На пороге стояли Юра с Моникой. Юра был мрачнее тучи.

— Где ты была?

— Каталась по городу на лодке.

— Ты вообще думаешь своей головой, что ты творишь?! — шипел он.

— Ты сам сказал, что за покушениями стоит не Дарий. — в моем голосе прорезался металл, Юра опешил. — На моем мобильнике, не было ни одного неотвеченного вызова.

— У нее есть сотовый?! — Юра уставился на Монику.

— Да… я совсем забыла… — Ника, широко распахнув глаза, закрыла себе рот ладонью.

— Молодцы девочки! — было видно, что он не знает что делать, заорать или рассмеяться.

— Юра, я бы поговорила еще с Моникой, а потом, если ты конечно не против, я собираюсь спать. — было в моем голосе что-то новое для меня, еле уловимое и еще не понятное, но Юра эти изменения тоже почувствовал.

— Спокойной ночи. — стушевавшись он ушел, не дожидаясь нашего ответа.

— Ну ты даешь. — выдохнула Моника, спустя некоторое время, а потом тихонько рассмеялась. — Мобильник, ну конечно, я забыла совсем.

— Ничего, у тебя будет время купить его из остатков моей зарплаты, пока я буду болеть. — съязвила я, скорее от страха перед предстоящим, чем из желания ее задеть.

— Ты всегда знала, как погасить любую бурю, готовую вот-вот разразиться. — сказала она, садясь рядом и глядя на меня полными обожания синими глазами.

— А ты, едва появилась в моей теперешней жизни, сразу заполнила собой ее пустоту, и все стало правильно и просто, хоть и абсолютно безумно. — с улыбкой сказала я ободряя подругу, а возможно себя.

— Дарий скоро вернется?

— Да… Почему ты его так недолюбливаешь?

— Это неправильное слово, думаю, я его просто боюсь.

Я уставилась на нее, удивленная таким внезапным откровением.

— Почему?

— Есть в нем что-то такое, от чего мороз пробирает, до глубины души.

Я рассмеялась. — Возможно, ты и права.

Балконная дверь тихо открылась, и в комнату вошел Дарий.

— Ненавижу передвигаться таким способом. — сказал он с кривой усмешкой.

— Каким?

— Карабкаться по стенам.

— А двери не для тебя? — спросила я с улыбкой.

— Ты хочешь, чтобы Юра сразу запеленговал мой приход? Он же как радар, улавливает любое проявление силы.

Я смутилась, а Дарий подошел и тоже сел на кровать. Я тут же почувствовала себя больной, к которой пришли друзья, чтобы проведать.

— Давайте покончим с этим. — твердо сказала я и протянула руку к шкатулке, которую держала Моника. Моя рука дрожала. Ника быстро вложила ее мне в руку и отошла к окну. В шкатулке на атласной подложке лежал хрустальный пузырек, запаянный воском. Я сорвала печать, открыла его и посмотрела на Дария, ища поддержку.

— Я никуда не уйду. — тихо прошептал он, но его голос дрожал от плохо скрываемого волнения.

— Я тоже останусь. — заявила Моника, садясь в кресло и нервно закуривая. — Я все равно не засну.

Было непонятно, сказала ли она это для меня, желая поддержать или для Дария, ставя его перед фактом.

Я залпом выпила странную жидкость. Это была вода, но вкус ее был необычен. Я так и не успела разобраться, что же она мне напоминает, как вдруг поняла — уже началось.

Мое тело стало тяжелым, его словно вдавило в кровать, а голова занялась огнем. Это пламя распространялось с медленной методичностью, сантиметр за сантиметром, опускаясь все ниже. Вот уже горло объято огнем, который тянулся дальше, наполняя меня и сжигая одновременно. Теперь уже пылала и грудь, мне казалось, что я вдыхаю языки пламени и выдыхаю огонь. Так продолжалось до тех пор, пока я вся, до кончиков пальцев и волос не была захвачена пламенем, которое, добираясь до каждой клеточки моего тела, превратило меня в чистый огонь.

Этот огонь сжег тяжесть и я стала легкой как перышко, я больше не чувствовала тела, остался только разум и чувства, которые оголились и впитывали в себя каждое движение воздуха, каждый звук и цвет.

Я открыла глаза, и меня объяло удивление. Не было не только комнаты, гостиницы и города! Я видела звезды, мерцающие таинственно вдали, планеты, шествующие по своим орбитам величаво, а передо мной была Земля, укутанная облаками, согретая с одной стороны Солнцем и спящая в мирной тени с другой. Я видела лицо Земли, и оно было мне незнакомо. Другие незнакомые материки, Земля стала вращаться очень быстро, меняясь и преображаясь на моих глазах. Часть материков уходила под воду, часть поднималась из вод океана. Все происходило очень быстро. Наконец я увидела знакомые очертания, и я мысленно устремилась к Земле и она приблизилась. Я поняла, как двигаться и, управляя своим странным полетом, ринулась вниз. Легко и быстро оказавшись у облаков, минуя их гостеприимные, пушистые объятья, я опускалась ниже.

Перед моими глазами проносились странные видения, цветущие сады сменялись песками пустыни, города строились и разрушались, люди рождались и умирали. Цивилизации сменяли друг друга, со скоростью калейдоскопа, перед моим взором проносились картины древней истории планеты, наполняя меня знанием. Восстанавливая память, возвращая всю боль и ужас, которые были приглушены в моей недолгой человеческой жизни, но не забыты — все это я видела раньше во снах и своих странных видениях, считая, что я схожу с ума.

Седая древность, где УЖЕ не просто и слабый обречен на смерть, которая залог для продолженья рода сильных.

Шумеры, змеи, культ; расцвет, упадок, гибель и пески сокрывшие следы, остовы храмов.

Египет, Фараон, жрецы, храмы, служения богам, гробницы и рабы, ценою жизни возводящие все это.

Рим, Император, войско, битвы, гибнущие люди; шествие огня и меча по земле; рабы, гладиаторы, жестокие забавы.

Северяне, мудрость и отсутствие войны, прекрасные селенья, люди, дети; предательство и смерти; насаждение чужой веры, боль и страх.

Ватикан, жестокость, строгость, пытки; борьба за власть, охота на ведьм.

Все это и многое другое в один миг наполнило меня, болью и радостью, ужасом и гневом. Я видела и себя среди этих событий.

Прекрасная Индия, мудрая и строгая, радостная в празднике и страшная в нищете и болезни. Там я босая, с развевающимися волосами, в легком сари, сидя в позе лотоса, постигаю мудрость созерцания.

Вот север, холод, снег, у костра шаман, бьющий в бубен в странном танце, призывает дух Земли, и я уже по-другому ее слышу и понимаю, значительно лучше.

Китай, Япония, Тибет. Запах сакуры цветущей, риса и безмолвие вершин.

Я знаю все это, оно во мне давно живет. Я в скорби, слышу мысли, людей, которыми я окружена и все они, куда бы я ни шла, мечтают о богатстве, и незаслуженных дарах. Хотят чужого счастья, в безумном беге не замечая своего. Я ухожу от них, я переполнена их черной злостью, завистью и болью, страданием и непониманием своей судьбы. Я не хочу отныне воплощать их черные мечты. Как мало света, чистых душ! Мне надо удалиться и научиться блокировать свой дар! Как много я еще вреда могу принести, перевешивая чашу тьмы, реализацией чужих желаний, не моих, но тех, кто меня окружает. О, люди, зло и радость сердца моего!

И вот бреду я средь людей, глухая к мыслям и страданьям, не слыша больше их мечты, не обременяясь больше пониманьем. Который год, который век, тысячелетия мелькают. Что же творишь ты человек, на что своих детей ты обрекаешь? И словно искры в этой тьме, я души чистые встречаю, почувствовав их чистоту всегда, я с радостью мечты их быстро воплощаю. И закрываюсь вновь, сбегаю от людей, бреду в тиши, но как же мне самой покой найти? Моя душа вся занемела, и кровоточит с каждым днем сильней, с саднящей болью я дружу теперь. Ну, разве этого вы все хотели, мечтая ночью, перед сном?

Ночь лунная, осенний лес, бреду дороги я не разбирая. Вдруг сзади лай собак, свет факелов и крик толпы, бегущей по моим следам:

— Держи ее скорей, Держи!

Вот «ведьма» слышится со всех сторон, я не сбегаю, сколько можно уходить, ВСЕ, сегодня я позволю им себя убить!

Позорный столб уперся в небеса, разорвана моя одежда в клочья, у ног сжирая хворост, пламя занялось, поднять бы руки к небу и смеяться! Но руки связаны, привязана к позорному столбу я крепко, и милости просить не буду. Ведь смерть это начало, не конец. Вот слышу крик, толпы, беснующейся в исступленье:

— Сожги ее, святой отец, сожги!

Но вот молитва вдруг оборвалась, а дальше крик поднялся, леденящий душу, холодящий кровь, крик боли и страданья, крик смерти, но чужой. Я присмотрелась, чтобы разглядеть, что происходит, сквозь завесу дыма и огня. Вот вижу черного огромного коня, и конь гарцует средь людей, он топчет их сбивая в кучу, а всадник черный, что в седле, мечем разит тех палачей, обычных перепуганных людей.

Он словно тьма и сама ночь, размел безликую толпу, прогнал всех прочь. Столб опустел, объят огнем, а я в седле, в объятьях черноты, что притаилась в складках теплого плаща, при лунном свете, покидаю место линча.

Вот холод льдом сковал меня, вдруг с ужасом я поняла, сейчас меня, закутав в плащ, сковав стальным объятьем сильных рук, от смерти спас другой палач. Я обернулась в поисках лица, под шляпой, словно два рубина, глаза вампира, красным обожгли меня!

Рассвет забрезжил вдалеке, ночь миновала, ушел страх, а я живая, в тепле костра, что разведен был не убить, согреть он должен был меня. Что может значить этот сон? В лучах рассвета стоял он! Вот мой испуг сменился удивленьем, исчадью ада я обязана своим спасеньем!

— Что за жестокая насмешка, и чем обязана я милостью такой?

— А вы хотели, чтоб я вас на растерзание оставил?!

— От вас я помощи уж точно не ждала!

— Зато покинуть этот мир вы захотели, а я и Маркус дальше мучиться должны?

— Вам что же без меня здесь будет скучно?

— Ну, нам не знаю, людям точно, кто будет исполнять все их надежды и мечты?

— Вы только что, казнили беззащитных!

— Не страшно, расплодятся вскоре, зато запомнят навсегда, что трогать вас, накликать горе!

— Я кажется чего то не пойму. С чего вы обо мне вдруг так печетесь?

— Я не могу сказать, что я доволен, своею жалкой одинокой долей. Однако вред вам причинить я не позволю!

— Так я защитника вдруг обрела, и в чьем лице?!

— Лицо мое вам может неприятно, дело вкуса, однако вы забыли о балансе сил!

— И кто бы мне об этом говорил!

— Ну, оскорбляйте, сколько захотите, я вам оставлю воду пищу и коня, и обещаю, что если вы и впредь погибнуть захотите, то там вы непременно встретите меня.

— Каков наглец, с чего вдруг благородство вы разыграть решили в этакой глуши?

— А может, я обеспокоен спасением своей души?

— Ее спасти, по-моему, уже нельзя!

— Так помолитесь за меня!

— Вы для начала убивать бы перестали!

— А если перестану, что тогда?

— Это неслыханно, такому не бывать!

— Ну, за меня не стоит вам решать.

— Как можно, вы князь тьмы!

— А вы раба желаний, словно джин!

— Да, оскорблять умеете вы тоже!

— Я понял, я пойду пройдусь, а вы тут отдохните мирно, чуть-чуть попозже я вернусь, а то от ваших слов, мне тоже больно и обидно.

Он подошел, накинул мне на плечи плащ и растворился в воздухе мгновенно, а я осталась у костра, ужасно злая на него и на себя.

Я вздрогнула и сквозь туманные виденья, с трудом открыв глаза, увидела и Дария и Нику и попросила тихо:

— Пить…

Вода спасенье, словно мировая Мать, я ей позволила себя обнять, опять пред взором все смешалось, сквозь стены номера проглядывала ночь, где я шагаю к стенам храма, надеясь преклонить колени у алтаря в его тиши, возможно, обрету покой души в своей молитве. Но что такое?

Там, у алтаря, склонившись над свечами, фигура в черном статуей стоит и маленький огонь свечи в руках у этой статуи, предательски дрожит.

— О сколько раз вам повторять, не в силах вы свою природу хищника на ангела менять!

— Простите, Дезирэ, я был недалеко и вновь не смог осилить искушенья видеть вас.

— Но вы бледнее, чем обычно и мутные глаза у вас, что происходит?

— Я выполняю ваш наказ.

— О чем вы?

— Больше я не убиваю.

— Помилуйте, теперь и вы решили умереть?

— Не без труда, но я меняюсь и к жизни я сейчас намного ближе, чем когда-то.

— Я вас не понимаю совершенно.

— Вы любите цветы?

— Сейчас зима.

— Вы не ответили, да это и не важно, а я все понял для себя.

Но вот ожил калейдоскоп видений, лиц и разных мест, вновь смазана картинка. Я слышу голоса, знакомые сменяются чужими, превращаясь в гул, подобно рою пчел. События мелькают, ожили мои виденья, я раньше так боялась их, считая плодом своего больного воображенья. Я ощутила свое тело, словно тяжкий груз и поняла, я возвращаюсь, пробуждаюсь от своего тысячелетнего кошмара.

Я медленно открыла глаза, все как в тумане. Комната кружилась перед глазами, постепенно замедляя свое вращение пока совсем остановилась. Ко мне возвращалось ощущение времени. Голова гудела и болела хуже, чем с похмелья, казалось, что она вот-вот лопнет. Я осмотрелась. Свет приглушенный, окна зашторены. Моника сидит в кресле зарисовкой картины «ожидание». Дарий держит меня за руку, и я удивилась, что не ощущаю холода.

— Ты перестал быть холодным? — прошептала я.

— Нет, это ты холодна как лед… ты нас напугала…

— Как ты себя чувствуешь? — Ника порывисто встала и подошла к моей кровати.

— Мне кажется, что это еще не все… — невпопад ответила я, пытаясь понять, что я ощущаю.

— Маркус предупреждал, что такое возможно. — расстроилась моя подруга.

— Что возможно? — почти одновременно спросили мы с Дарием.

— Возможно, память будет возвращаться кусками.

— Надеюсь не наяву? — забеспокоилась я.

— Думаю, скорее во сне, хотя предсказать точно невозможно.

— Сколько времени прошло?

— Больше суток. — сжал мою руку Дарий. — Ты бы поела что-нибудь…

— Я схожу. — Моника быстро вышла из номера.

— Ты мне так никогда и не рассказывал, почему ты спас меня тогда?

Дарий посмотрел на меня очень внимательно, потом отстранился и как-то в сторону сказал:

— Мне было очень одиноко… и я сам хотел умереть, но не знал как.

— Ты? Умереть?

— Да, но я не смог позволить этим дикарям тебя убить тогда и никому не позволю этого сейчас! — с жаром воскликнул он.

— Ну, я тоже сама доброта, — я слабо улыбалась — от меня тебе тоже досталось.

— Это мелочи по сравнению с той реакцией, которую я обычно вызываю у окружающих. — и тихо добавил — Ты единственная из живых, кто со мной заговорил.

От этих его слов мне стало жутко. У меня были последователи, ученики, люди всегда стремились к общению со мной. Это то, от чего я сильно уставала и старалась избежать любыми способами. А ему пришлось нелегко. Я видела недавно созданных вампиров. Жажда — это единственное их желание. Теперь Дарий мне стал еще ближе и понятней. Ясно, почему он предпочел быть «демонием» не только для Сократа, хотя общением это можно было назвать с большой натяжкой, т. к. все они считали, что Дарий это плод их фантазии или галлюцинация. Никто из нас не рождался быть одиноким и несчастным! А на поверку, я одинока среди толпы, Дарий одинок в море страха, которым окружен, а Маркус блуждает среди паутины судеб. Совсем как обычные люди, абсолютно несчастные без своей половинки. У «небесной канцелярии» вообще странное чувство юмора! Теперь мы наши друг друга, мы с Дарием, Моника с Маркусом, и что дальше?

Жизнь в одиночестве без любви, это не жизнь!

Нашли свою половинку?

А теперь смотрите, но не трогайте…

Трогайте, но будет больно. Очень больно, так, словно вас бьет током, обжигает молнией и разрывает на мелкие кусочки одновременно!

Ни о какой близости, кроме духовной не может быть и речи, если не использовать свои дары. Чтобы прикоснуться к Дарию я должна выполнить наше обоюдное желание — быть вместе, однако если вокруг люди, то в этот момент все выглядит так, словно «небесное казино» взбесилось и любому выдает Джек-пот.

Если Дарий останавливает время, чтобы этого безобразия не происходило, то ему становиться очень тяжело. Целовать любимого человека и одновременно контролировать время, требует огромных сил.

У Моники и Маркуса без нас вообще нет шансов и на это. У Ники скоро день рожденья, вспомнила я неожиданно, надо будет поговорить с Дарием и сделать ей подарок. И как я раньше не догадалась?!

— Дарий… — я уже собиралась с ним это обсудить, но в это время раздался стук в дверь, вошла моя подруга с подносом в руках и хмурым выражением на лице.

— Что случилось? — почти одними губами прошептал Дарий.

— Елизар. — так же беззвучно ответила Ника и выразительно посмотрела на дверь.

— Что ты принесла? — как ни в чем не бывало, спросила я, жестом давая понять, что жду объяснений.

— Легкий омлет, сок и фрукты.

— Кажется, я действительно голодна. Что нового?

— Ну, тебя дожидается посетитель. — она поставила поднос на кровать, наклонилась ко мне совсем близко и еле слышно прошипела — Надо чтобы Дарий незаметно исчез, но там Юра!

— Очень интересно, какой? — громко отозвалась я, и так же тихо ответила — А старый дедовский способ уже не подходит?

— Елизар хотел бы тебя навестить и интересуется, примешь ли ты его. — Моника выразительно округлила глаза, а я посмотрела на шкаф, Дарий скорчив гримасу, бесшумно направился к нему, предварительно пригрозив мне кулаком.

Мы с Никой беззвучно хохотали, очень уж смешное это было зрелище. Дарий, как истинный герой-любовник скрылся в шкафу, а я непонимающе уставилась на свою подругу, судя по тому, как она на меня смотрела, ей тоже был непонятен этот визит.

— Ну что ж, если омлет совсем остынет, будет обидно. Скажи Елизару, что я с удовольствием его приму через четверть часа. Мне бы еще причесаться не помешало.

— Я ему скажу. — Моника улыбалась, актриса из меня явно не очень.

Я быстро расправилась с омлетом, под еле слышное царапанье из шкафа, затем поднялась с кровати и наспех привела себя в порядок. Чутье подсказывало, что болезненный вид стоило оставить. Подойдя к шкафу, я замешкалась на секунду, а потом, резко распахнув его дверцы, увидела там «Роденовского мыслителя», который посмотрел на меня с явным упреком. Я достала халат, накинула его, и еле удержавшись, чтобы не показать язык, закрыла дверцу. Я как раз устроилась в кресле, как в дверь постучали. Зашла Моника, а за ней протиснулся Елизар и застыл на пороге, с букетом алых роз в руках. Судя по прекрасно сидящему классическому серому костюму, сшитому явно на заказ, визит был официальным.

— Здравствуйте. — он все еще мялся на пороге.

— Здравствуйте, проходите. — предложила я, т. к. непохоже, что он сам догадается это сделать.

Елизар поспешно подошел, отдал мне цветы, сел в предложенное кресло и застыл в нем в напряженной позе. Из моих новых воспоминаний всплыла четкая уверенность, что Елизар всегда робел в моем присутствии и чувствовал себя крайне неловко.

— Моника, — позвала я подругу, — посоветуй, чем мы можем угостить нашего гостя и неплохо бы позаботиться об этих прекрасных цветах.

— Я уже заказала кофе и пирожные. — быстро сказала она, забирая у меня цветы и направляясь к свободной вазе.

— Кофе, это прекрасно. — сказала я с милой улыбкой, глядя на нашего гостя. — Чем обязана?

— Я случайно узнал, что вы нездоровы и взял на себя смелость вас проведать. — слова явно обжигали ему горло.

— Очень любезно с вашей стороны и, я бы сказала, неожиданно.

— Ну, почему же неожиданно? — на его загорелом лице проступил румянец, — Мне казалось, что мой интерес к вашей персоне более чем очевиден.

— Что ж, благодарю за заботу, это обычная простуда, которая к счастью уже проходит. — продолжила улыбаться я.

— Это все что я хотел узнать, теперь позвольте откланяться, я и так был слишком настойчив.

— А как же кофе?

— Как-нибудь в другой раз. — Елизар встал, картинно поклонился и направился к двери.

— Я вас провожу. — немедленно оживилась Моника.

Как только за ними закрылась дверь, Дарий вылез из шкафа, его настроение явно ухудшилось.

— Мне это не нравится. — прошептала я.

— Я думаю, он получил то, ради чего приходил. — кривая усмешка исказила бледное лицо, а в глазах зажглись недобрые огни.

— Ты о чем?

— А ты, действительно не поняла?

— Нет, в чем дело?

— Я тебя на глазах у всех украл с балла, а после этого ты резко заболела и кроме Моники тебя уже сутки никто не видел. Наводит на размышления?

— Он не поверил, что я на самом деле в отеле с Никой, а не с тобой?

— Нет, он не поверил, что ты все еще человек.

Я уставилась на Дария как на сумасшедшего. О чем это он?

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что каждый судит о других по себе. Будь у него малейшая возможность сделать тебя азарием, он бы это уже сделал, причем, что с твоим согласием, что без!

— Он решил, что я превращаюсь в вампира?!

— Именно! — Дарий, казалось, стал еще бледнее, чем обычно, хотя это невозможно, его желваки ходили на лице так, что я начала опасаться за жизнь Елизара.

Я быстро подошла к нему и попыталась заглянуть в глаза, но он отвернулся. Тогда я прижалась к нему, спрятав на его груди руки и лицо.

— Дарий, — тихо позвала я и его руки сжали меня ледяным объятьем, — ты же не думал об этом?

— Я не святой…

— Я понимаю…

Дарий вздрогнул, взял мое лицо в свои ладони, внимательно и нежно посмотрел мне в глаза.

— Я хочу, чтобы ты знала, что я никогда не причиню тебе вреда, каким бы сильным не было искушение.

— Искушение действительно велико, как только я стану хранителем, мы опять будем в ловушке у своих чувств и своей природы.

— Это единственный выход для нас, иначе ты будешь в постоянной опасности, а для меня это еще хуже, чем невозможность прикоснуться к тебе.

Я сама потянулась к нему губами и тут же ощутила их гладкий ледяной вкус, который разжигал во мне пожар. Я наверняка сгорела бы в этом пламени, если бы не лед этого прекрасного каменного тела. Дарий обнимал меня осторожно и нежно, одновременно охлаждая и воспламеняя меня своей близостью. Его губы скользили по моей шее, прохладное дыхание в моих волосах, отзывалось дрожью во всем теле. Я зарылась пальцами в его длинные волосы, прижимаясь к нему всем телом, ощущая прохладу его пальцев, легко скользящих по моей спине.

Тихий возглас удивления, мгновенно вырвал нас из этой неги. Дарий моментально отстранился и повернулся вместе со мной к двери. Там стояла Моника, удивленная и смущенная одновременно.

— Простите, — пробормотала она растерянно, — я не думала… я не думала, что могу помешать.

— Все в порядке, — сказала я, восстанавливая дыхание, — заходи скорее и рассказывай.

Я устроилась в кресле, а Дарий на его подлокотнике, не выпуская мою руку, всем своим существом излучая блаженство. Это было абсолютно нечестно по отношению к Монике, которая села в кресло напротив и выглядела так, словно она сейчас расплачется и, глядя на нее, я наполнилась решимостью обязательно сделать ей подарок, который придумала до этого.

— Ну что наш «великий» азарий? — с улыбкой поинтересовался Дарий.

— Я вообще не поняла, зачем он приходил.

— Думаю, что Дарий прав, и он приходил проверить, не стала ли я вампиром.

— То-то он так быстро ушел. — кивнула Ника.

— Юра все еще там? — спросил Дарий, кивнув на дверь, Моника утвердительно покачала головой. — От Маркуса еще не было вестей?

— Я думала, что ты что-то о нем знаешь. — она опустила глаза и заметно залилась краской, как школьница.

— Если ты обещаешь присмотреть за Катей, я попробую что-то разузнать. — в его голосе было столько понимания, что меня снова захлестнула волна нежности.

— Не отойду ни на шаг. — пылко пообещала моя подруга, а Дарий чмокнув меня в щеку пошел к балкону и бесшумно открыл его.

— Хорошо, что опять темно, иначе это зрелище скоро возымело бы поклонников. — сказал он и начал спуск, своим самым «нелюбимым» способом.

Оставшись одни, мы какое-то время молчали, каждая поглощенная своими мыслями. Я думала о том, как много изменилось в моей жизни, менее чем за две недели. Сколько удивительных событий произошло и сейчас, обладая всего лишь частью своей памяти, я уже понимала, что это только начало моего нового пути, длинного, странного и несчастно-счастливого.

Сейчас, глядя на Монику, я смутно припоминала, как я нашла ее, здесь же в Италии, в оперном, с великолепным сопрано, молодую, талантливую и пораженную смертельным недугом. Чахотка сделала ее невообразимо прекрасной, окрасив ее щеки румянцем и придав яркий блеск глазам, но мы обе понимали, к чему это вскоре приведет.

Именно тогда я решилась открыться ей, понимая, что в принципе ничем не рискую. Моника смотрела на меня своими удивительными глазами и в них не было и тени испуга, она согласилась, зная, что шансы ее пятьдесят на пятьдесят, а может и того меньше. Меня поддержал только Виктор, остальные недоуменно пожимали плечами, считая, что сорокадневный ритуал она не переживет, и только я была уверена, что все получится. В этой хрупкой больной девушке была железная воля к жизни, на нее тогда я и сделала ставку, и в итоге не только не проиграла, но обрела подругу и близкого человека, преданного мне всей душой. Я и сама быстро привязалась к ней. Страдание объединяет.

Все время ритуала я была рядом, ухаживая за ней и, выполняя желание этой юной души — жить! Я помогала ей выжить, а она одаривала, мня таким обожанием, теплом и непонятно откуда взявшейся мудростью к жизни, что я не была уверена в равноценности нашего обмена. Она стала поверенной моих тайн души и сердца, она верила мне, верила в меня и я отвечала ей тем же. Это было в XVI веке, подумать только, ей около четырехсот лет, а глядя сейчас на ее по-девичьи пылающее от смущения лицо, это кажется просто невероятным.

— Как мало времени я провела в твоем обществе. — со вздохом сказала я.

— Это были лучшие пятьдесят лет в моей жизни!

— О чем ты сейчас думала, румянец не покидает твоих щек?

— О Маркусе.

— Да, я могла бы и догадаться.

— Знаешь, я была неправа на счет Дария. — вдруг заявила она.

— В чем конкретно? — пряча улыбку, поинтересовалась я.

— В нем больше человеческого, чем можно было бы предположить.

— Тебе больше не страшно?

— Не совсем так, но, я думаю, что смогла бы ему доверять.

— Осторожней с выводами, вампиры народ очень обаятельный, не попадись на крючок!

— Кто бы говорил! — быстро парировала Моника, и мы весело рассмеялись.

— Я попалась далеко не сразу. — с печальной улыбкой сказала я.

— Ты говорила, что он тебя спас, с этого все началось?

— Нет, — смеялась я, — все началось гораздо позже. В нашу первую встречу я наговорила ему столько глупостей, что странно, как он вообще захотел дальше со мной общаться!

Дарий иногда появлялся в моей жизни, причем в самых неожиданных местах и всегда встречал с моей стороны далеко не радушный прием. Это длилось довольно долго. Потом он начал оставлять на моей постели цветы орхидеи, которые я обнаруживала каждое утро, независимо от того, где бы я ни была, а ездила я тогда немало. Цветы мне досаждали и интриговали одновременно. Я хорошо помнила обещание Дария при нашей первой встрече, помешать мне погибнуть, где бы и когда бы это ни происходило. В один прекрасный момент я решила проверить это утверждение.

Это было в начале XVI века, я гостила во Франции, в поместье Шенонсо у Томаса Бойе и его жены Екатерины, это было время его процветания. Томас тогда еще разделял наши взгляды, а мы обеспечивали его своей поддержкой. Ты должна была слышать об этом месте, сейчас это знаменитый «Дамский» замок Шенонсо, с этим замком связаны судьбы четырех незаурядных женщин, одной из которых была Медичи. Так вот, замок этот Томас к этому времени прилично перестроил, его особенность в том, что он построен на воде. Вот я и решила прыгнуть с одной из четырех башен, думала, что, в крайнем случае, искупаюсь.

Прыгнула, и можешь представить мое удивление, когда пролетев почти половину высоты, я оказываюсь в подвешенном состоянии, т. к. Дарий, высунувшись в одну из бойниц, держит меня за руку. И этот наглец заявляет мне, что он просто в восторге от того, как чулки подчеркивают форму моих ног! Естественно я не могла промолчать, чего я тогда ему только не наговорила! А он, представляешь ли, рассказывает, как остановил время и любовался открывшимся прелестным «видом», пользуясь тем, что мое платье в этот момент было, чуть ли не на голове! Ситуация получилась дурацкая и я не нашла ничего лучше, кроме как кричать на него. В конце концов, Дарий преспокойно поинтересовался, втаскивать ли меня внутрь башни, на что я гневно и абсолютно бездумно потребовала немедленно меня отпустить.

— И что отпустил? — покатываясь со смеху, спросила Ника.

— Конечно! — смеялась я.

— И что потом?

— Потом я оказалась в воде, в его объятьях, обиженная и злая словно фурия.

— И это начало ваших отношений?! — Моника хохотала до слез.

— Не совсем, но равнодушной по отношению к нему, я быть перестала. То, что я выслушала от Екатерины, появившись словно куртизанка, мокрая и злая в замке, забыть трудно до сих пор. И вообще, я все еще должна ему увесистую пощечину!

— Кому? — поинтересовался Дарий, появившись с балкона.

— Тебе.

— Ну, не стоит вам дорогая леди, ломать свои руки о мое каменное лицо, во всяком случае пока вы человек. — сказал он с издевкой, я тут же вспыхнула.

— Тогда я возьму что-нибудь потяжелее. — неожиданно для самой себя, зло заявила я.

— Это что-нибудь потяжелее поломается не причинив мне вреда. — сказал Дарий со смехом. — А за что собственно?

— За купание в Шенонсо!

— Дорогая, вы сами настояли на том, чтобы я вас отпустил.

Моника вместе с Дарием хохотали так откровенно и заразительно, что я в конце концов сдалась и тоже присоединилась к их веселью. Какое-то время мы просто весело смеялись, а потом Дарий, скорчив хитрую рожицу, заявил:

— Можете мне поверить, любовь моя, я по достоинству оценил ваш способ, назначить мне свидание.

Я задохнулась от такой наглости и, на какое-то время забыла, как дышать. Вскочив в ярости, я быстро схватила вазу с розами Елизара и швырнула ее в Дария, быстрее, чем успела сообразить, что я делаю. Ваза разлетелась на мелкие осколки, столкнувшись с каменным рифом, а Дарий мокрый и увешанный розами, уже приготовился к прыжку.

— Стоп, стоп, спот! — вмешалась Моника, — Как дети, честное слово!

— Хамство, я никогда не прощала!

— Да, и покладистым ваш характер, тоже никогда не был! — парировал Дарий, взбешенно.

— Всему есть предел! — кричала я, оскорблено.

— Да, моя дорогая, всему есть предел! Запустить в меня вазой?!

— Она мне все равно не нравилась, да и цветы тоже.

Моника хохотала, глядя на нас и, сквозь смех пыталась сказать:

— Надо предупредить Елизара… чтобы в следующий раз дарил фиалки… их можно поставить в стакан!

Я смотрела на Дария увешенного розами, не зная как загладить свою вину. Выручила Ника:

— Пойду ка я подыщу во что переодеться Дарию. — подмигнула она мне и быстро вышла из номера.

— Дарий я…

— Мадам, ваше поведение порой просто невыносимо! — сказал он, но гнева в голосе уже не было.

Я быстро подошла и стала осторожно снимать с него этот колючий гербарий. Несколько раз я все же больно укололась.

— Заставить бы вас, дорогая леди, в качестве отмщения, станцевать на осколках этой вазы босиком. — бурчал он.

— Только вместе с вами, мой рыцарь. — улыбалась я, понимая, что гроза миновала.

— Надо же так не любить розы. — все не успокаивался Дарий.

— Может все дело в том, кто их подарил? От Елизара всегда одни неприятности.

— Это он умеет. Однако не стоит делать виноватым его, вазами не он кидался.

— Месье, да вы зануда? — подшучивала я.

— Это случается, особенно когда в основном вынужден общаться сам с собой.

Его слова отозвались во мне болью. Меня словно сковало льдом. Я чувствовала себя предательницей. Я бросила его почти на триста лет! Обрекла на одиночество, без объяснений, прощания и почти без надежды. И сейчас все благие цели показались мне мелкой разменной монетой.

— Кажется, на осколках танцевать все таки придется. — грустно сказала я, скидывая тапочки. — Надеюсь, это будет достаточным отмщением.

Дарий как раз стянул рубашку и рассматривал мокрые брюки, когда заметил, что я делаю.

— Позже, любовь моя, если захотите, хоть на раскаленных углях. — сказал он, и схватив меня в охапку закружил танцуя под воображаемую музыку.

— Воистину, милые бранятся, только тешатся. Музыку включить? — спросила вошедшая Ника, держа в руках аккуратно сложенную мужскую одежду.

— Нам не надо. — не останавливаясь сказал Дарий. — А вот некоторым стоит поторопиться, чтобы не опоздать на свидание.

— Что же ты молчишь? — возмутилась я.

— Да мне же слова сказать не дали. — смеялся он, опуская меня на ту часть ковра, где нет осколков.

— Где меня ждут? — нетерпеливо спросила Моника.

— Вообще-то ждут нас всех, однако я просто не представляю, как можно избавиться от вашей охраны. Честь и хвала Юре.

— Я побежала переодеваться, а там что-нибудь придумаем. — заторопилась Ника.

— Женщины! — Дарий закатил глаза, взял из ее рук одежду и скрылся в ванной. Он быстро переоделся в светлые брюки с тонкой рубашкой и, наблюдая за моими судорожными сборами, решил поинтересоваться:

— Скажите мне, милое созданье, каждый раз, когда вы будете вспоминать что-то из прошлого меня ждет такая буря эмоций?

— Нет, — быстро ответила, я а затем задумалась — на самом деле это от бессилия. Я в тот момент чувствовала себя настоящей дурой.

— Это было забавно.

— Вот только не начинай, а то я за себя не отвечаю. — пригрозила я с улыбкой. — Ты в розах тоже отлично смотрелся, так что теперь мы квиты.

Он странно посмотрел на меня, нежность и боль читались на его лице, и неожиданно спросил:

— Мы состязаемся от боли, или все дело в невозможности наших отношений?

От этого вопроса я застыла на месте и совсем забыла, что именно я высматривала в платяном шкафу. Мне резко стало больно в груди, эта саднящая боль, почти не давала мне дышать.

— Я не знаю. — прошептала я. — Наверно так легче забыть все «но» и «если».

Дарий быстро подошел ко мне сзади и нежно обнял, уткнувшись носом в мою шею.

— Думаешь, для нас возможно счастье? — он медленно укачивал меня в своих объятьях, словно маленькую.

— Я в это верю… иначе зачем все это…

— Давай верить вместе. — он легко прикоснулся губами к моей шее.

— Мы будем сильно этого хотеть. — тихо сказала я, оттаивая под его поцелуями.

— Как будем обманывать охрану? — он тихонько захихикал.

— Обман это не по моей части, а вот вы виртуоз в этом деле. Как будем обманывать охрану?

— Невыносимо прекрасная и несносная, как всегда. — меня чмокнули в макушку и отпустили. — Собирайтесь, хотя в этом виде вы мне тоже очень нравитесь.

Я с усмешкой, вернулась к поискам одежды.

— Какая форма одежды приемлема для сегодняшнего вечера?

Дарий не успел ответить, т. к. в номер вихрем влетела светящаяся Моника, в прекрасном вечернем платье изумрудно-зеленого цвета и затараторила:

— Ты еще не одета? Мы не опаздываем?

— Нет, мы еще не опаздываем. — улыбнулся Дарий. — Пока, госпожа Катерина соберется, мы должны придумать ходы к отступлению.

Я выбрала белое вечернее платье, не такое нарядное, как то, в котором была моя подруга, но более обязывающее, чем это входило в мои планы изначально. Ника не оставила мне выбора, придется соответствовать. Взяв с собой все необходимое, я отправилась в ванную, оставив заговорщиков составлять планы побега.

— Я так понимаю, что Юра уже готов вас сопровождать, вместе со всей охраной?

— Почему ты так решил?

— Я бы уже подготовился, увидев твой наряд.

Моника не поняла, можно ли эту колкость считать комплиментом, но дерзить в ответ не рискнула. Ей и так было не по себе, в компании перворожденных, несмотря на то, что Дезирэ еще не обрела своей прежней силы, она, тем не менее, все больше становилась собой, т. е. проявляла свой чертовски не легкий характер. «Интересно, они такие с рождения, или это столь долгая жизнь наложила на них такой отпечаток? Надо будет при случае поинтересоваться у Дезирэ» решила для себя Ника, поразмыслив. Молчание затянулось, Дарий ждал ее версий.

— Юра и Саша очень талантливы, и поэтому, несмотря на свою молодость, они исполняют в организации довольно серьезные роли.

— Насколько можно им доверять?

— В смысле?

— Мне уже надоело обходить дар Юры всеми доступными и недоступными способами.

— Его нашел Виктор, он предан ему так же, как я Дезирэ.

— Виктора посвящать в эту тайну еще рано.

— Он догадывается.

— Многие догадываются, и пусть все остается на уровне догадок и сомнений.

— Ну что придумали? — поинтересовалась я, хотя судя по виду моих «заговорщиков», ответ был очевиден.

— Дарий раздумывает можно ли кого-либо посвящать в смысл происходящих событий.

— Пока еще рано, — со вздохом сказала я, — однако необходимость в этом назревает. Надо бы мне встретиться с Виктором.

— И что ты ему скажешь? — недоумевала Ника.

— Попрошу помощи. — отрезала я, т. к. сама еще не знала, о чем буду с ним разговаривать.

— Хорошо, а сейчас то, что делать?

— Воспользоваться примером Дария. — улыбалась я.

— Не поняла?

— Дарий, спуститься так, как спускаешься ты, для нас с Никой реально?

— Ну… — его лицо озарилось ироничной улыбкой. — с альпинистский оборудованием, легко!

— Ты серьезно? — Моника смотрела на меня, пытаясь понять, шутка ли это.

— А с твоей помощью? — настаивала я.

— А потом мне две вазы в голову полетят?

— Дарий, — сказала я с упреком. — я серьезно спрашиваю.

— Я тоже серьезно. — не сдавался он.

— Хорошо, — сказала я со вздохом, — Ника ты сможешь выпить кофе в ресторанчике, а потом незаметно улизнуть оттуда?

— Теоретически да.

— Юра пойдет за тобой или останется охранять меня?

— Ты хочешь сказать твою дверь? — Моника начала улыбаться и в ее глазах появился хорошо мне знакомый азартный блеск.

— В данном случае это одно и то же.

— Он останется.

— Кто пойдет за тобой?

— Можно организовать полное одиночество. — ее улыбка стала шире.

— Ну вот и разобрались. — решила я, — Дарий, тебе ваза уже не грозит, так что, справишься?

— Да, моя королева. — подмигнул он.

— Предупреди, чтобы меня не беспокоили. — напомнила я уходящей Нике, на что она фыркнула с усмешкой и исчезла за дверью. Я подошла к двери, повернула ключ и оставила его в замке.

— Ну и что теперь? — прошептала я.

Дарий молча подошел, взял меня за руку, медленно поцеловал ее, а затем, стремительно извернувшись, посадил меня себе на спину.

— Держитесь крепче, мой генерал. — тихо смеялся он, направляясь к балконной двери.

Я предполагала, что это будет то еще «удовольствие», но реальность превзошла все мои ожидания! Если бы Дарий был человеком, я бы точно его задушила, т. к. от открывшегося вида, я инстинктивно вцепилась в него мертвой хваткой. Он быстро, со знанием дела, лавировал по балконам и едва выступающим деталям фасада до тех пор, пока мы не оказались на земле, подальше от главного входа. Я, как и Дарий ранее, порадовалась, что сейчас темно, хотя была уверена, что в наших белых одеждах мы все равно были более, чем заметны. «Будем надеяться, что никому не пришло в голову в этот момент любоваться красотами архитектуры этой гостиницы» подумала я и пошла рядом со своим проводником. Мы шли не сильно быстро, чтобы не привлекать внимания. Миновав несколько кварталов, и несколько раз меняя направление, мы остановились.

— Куда мы сейчас? — поинтересовалась я.

— Ждем Маркуса.

От тени соседнего здания отделилась одинокая фигура.

— Доброй ночи, — приветствовал нас Маркус. — как успехи?

— Сейчас, только выкрадем Монику и можем отправляться.

— Куда? — забеспокоилась я.

— Надеюсь, вы ничего не будете иметь против прогулки на речном трамвайчике? — спросил Дарий с ироничной улыбкой, я пожала плечами.

— Где Моника сейчас? — голос Маркуса выдал его тревогу.

— Присмотрите мой друг за владелицей моего сердца, а я пока отправлюсь на поиски владелицы вашего.

— Хорошо. — со вздохом сказал он.

Дарий мгновенно исчез, а Маркус покачал головой.

— Воистину, у Дария великий и мощный дар.

— Ну же, — пошутила я, — Вам ли быть в печали? Вы, месье ведь тоже не обделены.

— Ты права, — слабо улыбнулся он — как самочувствие?

— Память почти восстановилась, хотя многое еще как в дымке, много всего накопилось за мою жизнь, а в остальном все просто. Представь, что ты лишился своей силы, все помнишь частично и ни на что не можешь повлиять.

— Это вопрос времени и прохождения ритуала.

— Я знаю, но ума не приложу, с чего начать. Я совершенно запуталась и не знаю, кому сейчас можно доверять, кроме вас троих.

— Печально, я тоже многое пропустил, думаю, что Ника с Дарием смогут просветить нас в нынешней обстановке.

— Нам даже поговорить толком не удалось. — со вздохом сказала я.

— Для того и собираемся.

— Так мы как истинные заговорщики, тайком будем составлять планы переворота?

— Надеюсь, что до переворота не дойдет.

— Все так серьезно? — я только сейчас заметила, что кусаю губы, — Что происходит, Маркус, что мы не учли?

— Амбиции мы не учли, все как всегда.

— А конкретно?

— Елизар приобрел большое влияние в совете, и у него сейчас есть единомышленники не только среди азариев.

— Кто еще?

— О, их много, почти армия мелких сошек недовольных своим положением, что среди хранителей и азариев, что среди вампиров. Это мелочи, которые еще доставят свою порцию трудностей. Хуже, что в его альянсе состоят Гертруда и Никон. Помнишь их?

— Еще бы! — я поморщилась, как от зубной боли.

Конечно, я помню их!

Гертруда, мерзкая старуха-вампир, которая и при жизни была ведьмой, а став вампиром доставила тех еще хлопот! Как, по чьей прихоти, эта старая карга стала бессмертной не знал никто, даже Дарий. Эта тайна из тех, которые нелегко сдают свои бастионы. Костлявая, абсолютно седая, маленького роста с ярко-красными глазами, с хорошим вкусом в одежде и мрачным чувством юмора. Гертруда, старая ведьма, интриганка до мозга костей, умело используя свои знания, и не чураясь никакими средствами, медленно и уверенно проложила себе дорогу в вампирский совет. Завистливая, злая на весь мир, она мечтала уничтожить Дария. Причины этой хорошо скрываемой ненависти тоже покрыты мраком, однако я почти физически ощущала ее ненависть, несмотря на постоянный приветливый тон и маску всепрощающей мудрости. «Что ж, по крайней мере, теперь я знаю точно, кто готовил мне десерт» невесело подумала я «Надо быть предельно осторожными, Гертруда из тех, кто умеет долго ждать, значит, Дарий в очень серьезной опасности!»

Хранитель Никон не менее опасен, чем Гертруда! Плотный, невысокий, с приятным лицом, ангельскими глазами, лживыми устами, вкрадчивыми манерами, ледяным сердцем и черной душой. Сколько раз я жалела, что на нем не сработает «сыворотка правды»! В такие моменты я была бы рада воспользоваться методами святой инквизиции. Он люто ненавидел Виктора и мечтал занять его место. Каждый раз, когда я уже была готова доказать его причастность к тем ужасам, что он творил, свидетели внезапно умирали, исчезали факты, а Никон, закатывая глаза к небу, изображая поруганную невинность, выпутывался и выходил сухим из воды. В былые времена, он меня сильно боялся, и теперь он не обрадуется моему возвращению. «Теперь мы знаем их тактика и стратега! Час от часу не легче!» зло думала я.

— Как и когда они спелись?

— Почти сразу после нашего исчезновения они объединили усилия, а как, я еще не знаю.

— Их цели?

— Власть конечно, их не устраивает наличие советов и саммита в данном варианте. — Маркус недобро ухмыльнулся.

— Почему цели еще не достигнуты?

— Они выжидают, прекрасно понимая, что с событиями грядущими после вскрытия свитков, своими силами не справятся.

— Значит, до этого времени открыто воевать они не будут?

— Надеюсь что так.

— А помешать им, действовать исподтишка мы, разумеется, не сможем.

— Да, поэтому надо быть на стороже.

Мы молчали каждый о своем. Я смотрела на Маркуса и была рада, что он на нашей стороне баррикад, в таком составе у нас есть реальный шанс вернуть все на свои места. Дарий, оберегая меня по своему обыкновению, не сказал мне ни слова о сложившейся ситуации, желая дать мне возможность спокойно восстановиться. Хотя, вполне возможно, что дело совсем в другом. После моего исчезновения он бродил как неприкаянный призрак, мало отдавая себе отчет, в том кто он, где и зачем. Почти сто лет он мало чем отличался от тихо помешанного. Гертруда даже пыталась поднять в вампирском совете вопрос о его отстранении, благо над ней только посмеялись и ничего предпринимать не стали. Шутка ли, отстранить от совета перворожденного?! Я же с болью «наблюдала» за происходящим, получая потоки информации, и ничего не могла сделать, либо изменить. Мне оставалось только ждать и надеяться на то, что у Маркуса все получится. Однако меньше боль не становилась! Воистину! Даже врагу не пожелаешь такого — наблюдать как из того, ради кого ты готова пожертвовать всем, исчезает жизнь, медленно покидая его, капля за каплей! Дарий мог быть просто не в курсе происходящего, слишком долго ничто не трогало его в этом мире, никто не нарушал его одиночества, даже простой болтовней.

Каково же было Монике биться с такими силами в одиночку?! Неприятный осадок в душе ощущался горечью во рту.

— Маркус, — тихо позвала я, — мы бросили их…

— Не говори глупостей, иного выхода не было.

Однако он сказал это так, словно сам размышлял в этот момент над той же дилеммой.

— Мы не опоздали по времени? Может это ошибка исчезнуть на такой срок?

— Успокойся, партия еще не проиграна. — Маркус произнес это так уверенно, что я сразу успокоилась.

— Ты просчитываешь ходы? — я улыбалась от того, что мы в шутку называли такие ситуации «шахматными партиями».

— Конечно, и не на один ход вперед. Остынь и постарайся не беспокоиться, во всяком случае, не сегодня. Я вот думаю, где же запропастились наши юные дарования.

— Дарий самый старший из нас, — рассмеялась я — и кроме того, они появятся с минуты на минуту.

— Предчувствие? — он хитро сощурился.

— Именно.

И действительно, сзади послышались торопливые шаги. Мы с Маркусом повернулись на приближающийся звук. Дарий, хмурый, шел рядом с Моникой, у которой было такое выражение лица, словно под ее ногами горела земля.

— Что случилось? — опередил меня Маркус.

— Уже все хорошо. — ответила Ника, со слабым подобием улыбки на лице.

— За тем исключением того, что Юра оказался умнее, чем мы ожидали. — прокомментировал Дарий.

— Обнаружили мое отсутствие?

— Нет, он послал за Моникой грамотный хвост, и нам пришлось побегать. — заявил Дарий, недовольно глядя на Нику.

— Оторвались? — спросил Маркус, Ника кивнула, — Ну и хватит на сегодня печалей! — сказал он, радостно обнимая ту, которой всецело принадлежало его сердце.

Дарий тоже не заставил себя долго ждать, он притянул меня к себе и украдкой прикоснулся губами к моей шее. Я поняла, что он тоже заметил, какими глазами смотрела на нас сегодня Моника, и я была ему благодарна за то, что он решил вести себя более сдержанно. Мое «исчадие ада» было более чувствительно к чужой боли, чем кто-либо другой. Эта черта его характера всегда сильно удивляла меня и приводила в восторг одновременно. Я прекрасно понимала, что читать боль в чужих душах четко и безошибочно может только тот, кто сам пережил ее немало, а в случае с Дарием, я даже не знаю, ограничен ли лимит на страдания в его жизни. Однако он старался не быть причиной страданий окружающих, я силилась вспомнить было ли так всегда, наверное нет. Судя по последним событиям, нам предстоит еще многое пережить. Но сегодня ночь принадлежала только нам. Или нет?

— Дарий, а ты на счет трамвайчика не шутил? — тихо спросила я, стараясь не мешать нежно ворковавшим друзьям.

— Нет, любовь моя. — сказал он улыбаясь мне своей ослепительной улыбкой.

— Должно быть там куча людей. — насупилась я.

— На нашем трамвайчике будем только мы.

— Как это?

— Вообще-то это должен был быть сюрприз, но от вас моя леди ничего не скроешь. — и чуть более громко добавил — Мы остаемся тут, или все же придерживаемся первоначального плана?

— Не порть вечер, не будь занудой, — отозвался Маркус, — конечно мы едем.

— Вот, — прошептала я Дарию — не только мне заметно ваше занудство, сэр.

За эту реплику меня немедленно шлепнули пониже спины и развернули в сторону лодки, на которой мы сюда прибыли. Я деланно надула губы и заупрямилась, в шутку давая понять, что никуда не пойду, пока передо мной не загладят вину. Однако Дарий, недолго думая, закинул меня на плечо, как строптивую девчонку и под смех наших друзей понес к лодке.

ПОЧТИ НЕДОСТИЖИМАЯ МЕЧТА…

Кататься на персональном речном трамвайчике было забавно. Ощущение такое, что вот-вот он остановится и заполнится пассажирами, но он упорно плыл, управляемый неведомым капитаном, увлекая нас в романтическую даль. Нам не захотелось прятаться внутри застекленной его части, удобно расположившись на палубе, мы с удовольствием рассматривали открывавшийся нам вид ночного города. Кое-где была слышна довольно громкая музыка ночных клубов, в нескольких местах перед нами вспыхивали яркой россыпью фейерверки в честь чужих празднеств, но мне хотелось верить, что в эту ночь все существует только для нас. Одинокий и молчаливый официант в серой униформе, то выныривал из темноты с чем-либо вкусным, то, так же тихо растворялся в ней, создавалось ощущение, что нас обслуживал призрак этого речного трамвайчика.

Дарий, достал из футляра прихваченную с собой гитару, и негромко пел своим замечательным голосом о любви, на старом, почти забытом языке, а его гитара, словно живая вторила ему, то поддерживая его голос, то оплетая его своими замысловатыми узорами бархатных звуков.

Маркус, взяв Монику за руку, увлек ее за собой, и они тихо устроившись в отдалении, беседовали о чем-то своем, иногда весело смеясь, иногда замолкая.

Я смотрела вокруг, слушая Дария, он пел, закрыв глаза и, казалось, что он где-то далеко в своих воспоминаниях и мне было не понятно, хорошо ли ему там, но вслушиваясь в его песни, я поняла, что там, очень по-разному. Иногда грустно, иногда больно и одиноко, а вот радостно, почти счастливо. Я повернулась, почувствовав его взгляд на себе, и поняла, что своей музыкой он рассказывает мне то, что никогда не согласится произнести словами, даже если я его сильно попрошу. Он решился поведать мне о своих чувствах музыкой, о том времени, когда он был бесконечно одинок, и ярким контрастом, дал понять свои чувства сейчас, в этот миг, когда мы рядом. В его взгляде горел такой огонь, что мне стало жарко, а щемящая нежность, рвавшаяся наружу, билась в моей груди.

Дарий замолчал… я тихонько запела, вспомнив песню, написанную когда-то, и его гитара, уловив мелодию, теперь оплетала уже мой голос:

Я писала эту песню как мечту-желание, в то время, когда была уверена, что между нами ничего не может быть. Что любовь — это мечта, недоступная для нас.

Звуки гитары смолкли, и я вздрогнула, услышав негромкие аплодисменты.

— Прекрасные слова! — Маркус с Моникой стояли рядом, аплодируя, а я даже не заметила, когда они подошли.

— Почти недостижимая мечта… — выдохнула Моника.

— Хорошая поправка на ветер, — рассмеялся Дарий, вставая, — есть тост: за «почти»!

Мы, улыбаясь, взяли шампанки, и, чокнувшись ими, выпили.

— За нашу мечту… — тихо сказал Дарий и бросил бокал за борт.

— Пусть эти бокалы запомнят и воплотят нашу мечту… — поддержал его Маркус и тоже выбросил бокал за борт, Моника последовала его примеру.

— Да будет так… — сказала я и, бросив свой бокал, наблюдала, как он скрылся в темном зеркале воды.

Дарий подошел ко мне, время остановилось, нежно и осторожно, словно я создана из тончайшего хрусталя, он взял мое лицо в свои ладони, и заглянул прямо в глаза.

— Я люблю тебя… — прошептал он тихо, для меня одной.

Мои глаза мгновенно наполнились жгучей влагой. Впервые, за все наше время он сказал это ТАК, не шутливо, как раньше, а обжигающе страстно, абсолютно серьезно и благоговейно.

Я закрыла глаза и два ручейка влаги заструились по моим щекам прямо в его ладони.

— Почему ты плачешь? — его пальцы, легкими еле ощутимыми движениями, стирали слезы с моего лица.

— Я счастлива… — прошептала я, не открывая глаз.

Мои губы сами нашли его губы, я обнимала эту ледяную и прекрасную статую, сгорая от желания. Его руки обнимали меня так, что на какое-то время мы стали одним целым. Внезапно Дарий отстранился, и я удивленно открыла глаза.

— Что случилось?

— Дайте мне отдышаться и прийти в себя, любовь моя. — одной рукой он держался за поручень, другой сжимал мою ладонь.

— Тебе плохо? — он отрицательно покачал головой, а я сощурившись пошутила — С каких пор тебе нужен воздух?

— С тех самых, как я впервые ощутил ваш аромат… — он действительно перевел дыхание и с улыбкой заявил, — Я смог… Я справился… Я удержал время, держа вас в своих объятьях, и не поддался искушению немедленно вас съесть.

Его широкая улыбка обнажила белоснежные, хищные зубы.

— Браво, мой хищный рыцарь! Отпускайте время, не то я продолжу вас искушать. — смеялась я, в душе ругая свою неосторожность и забывчивость.

«Ты же знаешь, каких усилий ему стоит находиться рядом с тобой! Где твоя осторожность?! Ты опять причиняешь ему боль!» ругала я себя.

— Мне не хочется отпускать время… я не хочу, чтобы этот миг заканчивался!

— Я думаю, что нам пора возвращаться. — сказала я печально.

— Не грусти, я буду рядом, даже когда ты будешь спать. — он поцеловал мою руку и время продолжило свой бег.

Статуи Маркуса и Моники тоже ожили, они, как и мы стояли, держась за руки, только их руки были в перчатках. Я тихонько выдохнула, наполнившую меня печаль. «Не может быть, чтобы не было выхода! Должен быть выход, он просто обязан БЫТЬ!», я с трудом сдерживала свою внутреннюю истерику, прекрасно понимая, что сейчас передо мной картина моего скорого будущего. Мы с Дарием точно так же попадем в капкан закона, придуманного не нами! «Могут же некоторые летать, нарушая закон всемирного тяготения, значит и для нас есть выход, просто мы как всегда бьемся лбом в стену, не замечая двери!»

— Мы уже возвращаемся? — спросила Ника.

— Мы пока еще нет. — ответил ей Маркус. — Я думаю, что будет лучше, если Дарий вернет Дезирэ, а после этого появишься ты, и сразу ее «навестишь».

— Спасибо за информацию. — тихо сказала я Маркусу.

— С нетерпением жду твоих идей.

Дарий помог мне сойти на берег, и время вновь остановилось. Он нес меня на руках, прижимая к своему сердцу, а я просто наслаждалась этим моментом нашей близости, стараясь запомнить малейшее ощущение, которое затем бережно пряталось в моей новой огромной памяти, под грифом «счастье».

Дарий остановился, поставил меня на ноги, и мы пошли к гостинице, минуя оставшиеся несколько кварталов.

— Готова? — спросил он меня возле самого отеля.

— С тобой ко всему.

Он засмеялся и, посадив меня к себе на спину, устремился вверх к балкону моего номера.

В номере было тихо, все было на своих местах, дверь заперта, как я ее и оставляла. «Значит, мое отсутствие в этот раз останется незамеченным», подумала я, тихонько отпирая дверь, зная, что Ника должна будет скоро появиться меня «проведывать». Я переоделась и забралась в кровать, завернувшись коконом в одеяло. Дарий, сидевший в кресле все это время, подошел и присел на краешек кровати, по своему обыкновению.

— Одеяло достаточно теплое. — прошептала я.

— Достаточно теплое для чего?

— Для того чтобы спать в твоих объятьях и видеть красочные сны…

Дарий вздрогнул и, бросив на меня быстрый, словно молния взгляд, отвернулся.

— Я сказала глупость? — умоляющим тоном спросила я.

— Нет, просто ты озвучила то, чего я сейчас хотел бы больше всего на свете. — робко проговорил он.

— Неужели мой дар пробивается даже через то, что я сейчас просто человек? — неловко пошутила я.

— Ты никогда не сможешь быть просто человеком… — возразил мне Дарий, абсолютно серьезно.

Его рубашка медленно легла на пол, обнажив великолепный торс. Очень медленно, словно сам себе не веря, он обошел кровать, неотрывно глядя мне в глаза. Его движения невольно напомнили мне хищника перед броском, он двигался медленной грацией подавляемой силы. Прыжка не последовало. Продолжая двигаться медленно, словно с опаской, он аккуратно лег рядом и замер. Я тихо засмеялась и, подвинувшись ближе, устроилась на груди этого Адониса, ее холодный жесткий камень, теплел под моей щекой, согреваясь, мне казалось, что я слышу редкие удары его сердца, отмеряющие время нашего пугливого счастья. Осторожно проведя пальцем по его груди, я прислушалась, Дарий превратился в статую, словно он мгновенно замерз, осмелев, я взяла холодную, безупречную руку, поцеловала и положила себе на плечи. Несмотря ни на что, мне было удобно. «Мне еще никогда не было так хорошо и безопасно» толи подумала я, толи произнесла тихо вслух.

— Спите, любовь моя, а я буду хранить ваш сон. — услышала я его прекрасный голос, уже сквозь смутные видения, в которые я медленно погружалась.

Я слышала тихие голоса, которые пробивались сквозь мой сон, постепенно достигая моего сознания. Все еще не проснувшись полностью, я различила голоса. Дарий тихо беседовал с Моникой, я прислушалась.

— Маркус говорит, что могут возникнуть проблемы. — шептала моя подруга.

— В смысле прогнозов, он лучший, — тихо ответил Дарий — но что он именует проблемами?

— Я уверена, что Виктор примет Дезирэ в любом виде, однако как быть с советом? Без его решения ритуал провести не удастся.

— Я тоже думал об этом, Маркус считает, что внешнего сходства недостаточно?

— Боюсь что так. Никон будет в ярости.

— Еще бы, — Дарий засопел, — он был несказанно рад, когда она исчезла!

— О чем речь? — сонно пробормотала я, силясь открыть глаза.

— Поспи… — попросил Дарий, все еще обнимая меня.

— И проспать военный совет? — я улыбалась сквозь пелену сна, которая с каждым мгновением становилась прозрачней.

— Мы пытаемся придумать, как убедить совет в том, что ты — это ты. — вмешалась Ника.

— Ну, я единственная обладательница престранной тени. — улыбнулась я.

— Если ты еще не обратила внимания, то спешу тебя огорчить, после возвращения воспоминаний, она стала такой же, как у обычного человека. — хмыкнула Ника невесело.

— Правда? — я открыла глаза, постепенно просыпаясь, а затем, представив, как все выглядело для моей подруги, медленно отстранилась от Дария, надеясь, что он поймет и не обидится.

— Правда, но мне кажется, что это сейчас уже не важно. Тень и раньше вряд ли убедила бы совет. — грустно сказала она.

— Ладно, тогда имеет смысл говорить об инициации меня как новичка. — сказала я с улыбкой, а Моника нахмурилась.

— Последняя инициация новичка, была около двадцати лет назад.

— Почему? — удивилась я.

— Решение саммита, строго ограничить численность кланов.

— Ого! И кому принадлежит эта блистательная идея? — я наполнилась недобрым предчувствием.

— Никону и Елизару.

— Умно! И, конечно кланы уже достигли каждый своего предела?

— Да и давно. Теперь у нас есть новшество. — поморщилась Ника, — человеческая служба, из тех, кто помогает нам и пройдет инициацию, в случае гибели кого-то из клана.

— Да это же сплошное поле для интриг! — не удержала я свой возглас возмущения в рамках тихого разговора.

— Так и происходит. — обреченно вздохнула Ника.

— Теперь ясно, как этому триумвирату удается находить сторонников. — горько констатировала я — Недовольных, конечно, хоть отбавляй!

— Триумвирату? — удивился Дарий.

— Да, — Моника кивнула, — ты слишком долго находился вдали от арены событий, Никон, Елизар и Гертруда.

— Ого! — теперь и Дарий потерял спокойствие. — Никон, конечно, сделает все, чтобы помешать тебе вернуться!

— Еще бы, — горько усмехнулась я, — кажется разговор с Виктором откладывать больше нельзя.

— Для разговора придется подождать его возвращения. — поморщилась Ника.

— Что происходит, он постоянно в разъездах? — меня охватили недобрые предчувствия.

— Ну… у нас ЧП. - нехотя ответила моя наперсница.

— Подробнее! — сон совсем оставил меня, сменившись беспокойством.

Моника молча переводила взгляд с меня на Дария и, казалось не решалась говорить.

— Дарий в составе саммита. — холодно напомнила я.

— Он давно не занимался делами. — пыталась она отвертеться.

— Очевидно пришло время ими заняться. — возразил Дарий жестко.

— Мы запеленговали резкий скачек рождаемости азариев в Египте, а еще в Судане и Ливии. — сдалась Моника. — Виктор вылетел в Египет, и я не знаю, когда он вернется.

Я моментально вспомнила, что храмы азариев не зря называются Хартумы, вернее наоборот, столица Судана, не зря имеет такое название. Это одно из самых солнечных мест на планете.

— Что по этому поводу говорят азарии?

— Они якобы не имеют к этому никакого отношения.

— Что говорит Маркус? — уже давила я.

— Он говорит, что это не первый всполох, то же происходит и с вампирами.

Я с упреком посмотрела на Дария, он был похож сейчас на плохо осведомленного монарха.

— Зачистки были? — немедленно отреагировал он.

— Ими руководил Никон. — тихо сказала Моника.

— Та-а-ак! Что еще неспокойного в нашем королевстве?! — я взорвалась внутрь, т. е. мой гнев перешел в холодную, с виду спокойную и очень опасную ярость.

Малейший намек на сонную усталость, как рукой сняло, я чувствовала, что творится что-то неладное, но кусочки головоломки пока не склеивались, и полной картины не получалось.

— Хранители? — быстро спросил Дарий.

— Нет, среди хранителей, пока ничего такого не замечалось. — Моника выглядела почти несчастной.

— Как думаешь, — обратилась я к Дарию, — Никон уничтожил «неучтенных» вампиров?

— Где был зарегистрирован всплеск? — давил он на Нику.

— В Румынии.

— Мне понадобится два дня. — задумчиво сказал Дарий, он смотрел в никуда, словно силился что-то вспомнить. — Румыния вотчина Гертруды…

На улице постепенно светало, я хмуро смотрела, как начинается это утро и невесело размышляла о том, стоит ли рискнуть и поговорить с Юрой, не дожидаясь приезда Виктора. Эта идея нравилась мне все меньше и меньше. Моника сидела расстроенная, глядя на нас с нескрываемой надеждой.

«Хотела бы и я иметь хотя бы толику ее веры» думала я с досадой. Дарий совсем ушел в свои мысли, он сидел не шевелясь, застыв словно статуя. Хотела бы я знать, о чем он сейчас думает! Его мысли явно не способствовали проявлению его лучшей стороны, он был сейчас страшен, истинный вампир — совершенный хищник! Я попыталась унять начинающуюся нервную дрожь, ничего не выходило, меня злило собственное бессилие!

Быстро поднявшись, я направилась к платяному шкафу, в поисках одежды. Дарий даже не пошевелился. Ника молча ждала. «Что я сейчас могу сделать?», зло размышляла я, одеваясь, «Если Никон не зачистил регион от непредвиденного всплеска, это могло означать только одно — в разных уголках мира создается армия!». Я уже оделась и, взяв Монику за руку, усадила ее в кресло, а сама села напротив.

— Дарий здесь, попробуй сосредоточиться на Гертруде. — тихо попросила я.

— Ох… — только и воскликнула она, рассматривая что-то в своих видениях.

Я ждала, зная, что сейчас лучше не мешать. Минуты тянулись, словно часы, я с кривой усмешкой поймала себя на том, что совершенно разучилась быть терпеливой. Ее стеклянный взгляд, на перекошенном лице, не оставлял ни малейшего сомнения в том, что хороших новостей не последует.

— Все очень плохо… — наконец прошептала Моника, глядя на меня ошалелым взглядом. — Гертруда собирает армию, их хорошо обучают.

— Я так и думала, что-то еще?

— Очень смутно, словно меня заметили, я не смогла дальше пробиться.

— Хорошо, попробуй Никона.

— Все смазано, словно отголосок мыслей и ничего… — она смотрела на меня, широко распахнув синие глаза, — словно его предупредили!

— Быстро! — горько усмехнулась я.

— Что будет дальше?! — Моника казалась совсем растерянной.

— Дальше мы будем готовы. — жестко сказал подошедший Дарий. — В Румынию мне ехать уже не зачем, если Гертруда учуяла Монику, армию быстро перебазируют и уничтожат все следы.

— Старая ведьма! — в сердцах воскликнула Ника.

— Я думал сделать сюрприз для всех, однако, не до романтики сейчас. — Дарий взял меня за руку и повернулся к Монике. — Милая леди, а организуйте ка для Катерины поездку во Францию, поправить здоровье после болезни, с минимальной оглаской, разумеется.

— Это не так легко сделать. — возразила она.

— Если по-другому тайну поездки не сохранить, придется воспользоваться старым способом передвижения. — сказал он со странной улыбкой.

— Я не смогу передвигаться так же быстро как раньше. — догадалась я о чем идет речь.

— Это я беру на себя. — улыбка Дария стала почти ослепительной.

— Почему Франция? — спросила я, угадав, что тот же вопрос беспокоит Нику.

— Там вы сможете спокойно восстановить свои силы, любовь моя, и кроме того, именно там будет удобно встретиться с парой тройкой старых друзей.

— Как мы объясним свое исчезновение здесь? — вмешалась Ника.

— Придумайте что-нибудь, а я пока предупрежу о наших планах Маркуса. — сказал он, направляясь к балконной двери.

Дарий ушел, а мы остались сидеть, глядя друг на друга, каждая во власти своих мыслей и смешанных чувств.

— Это действительно похоже на переворот. — сказала Моника печально.

— Не сейчас, свитки еще не вскрыты, они не знают чего ждать, поэтому будут сидеть тихо, но не считаться с происходящим глупо.

— А ты знаешь чего ждать?

— Я провела почти триста лет с изначальными.

— И чего ждать?

— Бурно развивающихся событий, но они начнутся после того, как ты немного поспишь. — пошутила я.

— Пришлю к тебе Сашу, так безопасней и спокойней. — сказала она, вставая.

— Не спеши, мне все равно надо подумать.

Я осталась одна и погрузилась в ту часть воспоминаний, которая была не вполне человеческая.

Когда я ушла в воду, и мое физическое тело перестало существовать, растворившись, я была потрясена своими ощущениями. Вода поистине Мать всего живого! Это единая живая субстанция, меняющая свою структуру и свойства, чутко отзываясь, в случае назревшей необходимости. Она приняла меня, и я сразу же оказалась в ее огромном энергоинформационном потоке. Здесь хранилось знание обо всех и обо всем! Едва я это прочувствовала, я поняла, почему изначальные ушли сюда. Мы все дети воды, мы состоим из нее, мы получаем от нее энергию и знания (если достаточно чутки), мы оставляем в ней информацию о себе, едва коснувшись ее. Я устремилась на зов, звучащий во мне все сильнее, меня звали мои родители, их энергия любви, мудрости и знания. Оказавшись в мгновение ока на Бермудах, я развеселилась. Передо мной проносились картины, словно я смотрела на карту мира, поверх которой тянулись разноцветные нити и канаты, я осознала, как все устроено на самом деле, словно единая сеть множества каналов, сообщающихся друг с другом, идущих параллельно или просто пересекающихся. Стоит мысленно коснуться одного из них, и ты наполняешься всем потоком информации, который он несет к «узлу» — большому скоплению, сплетению каналов. Передо мной чередой проходили картины самых мощных «узлов»: Алтайские озера; Озеро Лабынкыр в Якутии; устье Волги; Сейдозеро и Ловозеро; Озера в Китае, высыхающие в одну ночь и наполняющиеся заново; реки текущие вверх, в пригороде Тбилиси; многие другие и, конечно, Бермуды. Я «видела и чувствовала» источники силы — родники по всему миру с водой, измененные свойства которой непонятны людям, но они используют эту силу, интуитивно понимая, пробужденным внутренним знанием, возможности и свойства каждого источника. Я была дома, восхитительное чувство!

Не касаясь «плохой» воды, я могла чувствовать, что чистых душ намного больше, чем мне попадалось в моих путешествиях по миру. Это знание наполнило меня умиротворением и верой в то, что гармония возможна.

Время здесь существовало очень условно, находясь в потоке постоянного «диалога» всего сущего, будучи его частью, растворяясь в нем, я была везде одновременно, я двигалась во времени сообразно его законам: скачками, волнами и рябью, спиралью, оканчивающейся нулевой точкой. В этой точке единовременно существовало все и прошлое, и будущее, и настоящее. Здесь уже все было и, одновременно, только начиналось.

Стоило сосредоточиться на каком-либо человеке конкретно, и я «знала» его мысли, чувства, желания и горести. Это знание мне приносили частицы воды, единожды омывшие его тело.

Я познала законы Матери-воды, как и о чем «просить», чтобы она изменила свою структуру и дала своему дитя, все необходимое. Я поняла секреты источников хранителей и осознала, почему их использование всегда опасно.

Нет ничего на нашей Земле, более энергоемкого, пластичного, проникающего всюду и всегда, чем вода.

Создание моего нового тела, из мельчайших частиц, было увлекательнейшим процессом Любви и творческого изобилия. Мои родители вновь создавали меня, заново, но с той же радостью сотворения чуда. Мы не общались в общепринятом для нас понимании, но познание друг друга, произошло полное и радостное в своих открытиях.

Боли прощания не было, теперь я знала, что ни на минуту не была оставлена в одиночестве, без поддержки и наставления. Теперь я знала, что и дальше ничего не изменится, я их часть, и частица целого, единого и прекрасного мира.