Шульгин не приехал ни вечером, ни ночью. Олег высказывал предположение, что лесничий заблудился, Чижов в этом сомневался, но тем не менее распорядился, чтобы Старобор и Еменка разожгли на скале большой костер. Его свет мог служить отставшему в качестве ориентира. Но и это не помогло. Мы так и легли спать с тревогой о лесничем.

Наши волнения оказались напрасными. Утром, во время завтрака, подъехал без вести пропавший. Соскочил с лошади, подошел к нам и доложил, что ночью боялся проезжать по «Курортной долине» и поэтому предпочел переночевать под деревом. Нашего костра не видел, ночью немного продрог, но утром согрелся ездой и рад, что застал нас за завтраком. После обильного завтрака Шульгин заснул. Из деликатности мы его не будили, и Старобор остался вместе с ним.

Тамара выехала несколько раньше, но, когда мы покидали «Сверкающую долину», где гигантские зеркала отражали во все стороны утреннее сияние солнца, как ни странно, она очутилась сзади нас. Олег присоединился к ней, долго о чем-то с ней говорил, а затем подскакал ко мне.

— Знаете, Рудольф Рудольфович, что утверждает Тамара? Что якобы Шульгин подъехал к нашему лагерю совсем не с той стороны, с какой подъехали мы.

— Ну и что из этого? — удивился я.

— Мне кажется, что Тамара имеет против него зуб, но ведь само по себе это же любопытно, вы не думаете?

— Ей-богу, ничего любопытного в этом не нахожу. Тем более, что лесничий в этих местах бывал, хорошо знает тайгу, и вдобавок Еменка описал ему план нашего перехода.

— Вы правы, Тамара создает излишние беспокойства, и, честное слово, не знаю, почему она питает такую нелюбовь к лесничему…

День миновал без особых происшествий. На ночь мы остановились на небольшой поляне, окруженной ольхами и осинами.

Не знаю, почему-то мне пришло в голову спросить Еменку, не растет ли здесь женьшень.

— Откуда вы это узнали? — спросил он удивленно.

— Панцуй, как называется этот корень в Корее и Маньчжурии, говорят, растет в таких местах, где происходят необычные вещи. Животные будто бы обходят место, где он растет.

— Вы знаете что-нибудь об этом? — спросил Олег, с явным интересом следивший за нашим разговором.

— Почти ничего, но еще в Ленинграде я прочитал небольшую книжонку о «чудесах в земле». Ее написал некий мореплаватель, который на небольшом каботажном пароходике бороздил воды Охотского и Японского морей, а позднее стал искателем корня жизни.

— Ничего себе, смена призваний, — заметил Олег. — Но не объясните ли мне, я слышал, будто искатели корня на деревья наносят какие-то знаки?

— Из прочитанного знаю, что на старых кедрах вырубаются треугольники. На языке тайги они означают, что тут поблизости растет женьшень и имеет или имел своего владельца, который его нашел.

— Правильно, — перебил меня Еменка. — Но, наверное, вы забыли еще одну вещь. С деревьев сдирали длинные полосы коры и из нее делали специальные коробочки, в которые укладывали найденный корень.

— Да, об этом я совсем забыл. Но скажите нам, Еменка, правду: здесь в окрестностях растет корень-человек?

Охотник задумался и видно колебался с ответом. Вряд ли кто охотно говорил о местонахождении этого редкого корня, в большинстве случаев держал это в тайне. Однако я ошибался. Еменка внимательно осмотрел зарубку на дереве, которую я ему показал и которая, судя по всем признакам, была сделана много лет назад, а затем сказал:

— Это переговорный знак хао-шу-хуа на языке прежних искателей женьшеня. Каждый из них имел свой определенный знак, которым обозначал места, где нашел драгоценный корень. Вы не ошиблись. Здесь он где-то рос, может быть, растет и сейчас. Помнится, что об этих местах рассказывал мой дед, а отец, еще когда я был ребенком, искал здесь корень и в конце концов нашел. Однако с тех пор это место его больше не интересовало. Наверное, он выкопал последний.

— Прошло много лет, за это время здесь мог вырасти новый, — сказал Чижов, — а потому стоило бы здесь задержаться и хорошенько приглядеться.

Но Тамара придерживалась иного мнения:

— Это только задержит нас, и кто знает, не напрасно ли.

— Если он здесь растет, то время для поисков самое подходящее. В конце августа уже созревают его красные небольшие ягодки, — пояснил Еменка.

Поскольку мнения расходились, Чижов решил применить здесь свой излюбленный метод: голосование.

Он вырвал из блокнота семь страничек, каждый из нас написал свое «да» или «нет», свернул листок и бросил в подставленную шапку Еменки.

При подсчете результатов оказалось пять голосов за и два против. Наверное, из солидарности с Тамарой так проголосовал Олег, тем не менее вскоре он находился среди первых, отправившихся на поиски.

— Тайга не любит слабых, — кричал Шульгин, карабкаясь на высокий откос.

Еменка махнул рукой и возразил:

— Но зато женьшень любит обходительность и чистосердечие, иначе спрячется и его не найдешь.

Для меня, новичка в тайге, поиски чудесного корня были необычным событием, и, когда я потихонечку шагал среди вековых деревьев, заглядывая во все уголки, мое сердце усиленно билось.

Из большого небесного стада ветер выгнал в нашу сторону одну из овец, и это облако заслонило солнце. Под кедры опустились гнетущие сумерки. Стало холодно и неприятно. В руке я держал длинную палку и ею разгребал траву. Вдруг прямо перед собой я увидел растение, которое вызвало у меня прилив крови к голове: среди травы росли четыре блестящих зеленых листика, похожие на человеческую руку. У меня захватило дыхание. Ведь со мной случилось то, что я считал невозможным: так легко найти чудодейственный корень, который искатели порой высматривают целыми месяцами!

Я знал, что извлечение корня — задача весьма нелегкая и что выкапывать корень каким бы то ни было металлическим предметом нельзя, иначе повредишь его мельчайшие волосоподобные корешочки. Костяной лопатки у меня не было, да и деревянная вряд ли бы мне пригодилась, так как я не имел понятия, насколько далеко от панцуя следует начать откалывание. Тогда, сложив руки рупором, я закричал:

— Панцу-у-у-й!

Еще не донеслось эхо на мой призыв, как из глубины леса послышался ответ:

— Бежим, подождите!

Я с нетерпением ждал, что скажут Еменка и Чижов. Согласно прочитанному мной, четыре лепестка, торчавшие над землей, у женьшеня являлись признаком старого и весьма ценного корня, так называемого «тантаза», в то время как трехлистный называется «шима».

Став на колени, я осторожно разгребал траву и удалял лежавшие поблизости сухие веточки, чтобы мой женьшень сразу бросился в глаза пришедшим.

Вскоре подошел Чижов, остановился и снял шапку:

— Поздравляю вас. В наших краях уже семь лет никто не находил корня жизни. Покажите-ка мне этого красавца.

Еменка осторожно приблизился к корню, стал рядом со мной на колени и присматривался к листьям. Я ожидал, что он удивится. Охотник резко махнул рукой, затем сдвинул шапку на затылок и разочарованно вздохнул.

— Что вам не нравится? — спросил я взволнованно.

— Эх, Рудольфович, да ведь это не женьшень!

У меня по спине пробежали мурашки:

— То есть как? Значит, это сипе?

— Сипе? Может быть, еще скажете упие? Если судите по четырем листикам, то глубоко ошибаетесь. То, что вы принимаете за женьшень, всего-навсего горная петрушка. Хотя это растение в какой-то степени похоже на женьшень, но не имеет ничего общего с ним.

Мое разочарование было настолько велико, что я ударил шляпой о землю и встал.

— Не расстраивайтесь, — успокаивал меня Чижов. — С другими это тоже случается. Листья собачьей лапки очень похожи на женьшень, только совсем другие плоды: розовые и продолговатые, а у настоящего корня жизни они красные и круглые. Не огорчайтесь и пойдемте дальше.

Я брел вслед за всеми, затем отклонился в сторону и время от времени перекликался, чтобы не потеряться. Так я шел продолжительное время и покрикивал свое «го-го», как вдруг передо мной неожиданно взлетела стая рябчиков и села на ближайших деревьях. Я снял с плеча ружье и меткими выстрелами убил двух птиц. Затем быстро перезарядил ружье, и следующие два выстрела оборвали жизнь еще двух рябчиков. Я собрал свою добычу и вдруг под густой темной елью увидел гриб, величина которого меня поразила. В первый момент я принял его за пенечек, но, присмотревшись, убедился, что это огромного размера подосиновик. Я бережно его срезал, уложил убитых рябчиков в охотничью сетку, взял гриб в руки, снова крикнул «го-го» и, идя на голоса, присоединился к остальным.

Дальнейшие поиски корня жизни оставались безрезультатными, и мы вернулись в лагерь с пустыми руками.

Тамара не преминула заметить, что она предвидела безуспешность вылазки, так как для поисков драгоценного корня необходим многолетний опыт, и добавила:

— Где там найти мимоходом то, что опытные искатели иногда ищут целые месяцы. Я знала дядю Федю, который с китайцами ходил за женьшенем, он часто вспоминал, скольких трудов стоило найти хоть один корешок.

— Дядя Федя хаживал и в здешние места, — подчеркнул Еменка, — с моим дедом и с известным китайским искателем панцуя Хо Чжу-ляном. Так что наша попытка была не совсем безнадежной.

Между тем Еменка общипывал одного из рябчиков и, когда его потрошил и разрезал зоб, изумленно засвистел. Затем быстро осмотрел его содержимое и опять протяжно свистнул.

Мы все посмотрели на него, так как охотник с необычным восторгом начал напевать какой-то неизвестный мотив и подбегал то к одному, то к другому, показывая на ладони содержание зоба рябчика. Среди муравьиных яиц и ягод брусники выделялось несколько круглых ярко-красных ягодок.

— Панцуй, панцуй, эх танцуй, танцуй, счастливый охотник! — выкрикивал он. Затем схватил меня за руку и чуть не пустился со мной в пляс. Утомившись, он стал, широко расставив ноги, взглянул на нас и громко сказал:

— Рябчик незадолго до того как его убили, клевал эти ягоды. А это — плоды настоящего женьшеня. Ошибка исключена, я их хорошо знаю. За дело! Окружим то место, где клевала эта «золотая» птичка, и будем искать. Однако нужно, чтобы Рудольф Рудольфович сам нашел его.

Вообще разыскать это место было нелегко, В памяти у меня осталась только высокая ель, под которой я нашел огромный гриб.

— Ничего, — заявил Еменка. — Вы были недалеко от нас, так что круг сужается. Елей здесь, в кедровом лесу, не так то уж много, а, кроме того, после большого гриба остался белый хорошо видимый корень. Вдобавок, я возьму на поводок свою собаку. У нее хороший нюх, и она почует следы рябчиков…

Все казалось логичным и легким, оставалось только успешно осуществить задуманное.

На этот раз около лошадей остался лесничий Шульгин, поскольку Тамара прямо-таки сгорала от любопытства увидеть место рождения корня жизни, о котором она знала, что он надолго сохраняет молодость и здоровье.

Поиски были трудными и продолжительными. Мы ходили по тайге, продирались сквозь чащу, пролезали через молодняк и пробирались через небольшие болотца. Только под вечер меня окликнул Еменка, которого я не упускал из виду:

— Судя по всему, мы на месте. Посмотрите на собаку.

Лайка Тулай нашла следы рябчиков и натягивала ремень, озираясь по деревьям. Я увидел крупную ель и остаток ножки гриба. Среди мха и травы он выделялся белым пятном.

— Все сюда, ко мне! — кричал Еменка. — Идите осторожно, осматривайте каждую пядь земли.

Итак, мы его нашли!

Наступила тишина. Особенная тишина, полная тревожного ожидания… Пожалуй, подобных минут человек не переживет нигде, кроме глухой тайги. Хотя нас было шестеро, у каждого из нас было ощущение одиночества и гнетущей тоски.

Еменка взял меня за руку и осторожно подвел к женьшеню. Мой взгляд долго бродил по зеленому ковру травы, мха и папоротника, прежде чем я увидел два ярко-зеленых листика, напоминавшие человеческую руку.

По правде говоря, вначале корень не произвел на меня никакого впечатления. Вокруг высились могучие кедры, лиственницы и ели, а он, носитель жизненной силы, ютился сиротливо, укрытый от солнца, немощный и такой нежный, что его могла повредить случайно упавшая шишка и даже улитка. После малейшего повреждения он засыпает на долгие годы и пробуждается к жизни весьма неохотно…

Найденный корень имел два полностью развившихся листа и еще третий подрастающий. Следовательно, это был сравнительно молодой панцуй; Еменка определил его возраст в 12–14 лет.

— Что с ним делать? Выкопать?

Еменка и Чижов решительно воспротивились этому, поскольку корень, не имеющий трех взрослых листьев и не совсем развившееся «туловище», ценится низко.

Мнение обоих охотников для нас было законом, и по совету Еменки мы «закрепили» корень. Прежде всего Еменка отмерил двенадцать шагов и в этом радиусе обозначил вокруг все деревья особыми зарубками. По законам тайги это означало, что корень уже имеет своего хозяина и, кто бы случайно ни пришел сюда, не должен подходить к корню. Затем место около корня было очищено от бурелома и ветвей и вокруг него сооружена легкая ограда.

Наконец Еменка взобрался на ближайший кедр, ветви которого нависали под корнем, стряхнул все шишки и, кроме того, даже срезал некоторые ветки, чтобы ограничить на следующие годы рост новых шишек. Сделал он это для того, чтобы какая-нибудь шишка случайно не упала и не повредила нежного растения.

После принятия мер предосторожности Еменка чуть ли не торжественно произнес:

— Этот панцуй принадлежит вам, Рудольф Рудольфович, потому что мы его нашли только благодаря вам. Запомните, он растет для вас, и я буду о нем заботиться.

На минуту воцарилась тишина, затем я сказал:

— Я не могу с этим согласиться. Без вас, Еменка, я бы никогда не нашел корня. Не узнал бы ягод в зобе рябчика…

— …и я бы их никогда не увидел, не будь вашего рябчика, — перебил меня охотник.

— Еменка прав, — разъяснил Чижов. Вы первый обнаружили корень и не должны отрекаться от женьшеня, иначе вас постигнет несчастье. Во всяком случае так уверяют старые, суеверные искатели корня. Ведь вы же не захотите подвергать себя такой опасности?

— Боже сохрани, — сказал я улыбаясь. — Только вижу, что с находкой корня у меня прибавится беспокойств. Что, если вдруг этот всемогущий корень жизни случайно погибнет?

— Это будет плохая примета, — добавил Еменка.

— Сами знаете, что все это только поверья, — спокойно сказал Чижов. — Они лишь показывают, как много всевозможных легенд, суеверий и церемоний было связано с добыванием редкого корня. Не забивайте себе ими голову. Корень ваш. Спустя пять-семь лет он вырастет, вы приедете, разгребете костяной лопаткой землю…

Петр Андреевич не договорил.

Над нами высоко в небе пролетел огненный шар с длинным светящимся хвостом. Затем последовали оглушительные взрывы, грохот…

Собаки скулили, дрожали и разгребали землю… На небосводе опять засиял эффектнейший фейерверк, какого не сумеет создать ни один человек, и потом все смолкло.

Мне показалось, что подо мной внезапно разверзнется ужасная бездна. Я вскочил, что-то закричал и выбежал на большую прогалину.

Длинные грязные полосы дыма протянулись с севера на юг, постепенно искривлялись, морщинились и расплывались во все стороны.

Что все это означало?

Мы были очевидцами падения большого болида, летевшего из Вселенной с огромной скоростью. В результате сопротивления воздуха его скорость уменьшалась, а кинетическая энергия преобразовывалась в световую и тепловую.

Таково краткое объяснение представившегося нам совершенно необычного явления.

Я с Еменкой вернулся к «своему» корню жизни, убедиться, как этот носитель силы и здоровья пережил миновавшую катастрофу. Судя по всему, он не пострадал от бедствия и только несколько сухих веточек упало вблизи от него. Мы их отбросили и поторопились к нашему лагерю.

Шульгин был почти в полном изнеможении. При падении болида лошади всполошились, две сорвались с привязи и с ржанием бегали вокруг. Одну из них лесничему удалось поймать, но другая исчезла. Старобор с Еменкой немедленно вскочили в седла и отправились за беглянкой, которая, к счастью, имела на шее колокольчик. Вскоре они вернулись вместе с ней: испугавшаяся лошадь забрела в чащу и дальше не могла пройти.

Вполне понятно, грандиозное явление природы произвело на нас глубокое впечатление. С опасением мы посматривали на небо, не готовит ли оно нам нового сюрприза. Над тайгой вздымались столбы густого дыма. Горел лес.

Чижов опасался, как бы огонь не застиг нас врасплох, но Еменка не разделял его опасений. Вокруг было много болот и прогалин, они должны задержать огонь.

Позднее, после еды, мы сидели у костра. Олег разговорился о болидах. Он подчеркнул, что орбиты скоплений метеоритов в космосе подобны орбитам комет и по возрасту равны всей нашей солнечной системе. Метеориты начинают разрушаться на высоте 150–200 километров от земли, а на высоте 12–20 километров их движение почти затормаживается. До поверхности земли долетают лишь те болиды, которые вошли в земную атмосферу со скоростью 10–20 километров в секунду. Остальные еще высоко над землей разлетаются на мелкие осколки.

— Этот болид, наверное, рассыпался на тысячи кусков где-то недосягаемо высоко над нами, — закончил Олег и встал.

— Вы говорите болид, Олег Андреевич, — оживился Еменка, — а знаете, что еще недавно такое явление вызвало бы среди искателей панцуя ужасную панику? Они бы приняли его за предупреждение небес, охраняющих корень жизни. Мы нарушили правила добывания корня, о которых говорят старые поверья. Искатель корня не смеет быть вооруженным, потому что, согласно преданиям, женьшень любит только мирных людей, с чистым сердцем. А мы его нашли благодаря удачному выстрелу, но наше счастье, что мы не верим ни в какие сказки.

Мы пошли спать, и над лагерем воцарилась тишина. Только время от времени фыркали лошади.

Утро началось необычно. Во всех палатках раздавался кашель, собаки скулили. Утренний ветерок окутал лагерь густым дымом. За ночь лесной пожар усилился. Мы быстро позавтракали, свернули палатки и отправились в путь. С холма, открывавшего широкий кругозор, мы определили направление, где следовало искать осколки болида.

Ориентирами нам служили места возникновения пожаров. Надо полагать, что осколки легче найти там, где уже все выгорело. На всякий случай Еменка подробно рассказал нам дальнейшую дорогу к Сурунганским горам и назначил место встречи.

Лесничий Шульгин не пожелал участвовать в поисках, считая их за напрасную потерю времени, и предложил свои услуги в присмотре за вьючными лошадьми. С его предложением мы согласились, поскольку каждый из нас жаждал откопать собственными руками «свой» осколок редкого странника Вселенной.

* * *

По словам Еменки, до Сурунганских гор оставалось всего от двух до четырех дневных переходов. Эти горы имели для меня особую притягательную силу. Я не мог отделаться от мысли, что там, в тех местах, где не ступала нога человека, таится какая-то неожиданность.

Рассказ старого охотника Родиона Орлова запомнился мне, и, чем больше я размышлял о жизни старика Феклистова, тем больше появлялось сомнений в цели путешествия его внука.

Действительно ли мы найдем там соболиный рай? Или нас ожидает нечто иное?

Такие мысли бродили у меня в голове, пока я ехал рядом с Чижовым среди обгоревших пней. Я не удержался от вопроса:

— Петр Андреевич, вы на самом деле верите, что мы найдем в Сурунганских горах соболиное эльдорадо?

— Напрасно меня спрашиваете, голубчик. Еменка утверждает, что соболи там обязательно будут, и это полностью подтверждает предположение биолога Реткина, который ссылается на записки старого Феклистова. Однако догадки излишни. Подождем и позволим себя удивить.

На этом разговор оборвался, а мое любопытство ни в коей мере не было удовлетворено.

Разочарованные бесплодными поисками, мы поехали к установленному месту встречи. Здесь уже был Старобор. К вечеру прибыли Еменка и Олег с Тамарой. Еще издалека Олег размахивал охотничьей сеткой, а соскочив с лошади, показал нам трофеи своей группы, которые они привезли в рюкзаках: три осколка болида. Мы поздравили прибывших с успехом и с интересом осмотрели материю Вселенной.

Осколки имели темно-серый цвет, угловатую форму, сплавившиеся грани были покрыты тонкой скорлупой железокаменного вещества. Олег объяснил, что они состоят из железа, никеля и серы. Затем он рассказал, каким образом ему удалось найти осколки метеорита, а Еменка был полон похвал геологу, о котором утверждал, будто он одарен чуть ли не волшебным «чутьем».

* * *

Лагерь решили устроить на уютной полянке около скального утеса. Небольшой ручеек извивался между камнями и кустами, а прямо над нами гнездились ястребы, встретившие нас тревожными криками.

Однако не хватало Шульгина со вьючными лошадьми, и мы не могли поставить палаток и приготовить ужин.

Непонятно, где мог задержаться лесничий? Больше всех расстраивался проголодавшийся Старобор. Он утром позавтракал и, не рассчитывая, что с обедом придется ждать до самого вечера, не взял с собой ничего перекусить.

Лесничий приехал уже в сумерки, мы встретили его градом упреков. Но он, не теряя спокойствия, просто объяснил свое опоздание: немного сбился с пути, так как сбежала одна из лошадей, а пока ее нашел, сам потерял ориентировку. Старобор смотрел с недоумением:

— Как она могла от вас сбежать, если все время была у вас на глазах?

— А что делать, если глаза не видят? Покажи мне, Старобор, кого-нибудь, кто бы во сне видел что-либо иное, кроме снов? Конечно, не найдешь такого человека. Так и я. Не выспался, вздремнул немного, а резвая лошадка воспользовалась этим и ушла. Ну, не сердись на меня, Тимоша! — и лесничий похлопал Старобора по плечу.

Тот лишь махнул рукой.

После обильного ужина настроение у нас поднялось.

Наступила ночь.

Внезапный ветер разволновал зеленое море, но густой дождь быстро успокоил разбушевавшиеся стихии и принес облегчение. Крупные капли барабанили по натянутой палатке, и, убаюканный монотонными звуками, я погрузился в глубокий сон.

…Веселое ржание лошадей оповестило начало нового дня. Я быстро оделся и вышел из палатки. Тайгу словно подменили. Дождь давно перестал, и солнце сверкало в миллионах капель.

Завтрак нам пришелся по вкусу больше, чем обычно, и, когда мы снова очутились в седлах, у меня было впечатление, что столь прекрасного дня я в тайге еще не видел.

Приподнятое настроение вскоре дало себя знать. Каждый из нас был весел, а шутки и остроты сыпались как из рога изобилия. Незаметно мы продвигались вперед. Этому способствовала хорошая дорога. Мы удобно сидели в седлах, не опасаясь, что неожиданно кто-нибудь из нас окажется на земле. Тропинка была прямо-таки создана для езды.

— Интересно, кто это вытоптал такую «парадную» дорожку? — допытывался Олег.

— Кто как не олени, — проронил Чижов.

— Конечно, олени, — подтвердил Еменка. — У них здесь свои постоянные проторенные дорожки. По ним сходят они с холмов к воде и к пастбищам на поляны. Однако не знаю, далеко ли нас заведет тропинка. Там, где вдали торчат скалы, находится узкое ущелье, единственный проход к Сурунганским горам. Будем надеяться, что его не завалило камнями. Скалы тоже бывают живые, а там они даже так и называются.

Олег заинтересовался и потребовал более подробного объяснения относительно «живых» скал. Но охотник лишь добавил, что скалы сильно выветрены и иногда во время весеннего снеготаяния с них падают огромные глыбы.

— А если ущелье окажется заваленным, что тогда? — отозвался Шульгин.

— Тогда — не знаю. Вокруг почти непроходимая тайга и болота. Нам бы пришлось разыскивать звериные тропы, пробираться сквозь чащу, однако незачем сейчас об этом думать. Увидим на месте, «что тогда».

Тайга выглядела прямо-таки по-праздничному. Совсем не слышалось унылых звуков. В траве кузнечики непрерывно ударяли легчайшими молоточками по маленьким звонким клавишам, птицы словно соревновались между собой на лучшую песню. Где-то поблизости послышался хруст сухих ветвей. Это олень или лось пробирался по лесу и рогами задевал ветки деревьев. Воздух был переполнен бесчисленными запахами. Природа смешивала запахи так искусно, что человеку дышалось легко и приятно.

Незаметно мы доехали до Живых скал. Они стояли перед нами словно высокая неприступная крепость, и узкое ущелье действительно было единственной дорогой, проходившей сквозь этот каменный лабиринт. Еменка поехал вперед на рекогносцировку. Вскоре он вернулся с радостным известием: местами дорога завалена крупными камнями, но в основном проходима. Проходы были так узки, что нам приходилось проезжать друг за другом. Шульгин ехал впереди Олега, за ними Тамара и я. Вдруг одна из наших собак яростно залаяла. Лошадь Олега испугалась, шарахнулась, и в тот же момент внезапно прогремел оглушительный выстрел. Сразу вслед за ним второй. Олег вскрикнул, покачнулся в седле и упал.

— Нападение… бандиты! — кто-то кричал впереди так, что я не узнал его по голосу.

В этот момент грозящей опасности я убедился, какой силой воли и готовностью ко всему обладают сибирские охотники.

С поразительной быстротой они сорвали с плеч ружья и, натянув у лошадей поводья, начали стрелять. Целились по направлению лая собак. На левой стороне ущелья было особенно много расщелин, и, по-видимому, бандиты засели среди них. Предоставив сибирским охотникам перестрелку со злоумышленниками, я соскочил с лошади и поспешил к геологу, над которым уже склонилась Тамара. Он лежал без сознания, из раны в голове текла кровь.

Тамара, с глазами, полными слез, бережно приподняла голову Олега, и тут я увидел окровавленное ухо и кровь на слипшихся волосах.

— Он жив… скажите мне, жив… — настаивала Тамара.

— Будем надеяться, — коротко ответил я.

Стрельба продолжалась, собаки с надрывным лаем кидались на скалы, а лошади стояли не дрогнув. Только стригли ушами, да некоторые из них ржали. Их поведение спасло нас от дальнейших бедствий, так как перепуганные лошади могли в узком ущелье затоптать лежащего Олега, Тамару и меня.

Когда стрельба прекратилась, все подбежали к нам и, перебивая друг друга, спрашивали, что с Олегом.

Чижов и Еменка приподняли его и осмотрели рану на голове. В это время голова Олега безжизненно лежала на моих руках. Неужели он в самом деле мертв?

Но от волнения я забыл пощупать у геолога пульс.

Олег был жив!

Мы отнесли его на ровное место, расстегнули куртку, рубашку и привели в чувство.

Когда Чижов ощупывал рану на голове, Олег глубоко вздохнул и открыл глаза.

— Что… что случилось? — медленно произнес он. Дотронулся до головы и увидел кровь на руке. — …кровь, откуда? — спросил он растерянно. — Ах да, ведь в меня кто-то стрелял, правда?

— Ничего, ничего, все в порядке, — успокаивала его Тамара, — вы упали с лошади. Руки или ноги у вас не болят?

Олег раздвинул руки, затем пошевелил ногами, попробовал улыбнуться и пробормотал:

— Ноги и руки в порядке, только сильно болит голова, стреляет в ухо и колет в пояснице.

— Ну это еще не так страшно, — констатировал Еменка. — Ухо до завтра заживет, царапина на голове до послезавтра, а спину сейчас посмотрим. Только сначала перевяжем царапину.

При осмотре раны на голове мы установили, что пуля легко задела ухо и содрала с головы лоскут кожи.

— Вам, дорогой друг, очень повезло, — воскликнул Чижов. — Еще чуть-чуть и пуля проделала бы в голове дырку.

Тамара принесла аптечку, обмыла Олегу рану на голове, затем ухо, приложила стерильный бинт и заклеила все большим пластырем.

— Вас спасла собака, — заявил я. — Наверное, увидела или почуяла разбойников, потому что, внезапно бросившись вперед, попала вашей лошади под ноги, залаяла. А лошадь, испугавшись, шарахнулась в сторону как раз в тот момент, когда бандиты выстрелили. Но им здорово всыпали… палили, как в бою, только гудело.

— Будешь стрелять, голубчик, — живо проговорил Чижов, — когда надо защищать свою шкуру. Только не могу понять, пусть хоть возьмут меня все проклятые таежные черти, кто мог напасть на нас здесь, где целыми годами никто не бывает.

— Как видно, вы заблуждаетесь, — заговорил Шульгин. — Тут ходят какие-то мерзавцы!

— Ходят, ходят, — повторил Еменка, — сидели и поджидали нас здесь. Они должны были знать, что мы сюда приедем, вот в чем все дело!

— Конечно, — подтвердил Старобор. — Едва ли это случайное нападение. Сейчас в тайге, и особенно в этих краях, бандитов уже нет.

— Вы заблуждаетесь, — твердил свое Шульгин. — На нас напали, и вы это не считаете бандитизмом? Что же, те негодяи в нас шишками бросались?

— Неужели не понимаешь, мудрый покровитель лесов, что тут вопрос не только в самом нападении, но и в том, что побудило к нему. Загадка в этом!

— И опять вы неправы, — продолжал доказывать Шульгин. — Именно только в таких глухих местах могут быть бандиты, которые черт знает откуда здесь взялись. Скорее всего, они следили за нами, и, наверное, у них разгорелся аппетит на нашу одежду, оружие и лошадей…

— Знаешь ли, Федор Лаврентьевич, может быть, ты прав, — после некоторого раздумья согласился Чижов, но мы их выведем на чистую воду. Что скажешь на это, Еменка?

Соколиные глаза охотника блестели.

— Правильно говоришь! Только почему не хочешь сразу пуститься за ними?

— А ты сам подумай, они выдали себя и постараются забраться в такие дремучие леса, где и черт бы поломал ноги. Не пропадут, куда им деться? Едва ли у них есть лошади, а пешком в тайге далеко не уйдешь. Нет, на этих субъектов мы организуем особую экспедицию…

С таким мнением все согласились, и, как только Олег несколько пришел в себя, мы продолжали путь. Однако на случай внезапного нападения приняли необходимые меры предосторожности. Впереди бежали собаки, хорошо понявшие свою задачу передового дозора. Затем ехал Еменка с ружьем наготове, и в 30–40 метрах от него следовали остальные, тоже готовые к немедленному применению оружия. Продвижение по ущелью было крайне трудным, лошади спотыкались, с трудом преодолевая каменные препятствия, которых было так много, что мы потеряли им счет. Местами нам приходилось сходить с лошадей и с огромными усилиями отодвигать каменные глыбы. В одном, пожалуй самом узком, месте дорогу перегородила огромная глыба, которую мы, несмотря на все усилия, не могли убрать.

— Что же теперь? — спрашивал лесничий.

— До конца ущелья остается всего две версты, добрых десять уже осталось за нами. Нужно во что бы то ни стало убрать с пути этот «обломочек». Эх, если бы иметь подрывной порох! — громко вздыхал Еменка.

— Подрывной порох? — небрежно переспросил Олег. — А аммонит бы не выручил?

— Аммонит? Он был бы в десять раз лучше. Но, однако, где его достать? — сокрушался охотник.

— Это уже совсем простое дело. В моем геологическом ящике. Там найдется все необходимое для геолога: горный компас, геологический молоток, «карманный» нивелир, другие приборы и аммонит. Его хватит на устранение целой дюжины таких «обломочков».

— Кто бы мог подумать, что вы настолько предусмотрительны, — с восхищением заметил Чижов.

— И эти опасные боеприпасы тоже предназначены для охоты на соболя? — с сомнением спросил лесничий Шульгин.

— Как изволите видеть, и в данном случае пришлись как нельзя более кстати, — невозмутимо отвечал Олег.

Тем временем принесли геологический ящик. Олег открыл его и передал Старобору молоток, специальное долото и указал, где следует выдалбливать отверстия, так как сам он еще не был в состоянии работать.

Отверстия были сделаны, Олег заложил заряд, и несколько взрывов потрясли долину. Эхо долго блуждало между скалами, пока не пропало в неведомых ущельях, расщелинах и бесконечных извилинах скал.

Огромная глыба развалилась на несколько кусков. Как только стих грохот и с крутых скалистых склонов перестали сыпаться камни, мы осмотрели результаты взрыва.

Дорога была открыта.

Спустя полчаса мы, наконец, выбрались из этого опасного ущелья.

Местность неожиданно изменилась. Перед нами раскинулась долина, и мягкая синева покрыла зеленое море тайги. Нагретый воздух колебался, придавая светло-зеленой тайге более темные оттенки, она волновалась и шумела, словно морской прибой. В такие моменты тайга как нельзя более напоминала море.

Олег жаловался на головную боль, поэтому мы решили закончить сегодняшний переход и начали подыскивать подходящее место для лагеря. Чтобы обеспечить свою безопасность, подбирали место, дающее возможность обзора.

Повсюду была густая тайга. Высокие кедры и ели образовали сплошные заросли, по краям которых высились березы и ольха. И только когда перед нами открылся широкий вид на несколько лужаек, мы нашли то, что искали: журчащую речку и защищенное от ветра место под небольшим бугром.

Тамара заботливо ухаживала за Олегом. Пока мы ставили палатки, она усадила его около костра, а после ужина сразу заставила лечь.

Беседа у костра не клеилась, и, наверное, уже третий раз мы перебирали сегодняшний случай нападения.

Я устал и ушел в палатку. На импровизированной скамеечке сидела Тамара, и мне показалось, что я пришел не вовремя. Хотел выйти, но Олег меня остановил.

— Тамара ждала только вас, чтобы я не оставался один, и хочет идти спать к себе в палатку.

Через минуту Тамара ушла. Я был утомлен и с наслаждением растянулся на своем ложе, но еще допивал взятую с собой кружку чаю.

Некоторое время Олег молча смотрел на меня, потом подпер голову рукой, и его лицо приняло сосредоточенное выражение. Окинув взглядом вокруг себя, он просящим голосом произнес:

— Рудольф Рудольфович, будьте добры, взгляните, нет ли кого-нибудь около нас?

Я принял эту просьбу за причуду больного, но все же пошел посмотреть. Костер медленно догорал, и все уже разошлись по своим палаткам.

Олега это успокоило, и, когда я опять улегся, он, немного подумав, заговорил полушепотом:

— Мне нужно кое в чем открыться перед вами, при иных обстоятельствах я бы, пожалуй, этого не сделал. Но сегодняшний случай наглядно показал, что дальше молчать нельзя. Прежде чем объясню в чем дело, я бы хотел знать, что вы думаете о сегодняшнем нападении.

— Что о нем думать? Я не совсем понимаю, что о нем следует думать. Тайги я не знаю и склоняюсь к мнению Шульгина. Видно, тут пошаливает какая-то банда.

— Так. А вас не удивляет, что эти бандиты стреляли именно в меня?

— Ей-богу, об этом я не задумывался. По-видимому, это случайность. Какой интерес неизвестным злоумышленникам отправлять на тот свет именно вас?

Лицо Олега омрачилось, и он чуть ли не шепотом произнес:

— Целились в меня. И к тому есть веская причина…

Я с недоумением посмотрел на геолога, не бредит ли он в жару, но его лицо было ясно, хотя, быть может, несколько осунулось. Говорил он вполне серьезно.

— Не понимаю вас, — пробормотал я.

— Охотно вам верю. Но поймете, когда я открою вам свою тайну. Только прошу вас, то, о чем вы сейчас услышите, должно остаться между нами.

— Это я вам обещаю. Только скажите, пожалуйста, почему вы именно меня хотите посвятить в то, что нужно держать в тайне?

— Я долго раздумывал, кому мне следует довериться: Чижову, Тамаре или вам? Чижов, пожалуй, был бы наиболее надежным, но я передал ему письмо от дяди, и, чего доброго, он бы мне не поверил. Тамаре? Не хочу ее излишне волновать. Итак, я выбрал вас. Я убедился в вашем искреннем отношении ко мне и благодарен вам. Вы сблизили меня с Тамарой. Немаловажным поводом было также ваше подозрение… что я скрываю истинную причину трудной поездки к Сурунганским горам, или, вернее, к горам Ста голосов. Я увидел, что вы не очень-то легковерны, случайно услышав еще в Вертловке ваш разговор с Чижовым. Мне нравилось ваше убеждение, что мой дед, Иван Фомич Феклистов, был выдающимся человеком и не менее выдающимся геологом. Это и решило. А теперь слушайте.

— …Я еще был мальчиком, когда однажды дедушка посадил меня на колени и сказал:

— Ты должен стать геологом. Тебя ждет в тайге большая работа. И если ты будешь хорошим и трудолюбивым специалистом, сделаешься известным человеком…

Я запомнил его слова. Я стал геологом и посвятил себя науке, которая занимается землей, ее недрами, минеральным составом и строением земной коры от начала ее образования и до наших дней. Геология настолько меня заинтересовала, что ни для чего иного у меня не оставалось времени.

Шли годы. И вот однажды ко мне заглянул неожиданный посетитель. Старый, весьма солидно выглядевший мужчина, немного с жирком, сутулый. Он представился Николаем Никитичем Парфеновым, бывшим другом моего дедушки, Ивана Фомича Феклистова.

Он рассказал о дедушке так много подробностей, что у меня не возникало сомнений в правдивости его слов.

Он показывал мне даже письма дедушки. Я узнал его почерк, а обращение «дорогой мой спаситель Николай Никитич» являлось достаточным доказательством, что мой дед действительно когда-то ценил посетителя. Я попросил мать, которая, кстати сказать, в это время гостила у меня, устроить ужин получше, желая соответственным образом угостить столь редкого гостя.

Только после ужина выяснилось, зачем меня разыскал этот человек. Он приехал в Ленинград по семейным делам и, пользуясь случаем, осведомился о моем отце. Узнав, что его давно нет в живых, разыскал меня. Пришел, прежде всего чтобы познакомиться, а также чтобы одновременно попросить на память одну книжку. Я удивился, но он с улыбкой повторил:

— Да, только одну книгу. Запретный при царском режиме томик стихотворений Пушкина.

Эта книжка для него, объяснил Парфенов, имела большое значение, поскольку дед ее очень любил, часто декламировал по ней стихи великого поэта, делал в ней заметки, и она стала близка сердцу Николая Никитича. Поэтому он и просил эту книгу.

Я был несколько удивлен необычным и довольно скромным желанием и даже уже направился в библиотеку, намереваясь отыскать книжку. В это время мама подавала чай, и, услышав, что я ищу, задумалась, а затем вызвала меня в соседнюю комнату.

— Ты, мальчик, забыл, что я тебе говорила? Припомни дедушкино письмо о том, что в этой книге твой отец найдет ценные данные о тайге. Только из-за преждевременной папиной смерти она целые годы лежит незамеченной. Сколько раз я тебе говорила: просмотри ее внимательно. Ты же совсем погряз в научных книгах и не имеешь времени прочесть книжку, на которую так часто ссылался дедушка… Теперь за ней приезжает из Сибири человек и ты хочешь ее отдать. Плохо ты ценишь память о дедушке.

Мама была права. Я обнял ее и вышел к гостю. Объяснил ему, что этой книжки не могу отдать. Может быть, его удовлетворит какая-нибудь другая памятка? Николай Никитич очень расстроился и в конце концов предложил мне за нее удивительно высокую цену. Мол, не хотел меня обидеть, но книжка — это его мания, и потому он бы за нее заплатил.

Однако я остался при своем решении, и посетитель вскоре ушел. На прощание он подчеркнул, что понимает меня, но может быть, я еще раздумаю, и поэтому он позволит себе зайти перед отъездом.

Вполне понятно, неожиданный посетитель после длительного периода снова разбудил воспоминания о дедушке. Я разыскал старые бумаги отца и начал просматривать их. Здесь были письма, которые отец писал с фронта во время первой мировой войны. В последнем письме он мечтал о том, что приедет в отпуск, восторгался мамой, мной и только что родившейся сестренкой. Но не приехал! Накануне отъезда домой он погиб…

Среди всевозможных писем и докладов лежал большой конверт, на котором маминым почерком было написано: «Завещание дедушки». Я когда-то уже читал пожелтевшие странички писем, телеграмм… Признаюсь, что теперь я почти ничего не помнил и поэтому сейчас читал все это с большим интересом. Письмо было адресовано моему отцу. В нем говорилось:

«Дорогой сын!

Твой любящий отец».

Шлю горячий и, наверное, уже последний привет и поцелуй тебе и моему внучонку… Завещаю русскому народу большое сокровище, которое я нашел и о котором я тебе говорил… Однако сокровище не должно попасть в руки наших врагов, а поэтому не передавай этого завещания народу прежде, чем он не станет свободным и навсегда исчезнет соболья шапка [4] , которая всех нас угнетает и связывает. Шапка, покрытая золотом, драгоценностями и кровью… Когда сбудутся пророческие слова моего любимого, величайшего поэта… тогда настанет время. Не забудь, что в нашей небольшой библиотечке хранится настоящее сокровище и что книга является ключом к богатству для грядущего свободного поколения.

Как видите, письмо было написано совсем необычным и чересчур высокопарным стилем и поэтому казалось загадочным и понятным только тем, кто знал слабости дедушки и все обстоятельства, связанные с ними.

Книга, о которой он упоминал, и была небольшим томиком стихотворений Пушкина. Все это мне смутно припоминалось, хотя отец мне однажды что-то рассказывал. Я долго вспоминал, пока меня не одолел сон. Дальнейшие розыски я отложил на следующий день.

Утром, как всегда, я проходил около памятника Пушкину, но на этот раз я остановился и задумался. На память мне пришли стихи:

Должен вам сказать, Рудольф Рудольфович, что неожиданно меня охватило волнение. Я решил поскорее вернуться домой и прочесть последние письма дедушки и записки отца. Мне захотелось как можно скорее просмотреть книгу и найти именно это стихотворение.

Сразу после возвращения из института я нашел ее. С волнением листал страницы, пока, наконец, не увидел нужных строк. Тут мне стало все ясно. Под стихотворением рукой дедушки было написано:

«57° 25′8″ с. ш.

128° 12′5″ в. д.

Сурунган. — Поющие г.

Наслоения и деформации.

Частое чередование слоев.

Молодая формация».

Дальше следовала небольшая карта, несколько непонятных чисел и линий. Я сообразил, что здесь указана географическая широта и долгота определенного места, его название и обращалось внимание на особенности осадочных пород. Поскольку дома у меня не было подробной карты, я переписал все данные и перерисовал карту в свой блокнот. На следующий день в научно-исследовательском институте, где я работаю, пробовал на подробной карте Сибири найти по своим записям указанное в них место. Однако мне не удалось найти ни названия «Сурунган», ни «Певучие г.» Я подумал, что речь идет о «Певучей долине», в которой дедушка много лет прожил. День спустя я навестил своего дядю, биолога Реткина.

Дядя придавал завещанию дедушки куда большее значение, чем я. Он советовал, чтобы я вполне официально добивался экспедиции в указанное место. Но я не решался. Кто его знает, что дедушка считал «сокровищем».

Позднее, уступая настояниям дяди, я пообещал, что весь двухмесячный отпуск пожертвую на поездку в сибирскую тайгу, именно в Сурунганские горы.

Домой возвращался далеко за полночь. Я живу в живописном пригороде Ленинграда, Лесном, которое вы, наверное, знаете. У нас там собственная дача. Входная дверь оказалась незапертой, и я встревожился. Мама уехала на противоположный конец города к сестре, а все двери настежь!

На пороге сидел кот Васька и приветствовал меня обычным мурлыканьем. Это меня несколько успокоило, но когда я прошел через переднюю, то услышал в комнатах торопливые шаги. Вслед за тем что-то упало и задребезжало окно. Я схватил первое, что попалось под руки, быстро распахнул дверь комнаты, но там никого не оказалось. В темную комнату проникал только свет уличного фонаря.

Я повернул выключатель, и комната залилась светом, было очевидно, что здесь хозяйничали воры. Шкаф открыт, а ящики секретера и буфета выдвинуты и все перерыто. В соседней комнате, в моем кабинете, еще больший беспорядок. Запертый письменный стол оказался взломанным.

Но наибольший хаос был в библиотеке. Часть книг валялась на полу, переписанные на машинке страницы моей научной работы были разбросаны, телефонный шнур оборван. Войдя, наконец, в спальню, я был удивлен царившим там порядком. Взломан был только шкаф, но, по-видимому, из него ничего не взяли. Я схватил свое охотничье ружье, зарядил его и выбежал во двор. Вполне понятно, преступников и след простыл.

— Куда это вы с ружьем в такую темень? — громко спросил меня кто-то.

Это был милиционер, которому я торопливо рассказал о случившемся. Он пошел со мной на дачу, сообщил о происшествии в угрозыск, вскоре прибыли сотрудники с овчаркой.

Спросили меня, что украдено. Мне не сразу удалось это установить. Несколько колец и фотоаппарат. Сотрудники угрозыска пожали плечами и заявили, что ни один вор не стал бы перерывать трех комнат, чтобы забрать только эти вещи, не трогая других, более ценных. Например, в комоде оставались золотые часы с цепочкой и еще два кольца моего отца, несколько других драгоценностей. Воры искали что-то другое.

Тем временем служебная собака дошла по следу преступников до главной улицы и там остановилась. Выяснилось, что вор уехал на мотоцикле, и это затрудняло его преследование. Составив протокол, сотрудники угрозыска пообещали, что займутся данным случаем, и ушли.

В ту ночь я не мог заснуть. Все задавал вопрос: что же искал «вор»? Лишь к утру я догадался еще раз осмотреть письменный стол и книжный шкаф. И, к своему величайшему изумлению, установил, что отсутствовали некоторые дедушкины письма и томик стихотворений Пушкина. Тут мне стало все понятно! Насколько же я был глуп, что не придавал соответствующего значения завещанию дедушки! К счастью, идя к дяде, я захватил с собой последнее дедушкино письмо с его завещанием, а также дневник моего отца об его поездках в Певучую долину. Мой блокнот тоже находился в кармане. Таким образом, в руки «воров» попали лишь несколько дедушкиных писем и книга с планом описания места.

Мне пришло в голову, не был ли визит старого сибиряка в какой-либо связи с вторжением воров? Однако казалось совершенно невероятным, чтобы Николай Никитич, которому, по моему мнению, было лет 70–75, мог пойти на столь рискованное дело. Со взломом связана смелость, ловкость и проворство, и, наконец, езда на мотоцикле для столь пожилого человека была совершенно недоступна. Позднее я сообразил, что старик, так настойчиво выпрашивавший книгу, мог иметь сообщников. И все же мне не удалось прийти ни к какому выводу.

Через несколько дней опять пришел сибиряк спросить, не передумал ли я и не уступлю ли ему книгу? Он говорил так трогательно и с таким почтением к моему дедушке, что я окончательно отказался от подозрений.

Тем не менее о пропаже книги я не упомянул и повторил лишь то, что говорил при его первом посещении. Вскоре Николай Никитич откланялся и напомнил, что двери его дома в Чите для меня всегда будут широко открыты. Он обиделся бы на меня, если я, будучи в Сибири, не загляну к нему.

Из ненужной вежливости я, по правде, ему сказал, что летом поеду в тайгу и, если представится возможность, остановлюсь у него.

Так закончилась, а вернее сказать началась, вся история с наследством моего дедушки.

Вскоре мой дядя Реткин уехал в командировку на Дальний Восток и в поезде познакомился с вами и с Петром Андреевичем Чижовым. Это знакомство имело для меня большое значение. Из разговоров с Чижовым дядя узнал о Вертловке, о Певучей долине и даже о том, что еще жив близкий друг моего дедушки Родион Родионович Орлов. Тем самым моя поездка в неизвестные края значительно облегчалась. Все же из осторожности настоящей причины моего предстоящего приезда дядя Чижову не сообщил, а лишь упомянул, что я приеду вместе с ним. Остается добавить, что я посвятил в тайну истинной причины своей поездки в тайгу только директора нашего научно-исследовательского института. Я уважаю его за отеческое отношение ко мне и к другим научным работникам.

Он решил, что моя поездка будет считаться служебной командировкой. То есть она явится рекогносцировкой неизвестных таежных уголков для будущей научной экспедиции с большим числом участников. Договариваясь со мной, он подчеркнул, что действительная цель моего путешествия будет скрыта. Относительно забравшихся воров и похищения книги он придерживался своего собственного мнения и не разделял моих взглядов, что визит сибиряка и вторжение воров были случайным стечением обстоятельств. Призывал к осторожности и советовал обязательно рассказать обо всем кому следует.

Тогда я считал это излишним, однако теперь вижу, что сделал крупную ошибку. Первая неожиданность меня встретила в Чите, когда, как вам известно, я задержался в пути. Дело в том, что туда еще раньше выехала наша изыскательская экспедиция для исследования Яблонового хребта. Мне было поручено обсудить с начальником экспедиции некоторые дополнительные задачи. Пользуясь случаем, я хотел проведать Николая Никитича Парфенова, выдававшего себя за друга моего дедушки. Но по указанному адресу я его не нашел! Мало того. В соседних домах Парфенова никто не знал. Поэтому не удивляйтесь, что, приехав в Вертловку, я так упорно замалчивал настоящую цель путешествия. Однако я никак не мог предполагать, чтобы наглость неизвестных мерзавцев могла зайти так далеко, чтобы они покушались на меня. Но нападение показало истинный замысел злоумышленников, и, может быть, в нем принимал участие и старик Парфенов.

Одно остается загадкой: как они могли так быстро узнать о нашей поездке и даже опередить и устроить засаду. Что это за люди, так хорошо знающие неизведанные и труднодоступные места и глухую тайгу? Дорога к Сурунганским горам почти никому не известна. Поэтому я считаю нападение заранее подготовленным. По-видимому, нас нарочно завели в узкое ущелье, а это значит, что Еменка нас предал. Считаете ли вы это возможным?

Меня чересчур поразило откровение Олега, и на его вопрос я не смог сразу ответить. Оправдалось мое подозрение, что Олег скрывал цель своего путешествия, но в то же время рассказанное им превзошло всякие ожидания.

Геолог нетерпеливо ждал ответа, но я колебался, и он недовольно сдвинул брови.

— Подождите, Олег Андреевич, — успокоил я его, — нельзя же на такой серьезный вопрос ответить сразу… Я думаю, что вы ошибаетесь.

— Допустим. Но тогда перед нами вовсе неразрешимая загадка.

— Я думаю, что в этом случае мы сейчас не разберемся, однако сомневаюсь, чтобы этого нам не удалось сделать позднее.

— Позднее это будет ни к чему. Представьте себе, эти негодяи доберутся до Сурунганских гор раньше нас.

— Вряд ли. После неудачного нападения они не посмеют обогнать нас или еще раз показаться. Знаете, что мне пришло в голову?.. Наверное, они все время шли за нами по пятам.

— Это невозможно, ведь они поджидали нас в каменном ущелье.

— Вы правы, — согласился я, — и поэтому думаю, что этот случай не так прост, чтобы нам удалось разрешить его вдвоем.

— Значит, исходя из принципа чем больше голов, тем больше ума, следует еще кого-нибудь посвятить в эту историю.

— Я думаю, наиболее разумным было бы посвятить Чижова и лучше всего еще сегодня.

Немного подумав, Олег согласился. Я зашел в соседнюю палатку и попросил Петра Андреевича заглянуть к нам. Предполагая, что Олегу стало хуже, он последовал за мной, а увидев его, осведомился о здоровье.

— Зависит от вас, сохраню ли я его, — серьезно ответил Олег.

Охотник удивился, — какое он мог иметь отношение к здоровью геолога. Рассказ Олега его прямо-таки ошеломил. Он долго молчал, затем, стараясь говорить по возможности спокойно, сказал:

— Тайгу-то я знаю. Но тут трудно разобраться, каким образом эти стервецы здесь так быстро появились и что они еще замышляют. Однако совершенно бессмысленно подозревать Еменку. За него я голову на отсечение даю. Тут замешан кто-то другой!..

— Значит, вы уже кого-нибудь подозреваете? — возбужденно допытывался Олег.

— Нет, и вообще ничего не понимаю. А вам я советую, чтобы вы не ломали над этим голову и спокойно спали. Ночью на нас никто не нападет. Наши собаки — надежные сторожа. Если кто к палаткам приблизится, они сразу поднимут тревогу…

— Этого мы не боимся! — перебил его геолог. — Только прошу вас еще об одном: остальным ни слова!

— Хорошо, хоть и неохотно, но сделаю по-вашему.

После ухода Чижова Олег задумался и, по-видимому, был недоволен его решением, так как нервно произнес:

— Мне кажется, на Петра Андреевича большее впечатление произвел рассказ о завещании дедушки. А то, что меня ожидает, его особенно не беспокоит.

— У меня не сложилось такого мнения. Ведь вы должны понимать, что он сибиряк, таежный охотник, наверное, пережил немало тяжелых минут и опасных происшествий. Наоборот, его спокойствие является доказательством хладнокровия. Будьте уверены, Чижов сделает все, чтобы обеспечить безопасность и самое быстрое продвижение к Сурунганским горам. Кстати, что означает написанное «Певучие г.»? Вероятно, Певучие горы?

— Да. Наверное, это название, которое присвоили горам эвенки, хотя слово «Сурунган» тоже эвенкийского происхождения. Что оно означает, я до сих пор не знаю.

— Еменку спрашивали?

— Нет. Я был доволен, что он и Чижов сразу догадались, о каких горах идет речь, хотя названия «Сурунган» нет ни на одной карте. Надо будет спросить.

— Я думаю давно пора. Может быть, название «Певучие» или «Сурунган» вам что-нибудь объяснит. А теперь советую вам: спите! Вам нужен покой и сон. Спокойной ночи!

Не знаю, когда заснул Олег, потому что, едва закрывшись как следует в своем спальном мешке, я уже спал и проснулся, лишь услышав звуки обычного будильника: кукареканье Чижова.

Петр Андреевич был весел и на вид совершенно беззаботен. Во время завтрака он встал, хлопнул в ладоши и объявил:

— Товарищи, прошу внимания. Негодяи, которые напали на нас, наверное, обосновались именно в этих, наиболее отдаленных местах. Никто не может ручаться, что они не повторят своей неудачной попытки. Замыслы бродяг неизвестны. Мы хорошо знаем, что это значит, скрываться в тайге и избегать человеческого жилья. Судя по всему, им не хватает самых жизненно необходимых предметов: им нужны патроны, да и соль тоже… Видно, они в таком состоянии, что готовы пойти на все. Иначе бы едва ли посмели напасть на нас, тем более что этим они открыли свое присутствие. Нам нужно остерегаться этих бродяг. Поэтому предлагаю соблюдать следующий порядок: иметь передовое и боковое охранение нашей кавалькады, выдерживать дистанцию между ездоками, вьючных лошадей, которые особенно привлекают бандитов, вести сразу же за первым ездоком. И главное, никто из нас не смеет отставать или удаляться от остальных. Первым поедет Еменка, замыкающим я. Все! Возражения есть?

Наступила тишина. Еменка, видно, из чувства приличия и уважения к Петру Андреевичу сразу же согласился, в то время как Старобор запустил руку в волосы и что-то проворчал. Тамара смотрела поочередно то на говорившего, то на Олега, который упорно молчал, а я был его достойным партнером. Отозвался только Шульгин, заявивший, что подобные предосторожности совершенно излишни. Банда, если вообще о таковой может быть разговор, едва ли посмеет повторить нападение, так как она уже выдала свое присутствие и, наверное, уже скрылась подальше, чтобы избежать дальнейших встреч.

Несмотря на вескость его доводов, Чижов упорно стоял на своем и по установившемуся обычаю поставил свое предложение на голосование. Шульгину, единственному голосовавшему против, пришлось согласиться с мнением остальных.

Олег чувствовал себя вполне сносно и только избегал встрясок и быстрых движений головой. Поэтому ехали мы медленно. Тамара непрерывно кричала Еменке, чтобы выбирал дорогу получше. Олег благодарно улыбался.

Было жарко и безветренно. Вдали над тайгой поднималась темная вершина безымянной горы, которая время от времени терялась за высокой стеной деревьев. Наконец узенькая тропинка вошла под сомкнутый свод деревьев, куда не проникал ни единый луч солнца. К полудню мы добрались до малой речушки и устроили небольшой привал. Пока Тамара со Старобором готовили обед, мы купались в холодной воде и вылезли из нее стуча зубами. Наши лошади тоже вошли в воду, нашли более глубокие места и с видимым удовольствием погрузились так, что торчали из воды только их головы.

Дальнейший путь прошел без каких-либо препятствий и неожиданностей. Даже на открытых местах мы соблюдали установленный порядок, а когда уже вечерело, Еменка и Чижов выбирали для лагеря такое место, где незаметное приближение кого бы то ни было почти исключалось. Мы остановились в узкой долине, по которой с одной стороны протекала довольно широкая река, а с другой — поднималась отвесная скала. При осмотре окрестностей выяснилось, что за рекой тянулись обширные болота. Значит, с той стороны опасаться было нечего. Крутая скала с южной стороны была совершенно недоступна, и, таким образом, оставался единственный подступ по долине, который стерегли собаки.

На небосклоне постепенно угасали красные отблески вечерней зари и алые облачка теряли свой блеск, пока не слились с наступающими сумерками. Последние лучи солнца ложились на скалу узкими полосами и окрашивали одиночные деревья и кусты во все цвета радуги.

Потянул ветерок, зашелестел в верхушках деревьев. Темнота опустила на землю свой занавес.

Где-то поблизости протяжно прокричала сова, потом все стихло. После ужина мы еще немного посидели у костра. Тишина в тайге казалась совершенно необычной. Нас угнетало чувство, будто все вокруг подстерегает и в следующее мгновение что-нибудь произойдет. Чижов сидел задумавшись и крутил в пальцах стебелек травы. Еменка тоже был погружен в мысли, а Шульгин ковырял палкой в огне костра. Олег с Тамарой сидели в стороне на медвежьей шкуре и тихо о чем-то разговаривали. Старобор улегся около огня, покуривал и мурлыкал мотив старой народной песни о Байкале.

Я встал и вышел из круга, освещаемого костром. Мне казалось, что меня никто не видит, в то время как я видел всех своих друзей, освещенных оранжевым пламенем огня.

О чем они думали?

Совсем незаметно ко мне подошел пес Верный и стал тереться головой о голенища сапог. В темноте его глаза блестели. Когда я нагнулся и приласкал его, он, прыгнув от радости, чуть не сбил меня с ног. Сурова жизнь охотничьей собаки в тайге, поэтому она благодарна за каждую ласку, полученную от человека. Верный был резвой, веселой и чрезвычайно смелой собакой. Сейчас он разнежился, и когда я перестал его гладить, он несколько раз провел своей лапой по руке, чтобы я продолжал. Но вдруг он поднял голову, насторожил уши и грозно заворчал. Одновременно отскочил от меня и прислушался. Я напряг слух, но ничего подозрительного не слышал. Пес некоторое время всматривался в темноту, затем успокоился и уселся рядом со мной. Мы улеглись в своих палатках спать, и только Старобор еще крутился около лошадей.

Для людей ночь в тайге — это тайна за семью замками. Мне казалось, что я уже совсем заснул, как вдруг раздались совершенно неописуемые шум, вопли и рев. Прежде чем я пришел в себя, в нашу палатку ударило что-то пыхтящее и сопящее, колья затрещали, затем последовало еще несколько ударов… и палатка свалилась нам на головы. Олег закричал, я тоже… Мы с трудом выбрались из спальных мешков и из-под полотнищ палатки и пытались нащупать свои ружья, в то время как вокруг продолжали раздаваться голоса наших товарищей, топот, крики, странное хрюканье и хриплый лай собак.

Что случилось?

Вот когда мы узнали, что значит оказаться вблизи свирепого хищника — амбы, то есть тигра. Не то чтобы этот грозный властелин непроходимых, дремучих лесов и чащ лично удостоил нас своим посещением. Нет! Но одной его близости было достаточно, чтобы вызвать панику в его «стаде».

Почему «стаде»? Дело в том, что сибирские охотники утверждают, будто тигр «пасет» стада диких кабанов. Вообще этот «страшный пастырь» держится около стада диких свиней лишь затем, чтобы постепенно их вылавливать и пожирать.

Стадо кабанов имеет своего вожака, который отличается большой осторожностью. Почуяв опасность, он быстро уводит своих подопечных в иное место. Тигр, конечно, следует за ними по пятам и в большинстве случаев не остается без добычи.

Дикие свиньи перешли через болото, переправились через реку и продолжали бегство по узкой долине. Здесь на их пути стали наши палатки, которые они разбросали, словно карточные домики.

О присутствии тигра мы даже не подозревали, но после серьезного замечания Еменки и Чижова, чтобы мы соблюдали полную тишину, держались настороженно.

Старобор и Чижов успокаивали перепуганных и сбившихся в кучу лошадей.

Вдруг в ночной тиши раздался такой рев, что у меня по телу пробежал мороз. Рев был протяжный, полный ярости и звучал словно грозные раскаты далекого грома.

Это был тигр.

Старобор замер, в то время как Чижов и Еменка приложили руки к ушам, чтобы в случае повторения рева точнее определить его направление. Шульгин хлестал прутиком по штанам и цедил сквозь зубы:

— Ах ты, дьявол полосатый! Откуда ты тут взялся?

Тигр оповещал тайгу, что он на охоте.

Еменка и Чижов присутствию тигра придавали очень большое значение, так как в этих краях он почти никогда не появлялся. По их мнению, это мог быть только «пришелец», который всегда более опасен и дерзок, чем «оседлый» амба.

В данном случае мы имели дело с тигром, который либо уже был «пастырем» диких свиней, либо только что их выследил, но потерпел неудачу.

Наши с тигром дороги пересеклись, и, по мнению Еменки, мы не имели права уклоняться от встречи. Хотя закон тайги ничего об этом не говорит, но честь охотника не позволяет оставить амбу без внимания. Однако для нас это означало задержку, так как преследование тигра — дело нелегкое, связано с большими трудностями и требует много времени, усилий и опыта. Этими качествами полностью обладали Еменка и Чижов.

Но в то же время неожиданно подвернувшийся случай такой охоты был настолько заманчив, что отказаться от него никто не мог.

Я уговаривал Олега, чтобы он не пропускал такой редкой возможности и согласился прийти к Сурунганским горам на два-три дня позже. Шульгин тоже убеждал и доказывал, что было бы прямо-таки грешно оставлять тигра безнаказанно злодействовать в тайге.

Конечно, Еменка и Чижов не скрывали всей опасности и трудности охоты на тигра. Для такой охоты нужно безотказное и хорошо пристрелянное оружие и совсем не годится гладкоствольное ружье.

У всех участников экспедиции были штуцера и дробовики, кроме Тамары и Олега: они имели только одни дробовики и могли принять участие в охоте только в качестве «резерва».

С самого утра Еменка и Чижов отправились разыскивать следы тигра. Мне не хотелось оставаться бездеятельным, и поэтому я спросил Шульгина, не пойдет ли он со мной по следам кабанов, и одновременно попросил у Старобора позволения взять с собой его пса Верного. Лесничий немного колебался, но все же согласился.

Сначала следы кабанов были почти незаметны. Тем не менее мы их нашли. Пес, поняв, что мы ищем, вскоре уверенно вел нас по следу, оставленному многочисленным стадом. Пока отпечатки копыт в мягкой почве были хорошо видны, выслеживание не представляло никакого труда. Но когда мы подошли к густому молодняку, наш пыл несколько остыл, так как нам совсем не хотелось ползать между колючими кустарниками и сплетением сухостоя и бурелома. Шульгин предложил обойти чащу и убедиться, не выбрались ли где-нибудь кабаны из нее. Однако чаща оказалась такой большой, что снова напасть на след нам удалось лишь после долгих поисков. Следы шли к широкой поляне и терялись на скалистом берегу неизвестной речки. Верный вошел в воду, принюхался, вернулся и повел нас вдоль берега, потом влез в речку и попытался переплыть на ту сторону. Не оставалось ничего другого, как поискать брод. Едва Верный отряхнулся от воды, как остановился словно вкопанный, оскалил зубы и злобно зарычал.

Я невольно сорвал ружье с плеча. Но на открытом месте не было видно ни одной живой души. Тем не менее пес не трогался с места.

— Какого черта пес дурит? — злился Шульгин, но потом нагнулся, внимательно осмотрел землю и звонко свистнул.

— Посмотрите, посмотрите! — говорил он взволнованно и тянул меня за рукав к земле.

Став на колени, я увидел на почве почти круглый отпечаток лапы и тонкие полоски когтей. Длина следа составляла немного более 16 сантиметров, а ширина чуть меньше. Это был след тигра. От одной мысли, что он может находиться вблизи, я почувствовал прилив крови к голове.

— Амба… видите? — сказал лесничий, понижая голос.

— Только отпечатки его лап, — не задумываясь отвечал я.

— Значит, он здесь и нам надо быть начеку. Тигр не всегда охотится ночью.

— Как бы он, чего доброго, не напал на нас.

— Вполне возможно. Я уже несколько раз слышал, как тигр, которого не преследовали и не ранили, прятался перед охотником, давал ему пройти, а затем набрасывался сзади. Меня не привлекает такое знакомство, а потому надо быть начеку. Хорошо хоть, что с нами есть собака.

И действительно, Верный оказал нам неоценимую службу, без него следы тигра мы наверняка бы просмотрели.

Вскоре нашлись и следы кабанов. Нам удалось установить интересное обстоятельство: кабаны продвигались по воде. Их, видимо, вел очень опытный вожак, старался затруднить тигру преследование. По всем признакам, амба не жалел усилий, выслеживая кабанов; продолжать изучение его следов не было смысла. Поэтому мы повернули к первому броду через речку и еще не дошли до него, как Верный начал лаять. Его лай не говорил об опасности, поскольку он радостно подпрыгивал и вертел хвостом. Он почуял собак нашей экспедиции, которые через минуту к нам прибежали.

Как оказалось позднее, дорога вдоль реки вела к Сурунганским горам, и, таким образом, преследуя тигра, мы практически не теряли времени.

Разбив лагерь около реки, Еменка с Чижовым пошли осматривать окрестности. Вернулись они уже вечером. Им удалось установить, что тигр несколько раз прошел по болоту. По-видимому, опять описывал свои большие круги.

Мы соблюдали полную тишину. Вполне понятно, говорилось только о тигре и на темы, связанные с ним.

Что будем делать завтра?

После длительного обсуждения, решили, что совсем ранним утром разделимся на две группы и осмотрим болота. Одну группу возглавит Чижов, а вторую Еменка. Поскольку все хотели участвовать в охоте, устроили жеребьевку, кто останется в лагере около лошадей. Вытянул жребий Шульгин и проклинал выпавшую на него задачу.

Разбивка на группы оказалась нелегкой. Тамара не хотела идти без Олега. Поскольку никто из них не имел штуцера, Олег одолжил его у Шульгина.

Наконец мы договорились, что Еменка пойдет только со мной, а к Чижову присоединится Старобор, и таким образом их группа состояла из четырех человек.

Утренняя заря застала нас уже в походе. Около болот мы разошлись. Еменка взял с собой собаку, Чижов вторую, а третья осталась в лагере.

Продвижение по болоту было чрезвычайно изнурительным. Нам приходилось продираться через колючие кустарники. Руки, голова и шея были искусаны мошками, исцарапаны сухими ветвями отмерших деревьев. Одежда кое-где была изорвана, и все тело ломило от усталости. К полудню мы установили, что кабаны опять заметили своего страшного врага и поспешно покинули опасные места, направляясь к реке.

Немного передохнув, мы снова возвратились к реке. Было жарко. Вдруг наша собака сердито заворчала и, ощетинив шерсть, прижалась к земле. Еменка бросился на землю и заставил меня сделать то же самое. Я лежал в высокой траве и былинки щекотали нос. Осторожно приподняв голову, я поднес к глазам бинокль. В солнечном освещении перед объективом промелькнуло что-то похожее более на огромное пресмыкающееся, чем на тигра.

Низкие заросли заставляли его ползти.

Он делал это так проворно, что казалось, скользил по земле, движимый невидимой силой. Честное слово, в этом движении было что-то страшное. Хотя хищник находился далеко от меня, я невольно схватился за штуцер. Но тигр, словно дух, исчез в густом кустарнике. От охотничьего азарта у меня дрожали руки. Я беззвучно подполз к Еменке, но тот призвал меня к спокойствию и рассудительности. Но чем могло помочь спокойствие и рассудительность, если тигра мы больше не видели. Над нами только гудели надоедливые мошки, а кедровки как бы посмеивались над тем, что мы напрасно здесь лежим.

Вернувшись в лагерь, мы застали Шульгина, сидевшего около палатки. Он что-то чертил и писал. Мы рассказали о всех наших похождениях, и он с улыбкой заметил, что следующий раз, когда пойдет он, результаты будут совсем другие.

Чижов со своей группой вернулся только под вечер. Им долго не удавалось обнаружить следов тигра и кабанов. Потом они установили, что кабаны, по-видимому спугнутые тигром, весьма поспешно покинули болота. Вслед за тем нашли отпечатки лап амбы, но не могли продолжать преследования, так как кабаны опять шли вдоль реки, а местами переходили с берега на берег, и это затрудняло продвижение.

Нам нужна была лодка, на которой мы бы могли плыть вниз по реке, но о лодке не могло быть и речи; поэтому решили соорудить два плота. Сухих деревьев было достаточно. Спустя несколько минут все занялись рубкой и пилкой деревьев. К вечеру оба плота были готовы, а их грузоподъемность испытана.

Решили отправиться на рассвете, ожидая от этого больших успехов, чем днем. Мы плыли по течению, и Еменка бесшумно управлял плотом. Вскоре мы попали в узкий проход в камышах. Внезапно на берегу раздался странный шорох. Казалось будто кто-то раздвигал кусты, но как только Еменка остановил плот, все снова стихло.

Но вдруг направо зашевелился камыш, указывая место, где двигался наш упрямый провожатый.

— Амба, — прошептал охотник.

В то же мгновение я прицелился. Эхо громового раската моего штуцера повисло в воздухе, и вслед за тем прогремели два выстрела Еменки.

Раздался такой рев, что у нас в жилах застыла кровь.

— Попали! — дрожащим голосом воскликнул Еменка.

Когда воцарилась тишина, причалили к берегу. Пес глухо скулил и медленно шел вперед. С ружьями наготове мы следовали за ним. И тут нашли первые следы — помятый камыш, местами окрашенный кровью.

Дальнейшее преследование было опасным, потому что раненый тигр часто залегает и подстерегает своих врагов, чтобы неожиданно на них наброситься.

Мы вернулись к плоту и стали дожидаться Чижова и его группы. Они должны были спешить к нам, так как слышали выстрелы.

Вскоре они появились, и первый их вопрос был — где тигр?

— На красной ниточке, — ответил Еменка и рассказал о случившемся. А когда полностью рассвело, мы тщательно осмотрели место, где подстрелили тигра. Начиналась самая тяжелая и опасная стадия нашей охоты: поиски раненого зверя.

Мы осторожно шли за Еменкой и Чижовым, которые вели своих собак на поводках.

По-видимому, тигр был тяжело ранен, потому что оставил после себя большую кровавую лужу.

Около малой речушки собаки потеряли след. Хитрый зверь последовал примеру обманувших его кабанов и двигался по руслу речки. Мы не знали, пошел ли амба по течению, или против него, и разделились на две группы. Со мной, против течения, отправились Еменка и Шульгин, а Чижов со Старобором и Олегом в обратном направлении. Продвигались мы очень медленно. Еменка передал мне собаку, а сам с Шульгиным старательно осматривал берег. Наконец почти после двух часов крайне утомительного продвижения собака нашла место, где тигр вышел из воды.

Шепотом Еменка предупредил нас соблюдать полнейшую тишину и осторожность, потому что коварный зверь мог свернуть со своего пути, вернуться обратно и залечь в засаде. Между тем мы тихо и осторожно шли вперед. Перед нами простиралась скалистая возвышенность, поросшая кустарником и редким лесом. В этом месте залег раненый тигр.

Что он здесь, нам подсказывало поведение собаки: дрожа и ощетинившись, она беспокойно оборачивалась во все стороны. Об этом говорила и еще одна примета: любопытные кедровки резко кричали и перелетали с места на место.

Несмотря на нашу предельную осторожность, все же тигр нас заметил первым и внезапно показался в таком месте, где мы совершенно не ожидали его увидеть. Он лежал правее нас, среди крупных камней, под упавшим деревом, цвет которого почти сливался с его шкурой.

С оглушительным ревом он пролетел огромным прыжком по воздуху. Прежде чем я успел согнуть палец, чтобы нажать на спуск ружья, воздух разрезали гулкие выстрелы моих друзей.

Тигр изогнулся, словно стальная пружина, и я не увидел, куда он упал.

Только ужасный крик человека говорил, что он все же нашел среди нас свою жертву. Я вскочил, чтобы броситься на помощь товарищу, и тут увидел страшную картину: на небольшом пространстве между деревьями метался тигр, тут же лежал лесничий Шульгин.

Тигр снова присел на лапах и приготовился к новому прыжку.

Я прицелился в голову хищника и нажал спуск раз… второй. Третий раз я выстрелить не успел, так как прогремели выстрелы и смертоносный прыжок тигра оборвался. Он перекувырнулся в воздухе и грузно грохнулся на землю.

Еменка очутился около лесничего раньше меня, и по его лицу я понял, что дело плохо. Раненый лежал лицом к земле, и, когда его перевернули на спину, открылась страшная рана на груди и в боку. Бедный Шульгин! Тигр запустил в него свои смертоносные когти. Ранение было слишком тяжелым, и едва ли он выживет. Мы быстро стянули истерзанный пиджак и рубашку и сделали перевязку бинтами, которые всегда носили в охотничьих сумках. Затем Еменка поднес к его рту пузырек с живительной жидкостью из женьшеня, которую пострадавший длинными глотками выпил почти до дна.

Шульгин посмотрел на нас потускневшим взглядом и чуть слышно прошептал:

— Не оставляйте меня умирать здесь.

В следующую минуту он закрыл глаза и болезненно скривил лицо. Видно, страшные раны причиняли ему сильные мучения.

Что делать?

Решили соорудить простые носилки, отнести лесничего на плот и поскорее доставить в лагерь.

Я опасался, перенесет ли раненый трудную дорогу, но он оказался выносливее, чем я ожидал. Наконец мы добрались до лагеря и были радостно встречены Тамарой. Но, увидев, что случилось с лесничим, она бросила все и побежала в палатку, где находилась аптечка. Тамара старалась как только могла, не причиняя боли, перевязать раны пострадавшему. Во время перевязки Шульгин потерял сознание и очнулся только вечером. Мы дежурили около его постели. Когда около него находились я и Тамара, он пришел в себя и попросил позвать Олега и Чижова. Тамара вышла, и я спросил его, что он хочет. Больной хотел пить, и я подал ему холодный чай с примесью отвара женьшеня. Губы у Шульгина совсем пересохли, он глотал с трудом.

Пришли Олег с Чижовым, и лесничий попытался немного приподняться. Ему помогли.

Некоторое время он молчал, тяжело дыша. Затем взглянул на Олега и еле слышно сказал:

— Всех вас я обманывал… Я организовал нападение, слышите, я лично.

От изумления никто из нас не знал, что сказать.

— Все это пустая фантазия и выдумки раненого, у которого горячка ударила в голову, — возмущался Чижов.

— Эх, если бы это было так! Но я знаю, что говорю. Я действительно совершил тяжелое преступление, и вы вряд ли мне его простите.

— Федор Лаврентьевич, уверяю вас, мы все вас заранее прощаем, — подчеркнуто заявил Олег.

И Шульгин нам все рассказал. Он сын бывшего промышленника. Когда Красная Армия разгромила интервентов и белогвардейцев, хотел бежать за границу, но не удалось, и тогда он приехал в Москву. Здесь встретился со старым знакомым, бывшим крупным купцом Пуговкиным, тот проживал под чужим именем у своего родственника. Хитрый купец понял, что к прошлому возврата нет, быстро «перекрасился» и стал председателем крупного торгового кооператива, образовавшегося во время нэпа. Шульгин на некоторое время задержался в Москве, а потом вернулся в Сибирь и стал работать лесничим. Однажды он снова встретился с вернувшимся в Сибирь купцом Пуговкиным, который к этому времени устроился товароведом по скупке пушнины. Жил Пуговкин в Иркутске. Работал лишь чтобы дослужиться до пенсии и таким образом оправдать свое материальное благополучие. Его, любителя легких, нетрудовых доходов, ужасала перспектива того, что однажды ему придется начать скромную жизнь. Он строил всевозможные планы, пока, наконец, не вспомнил старого геолога Ивана Фомича Феклистова. Пуговкин разыскал в своих старых записях копию письма Феклистова к сыну и решил во что бы то ни стало воспользоваться сокровищами. Он был убежден, что исследователь тогда нашел в тайге богатые месторождения золота, которые завещал своему сыну.

Однако Пуговкин уже был стар и сам не мог осуществить свой план. Поэтому нашел себе подходящего помощника в лице Шульгина и вместе с ним выехал в Ленинград. Там он узнал, что внук Ивана Фомича, Олег, живет в доме своего отца. Пуговкин сразу сообразил, что это может только облегчить осуществление его намерений. Разыскал Олега, представился вымышленным именем и вдобавок использовал письмо, которое дед Олега когда-то написал фельдшеру Николаю Никитичу Боброву.

Когда же ему не удалось получить книгу с записанными данными о местонахождении сокровища, он подговорил Шульгина произвести налет на квартиру.

Шульгин не дерзнул сам произвести взлом. Для этого ему не хватало необходимого опыта. Но Пуговкин знал, что делает. Разыскал в Ленинграде бывшего трактирщика, которого знал еще до революции, и тот ему нашел «подходящего» человека. Потом совместно с ним Шульгин совершил налет на дачу Олега.

Чтобы не выдать истинной цели грабежа, Шульгин, кроме томика Пушкина, украл еще несколько драгоценностей, которые в виде вознаграждения оставил взломщику. Книгу он передал Пуговкину, и тот сразу же стал нетерпеливо ее листать, пока не нашел запись и план, но не смог разобрать зашифрованных цифр. Пуговкин со злостью бросил книгу.

Шульгин же успокаивал его, что еще не все потеряно. Это только затруднит поиски сокровища, и они займут больше времени. Главное — они имеют основную ориентировку.

Однако после второго визита Пуговкина к Олегу положение изменилось. Олег сообщил бывшему купцу о своем намерении поехать в Вертловку. Пуговкин сообразил, что внук хочет отправиться за сокровищами своего деда, и у него родилась мысль убрать нежелательного наследника. Шульгина якобы ужасала мысль о чем-либо подобном, но Пуговкин его уговаривал, а когда уговоры не помогли, пригрозил ему.

Угроза подействовала. С тех пор Шульгин стал послушным инструментом в руках Пуговкина.

Он втянул в дело еще двух человек, подобных им. Пуговкин знал также старого охотника Орлова и предвидел, что Олег, наверное, явится именно к нему. Тогда он выслал Шульгина на разведку. Тому удалось узнать от ничего не подозревающего Родиона Родионовича, что Олег приехал к Чижову.

Пуговкин хорошо знал, что Олег один не сможет совершить поездку в отдаленные места тайги и, наверное, потребует проводника или сопровождающих. Поэтому поручил Шульгину добиться участия в экспедиции и завоевать доверие Олега.

Остальные заговорщики должны были тайно следовать за нами.

По всему было видно, что Пуговкин все хорошо учел и продумал.

После приезда Олега экспедиция стала действительностью, и Шульгин достиг задуманного. Под предлогом составления описаний до сих пор неизвестных участков тайги ему удалось стать членом экспедиции. Чижов и Старобор видели в нем знатока тайги, а следовательно, подходящего и ценного участника.

Уже будучи среди нас, Шульгин сразу же понял, что Олег скрыл ото всех действительную цель экспедиции. А это в значительной степени облегчало ему осуществление преступного плана.

В данных обстоятельствах действительная причина убийства Олега, единственного человека, знавшего о сокровище, оставалась бы полной тайной и могла быть объяснена, как дело рук случайной банды таежных грабителей.

Пуговкин был убежден, что у Олега будут с собой точные данные о местонахождении сокровища, и поручил Шульгину обязательно раздобыть его записи. Они не должны были попасть в чужие руки.

Теперь лесничий понимал, что его первоочередная задача — выкрасть записи. Если устранить Олега, их дело будет выиграно, так как без Олега никто из экспедиции к Сурунганским горам не поедет, и поиски сокровищ целиком перейдут к заговорщикам.

Порученное лесничему обозначение дороги весьма облегчало задуманное злодеяние. Шульгин отставал, чтобы поддерживать связь с участниками и сообщать им о ходе событий. Но его сообщники оказались настолько неосторожны, что с самого начала ночью разожгли большой костер, замеченный, к их счастью, только одной Тамарой. Поэтому на следующий день Шульгин разыскал своих сообщников и как следует отчитал за халатность, которая вызвала нежелательные подозрения и могла выдать их с головой. Свое опоздание он объяснил нам тем, что заблудился среди сухостоя, где у вьючной лошади перетерлась подпруга.

Когда же на следующем переходе мы застряли в болоте, он разыскал своих сообщников, чтобы облегчить им дорогу. Следующая и наиболее важная встреча заговорщиков произошла в то время, когда мы искали осколки болида. На случай, если бы мы потеряли друг с другом связь, Еменка объяснил нам дальнейшее направление нашего следования и назначил сбор около каменного ущелья, которое подробно нам описал. Тогда Шульгин сообразил, что узкое ущелье словно создано для нападения. Едва мы разъехались, он поспешил к своим сообщникам. Обсудил с ними до мельчайших подробностей весь ход подлой операции. Поскольку Олег был им известен только по описанию, он решил ехать впереди него, чтобы они точно знали, в кого следует стрелять. Они не сомневались, что заговор удастся. Но тем не менее договорились на случай неудачи: заговорщики должны будут выжидать следующий удобный момент, вести себя еще осторожнее и без ведома Шульгина ничего не предпринимать.

Шульгин рассказывал с длительными передышками. Видно было, что говорить ему трудно.

— Олег Андреевич, прежде чем я начал свою исповедь, вы сказали, что заранее мне все прощаете… Теперь, когда вы все знаете, я понимаю, что это немыслимо и… совершенно невозможно.

Шульгин закрыл глаза. Олег сел рядом с ним и сказал дрожащим от волнения голосом:

— Вы сделали много плохого, но своих слов я обратно не беру… я вам прощаю!

Шульгин два дня бредил в жару, на третий день ему стало легче. Ночью состояние больного снова ухудшилось, нам пришлось дежурить у его постели.

В последние минуты жизни он попросил Чижова написать за него короткое завещание. Признавался в нем во всем и указывал своих сообщников. Затем погрузился в сон и больше не проснулся. Смерть лесничего поставила нас в затруднительное положение. Продолжать путь или вернуться в Вертловку и сообщить обо всем случившемся властям?

После длительного обсуждения мы пришли к выводу, что прекращать экспедицию к Сурунганским горам, от которых нас отделял всего двух- или трехдневный переход, было нецелесообразно.

Нас беспокоили сообщники Шульгина, которые не знали о его смерти и, наверное, ожидали дальнейших указаний. Следовательно, смерть лесничего нужно было скрыть даже в случае, если бы они следили за лагерем.

Поэтому мы выкопали могилу в палатке и покойника временно похоронили в ней. Землю тщательно выровняли и нанесли могилу на небольшом плане. Кроме того, на всякий случай описали все происшедшее в протоколе, составленном в трех экземплярах, который подписали все участники экспедиции. Один экземпляр взял Чижов, второй Олег, а третий был вручен мне.

Забегая вперед, скажу, что два сообщника Шульгина в дальнейшем были пойманы и наказаны по закону.

В довольно подавленном состоянии мы, наконец, свернули свои палатки и покинули лагерь.