70-е и начало 80-х годов прошлого века для сотрудников особых отделов КГБ СССР, осуществлявших контрразведывательную работу в Ракетных войсках стратегического назначения (РВСН), на вооружение которых поступала новая боевая техника, выдались крайне напряженными. Две сверхдержавы — СССР и США, борясь за стратегическое превосходство в мире, вкладывали колоссальные материальные и интеллектуальные ресурсы в совершенствование ядерного оружия и носителей к нему.
В СССР шла напряженная работа по созданию межконтинентальных баллистических ракет третьего поколения. В Москве, Самаре, Красноярске, Днепропетровске, Киеве, Харькове и ряде других городов Советского Союза на так называемых закрытых предприятиях в обстановке строжайшей секретности бригады инженеров и рабочих самой высокой квалификации, сменяя друг друга, трудились день и ночь, воплощая конструкторскую мысль в металле.
Наряду с тяжелой ракетой шахтного базирования, получившей на Западе устрашающее название «Сатана» и обладавшей колоссальной разрушительной силой, в РВСН разрабатывались два качественно новых боевых ракетных комплекса (БРК) — подвижный грунтовый «Тополь» и железнодорожный «Скальпель», названный так натовцами за точность попадания боевых блоков в цель. Оба обладали уникальными для своего времени возможностями и являлись последним словом техники.
Исключительная маневренность и надежность в боевом управлении делала их практически неуязвимыми для средств поражения противника, а использование передовых технологий в области систем навигации позволяло производить пуски ракет в кратчайшие сроки и с любой точки маршрута боевого патрулирования. В случае применения противником первым ядерного оружия по стратегическим объектам на территории СССР, в частности по БРК «Сатана», «Тополь» и «Скальпель» в ответном ударе были способны нанести ему непоправимый ущерб. С вводом этих ракетных комплексов в состав РВСН советское военно-политическое руководство получало в свои руки грозное оружие возмездия и потому не жалело материальных и человеческих ресурсов, чтобы опередить США в ядерной гонке.
Масштаб и размах этих работ был сравним с такими масштабными стройками, как БАМ. Поэтому, несмотря на плотную завесу тайны, окружавшую разработку БРК «Тополь» и «Скальпель», отрывочная информация об испытаниях в СССР нового ракетно-ядерного оружия стала достоянием спецслужб США. И они — ЦРУ, а также военная разведка — РУМО — делали все возможное и невозможное, чтобы добыть данные об их конструктивных особенностях и боевых возможностях. Поэтому перед особыми отделами КГБ СССР в частях РВСН, научных институтах и на полигонах не существовало более приоритетной задачи, чем обеспечение сохранности главных секретов БРК.
Один из бывших руководителей военной контрразведки страны, заместитель начальника 3-го Главного управления КГБ СССР генерал-лейтенант Юрий Николаев вспоминал о том времени:
«…В середине семидесятых годов в центре внимания чекистов-ракетчиков находились мероприятия, связанные с контрразведывательным обеспечением перевооружения ракетных войск на изделия третьего поколения, сопровождавшиеся их интенсивными летно-конструкторскими испытаниями и доработками. Суть их состояла в придании межконтинентальным баллистическим ракетам более мощной энергетики, оснащении кассетными боеголовками с индивидуальным наведением боевых частей на отдельные цели. Разрабатывались подвижные ракетные комплексы. Это была, по существу, новая страница в развитии советских стратегических вооружений…(Ю. Николаев. «Будни военного контрразведчика». Изд-во «Русь», 2005)
…Планируя свою работу, мы исходили из того, что испытания новых систем ракетного вооружения, составляющих основу боевой мощи страны, неизбежно привлекут пристальное внимание американских спецслужб».
Эта оценка оперативной обстановки военных контрразведчиков, складывавшейся вокруг РВСН, нашла понимание и поддержку в руководстве отечественных органов безопасности страны и была отражена в известном приказе Председателя КГБ СССР. Одно его название — «О состоянии и мерах совершенствования контрразведывательной работы в Ракетных войсках стратегического назначения» — говорило само за себя. В нем был определены комплекс организационных и оперативных мер, а также зоны ответственности 3-го и других управлений Комитета по защите РВСН от агентурной и технической разведки иностранных спецслужб.
В своих оценках и прогнозах контрразведчики не ошиблись. Рев ракетных двигателей на южных полигонах — Байконур, Капустин Яр и северном — Плесецк продолжал оставаться в центре внимания спецслужб США, о чем свидетельствовала информация, поступавшая в Комитет по разведывательным каналам. А она порождала серьезную тревогу — в ЦРУ располагали рядом важных параметров, характеризующих боевые возможности БРК «Тополь» и «Скальпель». Каким образом они стали известны американской разведке, на каком участке произошла утечка секретов — это до поры до времени для советских контрразведчиков оставалось тайной.
В небо по-прежнему продолжали взлетать испытательные образцы «Скальпеля», «Тополя» и поражать учебные цели на далекой Камчатке на полигоне Кура. Там их с нетерпением ждали конструкторы и производственники, чтобы на основе изучения телеметрических, аэродинамических и других характеристик проверить надежность функционирования различных систем. В этих испытаниях оттачивались и доводились до совершенства основные, особо охраняемые боевые параметры ракет. Но за то, что их удалось сохранить в тайне от иностранных спецслужб, контрразведчики поручиться не могли. Несмотря на беспрецедентные режимные меры, направленные на защиту секретов БРК, советская разведка продолжала сообщать об утечке информации к американцам. Как отмечал генерал Николаев:
«…Военными контрразведчиками были налажены систематический отбор, учет и тщательный анализ поступающей из различных источников информации, свидетельствующей как о возможной осведомленности, так и о проявлениях заинтересованности иностранных спецслужб к проводимым испытаниям. Работа по защите выделенных секретов согласовывалась с Главным штабом (РВСН. — Прим. авт.) и проводилась в тесном взаимодействии с территориальными органами КГБ, в основу которого закладывался принцип непрерывности контрразведывательных мероприятий на всех стадиях отработки и испытаний ракетно-космической техники, сочетая ее с мерами по усилению режима секретности на научной основе. Совместно с ведущими специалистами конструкторских бюро разрабатывались специальные меры по противодействию иностранным техническим разведкам…». (Ю. Николаев. «Будни военного контрразведчика». Изд-во «Русь», 2005)
В результате системного подхода и анализа информации о деятельности американских спецслужб, направленной на получение сведений об испытаниях ракетной техники и систем ПВО, в центральном аппарате 3-го Главного управления обратили внимание на участившиеся полеты американских разведывательных самолетов типа «Орион» и РС-135 в нейтральных водах над Тихим океаном. На первом этапе их появление напрямую не увязывалось пусками БРК «Тополь», «Скальпель» и «Сатана» — в том районе находилось немало других важных военных объектов, за которыми американская сторона могла вести радиоэлектронное наблюдение.
Время шло, в особом отделе полигона Кура, так же как и в других подразделениях КГБ, находившихся на Камчатке, продолжали накапливать информацию о разведывательных полетах американских РС-135. В отдельные дни, когда наиболее интенсивно проводились пуски ракет, в небе у берегов Камчатки, как правило, дежурило по несколько пар воздушных разведчиков. Анализ статистики этих полетов уже не оставлял сомнений у руководителей особого отдела в том, они напрямую связаны с испытательной деятельностью. Свои доводы они изложили в докладной записке, направленной в 3-е Главное управление. Там их посчитали обоснованными, и на полигон вылетел сотрудник центрального аппарата подполковник В. Служилин.
Вместе с контрразведчиками особого отдела полигона и техническими специалистами он проанализировал сложившуюся ситуацию, а также данные за предыдущие два года наблюдений за полетами американских разведывательных самолетов. В итоге был сделан вывод о том, что их целью являлся радиотехнический съем информации о количестве головных частей, имитаторов боевых блоков, точности их попадания в цель, а также аэродинамических и других характеристик.
Последующий, более тщательный, контроль за полетами американских самолетов-разведчиков подтвердил эту версию и выявил еще одну важную особенность, которая заставила контрразведчиков буквально похолодеть. С завидным постоянством «Орион» и РС-135 появлялись в районе барражирования за час-полтора до падения имитаторов головных частей на полигон Кура. Первая мысль, которая тогда возникла у Служилина и его коллег, была о том, что где-то в Генеральном или Главном штабе РВСН мог затаиться агент ЦРУ или РУМО, сообщавший о времени запусков ракет с Байконура, Капустина Яра или Плесецка. Такая его информированность и оперативность в передаче информации американской разведке заставляла предположить, что, вероятнее всего, он находился в святая святых военного ведомства — Генштабе.
На его поиск были брошены лучшие силы Комитета. Генерал Ю. А. Николаев и его коллеги из других управлений Комитета пришли к следующему выводу:
«…В этой ситуации вопрос установления источника утечки информации о проводимых испытаниях для нас, контрразведчиков, встал со всей остротой. Тщательная проработка и чекистская оценка практики планирования и согласования пусков между министерствами, конструкторскими организациями, главным командованием РВСН и руководством полигонов, реальная динамика испытательных работ, существующий порядок принятия окончательных решений на пуски, а также других особенностей, связанных с подготовкой и осуществлением очередных запусков, давали основания не рассматривать агентурную версию утечки секретов. Она была нереальной. Скорее всего, в данном случае имел место перехват информации техническим путем…»(Ю. Николаев. «Будни военного контрразведчика». Изд-во «Русь», 2005).
Эту версию утечки информации об испытаниях он доложил первому заместителю начальника 3-го Главного управления генерал-лейтенанту Александру Матвееву. Опытный контрразведчик, в годы войны прошедший суровую школу в Смерше, посчитал аргументы Юрия Алексеевича убедительными — шпионажем здесь действительно не пахло — и согласился с его выводами.
Из них следовало: о сроках и времени пуска ракет американская разведка могла знать из радиоэлектронного перехвата телефонных разговоров, ведущихся военными и гражданскими специалистами по каналам засекречивающей аппаратуры связи (ЗАС). В силу своих конструктивных особенностей она не обеспечивала гарантированную защиту передаваемой по ее каналам информации, а при тех технических возможностях, что имелись у американской разведки, ее перехват и расшифровка могли осуществляться в режиме текущего времени и затем «выстреливаться» на спутник. Становилось понятно столь оперативное появление в районе полигона Кура разведывательных самолетов.
Но версия военных контрразведчиков об электронном характере утечки информации по испытаниям ракет требовала фактического подтверждения. Опираясь на проведенные специалистами лабораторные исследования, генерал Николаев и подполковник Служилин по указанию Александра Ивановича Матвеева подготовили письменную информацию командованию РВСН. Изложенные в ней доводы убедили главкома генерала армии Владимира Толубко, а потом и руководство Генерального штаба в необходимости осуществления масштабных организационно-технических мер, направленных на выявление канала утечки секретных сведений и надежную его защиту.
По мнению Юрия Алексеевича:
«…Военным руководством сообщение было оценено как весьма серьезное. В соответствии с принятым решением, выделенными офицерами-операторами Главного штаба с нашим участием был спланирован и проведен ряд экспериментов, суть которых сводилась к передаче на «Куру» обычным путем дезинформационных сведений о пусках, которых в действительности не было. Американцы прилетали как всегда. В других случаях, когда команды передавались только шифром, самолеты не появлялись. Это убеждало в том, что утечка происходит за счет линий связи, слабо защищенных аппаратурой временной стойкости. Однако ввиду большой протяженности линий связи поиск и обнаружение конкретного места съема информации затягивались…»(Ю. Николаев. «Будни военного контрразведчика». Изд-во «Русь», 2005)
Охота на американскую «Камбалу» — такое кодовое название получила эта операция — была взята на личный контроль руководством КГБ СССР. В 3-м Главном управлении в срочном порядке приступили к разработке оперативных и организационно-технических мер, направленных на ограничение возможностей американской разведки по получению информации об испытаниях ракет. Тем не менее, несмотря на то что значительная часть переговоров, связанных с подготовкой и проведением пусков на полигоне Кура, теперь велась с помощью шифрованной связи, РС-135 по-прежнему, правда, уже не с такой частотой, продолжали появляться в небе у берегов Камчатки.
Прекратить пуски ракет и тем самым сорвать программу поставки в войска ракетных комплексов ни командование РВСН, ни тем более руководители военной контрразведки не имели права. Решение о сроках испытаний и постановке БРК на боевое дежурство принималось на самом верху — в Политбюро ЦК КПСС. Только оно было вправе их отменить или перенести на другое, более позднее время. Закрыть же небо от электронных щупальцев американской разведки непроницаемым щитом — таких возможностей ни военные, ни технические специалисты не имели. Оставался единственный выход: как можно скорее отыскать электронного «жука», который исправно снабжал информацией американскую разведку.
В этих целях в 3-м Главном управлении была создана оперативная группа во главе с генералом Николаевым. Впереди ее ждала кропотливая, требующая большого терпения и выдержки работа. С помощью технических специалистов контрразведчикам предстояло обследовать десятки тысяч километров линий связи — от стынущего в холодах Плесецка, изнывающих от невыносимой жары Байконура и Капустина Яра и до Куры. И не просто обследовать, а буквально «процедить» каждый метр кабельных линий, чтобы отыскать электронную закладку американской разведки, которая, присосавшись к ним, скачивала информацию, и потом «выстреливала» на спутник.
Эта работа дополнительно осложнялась еще и тем, что, как отмечал Юрий Алексеевич: «…На некоторых участках линий связи проложенных кабелей не имелось, ввиду чего применялись радиорелейные вставки, где информация реально могла перехватываться с помощью спутника. Нельзя было исключать и непосредственного подключения где-либо к кабелю, особенно на подводном его участке, на дне Охотского моря…»
День за днем, километр за километром оперативно-технические группы КГБ и Министерства обороны тщательно обследовали линии связи и упорно продвигались на восток. Мимо их внимания не проходила ни одна подозрительная мелочь — радиоэлектронная закладка могла быть закамуфлирована под что угодно. Ею мог оказаться «пенек», поставленный вблизи пункта ретрансляции или усиления сигнала. Кстати, один такой радиоэлектронный «пенек» незадолго до этого был обнаружен в Подмосковье, вблизи пункта боевого управления системой ПВО. Имел он американское происхождение.
Поэтому с особой тщательностью поисковые группы обследовали каналы связи в европейской части страны, в районах, открытых для посещения иностранцами. В штабе розыска электронной закладки обоснованно полагали, что именно там было наиболее вероятно ее нахождение. Проведенное в спецлабораториях исследование подмосковного радиоэлектронного «пенька» показало, что его установка и последующее техническое обслуживание требовали специфических и глубоких знаний. Выполнение такой сложной задачи где-нибудь в Омской или Иркутской области вряд ли было по силам даже самому подготовленному агенту — ее могли решить только специалисты, имевшиеся в посольстве США в Москве.
Такой вывод, подкрепленный оперативной практикой самих контрразведчиков, позволил значительно сузить район поиска радиоэлектронной закладки. Основываясь на нем, группа генерала Николаева подняла из архива данные на все поездки сотрудников американского посольства — в первую очередь тех, кто подозревался в проведении разведывательной деятельности, — совершенные за последние два года по территории СССР. Путем сопоставительного анализа маршрутов их движения и прохождения каналов связи были выделены те места, где они пересекались.
Казалось бы, такой подход являлся наиболее оптимальным, но ожидаемого результата он не принес. Европейская часть страны оказалась чистой от американских «жучков». По мере того как направление поиска все дальше смещалось на восток, все меньше оставалось надежды у Юрия Алексеевича и его подчиненных на удачное завершение этой необычной даже для них операции. Пессимисты грешили на то, что закладку проморгали, предлагали вернуться в исходное и все повторить с начала. Оптимисты не теряли надежды и стояли на том, что не следует шарахаться из стороны в сторону, а необходимо последовательно продолжать дальнейший поиск.
В конце сентября 1981 года поисковые группы вышли на берег Охотского моря. Перед ними вздымалась и пенилась седыми барашками безбрежная морская даль. В ее толще по дну пролегал последний участок магистрального кабеля связи. Времени на поиск оставалось в обрез — настала глубокая осень. Холодные дожди сменялись шквалистыми ветрами и свирепыми штормами. В этих условиях предстояло обследовать участок дна протяженностью несколько сот километров — от пункта Оха-Ола вблизи Магадана и до Усть-Хайрюзово на Камчатке.
К работам были привлечены значительные силы и средства: специальные суда Краснознаменного Тихоокенского флота и ряда гражданских организаций, имевших в своем распоряжении гидролокаторы, телевизионные системы и другие средства подводного оптического и акустического обнаружения. Наряду с ними задействовались специальные автономные глубоководные аппараты, а также опытные водолазы из отряда гидронавтов.
Наступившие холода и непогода зачастую вынуждали контрразведчиков, военных моряков и гражданских специалистов трудиться в условиях, связанных с риском для жизни. И чем меньше оставалось километров необследованной кабельной линии, тем труднее становилось работать. С севера все чаще налетали снежные бураны и приносили с собой леденящее дыхание близкой зимы. Море, сердито хмурясь, не спешило открывать своих тайн и, лишь на короткое время смилостивившись над упорством людей, позволяло заглядывать в свои глубины…
День 20 октября 1981 года мало, чем отличалось от предыдущих. С утра с материка подул ветер и разогнал низко нависшие над морем свинцовые тучи. К девяти часам проглянуло тусклое осеннее солнце, горизонт прояснился. На борту кабельного судна Краснознаменного Тихоокеанского флота «Тавда» все пришло в движение. Команда и отряд гидронавтов спешили воспользоваться погодным «окном» и обследовать один из последних участков кабельной линии. Он находился в нейтральных водах на расстоянии полусотни километров от камчатского побережья и залегал на глубине около 80 метров.
Судно снялось якоря и выдвинулось в район поиска, чтобы обследовать последний участок в многокилометровом пути группы генерала Николаева. На экране монитора оператор наблюдал ставшую уже привычной серую унылую картину морского дна. Прошла минута-другая — и вдруг его внимание привлекли два размытых силуэта, выпадавшие из общего рельефа. Они находились неподалеку от кабеля и напоминали собой обрезки труб большого диаметра. Капитан, команда и старший оперуполномоченный особого отдела КГБ Краснознаменного Тихоокеанского флота капитан 3-го ранга Васильев, работавший на борту в составе оперативно-поисковой группы, собрались у монитора и, затаив дыхание, следили за действиями оператора.
Тот легкими движениями, едва касаясь рукоятей, управлял манипулятором и метр за метром со всех сторон тщательно обследовал загадочные предметы. На экране они то росли, то уменьшались в размерах. Вскоре уже ни у кого не было сомнений в их искусственном происхождении. Все еще не веря в удачу, капитан корабля и Васильев с нетерпением ждали, что скажут ушедшие на глубину водолазы.
Мучительно тянулись минуты ожидания. Горизонт на севере начала затягивать сизая дымка, ветер усилился и сердитой волной ударил в правый борт корабля. Море снова налилось свинцом и вспенилось седыми барашками. Васильев бросал нетерпеливые взгляды то на часы, то на место, где водолазы ушли под воду. Наконец среди волн проглянул серебристый шар, тускло блеснули окуляры, и в следующее мгновение победно взметнувшаяся вверх рука водолаза сказала ему все. Трудно передать эмоции, что владели в тот момент Васильевым и остальными участниками операции. В далекой Москве на Лубянке, несмотря на поздний час, не покидали кабинетов и, сгорая от нетерпения, ждали результатов обследования «Камбалы».
Но здесь лучше предоставить слово самому Юрию Алексеевичу:
«…20 октября 1981 года кабельное судно КТОФ «Тавда» обнаружило в нейтральных водах, в 60 километрах от камчатского побережья, на глубине 84 метра автоматическое разведывательное устройство, названное «Камбалой». Находясь на некотором отдалении от нашего кабеля, оно было соединено с ним кабельными отводами с помощью захватывающих устройств, что обеспечивало индуктивным путем съем разведывательной информации и автоматическое отсоединение от кабеля в случае его подъема на поверхность. Со дна было поднято два больших идентичных цилиндрических металлических контейнера длиной 5,5 метра, диаметром 1,2 метра, весом около 7 тонн каждый, два малых цилиндра длиной 40 сантиметров, весом 15 килограммов, комплект антенн, четыре катушки с кабель-тросом длиной 150 метров и другие предметы…»
За сухими строчками воспоминаний генерала Николаева на самом деле стояла колоссальная — как в психологическом, так и в техническом плане — работа. Эта «Камбала» в американской стае имела порядковый номер 9. Запущенная в мировой океан, чтобы охотиться за чужими секретами и тайнами, она вполне могла таить не один смертельно опасный для водолазов сюрприз. Предыдущий «улов» российских военных моряков обернулся трагедией: в период арабо-израильского конфликта на Ближнем Востоке в 1974 году на кабеле связи также была обнаружена аналогичная электронная закладка. При ее извлечении сработало взрывное устройство, унесшее жизни двух человек…
Об этом хорошо помнили в оперативном штабе поисковой операции. Поэтому, когда улеглась первая радость от находки, перед руководством встал ряд сложнейших задач. Они носили не только чисто технический характер, связанный с подъемом «улова» на борт «Тавды», но и требовали принятия особых мер по обеспечению собственной безопасности и исключению человеческих жертв.
Прошла ночь, и как только наладилась погода, под воду ушли водолазы из числа специалистов минно-взрывного дела. Они тщательно обследовали каждый сантиметр «Камбалы». На этот раз обошлось без опасных сюрпризов. Видимо, американцы были абсолютно уверены в том, что новая суперсовременная радиоэлектронная «рыба» окажется не по зубам советской контрразведке, и просчитались.
«Улов» превзошел все ожидания: мало того, что спецслужбы США утратили возможность безнаказанного получения секретной информации, но им был еще и нанесен существенный материальный ущерб в несколько сот миллионов долларов — такова была стоимость электронной начинки «Камбалы». К тому же ее уникальное оборудование, в дальнейшем переданное в руки советских специалистов, существенно помогло ускорить работы по созданию аналогичных систем.
По воспоминаниям Юрия Алексеевича, «Камбала» для того времени была последним словом техники:
«…Устройство оказалось аппаратурой совершенно нового типа и включало в себя: ядерную энергетическую установку со сроком службы до 25 лет, дополнительные аккумуляторы, электронную программированную систему обработки перехватываемых сообщений, 120 магнитофонов по 64 записывающих дорожки, рассчитанных на 125 суток непрерывной работы, гидроакустический маяк, предназначенный для наведения водолазов на себя с расстояния до пяти километров. На блоках имелась надпись: «Собственность правительства США, были пробиты серийные номера изделий, в частности, цифра «9»…».
Эту потерю в американских спецслужбах долгое время связывали с переходом на сторону советской разведки дежурного офицера по связи в штабе командующего подводным флотом США Джона Уокера. Потом в ЦРУ грешили на других, разоблаченных советских агентов. Как бы там ни было, им пришло смириться с утратой «Камбалы» и довольствоваться бутылкой водки и хвостом селедки. Контрразведчики не были кровожадны, и чтобы американцам было что с горя выпить и чем закусить, отправили на дно Охотского моря свою «закладку».