На следующий день жизнь в дому идёт своим чередом. Ити нянчит ребёнка, Кусти воду носит, таскает хворост, полет грядки. Хозяйка, к счастью, не догадалась, что «птенчики» ночью чуть было не улетели, иначе нашлась бы работа её суковатой клюке. Но ничего, обошлось.

Утро уж занялось, Кусти давно на огороде, грядки полет.

Вдруг рядом садится на грядку небольшая пичужка и принимается весело щебетать. Мальчик сперва не обращает на неё особого внимания, но потом прислушивается. Ему вдруг чудится в пичужкином щебете что-то знакомое, будто птичка хочет ему что-то сказать. Он кивает ей, как будто здоровается, и слушает дальше. Через какое-то время он с удивлением обнаруживает, что понимает птичкин язык!

— Ах вот ты где, Кусти, — щебечет птичка. — Грядки полешь у старой ведьмы, а про дом-то, никак, забыл?

— Где там забыл! — отвечает ей Кусти. — Да убежать-то никак не могу. Днём старуха с нас глаз не спускает, ночью волки в лесу сторожат.

— Пора, пора вам домой, — говорит птичка. — Отец с матерью ждут не дождутся, плачут по вам. Дедушка три новых улья поставил, да не радуют они его, потому что нет с ним Ити и Кусти.

— Вот как? — опечалился мальчик. — А скажи, птичка, откуда ты всё это знаешь?

— Да я с вашего двора как раз лечу.

— А как ты узнала, что мы тут?

— Ох, — отвечает птичка, — мне это с той ночи известно, когда старая карга нашла вас у камня и сюда привела. Неужто ты меня, Кусти, не узнаёшь? Я ведь та самая, чьего птенчика ты от филина спас.

— Ах вот оно что! — обрадовался Кусти.

— Да, я та самая и есть. Мой сынок в тот вечер совсем расшалился, никак угомониться не мог. Даже из гнезда вывалился и попался бы филину в когти, если б ты вовремя не подоспел. Так что где вы, я уже тогда знала. А вот откуда вы — это я узнала только сегодня. Сколько деревень облетела, всё слушала, не ищут ли где пропавших мальчика с девочкой. И вот сегодня слышу, на одном дворе оплакивают родители своих Ити и Кусти, и сразу поняла, что вы и будете с этого хутора. Ну, я полетела скорей сюда передать тебе весточку. Да, чуть не забыла. Там в саду копался ещё какой-то старичок в зимней шапке. «У меня, — говорит, — уже три роя новых, да как мне радоваться, коли Ити с Кусти пропали!»

— Дедушка! — крикнул Кусти со слезами на глазах.

— Наверно, дедушка, — говорит птичка.

— Спасибо тебе, птичка, за добрую весть, — говорит Кусти после недолгого раздумья. — А вот как нам отсюда убежать, я до сих пор не знаю.

— Как бежать? — повторяет птичка, подлетая к мальчику так близко, что он рукой мог бы до неё дотронуться. — А вот теперь в самый раз будет. Я сейчас лесом летела и видела, как Обжора с Балбесом нашли в лесу клад, котёл с монетами, и пытаются его вытянуть. Но он ни за что им в руки не дастся, сколько они там ни шуми. Дураки они, а тут надо слова особые знать, чтобы котёл их послушался. Думаю, они скоро устанут и домой побегут старуху звать. А старухе о таком деле два раза повторять не придётся, это уж точно! Тут же побежит. Тогда в избе никого не останется, кроме старика. А тот на печи сиднем сидит, бежать вам не помешает. Вот как. Ну, хватит тебе для первого раза. Теперь поли грядки и никому чтоб ни словечка про наш разговор!

Кусти так и застыл с раскрытым ртом. Хотел было что-то ещё спросить, но птичка пропала. И верно, на то причина была: тут же заскрипели ворота и появилась растрёпанная старуха.

— Ну, Кусти, — сейчас же прицепилась она к мальчику, — что-то медленно у тебя сегодня работа идёт. Ты, я вижу, обленился в последнее время. Был шустрый мальчишка, а нынче надо мне, видно, с клюкой посоветоваться, что с тобой делать, чтоб ты порасторопней двигал руками-ногами.

— Бабушка… — начал было Кусти, но вдруг застыл, прислушиваясь. Из лесу послышался громкий топот, треск, будто целое стадо приближается. Скоро появляются запыхавшиеся Обжора с Балбесом, бросаются в дом, тут же с шумом вываливаются обратно и прямиком в сад к старой ведьме. Запыхались, рожи потные, дышат, как кузнечные меха.

— Уже заявились! — криком встречает их старуха. — Мало мне одного бездельника, так ещё двое пожаловали! А ну живо катитесь в лес!

— Мам-мам-мам… Мамаша, — заикается Обжора. — Мым… мым… мым… мы нашли…

— Чего ещё вы нашли? — вопит старуха.

— К-к-к… котёл, — заикается Балбес. — С деньгами!

— Где? — вопит старуха, услышав такое.

Братцы показывают в сторону леса.

— Что же вы сюда его не притащили, дурни окаянные?

— Никак, — хрипят те, — не слушается! Пошли, ты слово знаешь…

— Ах вы дубины стоеросовые! Что ж вы сразу-то не сказали? — кричит старуха и скорёхонько бежит с ними сперва к дому, а потом в лес.

Кусти ждёт, пока стихнет топот, потом идёт потихонечку в дом, чтобы незаметно для старика Ити позвать. Но старик вдруг кричит с печи:

— Кто там ходит?

— Это я, Кусти, — пугается мальчик.

— Ты не знаешь, куда это ребята с мамашей побежали?

— Ребята?… Как же, знаю… В лес побежали котёл с деньгами откапывать. Обжора с Балбесом клад нашли.

— Клад? — старик аж сел на печи. — А ну-ка, парень, помоги мне с печи слезть да подай костыли скорей! Пойду и я погляжу.

Кусти помогает старику слезть, даёт ему костыли. И тут они видят такое, чего ещё ни разу не видели: старик самолично ковыляет на костылях к выходу и вприпрыжку, как подстреленная ворона, устремляется к лесу. В доме остаются они одни да ещё малыш, который как раз встал в своей колыбельке — кушать просит.

— Ну, козлёнок, — говорит Кусти, — придётся тебе обождать на этот раз. Эти кладоискатели не скоро, видать, вернутся…

— Почему же, молоко-то в печке, — говорит Ити, спуская малыша на пол. — Зачем ему их-то ждать?

— Нет у нас времени с ним возиться, — говорит Кусти сестре. — Бежать надо! Бежим, пока никого нет, другого раза не будет!

— А ребёнок как же? — пугается Ити.

— Ребёнок? — кричит Кусти. — Ребёнок пускай тут остаётся! Не брать же его с собой.

— Ну как я его тут одного оставлю? Ушибётся ещё, он ведь глупенький.

Рогатый мальчонка вопросительно смотрит то на брата, то на сестру и кивает головой, будто сказать хочет: конечно, он ещё глупенький…

— Кончай разговоры! — сердится Кусти. — Надо наконец и о себе подумать. А спорить будем да время терять — так и домой никогда не вернёмся, и сами же будем виноваты! Давай скорей! Ну, коли хочешь, дай ему молока, пусть лакает. А как уж он тут будет — это не наше дело. Да если уж на то пошло — я бы захватил кое-что с собой… Знаю, где старуха деньги прячет… Да ладно уж! Не надо мне денег награбленных.

Ити даёт малышу бутылку с молоком, нежно гладит его по головке, по маленьким рожкам…

Тут на окне появляется птичка.

— Чик-чирик, чик-чирик, — щебечет она. — Чего стоите? Скорей, скорей! Путь долог.

— Сейчас, сейчас, — отвечает ей Кусти к большому удивлению сестры, которая поначалу не обратила на птичку никакого внимания.

Кусти берёт сестру за руку и почти насильно оттаскивает её от малыша. Но едва они доходят до порога, как маленький несмышлёныш с плачем бросается следом:

— Ити! Ити!

Он вцепляется Ити в подол и повисает на нём, как репей. Понимает, видно, что его бросают тут одного.

— Видишь? — чуть не плачет Ити. — Как же мы его бросим?

— А ну отцепись! — не на шутку сердится Кусти. — Брысь, пошёл!

Но как он ни ругается, как ни успокаивает малыша Ити, тот ни в какую. Вцепился в подол, даже про свою бутылку забыл, будто — виданое ли дело — аппетит у него пропал!

— Ну, это уж слишком! — окончательно взвивается Кусти.

— Долго нам тут с тобой возиться? Вот возьму бабкину клюку!

— Нет, нет! — защищает Ити малыша. — Не бей его! Давай по-хорошему, ты всегда такой добрый был, Кусти! А что если мы с собой его возьмём? Жалко его, он плачет, бедненький!

Кусти не знает, что и сказать. Усмехается, а потом глядит, что птичка скажет.

— Делайте как хотите, — щебечет та. — Только поскорей!

Кусти колеблется ещё пару секунд, потом резко поворачивается и говорит:

— Ну хорошо, бери, коли хочешь. Но если спросят дома, сама будешь отвечать, это ты его привела, а не я!

— Хорошо! — говорит Ити радостно. — Конечно, скажу! — и берёт малыша за руку.

Уводя его, она напевает песенку:

Птичка, порхая с ветки на ветку, показывает им дорогу. Сперва маленькие путешественники выходят на тропу, протоптанную в траве Обжорой и Балбесом. Потом пернатая проводница устремляется в лесную чащу, зовя их за собой. Малыш поначалу резво семенит ножками, время от времени отхлёбывая молока из бутылки, и что-то лопочет на своём языке. Но скоро он устаёт, а может упрямится, бог его разберёт. Наконец совсем останавливается, показывая пальчиком себе на ногу:

— Ити, Ити!.. Ноза!

— Погоди, Кусти, — просит Ити. — У мальчика заноза, идти не может.

На самом-то деле никакой занозы нет и в помине. Хитрит малыш, хочет к Ити на ручки.

— Ага! — смеётся Кусти. — Тащи теперь! Посмотрим, далёко ли утащишь такого егозу.

— Не бросать же его тут, волкам на съеденье, — вздыхает Ити. — Загрызут его, одни рожки оставят…

А пернатая проводница щебечет, поторапливает.

— Ты ведь знаешь, у меня сынок дома, — говорит она Кусти. — Голодный сидит. Не вернусь вовремя — он всполошится, из гнезда может вывалиться. Да и эти лешаки, чего доброго, догонят, если не поторопимся. А что они в погоню бросятся, это как пить дать. Так что скорей, скорей, подальше от этого бесовского дома!

Кусти видит: тяжело сестре, ноги у неё заплетаются. Делать нечего, пришлось мальчишку себе взять на закорки. А тот и рад верхом ехать — отхлёбывает из бутылки, поёт песенку. Кусти уж весь в поту. Чёрт бы побрал этого сорванца! Хоть бы сам немного прошёл. А не хочешь — оставайся в лесу!

— Что-то мы, — говорит птичка, — не больно быстро идём. Ну да ладно, пойдёмте всё-таки к большому камню. Хоть и круг сделаем, а я своего сыночка покормлю. Тогда у меня и на вас больше времени останется.

И правда, скоро выходят они к знакомому месту, к тому самому валуну. Пока птичка кормит своего птенца, они собирают землянику, подкрепляются на дорогу. Малыш берёт ягоду всех проворней. Да только нечисто берёт, бросает ягоды в рот вместе с травой да со всяким сором.