22 июня 1941 г. хрупкую предрассветную тишину на западной границе СССР взорвали залпы десятков тысяч орудий. Полностью мобилизованная и вооруженная до зубов гитлеровская армада в считанные часы смяла оборону дезорганизованных бригад, дивизий и целых корпусов Красной армии. Удар фашистских войск оказался настолько силен, а наступление — столь стремительно, что уже на шестые сутки после начала войны танки генерала Г. Гудериана грохотали гусеницами по центральной площади столицы советской Белоруссии — Минску.

Существенную роль в том первом успехе вермахта сыграли разведывательно-диверсионные подразделения абвера, прежде всего полк специального назначения «Брандербург-800», насчитывавший в своем составе несколько тысяч отборных головорезов. Наряду с ним, при основных военных группировках действовали четыре оперативные команды численностью 600–700 человек. Они были оснащены передвижными средствами связи, легковыми, грузовыми, специальными автомобилями, мотоциклами, в том числе и советского производства.

Помимо этих элитных спецподразделений широко использовались многочисленные диверсионные отряды, сформированные из числа украинских, белорусских, прибалтийских националистов и белоэмигрантов. Большинство их участников прошло «обкатку» в составе «боёвок», действовавших в предвоенный период в западных областях Украины, Белоруссии и республиках Прибалтики.

Мобильные, хорошо организованные и четко координировавшие свои действия с наступающими частями вермахта, они вовремя оказывались в нужном месте и в нужный час. Пользуясь неразберихой и растерянностью, диверсанты действовали дерзко и решительно: взрывали и разрушали транспортные коммуникации, безжалостно уничтожали командный состав Красной армии и сеяли панику в ее рядах. Уже в первый день войны им и авиации удалось вывести из строя основные каналы и пункты связи советских войск. В результате был парализован основной нерв любой армии — система боевого управления войсками. «Тевтонский меч» безжалостно крушил боевые порядки Красной армии.

Надо прямо признать: на тот период вермахт и его офицеры в организационном, тактическом и профессиональном плане оказались на голову выше Красной армии и ее командиров. То количественное превосходство, что советские войска имели перед гитлеровскими, было бездарно, если не сказать преступно, утеряно. О чем красноречивее всяких слов, говорят сухие цифры боевых донесений и сводок с фронта.

 

Цена потерь

Историк и исследователь М. Слоним, ссылаясь на данные из архива МО РФ, приводит следующие цифры: «…За 42 дня боев части Юго-Западного фронта потеряли свыше 4 000 танков и около 300–350 000 личного состава — 60 % от общей численности. Гитлеровцы — 108 танков и 10 151 человек — 7,7 % от общей численности».

В подтверждение этих цифровых показателей он приводит донесение штаба Юго-Западного фронта от 15.07.1941 г.: «Сведения за соединения и отдельные части, входящие в состав фронта». В нем содержатся данные по 28 дивизиям. Согласно донесению, среднее число потерь составило 4 086 человек по дивизии.

Но самое убийственное для советского командования крылось не в огромной цифре потерь, а в их характере. Его раскрывает донесение штаба 37-й танковой дивизии, входившей в состав 15 мехкорпуса. Скупые цифры говорят сами за себя и не требуют комментариев: «…Убито: 103 чел., ранено: 280 чел., пропали без вести: 653 чел.» И самая печальная цифра, характеризующая уровень боевого управления командирами своими подчиненными: «Убыли по другим причинам: 2 040 чел.».

Приведенная выше статистика потерь: 103, 280, 653 и 2 040 вызывает не столько вопросы, сколько изумление. Убитых оказалось почти в 27 раз меньше, чем тех, кто неизвестно где?!

Возможно, то был вопиющий случай? К сожалению, это не так. Летом и осенью 1941 г. то был, так сказать, общий удручающий диагноз для всей Красной армии.

34-я танковая дивизия полковника А. Васильева являлась одной из самых боеспособных дивизий Юго-Западного фронта. В июне-июле она серьезно потрепала гитлеровцев и удостоилась того, что о ней доложили высшему командованию вермахта. Но и в ней оказалось немало тех, кто «девался неизвестно куда».

В августе 1941 г. из 34-й танковой дивизии в штаб Юго-Западного фронта поступило очередное донесение. В нем сообщалось «…о 209 убитых, 456 раненых и заболевших, 4 388 пропавших без вести?!»

Такие же удивительные превращения происходили и с боевой техникой советских дивизий. В документальном сборнике «Гриф секретности снят. Потери ВС СССР» приводится цифра потерь боевой техники по Юго-Западному фронту. По состоянию на 6.09.1941 г., они составили 4 381 танк (90 % всего парка).

Так, 2-я танковая дивизия (4 мехкорпус) имела на вооружении: «…новейшие танки: КВ — 50 ед., Т-34 -140, а также 122 исправных танка старых образцов». К 13.07.1941 г. в ее составе находилось всего — «…дивизия имеет 9 танков, 600 бойцов МСП и занимает оборону на широком фронте: Андрушевка, Мал. Клитенка, Кропивна».

В предыдущей записи журнала содержится отметка о потере 50 танков в боях. Об остальных 253 танках не говорится ни слова.

Аналогичная картина имела место в 8-й танковой дивизии. К докладу о боевых действиях дивизии приложена «Ведомость наличия боевых и вспомогательных машин». Она показывает исключительную живучесть вспомогательных машин в сравнении с танками. Так, согласно «Ведомости», к 01.08.1941 г. из 312 танков, числившихся за дивизией, осталось всего 3 единицы?! Потери — 93 %. В то же время из 572 грузовиков ЗИС-5 уцелело 317, из 360 ГАЗ остались на ходу 139, из 23 легковушек — 17 продолжали исправно возить военачальников.

Ответ на эту загадочную арифметику может дать запись одного из руководителей Генштаба Красной армии, выполненная на таблице с данными количества убыли танков и машин 2-го и 18-го мехкорпусов Южного фронта. Цифры потерь (они близки к тем, что приведены в донесении по 8-й т. д.) подчеркнуты его рукой, а внизу листа имеется приписка: «…Ясно — тылами не руководили, они поддались панике и драпанули, оставив корпуса без б. припасов и ГСМ».

В целом, за все вооруженные силы Советского Союза их потери в июле — сентябре 1941 г. составили: «…Безвозвратные: убито и умерло на этапе санобработки — 465 400 человек, пропали без вести и попали в плен — 2 335 500 человек. Последняя цифра составила 52,2 % от общей численности потерь».

Немые цифры говорят сами за себя и во многом позволяют понять причины столь тяжелых поражений Красной армии в 1941 г. Не вызывает сомнения тот факт, что Советский Союз столкнулся с самым сильным, самым организованным и самым отмобилизованным противником на тот период времени. В распоряжении Германии находились ресурсы почти всей Европы. Свою роль сыграли внезапность нападения и эффективные действия спецподразделений абвера и диверсионных групп националистов, сумевших дезорганизовать систему боевого управления Красной армии.

Еще одним немаловажным фактором, повлиявшим на ход войны, стало то, что в первые ее недели Красная армия сражалась на территории, население которой в значительной степени, если не враждебно относилось к советской власти, то, по крайней мере, не питало к ней любви. За два года с сентября 1939 г., после присоединения к СССР западных территорий Украины и Белоруссии и вхождения в его состав стран Балтии, населению, проживавшему на этих территориях, пришлось пережить болезненную, а нередко насильственную перестройку уклада своей жизни и быта. Поэтому, чего греха таить, для многих из них А. Гитлер с его частной собственностью и строгим порядком, казался ближе, чем И. Сталин с его колхозами и всевластием советской бюрократии.

 

Делай, как я

Все это, а также ряд других факторов работали на гитлеровцев, и на первом этапе обеспечило вермахту временный успех в войне. Вместе с тем, тот урон, что понесла Красная армия, и ущерб, причиненный советской экономике, могли быть значительно ниже, если бы во главе бригад, дивизий и армий стояли грамотные, решительные и инициативные командиры. Люди, знающие службу не понаслышке и воевавшие, подтвердят: в боевой обстановке для подчиненных одним из важнейших условий их осмысленных действий и готовности пойти на жертвы является спокойствие и уверенность командира в себе и в подчиненных, бережное отношение к их жизням, наличие воли действовать по реально складывающейся обстановке, а не по «слепым» приказам «сверху».

В 1941 г. большинство советских командиров, к сожалению, не обладало такими качествами. В том была не вина их, а беда, порожденная репрессиями 1937–1938 гг. Убитая страхом ареста или снятия с должности способность к самостоятельным действиям, привычка по каждому поводу согласовывать свое решение с вышестоящими командирами и партийными органами, оказалась губительной для десятков и сотен тысяч красноармейцев в критической обстановке июня-июля 1941 г. В результате целые бригады и корпуса превращались в неуправляемую людскую массу. В таких условиях каждый выживал, как мог.

Подтверждением тому является жизнь и боевая деятельность Ивана Лаврентьевича Устинова. В годы войны он начал службу в качестве оперуполномоченного Особого отдела НКВД и закончил ее в должности руководителя военной контрразведки Советского Союза и звании генерал-лейтенанта. Простой сельский паренек из уральской глубинки, с 6 лет познавший, что такое тяжкий труд; перед которым советская власть открыла двери школы, фельдшерских курсов, а затем и Камышловского военно-пехотного училища, И. Устинов готов был стоять за нее насмерть. И таких, как он, в Красной армии было большинство, но, к сожалению, они не имели достаточной теоретической и практической подготовки. Поэтому в экстремальной обстановке могли выстоять и победить только те, кто имел твердый характер и природный ум. У Ивана Лаврентьевича было и то, и другое.

После окончания военного училища в июне 1941 г. он получил распределение в Белорусский Особый военный округ. Как и все лейтенанты, мечтал о военной карьере, но, как то часто бывает в жизни, в его судьбе произошел неожиданный поворот. После беседы с начальником Особого отдела 16-й армии полковником В. Шилиным, ему пришлось поменять род службы. И. Устинов был назначен на должность оперуполномоченного Особого отдела дивизии. Среди его сотрудников он оказался единственным кадровым офицером. Остальные были бывшими партийными и комсомольскими работниками, которых партия направила на «…укрепление органов безопасности после их очистки от троцкистских элементов и предателей». Вот такой оказалась наша контрразведка в час испытаний для армии и страны.

Вместо овладения искусством контрразведки И. Устинову пришлось с ходу вступить в бой. Война застала его на пути к новому месту службы — в город Белосток, в 6-ю кавалерийскую дивизию, и там он впервые лицом к лицу столкнулся с врагом.

«… С первых часов войны дивизия вела тяжелые бои в районе государственной границы.

События развивались столь стремительно, что в тот же день (22 июня 1941 г. — Прим. авт. ) на станции Осиповичи поезд, на котором я ехал, был разбит бомбовым ударом. Вблизи Минска вместе с остатками отступающей части пришлось вступить в бой с разведывательно-диверсионным отрядом противника… События начального периода войны оставили о себе тяжелое воспоминание…Уже тогда у непосредственных участников трагических событий мозг постоянно саднили вопросы: В чем причины поражения? Кто виноват в очевидной преступной беспечности? Командование округов? Наркомат обороны или Генштаб? Или.? От этого «или» мороз по коже пробегал.

Ссылки на внезапность нападения не выдерживали никакой критики. Они вызывали раздражение, особенно у офицеров, которым известны были веские аргументы о подготовке Германии к войне с СССР, даже нам, молодым лейтенантам, прибывшим из далекого Уральского военного округа…»

Из чего Иван Лаврентьевич делает вывод:

«…Здесь, бесспорно, была вина высшего руководства страны, Генерального штаба, командования приграничных военных округов, которые не приняли необходимых мер к отражению нападения, по прикрытию и защите основных военных баз и аэродромов. Все поверхностные объяснения причин поражения воспринимались нами как попытки скрыть вопиющую некомпетентность в управлении государством и вооруженными силами и преступную халатность». [59]

Вопиющая некомпетентность, халатность и неспособность принять грамотное командирское решение ответственными должностными лицами обернулась для Ивана Лаврентьевича и сотен тысяч бойцов Красной армии огромными людскими и материальными потерями. Днем и ночью, в лесу и на открытой местности их непрерывно атаковали гитлеровцы. И этому кошмару, казалось, не будет конца.

«…На поле царил ад. Над ним с воем носились на низких высотах самолеты. Они сбрасывали бомбы, непрерывно строчили из пулеметов по обезумевшим людям, разбрасывали листовки с призывом о сдаче в плен, которые падали на трупы погибших, стонущих раненых и обезумевших людей» [60] .

Эти строки из книги воспоминаний Ивана Лаврентьевича и сегодня вызывают ужас. Чего же говорить об участниках тех трагических событий. Немногие смогли не поддаться панике и найти в себе мужество и силу оказывать сопротивление врагу. Лейтенант И. Устинов был одним из них — сказались твердый уральский характер и профессиональная выучка, полученная в военном училище. Вокруг него — «зеленого» лейтенанта-контрразведчика — стихийно начали собираться люди. В условиях, когда связь со своими потеряна, командир не знает, что делать, а фашисты повсюду, люди подчиняются не тому, у кого больше звезд на погонах, а кто бережет их жизни и способен умело вести бой.

Иван Лаврентьевич обладал такими качествами — ему подчинялись не только рядовые бойцы, но и строевые командиры, в числе которых находились майоры, подполковники и политработники — бригадный комиссар Н. Лебедев поручил молодому офицеру командовать отрядом. Из страшного «вяземского котла» И. Устинов вывел почти полк — свыше 880 человек. Иван Лаврентьевич отмечал:

«…Я был обязан убеждению в правоте своего дела, трудовой и профессиональной подготовке, полученной во время учебы в военном училище…Занятия проводились в поле, на полигоне с использованием реальных боевых средств и с учетом тактики вероятного противника, которым уже тогда называлась фашистская Германия.

Командный и преподавательский состав отличался высокой дисциплиной и трудолюбием. Командиры взводов и рот практически постоянно находились среди курсантов, отлучались только на ночлег. Они личным примером показывали, какая роль отводится советскому офицеру в армейской среде в мирное время и в боевой обстановке…

Спасибо им за то, что, благодаря их труду, настойчивости, воспитанию у нас, курсантов, физической выносливости и морально-психологической устойчивости; многим молодым офицерам — выпускникам училища в дальнейшем преодолеть удалось все трудности в тяжелые годы Великой Отечественной войны» . [61]

Но прежде чем вернуться в Особый отдел и приступить к исполнению обязанностей контрразведчика, И. Устинов был вызван в штаб 16-й армии. Ее командующий К. Рокоссовский собрал командиров, чтобы Иван Лаврентьевич поделился с ними опытом организации и ведения боевых действий против гитлеровцев. Таков был уровень подготовки командного состава Красной армии — лейтенант учил полковников и генералов, как надо воевать.

К сожалению, летом 1941 г. таких командиров, как И. Устинов и К. Рокоссовский, катастрофически не хватало. Красная армия, неся тяжелые, неоправданные потери, отступала все дальше вглубь страны. В Москве, в Генеральном штабе на картах еще продолжали двигать части, которых уже не существовало, а те, что сохранили боеспособность, сократились до рот и батальонов.

 

Главные слагаемые Великой Победы. Вера и сила духа

В 1941 г. обстановка на советско-германском фронте напоминала ту, что сложилась 23 года назад. В 1918 г. советская Россия задыхалась в кольце фронтов. Территория, контролируемая большевиками, съежилась до размеров московского удельного княжества. Казалось бы, ее дни сочтены, но произошло чудо. Крестьянская Россия, на 90 % безграмотная, набожная, три с лишним года сражавшаяся на фронтах жестокой и бессмысленной войны, отказавшаяся от помазанника Божия и отвергшая сгнившую на корню династию Романовых, наголову разбила интервентов 13-ти стран Антанты, а вместе с ними Белую гвардию. Вдохновленная светлой идеей о новом справедливом обществе, она готова была сражаться хоть с самим дьяволом и победить.

К зиме 1941 г. ситуация также была близка к критической. Красная армия потеряла почти две трети личного состава, а страна — территорию, на которой находилось 40 % промышленного потенциала. Какое еще государство в таком положении могло выстоять? Советский Союз выстоял и победил. Что двигало людьми? Страх перед И. Сталиным и органами НКВД? Но, если следовать подобной логике, то, придя на фронт, люди должны были толпами бежать к гитлеровцам, а они стояли насмерть.

Причина этого поразительного чуда состоит в том, что русские, украинцы, белорусы и другие граждане Советского Союза бились не за И. Сталина, хотя многие с его именем шли в атаку, а за власть, которая вырвала их из мрака невежества, открыла перед ними двери рабфаков, академий, а в умах породила притягательную идею о будущем свободном и справедливом обществе. Как в 1918 г., так и в 1941 г. русские люди сражались за свою землю, свой дом, свою душу и мечту — о свободном и справедливом обществе.

Дух того поколения и того сурового, но захватывающе интересного времени передал человек, которого трудно заподозрить в симпатии к советской власти. Ниспровергатель царизма, министр во Временном правительстве А. Керенского и непримиримый противник советской власти Б. Савинков, оказавшись в ловушке ОГПУ, позже 27 августа 1924 г. на судебном заседании, носившем открытый характер, полностью признал свою вину. Его последнее слово не похоже на выступление подсудимого, скорее, оно может быть названо завещанием всем тем, у кого нет и не может быть другой Родины, кроме России!

«…Я полностью и безоговорочно признаю только Советскую власть и никакую другую. Каждому русскому, кто любит свою страну, я, прошедший весь путь этой кровавой, тяжелой борьбы против вас, я, отрицавший вас, как никто другой, я говорю ему: если ты русский, если ты любишь свой народ, ты поклонишься в пояс рабоче-крестьянской власти и безоговорочно признаешь ее» [62] .

Нет оснований не верить в искренность этих слов. Русский патриот и борец против любой диктатуры, не один раз смотревший смерти в глаза, Б. Савинков в такие минуты вряд ли стал бы кривить душой.

Другой видный деятель белой эмиграции В. Шульгин — тот самый, что принимал отречение у императора Николая II, — также отмечал эту особенность русской души — в годину испытаний и смут не держать зла на бездарных, жестоких или безвольных правителей, а, презрев все, спасать своих близких, свой дом и свое Отечество.

23 декабря 1925 г. В. Шульгин по нелегальному каналу, организованному советской контрразведкой, в рамках операции «Трест» въехал в Россию. В поисках сына он побывал в Ленинграде, Москве и Киеве. Да, все это время он находился под негласным наблюдением сотрудников ОГПУ или агентов, но они не закрывали ему глаза и не затыкали рот. В. Шульгин, при всей своей ненависти к большевикам, сумел разглядеть то, что не хотели видеть многие из его единомышленников.

В 1919 г. ему пришлось бежать из истерзанной войной и разваливавшейся на части некогда могущественной империи. Спустя всего шесть лет, В. Шульгин снова увидел отблески ее будущего величия. Среди ужасающей разрухи и бедности, смотревших на него со всех углов, он узрел то, что не могли видеть сотни тысяч русских, выброшенных революцией на задворки империи. Перед ним была новая Россия, поднимавшаяся из мглы невежества и разрухи.

Как истинно русский человек, В. Шульгин почувствовал сердцем ту могучую народную энергию, что пробудила революция в людях. Страна на глазах сосредотачивалась для фантастического рывка в будущее. Впоследствии, будучи за границей, он так вспоминал об этом: «…Я думал, что я еду в умирающую страну, а я вижу пробуждение мощного народа…Я был глубоко потрясен всем тем, что увидел на первых порах, и той громадной разницей, которая произошла в культурном отношении» [63]«Лубянка». Стр.194, изд. Главархив. М., 2007 г.
.

Об том же пишет и непосредственный участник Великой Отечественной войны И. Устинов. Даже он, повидавший в своей жизни всякого, поражался силе духа советского человека и его, казалось, неисчерпаемым физическим возможностям в экстремальной ситуации. Оказавшись в немецком котле во второй раз, теперь уже под Вязьмой, Иван Лаврентьевич, а вместе с ним бригадный комиссар Н. Лебедев не растерялись, объединили вокруг себя окруженцев и в течение 20 дней с тяжелыми боями пробились к своим. Не успели они расположиться на привале, как их ждал приказ вступить в бой с противником, рвавшимся к Москве.

«…Все расслабились. Радовались завершению мук и страданий. Но наше блаженство вскоре закончилось. Я, теперь уже руководитель отряда (Лебедев убыл госпиталь. — Прим. авт. ), был вызван к командиру прибывшего артиллерийского полка. Как-то второпях заслушав мой доклад, он рекомендовал незамедлительно ускоренным темпом отходить в район Березино и занять новую позицию.

Может ли современный читатель понять состояние солдат, прошедших, как говорится, огонь, воду и медные трубы, видевших смерть, переживших голод и холод, тревогу за судьбу Отечества, не успевших хоть немного отдохнуть, когда они услышали команду: «Построиться!»

Даже сейчас, спустя много лет, приходится удивляться, как в то время удалось всю эту массу ослабевших и озлобленных людей вновь вывести на холод из тепла и почти домашнего уюта, поставить в воинский строй и заставить двигаться дальше к неведомой цели» [64] .

И Он — могучий, великий русский народ, а не И. Сталин, не считаясь с ценой и не пеняя советским вождям за их грубые просчеты и безумные эксперименты над собой и страной, выстоял в суровую годину, дошел до Берлина и в ликующем, цветущем мае 1945 г. вбил осиновый кол в гроб фашизма.

Сухие факты опровергают домыслы тех, кто всячески стремится умалить Его подвиг и измазать, извалять в гнусных домыслах Великую Победу. За годы войны в жерновах Красной армии было перемолото: «…600 гитлеровских дивизий, в то время как объединенная коалиция англо-американо-французских войск, в основном, пленила 176 дивизий, личный состав которых в подавляющем своем большинстве был уже деморализован. На советско-германском фронте потери гитлеровцев составили: в личном составе — 72 %, в технике — 75 %».