого им всегда разделялась. Взгляды Ф. Листа на роль национального хозяйства и его государственное регулирование, которым наш герой посвятил специальное исследование, составили основу программы российского министра финансов. Российскому политику импонировало то, что Ф. Лист придерживался не космополитической классической политэкономии, а выводил на первый план национальные особенности страны. С. Ю. Витте импонировало и то, что немецкий ученый связывал национальный прогресс с переходом от аграрной к индустриальной стадии экономической эволюции. Поскольку различные страны находятся на разном уровне развития, то для развития собственной промышленности отставшим странам необходимы меры искусственные для искусственного ограничения проникновения чужеземных товаров на внутренний рынок, т. е. разумный протекционизм. В связи с этим национально-территориальное единство и таможенная система являются важнейшими условиями экономического подъема и развития производительных сил. С. Ю. Витте предполагал неизбежный акцент на развитие промышленности, что будет связано с перетеканием в промышленный сектор материальных ресурсов из сельского хозяйства посредством финансового инструментария (прямые бюджетные вливания, корректировка налогообложения, рост косвенных налогов и др.). При этом российский ученый подчеркивал, что таможенные пошлины не представляют непосредственного вмешательства в экономическую частную деятельность, однако охраняют и обеспечивают такую деятельность. По своим научным воззрениям Сергей Юльевич относится некоторыми исследователями к исторической школе.

Мемуары С. Ю. Витте, которые мы неоднократно использовали и еще будем использовать, представляют большой интерес, написаны ярко и образно. Однако они очень пристрастны, порой язвительны и всегда очень субъективны. Из всех персонажей относительно хорошо характеризуется только Александр III. Еще в первые годы петербургской карьеры С. Ю. Витте внимательные наблюдатели отметили, что он умный, но холодный и бездушный человек, у которого страшное самолюбие и которому хочется показать, что и раньше его слово было с весом. Текст мемуаров эту догадку всецело подтверждает. Умер С. Ю. Витте 28 февраля 1915 г. в Петрограде.

Одним из наиболее деятельных сотрудников С. Ю. Витте в деле реформирования финансовой системы России был выдающийся русский химик, педагог и экономист Дмитрий Иванович Менделеев (1834–1907). Он родился 27 января 1834 г. в Тобольске в семье учителя. Окончил физико-математический факультет Главного педагогического института в Петербурге с золотой медалью в 1855 г. Наиболее продолжительный период его педагогической и научной деятельности связан с Петербургским университетом, в который он был приглашен на должность доцента в 1857 г., с 1865 г. занимал должность профессора. Являлся членом-корреспондентом Петербургской академии наук (с 1876), действительным членом Петербургской академии художеств (1894), действительным статским советником. В 1859–1861 гг. находился в научной командировке в Германии, преимущественно в Гейдельберге. В дальнейшем неоднократно выезжал с научными целями за рубеж.

Дмитрий Иванович вел преподавательскую деятельность, помимо столичного Университета, во 2-м кадетском корпусе, Николаевском инженерном училище, в Институте корпуса инженеров путей сообщения. Будучи сторонников равноправия женщин в области образования, он стал лектором на вновь открытых Высших женских курсах. Дмитрий Иванович был замечательным педагогом, которого ученики не только уважали, но и любили. Косвенно это повлияло на уход ученого из Университета, когда в 1890 г., во время студенческих волнений, учащиеся передали через любимого профессора петицию правительству с требованием реформы образования. Дмитрий Иванович пытался передать петицию министру народного просвещения И. Д. Делянову, однако уважаемому профессору указали на недопустимость таких действий. Так была завершена более чем сорокалетняя педагогическая деятельность Д. И. Менделеева. В дальнейшем он служил с 1892 г. в Депо гирь и весов, преобразованном по его инициативе в Главную палату мер и весов. На новом поприще ученый модернизировал основные метрические устройства, создал точную теорию весов, предложил наиболее оптимальные приемы взвешивания.

Он известен, прежде всего, как автор периодической таблицы («Опыт системы элементов, основанной на их атомном весе и химическом сходстве»), которая зачастую именуется таблицей Менделеева. Это был ученый-энциклопедист, оставивший свой след в различных сферах науки. В нашей стране его знают в связи с его докторской диссертацией, защищенной в 1865 г., на тему «О соединение спирта с водой», которая, как считают некоторые, положила начало 40-градусному стандарту водки. Разработанные им приемы агротехники позволили существенно увеличивать урожайность земель. Его сотрудничество с Военным министерством привело к ряду открытий в сфере упругости газов, а затем и к изобретению бездымного пороха, что повлекло за собой коренные изменения в конструктивных возможностях артиллерийских орудий. Кроме того, ученого можно считать одним из пионеров воздухоплавания в России, вокруг которого группировались новаторы и изобретатели в данной сфере, такие как А. Ф. Можайский, С. К. Джевецкий и др. Он сам неоднократно поднимался в воздух на воздушном шаре, спроектировал аэростат с двигателем. Но и это еще не все. Совместно с адмиралом С. О. Макаровым Дмитрий Иванович участвовал в проектировании первых отечественных ледоколов, при его непосредственном участии были выработаны технические условия для первого в мире ледокола «Ермак».

Несколько меньше Дмитрий Иванович известен как видный экономист и финансист, хотя и эта сторона его деятельности затронута в ряде исследований. Он активно занимался проблемами развития нефтяной, угольной и металлургической промышленности. Им был предложен принцип непрерывной дробной перегонки нефти, высказывались идеи о создании нефтеналивного флота и системы нефтепроводов. Дмитрий Иванович лично участвовал в разработке технологий для первого в России завода по производству машинных масел, который был построен в поселке Константиново Ярославской губернии. Он считал это первым шагом к созданию нефтеперерабатывающих заводов на Волге, дабы «осветить и смазать всю Россию».

В 1876 г. по поручению правительства он посетил американский штат Пенсильвания, где знакомился с добычей и переработкой нефти. Затем были опубликованы результаты сравнительного анализа состояния нефтяной промышленности. Но его интересовали не только технологические проблемы переработки нефти, но и финансовые. По поручению министра финансов М. Х. Рейтерна он также собрал сведения в связи с отменой в США акцизного обложения нефти. Результатом этой командировки стала «Записка об акцизе на нефть», представленная министру финансов Н. Х. Бунге. В ней он доказывал неуместность акциза на нефть в предстоящую эпоху развития отечественной нефтяной промышленности. Д. И. Менделеев писал, что «интересы страны заставляют, облагая нефть акцизом, при выходе ее за границу – слагать налог», и здесь необходимо мерило для установки правильного возврата акциза. Весьма актуально звучит и утверждение автора о том, что «находчивость экспортеров принуждает правительство возвращать более, чем следует, а через то страдают интересы не только фиска, но и общей справедливости». Более того, как предсказывал ученый, в Америке уже давно, а у нас в ближайшем будущем, вывоз нефтепродуктов должен превосходить внутреннее их потребление.

Он выступал против обложения акцизом готовых товаров нефтепереработки и предлагал оставить один вид акцизного обложения, допускающий как возможность фиска, так и некоторую свободу промысла, – это обложение сырой нефти на местах и по количеству добычи без возврата налога при вывозе, хотя и с отсрочкой уплаты под залог. Если правительство, по мнению ученого, встанет на страже интересов развития отечественной нефтяной промышленности, то оно должно отказаться пока от всякой мысли о налоге как средстве фиска. В противном случае, при фискальном значительном размере налога на нефть, «или американцы победят, т. е. не пустят нашу нефть на рынки Западной Европы, или правительству придется возвращать более получаемого». Восполнить доходную часть бюджета, как писал автор, можно за счет установления налога за электрическое, газовое и стеариновое освещение. Это можно сделать и за счет налога на фосфорные спички.

Дмитрий Иванович, как и большинство неординарных личностей, был натурой сложной и противоречивой, но при этом чрезвычайно цельной. Он был человеком увлекающимся как в личной жизни (дважды женат, причем с первой женой развелся, что было в то время редкостью), так и в науке, что видно по разбросу его научных интересов. Отношения с коллегами по научному цеху у Дмитрия Ивановича также были далеко не безоблачными: он не с первого раза стал членом-корреспондентом Петербургской академии наук, а в действительные члены его так и не избрали. По политическим взглядам он всегда был патриотичным и умеренным государственником, сторонником постепенных реформ. При этом он резко отрицательно относился к революционному переустройству общества, тем более насильственным путем. Его русский патриотизм был деятельным и не крикливым, но на склоне лет он вступил в «Союз русского народа», который имел репутацию организации черносотенного толка.

С 1889–1892 гг. он состоял членом Совета торговли и мануфактур и был привлечен министром финансов И. А. Вышнеградским во все совещания и комиссии по пересмотру таможенного тарифа. По инициативе С. Ю. Витте в 1893 г. ученый был назначен управляющим Палаты мер и весов, которая находилась в ведении Министерства финансов. Отметим, что Д. И. Менделеев был сторонником протекционистской политики в отношении отечественной промышленности. Он может быть отнесен к числу крупных специалистов в области таможенного тарифа, авторов фундаментальных исследований по данной проблематике. В своих работах он обобщил значительный статистический и экономический материал, накопленный в течение двух лет, о производстве, потреблении, торговле важнейшими видами сельскохозяйственной продукции и промышленными товарами. Ученого можно считать полноправным соавтором таможенного тарифа 1891 г. По просьбе С. Ю. Витте он написал три письма Николаю II в поддержку принципа протекционизма. Первое из них в 1897 г. было посвящено таможенному тарифу, второе в 1898 г. – беспрепятственному импорту капиталов в Россию, третье было написано в 1898 г. в защиту протекционистской системы. В современной литературе всячески подчеркивается роль великого ученого в деятельности Министерства финансов.

Однако в начале XX в. Дмитрий Иванович разочаровался в проводимой правительством политике протекционизма, критиковал ее за неэффективность, за предоставление выгод только отдельным лицам. Можно утверждать, что Д. И. Менделеев был своеобразным советником министра финансов С. Ю. Витте по проблемам таможенной политики и финансов. В свою очередь Сергей Юльевич очень ценил Дмитрия Ивановича и отзывался о нем сугубо положительно. Экономические и финансовые изыскания ученого венчало его исследование «К познанию России», вышедшее в 1906 г. и выдержавшее к 1912 г. еще шесть изданий. Среди других экономических трудов ученого оно было переиздано в 1960 г. Данный труд встретил одобрение у финансистов правой ориентации. Приблизительно из 500 публикаций ученого около полусотни в той или иной мере затрагивают проблемы экономики и финансов. По своим научным воззрениям Дмитрий Иванович может быть отнесен к исторической школе финансистов. Умер ученый 20 января 1907 г. в Петербурге.

К числу выдвиженцев С. Ю. Витте может быть отнесен и один из наиболее компетентных специалистов в сфере денежного обращения и бюджетного законодательства Михаил Павлович Кашкаров (1857–1906). К сожалению, о нем нам известно относительно немного, хотя, судя по фамилии, он принадлежал к достаточно старинному дворянскому роду с татарскими корнями. Он долгие годы служил в Министерстве финансов, где был чиновником для особых поручений и членом Ученого комитета этого министерства, получил чин действительного статского советника. В начале XX в. М. П. Кашкаров был гласным Петербургского губернского дворянского собрания, где занимал достаточно правые позиции.

Его перу принадлежат довольно объемные историко-статистические исследования по финансовому праву. М. П. Кашкаров также провел обзор бюджетного законодательства России за 1862–1890 гг… рассмотрел российский государственный бюджет. В этот обзор включены материалы по истории преобразования государственной отчетности и всех позднейших законов, изменивших сметные правила 22 мая 1862 г. Материалы были заимствованы главным образом из дел Государственного Совета и министерств.

Он провел исторический обзор законодательных работ по общему устройству земских повинностей, который завершился принятием Правил о земских повинностях (1851). Автором дан развернутый анализ позиций Комитета для разработки вопроса об уравнении земских повинностей, министров финансов, внутренних дел, государственных имуществ, порядок обсуждения законопроекта в Государственном Совете. Этот обзор представлял «существенную важность при изучении русских земских повинностей».

Предметом исследования М. П. Кашкарова также стали и вопросы денежного обращения в России. В двухтомном труде «Денежное обращение в России (СПб., 1898) он представил законодательный и статистический материал, в том числе обзор законодательных мер по упорядочению денежного обращения. В первом томе рассмотрены история и статистика денежных знаков: ассигнаций, кредитных билетов, звонкой монеты (по архивным материалам). Во втором томе – вопросы, относящиеся непосредственно к операциям Госбанка, оборотам сберегательных касс, внешней торговли, колебаний вексельных курсов за период с 1858 по 1898 г. Главная заслуга автора, по мнению П. П. Гензеля, – собрание прекрасно подобранного материала для суждения о реформе нашего денежного обращения в связи с финансовым положением России. Эта работа является ценным незаменимым пособием при изучении истории русских финансов.

Нельзя не упомянуть еще одно статистическое исследование автора «Главнейшие результаты государственного денежного хозяйства за последнее десятилетие (1885–1894)». В этой работе представлены основные результаты государственного денежного хозяйства, т. е. движение государственных доходов и расходов, государственных долгов и недоимок государственному казначейству. Автор поставил целью указать на важнейшие причины, которыми эти финансовые результаты обусловлены: причины недобора или перебора по доходным росписям (подати, выкупные платежи, доходы питейный, таможен и др.); причины, обусловившие возрастание государственных долгов, и т. д. Источниками таблиц, составленных автором, послужили отчеты Государственного контроля по исполнению росписей, материалы из дел Госсовета, Минфина и др. Эти публикации представляли собой научные исследования, сопровождаемые статистическими обобщениями.

В работе «Финансовые итоги последнего десятилетия (1892–1901 гг.)» автором, как писал П. П. Гензель, тщательно обработан и систематизирован весь важнейший статистический и законодательный материал финансов России. Поэтому «труд М. П. Кашкарова представляет собой прекрасный и незаменимый сборник для справок по финансовой истории России в конце 19 столетия. Все статьи приходно-расходного бюджета России проанализированы до мельчайших подробностей и с большим знанием дела».

Однако далеко не всегда кадровая политика С. Ю. Витте может быть признана успешной. Так, с кандидатурой Афиногена Яковлевича Антоновича (1848–1915 (по другим данным, 1917)) вышел откровенный промах. Он родился в Волынской губернии в семье священника. После окончания Киевской духовной семинарии избрал светскую карьеру и окончил в 1873 г. юридический факультет Киевского университета со степенью кандидата права, ученик Н. Х. Бунге. Преподавательскую деятельность молодой ученый начал доцентом кафедры политической экономии, статистики и законоведения в Институте сельского хозяйства и лесоводства в Новой Александрии, защитил в 1877 г. в Варшавском университете магистерскую диссертацию по политэкономии «Теория ценности. Критико-экономическое исследование» (издана в виде книги в 1877 в Варшаве). В ней автор разбирает важнейшие теории ценности, причем их критический анализ служит автору материалом для построения своей собственной теории. А. Я. Антонович писал, что экономическая жизнь слагается из трех органически связанных частей: производство, распределение и потребление. Разнообразие теорий ценности имеет место, как отмечал автор, вследствие того, что экономисты в своих исследованиях рассматривали ценность с точки зрения или производства (Рикардо, Маркс), или распределения (Мальтус, Маклеод), или потребления (Шторх). Краеугольным камнем теории ценности Антоновича является «производственная ценность» как овеществленное общественно необходимое время действия производительных сил природы, труда и капитала. Рецензент Д. И. Пихно отмечал, что основание своего учения Антонович заимствовал у Д. Рикардо и К. Маркса. Рецензент счел теорию ценностей, предложенную Антоновичем, неправильной. Однако подчеркнул, что критический элемент, критика разных теорий ценностей «в большинстве случаев остроумна и ведется мастерски… вообще критический элемент – лучшая сторона работы Антоновича». Общим выводом рецензента стало заключение о возможности допуска к защите в качестве магистерской диссертации рассматриваемого труда нашего героя.

В 1879 г. А. Я. Антонович издал в Варшаве свои лекции под названием «Основания политической экономии и статистики», в том же году он назначается на должность экстраординарного профессора института. В 1882 г. он переходит приват-доцентом на кафедру полицейского права Киевского университета. Также он преподает на местных Высших женских курсах, публикует ряд работ по данной проблематике. Среди преподаваемых ученым дисциплин была и политэкономия. Одновременно в 1883–1886 гг. Афиноген Яковлевич был редактором газеты «Киевлянин», которую издавал другой университетский профессор Д. И. Пихно (о нем см. далее). С 1887 г. он стал самостоятельно издавать и редактировать, при поддержке С. Ю. Витте, литературно-политическую и экономическую газету «Киевское слово». Примечательно, что в лекциях по полицейскому праву А. Я. Антонович определенное место уделял правовому регулированию денежного обращения.

Его докторская диссертация по политэкономии «Теория бумажноденежного обращения и государственные кредитные билеты» была защищена в 1883 г. и опубликована в виде книги. В ней однозначно проводилась идея твердости денежной валюты, которая возможна при базировании ее на цене не колеблющихся в ценности металлов: прежде серебра, а затем золота. Среди читателей книги оказался и С. Ю. Витте, который привлек киевского ординарного профессора (с 1883) к реформе Госбанка, проводимой с 1892 г. Первое впечатление оказалось хорошим, и в 1893 г. А. Я. Антонович как крупный знаток денежного обращения назначается товарищем (заместителем) министра финансов, коим являлся С. Ю. Витте. В своих мемуарах Сергей Юльевич честно признался в своей кадровой ошибке. Его прельщали приверженность киевского ученого металлическому обращению, обширность знаний, «простота и хохлацкая хитрость», однако министр, как он сам признавал, не принял в расчет неустойчивого, грубого и некультурного характера своего зама. Этим А. Я. Антонович восстановил против себя как подчиненных, так и руководителей правительства. Оказалось, что тот гораздо больше думает о своей личной пользе, нежели о денежной реформе. Встретившись с мощной оппозицией преобразованиям, виттевский выдвиженец сам стал высказываться против этой реформы.

Сергей Юльевич так писал о своем товарище: «…человек он был, в сущности говоря, добрый, недурного сердца, но обращался с подчиненными так, что не мог внушить к себе (с их стороны) никакого уважения. Вообще он был типичный хохол-провинциал и к тому же с большой хитрецой. Все это вынудило меня с ним расстаться». Далее он отмечал: «Антонович был недурным человеком, порядочный русский профессор, но замечательно хитрый хохол; очень маленький по своему характеру и мировоззрению. В деталях, конечно, он меня сбивал». Эти «сбивания» касались содержания Устава Госбанка (в том числе закрепления его права на совершение долгосрочных и недостаточно обеспеченных операций), инфляционного решения финансовых проблем и др. Ради справедливости стоит отметить, что и С. Ю. Витте не имел твердой точки зрения на ряд составляющих финансовой реформы, а некоторые взгляды впоследствии скорректировал. В связи с этим А. Я. Антонович оказался для него настоящим «козлом отпущения», на которого он попытался списать все свои ошибки и заблуждения. Кроме того, товарищ министра оказался вовлеченным в ряд интриг стараниями правого публициста С. Ф. Шарапова (1856–1911), писал записки против своего шефа на имя Николая П. Вышеназванный С. Ф. Шарапов посвятил немало статей и даже достаточно объемных книг проблемам финансов, написанных в публицистическом и полемическом ключе.

Внешность профессора могла действительно ввести в заблуждение. Вид он имел кроткий, взгляд добрый, да и со старшими был неизменно вежлив и обходителен. Но первое впечатление было не совсем верным. Его вздыбленные даже на парадных фото волосы выдают упертый характер, а его вежливость со старшими могла легко трансформироваться во вспышки гнева к подчиненным. Небольшая, но всклокоченная борода свидетельствовала о непостоянстве характера, что помешало ему примкнуть к одной из придворных группировок.

После увольнения в 1895 г. из Министерства финансов Афиноген Яковлевич был назначен членом Совета министра народного просвещения и больше не играл важной роли ни в научной, ни в политической жизни страны. А. Я. Антонович был человеком умеренно-консервативных взглядов, уходил от рассмотрения проблем финансов в широком социальном аспекте и концентрировался почти исключительно на технической стороне денежного обращения. После увольнения его позиция стала более правой, причем он частично разошелся даже с С. Ф. Шараповым. Вероятно, последней крупной публикацией ученого были «Основания политической экономии» (т. 1, Киев, 1914).

Многие его современники, начиная с Д. И. Пихно, отмечали практическую направленность и вторичность исследований Афиногена Яковлевича, пересказ им мнений других ученых и уход от собственных оценок важнейших вопросов политэкономии и финансов. Подчеркивались неясность и тяжеловесность изложения, туманность и неопределенность выводов. Однако в современной литературе основной причиной неприятия А. Я. Антоновича как ученого со стороны современных ему публицистов называются его патриотические взгляды.

Илларион Игнатьевич Кауфман (1843 (1845, 1846, 1847 или 1848) – 1915) был значительной фигурой не только в научном, но и в чиновничьем мире, в связи с чем его сложно отнести к какой-либо школе. Масштаб личности этого ученого и государственного деятеля велик, хотя публикаций о нем не так много. Наши современники выделяют несколько этапов в жизни нашего персонажа. На первом (1848–1873) – формировались его научные взгляды и мировоззрение. Второй период (1873–1900) связан с его государственной и общественной деятельностью. Третий, заключительный, этап его жизни (1900–1915) характеризуется напряженной научно-педагогической деятельностью – работой на кафедре финансового права, а затем на кафедре политической экономии и статистики Санкт-Петербургского университета.

Начнем с того, что сложности начинаются с определения даты его рождения – 4 июня 1843 г., 6 июля 1845 г., 6 июля 1846 г., 5 июля 1847 г. или 4 июля 1848 г. Такого разброса, вероятно, нет ни у одного исторического персонажа столь близкой к нам эпохи. На наш взгляд, наиболее достоверен 1846 г. Зато точно известно, что родился он в Одессе в еврейской купеческой семье. Учился он во 2-й Одесской гимназии, затем в Ришельевском лицее (Одесса), но курса там не окончил. В 1864 г. он поступает на юридический факультет Харьковского университета, который окончил в 1869 г. со степенью кандидата юридических наук. Во время учебы он параллельно посещал лекции на физико-математическом и историко-филологическом факультетах университета. Его любовь к истории имела деятельный характер, позволив впоследствии стать ведущим специалистом по истории кредита и денежного обращения.

Уже на втором курсе за сочинение «Теория колебания цен по историческим исследованиям о данном предмете» (опубликована в 1868 г.) он удостаивается золотой медали. Его сочинение «К учениям о деньгах и кредите» (1867) также было опубликовано за счет средств университета. В студенческие годы определился его интерес к проблемам денежного обращения и кредита, сохранившийся на всю жизнь. В 1869 г. его оставляют при университете для подготовки к профессорскому званию, а затем он почти на три года отправляется в научную командировку за границу. После возвращения в Россию в 1871 г. занялся журналистикой. Публицистическую деятельность он не оставил и в дальнейшем. В частности, он подготовил одну из первых в России рецензий на «Капитал» К. Маркса.

В 1872 г. начинающий ученый переезжает в Петербург, где в том же году сдает магистерский экзамен, а в 1873 г. защищает магистерскую диссертацию по политэкономии по книге «Кредит, банки и денежное обращение» (опубликована в том же году). На этом он не остановился и в 1877 г. в Киеве защитил докторскую диссертацию по политэкономии по книге «Неразменные бумажные деньги в Англии» (опубликована в том же году). Целью проведенного исследования было ознакомление русской публики с полной историей английских неразменных денег (1797–1819 гг.), «свести и разработать сохранившийся статистический материал, изложить содержание законов, вызванных неразменными бумажными деньгами, их мотивы и споры о них, рассказать, к каким результатам приводили исследования специальными комиссиями, какие дебаты о бумажных деньгах велись в парламенте и какие голоса они вызывали в текущей прессе».

Выбор пал на Англию, так как, по мнению исследователя, ее опыт в этой части более разносторонен и закончен, более дает материала для посылок, а с ним и результатов. Тезисы к докторскому диспуту по данной диссертации содержали «уроки» английского опыта. Например, ученый утверждал: «Мерой очень полезной, эффективно противодействующей возможности искусственного и вредного несвоевременного сжатия бумажного обращения при возобновлении размена, является, по указаниям английского опыта, обратный выпуск – под золото или под векселя и даже для уплаты вкладов – части кредитных знаков, извлекаемых уплатой правительственного долга».

Официальными оппонентами по диссертации были профессор Н. Х. Бунге и доцент Д. И. Пихно, который опубликовал свою рецензию на данное сочинение И. И. Кауфмана. Вывод рецензента однозначно отрицательный. К автору исследования Д. И. Пихно обратился с рядом нелицеприятных вопросов. Думает ли почтенный автор «Неразменных бумажных денег в Англии», что в докторских диссертациях позволительно искажать историю или выдавать за историю чуть ли не собрание анекдотов? Предполагает ли он, что под видом ученых академических трудов можно подносить груды сырья, хотя бы и выписанного из «не общедоступных» и «мало известных даже в кругу специалистов» источников? Считает ли Кауфман признаком солидности работы утверждение в одной части сочинения, прямо противоположное тому, что в другой? И в заключение рецензии Д. И. Пихно пишет: «Мы искренне готовы пожелать, чтобы издание таких трудов, как "Неразменные бумажные деньги в Англии" оставалось единичным». Несмотря на столь нелицеприятную оценку труда И. И. Кауфмана, защита состоялась. Более того, спустя почти 40 лет названный труд был переиздал практически в первоначальной редакции с небольшими изменениями и добавлениями материалов по французским ассигнатам.

С переездом в Петербург Илларион Игнатьевич поступил на государственную службу: с 1872 г. – в Министерстве финансов, с 1873 г. – в Центральном статистическом комитете МВД, в который он был принят благодаря протекции его главы П. П. Семенова-Тян-Шанского (1827–1914). С последним он познакомился, будучи членом комиссии по подготовке 8-го Международного статистического конгресса в Петербурге. Начал он с должности младшего редактора, затем назначен старшим редактором (с 1884 до 1893) и членом Статистического совета.

В этот период публикуются результаты его работы «Статистика государственных финансов России 1862–1884 гг.» (СПб., 1886), которая названа П. П. Гензелем «выдающейся работой», в которой подробно указано движение государственных сумм по отдельным статьям дохода и расхода за каждый год и дан сравнительный обзор. Под его редакцией или при его участии выходили статистические сборники сведений о русских банках, о городских сберегательных кассах, о железных дорогах в России.

В 1876 г. он принимается в Государственный контроль чиновником для особых поручений (с 1884 – и. д. генерал-контролера в железнодорожном отделе Госконтроля) и до 1893 г. занимается изучением финансовой политики иностранных государств, историей финансов. В течение трех лет (1881–1883) его направляли в краткосрочные командировки в Бельгию, Францию и Пруссию для сбора материалов по дополнению исследований бывшего Главного контролера В. А. Татаринова. Стараниями И. И. Кауфмана и с добавлением новейших сведений труды В. А. Татаринова были переизданы: «Государственная отчетность в Бельгии, Франции и Пруссии» (т. 1–3, СПб., 1881–1884).

Карьерному росту способствовало и то, что в 1881 г. он крестился по обряду англиканской церкви, отказался от сотрудничества с еврейским журналом «Рассвет» и от участия в делах «Общества для распространения знаний между евреями». Вероятно, на конец 80-х гг. приходится его знакомство с С. Ю. Витте, протекцией которого он в дальнейшем пользовался. Международное признание его трудов выразилось в членстве ученого в Международном статистическом институте (с 1885), причем ученый был в числе его учредителей.

Его научные работы этого периода связаны преимущественно со статистическими и историческими исследованиями в области денежного обращения, кредитов и банков, что отражало направления его государственной службы, а также анализ зарубежного опыта. Так, в «Вестнике Европы» (янв., февр. 1885 г.) он публикует развернутую статью «Государственные долги России: 1768–1882» (затем вышли отдельным изданием). Главный интерес статьи заключается в том, что в ней довольно резкой критике подверглась деятельность Е. Ф. Канкрина. Автор остановился и на вопросе функционирования старых банковских учреждений и на исследовании причин участившихся в пореформенную эпоху временных выпусков кредитных билетов.

Разнообразие видов его деятельности на ниве государственной службы просто поражает. В 1891 г. ИИ Кауфман переводится в Особый отдел Государственного дворянского земельного банка, где становится членом его Совета, с 1895 г. – членом Совета Госбанка, участвует в работе ряда организаций ипотечного кредита, в организации первой всеобщей переписи населения (1897). В прикладных целях в 1895 г. И. И. Кауфман был командирован в Австро-Венгрию для сбора материала о мелиоративном кредите и сберегательных кассах. Наконец, в 1903 г. он – председатель Делегации (ревизионного отдела) Госбанка, в том же году, с отставкой С. Ю. Витте, оставляет госслужбу. Его карьеру чиновника венчали звание тайного советника (1902) и семь орденов, включая орден Белого Орла, который жаловался по личному соизволению императора, что говорит о высокой оценке престолом его трудов.

Однако он был не только теоретиком, но и автором целого ряда законопроектов и проводимых финансовых реформ. Так, И. И. Кауфман участвовал в разработке достаточно прогрессивных «Правил о надзоре за фабричной промышленностью, о взаимном отношении фабрикантов и рабочих и об увеличении числа чинов фабричной инспекции», высочайше утвержденных 3 июня 1886 г..

Не вызывает сомнений и его активное участие в денежной реформе 1895–1897 гг. В частности, ученый непосредственно разрабатывал новый Монетный устав (входил в Особую комиссию) и состоял в Совещании по рассмотрению нового Вотчинного устава. С 1893 г. он трудился в Комиссии по усовершенствованию системы сберегательных касс, в которую входил и В. Т. Судейкин. Наравне с Н. Х. Бунге и В. П. Безобразовым он был наиболее последовательным сторонником металлической теории денег. В этой части его исследования становились подготовительным материалом для проведения преобразований. В настоящее время сложно сделать окончательный вывод, но то, что именно Илларион Игнатьевич был, по меньшей мере, одним из идеологов этой финансовой реформы, очевидно. В 90-е гг. он был причастен к принятию важнейших решений по линии Министерства финансов и Государственного банка.

Как нам кажется, И. И. Кауфман был близок к типу «идеального бюрократа», чрезвычайно образованного, вежливого, никогда не стремящегося выйти на первые роли. Не случайно о нем практически нет упоминаний в мемуарах современников, так как его стихией была тишь кабинетов, а не митинговые страсти. Даже внешний вид у него был традиционно чиновничий, включая круглые очки и лихо подкрученные «гвардейские» усы. Однако этот «герой второго плана» прямо влиял на принятие важнейших финансовых решений.

Параллельно с 1889 г. он принимается приват-доцентом (с 1893 – экстраординарный профессор) в Петербургский университет, где до 1894 г. читает параллельный курс финансового права, а также спецкурсы «О вексельных курсах и расчетах по кредитным операциям» и «Основания финансовых расчетов». В 1894 г. он переходит на кафедру политической экономии и статистики, где читает теорию статистики, а в 1895 г. возглавляет эту кафедру (с 1901 – ординарный профессор).

Не прекращал Илларион Игнатьевич и научных исследований. В частности, в университетский период из-под его пера вышли классические исследования по истории и теории денежного обращения. А. И. Буковецкий писал, что «эти работы выполнены с исключительным мастерством, и ни один из исследователей истории русской экономики не может пройти мимо этих талантливых работ».

Так, исследование «Из истории бумажных денег в России» (СПб., 1909) включало две части. В первой части «Столетие правительственной борьбы с расстройством бумажных денег в России» дана отрицательная оценка денежной реформы министра финансов графа Е. Ф. Канкрина. В частности, ученый писал: «Канкрин так "осторожно" устроил прием звонкой монеты во все платежи казне, что когда это "устройство" кончилось, то вся Россия стонала от "простонародного" лажа». Интересна и авторская оценка Манифеста 1812 г. (об обязательном хождении ассигнаций). И. И. Кауфман считал, что этим манифестом в России были достигнуты уникальные, противоположные задуманному результаты. Как пишет ученый, в России установилась интересная денежная система, своеобразное параллельное обращение – «сильно понизившихся, но мало колеблющихся в цене ассигнаций и звонкой монеты, серебряной и золотой, обращающейся с очень высоким лажем».

Далее автор обосновал ряд теоретических обобщений по поводу своеобразной русской денежной системы. Он отмечал, что теория и практика денежного дела знали только три вида обращения: 1) исключительно металлическое, т. е. обращение лишь звонкой монеты; 2) исключительно бумажное, т. е. бумажная валюта, вытеснившая звонкую монету; 3) смешанное, состоящее из звонкой монеты и равноценных ей, разменных на монету, бумажных денежных знаков. По господствующей в Западной Европе теории, для нормального денежного обращения характерны металлическое обращение и смешанное обращение. Исключительно бумажное денежное обращение свидетельствует о расстройстве денежной системы. Однако в России в течение продолжительного, почти 30-летнего, периода просуществовал еще четвертый вид денежного обращения, какого нигде никогда не было. Наш отечественный опыт доказал, что «смешанное денежное обращение может существовать не только в здоровом, но и в больном состоянии», т. е. при расстройстве денежной системы, когда бумажные деньги обесценены и неразменны, а звонкая монета ходит с очень высоким лажем, при этом существует лаж и на бумажные деньги.

По поводу указанных выводов рецензент данной работы М. В. Бернацкий заметил, что автор сделал бы свои теоретические обобщения более понятными и приемлемыми, если бы с большей подробностью остановился на специфических условиях возможности такой патологической формы денежного обращения. М. И. Боголепов также отмечал преимущественно описательный и статистический характер исследований нашего автора: «Выдающийся описатель, добросовестный в крупном и мелочах, в области объяснения описываемых фактов, он иногда остается бессильным вскрыть глубокую причину явлений».

Однако М. И. Бернацкий особо подчеркивал, что «в разбираемой работе материал выбран и расположен так удачно, что изучающий беспрерывно побуждается к теоретическим обобщениям и сопоставлениям с фактами современной действительности». В отношении второй части исследования «Законодательство о денежной единице и его значении для кредитных билетов» рецензент указал, что она является «прямо образчиком экономико-юридического анализа». Он настойчиво рекомендует ее для прочтения студентам из соображений академического характера.

Практический вывод И. И. Кауфмана, легший в основу реформы, по мнению М. И. Бернацкого, является совершенно правильным, вытекающим из принципов нашего дореформенного денежного законодательства: «…кредитные билеты представляют обязательство государственного казначейства с серебряной валютой, которое оно предоставило себе исполнять платежом серебряной или золотой монетой: первую – по нарицательной цене, а вторую – по курсу, для того устанавливаемому в законодательном порядке».

Одной из последних опубликованных работ И. И. Кауфмана стало исследование «Бумажные деньги в Австрии (1762–1911)» (СПб., 1913). Ф. А. Меньков дал весьма лестную рецензию на данную работу. Рецензент признал его маститым ученым, который является одним из лучших знатоков денежного обращения в России и за границей. В его работе объясняется, когда и при каких обстоятельствах и на какие суммы приходилось прибегать к бумажным деньгам или к эмиссионной услуге банка. В исследовании также отражено, какими способами велась борьба с бумажно-денежной болезнью и с вытекающими отсюда затруднениями для народного и государственного хозяйств. Наконец, показано, какие финансовые жертвы для этого требовались и в какое положение это ставило финансы Австрии. По мнению рецензента, ответы на эти вопросы являются «образчиком финансово-экономического анализа».

Несмотря на обилие статистических таблиц и формул, книга читается с неослабевающим интересом, а постоянные и удачные сопоставления австрийских данных с историческими данными нашего денежного обращения подталкивают читателя к теоретическим обобщениям. Рецензент писал: «Темный и чрезвычайно запутанный вопрос – история австрийских финансов – несмотря на подавляющее обилие материала, под мастерским пером профессора Кауфмана облекается в живую и яркую картину эволюции австрийского бумажного денежного хозяйства, картину весьма часто в оригинальном освещении».

Стоит отметить, что у И. И. Кауфмана с детства было слабое здоровье, и в этом смысле уже переезд в северную столицу был большим риском. Кроме того, он работал фактически на износ, но сила духа некоторое время брала верх над слабостью тела. Однако уже с 1914 г. он практически не вел занятий из-за плохого состояния здоровья. Между тем для интеллекта это не было препятствием, и даже в последние минуты жизни он работал над статьей о денежном обращении. Умер ученый 26 декабря 1915 г. И. И. Кауфман еще его современниками признавался «лучшим знатоком денежного обращения в России», «наиболее авторитетным русским экономистом в вопросах денежного обращения». До последних дней от оставался членом Комитета финансов и членом Совета Государственного банка.

Выше мы уже говорили о том, что некоторые из государственных деятелей либо начинали с педагогической стези, либо совмещали государственную деятельность с преподаванием. Но наиболее рельефно, наряду с И. И. Кауфманом, связь чиновничьей и академической карьеры прослеживается в судьбе Николая Корниловича Бржеского (1860–1910). Выходец из белорусских дворян, вероятно, с польскими корнями, он родился 7 ноября 1860 г. в Минской губернии. Еще студентом юридического факультета Петербургского университета он подготовил исследование «Государственные долги России. Историко-статистическое исследование», которое было удостоено премии Топчибашева и напечатано в 1884 г. за счет университета. Н. К. Бржеский посвятил этот труд своему учителю профессору В. А. Лебедеву. В сокращенном варианте оно было переведено на немецкий и французский языки.

В данной работе впервые были собраны воедино и обобщены сведения о возникновении, развитии, составе и формах государственного долга России, начиная с первых займов московских государей XVI в. и заканчивая движением консолидированных долгов России с 1860 по 1884 г. (действительных с 1871 по 1882 г. и предполагаемых на 1883 и 1884 гг.). Главный интерес в этой книге представляли главы, посвященные займам московских государей в связи с общим финансовым строем той эпохи и консолидированным займам XVIII в.; подробно рассмотрены голландские займы Екатерины П. Автор писал, что история государственного долга России – это история его нарастания. Начавшись с ничтожной цифры в 2 млн гульденов, занятых Екатериной II на расходы первой Турецкой войны, он за сто с лишним лет вырос до гигантской цифры 5 и 1/3 млрд руб. Легкость, с которой Россия добывала за границей и у себя дома нужные ей средства посредством займов, как считал автор, объясняется в гораздо большей мере доверием к ее будущности, широкому развитию со временем ее экономической жизни, для которого имеются все данные благодаря громадным естественным богатствам. Однако в последнее время, отмечает Н. К. Бржеский, наблюдается упадок нашего кредита. И причину надо искать не столько в том, что наш долг велик, сколько в нестройности финансового хозяйства, постоянных дефицитах, а главное, в тревожной внутренней жизни России. Он приветствовал появление Указа от 1 января 1881 г. по упорядочению денежной единицы, сокращению количества кредитных билетов. Однако при этом отмечал недостаточность этих мер, полагая, что для поднятия государственного кредита важное значение имеют гласность и ясность в кредитных операциях государства, усовершенствование системы наших налогов в виде более равномерного распределения податной тягости между всеми классами общества.

П. П. Гензель писал о том, что это исследование заслуживает внимания, имеет существенное значение, учитывая отсутствие на тот момент специальных монографий по русскому государственному долгу. Однако суровый критик отмечал неравномерность в расположении материала: если займы московских государей в связи с общим финансовым строем той эпохи и консолидированным займам XVIII в. изложены довольно полно, то история нарастания государственного долга в XIX в. – менее удачно и не так полно.

Написание такой работы было прекрасным началом академической карьеры, и после окончания университета в 1883 г. он был оставлен на кафедре финансового права для подготовки к профессорскому званию. Три года молодой ученый провел за границей, собирая материал для магистерской диссертации на тему «Податная реформа. Французская теория XVIII столетия». Она была представлена и защищена в Петербургском университете в 1888 г. (опубликована в виде книги в том же году). Как заявил автор, значение этой работы состоит не в ее практической значимости или осуществимости, а в тех идеях, которые продолжают сохранять свое значение и для истории, и для науки. Такого рода исследования полезны, потому что позволяют проследить постепенное развитие и решение вопроса о принципах правильного податного обложения.

В этом исследовании автор разъяснил, как и почему появились проекты и теории податной реформы во Франции, под влиянием каких условий и среди каких обстоятельств они развивались, каким целям они служили, во имя каких идей они были предложены и в каком отношении они находились к социально-политическим условиям жизни народа в данную эпоху. Ученый рассмотрел происхождение французских податных теорий XVIII в. с точки зрения окружающих политических, экономических и социальных условий старого порядка. Н. К. Бржеский констатировал неразрывную связь податной реформы с реформированием всей социально-экономической системы. Он сделал обоснованный вывод о том, что «только соответствующие изменения в важнейших сферах государственно-общественной жизни обусловливают возможность изменения основных принципов податной системы».

П. П. Гензель отмечал, что Бржеский дал детальный обзор финансовой системы старого порядка, удачную характеристику «гуманитарных проектов податной реформы» (Вобан, Форбонне и др.), а также теории физиократов (Кенэ, Тюрго и др.); значительно слабее разработаны «философские» податные теории (Монтескье, Мирабо, Руссо), и особенно податная теория в «социальных системах» (Лавиконтери, Кондорсе и др.). Благодаря хорошему изложению, продолжает П. П. Гензель, книга Бржеского заслуживает внимания, хотя многие выводы вызывают спор, к тому же объяснение происхождения различных теорий часто представляется искусственным и недостаточно глубоким.

Н. К. Бржеский избирается на должность хранителя статистического кабинета юридического факультета Петербургского университета, ведет практические занятия по статистике внешней торговли, публикует труды по финансовому праву. Вероятно, такая ситуация не устраивала честолюбивого и талантливого юношу. В 1889 г. он резко меняет наметившуюся траекторию движения от приват-доцента к ординарному университетскому профессору и переходит на службу в Министерство финансов. Там он состоит сначала при Департаменте окладных сборов, с 1891 г. исполняет должность делопроизводителя Государственной канцелярии. В качестве приват-доцента (по совместительству) с 1890 по 1892 г. он читал параллельный курс финансового права в родном университете. Насколько нам известно, после этого преподавательской деятельностью он уже не занимался. Затем его служебная карьера пошла в рост: вице-директор Департамента окладных сборов, член Тарифного комитета Министерства финансов, а с 1902 г. – управляющий делами Финляндской Его Императорского Величества канцелярии.

Согласно известному высказыванию выдающегося педагога и юриста К. Д. Ушинского «производство в генералы погубило у нас не одного хорошего профессора». Пример Н. К. Бржеского говорит об обратном, так как свои основные работы, включая докторскую диссертацию он подготовил, будучи высокопоставленным чиновником. К тому же ученый активно публиковал свои статьи по финансовому праву в периодических изданиях, а с 1887 по 1893 г. вел иностранное финансовое обозрение в «Вестнике финансов, промышленности и торговли». В 1897 г. в Казанском университете он защитил докторскую диссертацию по финансовому праву по монографии «Недоимочность и круговая порука сельских обществ. Историко-критический обзор действующего законодательства в связи с практикой крестьянского податного дела» (СПб., 1897). Монография посвящена С. Ю. Витте. Материалы для данного исследования он собирал во время поездки, совершенной по поручению министра С. Ю. Витте, в недоимочные губернии для ознакомления с деятельностью податных инспекторов по наблюдению за поступлением в казну окладных сборов с крестьян. Целью исследования являлось рассмотрение вопроса, в какой мере развитие и современное положение недоимочности сельских обществ обусловливается именно несовершенством узаконений о взимании с крестьян окладных сборов и взыскании недоимок. Автор выясняет исторические условия возникновения и введения в наше податное законодательство начал круговой поруки крестьян за недоимки, начиная с XVI в. В результате исследования он приходит к выводу о том, что общей причиной роста податной задолженности сельских обществ следует признать несовершенство законов, которыми определяются как постановка податного дела в сельских обществах, так и условия, порядок взыскания недоимок, которые были введены положениями от 19 февраля 1861 г.

Решающей действительной причиной появления и развития крестьянской податной задолженности, по мнению Н. К. Бржеского, является круговая порука, созданная положениями 19 февраля 1861 г. Круговая порука в том виде, как она у нас существует, пишет автор, не соответствует требованиям правильной податной политики. Во-первых, субъект подати не обособлен, субъектом по закону является сельское общество. Преобразование крестьянской податной системы с установлением личной ответственности, по мнению ученого, представляется делом крайне необходимым. Во-вторых, объектом подати признается земля, однако во многих случаях чистого дохода с земли не получается. В-третьих, основное требование всякой благоустроенной податной системы заключается в точном определении в самом законе суммы налога, оснований раскладки, времени взимания, ответственности за несвоевременный платеж и способов обжалования. Как раз в крестьянском податном деле, по словам автора, все эти элементы являются неопределенными. Таким образом, автором определены основные направления реформы в крестьянском податном деле.

С проблемой обложения крестьян были связаны и другие его исследования. Так, рассматривая проблему натуральных повинностей крестьян (подводная, по тушению лесных пожаров, дорожная повинность и др.), автор приходит к выводу о том, что они являются, по сути, налогом неравномерным и несправедливым, что подтверждается расчетами автора и приведенными статистическими данными. Н. К. Бржеский считал, что эти натуральные повинности служат удовлетворению общегосударственных и общесословных потребностей, поэтому несправедливо к их отбыванию привлекать лишь одно крестьянское сословие. Аналогичная ситуация складывается и в отношении мирских сборов (на содержание сельского и волостного управления, на пожарное дело, на народное образование и др.). Автор писал, что «если крестьянство, как особое сословие, привлекается к несению таких повинностей в пользу государства, от которых освобождены все другие сословия, то создается элемент неравенства, вредно отражающийся на всем складе народной жизни». Автор ратовал за преобразование мирских повинностей в тесной связи с пересмотром действующего законодательства о крестьянах. Крестьянин должен быть подведен под общие нормы, установленные для всех других граждан, к каким бы сословиям они ни принадлежали. Должно быть полное слияние крестьянства со всеми другими сословиями в государстве на почве общих прав, общих судебных и административных учреждений. На смену мирским повинностям должны придти земские, где главным источником дохода земских единиц должно выступать обложение земли и недвижимых имуществ, согласованное с доходностью. С течением времени, по прогнозу Н. К. Бржеского, по мере усовершенствования нашей податной системы расходы земств на надобности общегосударственного управления переходили бы на казну, и тогда местные средства уже полностью обращались бы на удовлетворение местных потребностей.

Николай Корнилович осуществлял общее редактирование юбилейного труда «Министерство финансов. 1802–1902» (в 2 ч., СПб., 1902), о котором говорилось выше, и был автором разделов, посвященных прямым налогам. Вероятно, он был одним из самых плодовитых публикаторов научных исследований из числа чиновников Министерства финансов. Как нам представляется, он был готов к занятию высших должностей по государственной службе, однако что этому помешало и как развивалась в дальнейшем его служебная карьера, нам достоверно не известно.

Также одним из самых публикуемых исследователей в сфере финансового права был чиновник для особых поручений Министерства финансов, ближайший советник и спичрайтер С. Ю. Витте Александр Николаевич Гурьев (1864 – после 1918). Его отец, известный педагог и публицист Моисей Гурвич (?-1870), преподавал русский язык в еврейских училищах в Вильно (современный Вильнюс, Литва). Он был автором «Русской грамматики» (Вильно, 1866), которая выдержала несколько изданий. После принятия христианства его отец принял имя Николая Петровича Гурьева, и вскоре вся семья переехала в Петербург. Александр Николаевич в 1888 г. окончил юридический факультет Петербургского университета, после чего был оставлен на кафедре финансового права для подготовки к профессорскому званию. Ученик В. А. Лебедева.

По некоторым данным, он в 1891 г. защитил магистерскую диссертацию по финансовому праву, хотя по справочной литературе он не числится ни в магистрах финансового права, ни в магистрах политэкономии. Нет и крупной публикации исследователя 1890 или 1891 гг., которую можно было бы считать магистерской диссертацией. Возможно, речь идет о сдаче магистерского экзамена по финансовому праву. Почти одновременно с С. Ю. Витте он пришел в Министерство финансов, где был чиновником для особых поручений, членом Ученого комитета (1889–1903). В этом качестве А. Н. Гурьев участвовал в подготовке и проведении денежной реформы 1895–1897 гг. Его перу принадлежат первые статьи в периодической печати и брошюры, разъясняющие сущность Указа о чеканке золотых империала и полуимпериала (достоинством соответственно 15 руб. и 7 руб. 50 коп.). Позднее он опубликовал исторические очерки о денежном обращении в России в XIX в. и о развитии государственного долга России.

В 1901 г. он занимал должность члена-секретаря Ученого комитета Министерства финансов, т. е. был официальным руководителем этого комитета, стал действительным статским советником. Будучи членом Ученого комитета, он пишет немало брошюр по вопросам, которые представляли особую актуальность и значимость в деятельности Министерства финансов. Речь идет о питейной монополии, о прямых и косвенных налогах, о реформе Государственного банка, развитии кредитных учреждений. Так, рассматривая вопрос о прямых и косвенных налогах, он в научно-популярной форме дает лаконичную, но емкую сравнительную характеристику прямых и косвенных налогов, выстраивая аргументы «за» и «против». В результате проведенного сравнения этих налогов он приходит к выводу о том, что при существующем положении вещей нельзя идеализировать ни прямую, ни косвенную систему обложения, а нужно пользоваться и той и другой в тех пределах и для тех целей, для каких оба эти аппарата пригодны. По мнению автора, нужно придерживаться золотой середины, нельзя ставить дилемму «или-или». И здесь А. Н. Гурьев приводит высказывание «великого государственного деятеля, премьер-министра Англии. Гладстон в одной из своих парламентских речей сказал: спор о прямых и косвенных налогах подобен спору о том, какие женщины лучше: блондинки или брюнетки. Не знаю, как прочим, но мне – нравятся и те, и другие». А. Н. Гурьев был согласен с таким подходом к налоговой системе.

В связи с разработкой в недрах Минфина проекта о введении казенной винной монополии А. Н. Гурьев анализирует позиции сторонников и противников. Сам он настаивал на необходимости введения винной монополии, отмечая ее финансовое, экономическое и общественное значение. Так, финансовое значение винной монополии связывалось, в частности, с ее «громадной фискальной выгодой в отношении возможности, в случае надобности, возвысить размер налога простым поднятием цен». Экономическое значение питейной монополии состояло, по его мнению, в благоприятном влиянии на многие стороны экономической жизни (развитие винокуренной отрасли, поддержка сельского хозяйства). В отношении общественной значимости питейной монополии автор писал, что она может в значительной степени ослабить гибельные последствия народного пьянства путем снабжения населения исключительно очищенным вином и уничтожения особых «коммерческих» оснований раздробленной продажи по кабакам. Далее А. Н. Гурьев разобрал подробнейшим образом возражения против питейной монополии. Так, противники ее введения писали о том, что ни в одном западноевропейском государстве (кроме Швейцарии) она не введена, да и попытки ее введения в России в 1819 г. оказались несостоятельными, и в 1827 г. взамен была введена откупная система. На что автор отвечал, что в России в отличие от Запада питейная монополия есть и еще долгое время будет фундаментом всего бюджета. Он писал, что «ни одно из возражений не имеет такой силы, чтобы отклонить попытку введения монополии. Ведь треть государственного бюджета – это не какая-нибудь пустошь, которую не стоит обрабатывать… Мы далеки от мысли считать питейную монополию совершенно лишенной недостатков… Но позволительно спросить: разве акцизная система не имеет своих недостатков, да еще каких? Да и вообще, какой налог идеальный?». Не случайно свою работу, посвященную обоснованию необходимости перехода от системы взимания акциза при производстве спирта и патентного сбора с заведений, торгующих вином, к системе монополизации в руках казны самого торга вином, автор начинает с высказывания известного нам Р. Пиля: «В деле финансов – нужна смелость».

Следует также отметить, что А. Н. Гурьев перевел с немецкого и выступил редактором трудов ряда известных финансистов (Р. фон Кауфман, К. Менгер, М. Грунвальд, Т. Гертцка, Б. Фельдеш и др.).

В 1903 г. вместе с С. Ю. Витте он увольняется из Министерства финансов. Затем он редактировал правительственный официоз «Русское государство» (приложение к «Правительственному вестнику»), в 1906 г. был сотрудником официоза «Россия», активно печатался в «Новом времени», «Санкт-Петербургских ведомостях», «Слове». В 1913–1914 гг. он издал пять книг юмористических рассказов. Надо отметить, что финансист обладал отменным чувством юмора и его рассказы и в настоящее время читаются с большим интересом.

В публицистических кругах он имел говорящее прозвище «перо министра», советника С. Ю. Витте по «литературно-финансовым делам», поскольку, по меньшей мере, помогал последнему в подготовке его работ по проблемам финансов. Александра Николаевича постоянно именовали то протеже, то клевретом министра финансов. Сотрудничали они и после ухода Сергея Юльевича из большой экономической политики, когда А. Н. Гурьев стал одним из главных сотрудников его литературного штаба. Даже известный случай раскрытия покушения черносотенцев на отставного премьера связан с его именем. Бомба на втором этаже дома С. Ю. Витте была подброшена через дымоход в печку, а обнаружена была после попытки эту печку растопить. Такая нужда в большом доме бывшего главы правительства возникла в связи с тем, что к нему пришел А. Н. Гурьев для работы над некоторыми документами, предоставленными ему из архива хозяина дома.

Следы ученого теряются в послереволюционном Петрограде, и можно только гадать о том, как сложилась его дальнейшая судьба. Его доклад «Урегулирование денежной системы», произнесенный 5 апреля 1918 г., был опубликован, как и ряд других статей, в периодических изданиях. Так, 22 апреля 1918 г. А. Н. Гурьев предложил проект денежной реформы Совещанию по банковой политике, однако он был признан практически неприемлемым.

Еще одним из сподвижников С. Ю. Витте и его преемником во главе Министерства финансов в 1905–1906 гг. был Иван Павлович Шипов (1865–1919), также отметившийся научными публикациями по финансовому праву.

В заключение отметим, что в итоге масштабных преобразований конца XIX в., связанных с именем С. Ю. Витте, в России был завершен промышленный переворот, однако последствия экономических преобразований были противоречивыми. Столь противоречивым было развитие и финансово-правовой мысли российскими государственными деятелями. С одной стороны, научная основа способствовала успеху денежной реформы 1895–1897 гг. и ряду других финансовых преобразований. С другой стороны, масштаб финансовых исследований сдерживался отсутствием подлинной свободы слова, зачаточным народным представительством и рядом идеологических запретов. Но даже в этих условиях были подготовлены исследования по финансовому праву, ряд из которых были на уровне лучших западных аналогов.

 

6.2. От умеренных народников до умеренных монархистов (И. С. Блиох, В. Е. Варзар, Н. Е. Гиацинтов, К. Я. Загорский, Н. Н. Покровский, В. Т. Судейкин и др.)

Среди российских ученых – специалистов в сфере финансового права были ученые, придерживающиеся самой различной политической ориентации. Большинство из них были достаточно умеренными консерваторами, а некоторые – еще более умеренными либералами. На крайних флангах находились В. Е. Варзар, который в юности примыкал к народническому движению, а также Н. Е. Гиацинтов, которого можно считать последовательным, хотя и умеренным, монархистом. Среди персонажей этого параграфа были и бывшие сотрудники С. Ю. Витте, однако они занимали свои посты в Министерстве финансов как до прихода туда С. Ю. Витте, так и после его ухода в отставку. В целом их нельзя назвать креатурой всесильного министра финансов, хотя некоторое влияние на них он, несомненно, оказывал.

Бурный рост экономики и раскрепощение предпринимательской инициативы в последней четверти XIX в. породили новый тип чиновников-ученых, карьера которых начиналась с бизнеса. Одним из первых представителей такого типа стал Иван Станиславович Блиох (1836–1901), который был одновременно коммерции-советником, а впоследствии и действительным статским советником. Родился 24 июля 1836 г. в Варшаве. Окончил Берлинский университет, перешел из иудаизма в христианство и поступил на службу в банковскую контору в Варшаве. После этого он активно занялся предпринимательской деятельностью, достиг должности председателя правления Юго-Западных железных дорог, где вице-президентом был будущий министр финансов И. А. Вышнеградский. Иван Станиславович выступил организатором Варшавского коммерческого банка, стал владельцем банкирского дома, директором целого ряда товариществ и коммерческих обществ. В то время его считали одним из самых богатых людей на Западе России, владельцем многомиллионного состояния. Всю эту бурную предпринимательскую деятельность он смог совместить с занятиями научными исследованиями, что, в свою очередь, привело его с 1877 г. в Министерство финансов, где он стал членом Ученого комитета.

Однако в петербургском обществе к нему относились с предубеждением, ходили слухи о том, что он брал под проценты суммы из благотворительных капиталов для их «прокрутки» и т. п. С. Ю. Витте, тесно соприкасавшийся с И. С. Блиохом еще в бытность совместной работы в правлении Юго-Западных железных дорог, так писал о нем: «Блиох был человек по природе неглупый, в высшей степени образованный и талантливый, но с недостатком, так сильно присущим большинству евреев, а именно со способностью зазнаваться и с большой долей нахальства… Он уже совсем зазнался и гораздо больше занимался другими делами… политикой и научными трудами. Все его труды писались не им, а писались различными писателями специалистами за деньги, которые он им платил. Сам же Блиох только составлял, и то с помощью своих сотрудников, программу тех трудов, которые он предлагал издать». С. Ю. Витте прямо заявил, что труд «История русских железных дорог» был написан не Блиохом и привел в подтверждение анекдотический случай. Когда С. В. Кербедз, известный инженер, знавший Блиоха с юности, получил от него в подарок экземпляр «История русских железных дорог», то спросил: «А скажи, пожалуйста, Иван Станиславович, ты сам прочел эти книги?» Блиох данным вопросом был очень обижен.

Представляется, что в этих словах изрядная доля преувеличения. Идеологом и автором замысла всех его трудов, их редактором был именно И. С. Блиох. Но так же очевидно, что эти многотомные труды при занятости бизнесом он один написать не мог. Напомним, что тогда не только не было Интернета, но и не публиковались в открытой печати основные материалы для анализа. Подготовка таких трудов требовала предварительной многомесячной работы в архивах, в которые было трудно попасть, а еще труднее найти и получить нужный материал. Вероятно, у него были помощники, которых в советский период не очень политкорректно именовали «литературными неграми». В любом случае отрадно, что крупный предприниматель тянулся к проблемам большой науки, и не зря. Как бизнесмена его знает только узкий круг, зато изданные им труды известны практически всем специалистам по социально-экономической истории России второй половины XIX в.

В 1878 г. И. С. Блиох издает в пяти томах исследование «Влияние железных дорог на экономическое состояние России», где рассматривались, в том числе, вопросы железнодорожного тарифа. Это сочинение «дает полную и обстоятельную картину финансов русского государства в 1860-х и 70-х годах и вкратце знакомит с условиями концессий и образования капиталов русских железнодорожных обществ». Отметим, что ранее он уже опубликовал «Исследование по вопросу о взимании русскими железными дорогами провозных плат в металлической валюте» (СПб., 1877). В нем он прямо затронул проблемы денежного обращения.

И. С. Блиох исследовал историю русских финансов, работая в архиве Министерства финансов. Результатом этого стало фундаментальное исследование о финансах России XIX в. и ряд других публикаций. В предисловии к четырехтомному изданию «Финансы России XIX столетия» автор особо отметил значение гласности в деле государственных финансов и ратовал за необходимость народно-общественного контроля в деле ведения государственного хозяйства. Ученый являлся сторонником не только государственного, но и общественного контроля за государственными финансами.

Он писал о том, что «обнародование государственных росписей и извлечений из отчетов государственного контроля, впервые предпринятое по просвещенному почину М. Х. Рейтерна и В. А. Татаринова, продолжается и при их преемниках». Автор определил и цель своего исследования. По его мнению, «история финансов не только представляет интерес для науки, но и дает практические указания относительно будущности русского финансового хозяйства».

Первый том исследования охватывает период до Крымской войны, причем вкратце затронута эпоха, предшествующая XIX в. Во втором томе повествование доведено до 1882 г. Это было небеспристрастное, по словам автора, исследование, «не взгляд постороннего», а попытка выяснить: «В чем заключаются причины подобной беспочвенности прежних финансовых преобразований? Почему предпринимавшиеся правительством реформы финансового хозяйства не приносили тех плодов, каких оно ожидать было вправе? Вследствие каких обстоятельств вводившиеся, с целью улучшения экономического положения государства, мероприятия не сопровождались благоприятными результатами?» Строго хронологическое изложение материала не носит характер справочника, так как постоянно прослеживается личное отношение, авторская оценка финансовых реформ и их творцов. Так, рассматривая «План финансов» М. М. Сперанского и его практическую реализацию в Манифестах от 25 июля 1810 г., 25 июня 1811 г. и иные меры, он писал о громадном их значении для истории финансов. Ученый подчеркивал, что только с этого времени начинается более-менее правильное счетоводство и «представляется возможность следить за финансовыми оборотами и их последствиями, а также издаваемыми по части государственного хозяйства узаконениями». Иначе оценивалась финансовая политика министра финансов Д. А. Гурьева. И. С. Блиох писал, что этот министр вводил государство в заблуждение своим «все обстоит благополучно», в то время как казна была в двух шагах от полного банкротства.

Третий том рассматриваемого исследования был посвящен системному изложению истории отдельных налогов: прямых и косвенных. Причем более подробно рассмотрены косвенные налоги, история табачного, соляного и питейного доходов, преимущественно со статистической и догматической точек зрения. В конце третьего тома приложены две графические таблицы, иллюстрирующие государственные доходы России в 1866–1881 гг. и положение государственного долга с 1802 по 1877 г. Четвертый том посвящен истории государственных расходов России, к нему также приложен ряд графических таблиц. Как отмечал сам автор, третий и четвертый тома его исследования содержат подробное историко-статистическое обозрение государственных доходов и расходов, поэтому эти два тома предназначены «уже не для цельного чтения, а для справок». Изложение истории финансов сопровождается статистическими таблицами не случайно, так как, по словам И. С. Блиоха, «в финансовой истории доказательней и красноречивее всего говорят все-таки сами цифры».

По заданию правительства он занялся проблемами кредитования сельского хозяйства. В данном случае И. С. Блиох показал себя сторонником увеличения вложения государственных средств в сельское хозяйство, финансовой поддержки коллективных форм ведения хозяйства, прежде всего сельскохозяйственных артелей. Кроме того, он являлся автором многочисленных публикаций по финансовому праву в периодических изданиях.

В последние годы жизни он увлекся идеей всеобщего мира и разоружения, писал об этом в своих книгах и статьях. Так, И. С. Блиох оставил свой след и в военной теории, так как в своем шеститомном труде «Будущая война в техническом, экономическом и политическом отношениях» (СПб., 1898–1899) ученый во многом предугадал характер Первой мировой войны. В западной литературе его традиционно именуют «военным теоретиком». Отметим, что названная выше книга И. С. Блиоха была переведена на французский, немецкий и английский языки и вызвала широкий общественный резонанс. С. Ю. Витте подчеркивал, что к таким изысканиям Блиоха подтолкнуло желание прославиться, а эти труды он «писал или, вернее, ему писали, а он под своей фамилией издавал». Однако устремления финансиста и исследователя были более бескорыстными. К идее всеобщего мира ему удалось привлечь внимание даже царя Николая II и царицы Александры Федоровны. При этом И. С. Блиох посещал все конференции о мире и предлагал устроить в Швейцарии соответствующий музей. Однако этим благородным замыслам не суждено было сбыться. Умер он 25 декабря 1901 г.

Видное место среди ученых-чиновников занимает Василий Егорович Варзар (1851–1940), один из первых русских земских статистиков, основоположник промышленной статистики в России, экономист. Он был сыном подполковника русской армии, выходца из молдавских дворян, осевших в Черниговской губернии.

В 1874 г. он окончил Петербургский технологический институт, слушал лекции Н. Х. Бунге в Киевском университете. В 1873 г. от Технологического института В. Е. Варзар посылается на Венскую всемирную выставку, посещает Париж и Швейцарию. В Цюрихе он познакомился с одним из идеологов народничества П. Л. Лавровым, примкнул к народническому движению, а по возвращении в Россию принял участие в «хождении в народ». Его перу принадлежит брошюра «Хитрая механика» о налоговой политике правительства, которая имела успех в левых кругах. Впервые она была опубликована в Лондоне в 1874 г., а затем неоднократно переиздавалась, причем при переизданиях переделывалась и дополнялась различными издателями, по словам автора, «приправлялась по вкусу издателей революционной солью и перцем».

В. Е. Варзар писал в своих воспоминаниях, что в одном из позднейших изданий он с трудом узнавал взятые из его текста страницы. Добавления к тексту почти удвоили объем издания, приводились уже соображения по поводу винной монополии (1894) или Японской войны (1904). Издание «Хитрой механики» 1906 г. вышло под названием «О налогах» и сопровождалось революционным эпиграфом: «В борьбе обретешь ты право свое».

В рассматриваемой брошюре тогда еще студент В. Е. Варзар, по его собственным словам, без подделки под «народный язык», но и без теоретических изысков попытался изложить теорию прямых и косвенных налогов как формы эксплуатации правящего класса. По форме «Хитрая механика» – это диалоги и рассуждения умудренного опытом крестьянина Степана. Так, в отношении косвенных налогов (гербовый сбор, сбор за право торговли, таможенные пошлины, горная подать) последний пояснял собеседнику, что «вся механика так подведена, что фабрикант ли, кабатчик ли, купец ли подать заплатит, а все она в конце то концов из мужицкого кармана вынется… Эта подать тяжелее подушной подати». О выкупных платежах за землю мудрый Степан высказался без обиняков: «Коли посчитать, то крестьяне раза в три больше выплатили, чем земля стоит… Эта подать называется прямою, значит, грабят тебя не косвенно, а прямо, без подвохов… прямой грабеж, то бишь прямой налог». В качестве выводов звучат суждения Степана о том, что «это везде и всегда было и будет, что кто богатее, тот от податей всегда будет льготен, а всю ту тяжесть на бедных возложат». А на вопрос собеседника: «Что делать?», ответ Степана: «Надо добиться, чтобы без воли народной никто не смел писать законов, накладывать податей или налогов. Законы должны быть для всех равные…»

В 1875–1878 гг. он занимал должность статистика Черниговской земской управы и находился на других должностях, был председателем Черниговского отдела Общества взаимного кредита. Сам В. Е. Варзар в своих воспоминаниях писал, что с 1878 по 1892 г. «был рабочей земской лошадью, участвовал во всех собраниях, комиссиях и работах местных общественных учреждений и журналов этих учреждений… Повседневная текущая работа: земское школьное дело, земская медицина, улучшение дорог, земельная мелиорация, устройство водопровода и т. п. – все это втягивало в мелочную, но полезную деятельность».

Особенно его интересовал земельный и кустарный крестьянский кредит. С проблемами кредитования были связаны и его научные изыскания. После подачи на имя министра финансов Н. Х. Бунге записки о необходимости учреждения Государственного земельного банка молодой ученый встретился с министром в 1882 г. и даже получил приглашение на должность помощника только что учрежденного Крестьянского поземельного банка. Однако этому назначению воспротивилась полиция, так как он относился «к явно неблагонадежным лицам». После этого он продолжил трудиться гласным уездного и губернского земских собраний и Черниговской городской думы. В 1890 г. В. Е. Варзар по поручению В. И. Ковалевского, директора Департамента торговли и мануфактур, сподвижника С. Ю. Витте, разрабатывал вопрос об основаниях для правильного налогообложения промышленных заведений. Этот вопрос был первоочередным и для Министерства финансов. Старая система гильдейского сбора устарела, и для реформы промыслового налога исследователь предложил как основание патентного промыслового налога внешние признаки мощности промышленных заведений: определенные орудия производства и число рабочих. Записка В. Е. Варзара была напечатана и одобрена министром и должна была лечь в основание предстоящей податной реформы, а ее автору предоставлялись широкие полномочия по разработке законопроекта. Но Департамент государственной полиции опять не согласился на назначение В. Е. Варзара по причине его политической неблагонадежности. Подозрения в неблагонадежности по его прошению с провинциального служащего снял в 1892 г. лично глава МВД И. Н. Дурново, знавший его по Черниговскому уезду, где у министра было поместье.

В 1892–1916 гг. Василий Егорович – фабричный инспектор в Риге, затем старший фабричный инспектор в Ревеле (современный Таллин), работник центрального аппарата Министерства финансов, одновременно в 1905–1913 гг. читал лекции на статистических курсах МВД. В должности фабричного инспектора при Министерстве финансов, а затем при Министерстве торговли и промышленности он пробыл почти 24 года, занявшись, главным образом, работой по промышленной статистике России.

Стоит отметить, что практически одновременно с принятием первых социально-страховых законов он начал проводить статистические исследования, позволяющие определить эффективность их применения. В этой части его приоритет очевиден. Ученый обобщал статистические сведения о результатах социального страхования работников по закону 1903 г. и в частных страховых обществах. В 1917 г. Василий Егорович был управляющим отделом промышленности Министерства труда Временного правительства, членом комиссии, образованной при этом отделе. В. Е. Варзар принимал участие, начиная с середины 90-х гг. XIX в., в работе практически всех государственных комиссий по разработке актов социально-страхового законодательства.

Под его руководством с 1892 г. разрабатывалась система налогообложения предпринимателей, заменившая в 1898 г. архаичную гильдейскую систему. Основанием патентного промыслового налога признавались внешние признаки или критерии для оценки мощности промышленного предприятия: орудия производства и число рабочих. В 1900 и 1908 гг. под его руководством проведены два первых статистических обследования промышленных предприятий. Подготовленные им статистические сведения использовались в целях увеличения эффективности налоговой системы и проводились по инициативе Министерства финансов. Василий Егорович был одним из первых исследователей статистики забастовок в России. Его труды по этой тематике можно считать классическими. Они заслужили высокую оценку как представителей царской администрации, так и В. И. Ленина. Ряд работ В. Е. Варзар опубликовал под псевдонимами: Иванов, Андрей, Васильев С, Тарпыгин Ф. У., Бывалый человек.

В советский период он работал в Петрограде, Киеве, Ростове-на-Дону. С 1925 г. – в органах ВСНХ и Центрального статистического управления, при этом не переставал интересоваться проблемами финансов. Впоследствии занимался преподавательской работой. Его профессиональные качества и научная порядочность оказались востребованными при любой власти в России. Умер он 29 сентября 1940 г. в возрасте почти 90 лет.

Два следующих персонажа нашей книги связаны общностью научных интересов к железнодорожным тарифам и причастностью к службе в Министерстве финансов.

Николай Егорович Гиацинтов (1857–1941 (по другим данным, 1940)). Родился в семье генерала русской армии, окончил юридический факультет Московского университета (1880). Ученик И. И. Янжула. В 1888 г. защитил магистерскую диссертацию по политэкономии в Петербургском университете по монографии «Основания организации тарифного дела на железных дорогах» (М., 1887). Некоторое время он служил в Государственном контроле, был членом Тарифного комитета этого ведомства. Затем С. Ю. Витте пригласил его в Министерство финансов, где он стал чиновником для особых поручений, затем – вице-директором (с 1902) и директором (1909–1916) Департамента железных дорог Министерства финансов и председателем Тарифного комитета, получил чин тайного советника (1913). Он подготовил ряд заметок по конкретным финансовым проблемам, связанным с эксплуатацией железных дорог, а также несколько рецензий на исследования по аналогичным проблемам, в том числе на книгу К. Я. Загорского, о котором будет сказано ниже. Так, он был сторонником государственного управления железнодорожными тарифами. Установление тарифов он считал произведением искусства, в тарифах должны сочетаться потребности как железных дорог, так и всего общества, удовлетворяться различные нужды населения.

При этом наш герой особенно не интересовался политикой, оставаясь вполне умеренным монархистом. У него сложились хорошие рабочие отношения с главой правительства и министром финансов В. Н. Коковцовым, об уходе которого он искренне сожалел. Николай Егорович отличался личной порядочностью и принципиальностью. По должности ему был положен для командировок специальный вагон, но в случае, если с ним ехали члены семьи, то он обязательно приобретал для них из своих личных средств билеты. За государственную службу он был награжден орденами Св. Анны 1-й степени и Св. Станислава 1-й степени, Св. Владимира 2 и 3-й степени.

Революционных событий 1917 г. монархист Н. Е. Гиацинтов не принял, сначала эмигрировал в Болгарию, а затем перебрался в Югославию. Его сын, подполковник русской армии Э. Н. Гиацинтов, был активным участником Белого движения, а внук стал профессором Колумбийского университета.

Константин Яковлевич Загорский (1859 – после 1934). Родился 3 марта 1859 г. в Киеве, выходец из дворянской семьи. Один год проучился в Киевском университете, в 1877 г. перевелся на юридический факультет Петербургского университета. Окончил обучение в 1882 г., ученик В. А. Лебедева. В студенческие годы участвовал в народническом движение, входил в центральный студенческий университетский кружок народнического толка. Возможно, еще с тех времен был знаком с Л. В. Ходским (о нем см. далее). Затем был членом организации «Народная воля», в 1882 г. перешел в «Черный передел». В студенческие годы вел занятия в рабочем кружке, пропагандировал народническую литературу, затем труды К. Маркса. В связи с его революционной деятельностью считался властями «подозрительным», подвергался административному аресту, а в период с 1880 по 1894 г. находился под негласным надзором полиции, хотя после 1882 г. от политической деятельности отошел.

Впоследствии он поступил на государственную службу. В 1889–1890 гг. служил в Департаменте торговли и мануфактур, с 1891 г. – в Департаменте железнодорожных дел Министерства финансов. В 1899 г. назначен представителем Министерства финансов в Тарифном комитете и в Комиссии о новых железных дорогах, позже – член совета по тарифным делам и председатель особого совещания по железнодорожному делу.

В это же время он активно занимался научными исследованиями, защитил магистерскую диссертацию по политэкономии в Петербургском университете в 1902 г. по монографии «Теория железнодорожных тарифов. Задачи управления, принципы построения и применения, формы и виды тарифов» (СПб., 1901). Как уже указывалось, развернутую рецензию на нее подготовил Н. Е. Гиацинтов, бывший его начальником по Департаменту железных дорог Министерства финансов, который отмечал, что труд К. Я. Загорского отличается большой полнотой и разносторонностью. В этом департаменте К. Я. Загорский служил до 1905 г., стал действительным статским советником. П. П. Гензель назвал эту работу обстоятельной и строго теоретической.

В своем исследовании Загорский поставил целью системное изучение тарифного дела на железной дороге. Теорию этого дела он представил в виде следующих трех составных элементов: 1) задачи и цели управления тарифами; 2) принципы построения тарифов; 3) их формы и условия применения. Относительно целей и задач железнодорожной тарификации автор последовательно разбирает вопрос о применимости принципа свободы промышленности к железнодорожному делу и об основаниях государственного вмешательства в это дело с целью ограждения интересов населения, промышленности и казны. Он приходит к выводу о том, что тарифы должны обеспечивать не только достижение чистой прибыли дорог, но также и целей общей экономической политики государства. При этом в эксплуатации железных дорог вполне допустим отказ в некоторых случаях от неуклонного преследования максимальной чистой доходности. Предусматривалась возможность ограничения в связи с установлением специальных и льготных тарифов (на перевозку хлеба, закупаемого земствами и правительственными органами для населения районов, где были неурожаи зерна; льготные тарифы для переселенцев, учащихся и т. д.).

Автором рассматриваются три принципа построения тарифов. Согласно первому – принципу государственных пошлин и так называемой «натуральной системы тарифов» – тарифы устанавливаются не по ценности железнодорожных услуг, а по некоторым однообразным средним нормам на основании собственных издержек железных дорог по различным категориям перевозок. Второй принцип построения тарифов заключается в установлении их по платежной способности перевозимых грузов, т. е. по рыночной ценности железнодорожных услуг. Третий принцип состоит в построении тарифов в зависимости и в соответствии с условиями и издержками производства в различных отраслях промышленности, в разных районах и центрах. Каждый из этих принципов был подвергнут автором оценке по их пригодности для достижения целей и задач, которые поставлены в данное время в данной стране при эксплуатации железных дорог. К. Я. Загорский был уверен, что нет абсолютных тарифных принципов, которые были бы правильны и годны для всякой системы железнодорожного хозяйства, независимо от того, какие цели ставит государство в своей тарифной политике. В зависимости от поставленных целей и принятых принципов тарификации определяются и наиболее подходящие системы и виды самих тарифов.

К. Я. Загорский правила применения тарифов свел к следующим: публичность, простота, устойчивость, уравнительность. В работе также проводится классификация тарифов по видам: а) по внутреннему строю тарифы бывают однообразными пудоверстными и дифференцированными; б) по внешней форме выражения – формульными (схемными) и табличными и т. д.

Под влиянием революции 1905–1907 гг. он проникся республиканскими убеждениями, вспомнил идеалы своей народнической юности. На этой почве он резко разошелся со своим начальником Н. Е. Гиацинтовым, с которым до этого состоял в хороших отношениях и даже дружил семьями. Сын Константина Яковлевича вступил в партию эсеров.

В 1905–1907 гг. К. Я. Загорский читал лекции в Петербургском университета. С 1907 г. он стал приват-доцентом, затем – экстраординарным профессором экономического отделения Петербургского политехнического института. Там он читал курс лекций «Железнодорожная политика и тарифы», который был издан в 1915 г. При этом К. Я. Загорский остался чиновником для особых поручений Министерства финансов, продолжал состоять членом Тарифного комитета при Министерстве финансов и Комиссии о новых железных дорогах. В 1916 г. был назначен заведующим делами международных сообщений российских железных дорог. Соответственно, большинство его работ того периода представляют собой материалы к пересмотру внешнеторговых договоров или изменению тарифов. Так, в работе «Наша железнодорожная тарифная политика» К. Я. Загорский дает исторический очерк российской железнодорожной политики. По мнению ученого, с момента создания в 1889 г. тарифных учреждений тарифная политика прошла несколько этапов. В первый период железнодорожные тарифы являлись орудием экономической политики и даже средством для удовлетворения государственной и народной жизни. В первые годы XX в. российская железнодорожная политика с повышением целого ряда тарифов приобретала фискальный характер, а к моменту написания данной работы этот период, как считал автор, заканчивается, уступая место более рациональной системе.

В 1913–1917 гг. К. Я. Загорский состоял гласным Петербургской городской думы.

После событий 1917 г. ученый остался в России, был непродолжительное время профессором 1-го МГУ и до второй половины 20-х гг. – Института народного хозяйства. Параллельно он занимал должность заведующего отделом международных сообщений Наркомата путей сообщения (НКПС); в 1920–1930 гг. был членом и заместителем председателя Тарифного комитета НКПС, консультантом Наркомата торговли, Наркомата финансов и ВСНХ РСФСР.

В 1918 г. участвовал в качестве эксперта по железнодорожным вопросам в советской делегации по ведению мирных переговоров с Украиной, а в 1921 г. – с Польшей. В 1922 г. под его ближайшим руководством была разработана новая тарифная система. В 1919–1922 гг. Константин Яковлевич состоял членом Финансово-экономического совета Комитета государственных сооружений, председательствовал в секции согласования планов, трудился в транспортной секции Института экономических исследований Народного комиссариата финансов (НКФ) РСФСР. В феврале 1924 г. на этой секции К. Я. Загорский выступил с докладом на тему: «Импортные и экспортные железнодорожные тарифы и главные основания их установления». Он доказывал, что политика железнодорожных тарифов должна находиться в соответствии с политикой таможенной, при этом содействовать развитию транспорта, но может выступать только в качестве вспомогательного средства. В июне 1926 г. на обсуждение той же секции был вынесен доклад К. Я. Загорского «Современное положение тарифного дела в Германии».

С 1922 г. ученый числился также экономистом Экономического управления ВСНХ, готовил экспертные заключения по финансовым вопросам. При этом тематика его исследований изменилась незначительно. Он продолжил изучение принципов, форм и системы железнодорожных тарифов. Его книга «Экономика транспорта» (М., 1923) имела определенный резонанс. Так, И. Тихоцкий назвал ее полезным трудом, но при этом посетовал, что она не дает теории железнодорожных тарифов. Он выразил надежду на ее последующую разработку. Отметим, что К. Я. Загорский проблемы железнодорожной политики рассматривал и в ключе международного железнодорожного права. Последняя доступная нам публикация ученого датируется 1930 г. О дальнейшей судьбе ученого достоверных данных у нас нет.

Несомненно, яркой личностью был Николай Николаевич Покровский (1865–1930). Выходец из дворян, сын действительного статского советника, родился 25 января 1865 г. в Петербурге. Он обучался на юридических факультетах Московского и Петербургского университетов, окончив курс последнего со степенью кандидата права (1888). Ученик В. А. Лебедева. С 1889 г. он поступил на службу в Министерство финансов, совмещая ее с научной работой. В 1899 г. стал вице-директором, а с 1904 г. – директором Департамента окладных сборов Министерства финансов. Наконец, в 1906 г. он становится товарищем министра финансов, занимается преимущественно делами окладных сборов, получает чин тайного советника (1913). Среди его государственных наград ордена Св. Анны 1 и 2-й степени, Св. Станислава 1-й степени. Под его руководством был выработан ряд законопроектов по финансовой проблематике. Н. Н. Покровский был одним из соавторов фундаментального исследования «Министерство финансов. 1802–1902» (в 2 ч., СПб., 1902), о котором уже говорилось выше.

В Министерстве финансов он работает до 1914 г., а затем назначается членом Госсовета (1914–1916). С января по ноябрь 1916 г. он являлся государственным контролером. При этом он не оставлял занятий наукой финансового права в прикладном ключе, публиковал результаты своих исследований. Одним из таких исследований стала его работа «О подоходном налоге» (Пг., 1915). Это был сборник статей о подоходном налоге, опубликованных автором в журнале «Вестник финансов, промышленности и торговли» в течение 1915 г. К ним был приложен очерк развития форм русского прямого обложения, включая реформы Петра Великого, Императора Александра II, податную реформу 1880 г.

Цель этой книги, по мнению автора, – послужить справкой при предстоящем рассмотрении вопроса о реформе прямого обложения, в частности о введении в России подоходного налога. В связи с этим в книге дается сравнительно-правовой анализ подоходного налогообложения в Англии, Германской империи, Соединенных Штатах и Франции. Автор разбирает все возражения, которые звучат против подоходного налога (низкий культурный уровень населения, отсутствие у плательщиков правильного счетоводства, возможный произвол фискальных органов, вторгающихся в частную хозяйственную жизнь плательщиков, и др.), но приходит к выводу, что в России сложились необходимые условия для введения подоходного налога. Так, он писал: «Наше отечество не столь интенсивно, конечно, как другие страны, но все же очень решительно стало на путь капиталистического хозяйства, дающего достаточные основания рассчитывать, что для подоходного обложения в России уже подготовлена весьма серьезная почва».

По мнению Н. Н. Покровского, именно подоходный налог является наименее обременительным из всех прямых налогов, он учитывает действительно полученный доход, а следовательно, не может обложить по убытку. Кроме того, подоходный налог должен сослужить службу общему податному преобразованию, и прежде всего, как пишет автор, одновременно с введением подоходного налога надлежит преобразовать и наследственный налог.

В ноябре 1916 г. в карьере Н. Н. Покровского происходит резкий поворот, и он назначается министром иностранных дел России. Внутри страны и за рубежом это назначение встретили как неожиданное, но позитивное. Это стало нарушением вековой традиции, согласно которой МИД возглавляли только карьерные дипломаты. К тому же он не был ставленником двора или какой-либо придворной группировки. Николай Николаевич был известен только как опытный и неподкупный дипломат и сильный финансист, что должно было успокоить думские и общественные круги.

Французский посол М. Палеолог дал на сей счет следующий комментарий: «Выбор неожиданный. Покровскому шестьдесят лет, он всю жизнь занят был вопросами, касающимися финансов и государственного контроля; у него нет никакого представления о делах внешних и дипломатии; но с этой оговоркой, очень важной в настоящий момент, я ничего не имею против этого назначения. Во-первых, это – человек осторожный, умный и трудолюбивый, вполне преданный Аллиансу (альянсу, т. е. Антанте. – Авт.). Затем, в личных отношениях это – человек редких качеств, душевный и серьезный, с небольшой долей насмешливого лукавства. Без состояния, обремененный семьей, он ведет жизнь самую простую, самую приличную. За 35 лет, с тех пор как он служит в государственном контроле, его никогда не коснулась даже тень подозрения».

Его бывший начальник по министерству финансов В. Н. Коковцов отмечал у своего товарища, помимо прочих положительных качеств, величайшее терпение и природное отвращение от всякой резкости. В МИДе это назначение приняли как «труднообъяснимое», однако вскоре оценили его «важные преимущества» по сравнению с предшественниками. Это касалось его обширных экономических знаний, что сказалось на работе Парижской экономической конференции и Петроградской конференции союзников.

Н. Н. Покровский к тому времени зарекомендовал себя человеком порядочным, хорошим переговорщиком и мастером компромисса. На этой должности он пробыл всего три месяца, причем за это время четыре раза подавал в отставку из-за несогласия с политикой, проводимой министром внутренних дел А. Д. Протопоповым, которого, в свою очередь, считали креатурой Г. Е. Распутина. Николай Николаевич показал себя сторонником более тесного союза с Великобританией, Францией и особенно с США. Он настаивал на направлении в союзные страны финансово-экономической миссии.

В широких общественных кругах он имел репутацию человека разумного и честного, наиболее приемлемого для «думских сфер». Из-за обремененности большой семьей и спокойного характера он ценил свой статус и чурался политических авантюр. Не случайно именно он представлял царское правительство в негласных переговорах с думской оппозицией 26 февраля 1917 г. Впрочем, эти переговоры не увенчались успехом. В марте 1917 г. Николай Николаевич был отправлен в отставку и избран председателем правления Сибирского банка и Русско-американского комитета для содействия экономическому сближению России и США. Октябрьскую революцию он не принял, но в первой половине 1918 г. сотрудничал с Центральным народно-промышленным комитетом, был председателем бюро его Отдела внешней торговли, вел заседания Комиссии по финансовой реформе (работала до мая 1918). Благодаря его взвешенной позиции на комиссии было заслушано много докладов (М. В. Бернацкого, А. Н. Гурьева, А. Н. Зака, Ф. А. Менькова и др.) и прошло содержательное обсуждение необходимых преобразований.

Затем Н. Н. Покровский эмигрировал в Литву. Преподавал политэкономию и финансовое право в Ковенском (Каунасском) университете, где занимал кафедру финансового права. Подготовил и опубликовал «Основы финансовой науки» (Каунас, 1925). К сожалению, экземпляра этой книги на русском языке в библиотеке или архиве Каунасского университета не сохранилось. Умер ученый в декабре 1930 г. в Ковно.

Также в эмиграции завершил свой жизненный путь ученый и чиновник Министерства финансов Власий Тимофеевич Судейкин (1857 – после 1928), выходец из дворян Нижегородской губернии. Он окончил юридический факультет Московского университета (1879). Большое влияние на него оказал его университетский профессор И. И. Янжул, которого он считал своим учителем. Впоследствии В. Т. Судейкин продолжил образование за границей в университетах Берлина, Фрайбурга, Лондона. Зимой 1889–1881 гг. в Лондоне он работал в библиотеке Британского музея вместе с И. И. Янжулом, который достаточно сдержанно написал о нем: «…В. Т. Судейкин, впоследствии магистр политэкономии, писатель-экономист».

По возвращении в Москву он сдал магистерский экзамен по политэкономии и статистике, но педагогическую деятельность так и не начал. Его прельщала государственная служба, и в 1883 г. В. Т. Судейкин поступает в Министерство финансов: сначала в Особую канцелярию по кредитной части, а с 1885 г. назначается на должность податного инспектора Петербурга. Некоторое время он был управляющим канцелярией Виленского генерал-губернатора. При этом честолюбивый чиновник не прекращает научных занятий и в 1892 г. в Московском университете защищает магистерскую диссертацию по политической экономии «Государственный банк. Исследование его устройства, экономического и финансового значения» (по монографии, опубликованной годом ранее). В целом она была высоко оценена современниками. В диссертационном исследовании автор обращал особое внимание на ту опасность, которую заключает в себе связь государственного банка с финансовым управлением страны. Отмечалось, что как прежние казенные учреждения, так и современный автору Государственный банк одинаково страдают от этой связи и занимаются выполнением преимущественно финансовых задач в ущерб народно-экономическим.

При этом В. Т. Судейкин приводил иной опыт, иное устройство центральных банков: английского, французского, имперского германского и австро-венгерского. Автор отмечает, что каждое государство по-своему организует свои центральные банки, но, тем не менее, можно выявить и общие закономерности. К таковым относятся: их независимость от министерства финансов, наличие права выпуска банкнот для поддержания стабильности денежного обращения. Рассмотрев зарубежный опыт, ученый обратился к изучению истории становления Государственного банка в России, подробно проанализировал операции Госбанка (активные, пассивные), его собственные средства, резервный капитал, операции по приему вкладов.

В заключении автор приходит к выводу о необходимости капитальной реформы, поскольку Госбанк по его организации и правовым основам деятельности не готов выполнять возложенные на него функции. Следовательно, «нельзя думать об упрочении металлической валюты в стране, пока Центральный банк не получит правильного устройства».

В связи с этим автор предлагал ряд изменений в Устав Государственного банка 1860 г. Они были направлены на обеспечение банку более самостоятельного положения, увеличение основного капитала и др. Однако, по мнению П. П. Гензеля, в работе встречаются и различные спорные и не вполне приемлемые положения. Например, это проект неукоснительного и самого широкого развития в народе бережливости путем школ и различных касс.

Примечательно, что основные свои научные труды он напечатал в период с 1883 по 1892 г., когда находился на государственной службе. Так, в исследовании, посвященном прямым налогам во Франции, автор поставил своей задачей познакомить читателей с их историческим развитием и современным состоянием. Вся система прямых налогов была сведена к 4 группам: поземельный налог, с окон и дверей, личный и поквартирный, патентный. Первые три построены на раскладочном основании, и только последний – окладной. Он подчеркивал достоинства французской системы обложения по внешним признакам: отсутствие инквизиторского характера, всеобщность обложения, прекрасная постановка податного управления, участие населения в распределении налогов, дешевизна взимания. Но при этом отмечал и крупный недостаток французской налоговой системы – непропорциональность обложения. Относительно поземельного кредита В. Т. Судейкин предлагал учитывать опыт стран Запада и обоснованно утверждал, что для решения этой проблемы нет единого способа. На первое место, по мнению ученого, здесь должны выходить экономические и бытовые условия страны. Среди общих условий финансового обустройства крестьян ученый выделил развитие бережного отношения населения к сбережениям, развитие сети кредитных учреждений, устройство сберегательных касс всех видов, ограничение размеров выдаваемых ссуд. С учетом опыта развитых стран он пришел к выводу, что стремление кредитных учреждений к полному удовлетворению потребностей земельных собственников ведет к увеличению задолженности заемщиков, причем сельхозпроизводители более нуждаются не в долгосрочном, а краткосрочном кредите. Из этого следовало, что российская система кредитных учреждений должна ориентироваться как на общие условия кредитования, так и учитывать особые черты российской экономики и юридического быта.

П. П. Гензель оценил эту книгу как «обстоятельную брошюру которая знакомит вкратце с историей французских прямых налогов и их современной организацией». Другой российский ученый, профессор Демидовского юридического лицея А. А. Исаев, не соглашался с некоторыми выводами и положениями Судейкина. Тем не менее он «охотно признал его труд очень полезным вкладом в нашу экономическую литературу».

Заслуживают внимания и исследования ученого, посвященные денежному обращению. Так, свой исторический очерк «Восстановление металлического денежного обращения в России (1839–1843)» он посвятил денежной реформе Е. Ф. Канкрина. При этом В. Т. Судейкин проводит интересную аналогию между событиями, предшествующими реформе 1839–1843 гг., и состоянием денежной системы накануне 1890 г. И в том и другом случае имели место чрезмерные выпуски бумажных денег, соответственно ассигнаций и кредитных билетов. В. Т. Судейкин проанализировал причины и ход проведения реформы. В ходе исследования он ставит вопрос, были ли приняты Канкриным достаточные меры для укрепления и упрочения металлического обращения. Отвечая на поставленный вопрос, ученый проводит сравнительный анализ с Западной Европой, где право выпуска банкнот было предоставлено центральным банкам государств.

В России, как утверждал ученый, проведенная денежная реформа не создала действительно кредитных билетов. Под этим названием «были водворены в народное обращение те же бумажные деньги, неразменные, а совсем не кредитные знаки вроде банковых билетов». В результате исследования ученый делает вывод, что «при графе Канкрине металлическое обращение было восстановлено, но не было принято достаточно мер для его укрепления».

Часть своих работ он опубликовал под псевдонимом «Старый профессор», причем взял он его будучи совсем не старым и даже еще не профессором. Опубликованные в литературе данные о нем фрагментарны. По внешнему виду он принадлежит к достаточно яркому среднерусскому типажу: немного курносый нос, кустистые брови, густая, но коротко стриженная борода, с добавлением интеллигентского пенсне, высокого лба интеллектуала и чуть ироничного взгляда информированного оптимиста.

В период работы в Министерстве финансов Власий Тимофеевич не утратил тяги к педагогическому труду. Со второй половины 80-х гг. он начал преподавать в столичном Коммерческом училище курс таможенного законодательства. Наконец, с 1892 г. он начинает читать лекции в Санкт-Петербургском университете сначала по истории финансов, а затем параллельные лекции по финансовому праву. Одновременно он продолжил до середины 90-х гг. преподавание в Коммерческом училище. При этом к таможенному праву добавилось торговое право. В начале XX в. приват-доцент В. Т. Судейкин, помимо параллельного курса финансового права, вел спецкурсы «Финансовая политика России в XIX в.» и «Экономическая и финансовая политика России с 1861 по 1912 г.».

Совмещение работы в Минфине с преподаванием отнимало слишком много сил и времени, и после 1892 г. он подготовил всего несколько относительно крупных публикаций. Одной из них являлось исследование «Замечательная эпоха в истории русских финансов». Как отмечал П. П. Гензель, это был «интересный, написанный прекрасным языком очерк экономической и финансовой политики Н. Х. Бунге и И. А. Вышнеградского».

В. Т. Судейкин горячо одобрял финансовую политику Н. Х. Бунге, оценивал ее как первый серьезный шаг к введению большей равномерности в российскую систему налогообложения и к поднятию экономического уровня низших слоев населения. Политика И. А. Вышнеградского, по мнению ученого, не отличалась просвещенным взглядом, выражалась, главным образом, в неумолимом сведении росписей без дефицитов, была лишена перспективы и сводилась к мимолетным финансовым эффектам.

После революционных событий 1917 г. он эмигрировал во Францию, а последняя известная нам работа ученого вышла в Ницце в 1928 г. «Император Николай II и его царствование». Носит она ярко выраженный промонархический характер. В этой работе автор ставит целый ряд вопросов. Виновен ли Император Николай II в революции? Была ли революция необходима и неизбежна? По мнению Судейкина, Россия при Николае II быстро и неизменно прогрессировала во всех отношениях, он приводит факты и цифры роста промышленности, торговли и т. д. Отречение царя он считал величайшей ошибкой и несчастьем для России. А виноват в этой ошибке не Император Николай II, а его окружение и Государственная Дума.

В начале XX в. Россия пережила не только драму революции 1905–1907 гг., но и сменивший ее период относительного политического спокойствия и экономических преобразований, связанных с личностью нового главы правительства П. А. Столыпина. Мы не будем касаться экономической составляющей аграрной реформы, получившей его имя. Однако устаревшая политическая система империи так и не претерпела принципиальных преобразований, а диспропорции в экономическом и финансовом развитии так и не были устранены. Начавшаяся Первая мировая война обострила все существовавшие в государстве и обществе противоречия до предела. Внутренняя смута постепенно переросла в две революции, последовавшие одна за другой, свержение и гибель царской династии, гражданскую войну и большевистскую диктатуру.

Примечательно, что в этот период проблемы финансового права привлекали не только законопослушных чиновников Министерства финансов, таких, например, как Людовик Борисович Скаржинской (1852 – не ранее 1910), но и откровенного авантюриста и дельца самого низкого пошиба, коим являлся Игнатий Порфирьевич Манус (даты жизни достоверно не известны).

В заключение подчеркнем, что на историческом переломе развития России отечественные исследователи пытались осмыслить финансово-экономические процессы, происходившие в стране, и подготовить свой «рецепт» выздоровления хозяйства. Несмотря на разнородный характер авторов и их научных и политических взглядов, большинство из них сходились в том, что необходимы более справедливый расклад податных платежей, сбалансированный бюджет, устойчивая национальная валюта и использование зарубежного опыта с учетом российской специфики.

 

6.3. В условиях зарождающегося парламентаризма (П. Х. Шванебах, М. М. Алексеенко, П. П. Мигулин, Д. И. Пихно, Н. Н. Кутлер и др.)

Конец XIX – начало XX в. связаны с таким сложным процессом, как становление российской партийной системы и зарождение отечественного парламентаризма. В этих неоднозначных и незавершенных в дореволюционный период процессах самое активное участие приняли некоторые отечественные ученые-финансисты. Их можно увидеть в числе лидеров политических партий, депутатами Государственной Думы и членами Государственного Совета. При этом их участие не ограничивалось законотворческой работой и участием в дискуссиях по проблемам налогов и бюджета. Среди них были блестящие ораторы, настоящие «властители дум», имена которых были известны не только в высшем свете, но и практически всей России. По своим взглядам они представляли широкий политический спектр, от левых кадетов до последовательных монархистов и консерваторов.

Как уже указывалось, в период, когда во главе Министерства финансов стоял С. Ю. Витте, выделился целый ряд чиновников, отметившихся полноценными научными исследованиями. Это, в частности, Петр Христианович Шванебах (1848–1908). Его нельзя считать ни выдвиженцем С. Ю. Витте, ни его единомышленником. В Министерство финансов он пришел раньше С. Ю. Витте, в некоторых случаях его кандидатура считалась альтернативной на пост министра, а по своим научным и политическим взглядам он выступал чаще как оппонент С. Ю. Витте.

П. Ф. Шванебах – выходец из австрийских дворян, внук полковника русской армии, родился 21 января 1848 г. в Петербурге. Он окончил курс в Училище правоведения (1867), после чего два года слушал лекции в Лейпцигском и Парижском университетах, специализировался на финансовом праве и политэкономии. Свою службу в Министерстве финансов он начал с 1869 г. и последовательно занимал должности вице-директора Особой канцелярии по кредитной части (с 1883), товарища управляющего Государственным банком (с 1891), состоял с 1893 г. членом Совета министра финансов, участвовал в составлении новых кредитных уставов, тайный советник (1896). Впоследствии он был товарищем (заместителем) и главноуправляющим землеустройства и земледелия (министр земледелия) (1903–1905), а в 1906–1907 гг. занимал должность государственного контролера, затем стал членом Государственного Совета. С 1904 г. он входил в Комитет финансов. В придворных кругах рассматривался как возможная замена С. Ю. Витте на посту министра финансов. Награжден российскими орденами высшей степени (Св. Станислава и Св. Анны), а также орденами Белого Орла и Александра Невского.

Наиболее известные его работы были посвящены налоговой системе и денежному обращению, немало статей по финансовой проблематике помещено им в журнал «Вестник Европы». Ученый ставил вопрос о необходимости реформирования российской финансовой системы с учетом западного опыта, прежде всего Англии, Франции и Германии. Он полагал, что развитие фискального дела определяется не столько национальными особенностями, сколько общими тенденциями для экономически развитых государств. В работе «Наше податное дело» (СПб., 1903) он рассмотрел податную политику и податное законодательство в 1880–1901 гг. Работа сопровождается авторскими расчетами, цифрами и сводными таблицами, характеризующими прямое и косвенное налогообложении в России, приводятся выдержки из всеподданнейших докладов по росписи с авторскими комментариями. Автор отмечал, что преобладающее значение в нашем бюджете составляют косвенные налоги. При этом он не соглашался с суждениями, содержащимися во Всеподданейших докладах о росписи на 1896, 1897, 1899 гг., о том, что эти косвенные налоги по своей сути не носят принудительного характера и не распространяются на предметы первой необходимости (хлеб и соль). В связи с этим автор спрашивает: «Применимы ли эти соображения к нашим русским условиям, и в частности, к крестьянским плательщикам? Добровольна ли выплата налогов на водку, сахар, керосин, чай и хлопок?» Отвечая на этот вопрос отрицательно, он отмечает, что «для косвенного обложения есть граница, которую преступать безнаказанно нельзя, но найти эту границу не так легко, как в прямом обложении».

Направлениями податной реформы он считал понижение норм косвенных налогов на предметы потребления, так как в России уже фактически достигнут предел косвенного обложения. Он отмечал закономерность, которая проявилась на Западе: с расширением косвенного налогообложения происходило освобождение от прямых налогов низших классов и уменьшение податных окладов малоимущих плательщиков. В связи с этим он предлагал освободить низшие, неимущие классы от прямых налогов, а более значительную часть средств направлять на нужды местного самоуправления, что соответствовало современным ему тенденциям в странах Запада. Автор призывал следовать примеру Пруссии, где ежегодно принимался закон об отпуске из государственной казны 10 млн марок в помощь провинциям и общинам на расходы по дорожной части и по общественному призрению. Как писал П. Х. Шванебах, «финансовая статистика показывает, что степень культурности страны определяется количеством не общегосударственных, а местных расходов». По вопросу о местных налогах ученый предлагал передать земствам, по примеру Пруссии, государственный поземельный налог и пониженные наполовину выкупные платежи.

Установление винной монополии П. Х. Шванебах оценил положительно, отмечая ее фискальные выгоды. Кроме того, автор указывал и на ее благотворное влияние на народное здравие. Он писал: «Алкоголя русский народ потребляет, правда, столько же, сколько и раньше, но опасность отравления вредными и ядовитыми примесями, при казенной продаже питей, сведена, можно сказать, до минимума». В то же время он указывал и на опасность реформы, ставящей бюджет в зависимость от питейных доходов. Бюджет тогда признается удачно построенным, по его мнению, когда казенный резервуар наполняется несколькими доходными каналами так, что при случайном оскудении одного из них, убыль может быть пополнена другими.

Нельзя не отметить, что рассматриваемый труд у современников вызывал неоднозначные оценки. Так, П. П. Гензель, на наш взгляд необъективно, охарактеризовал исследование П. Х. Шванебаха как «довольно слабую работу о нашей системе обложения, отличающуюся к тому же большим оптимизмом и крайней умеренностью критики… П. Х. Шванебах разбирает в отдельности все податные источники нашего государственного бюджета, но это сделано… в назидательном, а не в научном тоне».

При этом государственный деятель зачастую придерживался весьма правых, консервативных политических убеждений, причем это было скорее следствием личного выбора и не всегда совпадало с настроением верхов. Это делало его мишенью для критики последовательных либералов. Так, П. Б. Струве, судя по контексту его высказываний о П. Х. Шванебахе, использовал его в качестве нарицательного обозначения неконструктивной государственной политики и беспредметной критики либерального лагеря.

С. Ю. Витте откликнулся на назначение П. Х. Шванебаха государственным контролером утверждением, что это «ничем оправдаться не могло, так как Шванебах точно так же мог быть назначен и митрополитом, как он был назначен государственным контролером. Вся его заслуга заключалась в том, что он угодил черногорским принцессам». В 1906 г. в личном письме П. А. Столыпину Сергей Юльевич раскритиковал государственного контролера и даже написал про «длинные уши Шванебаха». Кстати, когда речь шла о Государственном контроле, то вспоминали об «исторической» пометке П. Х. Шванебаха на бумагах этого ведомства: «спрятать и не показывать».

П. А. Столыпина Петр Христианович уважал, отзывался о нем, как о «рыцаре», как о «человеке безукоризненном и мужественном». Впрочем, наш герой не сработался и с П. А. Столыпиным, разойдясь с ним во взглядах на внутреннюю политику. По мнению П. Х. Шванебаха, русская Конституция – это «соната, написанная для скрипки Страдивариуса, положенная на балалайку». Вообще, современники отмечали у нашего героя шутливую манеру общения как своеобразную защитную реакцию, развитое чувство юмора, впрочем, с переходом в сарказм.

Критиковали П. Х. Шванебаха и публицисты правого направления, в частности, С. Ф. Шарапов в своей скандальной брошюре «Иванов XVI», где заявил, что он никуда не годится и что пора ему уйти. По слухам, царь ознакомился с этой брошюрой, а рядом с пассажем о государственном контролере написал: «И я того же мнения». Правый издатель и журналист А. С. Суворин, хорошо знавший управленческую элиту России, так писал о нем: «Умный немец, но не особенно находчивый. Может быть, и интриган, как о нем говорят, но интриган не сильный, если он не может ужиться. Он держится за Горемыкина». Он же передает его объяснения отставки в 1907 г.: «Я вышел в отставку потому, что государь и Столыпин не только октябристы, но и кадеты». На шутку в том смысле, что П. Н. Милюков может вскоре заменить П. А. Столыпина, П. Х. Шванебах парировал: «Кто знает? Мы живем в темном царстве». Большой скепсис у него вызывал «уровень понимания средней массы народного представительства», который оценивался им как крайне низкий.

Вероятно, Россия для него так и не стала родной. Может быть, это и случайно, но символично: умер П. Х. Шванебах 15 сентября 1908 г. в Магдебурге, где и был похоронен.

Своеобразную малоросскую колонию в столичных государственных органах в начале XX в. возглавил Михаил Мартынович Алексеенко (1847 (1848)-1917). Речь о нем как об одном из основателей харьковской школы финансового права пойдет в соответствующем параграфе. Здесь же остановимся на периоде его государственной деятельности. В 1899–1901 гг. М. М. Алексеенко был попечителем Казанского, затем, в 1901–1906 гг., Харьковского учебных округов, стал тайным советником (1899). После отставки его жизнь круто повернул зарождающийся российский парламентаризм. Он выставляет свою кандидатуру на выборы в 1 и 2-ю Государственную Думу и в 1906 г. – в Госсовет, однако неудачно. Наконец, он избирается депутатом 3 и 4-й Госдумы от Екатеринославской губернии.

В Думе его талант и знания специалиста по финансовому праву оказались востребованными. Там он пользовался большим авторитетом ученого-финансиста, возглавил бюджетную комиссию, имел репутацию крупнейшего думского специалиста в области бюджета и финансовой стороны аграрного вопроса.

Ученый горячо защищал расширение бюджетных прав Думы. М. М. Алексеенко последовательно выступал против сверхсметных и условных кредитов, зато поддерживал увеличение ассигнований производственному сектору и на образование, выступал за продолжение политики выкупа частных железных дорог казной. Он был сторонником сохранения имеющихся государственных монополий, хотя и выступал против введения новых, поддерживал ограничение эмиссионных прав Госбанка. Проблемы налогообложения он ставил в тесную связь с проблемами материального положения того или иного сословия. В связи с этим обложение крестьян в силу их низкого жизненного уровня ученый не считал нужным ставить в центр внимания. Напротив, он предлагал совершенствовать систему прямых налогов, так как отсутствовало единое основание налогообложения различных слоев населения, а прямые налоги с торговли и промышленности выступали в форме издержек производства и неизбежно восстанавливались в ценах произведенных товаров и оказанных услуг. Для совершенствования прямого обложения им обосновывалось перераспределение обложения торговли и промыслов, расширение предметов обложения за счет капитала, профессии и службы и увеличение обложения крупной промышленности. Кроме того, ученый полагал необходимым включить в число плательщиков налогов неподатные сословия.

М. М. Алексеенко считается основоположником так называемого «делового парламентаризма», целью которого была не эскалация политической борьбы и конфронтации с царской администрацией, а конструктивное участие в решении важных государственных вопросов. Его стараниями Бюджетная комиссия стала одной из самых авторитетных в 3-й Госдуме. В 4-й Госдуме он входил в ту же комиссию, представляя ее в Комитете финансов в 1914–1917 гг.

В Докладе III Всероссийскому съезду «Союза 17 октября» он поставил и рассмотрел вопрос о правилах государственной росписи от 8 марта 1906 г. и 1862 г., которые ограничивают деятельность Государственной Думы в деле бюджета. Он буквально по статьям дал развернутый комментарий названных правил, а также правил о финансовом контроле, отмечая довольно широкую роль административного усмотрения в расходовании средств государства, отсутствие самостоятельного контрольного учреждения (бюджетного контроля), неполной ответственности Государственной Думы за результаты рассмотрения бюджета. Он делает совершенно справедливый вывод: «Правильный строй государственного хозяйства составляет одну из основ политического могущества государства».

Бюджетная речь, произнесенная им на заседании Государственной Думы 12 февраля 1910 г., построена на обширном фактическом материале, который освещал финансовое положение России в тот период. В этом докладе председатель Бюджетной комиссии с «цифрами на руках» объяснял, по каким основаниям предстоит сократить расходы в проекте государственной росписи и повысить доходные ассигнования. Он настаивал на необходимости «оставить свободную наличность в надежном хранении Министра финансов», которая будет расходоваться по постановлениям законодательных учреждений и обусловливаться непредвиденными обстоятельствами. Эта образовавшаяся дополнительная наличность – результат временного хозяйственного благополучия и вызвана хорошим урожаем и высокими ценами. Следует помнить, как замечает М. М. Алексеенко, что этот подъем временный. Иными словами, речь шла о создании некого резервного (стабилизационного) фонда. М. М. Алексеенко завершил свою речь следующими пожеланиями: «Бюджетная комиссия уже не раз повторяла, что требуется строгая отчетность и порядок в ассигновании и расходовании государственных ресурсов и самостоятельный, независимый разветвленный и приспособленный контроль за расходованием всех средств, которые берутся с населения».

Со слов П. П. Мигулина, один из высокопоставленных чиновников заявил, что Государственная Дума – это М. М. Алексеенко, многолетний председатель Бюджетной комиссии, пользовавшийся среди депутатов «непререкаемым авторитетом». Депутат-октябрист А. В. Еропкин впоследствии писал, что «профессор Алексеенко был идеальным председателем Бюджетной комиссии и вынес… колоссальную работу на своих плечах», и даже утверждал, что «без профессора Алексеенко Государственная Дума ни в коем случае не справилась бы с бюджетом». Он выступал редко, обычно раз в год при обсуждении бюджета, и произносил речь, продолжавшуюся несколько часов. «Дума при этом всегда была переполнена и слушала оратора с величайшим вниманием… встречала и провожала профессора Алексеенко громом аплодисментов». По воспоминаниям современников, Бюджетная комиссия, в сущности, держала в своих руках все нити думской работы, ибо почти все законопроекты передавались на заключение Бюджетной комиссии по вопросу об ассигновании средств из казны. Министры не позволяли себе игнорировать работу этого учреждения. В. Н. Коковцов, будучи министром финансов и председателем Совета министров, почти всегда лично давал объяснения в Бюджетной комиссии, нередко весь день присутствовал на ее заседаниях.

Между Коковцовым и Алексеенко установились прочные деловые отношения, основанные на общности подходов и даже сходстве характеров. «В психике обоих было нечто общее – большая осторожность, расчетливость, любовь к законности, – вспоминал Н. В. Савич, – Мне казалось, что они недолюбливали друг друга, но очень ценили корректность установившихся между ними отношений. Министр финансов находил в председателе Бюджетной комиссии деятельного сотрудника в проведении той линии финансовой политики, которую он считал единственно правильной». Сам В. Н. Коковцов отмечал: «… председатель Бюджетной комиссии Алексеенко, считавший себя большим знатоком бюджета и финансовой науки, – всегда был утонченно вежлив со мной. Мы расходились после наших совместных заседаний в самом благодушном настроении, и почти никогда не оставалось между нами несогласованных противоречий… Я не припомню ни одного заседания, которое не кончилось бы тем или иным выражением М. М. Алексеенко его благодарности мне и моему ведомству за оказанную помощь Думе в ее работе».

Многие министры являлись на заседание Бюджетной комиссии как на экзамен или суд. «Надо было видеть и полюбоваться, как искусно и с каким достоинством профессор Алексеенко вел заседания с приглашенными министрами: он был в высшей степени корректен и любезен. Но стоило какому-либо министру… поверхностно отнестись к делу или к задаче Государственной Думы, как он моментально его осаживал». Так он «осадил министра торговли Шилова, который думал отвертеться на пустяках или с кондачка: профессор Алексеенко произвел ему… экзамен, и министр отвечал так неудовлетворительно, что всем стало неловко».

Он активно сотрудничал с рядом периодических изданий, особенно «Экономист России». Так, на страницах этого журнала за 1910 г. сообщалось, что 4 апреля в Александровском зале городской Думы под председательством члена Госсовета М. М. Ковалевского состоялось открытие Общества финансовых реформ. М. М. Алексеенко был сделан доклад о задачах общества в связи с русским бюджетом. Присутствовали министр финансов России, государственный контролер и много высших чинов ведомств. По предложению М. М. Ковалевского, «собрание громкими аплодисментами выразило благодарность докладчику за талантливое разъяснение и обоснование задач Общества финансовых реформ».

В 1913 г. Михаил Мартынович выступил одним из инициаторов создания журнала «Новый экономист». Неоднократно он был автором его передовых статей. По своим политическим взглядам М. М. Алексеенко примыкал к партии октябристов, хотя сохранял известную политическую независимость. Не с лучшей стороны характеризует его открытое протежирование своему зятю П. П. Мигулину, о чем будет сказано ниже. Умер ученый 18 февраля 1917 г. от болезни сердца. Характерно, что при обсуждение кандидатур на должность министра финансов Временного правительства одним из первых был упомянут М. М. Алексеенко. Его похороны состоялись как раз в разгар февральской революции, и В. В. Шульгин по этому поводу сам себе задал вопрос: «Жалеть или завидовать?».

Петр Петрович Мигулин (1870–1948) не довольствовался вторыми ролями и непосредственно принимал участие в выработке основных направлений финансовой политики. При всей неоднозначности оценки его личности и научного наследия стоит подчеркнуть, что он более десятка лет входил в число видных государственных деятелей, имеющих отношение к сфере финансов. Интерес к этой противоречивой фигуре наметился только в последнее десятилетие, а его работы начали переиздаваться.

П. П. Мигулин родился 8 августа (по другим данным, 12 августа) 1870 г. в Харькове в семье священника. Выпускник юридического факультета Харьковского университета с дипломом 1-й степени (1893), ученик, а затем и зять М. М. Алексеенко, о котором говорилось выше. В 1893–1894 гг. он посетил Францию, Великобританию, Швейцарию и Австро-Венгрию. После недлительного пребывания присяжным поверенным был принят в 1895 г. стипендиатом на кафедру финансового права Харьковского университета для подготовки к профессорскому званию, в 1895–1896 гг. в зарубежной научной командировке изучал финансовую политику европейских стран, работал в архивах и национальных банках Турции, Болгарии, Сербии, Италии, Испании, Португалии и Нидерландов. В 1895 г. молодой ученый входил в состав российской делегации на Парижской и Амстердамской промышленных выставках. Его первая крупная работа, как и ряд последующих, были посвящены денежному обращению и банковской системе. В 1897 г. в качестве приват-доцента П. П. Мигулин начинает вести занятия по торговому, а с 1899 г. – по финансовому праву (сменил на кафедре финансового права своего учителя М. М. Алексеенко).

В 1898 г. он получил доступ к личному архиву Н. Х. Бунге, хранящемуся в Киевском университете, а в 1900 г. и к архивам Особой канцелярии по кредитной части Министерства финансов (причем с некоторых секретных документов он смог снять копии). Это было бы невозможно без поддержки его тестя М. М. Алексеенко и согласия С. Ю. Витте. В основном на базе архивных материалов молодой ученый опубликовал исследование «Русский государственный кредит (1769–1886). Опыт историко-критического обзора» (т. 1, Харьков. 1899), которое было защищено им в качестве магистерской диссертации по финансовому праву в Казанском университете в 1900 г. (оппоненты – П. А. Никольский и В. Ф. Залеский). Продолжение этих исследований увенчалось изданием монографии «Русский государственный кредит (1887–1892). Министерство финансов И. А. Вышнеградского» (т. 2, Харьков, 1900) и защитой докторской диссертации по финансовому праву в Киевском университете в 1901 г. (оппоненты – Н. П. Яснопольский и Н. М. Цытович). Защита двух диссертаций в течение двух лет подряд – непревзойденный и по сей день «рекорд» отечественной науки финансового права. Затем был издан третий том «Русский государственный кредит (1893–1899). Министерство С. Ю. Витте и задачи будущего», включающий 5 тематических выпусков (Харьков, 1901–1907). Этот объемный и фундаментальный труд получил весьма лестную оценку у современников, за ним признавали «серьезное и выдающееся значение», отмечали, что это «наиполнейшее в русской литературе исследование о русском государственном кредите», содержащее в себе «богатейший и интересный материал, собранный с глубоким знанием дела… открывающий широкое поле для размышлений».

В своем исследовании автор придерживается строго хронологического порядка изложения вопроса, которое сопровождается обширным фактическим и цифровым материалом. В первом томе особое место отводится государственному железнодорожному кредиту, выкупной операции и государственному ипотечному кредиту. П. П. Гензель отмечал, что научный анализ проведен автором в отрыве от окружающих общественных и экономических условий. При этом П. П. Мигулин «глубоко верит во всемогущество министров финансов, подробно исследует даже психологию министров (например, особенно Е. Ф. Канкрина)… Чрезвычайно интересные описания политики железнодорожного кредита, в связи с прекрасными иллюстрациями многочисленных хищений и злоупотреблений в этой области, теряют подчас в цене, благодаря отсутствию попытки углубить свой анализ и выяснить корень и причины всей этой нецелесообразной железнодорожной политики. То же приходится сказать и о полных интереса подробностях выкупной операции и Государственного кредита». Вместе с тем в рассматриваемом сочинении П. П. Мигулина читатель встретит многочисленные отступления, не относящиеся к делу или, как пишет П. П. Гензель, в фельетонном духе. Например, это рассуждения автора о превосходстве кофе в русских ресторанах сравнительно с немецкими или о необходимости ограничить «ненормальные явления – как завещание И. С. Тургеневым своего крупного состояния П. Виардо».

Второй том сочинения П. П. Мигулина посвящен анализу финансовой политики министерства А. И. Вышнеградского. «В политике Вышнеградского, – писал П. П. Мигулин, – мы не встречаем решительно ничего оригинального, во всем мы видим рабское следование политике Н. Х. Бунге». Это авторское утверждение сопровождается анализом законодательных актов, принятых в тот период, цифровыми вычислениями (с точки зрения фиска) тех многочисленных займов и конверсий, движения русского государственного долга, которые были произведены в названное министерство. Подробно также изложены все детали сооружения на казенные средства и выкупа отдельных железных дорог. При этом П. П. Мигулин отмечал ни на чем не основанную «предупредительность», которую оказывало русское правительство строителям железных дорог, на каждом шагу беззастенчиво и открыто действовавших в ущерб казне и русскому обществу. П. П. Мигулин подчеркивал и необоснованный контраст в деле организации ипотечного кредита для крестьян и для дворян, последним устанавливалась более низкая процентная ставка займа в Дворянском банке.

Автор указал на те «недостатки» русской финансовой политики, которые предстояло исправить преемнику И. А. Вышнеградского. По его мнению, следует передать местным самоуправлениям государственный поземельный и подомовой налоги, ввести общеподоходный налог, произвести ряд реформ в косвенном налогообложении, усилить налоги на предметы роскоши, выкупить защитные леса, захватить в руки Госбанка «огромное большинство всех коммерческих операций в стране» и др.

Напомним, что именно этот второй том и был представлен в виде докторской диссертации. Профессор Киевского университета Н. П. Яснопольский в отзыве о сочинении П. П. Мигулина «Русский кредит (1799–1899). Т. 2. Министерство Вышнеградского» назвал его «очень ценным вкладом в русскую финансовую науку и по живому интересу для современности его темы, и по огромному количеству затраченного автором труда, и по научности его приемов, и по самостоятельности». Автор подвергает критике, по словам рецензента, мероприятия в области русского государственного кредита с точки зрения вполне определенных теоретических воззрений. П. П. Мигулин посвящает много усилий для выяснения причин успешности или неуспешности, выгодности или же убыточности рассмотренных им кредитных операций. Он «не только сравнивает состояние русского государственного кредита с аналогичными явлениями в главнейших государствах Западной Европы и Северо-Американских Соединенных штатах, но счел для себя возможным высказаться по чисто практическому вопросу в области финансовой политики: как следовало бы поступить в тех или иных условиях… произвел множество вычислений». По мнению Н. П. Яснопольского, автор дал «объективную и научно беспристрастную оценку финансовой деятельности И. А. Вышнеградского».

В третьем томе монографии ученый вначале дал краткий обзор политики С. Ю. Витте и основное внимание уделил рассмотрению особенностей конверсионных операций 1893–1901 гг., а также проблемам банковской политики, денежного обращения, ипотечного кредита, железнодорожных займов, железнодорожной политики. В целом третий том охватывает период с 1893 по 1902 г., т. е. период министерства финансов С. Ю. Витте, а исследование отдельных проблем доведено до 1906 г. Интереснейшей частью обширного исследования П. П. Мигулина его современники называли разработку огромного материала по денежному обращению и денежной реформе. Автор подробно рассмотрел проекты и материалы обсуждения денежной реформы в законодательных сферах, в ученых обществах и прессе. Он знакомил читателей с содержанием многочисленных работ о нашей денежной системе М. П. Кашкарова, П. Х. Шванебаха, П. И. Георгиевского, П. А. Никольского и др. П. П. Мигулин дает общую оценку реформы, отмечая ее достоинства и недостатки. К достоинствам денежной реформы автор относил: переход к золотому монометаллизму, удачный курс фиксации и техники девальвации, удачный выбор момента и осторожность проведения реформы. Недостатки реформы: чрезмерный выпуск серебряной монеты, дороговизна реформы, чрезмерное расточение золотого фонда, необеспеченность нашего расчетного баланса.

П. П. Мигулин также изложил историю старых кредитных установлений и их ликвидации, «банковую политику в пореформенную эпоху, до С. Ю. Витте», где немало места отведено деятельности государственных Крестьянского и Дворянского земельных банков. Автор ратовал в пользу объединения деятельности этих банков и создания одного государственного бессословного ипотечного банка, берущего в свои руки земельный кредит всей страны. Дана обстоятельная характеристика деятельности государственного банка в эпоху министерства С. Ю. Витте в связи с вопросом о денежной реформе и эмиссионной операции. Эта проблема и ранее виделась ему принципиально важной, так как «ни наше денежное обращение, ни сами финансы страны, ни государственный кредит не могут считаться упроченными, доколе центральный государственный эмиссионный банк находится в состоянии разложения».

Не меньший интерес в исследовании П. П. Мигулина представляют вопросы железнодорожной политики. Он проанализировал практику министерства С. Ю. Витте по поощрению частного железнодорожного строительства, порой, как считал автор, в ущерб казенным интересам. Положительно оценена политика выкупа частных железных дорог в казну. Эту операцию П. П. Мигулин считал «одной из наиболее блестящих страниц в истории наших финансов». Однако, по его расчетам, правительство вследствие различных, часто безусловно неосновательных, поблажек переплатило за выкуп до 49 млн руб.

Исследуя казенное железнодорожное хозяйство в 1893–1902 гг., П. П. Мигулин с помощью цифровых выкладок доказал, что дохода от казенной сети дорог казначейство никакого не получает. Все доходы идут на покрытие расходов эксплуатации, оплату железнодорожных наймов и др. В заключение автор рассмотрел реформу железнодорожных тарифов и сделал попытку исчислить доходность железных дорог. П. П. Мигулин считал, что железнодорожное хозяйство настоятельно нуждается в серьезных улучшениях. Известный нам рецензент П. П. Гензель признал данное исследование профессора Мигулина в области российского железнодорожного дела «одним из интереснейших по современности избранной темы и способу разработки».

В 1900–1903 гг. Петр Петрович во время зарубежных научных командировок изучал изменения финансовой политики стран Европы, а в 1910 и 1911 гг. командировался в Лондон с научными целями. Одновременно с 1901 г. он стал и. д. экстраординарного профессора, а с 1902 по 1911 г. являлся ординарным профессором кафедры финансового права Харьковского университета. В 1903 г. он получил чин действительного статского советника, за педагогическую и научную деятельность награжден орденами Св. Анны 2-й степени и Св. Владимира 4-й степени. Примечательно, что несколько лет подряд он не только читал основной курс финансового права, но и вел занятия по торговому праву и даже гражданскому процессу. Характерно, что учебника по финансовому праву или своего курса лекций он так и не опубликовал. Тогдашний попечитель Харьковского учебного округа М. М. Алексеенко даже не стал ждать окончания традиционного годичного срока пребывания своего зятя в должности и. д. экстраординарного профессора и сразу перевел его на новую должность – ординарного профессора. Однако при выборах профессорского суда в университете наш герой был полностью забаллотирован. Подчеркнем, что щепетильная к родственным связям профессура с предубеждением встретила случай столь явного протежирования.

Однако молодого честолюбивого профессора прельщала большая политика, тем более что его тесть М. М. Алексеенко вскоре стал одним из главных авторитетов Государственной Думы в сфере финансов и мог ему покровительствовать. В своих вышеназванных научных работах он подверг критике денежную реформу С. Ю. Витте, Устав Госбанка 1894 г., выступил против идеи долгосрочных операций, промышленных ссуд и др. В 1902 г. Петр Петрович участвовал в съезде Международного союза промышленников в Петербурге. Так постепенно от научных дискуссий наш герой перешел к политической деятельности.

П. П. Мигулин в 1905 г. вступает в партию октябристов, становится соавтором ее аграрной программы и на первом ее съезде выступает с докладом «К вопросу о земельном устройстве крестьян» (опубликован в 1906). Его проект аграрной реформы был представлен Николаю II в октябре 1905 г., однако поддержки не получил. Как авторитетного специалиста по аграрному вопросу его включают в 1907 г. в Совет главноуправляющего землеустройством и земледелием (министра земледелия), где он становится фактически заместителем руководителя по правовым вопросам (1907–1908). Вследствие такого карьерного поворота почти все его публикации с начала XX в. имели практическую направленность. Они представляли собой сборники аналитических записок, докладов, комментариев, статей с оценкой текущей финансовой политики.

П. П. Мигулин активно публиковал свои статьи в разных периодических изданиях. В 1909–1912 гг. при его участии издавался журнал «Экономист России», к работе в котором были привлечены почти все известные отечественные финансисты. В этом журнале он был не только одним из учредителей, но и постоянным автором. Фактически в каждом номере этого еженедельного журнала мы находим статьи П. П. Мигулина, что свидетельствует о невероятной работоспособности автора и его научном и прикладном интересе к широкому кругу финансовых проблем. Часть этих публикаций были собраны автором в рамках отдельных изданий. Среди них – книга «Настоящее и будущее русских финансов. Очерки» (Харьков, 1907), в которую вошли статьи, напечатанные в 1904–1906 гг. Другая книга «Возрождение России. Экономические этюды и новые проекты» (Харьков, 1910) объединяет статьи за 1904–1910 гг.

Эти статьи носят ярко выраженный научно-публицистический характер. Их научная составляющая, полагаем, весьма существенна, так как автор постоянно обращается к истории и теории вопроса, зарубежному опыту, а самое главное, все финансовые проблемы и пути их решения сопровождаются аналитическими авторскими обобщениями цифровых финансовых показателей государственного хозяйства России в конкретный период. Но при этом статьи написаны в полемическом ключе. Не случайно автор в предисловии к своим изданиям принес извинения за допущенные иногда им «резкости» в отношении лиц, стоявших во главе финансовых ведомств. Но самое главное достоинство всех этих публикаций заключалось в том, что ученый не только критиковал финансовую политику государства, но неизменно предлагал конкретный путь решения проблем, исправления допущенных ошибок, выстраивал финансовые расчеты расходов и доходов бюджета. Весьма актуально звучат его слова: «Современный парламентаризм с его предвыборной агитацией породил новый тип депутата, объезжающего выборщиков и сулящего им всевозможные блага, если они подадут за него голоса. Каких только благополучий не обещают населению! Давно всюду в конституционных странах воцарился бы рай земной, если бы хотя бы одна десятая часть обещаний этих была исполнена».

П. П. Мигулин не был автором «одной темы» или «одной финансовой проблемы», предметом его критического анализа в рассматриваемых статьях была текущая финансовая политика государства по всем ее основным направлениям. Кстати, многие характеристики этой политики актуальны и сегодня в отношении нашей современной российской финансовой политики. Так, ученый писал, что «финансовая наука из науки узкотехнической, изучающей специальные вопросы наилучших приемов добывания государством необходимых средств для удовлетворения своих потребностей, постепенно превращается в важнейшую из социальных наук, изучающих потребности населения, культурные задачи государства и способы их практического удовлетворения, осуществления в данный момент и при данных условиях с помощью наличных средств населения».

Новая теория финансов интересуется расходами государства настолько же, насколько и доходами. Одно дело, пишет ученый, тратить полученные от населения ценности на надобности, косвенно или прямо носящие производительный характер (строить и содержать школы, сооружать дороги, орошать степи и т. п.). Совсем другое дело – непроизводительные расходы государства, например, расходы на сооружение Россией в Китайской империи железной дороги из американских материалов китайскими рабочими; заграничные командировки чиновников, якобы по казенной надобности; высокие пенсии чиновникам и их семьям; раздача государственных имуществ фаворитам; раздача концессий с казенной гарантией неосуществимых доходов; раздача казенных заказов по тройным против рыночных ценам; содержание огромного класса чиновников, половина которых ни на что не нужна, и т. д. «Пора, – восклицает автор, – положить предел расхищению народного достояния, пора ограничить количество состоящих на государственной службе, присосавшихся к "общему пирогу". Пора и штаты, и жалованья, и пенсии чиновников, субсидии и казенные заказы привести к известной "справедливой норме"… Можно ли подымать вопрос об увеличении податного бремени (и без того весьма тяжкого), пока нет никакой гарантии, что поступившие суммы не получат надлежащего назначения».

Мы не против казенных заказов нашим внутренним заводам, пишет ученый, но решительно против заказов по повышенным против норм ценам. Они необходимы для правильного развития государства, но «расточительность совершенно не вызывается самим делом и ведет только к незаслуженному обогащению разных прикосновенных к строительству дельцов, обогащающих затем за счет казны разные заграничные курорты и притоны».

В своей статье «Русские за границей» П. П. Мигулин с тревогой писал об увеличении контингента русских туристов, «покидающих родину с целью получения за границей развлечений. Многое множество русских граждан "пропустило" за границей целые состояния… Западноевропейские курорты и "современные Вавилоны" переполнены русскими более, чем когда-либо, русское золото льется рекою… В то время как к русским за границей относятся с крайним пренебрежением. Хотя ничего не может быть противнее русского, "развлекающегося за границей"». Автор приводит огромные суммы, оставленные российскими туристами за рубежом. Какой же выход? Автор этой статьи – убежденный противник всяких воспрещений и ограничений. Он считал, что необходимо введение у нас западноевропейских порядков: правопорядка, свободы слова, печати, собраний. А против расточителей народного богатства (которым нужна не европейская культура, а изнанка этой культуры) следует ввести прогрессивный подоходный налог, налог на незаслуженную прибыль, специальный налог на доходы лиц, постоянно проживающих за границей, упразднить чиновничьи синекуры в путешествиях за рубеж.

Ученый верил в будущее России, в то, что она должна вступить на путь обновления: «Прекрасное будущее несомненно есть у России, надо только работать, не спать. Заря этого лучшего будущего уже загорается…» П. П. Мигулин выступал с развернутой программой социально-экономических и финансовых реформ, значительная часть предложений им была сформулирована и обобщена в записке, составленной для финансовой комиссии Государственной Думы в начале 1908 г. Зачастую это были предложения, которые уже обсуждались и поддерживались в среде государственных и научных деятелей. При этом заслуга П. П. Мигулина состоит в активной позиции по продвижению, популяризации этих идей, будь-то проект введения подоходного налога, разработанный комиссией под руководством Н. Н. Кутлера, или проект об обязательном начальном образовании, весьма созвучный предложениям и расчетам члена Госсовета А. Н. Куломзина, и т. п.

П. П. Мигулин о подъеме благосостояния населения как необходимом условии проведения реформ. Будущее России он связывал с необходимостью в пятилетний срок ввести всеобщее обязательное начальное образование, и для этой цели органы местного самоуправления должны получить из бюджета финансовую поддержку. Очевидна для ученого была и потребность России в постановке общего и технического среднего образования и высшего образования на началах полной автономии. Ученый справедливо возмущался тем фактом, что Министерство народного просвещения не пытается даже составить проект о введении всеобщего обучения. А на заявление об отсутствии у государства ресурсов на эти цели, ученый вопрошал: «Если находятся средства на постройку, например, броненосца, идущего ко дну от одного удара миной, но неужели нет средств для образования нужных на этот броненосец матросов?.. Если правительство не останавливается пред громадными переплатами на казенных заказах при сооружении железных дорог, портов, военных принадлежностей… то неужели же на создание образованных и развитых рабочих для этой промышленности средств взять неоткуда?»

Автор дает ответ на этот вопрос. Он разработал финансовый проект введения в России всеобщего обязательного образования. Давался и расчет расходов бюджета, определялись конкретные источники для их финансирования (например, за счет упорядочения ведения дела по казенной продаже питей, увеличения налогов наследственного и на спекулятивную прибыль и др.). П. П. Мигулин пишет, что задачей науки о государственном хозяйстве как раз и является определение надобности в надлежащем распределении государственных доходов и производстве государственных расходов. Между тем «расходы на образование в самом скором времени должны отразиться на подъеме благосостояния населения, которое сумеет отыскать себе новые источники заработков, а отсюда рост государственных доходов уже явление неизбежное и никем не отрицаемое».

Ученый считал, что в российском законодательстве необходимо обеспечить права, свободы личности (неприкосновенность жилища), свободу передвижения (отмена паспортной системы), свободу слова и собраний, свободу печати, свободу союзов и стачек. Предлагал составить в кратчайшие сроки (не более двух-трех лет) общеимперские гражданское и торговое уложения (уравнение прав всех граждан империи, реформа арендных отношений, реформа акционерного и промышленного законодательства, регулирование закона о найме труда и т. д.). П. П. Мигулин настаивал на необходимости реформы земского и городского самоуправления в духе расширения их самодеятельности и привлечения к участию в них по возможности всего населения. П. П. Мигулин писал: «Культурные задачи государства всюду (также и у нас) выполняются не через правительственных чиновников, а через органы местного самоуправления, менее подверженные рутине и более близкие к населению. Врачебное дело, санитарный надзор, местные пути сообщения, местное благоустройство, меры к подъему кустарной промышленности… все это надлежащим образом может быть организовано только органами местного самоуправления. А последним нужны средства».

Ученый считал, что необходимой составляющей экономической промышленной программы является регулирование рабочего вопроса на почве сохранения материальных интересов и здоровья рабочих классов путем мероприятий, выработанных опытом передовых стран Западной Европы и Америки. Ученый ратовал за созыв международной конференции по вопросу об установлении 8-часового рабочего дня. Считал целесообразным разработку вопроса о привлечении рабочих к участию в прибылях промышленных акционерных предприятий, их управлении и постепенном переходе этих предприятий в руки рабочих, что осуществимо путем выкупа при посредстве государства. Он также предлагал введение государственного страхования рабочих и всех лиц, служащих по найму, а также страхование от безработицы.

П. П. Мигулин об экономической аграрной и промышленной программах. П. П. Мигулин в рамках аграрной реформы предлагал заимствовать опыт других стран, в частности опыт Америки, по предоставлению каждому гражданину права на отвод свободной земли. По русским условиям это право должно обеспечиваться и правом на получение ссуды в крестьянском или сельскохозяйственном банке под залог этой земли. Отсюда вытекает необходимость в организации переселенческого и сельскохозяйственного кредита. Автором предлагались постатейные законопроекты о семейных заповедных земельных участках, о переселенцах. При этом переселенческий вопрос считался одним из важнейших в общей схеме аграрного вопроса.

П. П. Мигулин полагал, что государство не может взять на себя осуществление всех экономических задач. Большая часть их должна быть предоставлена частной инициативе. Но обязанностью государства является создание таких условий, при которых такая частная инициатива могла бы быть осуществлена. В связи с этим государство должно взять на себя, по мнению ученого, правильную организацию сельскохозяйственного и промышленного кредита. В развернутых программах автора особо отметим его предложения по введению государственного страхования посевов от неурожаев при обязательном участии земств с помощью государственных сберегательных касс.

Им был предложен полный проект устава Сельскохозяйственного банка, который должен находиться в ведении Главного управления землеустройства и землевладения. Ученый писал о необходимости учреждения промышленного банка (при посредничестве и с помощью государства) для финансирования новых предприятий и выдаче ссуд старым. Предлагал он и сохранение таможенного покровительства русской промышленности, пересмотр железнодорожных тарифов в интересах развития экспорта и др.

Ученый писал о необходимости государственной политики улучшения железнодорожного сообщения, а также водного сообщения и строительства шоссейных дорог для новых средств передвижения (автомобилей) не только за счет государственного бюджета, но и средств местного населения. Не следует забывать, отмечал автор, что сооружение путей (рельсовых, водных, шоссейных) является в значительной степени так называемыми общественными работами.

П. П. Мигулин о реформе финансов России. Эта реформа включала мероприятия в сфере налогообложения, денежного обращения, государственных доходов и т. д. Любая денежная реформа, по мнению ученого, должна начинаться с правильного устройства центрального эмиссионного банка. В сфере «денежного дела» П. П. Мигулин считал необходимым расширить деятельность Госбанка, придать ему полную самостоятельность и независимость от какого-либо ведомства, поставить под контроль народного представительства. Освободить этот банк от операций, не свойственных эмиссионному банку, провести реформу государственных сберегательных касс. Им были написаны проект изменений устава Государственного банка, проект устава Русского центрального независимого эмиссионного банка. В обоснование тех или иных положений проекта автор обращался к опыту европейских стран (Германии, Пруссии, Франции и др.), а также США.

Ученым предлагалось введение общеподоходного прогрессивного налога с одновременной реформой действующего прямого обложения путем передачи подомового, поземельного, а также промыслового налогов в распоряжение органов местного самоуправления. Государству следует ограничиться налогами подоходным, имущественным и налогом на денежные капиталы. Как считал ученый, в реформе нуждаются и косвенные налоги, которые взимаются путем казенной продажи питей, акцизов и таможенных сборов.

В реорганизации, прежде всего, нуждается питейное дело. В этой части П. П. Мигулин внес целую систему рекомендаций по борьбе с народным пьянством, используя казенную винную монополию. В частности, предлагалось снизить содержание алкоголя в крепких напитках до 25 %; прекратить свободный отпуск спирта из казенных винных лавок; повысить цену на продаваемую казенную водку; в городах и населенных пунктах постепенно передать продажу водки в руки органов местного самоуправления по так называемой геттенборгской системе. П. П. Мигулин выступал за повышение акцизов на пиво, введение акцизов на виноградное вино, прогрессивных ставок на обложение табака. Но одновременно считал целесообразным снижение акцизов на сахар.

В отношении обложения нефтяных продуктов ученый посетовал на то, что «нефтяной вопрос у нас один из наиболее больных и ненормально поставленных. Огромные казенные нефтяные богатства отданы казною или захвачены частными лицами за бесценок или вовсе бесплатно». Он предложил обсудить вопрос о специальном обложении нефтяного промысла как такового особенно для тех предприятий, которые возникли на даровых нефтяных площадях. Должен же быть, пишет ученый, «когда-нибудь положен конец безданному-беспошлинному выжиманию миллионов рублей из тощего народного кармана в толстые сумы интернациональных миллионеров».

В деле государственного хозяйствования в финансовую программу включались мероприятия по упразднению некоторых казенных заводов и улучшению хозяйствования на оставшихся. Отчуждение государственных земельных имуществ (кроме лесных и горных) в частные руки, улучшение приемов казенного и частного железнодорожного дела – это далеко не полный перечень мер, предложенных ученым.

Рассматриваемые нами статьи П. П. Мигулина его современник профессор Демидовского юридического лицея А. Р. Свирщевский назвал «публицистически финансовыми», отметив, что написаны они «очень живо, иногда даже увлекательно, многие из этих статей не утратили и теперь своего интереса для ознакомления общества с положением нашего государственного хозяйства. Критикуемые автором строй и порядки продолжают свое существование, а пока они будут существовать, многое из сказанного г. Мигулиным, сказанного иногда горячо и резко, сохраняет свое значение истины».

Справедливости ради отметим, что публицистическая деятельность нашего автора вызывала не только положительные отклики, но и жесткую, порой едкую, критику. Так, его коллега по Петербургскому университету, приват-доцент А. И. Буковецкий назвал П. П. Мигулина «плодовитым писателем», работы которого (за исключением «Русского государственного кредита (1899–1903 гг.)») не имеют теоретической ценности. Более того, по мнению того же критика, «легкий язык и почти всегда интересные фактические данные сочетаются у Мигулина с совершенно детскими политическими рассуждениями. Во время первой мировой войны его фантазия не знала предела… Он писал "километровые статьи" и все время выступал с финансовыми проектами».

В 1910 г. ученый назначается членом Особой высшей комиссии для всестороннего исследования железнодорожного дела в России под председательством члена Госсовета инженер-генерала Н. П. Петрова, что нашло отражение в его исследованиях. Он предлагал железные дороги в Центральной России строить за счет казны, а в Сибири – за счет средств частных предпринимателей.

В 1911 г. он переводится ординарным профессором на кафедру финансового права Петербургского университета (на место уволенного И. Х. Озерова), тем более что вследствие своей государственной деятельности он и так проводил в столице едва ли не больше времени, чем в Харькове. В университете он преподавал основные курсы финансового права и теорию финансов. Столичная часть его педагогической карьеры началась с конфуза, когда из-за студенческих волнений в январе-феврале 1912 г. часть его лекций была сорвана акциями протеста, а часть полностью бойкотирована студентами. Более того, студенты потребовали отставки нового профессора и даже «суда чести». Дело с большим трудом удалось замять посредством переноса курса финансового права со 2-го на 3-й год обучения студентов. При этом объяснения профессора были признаны «не вполне убедительными», а сам П. П. Мигулин был согласен подать прошение об отставке, если лекции не возобновились бы в 1913 г. Наудачу нашего героя студенческие волнения прекратились, и он смог приступить к чтению лекций.

Известный нам А. И. Буковецкий дал ему достаточно пристрастную и нелицеприятную характеристику: «Мигулин являлся прямой противоположностью своих предшественников. Лебедев, Ходский, Озеров были людьми широкой европейской культуры… В отличие от них Мигулин почти не знал Запада, но зато лучше, чем они, изучил бюрократический аппарат царской России. Он овладел исключительным знанием бюрократических "кулис" и вел постоянные поиски путей к директорским креслам в ведущих петербургских банках». Приват-доцент прямо обвинил своего коллегу-профессора в связях «с группой проходимцев и спекулянтов Г. Е. Распутина». Ценность его монографии «Русский государственный кредит (1887–1892). Министерство финансов А. И. Вышнеградского» (т. 2, Харьков, 1900) А. И. Буковецкий видел преимущественно в том, что в ней приведены документы Кредитной канцелярии о переговорах царского правительства с западноевропейскими банкирами. Отметим, что В. А. Лебедев и В. Л. Ходский отзывались о трудах нашего героя, скорее, положительно.

Весьма критично о П. П. Мигулине высказывался и С. Ю. Витте: «У Мигулина есть много написанных им книг, но нет ни одной, которая могла бы иметь серьезную претензию на ученость. Это ловкий компилятор, памфлетист…» Его руководящий мотив – «я во что бы то ни стало хочу выплыть наверх». Далее Сергей Юльевич с присущим ему «тактом» подчеркнул, что «его ученость имеет комическое значение между людьми действительно не чуждыми науке» и что он имеет некоторый престиж «в буржуазной мелкой среде и между провинциальными львицами». Не забыл бывший министр назвать его «профессором-фельетонистом» и «человеком крайне расплывчатой нравственности и убеждений». Сила его заключалась, по мнению С. Ю. Витте, в том, что он был женат на дочери М. М. Алексеенко. Мемуарист прямо обвинил П. П. Мигулина и правого журналиста Г. П. Сазонова (редактора «Экономиста России») в крупной финансовой афере, в результате которой они получили 250 тыс. руб., причем часть из них досталась М. М. Алексеенко.

Данные суждения отчасти согласуются и с мнением известного профессора-финансиста И. Х. Озерова, подтвердившего то, что за большие суммы денег П. П. Мигулин в межведомственных комиссиях лоббировал интересы отдельных компаний по выдаче им концессий на постройку железных дорог. Сам И. Х. Озеров от таких сомнительных, но прибыльных деяний отказывался.

В 1914 г. действительный статский советник П. П. Мигулин назначается членом Совета министра финансов с оставлением в должности профессора, работает в комиссии статс-секретаря П. А. Харитонова по обсуждению росписи государственных доходов и расходов. Петр Петрович стал ближайшим советником министра финансов П. Л. Барка, к которому испытывал личную симпатию, поддержал его действия по сокращению доходов от казенной винной монополии и замене их поступлениями от прямых налогов. При этом он выступил инициатором введения государственной монополии на продажу сахара-рафинада (была впоследствии введена), выдвинул проект преобразования биржи. В начале 1917 г. П. П. Мигулин входил в состав финансовой комиссии на Петроградской конференции союзников.

Одновременно он выступил вместе с М. М. Алексеенко издателем журнала «Новый экономист» (1913–1917), который продолжил линию «Экономиста России». К участию в нем привлекались многие ведущие юристы и экономисты страны (М. И. Боголепов, К. Я. Загорский, В. Н. Твердохлебов, Л. Н. Яснопольский И. И. Янжул и др.). Сам П. П. Мигулин публиковал свои статьи практически в каждом еженедельном номере «Нового экономиста». Вероятно, он был своеобразным рекордсменом среди ученых-финансистов по числу опубликованных в периодических изданиях статей. Их счет шел на сотни и, вероятно, составляет в сумме более 400.

П. П. Мигулин входил в Петербургский клуб общественных деятелей, сотрудничал в «Банковой энциклопедии» (т. 1–2, Киев; Москва, 1914–1916), опубликовал ряд историко-правовых и аналитических исследований. А. И. Буковецкий книгу П. П. Мигулина «Экономический рост русского государства за 300 лет», изданную в 1913 г. к юбилею дома Романовых, назвал работой апологетического характера. Ее автора он причислил к «единственным из русских специалистов по финансовым вопросам открытым и откровенным сторонникам империалистической политики». Многолетняя чиновничья служба наложила отпечаток и на внешность нашего героя, не отличавшегося богатырской статью. С молодых лет он имел плотное телосложение, академическую бородку и достаточно длинные усы, носил пенсне. При некоторой благообразности облика он не обладал харизмой и обаянием. С годами его изрядно поредевшие волосы были тщательно зачесаны, а небольшие усы явно не добавляли шарма. Ученого трудно назвать в этом плане яркой личностью: в годы нэпа именно так в карикатурном виде изображали чиновников из числа бывших «буржуазных спецов».

Февральскую революции 1917 г. он встретил как неизбежное следствие кризиса самодержавия и шаг к справедливому переустройству экономики и финансов. В этот период он оставил преподавание, в апреле 1917 г. вошел в состав Совещания по выработке плана финансовых преобразований, созданного по решению Временного правительства. После октябрьских событий 1917 г., которые он не принял, в частности из-за окончательного развала денежной системы, Петр Петрович эмигрировал во Францию, вошел в состав Русской академической группы в Париже. Жил он в основном в Ницце, возглавлял отделение научно-исследовательского кружка «К познанию России», правление Общества помощи русским учащимся, состоял директором русской гимназии. Проблемы экономического и финансового развития России не перестали волновать его. В 1928 г. он выступил оппонентом на защите диссертации A. M. Михельсона «Государственные финансы России во время мировой войны». В 1931 г. вместе с П. Б. Струве, А. Н. Анциферовым и др. Петр Петрович вошел в состав Франко-Бельгийской ассоциации профессоров. Погиб ученый в результате несчастного случая в возрасте 78 лет 14 октября 1948 г. в Ницце.

Другой персонаж нашей книги – Дмитрий Иванович Пихно (1853–1913), представляет интерес не только как финансист и экономист, но и как политический деятель, редактор русской патриотической газеты «Киевлянин» (1878–1907, с перерывами), руководитель киевского отделения Союза русского народа, почетный член Киевского клуба русских националистов и член Русского собрания.

Д. И. Пихно родился 1 января 1853 г. в Чигиринском уезде Киевской губернии в бедной многодетной семье, отец его происходил из крестьян-хуторян. Лишь благодаря своим дарованиям и настойчивости он получил среднее образование, окончив гимназию. Д. И. Пихно окончил юридический факультет Киевского университета (1874) со степенью кандидата права (по представлению сочинения «Исторический очерк мер гражданских взысканий по русскому праву» (Киев, 1874)) и был оставлен там же в качестве профессорского стипендиата. Он был сначала учеником Н. Х. Бунге по университету, а затем сотрудником по Министерству финансов. «Финансовую» составляющую имеет и то. что он с молодости был знаком с С. Ю. Витте. В своих печатных трудах он писал о государственном банке, о реформе денежного обращения, о железнодорожных тарифах, о свободе торговли и протекционизме, о сельскохозяйственной политике и крестьянском вопросе.

В 1876 г. в Киеве вышло его сочинение «Коммерческие операции Государственного банка. Выпуск первый», которое было защищено в качестве магистерской диссертации по полицейскому праву в Киевском университете. Н. Х. Бунге, представляя его, подчеркнул, что это замечательное сочинение в ряду не только русских, но и иностранных. В этой магистерской диссертации сказывалась общность научных интересов ученика и учителя. Н. Х. Бунге посвятил теории кредита докторскую диссертацию, его ученик магистерскую диссертацию посвящает анализу деятельности главного кредитного учреждения России. Эта магистерская диссертация была первой работой, в которой анализировались операции Государственного банка. После краткой характеристики дореформенных кредитных учреждений и описания причин, вызвавших реформу, автор дал детальный анализ операций банка со времени его основания (1860) по 1875 г. Он писал о двойственной природе Государственного банка, которая была продиктована возложением на него задач: 1) оживления торговых оборотов; 2) упрочения денежной кредитной системы. Из этих двух задач вытекали две категории операций банка: финансовые операции и коммерческие операции. В книге Д. И. Пихно показывает, как финансовые операции отвлекают основные средства банка. Отсюда – слабость развития коммерческих операций. «Условия, – писал Д. И. Пихно, – среди которых банку пришлось начать свою деятельность, парализовали на довольно долгое время развитие его коммерческих операций и лишили его самостоятельности».

Далее в работе автор проанализировал средства государственного банка и географическое распределение его операций. Здесь он отметил крайнюю централизацию деятельности банка и выступил решительным противником такой системы. «Непреодолимое стремление, – отмечал он, – к централизации, причем столицы, как мистический минотавр, пожирающий русские капиталы, не подлежит сомнению… Если вообразим себе громадный малокровный организм, страдающий приливами к сердцу и мозгу, то этот образ даст довольно точное понятие об экономическом состоянии нашего отечества. Россия очень бедна капиталами… но в то же время очень обширна… Тогда как громадные естественные богатства страны остаются нетронутыми, и промышленность находится под гнетом высоких процентов, от которых пришли бы в ужас западноевропейские коммерсанты, в Петрограде и Москве банковые кассы переполнены вкладами, и правления банков часто жалуются, что они несут потери от наплыва денег, для которых трудно подыскать выгодное помещение». В Государственном банке Д. И. Пихно видел мощный рычаг, направление деятельности которого в сфере коммерческих операций могло бы многое изменить к лучшему.

Неожиданно острой, хотя и не публичной, критике магистерскую диссертацию Д. И. Пихно подверг видный криминалист А. Ф. Кистяковский (1833–1885). В своем дневнике этот профессор писал о нем: «Сочинение ничего из себя не представляет. Дюжинная, рядовая, казенная работа. Таково мое мнение. Конечно, я должен относиться осторожно и к своему мнению. Я чувствую антипатию к молодому дельцу…» Однако это не помешало поступательному развитию академической карьеры «молодого дельца»: в 1877 г. его избирают приват-доцентом, а в 1885 г. – экстраординарным профессором кафедры политической экономии и статистики Киевского университета, что нашло отражение в его публикациях.

В свою очередь Д. И. Пихно написал рецензию на сочинение И. И. Кауфмана «Неразменные бумажные деньги в Англии», опубликованное в связи с защитой докторской диссертации. Вывод рецензента однозначно отрицательный, о чем мы уже указывали ранее. В заключение рецензии Д. И. Пихно пишет: «Мы искренне готовы пожелать, чтобы издание таких трудов, как "Неразменные бумажные деньги в Англии" оставалось единичным». Примерно в таком же острокритическом духе он написал рецензию и на сочинение А. С. Посникова «Общинное землевладение» (вып. 1, Ярославль, 1875), опубликованную в «Университетских известиях» (1875, № 9). Отметим, что он был противником общинного землевладения, сторонником наделения землей крестьян на праве собственности и их полного уравнивания в правах с другими сословиями. Впоследствии он постоянно выступал с разбором финансово-правовых сочинений, в частности, достаточно высоко оценил докторскую диссертацию по финансовому праву коллеги по университету Н. П. Яснопольского. Не чурался Дмитрий Иванович и участия в университетских интригах, о чем будет сказано при разборе научного наследия профессора Демидовского юридического лицея И. Т. Тарасова.

В 1885 г. молодого ученого по инициативе Н. Х. Бунге приглашают на работу в Министерство финансов чиновником для особых поручений, где он занимается подготовкой заключений о выкупе частных железных дорог в казну. Также он представлял Министерство финансов в Совете по железнодорожным делам. Однако его чиновничья служба продлилась недолго, хотя он и успел получить чин действительного статского советника (светского генерал-майора) и сделался «его превосходительством». В этот период ученый продолжал придерживаться достаточно либеральных взглядов, был сторонником сокращения вмешательства государства в экономическую жизнь.

После отставки Н. Х. Бунге у Д. И. Пихно сложились разногласия с новым министром финансов, и в 1887 г. он вернулся в Киевский университет. Он продолжил научную деятельность, публиковал исследования, связанные с финансовой проблематикой, а также работал в газете «Киевлянин» (редактор в 1878–1907). При этом он числился чиновником для особых поручений Министерства финансов до 1907 г., входил в состав Совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности, публиковал работы, посвященные указанной проблематике. Его докторская диссертация по полицейскому праву была защищена в 1888 г. в Киевском университете на основе монографии «Железнодорожные тарифы. Опыт исследования цены железнодорожных перевозок» (Киев, 1888). Ее можно рассматривать как результат не только теоретического, но и практического знакомства автора с вопросами железнодорожной политики. В ней автор дает теорию железнодорожного дела, осуществляя анализ условий спроса и предложения железнодорожных услуг. П. П. Гензель отмечает, что в результате исследования резюмируются основные положения современной теории железнодорожных тарифов, даются подробная классификация и определения. Однако историческая перспектива автором игнорируется.

В рассматриваемой работе автор поставил задачей исследования определение экономических условий, влияющих на установление цены железнодорожных перевозок и, сообразуясь с этими условиями, установление правил для тарифной политики государства. Автор писал, что интерес народного хозяйства требует, чтобы железнодорожные тарифы обладали следующими качествами: публичностью, равенством для всех пользующихся железнодорожными услугами, простотою, устойчивостью и дешевизной. Ни одному из этих требований не отвечает система тарифов, устанавливаемых железными дорогами единственно под влиянием коммерческого интереса, извлечения наибольшей прибыли. По мнению ученого, коммерческая система тарифов с точки зрения интересов народного хозяйства должна быть признана вредной и опасной. Д. И. Пихно приходит к выводу, что железнодорожные тарифы должны быть подчинены влиянию государственной власти, которой надлежит взять на себя задачу согласовать их с общественным и государственным интересом. Простой контроль над тарифами частных железных дорог не разрешает задачи. Только государственная система тарифов, сущность которой состоит в том, что органы государственной власти распоряжаются железнодорожными тарифами. В основе государственной системы тарифов, по мнению автора, должен лежать принцип платежной способности грузов и издержки провоза. Полное осуществление государственной системы тарифов, по его мнению, предполагает государственное владение железнодорожной сетью.

Примечательно, что его друг юности С. Ю. Витте начал свою научную работу в сфере финансов с той же тематики, но несколько ранее. Друзья по этой проблематике стали, скорее, оппонентами. Более того, они вели постоянную полемику на страницах периодических изданий по вопросам финансирования железных дорог, причем Д. И. Пихно занимал более либеральную позицию. Однако и он не был категорическим противником государственной эксплуатации железных дорог, хотя и не поддерживал излишнего государственного вмешательства в дела частных обществ. По словам С. Ю. Витте, именно эта полемика подвигла его на написание книги «Принципы железнодорожных тарифов», о которой уже говорилось выше. В свою очередь данная полемика дала Д. И. Пихно материал для написания докторской диссертации. С. Ю. Витте по этому поводу подчеркнул: «Таким образом, благодаря полемике, которую я вел с Пихно, он сделался доктором финансового права и ординарным профессором в университете».

Д. И. Пихно исследовал и вопросы денежного обращения в теоретическом и прикладном ключе. Он анализировал конкретные мероприятия по устранению опасностей, подстерегающих в связи с выпуском необеспеченных кредитных билетов во время войны. Он поддержал законопроект Министерства финансов, предусматривающий размен бумажных денег на золотую и серебряную монету, т. е. восстановление металлического обращения, по существовавшему тогда курсу. Профессор отмечал, что неразменные бумажные деньги – язвы для России, влекут неисчислимые потери народному хозяйству, государственному хозяйству и кредиту. Одновременно он остановился на тех сторонах законопроекта (буквально постатейно), которые нуждались, по его мнению, в дополнениях и улучшениях. Например, он считал необходимым восполнить правовой пробел, установив в законе правила регулирования выпуска кредитных билетов.

Д. И. Пихно определил свою позицию и по спорному вопросу экономической политики – вопросу о свободе международной торговли и протекционизме. Он указывал на опасности чрезмерного и одностороннего увлечения протекционизмом. Он писал: «Протекционизм столь же заразителен, как и милитаризм. В настоящее время Европа переживает эпоху общего милитаризма и быстро идет по пути к общему протекционизму, который также разъединяет народы, налагает на них тяжелое бремя и вызывает огромную трату народных сил… Задачи науки и просвещенной государственной политики заключается в том, чтобы выяснить опасность этих явлений и стремиться к устранению их общими усилиями».

Однако все это, по словам ученого, не дает еще основания требовать, чтобы государственная власть отказалась от покровительства промышленности. Покровительство должно оказываться с большой осторожностью, и для него должны быть избраны надлежащие сфера и способ действия. Автор высказал пожелание, чтобы правительство в таможенной политике руководствовалось не покровительственными, а фискальными целями, сообразуясь с общей системой налогов и пошлин.

В 1901 г. ученый вышел в отставку, прослужив в качестве профессора Киевского университета 25 лет. Отметим, что преподавателем он был неординарным и широко мыслящим. Так, он знакомил своих студентов с экономическим учением марксизма, хотя ему явно не сочувствовал, подвергал критике учение трудовой стоимости. Более того, этим он прививал учащимся своеобразный иммунитет к радикальным течениям, учил самостоятельно мыслить. После отставки все свое время он посвятил публицистической деятельности и сельскому хозяйству. По его инициативе был учрежден ряд киевских экономических и сельскохозяйственных обществ, а также Общество для борьбы с заразными болезнями, позже переросшее в Киевский бактериологический институт.

Вида он был совсем не героического и явно не соответствовал в этой части «народному трибуну»: небольшая седая борода, бесстрастный, с небольшим прищуром взгляд, аккуратная короткая прическа. Однако складки на лбу и плотно сжатые губы выдавали в нем фигуру волевую, за свои взгляды готовую идти до конца. При этом человеком он был строгим, совершенно чуждым сентиментальности и желанию специально понравиться кому бы то ни было. Его доброта была избирательной и субъективно справедливой. Так, подобно профессору Преображенскому из романа М. А. Булгакова «Собачье сердце», он явно «не любил пролетариата», но наборщиков «Киевлянина» он за свой счет вывозил в свой загородный дом для поправки здоровья. Его национализм не был зоологическим, он не опускался до погромных призывов, но к еврейским погромам конца 1905 г. в Киеве отнесся безразлично.

Под влиянием революционных событий 1905 г. политические взгляды Дмитрия Ивановича резко сдвинулись «вправо», причем даже октябрьский манифест 1905 г. оценивался им как неподготовленный и изданный преждевременно. Он стал симпатизировать черносотенному «Союзу русского народа», возглавил его киевское отделение и прямо перешел в лагерь националистически настроенных консерваторов и монархистов. На страницах «Киевлянина» он подверг в 1906 г. резкой критике аграрный проект Н. Н. Кутлера (о нем см. ниже), чем способствовал тому, что он был отвергнут, а его автор подал в отставку. Его авторитет в тот период был достаточно высоким, и даже опальный С. Ю. Витте в негласной беседе предлагал его кандидатуру на должность министра народного просвещения.

Настоящее возвращение Д. И. Пихно в чиновный Петербург состоялось в 1907 г. в качестве члена Государственного Совета, каковым он и оставался до 1912 г. Получил чин тайного советника (1913). На этот раз он примкнул к фракции крайне правых и как бы поменялся местами с С. Ю. Витте, который в Госсовете оказался по своей позиции левее его. В частности, Дмитрий Иванович поддерживал финансовые меры государства, направленные на улучшение экономического положения дворянства, был противником расширения земского самоуправления. Он последовательно поддерживал П. А. Столыпина, особенно его аграрную политику. По поводу назначения Д. И. Пихно членом Госсовета Император Николай II сказал, что он находит необходимым назначать членами Государственного Совета людей русских и крепких. Таковым первым его кандидатом является профессор Д. И. Пихно – редактор «Киевлянина». «Уведомьте его об этом, – писал Император, – и передайте ему вместе с тем мою надежду, что он будет продолжать свое полезное издание и по назначении членом Госсовета».

Таким образом, ученый стал одним из наиболее крупных деятелей правого лагеря, главным его экспертом в сфере финансов, отличающимся исключительным трудолюбием и богатым дарованием. Он был неизменным членом Финансовой комиссии Госсовета. Убежденный консерватор и националист, он смог сохранить независимость и от правительственного лагеря, неизменно выступал против коррупции верхов и несправедливости в отношении к подданным. В частности, он принципиально не брал правительственных субсидий на издание «Киевлянина», да и в дальнейшем поступал самостоятельно. Как тогда шутили, Д. И. Пихно никогда не был «правительственной рептилией», хотя оставался убежденным монархистом. В декабре 1911 г. он говорил: «России нужны крупные реформы, размах и изобретательность. Мы обязаны идти вперед, потому что весь мир идет вперед, и если мы отстанем, нас сомнут».

С. Ю. Витте в своей манере писал о нем: «Этот Дмитрий Иванович Пихно, в сущности говоря, человек не дурной, мало образованный в заграничном смысле: за границей мало бывал, совсем не знает языков, не знает заграничную науку, совсем не знает культуру заграничную, но по природе он человек умный… вообще он представляет собою человека, довольно выдающегося в общественной деятельности России. Конечно, когда Д. И. Пихно умрет, то о нем через несколько месяцев забудут, но во время своей жизни он играет некоторую роль». Вот и понимай как хочешь: то ли он выдающийся деятель, то ли серая посредственность. Еще более интересно сравнение Д. И. Пихно и А. Я. Антоновича в интерпретации С. Ю. Витте. «Я думаю, что Антонович как профессор был почти одинакового калибра с Пихно, может быть, даже выше его; книги Антоновича также, как мне кажется, более талантливы, чем книги Пихно, но по природе Пихно, несомненно, человек более умный, определительный и более характерный».

Скончался Д. И. Пихно на шестьдесят первом году жизни 29 июля 1913 г. от разрыва сердца. Очень теплые воспоминания об ученом оставил его пасынок, известный политический деятель В. В. Шульгин.

В отличие от рассмотренных выше персонажей Николай Николаевич Кутлер (1859–1924) сразу же выбирает государственную службу, которая становится делом его жизни. Он был выходцем из дворян Тульской губернии (из вюртенбергского рода, представители которого находились на русской службе с 1803). Родился 11 июля 1859 г., окончил юридический факультет Московского университета со степенью кандидата права (1882), ученик И. И. Янжула. После трех лет работы помощником присяжного поверенного в 1885 г. поступил на службу в Министерство финансов, где сделал прекрасную карьеру, получив чин тайного советника.

Первая его публикация по интересующим нас проблемам появилась еще до его перехода на госслужбу. Начинал он со скромной должности податного инспектора Московской губернии, затем был ревизором, управлял Симбирской казенной палатой, наконец, стал вице-директором (1892–1899) и директором (1899–1904) Департамента окладных сборов. При этом он активно изучал вопросы земского и городского хозяйства, непосредственно участвовал в осуществлении финансовой реформы 1895–1897 гг., в изменении порядка взимания окладных сборов, уменьшении земского обложения и отмене круговой поруки с общины при уплате налогов.

В 1904–1905 гг. в кабинете П. Д. Святополка-Мирского он был товарищем министра внутренних дел, в 1905 г. в кабинете С. Ю. Витте – товарищем министра финансов и управляющим Дворянским земельным и Крестьянским поземельным банками. Наконец, в 1905–1906 гг. Николай Николаевич был главноуправляющим землеустройства и земледелия (министр земледелия), подготовил проект решения аграрного вопроса за счет частичного отчуждения крупных и средних помещичьих имений в пользу малоземельных крестьян, развития хуторского и отрубного хозяйства. Этот проект не только не был принят, но и вызвал бурное негодование двора и правых кругов (в частности, решительные возражения Д. И. Пихно). По воспоминаниям В. Н. Коковцова, инициатором подготовки этого проекта был С. Ю. Витте, однако, когда этот проект был высочайше отвергнут, все свалили на министра земледелия.

Для Н. Н. Кутлера вся эта история закончилось отставкой в 1906 г. и вступлением в партию кадетов. Характерно, что за свою двадцатилетнюю государственную службу он получил всего три ордена, причем 1-й степени только Св. Станислава, и 3-й степени Св. Анны и Св. Владимира. В то время он выглядел как классический «ученый немец», с густой, но ровно остриженной полукруглой бородой, открытым высоким лбом, в неизменных очках, с внимательным и очень серьезным взглядом. Его с равным основанием можно было принять за прогрессивного чиновника, продвинутого предпринимателя или университетского профессора.

Затем он вошел в ЦК партии кадетов, стал масоном. Как шутили его недоброжелатели, он от обиды «ушел в кадеты». В партии ученый считался крупнейшим специалистом по финансовым и экономическим вопросам, одним из авторов ее аграрной программы. Впоследствии он участвовал в деятельности кадетской фракции 1-й Госдумы, избирался в ее 2 и 3-й составы. Его полемика в Госдуме с бывшим коллегой и тогдашним министром финансов В. Н. Коковцовым по проблемам бюджета вызывала интерес не только в великосветских, общественных и научных кругах, но и среди простых обывателей. Сам В. Н. Коковцов, как и большинство современников, пальму первенства в этой дискуссии отдавал министру финансов.

Взгляды на вопросы финансов ученый и государственный деятель выражал на заседаниях Государственной Думы в своих многочисленных выступлениях о финансовой стороне аграрной реформы, о введении подоходного налога, о бюджете, а также в докладах, проектах, объяснительных записках. Все они носят прикладной характер. Это связано с тем, что Николай Николаевич был основным консультантом партии по финансовым вопросам. Так, в рамках аграрной реформы он разработал ее финансовую сторону: какие должны быть проведены государством финансовые операции, сколько денег нужно государству для осуществления этой реформы и как их достать? Его программа содержала ответы на эти вопросы в виде системы мероприятий. Н. Н. Кутлер предлагал принудительное отчуждение частновладельческих земель за справедливое вознаграждение ее владельцам. Он считал, что эту финансовую операцию должно осуществить государство (казна). За отведенные наделы общества и лица, в свою очередь, должны возместить казне плату в виде оброчных платежей, размер которых зависит от нормальной доходности отведенных им земель и платежных сил этих лиц и обществ.

Будучи членом Государственной Думы, Н. Н. Кутлер по поручению Финансовой комиссии Государственной Думы сделал доклад о проекте закона о подоходном налоге. Он настаивал на необходимости введения в России подоходного налога, так как он «внесет элемент справедливости и тем облагородит нашу податную систему. Введение подоходного налога… укажет новые средства, которые необходимы государству и отныне будут изыскиваться не там, где их искали до сих пор, не в тощих кошельках народной массы… а там, где действительно имеется избыток дохода». В прениях по предложенному законопроекту он высказался в защиту высокого уровня необлагаемого минимума, сохранения банковской тайны, т. е. не согласился с предложениями о расширении полномочий податной администрации и обязывании банков доставлять сведения о процентных бумагах плательщиков и др.

Н. Н. Кутлер принимал участие и в заседания Вольного экономического общества, а в 1912–1913 гг. был его президентом. Так, в прениях по докладу А. И. Шингарева (о нем см. далее) «Бюджетные права законодательных установлений и их работа в области бюджета» он высказал целый ряд обоснованных предложений и суждений. В частности, он отмечал, что наш Государственный контроль, когда он вошел в состав кабинета министров, утратил свою самостоятельность. В то время как «наблюдение за правильным исполнением бюджета нужно возлагать не на законодательные учреждения, а на разумно организованный государственный контроль». Нельзя не согласиться и с его замечанием о том, что «состав Госдумы более всего зависит от действующего избирательного закона. Поэтому вопрос, как применяется бюджетное право, зависит от избирательного закона». В другом своем публичном выступлении Н. Н. Кутлер отмечал, что многие разногласия, возникающие между палатами, т. е. Государственной Думой и Госсоветом, нельзя было разрешить в рамках действующего законодательства. Иными словами, бюджетные правила «совершенно не предусматривают разногласия между законодательными учреждениями относительно доходов».

Одновременно наш герой активно занялся предпринимательством, вошел в правление Петербургского учетного банка и ряда акционерных обществ. В 1915–1917 гг. он входил в Центральный военно-промышленный комитет, а в 1917 г. председательствовал в торгово-промышленной фракции Предпарламента. Николай Николаевич призывал сократить государственные расходы, не увеличивать налоги, ограничить вмешательство государства в дела бизнеса. Октябрьский переворот первоначально он не принял, был подвергнут как активный кадет краткосрочному ареста, затем участвовал в организации помощи бастующим банковским чиновникам. В июне 1918 г. он был арестован повторно, но затем помилован. Однако ученый пошел на сотрудничество с новой властью, стал членом Института экономических исследований Наркомата финансов РСФСР, председателем Секции промышленности и товарообмена и Финансового совета по делам промышленности и торговли, затем членом правления Госбанка РСФСР.

В 1921 г. он участвовал в организации помощи голодающим Поволжья, сыграл важную роль в организации и проведении финансовой реформы 1922–1924 гг. Так, участвуя в совещании по вопросу о мерах по оздоровлению денежного обращения, которое проводилось 2 марта 1922 г. в Наркомате финансов под председательством Г. Я. Сокольникова, он высказался в пользу активной политики по денежному обращению. Н. Н. Кутлер считал желательным немедленно передать эмиссионное право акционерному кредитному учреждению с участием заграничного капитала, в целях замены советских государственных денег банкнотами нового учреждения, эмитируемыми с соблюдением всех гарантий охраны их от обесценения. Вероятно, это было предложение об учреждении нечто похожего на Федеральную резервную систему США (ФРС ША), которая была создана в 1913 г. На ФРС была возложена эмиссионная функция, а ее капитал был образован за счет продажи акций частным коммерческим банкам. Однако предложение Н. Н. Кутлера не было поддержано никем из присутствующих на совещании, так как его реализация «сводилась к лишению государства совершенно необходимого ему теперь эмиссионного ресурса».

Публиковался Николай Николаевич в советский период относительно не часто, однако его статьи носили концептуальный характер. Так, ученый отмечал большое значение кредитной кооперации в деле кредитования сельского хозяйства, отводил решающее значение среднесрочным кредитам и подчеркивал важное значение иностранного капитала для удовлетворения кредитных потребностей.

Его смерть 10 мая 1924 г. вызвала сочувственный отклик у его коллег по государственной службе и финансовой науке. При этом нет сомнения в том, что, проживи Н. Н. Кутлер еще несколько лет, на него были бы навешаны все характерные для той эпохи ярлыки, начиная от «царского министра» и «капиталиста» до «буржуазного ученого», не понимающего марксизм.

Его сын пошел по стопам отца в части интереса к проблемам финансов. Константин Николаевич Кутлер (1888 – после 1941) в 1940 г. подготовил учебник «Государственные доходы СССР (техника взимания)», тезисы к которому в 1941 г. были представлены для защиты на соискание ученой степени кандидата экономических наук в Ленинградский финансово-экономический институт.

В заключение отметим, что в начале XX в. проблемы финансовых преобразований и их правовое опосредование впервые начали обсуждаться в общероссийском представительном органе. Это привлекло к парламентской и экспертной деятельности большую группу видных ученых-финансистов, а гласность обсуждения проблем бюджета и финансов активизировали соответствующие научные дискуссии. Остается только сожалеть, что этот опыт был прерван революционными событиями октября 1917 г.

 

В советский период ситуация по интересующей нас проблематике существенно изменилась. Круг советских государственных деятелей, оставивших свой след в финансовой науке, достаточно узок, причем большинство из них работали в 20-е гг. Образование этих деятелей было получено либо в дореволюционной российской школе, либо за границей. Хотелось бы еще раз подчеркнуть то, что советские государственные деятели, особенно с конца 30-х гг., занимались преимущественно проблемами политэкономии и конкретной экономики. Проблемы финансового права в их работах затрагивались только фрагментарно. Это происходило как в силу идеологических установок, так и ослабления роли правового опосредования проблем финансов в условиях командно-бюрократической системы.

При этом явно прослеживалась тенденция окончательно не разграничивать финансовое право с административным и государственным правом, причем даже после официального признания за первым из них «права на существование». Осознание важности финансового права произошло уже в постсоветский период. К тому же бурная революционная эпоха явно не способствовала склонности государственных деятелей к научным изысканиям. Постоянные войны, политические дискуссии, идеологическая травля, перерастающая в репрессии, сформировали новый тип советского государственного деятеля, отличающийся огромной работоспособностью, хорошими организаторскими качествами, способностью на лету схватывать суть проблемы и определять пути ее решения и при этом почти полной неразборчивостью в средствах достижения поставленных целей, если их ставили «партия и правительство». Добротная научная подготовка и аналитическое мышление в условиях господства партийно-номенклатурного подбора кадров ценились едва ли не в последнюю очередь. Сказалась и явная недооценка идеологами большевизма значения финансовой составляющей в государственном строительстве, особенно в первые послереволюционные годы и с 30-х до начала 50-х гг. Вместо «тонкой настройки» финансовой системы партийное руководство требовало «бури и натиска» в добывании финансовых средств любым путем. Это выливалось в такие сомнительные финансовые мероприятия, как псевдодобровольные внутренние займы у населения, откровенно насильственные реквизиции и национализация имущества «бывших эксплуататорских классов», затем личного имущества крестьян под лозунгом «коллективизации», налоговое «удушение» крестьянских подворий и др.

Многолетний нарком и министр финансов СССР А. Г. Зверев так определил основные качества советского финансиста: «Финансист обязан быть непреклонным, когда речь идет об общественных средствах. Партийная линия и государственные законы не должны нарушаться, хоть гром греми! Финансовая дисциплина – святое дело. Уступчивость в данном вопросе граничит с преступлением… Должен признать, что в излишней мягкости меня обвинить трудно». Особо примечательны последовательность «партийной линии и государственных законов» и определение «излишней мягкости» в главные недостатки.

Марксистская идеология оказала существенное влияние на процесс развития отрасли и науки советского финансового права, о чем мы уде писали ранее.

 

8.1. Первый советский опыт синтеза науки и практики: между научной порядочностью и партийными директивами (Г. Я. Сокольников, Л. Н. Юровский, А. О. Альский и др.)

В октябре 1922 г. Наркомат финансов РСФСР возглавил Григорий Яковлевич Сокольников (настоящая фамилия – Бриллиант) (1888–1939), ставший в 1923 г. и первым наркомом финансов СССР. Он родился в г. Ромны Полтавской губернии в семье доктора медицины, который вскоре перебрался в Москву. После окончания классической гимназии в Москве Григорий Яковлевич поступил на юридический факультет Московского университета, но рано увлекся марксизмом и вступил в 1905 г. в партию большевиков. Вместе со своим другом юности Н. И. Бухариным начинающий подпольщик руководил социал-демократической организацией учащихся средних учебных заведений Москвы. По сведениям С. Коэна, в 1907 г. они созвали всероссийский съезд социал-демократических студенческих организаций. Как это могли сделать двое юношей без всяких финансовых средств и организационных ресурсов, нам не понятно. Скорее всего, это было просто собрание наличествующих в Москве студенческих радикалов, либо форум организовали «старшие товарищи» по партии.

Его псевдоним связан с тем, что пропагандистскую работу он вел и среди ткачей в Сокольниках. Г. Я. Сокольников принял непосредственное участие в Первой русской революции, был арестован в 1907 г. и приговорен к ссылке на вечное поселение. Однако в 1909 г. он бежал за границу, жил в Париже. Там в 1914 г. он окончил юридический факультет Сорбонны, а затем курс докторанта экономических наук. Начинающий ученый свободно владел французским и немецким языками, знал английский и итальянский языки. После февральской революции 1917 г. в знаменитом «запломбированном вагоне» вместе с другими видными большевиками Г. Я. Сокольников прибыл в Россию. В тот период он был идейным большевиком, достаточно образованным и политически грамотным, но порядком оторвавшимся от российской действительности.

Мы не будем касаться его деятельности на большом числе должностей, которые Григорий Яковлевич занимал в системе новой власти после октябрьского переворота 1917 г., одним из руководителей которого он был, но многие из них были прямо связаны со сферой финансов. Будучи членом ЦК партии большевиков и редактором газеты «Правда», он одновременно утверждается членом Совета Госбанка и принимает участие в его реорганизации, затем становится комиссаром Госбанка на правах товарища управляющего.

Именно Г. Я. Сокольников готовил проект Декрета ВЦИК РСФСР о национализации частных банков и введении государственной монополии на банковское дело, который был принят 14 декабря 1917 г. В 1918 г. он опубликовал небольшую брошюру, посвященную вопросу национализации банков. Его соратник К. Ф. Шмелев назвал эту работу единственной в существующей литературе, где вполне научно, экономическими доводами обосновывается социально-экономическое значение национализации банков, произведенной Советским правительством.

Затем Г. Я. Сокольников руководил существовавшим короткое время Комиссариатом (Управлением) бывших частных банков, входил в коллегию Наркомфина РСФСР и бюро ВСНХ первых составов. Он был докладчиком при вынесении решений о реорганизации Совета Госбанка, о конфискации акционерных капиталов бывших частных банков. В этот период напечатаны его многочисленные статьи по финансовой проблематике: «К вопросу о национализации банков», «Принудительный заем», «Денежный кризис» и др. Однако при всей верности делу революции он уже тогда выдвинул ряд положений, не согласовывавшихся с крайностями генеральной линии партии. Так, Г. Я. Сокольников был противником внешней изоляции страны и экономической автаркии, выступил против катастрофического обесценивания денег и полной натурализации обмена. Его оппонентами в этой части были не только старые большевики и питерские рабочие с начальным образованием, но и вполне юридически подкованные, но догматичные большевики. Так, бывший студент экономического отделения Петербургского политехнического института Г. Л. Пятаков (1890–1937), в то время видный советский экономический деятель, требовал последовательной натурализации хозяйства и полной централизации распределения.

Затем Г. Я. Сокольников был командирован на фронт, являлся членом Реввоенсоветов нескольких армий и Южного фронта, участвовал в боях с А. И. Деникиным в 1919 г. и был награжден орденом Красного Знамени. Осенью 1920 г. его перебросили в Среднюю Азию на должность председателя Туркбюро ЦК РКП (б), а также главы советов и правительства Туркестана. Там он выступил инициатором замены в крае продразверстки на продналог, впервые в стране провел деноминацию местных туркбон, произведя их обмен на общероссийские денежные знаки по курсу десять к одному. Этот опыт пригодился при проведении общероссийской денежной реформы. В декабре 1920 г. его возвращают на должность члена коллегии Наркомфина РСФСР и Финансовой комиссии ЦК РКП (б) и Совнаркома РСФСР, а с октября 1922 г., как уже указывалось, он возглавил Наркомфин. В этот период он неоднократно встречался с В. И. Лениным, вел с ним беседы по 1–2 часа. В литературе встречаются указания об их активной и предельно откровенной переписке, однако ни одно из этих писем в настоящее время не опубликовано.

Григория Яковлевича можно считать наиболее активным проводником НЭПа в сфере финансов, «большевистским финансистом». Он же обеспечивал идейное обоснование и пропагандистское обеспечение этой политики. При этом основными работами государственного деятеля были, как правило, небольшие статьи, очерки в периодической печати, тексты докладов, объяснительные записки и др. До известной степени ему было даже труднее, чем российским чиновникам-исследователям более века назад. Он начинал не просто с нуля, а скорее, с отрицательных величин, поскольку многие «красные финансисты», «большевистские крепкие хозяйственники» и прочие политические и хозяйственные руководители были последовательными сторонниками военно-коммунистической «кавалерийской атаки» на капитализм. Эта «кавалерия» уже почти затоптала отечественную финансовую систему, и надо было заново объяснять достаточно простые и очевидные вещи. В связи с этим подчеркнем, что Г. Я. Сокольников, скорее, приспосабливал уже имеющиеся наработки в сфере финансово-правовой мысли к советской действительности, шел в фарватере ленинской концепции НЭПа. Казалось бы, ученый не формулировал ничего принципиально нового, но главная его заслуга состоит именно в адаптации достижений финансово-правовой мысли к уникальным советским реалиям.

В 1921–1922 гг. в «Правде» он публикует целый ряд статей разъяснительного характера: «Денежное хозяйство», «О Государственном банке», «Конфискация и налог (старые и новые методы)» и др. Концептуально его идеи нашли отражение в сборнике статей «Государственный капитализм и новая финансовая политика» (М., 1922), который не без основания считался продолжением знаменитой ленинской брошюры «О продналоге», давшей толчок к введению НЭПа.

В подготовленных к XI съезду РКП (б) (март-апрель 1922 г.) тезисах «Основные положения финансовой программы» Г. Я. Сокольников наметил следующее: 1) увеличение товарооборота, прежде всего через развитие торговли; 2) уменьшение, а затем ликвидация бюджетного дефицита путем жесточайшего сокращения государственных расходов, перенесение части расходов на менее дефицитные местные бюджеты; 3) всемерное увеличение поступлений государственных доходов, развитие налоговой системы; 4) ориентация на восстановление золотого обеспечения денег, сокращение, а затем и прекращение бумажной эмиссии. Однако не все шло гладко. Многие хозяйственники требовали неограниченной эмиссии денег на восстановление промышленности, выступали против «диктатуры Наркомфина» и его антиэмиссионных мер. В ответ Г. Я. Сокольников запустил крылатую фразу: «Эмиссия – опиум для народного хозяйства». Он доказывал, что государственный кредит также должен иметь рыночный характер и быть возвратным.

Большая заслуга Г. Я. Сокольникова заключается в том, что он привлек к сотрудничеству с Наркомфином лучшие силы финансовой науки, которые остались в России. По его инициативе в 1921 г. создается Финансово-экономическое бюро Наркомфина РСФСР, напоминавшее Ученый комитет царского министерства финансов. С 1925 г. им руководил секретарь И. В. Сталина и опытный партаппаратчик Б. Бажанов. В рамках Финансово-экономического бюро функционировал Конъюнктурный институт и Институт экономических исследований (ИЭИ), созданный в 1919 г., о котором мы уже упоминали ранее. Его научным руководителем был профессор К. Ф. Шмелев, куратором от Наркомфина – О. Ю. Шмидт (будущий известный полярник).

Впоследствии было создано и Ленинградское отделение института. Московское отделение ИЭИ включало финансовую секцию (председатель П. П. Гензель), секции по денежному обращению (В. Я. Железнов), промышленности и товарообмену (Н. Н. Кутлер) и др. Цель института-исследование теоретических вопросов финансов и денежного обращения, разрешение конкретных задач финансово-экономического строительства, подготовка конкретных материалов и экспертных заключений по вопросам внутренней и внешней финансово-экономической политики. Институт стал органом разработки финансово-экономических вопросов, в котором подвергались предварительному обсуждению основные проблемы финансового хозяйства страны, а также законопроекты по этой части. От царского министерства финансов ИЭИ унаследовал библиотеку Ученого комитета с почти 70 тыс. томами, которая пополнялась книгами из личных библиотек Н. Х. Озерова, П. П. Гензеля и других ученых. Еще в Петрограде в 1921 г. при университете создается Экономический научно-исследовательский институт во главе с И. М. Кулишером. Он состоял из секций политэкономии и экономической науки, но был закрыт уже в 1924 г. Именно в этот период возобновились публикации зарубежных исследователей, вернулся интерес к истории российских финансов.

С Институтом экономических исследований сотрудничали такие авторитетные специалисты старой финансовой школы, как: М. И. Боголепов, А. И. Буковецкий, П. П. Гензель, В. Я. Железнов, К. Я. Загорский, М. Д. Загряцков, С. А. Котляревский, И. М. Кулишер, И. Х. Озеров, М. А. Сиринов, М. Н. Соболев, А. А. Соколов, В. Н. Твердохлебов, Н. Н. Шапошников, Л. Н. Яснопольский и др. С уходом Г. Я. Сокольникова в 1926 г. с поста наркома финансов СССР окончилась и история института, закрытого в 1927 г.

Примечательно, что перед Генуэзской конференцией 1922 г. сотрудники института принимали участие в подготовке материалов к ней. Всю работу по этой части координировал экономический эксперт нашей делегации Н. Н. Любимов. В этой работе приняли участие Н. Н. Шапошников, А. А. Соколов, П. П. Гензель и др..

Своеобразным венцом практической деятельности Григория Яковлевича, а в какой-то степени и реализацией его научных замыслов, стала денежная реформа 1922–1924 гг., давшая Советской России золотой червонец. Примечательно, что основными его сотрудниками на данном поприще был член правления Госбанка Н. Н. Кутлер (о нем говорилось ранее), Л. Н. Юровский (о нем см. ниже), «буржуазный специалист» А. Л.Шейнман (1886–1944) и М. К.Владимиров (1879–1925), бывший в то время заместителем наркома финансов СССР.

В Совет по эмиссионным делам Госбанка, который занимался непосредственно денежной реформой, входили также З. Г. Зингвиль, бывший министр финансов Временного правительства Н. В. Некрасов, бывший товарищ министра финансов названного правительства А. Г. Хрущев, профессор Захарий Соломонович Каценеленбаум (1885 – после 1959). Последний из них еще до революционных событий 1917 г. был профессором Московского коммерческого института и приват-доцентом Московского университета, после 1917 г. профессорствовал там же, но при этом постоянно привлекался для работы в органах Госбанка и Наркомфина. Саму идею золотого червонца выдвинул банкир с большим дореволюционным стажем В. В. Тарновский. Консультантами Наркомфина при проведении данной реформы были многие из вышеназванных сотрудников Института экономических исследований.

Г. Я. Сокольников продолжал разъяснять свою позицию по вопросам бюджета, налогов, кредитов и денежного обращения. Отметим, что большинство этих работ были сборниками его публикаций в периодической печати. Так, три статьи ученого «От дензнака к твердой валюте», опубликованные в «Финансовой газете» 7–9 января 1924 г., были изданы в том же году отдельной брошюрой. Кстати, «твердость» стала для него своеобразным девизом финансовых преобразований, и это слово было одним из наиболее часто употребляемых.

При проведении денежной реформы он исходил из того, что товарно-денежные отношения существуют не только на внешнем, но и внутреннем рынке, а денежное обращение как раз и связывает внутренний и внешний рынки. При этом внешняя торговля требует устойчивого соотношения между деньгами внутреннего оборота и деньгами мирового рынка. Однако деньгами последнего является золото, что требует устойчивости внутренней валюты по отношению к нему. Обмениваемость червонца на золото требовала, по его мнению, накопления валютных резервов, способных компенсировать колебания в поступлении доходов от экспорта и добычи драгоценных металлов. Отсюда следовала необходимость введения червонца, обеспеченного золотом, как альтернативной валюты, а затем его свободный обмен на советские денежные знаки (совзнаки) по установленному курсу. В итоге без иностранной помощи страна получила полноценную устойчивую валюту, единую для всей территории СССР. С 1925 г. советский червонец котировался на многих валютных биржах мира, а операции с ним проводились в большинстве экономически развитых стран, в том числе Великобритании, США, Германии. Между тем это не прекратило обвинений в адрес руководителя реформ в игнорировании нужд производства, недофинансировании промышленности за счет якобы слишком облегченного налогового бремени для крестьян и излишних расходов на социально-культурные нужды. В этот период обострились отношения Григория Яковлевича с работниками Госплана СССР, которые требовали увеличения темпов развития любой ценой. Однако на середину 20-х гг. приходится пик его государственной и научной карьеры.

В этот период ученый ведет вполне светский образ жизни, увлекается классической музыкой, становится ценителем живописи и театра, дружит с политиком Н. И. Бухариным, приятельствует с видными военными М. Н. Тухачевским и М. В. Фрунзе, поддерживает отношения с гимназическим приятелем писателем Б. Л. Пастернаком, знакомится с начинающим композитором Д. Д. Шостаковичем. Для него в то время были еще доступны иностранные газеты и научная литература. Но уже в 1926 г. «печатный станок» денежных знаков заработал в полную силу, поставив под угрозу конвертируемость червонца, а сторонники увеличения инфляции из Госплана СССР оказались в фаворе у политического руководства страны. К тому же Г. Я. Сокольников неудачно включился в политическую борьбу против крепнущего единовластия И. В. Сталина на стороне так называемой «новой оппозиции». В итоге в конце 1926 г. конвертируемый червонец практически прекратил существование, а его вдохновитель был снят с должности наркома финансов.

Прощальным трудом государственного деятеля – финансиста стала публикация журнальных и газетных статей, докладов и речей с 1918 по 1927 г. В интересующем нас ракурсе последней печатной работой ученого стал курс лекций, прочитанный им в Институте народного хозяйства и в 1-м МГУ в 1928–1929 гг.. Кроме того, вышли два сборника его статей «Проблемы мирового денежного обращения» (М., 1927) и «Основы финансовой политики СССР» (М., 1930).

Отметим, что его вышеназванный учебник «Финансовая наука» стал предметом критики одного из персонажей нашей книги Н. Н. Любимова. Последний писал «об ошибках тов. Сокольникова в вопросах финансов капитализма». К таковым относились отсутствие развернутой критики существующих оппортунистических, буржуазных и прочих направлений по финансам капиталистических государств. Критик отметил, что «не вскрывается роль капиталистического государства при перераспределении финансовых изъятий между классами и в связи с этим не показывается классовая борьба, которая происходит на этой почве». Таким образом, государственная и научная деятельность Григория Яковлевича отразила почти все перипетии преобразований в сфере финансов за 20-е гг.

Новое назначение Г. Я. Сокольникова заместителем председателя Госплана СССР имело скрытый подтекст, так как в этом ведомстве работали его наиболее последовательные оппоненты по проблемам развития государственных финансов. В 1927 г. он отошел от «новой оппозиции», но поддержал своего друга Н. И. Бухарина в противостоянии «чрезвычайным мерам против крестьян». Таким образом, из «левого» оппозиционера он превратился в «правого». Далее последовали назначения на менее значимые посты, наиболее важными из которых были должности председателя правления Нефтесиндиката и полпреда СССР в Великобритании с 1929 г. Возможно, этому способствовали его европейская известность, знание иностранных языков и дипломатический опыт. Напомним, что Григорий Яковлевич участвовал еще в заключение Брестского мира в 1918 г., в Гаагской международной конференции по экономическим и финансовым вопросам (1922), в Международной экономической конференции в Женеве (1927). В Лондоне советский дипломат знакомится с государственными деятелями У. Черчиллем и Д. Ллойд-Джорджем, с социалистами Б. Вебб и С. Веббом, писателями Б. Шоу и Г. Уэллсом, экономистом Дж. М. Кейнсом, философом Б. Расселом. Он успел принять участие в работе Лиги Наций, а в эмигрантской литературе того периода его величали не иначе как «советский Витте» и даже печатали статьи под броским названием «Сталин или Сокольников?». В Англии его не только узнали как грамотного переговорщика и крупного специалиста в сфере финансов, но и прониклись уважением к его чисто человеческим качествам.

В 1932 г. его отозвали в СССР, назначили сначала членом коллегии Народного комиссариата иностранных дел, а затем и заместителем наркома. Последнее его назначение заместителем наркома лесной промышленности (1935) было уже явной насмешкой над видным теоретиком и практиком финансов. В июле 1936 г. Г. Я. Сокольников был арестован, а в январе следующего года осужден на 10 лет лишения свободы по делу мифического «параллельного антисоветского троцкистского центра». Уже морально и физически сломленного политика И. В. Сталин вовлек в сложную игру, устроив ему очную ставку с его другом Н. И. Бухариным.

Арест Г. Я. Сокольникова вызвал известный резонанс в Европе, где его знали и уважали. Дело дошло до того, что этот вопрос специально обсуждался на заседании комитета по иностранным делам английского кабинета под председательством лорда Р. Макдональда. Примечательно, что в его обсуждении приняли участие министр финансов Н. Чемберлен, министр иностранных дел Э. Иден и другие ведущие министры. На заседании звучали предложения напрямую обратиться к советскому правительству в том смысле, что высшая мера для бывшего советского посла в Великобритании может ухудшить отношение между странами. В итоге такое обращение направлено не было, но сам факт обсуждения такого предложения говорит о многом. Мы не знаем, повлияло ли это на «мягкость» приговора, но в политическом руководстве страны о такой реакции англичан знали.

Однако дело шло к печальному эпилогу. В мае 1939 г. Г. Я. Сокольников был убит в верхнеуральском политизоляторе подсаженными к нему в камеру уголовниками по распоряжению тюремной администрации. Уже после гибели Г. Я. Сокольникова в учебниках по финансовому праву 40-х гг. писали: «Враг народа Сокольников считал, что "в любом государстве бюджет является планом ведения государственного хозяйства и что бюджет является плановым островком капиталистической стихии". Для Сокольникова такое определение не было случайным. Оно вытекало из всей его вредительской концепции отрицания социалистического характера советских финансов, денег, банков и товарооборота. Товарищ Сталин на XIV съезде ВКП (б) на голову разбил эту "теорию"…»

Имя известного государственного деятеля и ученого было надолго вычеркнуто из истории страны. Только в 1988 г. он был посмертно реабилитирован, а число публикаций о нем росло до начала 90-х гг. Были переизданы и некоторые его работы из сборника «Финансовая политика революции» (в 3 т., М., 1925–1928). Впоследствии волна интереса к личности ученого несколько схлынула, хотя Г. Я. Сокольников достоин остаться в истории отечественной финансово-правовой мысли.

Основные текущие публикации Г. Я. Сокольникова в виде докладов, выступлений на сессиях ВЦИК и ЦИК СССР, на съездах Советов рабочих и крестьянских депутатов, партийных форумах, статьи в газетах, небольшие брошюры, как уже указывалось, были собраны в трехтомном издании автора «Финансовая политика революции» (М., 1928). Том 1-й был посвящен вопросам разработки основных направлений новой финансовой политики в 1922–1923 гг. Если в период военного коммунизма, по сути, до основания была разрушена прежняя финансовая система государства, то теперь предстояло строить новую финансовую систему в условиях НЭПа (государственного социализма). Г. Я. Сокольников писал, что фундаментом этой новой финансовой политики должно стать пролетарское хозяйство переходного периода, которое имеет в своей основе частную собственность на средства производства в руках Советского государства, а часть – в руках капиталистических предпринимателей. Задача состоит в том, чтобы экономическими методами, через банк, биржу и т. п. организовать пролетарский контроль над капиталистическими элементами. Государственный капитализм – это товарное хозяйство, требующее развитого денежного хозяйства. Именно базисные экономические закономерности товарно-денежного хозяйства были положены в основу строительства новой финансовой политики. При этом основные направления новой финансовой политики, по убеждению Г. Я. Сокольникова и его соавторов, должны охватывать в комплексе, единстве и взаимодействии все элементы финансовой системы государства: бюджет, налоги, банки, кредиты, денежное обращение.

Начнем с характеристики взглядов Г. Я. Сокольникова в отношении бюджетной и налоговой систем. Перестройка бюджетной системы связывалась с ликвидацией бюджетного дефицита, с сокращением в исчислении натуральной части бюджета и возрастанием ее денежной части, с правильной организацией доходов и расходов бюджета. Так, например, в части сокращения расходов государственного бюджета предлагалось перенести часть его расходных частей на местные бюджеты, которые были более устойчивыми. Речь шла о расходах, которые наиболее близки населению (здравоохранение, просвещение, социальное обеспечение и др.). Но при этом обосновывалась необходимость передачи некоторых налогов, как источников доходной части бюджета, с государственного уровня на местный, тем более, что местные власти, приближенные к налогоплательщику, в состоянии гораздо эффективнее собирать налоги. Эти положения звучат актуально и на сегодняшний день, когда речь идет о современном бюджетном законодательстве, принципах построения бюджетной системы российского государства.

В рамках новой финансовой системы особая роль отводилась налогам, построению налоговой системы советского государства как источника доходов бюджета. Г. Я. Сокольников постоянно отмечал, что пополнение бюджета, его доходной части должно идти не за счет эмиссии денежных знаков, «печатного станка» («выпуск новых денег не дает новых ресурсов»), а за счет налогов, поступающих благодаря развитию промышленности, сельского хозяйства, транспорта, торговли. Писал он и о необходимости замены натуральных налогов денежными и т. д.

В отношении банковской и кредитной систем Г. Я. Сокольников также имел свою позицию. Одним из источников пополнения доходной части бюджета Г. Я. Сокольников называл государственный кредит. В связи с этим программным требованием новой финансовой политики должно стать восстановление Государственного банка, который должен аккумулировать свободные денежные средства и использовать их для развития промышленности, кредитования производства и сельского хозяйства. Не менее важным являлось, по мнению Г. Я. Сокольникова, и создание подсобных кредитных институтов, контролируемых Госбанком.

О денежной системе он писал, что бюджет, налоги, государственные кредиты должны иметь в своей основе твердую валюту и устойчивое денежное обращение. Г. Я. Сокольников убеждал в необходимости сокращения, а затем и уничтожения бумажной эмиссии, установления золотого курса бумажных денег.

Все эти направления новой финансовой политики прозвучали в тезисах к XI съезду РКП (б) (1922) по вопросам финансовой политики в виде «Основных положений финансовой программы». В. И. Ленин охарактеризовал их следующим образом: «Не дурны, но теоретичны». Однако история все расставила по своим местам. Воплощенные в практику названные направления привели к восстановлению денежной системы советского государства. К сожалению, достигнутые результаты были перечеркнуты последующей политикой партийного администрирования экономики страны.

Во 2-м томе «Финансовая политика революции» излагалась программа финансового оздоровления и проведения денежной реформы (1923–1924). Проведение денежной реформы проходило в атмосфере жарких спорах, острых столкновений различных позиций. Так, Г. Я. Сокольников дискутировал с Е. А. Преображенским (1886–1937), крупным партийным функционером и хозяйственным деятелем, по вопросу выбора между «товарным» и «золотым» рублем, с С. Т. Струмилиным (1877–1974), сотрудником Госплана, который отрицал связь между золотом и бумажными деньгами, рассматривая последние как счетные деньги, как суть квитанции на продукцию, товары. План денежной реформы Г. Я. Сокольникова и его сподвижников был разработан в деталях и включал перечень конкретных мероприятий.

В их число входили полное замещение советских денежных знаков, определение объемов выпуска в обращение устойчивой валюты в крупных купюрах (червонцы, отчасти платежные обязательства НКФ), мелких купюр в золотом исчислении и серебра в качестве денег, разменных по отношению к червонцу. Как итог, Советская Россия в условиях финансовой блокады создала полноценную твердую и конвертируемую валюту. Американская пресса по этому поводу писала: «Великан пробуждается… Русская валюта – одна из немногих, которая котируется несколько выше курса доллара… Ничто более не сможет задержать окончательного восстановления СССР».

Том 3-й «Финансовая политика революции» содержал оценку пройденного пути и перспективы хозяйственного развития СССР (1925–1927). Анализ итогов сопровождался конкретными цифрами, показателями в области бюджета, денежного обращения, кредита за прошедшие годы, включая анализ показателей пятилетнего плана народного хозяйства, доложенного С. Г. Струмилиным, экономических итогов 1925–1926 гг., названных в докладе В. Громана. Намечены были также очередные задачи финансовой политики, касающиеся мер по перестройке сельхозналога, поддержки устойчивой денежной системы и др.

Заслуживает нашего внимания и курс лекций Г. Я. Сокольникова по финансовой науке, который был прочитан в 1928–1929 гг. в Институте народного хозяйства им. Г. В. Плеханова и 1-м МГУ. Этот курс лекций не мог быть «беспристрастным» изложением материала, он носил уже политизированную окраску. Автор курса постоянно подчеркивал преимущества социалистического хозяйства по сравнению с капиталистическим, «клеймил», но не называя имен, буржуазных финансистов. Данный курс включал два выпуска. Выпуск 1 был посвящен государственному бюджету. В этой части отсутствовали теоретические, догматические положения. История бюджетного права начинается с советского периода. Автор дал всесторонний анализ с цифрами бюджетной политики советского государства и сопровождавшей ее нормативно-правовой базы. При этом последовательно излагались вопросы о методах составления бюджета, бюджетных взаимоотношениях Союза ССР и союзных республик, местных финансах, сопоставлялась расходная и доходная части государственного бюджета, в доходной части выделялись неналоговые доходы, доходы от госпредприятий, торговой деятельности, банковское кредитование. Выпуск 2 содержал весьма небольшую по объему общую теорию налогов (10 страниц), основное же внимание было уделено практике взимания единого сельхозналога, подоходного и промыслового налогов, косвенных налогов. В этом же выпуске рассматривались вопросы государственного кредита, денежного обращения, кредитной системы. Таким, образом, весь накопленный автором материал, сопровождавший новую финансовую политику, которую он проводил, будучи на государственной службе, был им использован. Этот практический материал нашел отражение в данном курсе в структуированном, системном виде и изложении.

Единомышленником и подчиненным Г. Я. Сокольникова по службе в Наркомате финансов был Леонид (Леон) Наумович Юровский (1884–1838). Он родился в Одессе в семье купца первой гильдии. После окончания классической гимназии с золотой медалью молодой одессит в 1902 г. поступает на электромеханическое отделение Петербургского политехнического института. Однако вскоре он переводится на экономическое отделение. Большое влияние на его формирование как ученого-экономиста оказали его институтские учителя, профессора А. С. Посников (первый декан экономического отделения), М. И. Туган-Барановский, А. А. Чупров (его непосредственный научный руководитель), П. Б. Струве. В 1905 г. он по полгода слушал лекции в Берлинском университете и в 1906 г. – в Мюнхенском университете. Обучение было завершено в 1907 г., а по представлении письменной работы в 1908 г. Л. Н. Юровскому был вручен диплом с отличием.

После этого ему как одному из лучших студентов была предоставлена стипендия по кафедре экономической географии на два года для завершения образования и научной работы за границей. В 1908 г. он снова уехал в Мюнхенский университет. Там под руководством крупного немецкого экономиста Л. Брентано молодой ученый написал диссертацию «Русский экспорт хлебов, его организация и развитие», изданную в Штутгарте на немецком языке в 1910 г. В том же году Мюнхенский университет присвоил ему звание доктора политической экономии.

Вернувшись из Германии в Москву в 1910 г., Л. Н. Юровский решил попробовать свои силы в области журналистики. Однако интерес к науке берет свое, и в 1913 г. в Харьковском университете он сдает магистерский экзамен. После этого он начал преподавать политэкономию в Московском коммерческом институте. Леонид Наумович одновременно вел курс экономической политики в Народном университете им. А. Л. Шанявского.

Во время Первой мировой войны весной 1915 г. он по своей инициативе отправился на три месяца на фронт в качестве уполномоченного Всероссийского союза городов. За организацию медицинского и продовольственного обеспечения, «отличную и усердную службу» его наградили орденом Св. Станислава 3-й степени. В конце 1915 г. он был призван на военную службу, стал артиллеристом, получил чин прапорщика. Вершиной его офицерской карьеры стало командование артиллерийской батареей на Румынском фронте. Он горячо приветствовал февральскую революцию, хотя, будучи на фронте, участия в ней не принимал.

После возвращения с фронта, с августа 1917 г. началась его государственная гражданская служба в должности управляющего Особым статистико-экономическим отделом Министерства продовольствия Временного правительства. Однако Л. Н. Юровского все больше прельщала академическая карьера, и еще до октябрьских событий 1917 г. он был утвержден и. о. профессора по кафедре экономики и статистики юридического факультета Саратовского университета, однако продолжал числиться в Министерстве продовольствия.

Октябрьскую революцию он, как и большинство интеллигенции, встретил враждебно, опубликовал ряд обличительных статей в «Русских ведомостях». Однако его точка зрения со временем стала меняться. Характерная для Л. Н. Юровского способность объективно анализировать сущность происходящих процессов независимо от личных пристрастий привела его к сотрудничеству с Советской властью. В конце 1917 г. он переехал в Саратов, где работал до осени 1921 г. профессором университета, деканом факультета общественных наук (с 1919), стал первым ректором организованного в 1918 г. Института народного хозяйства, членом губернской плановой комиссии. В Саратове в 1919 г. вышла его монография «Очерки по теории цены» (о ней см. далее), заслужившая высокую оценку П. Б. Струве. Вместе с женой Леонид Наумович перевел книгу немецкого финансиста Г. Кнаппа (1842–1926) «Государственная теория денег», но она так и не увидела свет. Во время страшного голода в Поволжье в июле 1921 г. ученый возглавил губернскую комиссию по организации общественных работ для борьбы с голодом.

Как уже указывалось, в 1919 г. вышла его монография «Очерки по теории цены», содействие в издании которой оказал Саратовский университет. Это исследование было посвящено одному из вопросов теоретической экономии – проблеме теории цены. Как писал автор, он «был проникнут идеей единства теоретической мысли в политэкономии последнего столетия и стремлением использовать ее достижения». По содержанию эта работа являлась теоретико-экономическим исследованием. В ней в комплексе анализировались теория предельной полезности, генезис современной постановки проблемы ценности-цены, основные случаи равновесия между спросом и предложением, вменение и капитализация дохода. Такой подход к проблеме предполагал и авторскую дефиницию предмета политической экономии как «всего того в общественной жизни людей, к чему приложено понятие хозяйственной ценности, а в условиях денежного хозяйства, все, что может быть выражено в цене».

Наш современный читатель может задать вопрос: какое отношение эта теоретическая работа по политэкономии имеет к развитию науки финансового права? Но достаточно обратиться к современным исследованиям по проблемам общей теории финансового права, чтобы убедиться в актуальности и значимости рассматриваемого творения Юровского. Так, Н. М. Казанцев современную парадигму финансового права связывает с «ценностно-правовой догмой финансов как ликвидных и обращающихся прав мерной ценности».

В этот же саратовский период Л. Н. Юровский подготовил еще одну монографию, посвященную истории местного крупного землевладения и крепостного хозяйства, «Саратовские вотчины» (Саратов, 1923).

Осенью 1921 г. по инициативе члена коллегии Наркомфина РСФСР О. Ю. Шмидта (впоследствии ставшего известным полярником) Леонида Наумовича как авторитетного специалиста в сфере финансов вызывают в Москву. Сначала он назначается консультантом Отдела общих вопросов Наркомфина РСФСР, вскоре переводится на должность заведующего Отделом иностранной статистики Центрального статистического управления (ЦСУ). Переходящей к политике НЭПа стране понадобились не только мастера «бури и натиска», но и ученые-теоретики, знатоки анализа и прогноза. Работа нового отдела дала практически немедленный результат в виде коллективных аналитических исследований. Одновременно в конце 1922 г. Л. Н. Юровский приступил к преподаванию в Петровской сельскохозяйственной академии.

Он вошел в число тех высококвалифицированных специалистов по денежному обращению, которые с осени 1921 г. привлекались правительством для поиска путей оздоровления денежного обращения. Это соответствовало и его научным взглядам. Успех всего замысла денежной реформы в значительной мере зависел от согласованности в действиях Госбанка, выпускающего червонцы в обращение, и Валютного управления Наркомфина, осуществлявшего эмиссию совзнаков. Важная роль в координации этих действий была отведена Л. Н. Юровскому, ставшему 10 августа 1922 г. заместителем начальника Валютного управления. Название данного управления не совсем точно отражало его функции, так как кроме валютных операций в сферу его деятельности входило регулирование всей денежной политики и разработка мер по оздоровлению денежного обращения. В составе управления под руководством Л. Н. Юровского была образована комиссия по вопросам кредита и денежного обращения.

В конце августа 1922 г. Леонид Наумович впервые оказался под домашним арестом. Поводом к тому послужила публикация в журнале «Экономическое возрождение», незадолго до этого закрытом властями, его статьи «Бюджет и народный доход в современной России». В ней он предлагал для уменьшения бюджетного дефицита сократить военные расходы и подчеркивал необходимость «ликвидировать военное хозяйство во всех его видах». Ученый утверждал, что «совершенное несоответствие» между государственным бюджетом и государственными возможностями губительно для финансовой политики государства. Его предложения сводились не к частным изменениям, а к проведению новой финансовой политики, как следствию НЭПа. Он поддержал переход от государственного хозяйства к частному хозяйству, констатировал необходимость экономического сотрудничества с Западной Европой, разгрузки государственного бюджета от излишних трат, жесткого режима экономии, введения обоснованной налоговой системы.

В начале сентября 1922 г. домашний арест с ученого был снят, и по ходатайству коллегии Наркомфина его оставили в стране, как и некоторых других специалистов, исключенных из списка высылаемых по просьбе того или иного ведомства. Власть как бы признала их ценность для решения хозяйственных вопросов, но дала понять, что не потерпит публичной критики принципиальных основ политики партии. После того как в октябре 1922 г. началась практическая реализация декрета о выпуске червонцев, Л. Н. Юровский был назначен представителем Наркомфина в Совете по эмиссионным делам при Госбанке. Этот совет из пяти человек осуществлял общее наблюдение и контроль над эмиссионной деятельностью Госбанка. Однако с самого начала выпуска банкнот стало ясно, что будет нелегко противостоять требованиям чрезмерно увеличить кредитование, особенно со стороны Госплана. В 1923 г. ученый переводится на должность начальника Валютного управления Наркомфина РСФСР, которое, как уже говорилось выше, занималось регулированием всей денежной политики. Л. Н. Юровский, наравне с Г. Я. Сокольниковым и рядом других уже упомянутых нами лиц, стал организатором и идеологом денежной реформы 1922–1924 гг. Самое активное участие он принимал и в работе Института экономических исследований, созданного в 1921 г. по инициативе Г. Я. Сокольникова. На страницах периодической печати Л. Н. Юровский неустанно разъяснял суть проводимой реформы, подводил ее первые итоги, намечал новые задачи.

Опыт оздоровления денежного обращения вызывал большой интерес за границей, особенно в Германии. В этой стране сходные идеи использовались при введении рентной марки для борьбы с гиперинфляцией в ноябре 1923 г. Вышедшая в Москве в 1924 г. книга Л. Н. Юровского «На путях к денежной реформе» была переведена на английский и немецкий языки и издана в Лондоне и Берлине. В этой книге, разъясняя необходимость сохранения курса на твердую валюту, автор писал: «Борьба за устойчивую валюту вытекает с железной необходимостью из новой экономической обстановки: хозяйству, работающему на рынок, нужны твердые деньги». Далее он отмечал: «Много говорят и много еще будут говорить о тех жертвах, с которыми связано установление твердой валюты. Это – недоразумение. С государственной точки зрения таких жертв вообще не будет. Будут трудности для предприятий, которым придется собственными силами бороться за существование. Но это – не жертвы, а усилия, необходимые для того, чтобы создать благоприятные условия развития для всех частей народного хозяйства без исключения».

Под редакцией Л. Н. Юровского был издан сборник материалов по истории денежного обращения (1914–1925 гг.). Кроме статистических таблиц сборник содержит перечень законодательных материалов и библиографический указатель. В рецензии на это издание указывалось, что с его «выходом в свет наша статистическая и экономическая литература обогащается историческим памятником огромной ценности».

В 1926 г. он публикует книгу «Современные проблемы денежной политики». В рецензии на эту книгу отмечалось, что она «написана с большим мастерством, дает чрезвычайно много фактического материала и в живой ясной форме излагает сложные вопросы».

В первой части книги, посвященной денежной политике СССР в 1923–1925 гг., подробно рассматриваются история последних месяцев совзнака, критика денежной реформы и вопросы денежного обращения в 1924–1925 гг., проблема эмиссионной политики, валютная политика пореформенного периода, вопрос о покупательной силе и курсе рубля, проблема хозяйственного плана в связи с денежным обращением. В каждой из глав, посвященных этим проблемам, приводятся богатейшие фактические данные и вскрываются основные причины тех или иных мероприятий денежной политики. Вторая часть книги посвящена истории восстановления золотой валюты в Англии после войны и содержит много интересных мнений видных английских практиков и теоретиков денежного обращения.

25 июня 1926 г. сам Леонид Наумович, впервые после 1922 г., подвергся критике в прессе на страницах газеты «Правды» за статью «Наше хозяйственное положение и ближайшие задачи экономической политики». Эта статья была также опубликована в виде отдельной брошюры. Она посвящена вопросу о путях преодоления тех хозяйственных затруднений, с которыми столкнулась страна с лета 1925 г. В брошюре автор обосновывает конкретные предложения и сводит все многообразие затруднений к одной основной причине. Такой причиной признается то, что советское государство форсировало торгово-промышленный подъем при помощи кредитно-денежной экспансии. Главный его вывод, логически вытекающий из основной причины, – необходимость пересмотра хозяйственных планов «в сторону восстановления соответствия между реальными ресурсами страны и намеченными программами». Автор подчеркивал, что речь идет не о сокращении производства, а о сокращении темпа его развертывания.

Л. Н. Юровский выступил с резкой критикой так называемой «теории диспропорции», приоритета развития промышленности за счет выкачивания средств из сельского хозяйства. По мнению ученого, дальнейшее форсирование развития промышленности, которое предлагали сторонники теории диспропорции, могло только ухудшить положение. Он писал: «Недостатком этого предложения является его полная неосуществимость. Оно игнорирует самое существенное из условий, вызывающих наши хозяйственные затруднения. А именно, оно забывает о том, что мы обязаны нашими затруднениями недостатку реальных ресурсов и что как раз форсирование развития хозяйства при наличии такого недостатка ведет не к сокращению, а к усилению бестоварья. Может казаться, что при использовании предлагаемого метода успешная ликвидация товарного голода виднеется в конечной перспективе. Но это видение носит характер только миража, и к этому миражу даже действительных подступов нет».

Не ограничиваясь ужесточением денежно-кредитной политики, Л. Н. Юровский выдвинул целую программу изменений в финансовой сфере. «Методы регулирования, которыми владеет государство, должны быть применены в полном объеме, т. е. не только на этом участке, но и во всех других областях». В записке председателю Совнаркома СССР А. И. Рыкову от 29 января 1926 г. он характеризовал предлагаемое им направление политики как «использование средств планового воздействия для того, чтобы, не проходя через кризис, провести где нужно необходимое сокращение и восстановить нарушенное равновесие».

То объяснение, которое давал Л. Н. Юровский хозяйственным трудностям, его предложение сохранить паритетный курс червонца и отказаться от форсирования индустриализации были поддержаны А. И. Рыковым. С весны 1926 г. стала проводиться сдержанная кредитно-денежная политика, были отвергнуты предложения о девальвации червонца, запланированы реальные темпы роста экономики на 1926–1927 гг. Это достижение Л. Н. Юровского по своей значимости можно приравнять к его вкладу в успех проведения денежной реформы. Показателем доверия руководства к нему явилось его назначение в феврале 1926 г. членом коллегии Наркомфина. Отметим, что беспартийных в то время на такой высокий пост уже не назначали.

Как руководитель валютного управления Леонид Наумович старался привлечь к себе на работу специалистов, способных отстаивать собственную точку зрения. Однако в 1926 г. Юровский стал терять некоторых своих лучших сотрудников. Так, был снят с должности его заместитель Лев Григорьевич Шанин (Шапиро) (1887 – после 1928). хороший полемист и теоретик, занимавшийся проблемами финансов еще с ранней молодости. Руководитель Особой части Валютного управления Л. Л. Волин был приговорен в мае 1926 г. к расстрелу. Такая же печальная участь, возможно, могла ожидать еще одного члена коллегии Наркомфина, профессора Семена Анисимовича Фалькнера (1890–1938).

Л. Н. Юровский, с тревогой наблюдавший, как сбываются его предсказания о свертывании НЭПа, в конце 1927 г. подготовил монографию «Денежная политика Советской власти (1917–1927)». Это был его вклад в юбилейные торжества по поводу десятой годовщины октябрьского переворота. В данной работе Юровский показал борьбу двух альтернативных тенденций развития советской хозяйственной системы, начиная с первых дней ее существования: военно-коммунистической (безрыночное распределение) и нэповской (рыночное хозяйство), и продемонстрировал, насколько сильна тенденция самовозрастания таких административных мероприятий, которые не восстанавливают рыночное равновесие.

В октябре 1928 г. Л. Н. Юровский освобождается от обязанностей начальника Валютного управления, хотя и остается членом коллегии Наркомфина стараниями тогдашнего председателя СНК СССР А. И. Рыков. В феврале 1929 г. Л. Н. Юровского назначили начальником Планово-экономического управления Наркомфина СССР. В ноябре 1929 г., после чистки аппарата Наркомфина Л. Н. Юровский подал заявление с просьбой освободить его от обязанностей начальника Планово-экономического управления. Оно было удовлетворено, но он остался в составе коллегии Наркомфина и даже получил новое назначение. 14 апреля 1930 г. он стал членом Совета Госбанка.

Однако 26 июля 1930 г., спустя две недели после окончания XVI съезда ВКП (б), на котором И. В. Сталин закрепил свою победу над «правым уклоном», а А. И. Рыкову пришлось покаяться, ученый был арестован и обвинен в принадлежности к антисоветской «трудовой крестьянской партии». По делу этой мифической «партии» в стране арестовали более тысячи человек, среди которых было много крупных финансистов.

В числе репрессированных оказался и ближайший соратник Л. Н. Юровского, профессор Давид Абрамович Лоевецкий (1884 – после 1930), видный специалист в сфере финансового права. Аресты специалистов, занимавших в свое время крупные посты, позволяли связать с ними в случае необходимости оппонентов И. В. Сталина в руководстве страны, в частности А. И. Рыкова, который до декабря 1930 г. занимал должность Председателя Совнаркома СССР. Вскоре после ареста Л. Н. Юровского И. В. Сталин писал В. М. Молотову: «Теперь ясно даже для слепых, что мероприятиями НКФ руководил Юровский (а не Брюханов)». Л. Н. Юровский первоначально выдержал 42 допроса, но затем согласился удовлетворить все требования следователей. Подписанный им протокол с признаниями был показан проходившему по тому же обвинению Н. Д. Кондратьеву, от которого добивались таких же признаний. Это сломило волю выдающегося ученого-аграрника.

Судебный приговор был еще впереди, а ретивые коллеги по научному цеху по отмашке партийных лидеров уже вынесли свой приговор. В основном изобличению «юровщины» было посвящено два сборника статей «Финансовые проблемы» (1931, № 1–2, 2–3). Тон задал С. Розенберг, который не без изящества связал «начала с концами»: «"Омертвение капитала", минималистское планирование, планирование с "диспропорциями", в целях организации кризиса в различных отраслях промышленности и хозяйства, фальсификация науки, шпионаж, подготовка поджогов и взрывов – все это звенья единой цепи вредительских актов». А далее прямое уточнение: «Во главе финансовых вредителей стоял Юровский», следовательно, у него самая большая степень «вредности» вредительства, облеченная в сугубо «научную» форму. А дальше идут сплошные передергивания. Так, Л. Н. Юровский справедливо писал, что наличие планов закладывает тенденцию к постепенному сжатию инициативы банков. С. Розенберг трактует это так: «Он хочет сказать, что кредитный план – вещь ненужная, вредная, которая сковывает инициативу банков, и, следовательно, развитие хозяйственной системы лишается такого мощного фактора, каким является кредитная система». Короче, хочет, но не говорит, а С. Розенберг недоговоренное договаривает. А дальше идет тирада о пользе плана.

Методология Юровского была сразу отвергнута, так как он был признан исследователем психологической школы в политэкономии, а «методология австрийской школы является полной противоположностью марксизму – идеологии и методологии пролетариата». Тем более, что у Юровского «ограниченный буржуазный ум» и он не может представить себе исчезновение товара, цены, денег и других категорий. Главным грехом его методологии является сравнимость финансовых процессов при капитализме и социализме, что истинный марксист и представить себе не может. По мнению С. Розенберга, уже в 1931 г. должен быть построен фундамент механизма безденежного хозяйства, а «отсталый» Юровский все занимается проблемами денежного обращения. Названы и его сотоварищи по «вредительскому цеху», которым он является «вождем». Это Лоевецкий, Шмелев, Микеладзе, его ближайший «соратник» Соколов и др. Можно предположить, что и они были уже арестованы. Если суммировать все сказанное советским теоретиком, то главная вина Л. Н. Юровского заключается в том, что он объявляет ценность, цену, деньги, процент на капитал категориями социалистического хозяйства. К тому же он не понимает диалектики, не оценивает обострения классовой борьбы, видит недостатки в тотальном планировании, поддерживает вредительскую теорию «равновесия». А добивается этим «вредитель» Юровский одного – восстановления капиталистических отношений. Как говориться, страшнее только «поджоги и взрывы».

Е. Вольпян прямо и по-большевистски назвал Л. Юровского, А. Соколова и П. Микеладзе «буржуазными финансистами-вредителями», сторонниками вульгарной политической экономии в приложении к советским условиям. Отсюда вывод: «Социальный заказ классового врага, таким образом, выполнялся ими последовательно, «на совесть», начина с исходных пунктов теоретизирования».

Несколько оригинальнее был Д. Бутков, назвавший Юровского, Кондратьева, Финн-Енотаевского, Соколова и др. контрреволюционерами, вредителями и буржуазными реставраторами, но главное обвинение оставил прежним – механическое перенесение финансовых категорий, присущих капитализму, на социалистическое хозяйство, что неминуемо приобретает вредительский характер. Его обличительную тираду трудно понять, а еще труднее оценить: «Приведенные глубоко реакционные трактовки государства и финансов, чуждые и враждебные марксизму-ленинизму, свили крепкое гнездо в советской финансовой литературе, и в различных вариациях буржуазные идеологи пытались проводить и проводили под флагом "объективной" "Финансовой науки" вредительские дела. Выводя "особый качественный ряд", ставя государство и финансы вне всей совокупности производственных отношений, образующих экономическую структуру данного общества, вне законов движения данной экономической формации, буржуазные экономисты пустили глубоко корни и в области советских финансов. Их тлетворное влияние постоянно сказывается на путях установления подлинно советской финансовой системы». Не совсем понятно, кто и где свил гнездо и куда пустил корни, но тлетворное влияние на путях явно осталось.

Примечательно, что автор этой тирады Д. А. Бутков (1897 – после 1953) был не каким-нибудь малограмотным партийным активистом, а выпускником экономического факультета Ленинградского политехнического института (1926), преподавателем там же, как и в ряде других вузов, впоследствии кандидатом экономических наук и профессором, директором Научно-исследовательского финансового института Министерства финансов (1950–1953). Среди его учителей были известные финансисты, персонажи нашей книги А. И. Буковецкий, В. Н. Твердохлебов, И. М. Кулишер и др.

К слову, таких «научных деятелей», как С. Розенберг, Е. Вольпян, Д. Бутков, мы в настоящее время вспоминаем только в связи с тем, что они травили настоящих ученых. Согласитесь, достаточно сомнительная, почти геростратовская слава.

В январе 1932 г. коллегия ОПТУ рассмотрела дело руководителей «трудовой крестьянской партии», и ученый был осужден на восемь лет лишения свободы. В конце сентября 1934 г. Юровского поместили в тюремную больницу, откуда он направил прокурору страны И. А. Акулову просьбу об освобождении в связи с болезнью. Тот ее поддержал, направив соответствующее обращение И. В. Сталину. 13 декабря 1934 г. на фоне нового витка массовых репрессий после убийства С. М. Кирова было принято неожиданное решение Политбюро об освобождении ученого. В конце 1937 г. ученый вновь был арестован и 17 сентября 1938 г., в один день с Н. Д. Кондратьевым, расстрелян. Реабилитирован только в 1987 г. Сын Юровского пошел добровольцем на фронт и погиб в 1943 г.

В период работы Л. Н. Юровского на государственных должностях вышло немало его публикаций в газетах, журналах, бюллетенях, сборниках. Это также опубликованные и неопубликованные доклады, служебные записки, выступления, небольшие брошюры. Он даже успевал делать иностранные переводы, например работы Дж. Клера «Международные расчеты и валютная политика», поскольку автора этой книги Юровский признавал «блестящим знатоком того специального вопроса, которому посвящено данное исследование».

Характер и стиль этих исследований был уже иной: отсутствие абстрактных и общих теорий, сугубо практическая направленность. Но предлагаемые автором конкретные решения практических проблем той же денежной реформы строились на всесторонней научной теоретической подготовке и эрудиции автора этих работ. Так, например, в рецензии на одну из его первых работ, изданных после революции, «На пути к денежной реформе» (М., 1924) отмечалось, что автор (Л. Н. Юровский) «пишет ясно, четко и умеет точно формулировать свои мысли. Он сумел одну из труднейших проблем экономической науки представить в книжке, которая читается с увлечением и легкостью. Нет в ней ни одного лишнего слова, ни одной неясной мысли».

Л. Н. Юровский, будучи одним из авторов успешной денежной реформы, предпринимал невероятные, и как оказалось впоследствии, стоившие ему жизни усилия по спасению результатов этой реформы. Так, Юровский выступил со статьей «К проблеме плана и равновесия в советской хозяйственной системе», где подверг критическому анализу «Контрольные цифры народного хозяйства на 1926–1927 гг.», разработанные Госпланом СССР. Он настаивал на том, что и в советской экономике, которая является товарной (рыночной), действует закон стоимости («ценности», по терминологии автора). При этом он был одним из первых в советской экономической науке, кто предпринимал попытку решить проблему сочетания двух диаметрально противоположных начал – рынка и плана.

Одной из последних опубликованных ученым работ была книга «Денежная политика Советской власти (1917–1927)» (М., 1928). В ней даны периодизация и характеристика не только денежной, но и всей экономической политики Советского государства в указанный период, активным участником, а не посторонним свидетелем которой был автор. Это исследование – не сборник систематизированных материалов, а глубокое исследование, результатом которого стали концептуальные выводы и суждения Л. Н. Юровского, его научные обоснованные прогнозы и перспективы денежной политики государства. Завершая монографию, ученый еще и еще раз предостерегал власти от административных методов управления экономикой и денежным обращением.

Он писал: «Задачи нашей денежной политики заключаются, главным образом, в установлении того равновесия в области цен, которое является условием ликвидации бестоварья и развития экспорта, а также в накоплении золотых запасов для укрепления денежной системы, для упрочения хозяйственного положения страны на мировом рынке и для создания общих материальных ресурсов государства в наиболее ликвидной их форме».

Г. Я. Сокольников отмечал, что этой книге суждено «стать классическим трудом по истории советской политики денежного обращения. Она представляет собой прекрасный комментарий к этапам этой политики… При этом Л. Юровский сохранил объективность научного исследования… Несмотря на специальную тему, книга написана легко – автор владеет даром очень точного и вместе с тем доступного изложения».

Будучи профессором Ленинградского политехнического института, ученый читал лекции о государственном кредите и руководил семинаром по денежному обращению. Тогда, в 1929 г., он опубликовал небольшое учебно-методическое пособие «Основы кредитной политики».

В камере Суздальского политизолятора он пишет свою последнюю книгу, которая не была завершена. Она посвящалась проблемам теории хозяйственного развития. Он задумал ее еще за два года до ареста. Замысел ученого, если судить по сохранившемуся плану, был грандиозным и включал 30 глав, объединенных в разделы: Введение в изучение народного хозяйства; Теория капиталистического хозяйства; Теория социализма и хозяйства переходного периода. Подводить итоги должна была глава «Капитализм, социализм и проблема народного богатства».

Еще один высший советский функционер, Аркадий Осипович (Иосифович) Альский (Мальский) (литературный псевдоним М. Альский) (1892–1936), представлял в научном плане некоторую противоположность предыдущим персонажам, однако их биографии имели и определенное сходство. Он родился в местечке Рожище Луцкого уезда Волынской губернии в семье служащего. Достоверных данных о его образовании нет.

В 1908 г. вступил в Польскую социал-демократическую партию, вел пропагандистскую работу. В 1913 г. он был арестован, затем перешел на нелегальное положение. После февральской революции работал в советских органах, вступил в РКП (б). С октября 1917 г. по апрель 1919 г. – на советской и профсоюзной работе в Воронеже, в том числе заведующий финансовым отделом губисполкома. Затем – нарком финансов Литвы и Белоруссии, с ноября 1919 г. – зав. Финотделом Московского совета. В начале 1920 г. назначен заведующим Учетно-распределительным отделом ЦК РКП (б). Наконец, с января 1921 по 1926 г. – член коллегии Наркомфина РСФСР, заместитель народного комиссара финансов РСФСР (с декабря 1922 г. – СССР). Одновременно на 1923 г. он являлся начальником Гохрана и занимался выделением Коминтерну материальных средств на «разжигание мировой революции». На посту одного из руководителей Наркомфина он занимался в значительной степени идеологическим и пропагандистским обеспечением финансовых мероприятий новой власти. Ему принадлежит в этой части немало публикаций в изданиях Наркомфина СССР.

Так, в связи с переходом к НЭПу он разъяснял новые задачи финансово-налоговой политики и писал о необходимости восстановления денежных налогов. Речь идет об опубликованном им докладе, прочитанном на IV Всероссийском съезде финработников в октябре 1922 г. Он отмечал, что денежные налоги, являясь некоторым обременением для налогоплательщика, представляют собой наилучший вид участия населения в содержании государства и восстановлении промышленности и сельского хозяйства.

Однако в условиях страшной хозяйственной разрухи, неустойчивой валюты на первое время финансово-налоговая практика, по мнению А. О. Альского, должна быть более упрощенной. Он предлагал использовать систему косвенного налогообложения и самых упрощенных форм прямого обложения, например, взимание промыслового налога с оборота, а не с прибыли. Он выступал за обеспечение принципа единства налоговой политики и борьбы с «налоговой анархией» на местах. Незыблемым правилом для него было устанавливать косвенные налоги как государственные из центра, а местные бюджеты пополнять за счет прямых налогов. С учетом этих задач, пишет А. О. Альский, следует вновь сорганизовать разрушенный в прошлый период финансово-налоговый аппарат. А далее он предложил развернутую программу действий, включающую 13 пунктов мероприятий в финансово-налоговой сфере. Политик утверждал, что «молодой финансово-налоговый аппарат должен быть поставлен в исключительно хорошие материальные и моральные условия работы, дабы охранить его от разлагающихся условий окружающей среды, где ему приходится работать, дабы охранить его неподкупность, в чем Советская власть особо заинтересована».

В таком же прикладном ключе он писал о задачах и методах финансового контроля. В его публикациях отмечалось, что государственный бюджет должен быть охвачен финансовым контролем как в отношении оборотов по расходной, так и в отношении оборотов по доходной части. При этом в круг задач финансового контроля входят не только государственные, но и местные финансы. Альский настаивал на том, что финансовый контроль не должен быть формальным. По его словам, «финансовый контроль должен в своих оценках всегда базироваться не столько на данных о формальной правильности или неправильности произведенного в прошлом расхода, сколько на совокупности данных о состоянии финансового хозяйства, успехах и неуспехах в прошлом, задачах и нуждах в ближайшем будущем, условиях и сущности работы учреждения».

Но финансовый контроль, как считал исследователь, не должен ограничиваться только констатацией тех или иных формальных нарушений, все выводы финансового контроля обязательно должны привести к обеспечению интересов государственной казны. Одной из таких мер является установление материальной (в виде начетов) ответственности должностных лиц при убытках казны.

А. О. Альский в своих публикациях всегда ставил задачу – «дать некоторое представление о тех соображениях и мотивах, которыми руководствовались в каждое данное время творцы нашей финансовой политики». Так, финансовую политику Советской Республики он разделил на три периода. Первый – период революционной ломки и финансового и банкового аппаратов, приспособленных к нуждам и интересам старого общества, и период экспроприации экспроприаторов. В этот период национализацией банков, по его мнению, пролетариат «размозжил голову капитализму и схватил за горло господ биржевиков, спекулянтов, промышленников и банкиров». А эмиссия «новых и новых пачек бумажных денег для целей гражданской войны и для целей финансирования аппарата государственного управления способствовала обесцениванию всей бумажно-денежной массы. Этим путем завершилась экспроприация денежных капиталов буржуазии».

Второй период финансовой политики советского государства связывался с этапом НЭПа и назывался периодом учета и сметного распределения всего экспроприированного, а также лихорадочного строительства нового финансово-банкового аппарата, оздоровления государственного бюджета, проведения единой налоговой политики путем установления денежных налогов, организации финансового контроля. Наконец, третий период, как писал А. О. Альский, – период окончательного создания счетного аппарата единой общественной бухгалтерии коммунистического хозяйства. Примечательно, что в рецензии на первое издание его работы «Наши финансы за время гражданской войны и НЭПа» (М., 1925) отмечалось, что это системное изложение основных моментов советской экономической политики, однако осуществлено оно в несколько упрощенном, популярном стиле.

С 1923 г. А. О. Альский примкнул к левой оппозиции, подписав коллективное обращение в Политбюро ЦК ВКП (б) 15 октября того же года. При этом он состоял в переписке с Л. Д. Троцким, которая, впрочем, носила сухой и деловой характер. 7 ноября 1927 г. он участвовал в альтернативной демонстрации троцкистской оппозиции в Москве. Ее итогом стало нападение на балконе гостиницы «Париж» отряда красноармейцев на оппозиционеров во главе с Л. Д. Троцким, Е. А. Преображенским и другими политиками, причем сам А. О. Альский был при этом избит. Это стало одним из первых актов физического давления на инакомыслящих со стороны официальной партийной верхушки.

В декабре 1927 г. на XV съезде ВКП (б) как активный троцкист он был исключен из партии. Затем последовал арест, а в марте 1928 г. приговор к 3 годам ссылки в Нарымский край. После подачи заявления об отходе от оппозиции в 1930 г. восстановлен в партии, однако в 1933 г. снова из нее исключен. Находился на хозяйственной работе, в 1936 г. – заместитель управляющего трестом «Карабугазхим» в Туркмении. В феврале 1936 г. вновь арестован, и 4 ноября того же года приговорен к расстрелу, в тот же день расстрелян. Реабилитирован в 1988 г. Отметим, что данные о его биографии крайне разрозненные и фрагментарные.

Таким образом, первый советский опыт совмещения высоких государственных должностей с научной работой оказался первоначально удачным, но только на период НЭПа и в условиях относительной интеллектуальной свободы. Г. Я. Сокольникова и Л. Н. Юровского можно признать не только видными реформаторами финансовой сферы, но и крупными учеными-финансистами. С конца 20-х гг. подлинная свобода научных исследований для государственных деятелей, да и для всех остальных ученых, стала уже невозможна. Не случайно большинство героев предыдущего повествования были уничтожены вождями политического режима, для укрепления которого они так много сделали.

 

8.2. ОТ «двуглавого орла» к «серпу и молоту» (В. Я. Железнов, М. И. Боголепов, Д. П. Боголепов, А. А. Соколов, Э. Э. Понтович и др.)

Государственные символы вынесены в название параграфа не случайно. Все его персонажи получили образование и начали профессиональную деятельность еще в дореволюционной России, так сказать, «под сенью двуглавого орла». Однако их профессиональная деятельность и государственная служба в большем или меньшем периоде приходится уже на советское время, т. е. «под серпом и молотом». При этом всех их роднит искреннее желание служить интересам родины интеллектом и пером, хотя эти интересы они и понимали по-разному. Отметим, что о некоторых из них, как, например, о выдающемся экономисте Н. Д. Кондратьеве (1892–1938), мы уже писали ранее.

Владимир Яковлевич Железное (1869–1933) родился 23 марта 1869 г. в Костромской губернии. Он был выпускником юридического факультета Киевского университета (1892), учеником Д. И. Пихно, затем оставлен там для подготовки к профессорскому званию. Еще в студенческие годы он принимал участие в работе нелегальных обществ революционной направленности. С 1898 г. он стал приват-доцентом Киевского университета, читал курс статистики. Его наиболее известным трудом стали «Очерки политической экономии» (ч. 1–2, Киев, 1899), которые выдержали восемь изданий. Помимо прочего в «Очерках» рассмотрены ценовая политика государства, взаимосвязь между понятиями «цена», «ценность» и вопросами денежного и кредитного обращения. Данное издание пользовалось популярностью среди либеральной интеллигенции и студенчества, широко использовалось как пособие для самообразования. Примечательно, что первое типографское издание «Очерков…» было запрещено по цензурным соображениям.

В начале XX в. В. Я. Железнов находился в командировке с научной целью в Германии. По возвращении подготовил и издал работу «Главные направления в разработке теории заработной платы» (Киев, 1904). В ней дано критическое осмысление различных концепций заработной платы, определения ее источников, размеров как доли в общей массе чистого дохода общества. В 1905 г. эта работа была защищена в качестве магистерской диссертации в Московском университете. В 1904 г. он стал членом киевской группы «Союза освобождения», который объединял либеральную интеллигенцию. Сам Владимир Яковлевич не без основания имел репутацию марксиста, хотя поддерживал это учение только в его экономической части и тяготел к «легальному» марксизму. В советской литературе впоследствии указывалось, что многие представители буржуазной науки в России и за границей необоснованно считали его марксистом. В действительности В. Я. Железнов, по советской версии, «развивал взгляды, основывающиеся преимущественно на принципах классической буржуазной политической экономии и теории предельной полезности», ему были свойственны «эклектизм, попытки соединить различные, взаимоисключающие теории».

В 1905 г. ученый избирался на должность экстраординарного профессора Киевского университета, но был забаллотирован его советом как «неблагонадежный». Это подвигло В. Я. Железнова к переезду в Москву, где он совмещал преподавание с практической деятельностью в сфере финансов. Экономические дисциплины он вел в Московском сельскохозяйственном институте, Московском коммерческом институте, Народном университете им. А. Л. Шанявского. Одновременно с 1908 г. он возглавил комиссию по разработке вопроса об организации кооперативного банка, созданную при Комитете о сельских ссудно-сберегательных товариществах. На 1-м Всероссийском кооперативном съезде в Москве (1908) ученый выступил с докладом, в котором изложил основные положения Устава Центрального банка кооперативного кредита, который был открыт под названием Московского народного банка в 1912 г. В. Я. Железнов стал председателем ревизионной комиссии этого банка. Одновременно он входил в редакцию 7-го издания «Энциклопедического словаря» товарищества «Братья А. и И. Гранат и Ко», где поместил ряд статей по экономике, статистике и финансам. Опубликованные им в дореволюционный период исследования по политической экономии затрагивали также проблемы денежного обращения и кредита, причем последнему была посвящена специальная публикация.

В 1915–1917 гг. он руководил работой финансовой комиссии «Общества им. А. И. Чупрова для разработки общественных наук», редактировал сборник «Вопросы финансовой реформы в России» (т. 1–3, М., 1915–1917). Он писал, что результаты работы финансовой комиссии можно разбить на два крупных раздела. В первый включаются доклады, обсужденные в комиссии по основным вопросам предстоящей финансовой реформы, в особенности о подоходном и поимущественном обложении, а также посвященных критике принятых во время войны чрезвычайных финансовых мер, в особенности налога на железнодорожные грузы. Во втором разделе помещены результаты предпринятых финансовой комиссией обследований влияния запрещения продажи питей на различные стороны хозяйства и быта населения. Обсуждение указанных вопросов в чупровском обществе преследовало, прежде всего, теоретические задачи: разобраться возможно объективнее в создавшемся положении и выяснить потребности в финансовых преобразованиях, а также тех условий, при которых они могут быть проведены. В. Я. Железнов считал, что «переход от старого "пьяного" бюджета, вообще от бюджета, базировавшегося на чрезмерном развитии косвенного обложения, к системе, центральным пунктом которой будет прогрессивный подоходный налог, будет действительно новой эрой в нашей финансовой организации».

Совместно с А. А. Мануйловым и при финансовой поддержке Московского научного института В. Я. Железнов предпринял попытку опубликовать серию исследований по истории экономической мысли от древности до современности. В 1916 г. в качестве первого тома была издана его монография «Экономическое мировоззрение древних греков», которое он задумал еще в 1906 г. и подготовил с использованием собственных переводов с древнегреческого языка. Из-за событий 1917 г. выпуск серии прекратился.

К февральским и октябрьским событиям 1917 г. В. Я. Железнов отнесся с пониманием. В советский период ученый работал в Институте труда при Народном комиссариате труда РСФСР. Это нашло отражение в его исследованиях. В начале 20-х гг. как специалиста в сфере финансов его привлекли к работе в Наркомате финансов, где он принимал участие в подготовке денежной реформы 1922–1924 гг. Ученый анализировал основные функции денег в народном хозяйстве. Как итог, доказывалось, что слишком рано говорить для современной ему России, что деньги стали ненужной роскошью и могут быть заменены иными, более рациональными способами распределения. Он писал: «Едва ли сейчас Россия должна придаваться таким мечтаниям… Деньги нужны, если есть нужда в рациональном хозяйстве».

В. Я. Железнов показал себя последовательным сторонником сдерживания денежной эмиссии и сбалансированного денежного обращения, умеренного повышения ставок учетного процента в условиях восстановления банковского аппарата. Он отводил вопросу устойчивости валюты и денежному обращению принципиальное значение, причем в длительной исторической перспективе, и выражал глубокий скепсис по поводу перспектив роста товарообмена.

Его преподавательская деятельность была связана с Тимирязевской сельскохозяйственной академией. Трудился он и в Научно-исследовательском институте сельскохозяйственной экономики и политики, созданном в 1922 г., а также был председателем секции по денежному обращению Института экономических исследований при НКФ РСФСР (затем – СССР). В институте он руководил также комиссией по государственному кредиту и готовил по данной проблематике сводные доклады.

Основной сферой его научных интересов в конце 20-х гг. стала история русской экономической и финансовой мысли. Он подготовил по этой проблематике целый ряд монографий: «Идеи и планы руководящих финансовых деятелей первой половины XIX в. в России (Сперанский. Мордвинов, Канкрин)» (1932 г., 367 машинописных страниц), «Из истории экономических идей в России. Эпоха Александра I (1801–1825)» (не ранее 1926 г., 189 машинописных страниц), «Экономические воззрения первых русских агрономов (XVIII – начало XIX в.)». Однако ни одна из них не была опубликована, и они по сей день хранятся в Рукописном отделе Российской государственной библиотеки.

Одним из самых ярких персонажей, успешно сочетающих научную и государственную деятельность, был Михаил Иванович Боголепов (1879–1945). Как об одном из основателей томской школы финансового права о нем будет сказано в соответствующем разделе.

Уже в 1917 г. его привлекли к работе Комиссии по национализации банков, а с 1920 г. его деятельность была связана преимущественно с государственной службой. В 1920–1921 гг. ученый являлся экспертом при заключении мирных договоров с Латвией и Польшей, затем – членом расчетной комиссии по мирному договору с Польшей. С началом НЭПа его привлекли к работе в Наркомфине. Одновременно он работал с 1922 г. заместителем председателя бюджетно-финансовой секции Госплана СССР, с 1923 г. – и. о. председателя Комитета государственных заказов при СТО СССР, а также экспертом Правления Госбанка СССР. Уже первые его исследования в новом качестве носили вполне прикладной характер, касались государственного бюджета и денежного обращения.

Отметим, что при внешней лояльности к новой власти он первоначально сохранил известную интеллектуальную самостоятельность. В частности, некоторое время в 1922 г. ученый был соредактором журнала «Экономическое возрождение», который с некоторыми оговорками можно отнести к числу оппозиционных. Впрочем, к началу 30-х гг. от былого свободомыслия уже не осталось и следа.

М. И. Боголепов не мог остаться в стороне от проблем обесценения денег и проведения денежной реформы. Под его редакцией был осуществлен перевод работы К. Диля «Золото и валюта во время и после войны» (Пг, 1921). Он опубликовал для широкой читательской среды научно-популярный очерк «Бумажные деньги», посвященный истории бумажных денег. Автор при написании этой книги поставил цель познакомить читателей с основными законами, фактами и политикой денежного обращения, представляя их на исторических опытах из жизни различных народов. Научная обработка исторических фактов позволила ему вывести законы денежного обращения, что дает «необходимый ключ к уразумению современного бумажно-денежного наводнения».

Михаил Иванович показал, каким образом различные народы выходили из тяжелого положения, в которое они сами себя поставили, когда под влиянием финансовой нужды портили свои денежные системы. Ученый обобщил три возможных результата бумажноденежного хозяйства: 1) аннулирование денег (опыт Франции, опыт Соединенных Штатов Северной Америки); 2) поднятие их курса до паритета с золотом; 3) девальвация их номинальной стоимости (русский и австрийский опыты). В частности, М. И. Боголепов отмечал, что зачастую выбор сводится к тому, чтобы идти или путем полного восстановления ценности старой денежной единицы, или идти путем девальвации. История говорит нам о том, что только в редких случаях отдельным народам удавалось восстановить металлическое обращение на основе старой денежной единицы, чаще приходилось прибегать к девальвации. В связи с переживаемыми Россией событиями, как считал автор, эти исторические аналогии особенно поучительны, но при этом следует иметь в виду, что всякий исторический пример индивидуален, он во многом связан с условиями и обстоятельствами места и времени, с народным хозяйством.

В рецензии отмечалось, что «эта книга имеет большое ориентирующее значение для новичка в вопросах денежного обращения, сразу узнающего краткую историю французских ассигнатов, английских неразменных банкнот, северо-американских гринбеков и т. д.». Подчеркивалась и практическая ценность данного издания. В нем собран опыт ликвидации бумажно-денежного хозяйства, проделанный в свое время Великобританией, США и Францией. В главе, посвященной вопросам девальвации, излагался русский и австрийский опыт. По мнению рецензента, австрийский опыт «добровольной девальвации» 1811 г. представлял интерес для русского читателя.

В этот же период он издает еще одну научно-популярную брошюру «Валютный хаос. К современному положению Европы» (Пг; М., 1922). Все тот же рецензент отмечал, что новая книга интересна своим фактическим материалом, статистическими данными, характеризующими валютный хаос в Европе. Специалисту, по замечанию рецензента, книга нового ничего не дает, «автор совершенно не выдвигает своих точек зрения, все время выступая как бесстрастный историк сложившихся отношений».

Ученый также был активным участником разработки финансовой программы первой пятилетки, что нашло отражение в его публикациях. Педагогическую деятельность при этом он практически не прекращал, был профессором 1-го МГУ, хотя государственная служба надолго отрывала его от преподавательского поприща. Примечательно, что большинство его публикаций 20-х гг. представляют собой, прежде всего, экспертные заключения, пояснения, комментарии к финансовым планам и программам. Кроме того, он стал одним из редакторов и соавтором «Торгово-промышленного и финансового словаря» (1924–1926).

Данные о его жизненном пути в 30-е гг. крайне отрывочны и противоречивы. В начале 30-х гг. как «буржуазный специалист» он был уволен из центрального финансового аппарата. В известной нам литературе именно с этого периода он перестал именоваться «ответственным работником Наркомфина». С 1930 по 1936 г. достоверные данные о месте работы М. И. Боголепова у нас отсутствуют, как и сведения о его публикациях. В 1936 г. выходит его лекция «Финансы и их планирование» (М., 1936). В том же году Институт экономики и Аграрный институт Комакадемии объединяются в Институт экономики АН СССР, причем М. И. Боголепов вошел в ученый совет нового института.

В 1937 г. он увольняется из Ленинградского госуниверситета, нет данных о его преподавании и в других вузах. Наконец, в 1939 г. ученый избирается членом-корреспондентом Академии наук СССР. Его публикация о бюджетном праве посвящена преимуществам советской финансовой системы по сравнению с буржуазной. Это же можно сказать и о статьях ученого в периодических изданиях. Так, государственный заем в СССР аттестуется как «ответ на всеобщее и единодушное предложение народных масс», а в золотом запасе США видится много негативных последствий.

Ученый на притяжении всей своей карьеры был последовательным сторонником сбалансированного бюджета, устойчивого денежного обращения и развитой кредитной системы. При этом он проявлял большую гибкость, подстраиваясь под линию партии. Однако его так и не приняли в ВКП (б), а некоторое время откровенно шельмовали за его «буржуазные» взгляды. Изменился и внешний вид ученого. Если к началу советского периода это был внутренне свободный и даже задиристый ученый с копной черных волос и открытым взглядом, то к началу 40-х гг. – уже старик с совершенно седыми усами и почти седыми редкими волосами. Его проницательный взгляд из-под круглых очков выражал огромную усталость и слегка скрываемый скепсис.

Последняя известная нам печатная работа М. И. Боголепова была опубликована в 1945 г., в год смерти ученого, а всего его перу принадлежит около 200 научных работ. В последние годы он был награжден двумя советскими орденами, да и посмертная судьба его творческого наследия была относительно благополучной. Нельзя сказать, что имя Михаила Ивановича было вычеркнуто из науки и забыто. О нем, в отличие от Г. Я. Сокольникова или Л. Н. Юровского, писали советские энциклопедии и справочники, работы упоминались в печати. Но повышенный интерес к научному наследию этого неординарного ученого наметился только в последние годы.

Однофамильцем предыдущего персонажа, также «ответственным работником Наркомата финансов» являлся Дмитрий Петрович Боголепов (1885–1941). Он родился 30 июня 1885 г. в Москве в семье инспектора училищ Тверской губернии, а его дед был сельским священником. В 1904 г. Д. П. Боголепов поступил на экономическое отделение Петербургского политехнического института, но через год перешел на юридический факультет Московский университета (где прошел школу И. Х. Озерова и А. А. Мануйлова), который и окончил с дипломом 1-й степени (1909). В Москве он начинал свою революционную деятельность вместе с Н. И. Бухариным, Г. Я. Сокольниковым и другими молодыми радикалами, в 1907 г. вступил в РСДРП, где сначала примыкал к меньшевикам.

Это был один из немногих случаев, когда партийная деятельность не помешала успешной учебе. Более того, он был оставлен в 1910 г. на кафедре финансового права Московского университета его учителем И. Х. Озеровым для подготовки к профессорскому званию, в 1913 г. сдал магистерский экзамен по финансовому праву и был утвержден в 1914 г. в должности приват-доцента. Одновременно он был назначен сверхштатным ассистентом кафедры финансового права экономического отделения Московского коммерческого института. где читал курс лекций «Банковское дело». Данные о защите им магистерской диссертации отсутствуют. В 1914–1915 гг. он работал в социал-демократической фракции 4-й Государственной Думы, затем сотрудничал в социал-демократических периодических изданиях. На апрельской конференции большевиков в 1917 г. Дмитрий Петрович познакомился с В. И. Лениным, принял участие в работе комиссии по выработке ее тезисов.

После революционных событий 1917 г. он назначается помощником наркома финансов РСФСР и директором Департамента Государственного казначейства. При этом он постоянно участвует в работе СНК РСФСР, тесно контактирует с руководителями советского государства. Велика его роль в налаживании работы Наркомфина, в том числе посредством привлечения специалистов еще царского правительства. В мае 1918 г. он выступил с докладом о разграничении между государственными и местными источниками обложения. Дмитрий Петрович напомнил очевидные вещи, например, что новые налоги не могут взиматься без ведома центра. Что касается подоходных и поимущественных налогов, то только 20 % должны идти в пользу местных советов, остальные же должны полностью поступать в распоряжение центральной власти.

Не прекращалась и его партийно-политическая деятельность. В частности, Д. П. Боголепов был членом ВЦИК Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов 5-го созыва в 1918 г. от партии большевиков, участвовал в работе Конституционной комиссии, выработавшей в июле 1918 г. первую Конституцию РСФСР. Дмитрий Петрович имеет прямое отношение к принятию первых советских финансово-правовых актов. Он являлся основным разработчиком проекта Декрета СНК об организации финотделов губернских и уездных комитетов советов, который был утвержден 31 октября 1918 г. В это же время он готовил проект Декрета о контрибуциях, которые должны были взиматься в качестве чрезвычайного налога.

Результатом стало принятие 26 октября 1918 г. Декрета СНК о единовременном чрезвычайном налоге (т. н. «10-миллиардный революционный налог»). 29 декабря того же года на Коллегии Наркомфина был заслушан доклад ученого о реформировании Главного управления неокладных сборов. Новое положение об этом управлении также было подготовлено им. В 1919–1920 гг. Д. П. Боголепов командируется для работы в Наркомате финансов Украины, а затем в Туркестан, где участвовал в организации финансовой системы и банковских структур. Таким образом, наш герой может быть назван одним из творцов советской финансовой системы, причем как в центре, так и на местах.

По мнению некоторых современных исследователей, он пытался проводить политику, в основе которой лежал профессионализм и желание сохранить традиционные для России финансовые основы. С такой оценкой трудно в полном объеме согласиться. Достаточно обратиться к рецензии Д. П. Боголепова на сборник научных статей «Очередные вопросы финансовой политики» (вып. 1, М., 1922). Отметим, что этот сборник был написан лучшими специалистами финансово-экономической науки (А. А. Мануйлов, А. А. Соколов, П. П. Гензель, К. Ф. Шмелев и др.). Между тем Д. П. Боголепов в своей рецензии утверждал, что в результате анализа данного сборника статей он нашел в нем лишь «плод теоретического скудоумия переряженных нэпманов». Вместо научного разбора статей – голые фразы: «автор, видимо, далеко не представляет себе всей сложности разбираемого вопроса», «мало интересны и не дают ничего принципиально нового статьи» и т. д.

Отповедь на эту рецензию Д. П. Боголепова дал некий автор под псевдонимом «Финансист». Он писал, что «рецензия Д. Боголепова – совершенно неинтересная и бессодержательная по существу, но очень грубая по тону, – свидетельствует, к нашему сожалению, прежде всего, о несомненном научном и нравственном регрессе нашего критика… Д. Боголепов выбирал места из статей, необходимые ему все для той же цели политической дисквалификации авторов рецензируемого сборника». «Финансист» в своем ответе привел примеры «поразительной неосведомленности» Д. П. Боголепова в текущих финансовых мероприятиях государства, в том числе и незнание резолюций XI съезда РКП (б) по вопросам финансовой политики.

Одновременно с 1918 г. Д. П. Боголепов стал профессором финансовой науки 1-го МГУ, а в 1919 г. – первым ректором Московского финансово-экономического института. В конце 1920 г. Дмитрий Петрович назначается председателем Временного президиума (ректором) 1-го МГУ. В своей деятельности он опирался на директивы, данные ему В. И. Лениным при личной встрече. Они сводились к тому, что наука и образование должны быть доступны только для бедных, «свобода преподавания» должна быть уничтожена, а преподавание должно осуществляться «по нашим указаниям». Именно в это время лидер советского государства возмущался тем, что старая профессура все еще присутствует в университетах, где «развращает» своими буржуазными знаниями студентов.

При этом ставилась задача также улучшить материальное положение преподавательского состава, поскольку в годы военного коммунизма его содержание ограничивалось продуктовым пайком. Однако планы Наркомпроса РСФСР по «советизации» вузов вызвали сопротивление основной массы преподавателей, а Временный президиум показался его председателю слишком консервативным для реализации партийных директив. По его инициативе создается так называемый Малый президиум (с преобладанием чиновников и технических работников), который берет всю полноту власти в вузе. Стараниями Д. П. Боголепова при университете была открыта первая партийная школа, положившая начало партийному просвещению.

В начале 1921 г. на основании Декрета СНК РСФСР «О плане организации факультетов общественных наук» в 1-м МГУ реорганизуется система факультетов и создается факультет общественных наук (ФОН), в который входило 7 отделений, включая правовое и экономическое. Все это сопровождалось чисткой преподавательского состава и студенческого корпуса с целью его «окоммунистивания» и пролетаризации. Одновременно Д. П. Боголеповым утверждается Положение о премировании ученых и формируется Комиссия по улучшению быта и условий жизни ученых, профессоров и преподавателей. Коллектив 1-го МГУ оказал помощь в организации Туркестанского университета. Преобразования проводились преимущественно административными методами, что вызывало сопротивление большинства преподавателей и научных сотрудников вуза, а за Д. П. Боголеповым закрепилась репутация разрушителя науки. В этой части он далеко превзошел своего однофамильца и предшественника на посту ректора Московского университета, а затем министра народного просвещения Н. П. Боголепова (1846–1901), убитого эсером П. В. Карповичем. Все это привело к отставке Д. П. Боголепова с поста ректора в 1921 г.

В 20-х гг. его работы публиковались в периодической печати, он был одним из соредакторов 2-го издания «Финансовой энциклопедии» (М., 1927) и «Популярного финансово-экономического словаря» (М., 1925). Последний из них (соредакторы Д. П. Боголепов, М. Г. Бронский, Н. Н. Деревянко) был встречен с большим одобрением, назван «необычайно ценным и давно ожидаемым изданием», определен как не вульгарный, сочетающий научность с практическим уклоном. Впрочем, его книга о денежных реформах в России от Е. Ф. Канкрина до советской реформы 1922–1924 гг. была написана несколько упрощенно, скорее в научно-популярном жанре.

Он стал автором первого советского учебника «Краткий курс финансовой науки» (издан в Москве и Харькове в 1925; переизд.: Харьков, 1929), написанного с марксистских позиций. В названном «Кратком курсе финансовой науки» он проводит резкую грань между финансовой наукой и правом. А. И. Буковецкий и Г. Г. Соловей отозвались о нем весьма положительно, а первый из них назвал этот курс вполне удачным первым кратким марксистским учебником по финансовой науке. Однако в соответствии с позицией автора проблемы финансового права в этой работе затрагиваются фрагментарно. Более того. Д. П. Боголепов критиковал И. Х. Озерова за то, что тот не проводил достаточно четкой грани между финансовой наукой и наукой финансового права. Предпочтение в своем курсе автор отдает фактическому материалу. Д. П. Боголепов считал, что студенту факты говорят больше, чем теория. В связи с этим в курсе дано значительное количество цифрового материала. Однако этот цифровой материал о налогообложении, бюджете, государственном кредите, местных финансах, денежном обращении Советского государства был дан в сравнительном ключе с Германией, Францией, Италией, США, а равно и царской Россией.

Д. П. Боголепов дистанцируется от буржуазной финансовой науки. Он считал, что «при изучении финансовых явлений всегда следует исходить из классовой точки зрения». По его утверждению, «необходима тесная связь изучения финансовых явлений с политической экономией и учением о государстве» и «финансы буржуазного государства (так же как и финансы переходной эпохи) нельзя изучать вне связи с мировым хозяйством».

Финансовую науку общества, переходного к социализму, которую, как подчеркивает ученый, нужно еще создать, ученый определял как науку, «изучающую общественные отношения, возникающие на почве добывания этим обществом или его ответвлениями средств материального характера, необходимых для существования его государственной организации, служащей орудием для подавления остатков буржуазного общества, для построения социалистического общества, для вовлечения в его систему некапиталистических обществ и для борьбы с капиталистическими обществами».

Его «марксистское» определение финансовой науки отличалось от сложившихся подходов только указанием на классовый характер целей изучения финансовых явлений. В дальнейшем изложении материала своего курса Д. П. Боголепов сохраняет прежние традиции финансовой науки, открывая каждый раздел кратким историческим экскурсом развития институтов государственных расходов, бюджета, прямого и косвенного налогообложения и др. не только в России, но и других странах. Здесь мы находим ссылки на труды И. Х. Озерова, П. П. Гензеля и др. В равной мере уделяется внимание и теории вопроса, например, теориям подоходного налогообложения, косвенных налогов. Так, в последнем случае Д. П. Боголепов широко цитирует известный нам труд М. И. Фридмана «Современные косвенные налоги на предметы потребления» (СПб., 1908). Рассматривая вопрос о государственном кредите, автор использует исследование П. П. Мигулина «Русский государственный долг». В кратком курсе нашлось место и анализу позиций известных иностранных ученых-финансистов (А. Вагнер, Ф. Нитти, Ж. Б. Сей, Д. М. Кейнс и др.).

Отметим, что автор, хотя и заявил о попытке написания марксистского учебника, тем не менее, ссылок на теорию К. Маркса, цитирование его работ, равно как и трудов В. И. Ленина, мы не находим. При этом последовательно проводится критика чисто юридического подхода к финансовым явлениям, в частности, критикуется определение налога как принудительного сбора, взимаемого на определенной территории и идущего на покрытие общих расходов государства. Совершенно в марксовом духе он пишет о том, что имущие платят налоги с прибавочной стоимости, а неимущие – с заработной платы («внеэкономическая» эксплуатация). Отсюда им выводится новое определение налога. С одной стороны, он рассматривает налог «как дополнительную "внеэкономическую" эксплуатацию угнетенных классов населения, с другой стороны, налог является платой за дальнейшее расширение рынка, внутреннего и внешнего, причем во многих случаях он связан с военными расходами». Сам учебник вряд ли можно назвать кратким курсом. Это довольно полное и информационно насыщенное издание. Кстати, автор в предисловии к своему курсу выразил благодарность за советы при его написании вышеупомянутым героям нашей книги – Г. Я. Сокольникову и М. И. Боголепову.

До 1931 г. Д. П. Боголепов продолжал профессорствовать в МГУ. затем перешел в Институт советского права, где проработал до 1933 г. В дальнейшем он также не избежал обвинений в отсутствии в его исследованиях «органической связи с учением Маркса о воспроизводстве и кризисах». Далее он совмещал научную работу в Институте национальностей при ЦИК СССР и в Научно-исследовательском финансовом институте при Наркомфине с педагогической работой в Институте народного хозяйства им. Г. В. Плеханова. Некоторое время он являлся членом экспертной комиссии ВАК. В 1940 г. Д. П. Боголепов выступал в качестве официального оппонента на защите докторской диссертации А. И. Буковецкого в Ленинградском финансово-экономическом институте. Умер ученый 8 мая 1941 г. в Москве и похоронен на Новодевичьем кладбище.

Существенно меньше информации об Александре Александровиче Соколове (1885 – после 1931), которого можно отнести к ведущим теоретикам финансового права. Вероятно, он был выпускником Московского университета и учеником П. П. Гензеля, который впоследствии стал его соавтором и товарищем.

Известно, что на начало 1917 г. он был приват-доцентом кафедры финансового права Московского университета и не позднее 1913 г. начал преподавать в Московском коммерческом институте, где на 1917 г. был сверхштатным доцентом. Отметим, что на кафедре финансового права экономического отделения этого вуза были собраны многие видные отечественные специалисты, в том числе П. П. Гензель (декан отделения (факультета)), профессор И. Х. Озеров, доценты и ассистенты М. Д. Загряцков, Д. П. Боголепов, Н. Н. Авинов, а на других кафедрах – С. А. Котляревский, В. Я. Железнов, Н. Н. Шапошников. С ними мы еще встретимся на страницах этой книги.

А. А. Соколов в дореволюционный период ученой степени получить не успел, хотя можно предположить, что его монография «Германское имперское финансовое законодательство 1913 года» (М., 1916) могла бы быть защищена в качестве магистерской диссертации. В ней дан анализ реформ налоговой системы Германии. А. А. Соколов считал, что этот опыт, проделанный Германией, имеет значение, далеко выходящее за пределы самой Германской империи. Этот опыт, по мнению автора, показывает, что базирование финансов сложных государств исключительно на косвенных налогах приводит к последствиям, совершенно нежелательным с точки зрения финансовых принципов. Другая важная идея, которая была положена в основу германского финансового законодательства 1913 г. и значение которой опять-таки выходит за пределы Германии, заключается в признании того, что военные расходы должны быть покрываемы за счет обложения имущих классов.

Одновременно А. А. Соколов готовит ряд статей для Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, публикуется по проблемам финансового права в периодической печати и тематических сборниках. На данном этапе намечается его плодотворное сотрудничество с П. П. Гензелем. В исследованиях А. А. Соколова уже в дореволюционный период был рассмотрен широкий круг проблем, в том числе налогов и местных финансов. Так, в 1916 г. он высказался о проекте закона о подоходном налоге. Ученый подчеркнул необходимость принятия во внимание в этой части опыта Англии и Франции. Им совместно с П. П. Гензелем был предложен постатейный законопроект о налоге на общий прирост имущества с учетом опыта в этой части Германии. Кроме того, он высказывался на злобу дня, в частности, призывал критично относиться к введению новых государственных монополий и ратовал за введение поимущественного налога. В литературе встречается утверждение о том, что А. А. Соколов и П. П. Гензель были консультантами царского министерства финансов.

Одновременно начинается и его политическая деятельность во Всероссийском союзе городов, на VII съезде которого в середине октября 1917 г. он сделал доклад «Проект нового положения о городских доходах, расходах, сметах и отчетах». О политических пристрастиях ученого нам достоверно ничего не известно, но, скорее всего, идейно он был близок к левому крылу кадетской партии.

К революционным событиям 1917 г. А. А. Соколов отнесся с пониманием, включился в экспертную деятельность. Однако из-за последующей угрозы голода и репрессий он перебирается в Екатеринодар, где, вероятно, преподает на экономическом отделении Кубанского политехнического института. Там же он издает свое новое исследование, посвященное денежному обращению, которое начинал публиковать при белых, а завершил при красных.

В Москву он возвратился, вероятно, в 1921 г., затем получил звание профессора (не ранее 1924) и приступил к активному сотрудничеству с Наркомфином. На 1924 г. он числился штатным преподавателем Института народного хозяйства (бывшего Коммерческого института), а на 1925 г. занимал должность председателя Финансового совета по делам промышленности и торговли НКФ СССР. В качестве эксперта он участвовал в подготовке материалов к Генуэзской международной конференции. А. А. Соколов в дальнейшем продолжил преподавание в Московском институте народного хозяйства, а его научная деятельность осуществлялась в рамках Института экономических исследований при НКФ. Не будет преувеличением назвать Александра Александровича одним из теоретиков финансово-правовой составляющей НЭПа. Совместно с И. Х. Озеровым и П. П. Гензелем наш герой высказывал большие опасения по вопросу восстановления винной торговли. По его мнению, при голоде в деревне это не даст больших доходов, а в условиях безработицы вызовет в городе рост пьянства.

Практически все его работы представляли собой экспертные оценки законопроектов, тексты докладов и выступлений и др. При этом он был сторонником активизации экономических связей с Западом, расширения импорта товаров и получения заграничного кредита. Он не поддерживал идею параллельной валюты наряду с советскими знаками (будущего золотого червонца), хотя и был сторонником стабилизации бумажного обращения при уменьшении необеспеченной денежной эмиссии. По его мнению, увеличение количества денег не вызовет роста цен в случае, если эта мера вызвана потребностями оборота и таким образом носит чисто технический характер. В этой части он пытался примирить номиналистов и «товарников» (сторонников неограниченного печатания денег для увеличения товарного производства).

По поручению Института экономических исследований при НКФ группой ученых, в числе которых был и А. А. Соколов, проводилось исследование, посвященное перспективам денежного обращения и учета при социализме. В то время советское правительство твердо придерживалось мысли о скором уничтожении денег и скорой замене их в качестве ценностей единицы учета в государственном хозяйстве так называемой трудовой единицей. А. А. Соколов, исходя из анализа ценности и цены, пришел к выводу, что полное упразднение денег нужно признать невозможным, при любом общественном хозяйстве деньги неупраздняемы. Этому выводу предшествовал критический анализ взглядов К. Каутского, А. Вагнера, П. Б. Струве, М. И. Туган-Барановского.

Ученый поддерживал идею гармоничного хозяйственного взаимодействия города и деревни, бюджетного равновесия при режиме жесткой экономии. В 1924 г. он предложил дополнить единый сельскохозяйственный налог, который не охватывал все доходы крестьян, налогом на промысловые доходы крестьянских хозяйств, но так как учесть его невозможно, А. А. Соколов считал возможным ввести личный налог с выравниванием его по районам. Это было первым грубым приближением к обложению промысловой деревни.

Ученый входил во многие совещания и комиссии по проблемам финансов, создаваемые при Наркомфине. Это касается Совещания по вопросам денежного обращения, Комиссии по прямым налогам, Комиссии по исследованию причин повышения цен на золото, Комиссии по изучению эмиссионных возможностей и др. Ко второй половине 20-х гг. он имел заслуженную репутацию одного из самых крупных специалистов по денежному обращению, активно продолжал научную и публицистическую деятельность.

Он отстаивал необходимости добровольных накоплений и, в известных пределах, частного накопления, что требует не исключительно принудительного изъятия, а отлаженного финансово-правового инструментария. При этом ученый продолжал заниматься целым спектром проблем налогового права. Так, рассматривая налоги как орудие новой экономической политики, он утверждал, что «при нынешних условиях обложение должно быть умеренным, причем ставки налога даже и в советских рублях не следовало бы повышать слишком часто».

В 1928 г. под эгидой НКФ СССР А. А. Соколов издает свою наиболее известную работу «Теория налогов», которая была переиздана в 2003 г. в серии «Научное наследие». Это курс лекций. В предисловии к своей книге А. А. Соколов называл свои лекции опытом построения систематического курса по теории налогов. В нем автор рассмотрел главным образом экономические основы обложения, а также экономическую сторону действия налогов, связывая налоговые проблемы с важнейшими экономическими проблемами, прежде всего советского государства. Каждая лекция, а их 17, сопровождалась вопросами и упражнениями, методическими указаниями по изучению материала лекции и списком специальной литературы, дополнительных источников. Следует отметить, что в этом списке указывались и труды известных российский ученых-финансистов, изданные еще до 1917 г. В лекциях автор не ограничивается только теорией переложения налогов. Еще одной проблемой, которую ставит автор, является теория (идея) единого налога. Он доказывает ее неосуществимость как в отношении единого земельного налога, так и универсальных подоходного налога и налога на расход. При этом он выстраивает свою позицию, в том числе обращаясь к теориям западных ученых (Г. Шмоллер, Э. Пфейфер и др.). По мнению А. А. Соколова, в налоговой системе необходимо сочетать множественность налогов с принципом рационального построения налоговой системы. Согласно ученому в основе современных налоговых систем лежат три основных метода обложения: 1) метод подоходно-поимущественного обложения, 2) метод обложения отдельных доходоприносящих объектов, а также прироста дохода или имущества, 3) метод обложения товаров и услуг. Задача рационального построения налоговой системы заключается в том, чтобы наилучшим образом использовать особенности каждого из этих методов в сочетании друг с другом.

Рациональная налоговая система должна основываться на высшем, объективном принципе обложения, который был бы обязателен для всех. В поисках этого принципа автор анализирует принципы налогообложения А. Смита, А. Вагнера, В. Н. Твердохлебова, обосновывая свои критические в этой части суждения. В качестве такого принципа налоговой политики государства автор предлагает принцип индивидуальной платежеспособности, который имеет классово-экономическое содержание.

Значительное место в лекционном курсе отводится характеристике теорий прогрессии обложения, переложения налога и тяжести обложения, рассматриваются вопросы о влиянии налога на хозяйственную жизнь, о взаимодействии методов аккумуляции и распределения ресурсов в государственном хозяйстве: цена, налог, эмиссия и кредит. В последующем эти теории составят аналитическую базу для довольно глубокого изложения действующего советского налогового законодательства, его недостатков и преимуществ. В частности, отмечалось, что в действующей налоговой системе ярко проявляется классовая дифференциация обложения, особенно в промысловом, подоходном и сельскохозяйственном налогах. Классовое острие налоговой политики Советской власти, по словам автора, направлено против частного капитала. А. А. Соколов полагал, что должна сохраняться и множественность акцизов в налоговой системе. При этом он обратил внимание на обложение спиртных напитков, подчеркивая, что «Народный Комиссариат финансов должен быть всегда готов изыскать необходимые средства из других источников, не увеличивая дохода от водки». В отношении подоходного налога с государственных предприятий он считал необходимым заменить его на налог на капитал этих предприятий. На основе учения о переложении налогов А. А. Соколов сделал выводы о переложении отдельных налогов в условиях советской экономики. Учение о тяжести обложения сопровождалось авторской методологией исчисления тяжести обложения с индивидуальной (частнохозяйственной) точки зрения и с точки зрения всего народного хозяйства как целого.

Последняя доступная публикация А. А. Соколова датирована 1929 г., а его дальнейшая судьба нам не известна. Судя по тому, что в литературе того времени был запущен термин «соколовщина» с последующей идеологической травлей, можно предположить, что ученый был репрессирован.

В учебной литературе 30-х гг. Н. Н. Любимов, о котором речь пойдет ниже, писал о «буржуазном финансисте» А. Соколове, который придерживается буржуазной теории коллективных потребностей в своей работе «Теория налогов». В литературе его имя склонялось в «обличительных» статьях примерно с такой же интенсивностью, как и Л. Н. Юровского и Н. Д. Кондратьева, а часто даже в одних и тех же текстах.

Так, С. Розенберг раскритиковал определение природы денег, данное А. А. Соколовым. В действительности А. А. Соколов писал: «…корни денег (как и цены), на наш взгляд, лежат гораздо глубже. Они заложены в нашей способности соизмерять потраченные нами усилия и жертвы с полученным результатом, т. е., следовательно, в глубине нашего ценностного суждения о благах». Естественно, здесь было найдено несоответствие с марксистской теорией, где деньги являются категорией объективной и проходящей.

Е. Вольпян ставит А. А. Соколову на вид его ослепление товарно-денежными отношениями. Его до глубины души возмутила рекомендация А. А. Соколова государству в акцизном обложении вести себя как разумный монополист, нащупывая такую оптимальную ставку, которая не препятствовала бы росту производства и обеспечивала бы наибольшую сумму дохода. «Итак, политика „разумного“ монополиста – вот что предлагает Соколов Советскому государству». Подчеркнем, что главной бедой нашего государства долгое время было то, что оно вело себя именно как неразумный монополист во всем, поэтому совет А. А. Соколова был более чем актуален. Е. Вольпян обрушился на нашего героя и за то, что тот защищал очевидные для финансового права вещи: хозяйством лучше руководить с помощью налогов, чем с помощью директивной установки цен, налоговый гнет не должен подрывать благосостояние деревни, тяжесть налогов должна сочетаться с возможностью налогоплательщиков. При «обострении классовой борьбы» в глазах Е. Вольпяна это уже выглядело как защита кулаков и городской буржуазии и борьба за реставрацию капитализма.

Его книга «Теория налогов» удостоилась ответной брошюры «Критический очерк "Теории налогов проф. А. Соколова"» (М., 1931). Автором ее был преподаватель Всесоюзного заочного института финансово-экономических и счетных наук Алексей Л. Соколов. Поскольку его инициалы почти совпадали с инициалами критикуемого, ему, вероятно, было вдвойне обидно попадать под «соколовщину». Начинает А. Л. Соколов за здравие, считая, что понятие «финансы» еще не пора сдавать в архив, а «налог» еще не отжил свой век, как считают многие сторонники «левацких» теорий. Иначе зачем был бы нужен его заочный институт и готовящиеся там кадры? Он смело заявляет, что в СССР еще есть товарно-денежные отношения, что уже неплохо, но начинает он с критики «подлинно-буржуазных профессоров юровско-кондратьевского толка». Он сразу же отвергает буржуазные теории «индивидуальных и коллективных потребностей» проф. Соколова, теорию принципа развития производительных сил проф. Твердохлебова и немарксистскую теорию эквивалентности налога проф. Болдырева. Однако не все так безобидно, ибо «теории буржуазных профессоров представляют собой отправную точку для вредителей». Финансовая наука, следовательно, не может быть нейтральной, ибо это ведет к вредительству.

Критике подверглась уже первая посылка уважаемого профессора, который трактовал государство как орган, удовлетворяющий коллективные и индивидуальные интересы общества. Тут молодой преподаватель заочного института возвращается к мысли о собирательном капиталисте, собирающем налоги с собирательного рабочего, и уходит с этими налогами из сферы права вообще. «Для нас важны не отношения между налогоплательщиком и собирателем налога, а важны условия, породившие эти отношения, – условия производства». В общем, до свидания, буржуазное финансовое право, здравствуй, марксистская политэкономия. Попытки уважаемого профессора рассмотреть собственно финансово-правовые проблемы всегда получают оценку стремления «затушевать социальные стороны фискальной системы и смазать социальную направленность финансовой политики капиталистов». Суждения А. А. Соколова о перераспределительном значении подоходного налога отвергается как «пустая болтовня». В целом у А. Л. Соколова получились политэкономические размышлении о сущности классовой борьбы вокруг налогов со ссылками исключительно на труды К. Маркса, В. И. Ленина и почему-то Р. Люксембург. В аналогичном ключе написана и его брошюра «За марксистский анализ налогов и тяжести обложения» (М., 1930). В качестве похвалы А. Л. Соколову можно отметить то, что он относительно редко переходил на откровенную грубость и обошелся без цитат И. В. Сталина. Однако это был очередной шаг по моральному уничтожению А. А. Соколова.

Среди погребенных на печально известном Бутовском полигоне жертв массовых репрессий в 1937–1938 гг. числится Александр Александрович Соколов, но тот ли это человек, нам достоверно не известно.

Эдуард Эдуардович Понтович (1886–1941) даже на фоне неординарных героев данной книги был личностью уникальной. В настоящее время он более известен не как ученый-финансист, а как философ. В связи с этим по формальному признаку он более других достоин стать персонажем известной книги американского экономиста Р. Хайлбронера (1919–2005) «Философы от мира сего» (русский перевод: М., 2008). Если же говорить серьезно, то и в сфере права Э. Э. Понтович отметился публикациями по теории и философии права.

Сферу его деятельности во многом предопределило начало его общественной и академической карьеры. Уроженец Иркутска (родился 26 августа 1886), он в юности примкнул к революционному движению, был исключен из гимназии и окончил ее уже экстерном в Красноярске. Затем он поступил в Петербургский университет, где параллельно обучался на юридическом и философском факультетах. Революционной деятельности при этом он не оставил, за что арестовывался, несколько месяцев провел в тюрьме. По окончании университета в 1911 г. он продолжил изучение истории права, совмещал практическую работу с преподаванием в Петроградском коммерческом институте. По некоторым данным, одно время он преподавал в Рижском политехническом институте, получил степень доктора в Дерптском университете (вероятно, в 1918), в 1917 г. зачислен приват-доцентом Петроградского университета. После февральской революции сотрудничал с Временным правительством, участвовал в подготовке Положения о выборах в Учредительное собрание, являлся членом Комиссии по выборам в Учредительное собрание, опубликовал несколько работ по данной тематике. После октябрьского переворота остался в Петрограде.

В конце 1918 г. приглашен профессором в Иваново-Вознесенский (бывший Рижский) политехнический институт на социально-экономический факультет ФОН (декан факультета – Н. Д. Силин (о нем см. далее)). Э. Э. Понтович был там заместителем декана и заведующим (деканом) правовым отделением. В этот период он активно занимался проблемами финансового права, теории и философии права, не оставлял общественной деятельности.

В 1923 г. он переводится в Москву, преподает в Московском институте народного хозяйства. Наконец, в 1925–1935 гг. он работает в аппарате ВЦИК СССР консультантом по составлению и публикации законов, затем – редактором-консультантом. Именно в этот период были опубликованы его основные труды по финансовому праву, напрямую связанные с его профессиональной деятельностью. Публикации касались преимущественно проблем финансового контроля. В этой части особый интерес представляет его работа «Финансовый контроль» (Л., 1928). В ней он рассмотрел теоретические вопросы: понятие, виды и методы финансового контроля, вопросы истории становления и развития советского финансового контроля, а также провел сравнительно-правовой анализ финансового контроля в государствах Западной Европы и в старой России.

Он считал, что финансовый контроль должен строиться на принципах: 1) строгой централизации как государственный контроль; 2) независимости от административной системы, так как является по своей природе бюджетным контролем, элементом парламентского контроля. Автор отметил, что в практике Западной Европы сложились две основные системы финансового контроля: система административных форм деятельности финансового контроля и система судебной формы деятельности финансового контроля. При этом, по мнению автора, финансовый контроль может действовать одинаково успешно и в той, и в другой формах. Все зависит от конкретных особенностей политической, финансовой организации государства. Финансовый контроль должен дополняться общественным контролем. Э. Э. Понтович писал о необходимости его создания на местном уровне (сельских советов и волостных исполнительных комитетов).

Будучи специалистом в сфере финансового контроля, он неоднократно публиковал статьи по вопросам совершенствования деятельности контрольных органов. Так в одной из статей, посвященных реформе финансового контроля, он высказал свое мнение о необоснованности отказа финансового контроля от системы сплошной документальной ревизии, чем вызвал огульную критику некоего Д. Лукашевкера. Тот обвинил Э. Э. Понтовича в том, что последний бракует не отдельные проекты, а саму идею пересмотра системы работы советского финконтроля. Результаты подобной критики в печати в те годы ему припомнили позднее.

В 1935 г. Э. Э. Понтовича переводят на работу в Книжную палату, а в 1936 г. следует арест и ссылка (Тур-Куль, затем – Магадан). Умер в заключении от туберкулеза в 1941 г. Пострадала и его семья, а одна из дочерей, Елизавета, была расстреляна в 1942 г. в Казани.

В заключение отметим следующее. В 20-е гг. практически все известные отечественные специалисты по финансовому праву привлекались в качестве консультантов, а нередко и сотрудников, к работе государственных учреждений, прежде всего Наркомфина, Наркомзема, Госбанка, Госплана. Но в конце 20-х гг. и в этом процессе произошел «великий перелом», и начался форсированный процесс, как тогда говорили, «орабочивания» и «окоммунистивания» кадрового состава. На смену специалистам с «неправильными» взглядами приходили «крепкие хозяйственники» с начальным образованием или «красные профессора» с краткосрочными курсами и забитым идеологическими штампами сознанием. Перефразируя известное высказывание, можно отметить, что когда со сцены большой науки уходят настоящие исследователи, то им на смену приходят клоуны. Только так можно воспринимать написание псевдонаучного труда с целью выработки «форм и способов борьбы с вредительством на экономическом фронте».

Практически все ученые и государственные деятели с «буржуазным» прошлым так и не смогли в полной мере изменить свое научное и управленческое мировоззрение. Также практически все из них с разной долей искренности приняли советскую власть и пытались помочь советскому строительству, однако власть эта не всегда верно и адекватно оценивала сей благородный порыв.

 

8.3. В рядах советской номенклатуры (Д. В. Кузовков, Н. Н. Любимов, Н. Н. Ровинский и др.)

В этом параграфе речь пойдет о государственных деятелях и ученых, которых можно назвать советскими. При этом Д. В. Кузовков, Н. Н. Любимов и Н. Н. Ровинский образование получили еще в дореволюционный период, но практически вся их государственная служба была связана уже с Советской Россией и СССР.

Дмитрий Васильевич Кузовков (1885 – после 1961) окончил гимназию в Орле, затем обучался на юридическом факультете Московского университета. Он сделал в советский период академическую карьеру и стал одним из создателей и руководителей Коммунистической академии. Еще в 1917 г. он опубликовал ряд критических работ по налоговой политике Временного правительства, наметил желательные изменения в этой части. Эти публикации носили характер агитационного листка, изданы были в социал-демократическом издательстве «Дело». В одной из них в весьма доходчивой форме разъяснялось, какие требования должны отстаивать депутаты рабочих и крестьян в Учредительном собрании. Во-первых, в России следует отменить все косвенные налоги, поскольку ими облагаются в основном малоимущие классы и почти не затрагиваются богачи, кроме налога на роскошь. Во-вторых, в России из всех налогов должны остаться только один новый подоходный налог и старый налог на наследство, но эти оба налога надо очень сильно изменить. Эти требования, по мнению автора, должны быть присоединены к требованиям «Земля крестьянам!» и «8-часовой день рабочим!».

После революционных событий 1917 г. он начал преподавать в 1-м МГУ, в 1923 г. был утвержден действительным членом Института Советского права по секции хозяйственно-трудового права. Одновременно он был консультантом СНК и НКФ, автором большого числа исследований по проблемам финансов. В 1926 г. он утверждается официальным рецензентом Главным ученым советом (ГУС) НКПС РСФСР для литературы по экономике и финансам.

В советский период профессор неоднократно обращался к проблемам финансовой политики. Однако многие его работы 20-х гг. носили все тот же общий разъяснительный характер, адресованный малограмотному населению или студенту. Так, неоднократно переиздаваемую «Азбуку финансовой политики» он построил на вопросах и ответах, которые даны в весьма упрощенной форме. Например, автор пишет о том, что у государства имеются два способа получения средств от населения: налоги и выпуск бумажных денег. А далее ставит вопрос: какой из этих способов выгоднее для миллионов населения и народного хозяйства? Рассмотрев последствия эмиссионной политики, автор делает вывод, что «самые плохие налоги лучше, чем бумажные деньги».

Обращаясь к характеристике налоговой политики советской власти, он заявил: «Налоговая политика Советской власти должна состоять в том, чтобы выжать из буржуазии возможно больше, но в тоже время не "спугнуть" ее с работы». От разъяснений автор может переходить и к революционным лозунгам. Так, в учебном пособии Д. В. Кузовкова, рекомендованном для рабфаков, совпартшкол, звучит призыв: «Советская власть не может допустить прорыва нашего налогового фронта… Налоговая дисциплина сейчас так же важна, как и дисциплина в армии». Невольно приходят на память стихи поэта-трибуна, его современника Владимира Маяковского «Левый марш»:

В завершение нашего сюжета отметим, что данные о дальнейшей судьбе Д. В. Кузовкова крайне фрагментарны. Известно, что его брат был расстрелян в 1937 г.

Судьба Николая Николаевича Любимова (1894–1975) сложилась более счастливо по сравнению с другими персонажами данной главы. Он родился 7 декабря 1894 г. в семье священника в Калуге. где окончил гимназию. После этого он поступил на юридический факультет Московского университета, обучение на котором завершил в 1917 г. Ученик И. Х. Озерова.

С 1918 г. он начал преподавать в 1-м МГУ (в частности, читал спецкурс «Налоговая политика»). Впоследствии он преподавал еще в ряде вузов, в том числе в Институте народного хозяйства. Одновременно Н. Н. Любимов активно включился в политическую и научную жизнь. На тот момент он был перспективным ученым, специалистом по британским финансам, свободно владел английским языком. По заданию В. И. Ленина молодой профессор активно сотрудничал с Наркомфином и Наркоматом иностранных дел. Так, в рамках обзора деятельности Наркомфина он подготовил комментарий основных положений Постановления ВЦИК от 30 октября 1918 г. о единовременном чрезвычайном революционном налоге и практике его реализации со статистическими данными, но без авторских оценок.

Н. Н. Любимов с 1921 г. стал сотрудником Института экономических исследований при НКФ РСФСР, а затем заместителем начальника Валютного управления Наркомфина, проработав в этой должности с перерывами до 1939 г. В отсутствие начальника этого управления он неоднократно выполнял его обязанности, затем до 1941 г. трудился в Министерстве внешней торговли СССР. Николай Николаевич имел непосредственное отношение ко всем финансовым преобразованиям периода НЭПа, начиная с денежной реформы 1922–1924 гг. до налоговой политики. Но наиболее активно он занимался проблемами внешнего долга и иностранных займов, финансами иностранных государств. Он также занимался подготовкой проектов международных договоров и участвовал в международных переговорах, был наиболее публикуемым в периодической печати по данной проблематике автором. Под его общей редакцией и с предисловием вышла работа «О плане Дауэса. Финансовое восстановление Германии» (М., 1925). Рассматривал он и проблемы правового регулирования отечественных финансов.

При этом он достаточно быстро стал ведущим советским специалистом в сфере международных финансов, участвовал в международной Генуэзской конференции по финансовым и экономическим вопросам 1922 г. Подчеркнем, что на этой конференции он был ведущим советским экономическим экспертом. По заданию Наркомфина он стал готовить материалы в ответ на претензии западных стран по царским долгам. В своих экспертных оценках Николай Николаевич доказывал, что интервенция стран Антанты нанесла Советской Росси еще больший вред и должниками являются, скорее, интервенты. Он неоднократно удостаивался благодарности В. И. Ленина, М. В. Фрунзе, Г. В. Чичерина, М. М. Литвинова и других видных государственных деятелей.

Соответственно, и в дальнейшем основные его публикации были посвящены проблемам международной финансовой системы, международным финансовым отношениям СССР и финансам зарубежных стран. Н. Н. Любимов познакомил читателей с известной работой Дж. М. Кейнса «Экономические последствия мира». Автор разделил свое исследование на две части. В первой части он критически изложил вышеназванную работу Кейнса о влиянии договора в Версале на экономику Центральной Европы. Это уже был идеологизированный анализ труда буржуазного ученого, поэтому автор, по его словам, взял на себя «задачу очистить работу Кейнса от бесполезного нароста и привести ее к наибольшей степени ясности и конкретности изложения, не обесцвечивая, однако же, субъективных настроений английского ученого и оставляя необходимый для выявления особенностей его стиля минимум».

При этом автор дополнил работу Кейнса значительным количеством критических замечаний в тексте и в примечаниях, сделав, сверх того, на полях ориентирующие читателя заметки к наиболее существенным частям работы. Однако эти критические замечания не искажали в целом суть работы Кейнса. Автор высоко оценил «бесспорные и крупные заслуги этого ученого, которые извиняют многие его заблуждения». Вторая часть исследования Н. Н. Любимова посвящена авторскому описанию и объяснению финансов в связи с народным хозяйством Англии, Франции, Германии и других стран с июля 1914 г. по июль 1921 г., включая бюджетные сметы отдельных государств. Н. Н. Любимов проанализировал динамику государственного хозяйства главнейших стран Западной Европы относительно изменений денежного обращения, промышленности и торговли за указанный период. Он стал переводчиком работы Дж. М. Кейнса «Общая теория занятости, процента и денег», которая была опубликована впервые на русском языке в 1948 г. Вероятно, Николай Николаевич был крупнейшим в СССР знатоком творчества этого британского ученого, с которым он неоднократно встречался, начиная с Генуэзской конференции.

В дальнейшем предметом научных изысканий Н. Н. Любимова стали преимущественно финансы зарубежных стран. Так, возглавляя кафедру в Московском финансово-экономическом институте им. Л. М. Кагановича, Н. Н. Любимов с коллегами подготовили специальный курс финансов капиталистических государств. Предмет изучения финансов капитализма определялся им как «те классовые отношения, которые в области финансов капитализма складываются между буржуазией и пролетариатом» на почве присвоения и использования капиталистическим государством материальных средств с целью насильственного поддержания и упрочения капиталистического способа производства.

В структуре этого учебного пособия выделялись главы, посвященные марксистско-ленинскому учению о капиталистическом налоге, государственном кредите, вопросам бюджета и валюты капиталистических государств, а также финансовым системам отдельных стран (Англия, Германия, Франция, Япония, Китай). Красной нитью в пособии проходит «критика буржуазных, социал-фашистских и оппортунистических финансовых теорий Ф. Лассаля, К. Родбертуса, Л. Штейна, А. Вагнера, К. Эеберга, а равно обличается «троцкизм о финансах», «правый уклон в Коминтерне во главе с Н. И. Бухариным» и т. д. Однако, если отбросить идеологический антураж, продиктованный тем временем, и почти ритуальные заклинания об очередном кризисе капитализма, то следует отметить, что анализ развития финансовых систем зарубежных стран сопровождался развернутыми сравнительными характеристиками бюджетных, налоговых и кредитных систем, финансовых реформ и финансовой политики зарубежных стран. В этой части пособие сохраняет свою научную ценность по сей день.

Накануне Великой Отечественной войны Н. Н. Любимов дал развернутый анализ государственных доходов, расходов, в том числе военных расходов, поступлений от налогов, пошлин Германии, Японии, Италии. Ученый писал, что государственные финансы этих государств, вся их кредитно-банковская система и денежное обращение целиком поставлены на службу агрессии, на подготовку и ведение грабительских войн. При рассмотрении финансовых систем фашистских государств необходимо иметь в виду, что помимо официальных бюджетов эти страны обзавелись многочисленными внебюджетными фондами.

В 1943 г. в МГУ он защитил докторскую диссертацию по экономике «Современные проблемы международного государственного кредита», в следующем году издал книгу «Международный государственный кредит (1919–1943). Экономические и правовые проблемы». Звание профессора он официально имел с 1939 г. Одновременно Николай Николаевич преподавал в ряде вузов столицы (Институт внешней торговли, Московский финансово-экономический институт, Высшая дипломатическая школа). Ученый вел курсы мировой экономики, международных экономических отношений, финансов иностранных государств. После Великой Отечественной войны Николай Николаевич занимался уже преимущественно исследовательской и преподавательской работой в МГИМО, где заведовал кафедрой международных экономических отношений. Он стал Героем Социалистического Труда (1974), членом-корреспондентом Академии наук СССР, заслуженным деятелем науки РСФСР (1965), удостоился сталинской премии (1952, за работу «Международный капиталистический кредит – орудие империалистической агрессии» (М., 1951)), избран членом Международного института государственных финансов в Брюсселе (1961) и почетным членом Королевского общества политической экономии Бельгии (1968). Среди его учеников было немало ярких личностей, в том числе советский разведчик Конан Молодый, послуживший прототипом героя фильма «Мертвый сезон».

По воспоминаниям его бывшего студента А. В. Аникина, Николай Николаевич был очень ярким преподавателем, замечательным лектором и полемистом, подлинным русским интеллигентом. Ему были присущи доброжелательность и мягкий юмор, а его речь пестрела иностранными словами и красивыми оборотами. Он не принадлежал к идейным фрондерам, однако всегда мог выделить главное и заинтересовать студентов сутью проблемы без идеологической шелухи. Всегда безупречно одетый и гладко выбритый, он неизменно вызывал симпатии у слабого пола. При этом очевидные заслуги перед государством не предотвратили его травлю в 1948–1950 гг. с обвинением в «буржуазном объективизме», которая, впрочем, прошла относительно безболезненно.

При этом он по-прежнему публиковал работы по международным финансам. Также он стал автором макета учебника «Финансы СССР» (М., 1957). Нарком финансов СССР А. Г. Зверев так писал о нем: «Исследователь, преподаватель и практический работник. Николай Николаевич являлся экспертом на 20 различных международных конференциях. Его знания и огромный опыт не раз помогали наркомату финансов принимать верные решения по какому-либо сложному и запутанному вопросу торговли с заграницей или относительно валютных дел». В настоящее время интерес к личности этого видного ученого, педагога и государственного деятеля возрастает.

Кстати, Н. Н. Любимов был соавтором одного из первых послевоенных учебников по финансовому праву для юридических институтов под редакцией следующего героя нашей книги – Н. Н. Ровинского. В рассматриваемом учебнике Н. Н. Любимов написал главу, посвященную правовым основам денежной системы и денежного обращения в СССР, включая валютное законодательство. Умер он 8 апреля 1975 г. в Москве.

Николай Николаевич Ровинский (1887–1953) также долгие годы был «ответственным сотрудником Наркомфина». Выходец из смоленского дворянства, он окончил экономическое отделение Петербургского политехнического института по специальности «Финансы» со степенью кандидата наук в 1911 г. В сфере финансов его учителями были М. И. Фридман и М. И. Бернацкий. Затем он работал в финансовых органах, а с августа 1914 по конец 1917 г. находился на фронте. После демобилизации Николай Николаевич до 1923 г. преподавал в Смоленском политехническом институте, а с 1923 по 1929 г. был ректором Смоленского государственного университета, продолжая вести курсы финансов и местных финансов. В этот период выходят его первые публикации по проблемам финансов. В частности, он ставил проблему дефицита местных бюджетов и предлагал сконцентрировать решение данной проблем в губфинотделах. В целом им отстаивалась идея сочетания централизации и децентрализации в бюджетном и налоговом деле.

Наконец, с 1929 по 1935 г. ученый являлся консультантом СНК РСФСР по финансово-экономическим вопросам, затем работал в системе Наркомфина СССР. Одновременно в 1937–1941 гг. по совместительству он был директором Научно-исследовательского института Наркомфина СССР. По совместительству Николай Николаевич заведовал кафедрами государственного бюджета в Московском финансово-экономическом институте (1930–1934 и 1943–1946), Всесоюзном заочном финансово-экономическом институте (1934–1947) и одновременно Ленинградском финансово-экономическом институте (1936–1941) и Казанском финансово-экономическом институте (1941–1943). Не случайно в этот период он уделяет много времени общим вопросам финансового образования.

К концу 30-х гг. Николай Николаевич вошел в число ведущих советских специалистов по финансовому праву. Он был одним из первопроходцев в обосновании самостоятельности отрасли советского финансового права, в фундамент которого была заложена бюджетная система СССР. В 1940 г. в Ленинградском финансово-экономическом институте он защищает докторскую диссертацию по докладу на базе учебника «Государственный бюджет Союза ССР» (М., 1939; неоднократно переиздавался). В этот период его авторитет ученого в сфере финансового прав был общепризнан. Так, профессор являлся редактором Программы по финансовому праву для высших юридических учебных заведений, которая была утверждена 6 августа 1947 г. Министерством высшего образования СССР. Ее автором был Г. И. Болдырев, о котором будет сказано в дальнейшем. С 1950 по 1953 г. он читал курс финансового права на юридическом факультете МГУ. Экономист по базовому образованию, он преподавал юридическую дисциплину будущим юристам. Более того, он руководил аспирантами-юристами, готовившими диссертации по финансовому праву. В частности, его учеником был В. В. Бесчеревных, о котором мы скажем ниже. За труды на государственном и педагогическом поприще его наградили орденом «Знак почета» (1944) и почетным званием заслуженного деятеля науки РСФСР.

В 1946 г. Н. Н. Ровинский стал первым директором Московского финансового института, образованного на базе Московского финансово-экономического института. В том же году под его редакцией выходит учебник для юридических институтов «Финансовое право». Ученый написал большую часть его глав и разделов. Н. Н. Ровинский определял советское финансовое право как «совокупность юридических норм, регулирующих отношения в области бюджета, налогов, государственного кредита и сберегательного дела, государственного страхования, государственного социального страхования, краткосрочного кредита и расчетов, организации денежной системы, регулирования денежного обращения и финансового контроля».

Он считал, что общим критерием для отнесения отдельных юридических норм к финансовому праву является их непосредственная связь с регулированием отношений, возникающих в процессе аккумуляции государством необходимых для осуществления его функций денежных ресурсов и планового распределения и использования этих ресурсов. Н. Н. Ровинский, характеризуя предмет отрасли финансового права, отграничил эту отрасль от смежных отраслей: государственного права, административного права, гражданского права, а равно от финансовой науки. В последнем случае он ратовал за тесную связь финансового права с финансовой наукой: «Правильный анализ правовых отношений невозможен в отрыве от их экономических основ, на базе которых они возникают. Поэтому наука финансового права при анализе финансово-правовых отношений широко привлекает для вскрытия их экономических основ положения и выводы, разработанные финансовой наукой».

Отметим, что этот учебник 1946 г. имел существенную экономическую составляющую и этим напоминал традиционные учебники дореволюционного периода. Однако он был уже крайне идеологизирован, не учитывал дореволюционный и зарубежный опыт, который просто отвергался. Данный учебник стал шагом по пути юридизации финансового права, хотя рассмотрение вопросов правового регулирования сочеталось с экономическими экскурсами. Отзывы на него были в целом позитивными.

Труды Н. Н. Ровинского отличал добротный догматический анализ действующего финансового законодательства. Так, в работе «Финансовый контроль в СССР» он рассматривал финансовый контроль как специальную отрасль государственного контроля. К требованиям финансовой дисциплины автор относил неуклонное соблюдение законности при исполнении бюджета, смет и финансовых планов, т. е.: 1) соблюдение бюджетных прав республик и советов; 2) точное выполнение установленных законом размеров и порядка взыскания налогов, сборов и других платежей в бюджет, а также законодательства и постановлений правительства, регламентирующих размеры и порядок производства отдельных видов расходов (заработная плата, командировки и пр.); 3) образование внебюджетных средств лишь в случаях и в порядке, предусмотренных законодательством, и расходование их по прямому назначению; 4) соблюдение всех правил исполнения бюджета и оформления операций с бюджетными средствами.

Далее автор изложил историю становления и развития финансового контроля с 1917 г., сопровождая каждый этап реформирования финансового контроля характеристикой нормативных правовых актов, полномочий финансовых органов и причин, вызвавших эти реформы. Действующее законодательство о финансовом контроле рассматривается автором с позиций анализа полномочий контролирующих органов: Министерства государственного контроля СССР, КРУ Министерства финансов СССР, внутриведомственного финансового контроля, общественного финансового контроля. При этом значительное место отводится вопросам организации и общих методов контрольно-ревизионной работы: подготовка и организация ревизий, оформление результатов и реализация результатов ревизий. Это можно назвать общей частью (общими положениями) о финансовом контроле.

Особенная часть финансового контроля включала, по мнению автора, следующие виды ревизий: 1) ревизия составления бюджета; 2) ревизия исполнения бюджета; 3) ревизия бюджетных учреждений – главных распорядителей кредитов; 4) ревизия бюджетных учреждений – распорядителей кредитов третьей степени; 5) ревизия промышленных предприятий. Таким образом, на наш взгляд, Н. Н. Ровинский заложил основы учения о советском финансовом контроле. С полным основанием можно вести речь и о самостоятельном институте общей части финансового права – финансовом контроле.

Следует также отметить, что Н. Н. Ровинский не ограничился только советским финансовым контролем, он также исследовал правовую организацию финансового контроля в дореволюционной России, в иностранных государствах (Англии, США, Франции, Бельгии). Это был сравнительно-правовой научный анализ. Если абстрагироваться от требуемых в то время ремарок «о классовой природе финансового контроля на Западе, его формализме», то изложение правовой организации финансового контроля в иностранных государствах было довольно полным и объективным. В то время до отечественного читателя не доходили ни в оригинале, ни в переводе тексты западного финансового законодательства. В связи с этим исследование автора представляло особый научный интерес, а для вдумчивого читателя – и информацию для размышления о сущности советского финансового контроля.

Так, Н. Н. Ровинский писал, что финансовый контроль во всех иностранных государствах осуществляют специальные государственные органы, организационная структура которых в различных странах исторически сложилась по-своему. В одних странах контроль является органом непосредственно парламента, который выбирает его руководящий состав (Бельгия). В других странах он представляет особое ведомство, наряду с министерствами, подотчетное парламенту, но формируемое в своем руководящем составе главой государства (США, Англия). Наконец, в третьих странах контроль организуется в составе министерства финансов (Франция). В одних случаях контроль действует как административный орган (США, Англия), в других – как судебный (Франция). Результаты деятельности государственного контроля во всех странах докладываются парламенту. Государственный контроль в иностранных государствах, по словам Н. Н. Ровинского, носит ярко выраженный формальный характер.

Внимание этого контроля «сосредоточивается на соблюдении в процессе исполнения бюджета законов и правил, на направлении средств в соответствии с бюджетным назначением, на оформлении расходов оправдательными документами, на постановке учета и отчетности, но не на хозяйственной целесообразности проводимых мероприятий и расходов».

В советское время это звучало как критика, а с позиций сегодняшнего дня – как правовой принцип организации финансового контроля. В отношении финансового контроля в дореволюционной России автор справедливо отмечал, что «если в западноевропейских странах государственный контроль тесно связан с конституционными правами парламента, то в царской России в условиях полицейского режима он являлся частью бюрократической машины… Некоторые попытки государственной думы реорганизовать государственный контроль по западноевропейским образцам терпели полный крах, встречая решительное сопротивление царского правительства».

Впоследствии советские чиновники также не игнорировали проблемы финансов, однако в их исследованиях абсолютно преобладала экономическая составляющая. Некоторые правовые аспекты были затронуты в трудах многолетнего наркома (министра) финансов СССР Арсения Григорьевича Зверева (1900–1969) и ответственного работника аппарата этого министерства Василия Петровича Дьяченко (1902–1971).

В заключение Раздела 2 необходимо отметить следующее. Генезис отечественной науки финансового права, особенно на ранней стадии (до середины XIX в.), был напрямую связан с деятельностью государственных служащих, а их научные изыскания чаще всего имели практический характер и обусловливались решением прикладных задач. По мере развития вузовской, прежде всего университетской, науки (особенно со второй половины XIX в.) лидерство стало переходить к представителям преподавательского корпуса, тогда как отдельный научно-исследовательский сектор в досоветский период практически отсутствовал. При этом научный уровень государственных служащих финансового блока был достаточно высок, а в качестве экспертов в государственные органы привлекались многие ведущие ученые – финансисты.

В советский период ситуация несколько изменилась. Начиная с 30-х гг. XX в. и далее ученые-финансисты также иногда назначались на высокие государственные посты и были экспертами правительства. Однако этот процесс был менее интенсивным, чем в дореволюционной России и даже в 20-е гг. XX в., которые в этом смысле, скорее, ближе к тенденциям дореволюционного периода. Это объясняется как падением значения научных исследований в процессе принятия политических и хозяйственных решений на уровне советской партийно-хозяйственной номенклатуры, так и изменением требований к личным и деловым качествам государственных деятелей. При этом вышеназванные лица с 30-х гг. специализировались преимущественно на проблемах политической экономии и конкретной экономики, а проблемы финансового права в их работах были затронуты фрагментарно.