Эхо выстрелов хлестануло по взведенным нервам Алхаса Чолокуа и Олега Амичбы. Телекамера едва не вывалилась из вдруг ставших ватными рук. Алхас вжал голову в плечи, сердце екнуло и провалилось куда-то вниз. Сидевший где-то в глубине каждой его клеточки и уже, казалось, позабытый детский страх ожил с прежней силой. За какие-то доли мгновения в памяти пронеслись, словно в гигантском калейдоскопе, трагические события двенадцатилетней давности.

Зловещий вой артиллерийских снарядов и мин плющил и вгонял в землю. Злобный лай пулеметов и остервенелое тявканье автоматов заставляли ребячье тело сжиматься в комок. От нестерпимого жара, исходившего от пылающих развалин, трещали волосы на голове, а кожа на ладошках становилась похожей на наждак. Остановившимся взглядом он смотрел на раздавленного гусеницей танка и корчившегося в предсмертной агонии старика. В тот день, 14 августа 1992 года, он узнал и запомнил навсегда удушающий запах едкой гари и разлагающегося на жгучем солнце человеческого тела — это был запах смерти и запах войны. И сегодня, спустя столько лет, 12 ноября 2004 года она снова подбиралась к Абхазии.

Поборов минутную слабость, Алхас и Олег продолжали снимать то, что происходило на площади, чтобы потом, когда улягутся страсти, а из памяти сотрутся события сегодняшнего дня, беспристрастная видеозапись напомнила забывчивым и рассказала несведущим суровую, без всяких прикрас, правду.

Тем временем события перед зданием правительства приобретали все более драматичный характер. Вслед за пулеметом из подъезда тявкнул автомат, очередь прошила дверь и брызнула в толпу деревянной щепой.

Острая боль полоснула Адгура Бжанию по левой ноге. Горячее дыхание близкой смерти обожгло правую щеку Дениса Читанавы. Где-то за спиной вскрикнул раненный в руку «Малыш» Джопуа. Но ни они, ни Авик Маркарян, ни Леван Бжания, ни Кесоу Дарсалия, ни Энрик Якуб-оглы, ни десятки других ребят, ставших в эти мгновения живым щитом для других, не думали о боли и смерти. Они свой выбор сделали еще там, на площади Свободы, и не по приказу генерала Мераба Кишмарии, а по зову собственного сердца.

Дробный грохот пулемета и двух автоматов уже не в силах был их остановить. Одним отчаянным броском они преодолели последние метры и ворвались в подъезд. На этот раз пулеметная очередь прошла над головами и обрушила на пол штукатурку со стен. И когда рассеялись пыль и дым, то в вестибюле уже никого не было. В конце коридора, на лестничном пролете мелькнули спины драпающих пулеметчика и автоматчиков. В холле о них напоминали валявшиеся на полу стреляные гильзы и корчившаяся на ступеньках в предсмертной агонии женщина — то была Тамара Шакрыл. Помочь ей они ничем не могли, шальная пуля оборвала ее жизнь.

Чуть позже остальные группы деблокирования без единого выстрела ворвались в здание со стороны восточного и центрального подъездов. Президентский дворец переходил в руки сторонников Сергея Багапша. «Момент-премьер» Нодар Хашба и его охрана выскочили во внутренний двор и искали спасения в бронированном «саркофаге». Но их не пытались задержать, вслед им из распахнутых окон второго этажа неслись презрительные крики:

— Может, задницу скипидаром смазать?!

— Штаны не забудь постирать!

— Скатертью дорога!

Под этим словесным градом «момент-премьер» съежился, юркнул в бронированную пасть БМВ и на бешеной скорости понесся в военный санаторий под защиту миротворцев.

День 12 ноября закончился в шестнадцать часов освобождением зданий парламента, правительства и администрации президента, и многим тогда показалось, что на этом избирательный кошмар завершился. На самом деле лишь окончился один и начался новый виток в абхазской драме. В те минуты ликующие победители были счастливы тем, что Провидение уберегло их от большого кровопролития, и не думали об этом. За все годы своего существования безликие и холодные кабинеты министров и депутатов парламента не видели столько радостных и опьяненных успехом лиц. Самого страшного, что еще несколько минут назад им казалось неизбежным, — бессмысленной бойни, удалось избежать, поэтому эмоции перехлестывали через край. Кресло ненавистного «момент-премьера» и забытый им при бегстве портфель с документами выбросили в коридор. Его грозные постановления и распоряжения, так и оставшиеся на бумаге, ворвавшийся в распахнутые настежь двери сквозняк швырял пачками из окон в ликующую толпу.

В соседних кабинетах из шкафов и ящиков на столы вываливались коробки с конфетами, бутылки с шампанским и коньяком, еще месяц назад приготовленные, чтобы обмыть так и не состоявшуюся победу Рауля Хаджимбы. Счастливые и потерявшие от радости головы победители в горячечном запале спешили воспользоваться этими сладкими трофеями. С оглушительным треском в воздух взлетали пробки, игристое шампанское пенилось в стаканах, бокалах и во всем том, что попадалось под руку. Это по праву была их победа! Победа над ненавистным злом, которое после 5 октября поселилось в этих стенах и затем ежечасно и ежеминутно множилось, отравляя разум людей и превращая закадычных друзей в заклятых врагов.

Сновавшие в толпе тележурналисты тщательно, крупным планом снимали этот разгул людской стихии, который спустя несколько часов в экстренных новостях будет представлен ни много ни мало, а как «путч и государственный переворот коррумпированных и экстремистских группировок». Но в те мгновения им — тем, кто не испугался смерти, хлестнувшей навстречу свинцом, и первыми ворвался в западный подъезд, было глубоко наплевать на эту мышиную суету. Ребята из охраны и добровольцы-ополченцы, как когда-то на фронте, решительно и без колебаний поднялись в атаку и теперь, сделав свое дело, отошли в сторону, предоставив слово политикам.

И они — Станислав Лакоба, Александр Анкваб, генерал Кишмария, пережившие в эти последние минуты то, чего не пожелаешь и врагу, появились в коридоре. Перевернутые кресла и разбросанные по полу бумаги красноречиво свидетельствовали о паническом бегстве тех, кто, прикрываясь законом, цинично его попирал и не давал все эти двенадцать дней сказать свое веское слово.

Навстречу им из кабинетов и с лестниц спешили люди, чтобы пожать руку или сказать доброе слово. Некоторые, не в силах сдержать переполнявшие их чувства, встречали криками «ура!». Но на осунувшихся и пожелтевших, как воск, лицах Станислава, Александра и Мераба не было ни радости, ни торжества. Неимоверный груз ответственности за жизни сотен и тысяч людей все еще продолжал давить на них. Они шли по этому живому коридору, ясно понимая, что на какое-то время роковую черту, за которой маячила мрачная тень гражданской войны, удалось отодвинуть, но насколько далеко, теперь зависело от Рауля Хаджимбы и его сторонников.

А они в эти самые минуты находились в полной растерянности. Хваленый СОБР и натасканная охрана Нодара Хашбы оказались бессильны перед отчаянным бесстрашием безоружных людей, и казавшаяся несокрушимой цитаделью оборона правительства и парламента в считаные минуты рухнула, будто карточный домик. Униженные и раздавленные бесславным поражением, собровцы и охрана, бежавшие в избирательный штаб Рауля Хаджимбы, вскоре отошли от шока, и теперь было достаточно одной искры, чтобы ответная волна яростного и слепого возмездия обрушилась на тех, кто торжествовал свою победу.

Это прекрасно понимали как Сергей Багапш, так и опытный военный Мераб Кишмария. Генерал не выпускал из рук трубки мобильных телефонов. Звонки следовали один за другим. Разведчики сообщали, что на турбазе «Абхазия» пока все оставались на местах, зато тревожная информация поступила с набережной. Кто-то заметил, как группа вооруженных бойцов заняла позицию в Абхазском драмтеатре, кому-то почудились снайперы, засевшие на крыше Академии наук. К счастью, сообщения оказались ложными. Окончательно пригасило напряжение и развеяло тревожные слухи появление в коридорах парламента Сергея Багапша и Рауля Хаджимбы.

Чего стоило Сергею Багапшу и какие он нашел слова, чтобы убедить Рауля Хаджимбу покинуть свой избирательный штаб, где его потерявшие от гнева и ярости головы сторонники призывали к мести, чтобы выступить и успокоить людей, известно только ему одному. С почерневшим, словно головешка, лицом Рауль Хаджимба понуро шел по коридору за Сергеем Багапшем. У него хватило мужества пройти через строй испепеляющих ненавистью взглядов и сохранить выдержку под градом оскорбительных упреков. Телерепортеры неотступно следовали за ними и держали в фокусе камер их лица, будто заранее пытаясь прочесть ответ, которого, в прямом смысле слова затаив дыхание, ждала вся Абхазия.

Они поднялись в кабинет сбежавшего «момент-премьера», там к ним присоединились Станислав Лакоба, Александр Анкваб, Мераб Кишмария, и охрана захлопнула за ними двери. Несколько минут Сергей Багапш и Рауль Хаджимба молчали, увиденное и услышанное и, конечно, смерть Тамары Шакрыл потрясли обоих и давили на них грузом тяжкой вины. Долго, будто примеряясь, они прощупывали друг друга изучающими взглядами, затем сели за стол, достали из карманов пачки с сигаретами, и каждый закурил свою. Кольца сиреневого дыма закручивались в причудливые загогулины над их головами. Сергей Багапш сделал глубокую затяжку, погасил сигарету в пепельнице и первым начал этот мучительно трудный разговор. Он не стал вспоминать прошлые обиды, но в его словах продолжали звучать боль и горечь.

— Сегодня по нашей вине произошла страшная трагедия! Пролилась невинная кровь! Мы в ответе за нее! — заговорил он рублеными фразами.

Голова Рауля поникла, смерть Тамары Шакрыл и для него стала потрясением, но он не мог найти слов. Они застряли в перехваченном спазмами горле. И тогда Сергей Багапш продолжил:

— Рауль Джумкович, мы должны, нет, мы просто обязаны сделать все возможное и невозможное, чтобы тот роковой выстрел стал последним, иначе нам не будет прощения.

— Да! — выдавил из себя Хаджимба.

— Люди нас ждут и хотят услышать это от нас обоих. Сегодняшняя трагедия не должна еще больше разделить наш народ на чужих и своих.

— Мы и так слишком далеко зашли!

— Пора всем остановиться. Власть не стоит того, чтобы отдавать за нее жизни безвинных.

— Одна жизнь уже заплачена, — обронил Хаджимба.

— Это наша общая трагедия, и вокруг нее не надо нагнетать страстей. Пора с ними кончать и говорить нормальным языком, а не языком ультиматумов. Мы готовы вернуться к нашему последнему предложению.

— Какому? — оживился Хаджимба.

Сергей Багапш бросил вопросительный взгляд на Станислава Лакобу, тот одобрительно кивнул головой. То, что Сергей Багапш собирался предложить своему сопернику, вряд ли когда-либо происходило в современной избирательной практике. За несколько дней до этой встречи они вместе с Александром Анквабом, Сократом Джинджолией, Артуром Миквабиа, Леонидом Лакербаей в очередной раз ломали голову над тем, как выбраться из заколдованного круга, в котором не только они, но вся Абхазия оказались по вине председателя ЦИК Сергея Смыра и по роковому стечению обстоятельств.

Ситуация была патовая, и выход из нее нашел Станислав Лакоба. Он, сделавший немало для победы, отказывался от поста вице-президента и ради согласия и примирения предлагал передать его Раулю Хаджимбе. В первые мгновения это предложение вызвало бурный протест и всплеск эмоций, но когда они поутихли, все согласились с тем, что это был, пожалуй, единственный выход из тупика.

И теперь, когда они с Раулем Хаджимбой могли посмотреть друг другу в глаза, Сергей Багапш решил использовать этот последний шанс. Он, благодарно глянув на Станислава и медленно выговаривая каждое слово, предложил:

— Рауль Джумкович, внимательно выслушайте и не торопитесь с ответом. То, что сейчас мы вам предлагаем, пока не прописано ни в Конституции, ни в одном из законов, но жизнь людей и единство нашего народа превыше всего.

— Безусловно, — согласился Хаджимба.

— Так вот, — продолжил Сергей Багапш, — ради нашей Абхазии Станислав Зосимович отказывается от поста вице-президента, который ему по праву доверил народ, в вашу пользу.

— Но такое невозможно! Это не по Конституции! Нас никто не поймет и не признает! — после затянувшейся паузы ответил Рауль Хаджимба.

— И что из того? Нас уже двенадцать лет не признают, но Абхазия как была, так и остается! — напомнил Станислав Лакоба.

— Рауль Джумкович, не сомневайтесь, народ нас поймет и поддержит, а с заграницей потом будем разбираться. Сейчас главное — успокоить людей! Они нас ждут! Надо идти! — продолжал убеждать Сергей Багапш.

Болезненная гримаса исказила лицо Рауля Хаджимбы, но после коротких раздумий он кивнул головой и шагнул к двери. Сергей Багапш поднялся со стула и уже на ходу распорядился:

— Акун, здесь ничего не трогать! Дверь кабинета опечатать!

— Все будет сделано, Сергей Васильевич! — заверил его Квирая.

В это время в коридоре возник шум — к премьерскому кабинету пытался пробиться гэбэшник. Теймураз Хагба решительно перекрыл ему путь и вызвал Акуна Квираю. Тот не стал особо церемониться — сотрудники Службы государственной безопасности с давних пор вызывали стойкую аллергию, с раздражением посмотрел на гэбэшника и затем спросил:

— Тебе чего?

— Акун, мне срочно надо увидеть Рауля! — торопил тот.

— Вам сейчас надо срочно не сюда, а в сортир! — отмахнулся от него он.

— Акун, ну мне только на пару слов!

— Я сказал — потом!

— Акун, ты чего? Слава богу, все кончилось! Вы победили, к чему упираться?! — не унимался гэбэшник.

— Ладно, проходи! — согласился Квирая и нехотя отступил в сторону.

Гэбэшник вьюном проскользнул сквозь цепочку охраны, протиснулся к Раулю Хаджимбе и стал что-то торопливо говорить. Обрывки фраз разговора заглушали царивший в коридоре невообразимый шум и гул многотысячной толпы, доносившийся с площади. С каждым новым словом и без того мрачное лицо Рауля Хаджимбы все больше чернело. То, что ему говорил гэбэшник, видимо, вряд ли когда-либо станет известно. Болезненная гримаса искривила лицо Рауля, а с запекшихся губ совалось:

— Опять меня подставляют!

Тяжкая ноша ответственности, которую в очередной раз перекладывали на плечи Хаджимбы те, кто всячески сопротивлялся и не хотел выпускать из своих рук ускользающую власть, гнула к земле. Он спускался по лестнице и, кажется, ничего не замечал перед собой, его отрешенный взгляд скользил поверх голов тысяч тех, кто с нетерпением ждал самых важных слов от него и Багапша.

Но они услышали только одного Сергея Васильевича. Он вышел на крыльцо перед подъездом кабинета министров. Люди на площади стихли, и все взгляды, как в перекрестие прицела, сошлись на нем, а через мгновение тревожный ропот прокатился по рядам. Из задних тянулись на носочках и теребили тех, кто стоял впереди, вопросами:

— Василич вышел?

— Хаджимба с ним?

— А Хашба?

— Кто?! Да этот… — прошлись матом по сбежавшему «момент-премьеру», — уже за Псоу смылся!

— И штаны там стирает! — продолжали словесно добивать Хашбу.

— А Хаджимба, Хаджимба появился?! — сыпались из задних рядов вопросы.

— Нет! — похоронили надежду забравшиеся на деревья пацаны.

— Как — нет? Говорят, приехал!

— Жди, приедет!

— Значит, не договорились, — произнес кто-то убитым тоном.

— Да подожди ты каркать!

— Кажись, стоит твой Хаджимба.

— Он такой же мой, как и твой! Тоже мне нашелся родственник! — огрызнулись в ответ.

— Да замолчите! Дайте послушать, что скажет Василич!

Усталый голос Сергея Багапша тонул в монотонном гуле толпы, люди старались поймать каждое его слово и затем передавали по рядам.

— Самое трудное осталось позади!

— Больше не прольется ни одной капли крови!

— Мы говорили с Раулем Джумковичем! И я сделаю все, чтобы он был рядом!

— Мы начинаем с чистого листа!

— Мы один народ!

— Мы были и будем вместе!

— Мы сделаем все, чтобы в Абхазии снова были мир и спокойствие!

Его внимательно слушали как сторонники, так и немногочисленные противники, но тревога не покидала их сердец. Они так и не услышали от Рауля Хаджимбы слов о том, что сегодня, 12 ноября 2004 года, поставлена последняя точка в абхазской драме под названием «президентские выборы». Не услышали они и своего первого президента, с именем которого во время войны связывали надежду на победу, а после ее окончания жили верой в то, что он не позволит разрушить боевое братство и святое единство, что было оплачено самой дорогой ценой — кровью самых лучших сынов и дочерей Абхазии.

К концу выступления голос Сергея Багапша совсем сел, но его последние слова на притихшей площади услышали даже в самых дальних рядах:

— Никто и никогда не забудет вашего мужества и терпения! Пока будут такие, как вы, — Абхазия непобедима! Расходитесь с миром!

Через полчаса площадь перед кабинетом министров опустела. Северный ветер раздольно гулял по ней, грустно шурша опавшими листьями и обрывками бумаги. На его порывы листья финикийских пальм отвечали трепетной дрожью, они словно укоряли людей за то безумство, что в последние дни и часы творилось здесь. И лишь гигантские ливанские кедры, застывшие в почетном карауле у центрального президентского подъезда, надменно взирали с высоты своих веков на человеческую суету. Последний луч заходящего солнца, скользнув по их макушкам, стремительно покатился вниз и затерялся среди мохнатых лап. Холодный, блеклый диск тщетно пытался зацепиться за скалы у маяка, очередная отчаянная попытка удержаться не удалась, и он рухнул в бездну тревожно рокотавшего моря. Через мгновение оно слилось с иссиня-черным небом, и Сухум погрузился во тьму.

Непривычная для последних дней тишина опустилась на город, и сухумчане забылись в беспокойном сне с робкой надеждой на то, что завтрашний день будет лучше прошедшего. Но добровольцы из числа сторонников Сергея Багапша, охранявшие избирательный штаб, парламент и кабинет министров, не смыкали глаз и продолжали бдительно нести службу.

Заканчивался второй час ночи. Наур, Алмысхан и Инал завершили очередной обход территории и готовились к сдаче смены, когда Иналу почудился подозрительный шорох и невнятный говор, прозвучавший в парке. Он замер, вслед за ним остановились Алмысхан с Науром. Слух его не обманул, они тоже услышали, как под чьей-то неосторожной ногой хрустнула ветка, и затаились за кустарником.

Прошла минута-другая, и две человеческие тени проскользнули по краю поляны. Неизвестные, похоже, пытались подобраться к парламенту, им оставалось не больше сорока метров. Дальше медлить было нельзя, и, прикрываясь кустарником, Алмысхан, Наур и Инал незаметно подкрались к ним и в броске сшибли на землю.

Шум отчаянной борьбы, отборный мат и яростные крики подняли на ноги охрану парламента и правительства. Лязгнули затворы автоматов, и гулкий топот раздался в пустынных коридорах. Задремавший от навалившейся свинцовой усталости Акун Квирая вскочил из-за стола, схватил висевший на вешалке автомат и выскочил из кабинета. Навстречу ему Инал, Наур и Алмысхан тащили двоих, густо измазанных грязью.

— Что случилось?! — воскликнул Акун.

— Гады, хотели подорвать! — выпалил Инал и смахнул рукой кровь с разбитой губы.

— Что?!

— Можешь не сомневаться! Взяли прямо тепленькими! — подтвердили в один голос Наур и Алмысхан.

— Вот суки! — выругался Акун.

— Таких на месте кончать надо!

— Сволочи, все им неймется! — бушевали за спинами задержанных ребята из охраны.

— Стоп! — остановил Акун готовую вот-вот начаться расправу и распорядился: — Тащите их ко мне, там и будем разбираться!

Задержанных втолкнули в кабинет, они жались друг к другу и страшились оторвать глаза от пола. Алмысхан и Инал на всякий случай взяли их на прицел, Наур выложил на стол перед Квираей боевую гранату РГД-5, нож десантника и два удостоверения сотрудников седьмого отдела. Он повертел их в руках, внимательно посмотрел на фотографии, затем бросил взгляд на заляпанные грязью и залитые кровью лица и не узнал. Имена задержанных — Денис и Сергей также ничего говорили.

Квирая насупился и с угрозой процедил:

— Вы что тут забыли?!

— Там грязь… С дороги сбились… Решили срезать и… — мямлил тот, что назвался Денисом.

— Ты, сволочь, эти сказки детям рассказывай! — оборвал его Квирая. — А граната зачем? Чтоб нам подсветить?!

— Акун, чего этих гадов слушать! Не хотят по-хорошему, развяжем языки по-плохому, — кричали возмущенные ребята из охраны.

Задержанные испуганно жались к стене и затравленно озирались по сторонам. Вещественные доказательства лжи лежали на столе и не оставляли им никаких шансов. И лишь непререкаемый авторитет Акуна Квираи спас их от жестокого мордобоя.

— Ребята, стоп! Это может быть провокацией! Вы там все проверили? — спросил он.

— Все! Кроме них, никого! — ответил Инал.

— Никого! — подтвердил Алмысхан.

— Ладно, хрен с ними! Будем вызывать милицию, а то потом на нас всех собак повесят! — решил Квирая.

— Да ты че, Акун?!

— На хрена они ментам! Завтра их выпустят!

— Сами сволочей расколем! — раздались возмущенные голоса.

— Я сказал — отдадим ментам! — отрезал Акун и взялся за трубку телефона.

Начальник УВД полковник Отар Хеция не спал, не спало и большинство его подчиненных, после того как митингующие покинули парламент и площадь, он, опытный служака, хорошо знал, что так просто все не закончится. И его худшие предположения подтвердились. Звонок Квираи не оказался неожиданным, и по распоряжению Хеции через десять минут усиленный наряд прибыл в парламент, задержанных загрузили в «обезьянник» и отвезли в городское управление. Больше до рассвета охрану парламента никто не тревожил.

Наступило хмурое ноябрьское утро. Время приближалось к девяти. Первым к штабу подъехал как всегда пунктуальный Александр Анкваб. Несмотря на весь драматизм событий прошедшего дня и вечера, он внешне выглядел невозмутимым, и только по глубоко запавшим глазам можно было понять, что это спокойствие далось ему немалой ценой. Коротко поздоровавшись с охраной и добровольцами, которые помогали ей, он прошел в кабинет. Вслед за ним один за другим подъехали Сергей Багапш, Станислав Лакоба и Мераб Кишмария. Вчерашнее противостояние сказалось и на них, даже «железный генерал» дал слабину. Его командирский голос подсел.

Новый день пока не предвещал неожиданностей, и избирательный штаб Сергея Багапша впервые за последние полмесяца не напоминал фронтовой командный пункт. Все с нетерпением ожидали начала сорванного еще 30 октября сторонниками Рауля Хаджимбы заседания парламента. Заседания, которому предстояло дать окончательный ответ по результатам выборов президента Абхазии и поставить в этом вопросе жирную точку.

К десяти часам часть депутатов собрались в своих кабинетах, чтобы навести в них порядок и начать работу, когда центр Сухума сотрясли автоматные и пулеметные очереди. Это бойцы СОБРа и седьмого отдела брали штурмом здание УВД города.

На полной скорости битком набитые навороченными и натасканными бойцами спецназа УАЗ-«таблетка» и еще шесть машин вынеслись на площадь перед зданием УВД и по всем правилам военной науки блокировали его. Натиск был настолько стремителен, а действия настолько нахальны, что растерявшиеся милиционеры не смогли ничего сообразить и тем более оказать сопротивление. Прозвучавшие выстрелы показали им, кто закон и хозяин в их доме. Под стволами автоматов и пулеметов милиционеры вынуждены были отдать спецназовцам задержанных.

Это взорвало ситуацию в городе. На улице Гоголя все бурлило и кипело от негодования. Самые решительные требовали идти к турбазе «Абхазия», которую заняли вооруженные сторонники Рауля Хаджимбы и «раздербанить отморозков». Стихийно возникший митинг вот-вот мог выйти из-под контроля и, в слепой ярости сметая все на своем пути, обрушиться на оборонительные заслоны, выставленные у избирательного штаба Рауля Хаджимбы и турбазы «Абхазия». Сергею Багапшу, Станиславу Лакобе, Александру Анквабу и Мерабу Кишмарии с трудом удалось пригасить полыхавший в душах их сторонников справедливый гнев и жажду мести. Но только на время.

Масла в огонь противостояния подлило новое заявление президента Владислава Ардзинбы. В нем он расценил события, произошедшие накануне в Сухуме, ни много ни мало как «вооруженный государственный переворот, осуществленный сторонниками С. Багапша, С. Лакобы и А. Анкваба».

Ему вторил на пресс-конференции 13 ноября Нодар Хашба. Его угрозы «о введении в республике чрезвычайного положения» и намеки на вмешательство третьей силы, которая должна положить «конец хаосу и восстановить конституционный порядок», только еще больше обострили обстановку.

Взаимные угрозы взяться за оружие с обеих сторон посыпались, как из дырявого решета, и заставили содрогнуться весь Сухум. Улицы города опустели, во дворах не стало слышно детских голосов. Даже на набережной у «Кофейни Акопа», где собирались ее завсегдатаи, было непривычно тихо и пусто. К вечеру десятки вооруженных и разгневанных бойцов столпились у избирательных штабов и требовали от своих лидеров решительных действий. Город замер в ожидании, что этот сумасшедший вечер может перерасти в «ночь длинных ножей».

В который уже раз Сергею Багапшу, Станиславу Лакобе, Александру Анквабу и Леониду Лакербае пришлось уговаривать своих сторонников остановиться, но не все соглашались с ними. Горячие и непримиримые требовали от них решительных действий. Подобное положение наблюдалось и у избирательного штаба Рауля Хаджимбы. Ослепленные ненавистью его фанатичные сторонники требовали:

— Прогнать грузин!

— Положить конец беспределу!

— Защитить Абхазию от предателей!

Но и ему уже было не по силам загнать джинна назревающей войны в бутылку. Ожесточение и нетерпимость достигли своего предела, после которого действовали слепые инстинкты. Необузданная, дикая стихия толпы, казалось, окончательно победила здравый смысл. Те, кто ничего не хотел слышать и понимать, забряцали оружием. Воздух все чаще и чаще сотрясали воинственные призывы.

И тогда в сквере на улице Гоголя в кафе с давно уже позабытым в Абхазии названием «Сказка» собрались Акун, Аслан, Лесик, Батал, Владимир и Лакут. За ними не было сановных должностей, они не кичились княжеской кровью и не расталкивали локтями, когда раздавались «хлебные должности», но у них было нечто гораздо более весомое в Абхазии, что нельзя измерить ни на каких весах и оценить ни в золоте, ни в серебре, — у них было Имя.

С ними в Абхазии не могли тягаться раздутые до неприличия Голливудом хваленые американские рейнджеры или выходящий сухим даже из личных покоев английской королевы суперагент Джеймс Бонд. Двенадцать лет назад они: экономист, инженер, строитель, студент — городские и деревенские парни, только начавшие жить взрослой жизнью и мечтавшие о своем доме, семье и куче ребятни во дворе, вынуждены были сделать иной выбор. Беспощадно вломившаяся в их жизнь вероломная война не оставляла ничего другого, как только — свободная родина или смерть. И им, чтобы спасти и защитить свою родину, пришлось поневоле стать беспощаднее, хитрее и коварнее своего врага. Дух древних абхазских воинов заговорил в их генах, а безжалостный огонь войны только еще больше закалил его и превратил когда-то мирных и не помышлявших о военной карьере парней в сущих дьяволов.

Они сражались с ненавистным врагом так, будто имели в запасе еще одну жизнь. И старуха-смерть отступила перед их отчаянной смелостью и бесстрашием. И вот теперь, спустя столько лет, произошло то, что тогда в окопах им не приснилось ни в каком кошмарном сне. Проклятая политика, от которой они старались держаться подальше, безжалостно вмешалась в их жизнь и поставила на этот раз перед еще более жестоким выбором.

В кафе «Сказка» они — Герои и просто «рядовые» Абхазии, когда разум отказал, а обида застлала глаза друзьям, нашли в себе силы встретиться, чтобы остановить это безумие. Они не произносили громких слов, настоящие мужчины в них не нуждаются. Они тихо и незаметно делали свое такое нужное и важное дело. И потом еще не раз, когда очередная волна взаимной нетерпимости грозила обернуться девятым валом, они гасили ее. Но вскоре даже им стало не под силу остановить набравший обороты маховик противостояния.

Президент Владислав Ардзинба 24 ноября обратился к народу Абхазии с очередным заявлением. На этот раз оно было выдержано в самых жестких тонах. В нем говорилось:

«На 6 декабря 2004 года организаторами вооруженного захвата государственной власти в Республике Абхазия намечено проведение так называемой инаугурации, не имеющей ничего общего с конституционными нормами нашей страны…» — Далее он возлагал всю вину за все произошедшее на Сергея Багапша, его сторонников и констатировал: — «В результате давления и беспорядков ни один из органов государственной власти, призванных осуществлять и контролировать законность избирательного процесса, не выполнил своих функций, и я, как действующий президент, сохраняю свои полномочия после 6 декабря, вплоть до законного избрания законного главы государства».

Однако это грозное заявление так и осталось на бумаге. Сам того не подозревая, Владислав Ардзинба констатировал горькую правду: его власть с каждым днем сжималась, словно шагреневая кожа, а вновь назначенные и до поры до времени хранившие верность министры являлись лишь ее бледными тенями, за их сановными креслами зияла абсолютная пустота.

Лишним тому подтверждением служило принятое спустя два дня постановление парламента «Об итогах выборов Президента Республики Абхазия». В нем говорилось прямо противоположное: «Выборы Президента Республики Абхазия были проведены в срок и в порядке, установленном Конституцией Республики Абхазия», а победивший на выборах 3 октября Сергей Багапш признавался избранным Президентом Республики Абхазия. Этим постановлением всем государственным органам предписывалось: «6 декабря 2004 года обеспечить торжественную церемонию вступления в должность вновь избранного Президента Республики Абхазия».

Вольно или невольно, но 6 декабря стало для Абхазии тем Рубиконом, за которым поднималась грозная тень гражданской войны. Сергей Багапш вместе со Станиславом Лакобой и Александром Анквабом в очередной раз ради сохранения мира предложили Раулю Хаджимбе на выбор посты вице-президента и премьер-министра, но тот их категорически отверг, и на этом переговоры были окончательно прерваны.

Конфронтация между двумя противоборствующими лагерями нарастала с каждым часом. В те последние ноябрьские дни Сухум все больше и больше походил на фронтовой город. От армейской камуфляжки начинало рябить в глазах. Сторонники Сергея Багапша и Рауля Хаджимбы уже открыто разъезжали по городу с оружием, а избирательные штабы стали походить на командные пункты перед началом решающего наступления. Теперь уже никто и никого не хотел ни слушать, ни понять.

В Сухуме 30 ноября высадился «силовой российский десант» — это были заместитель министра внутренних дел Александр Чекалин и заместитель генерального прокурора Владимир Колесников. Их появление только усилило циркулировавшие по республике зловещие слухи о возможном военном вмешательстве. На встречах в МВД республики и с Нодаром Хашбой они уклонились от вопросов настырных журналистов на эту тему, но их прозрачные намеки, адресованные Сергею Багапшу и его сторонникам, не оставляли сомнений в том, что такая угроза вовсе не плод разыгравшегося воображения. В конце своего выступления Владимир Колесников, видимо, не просто так «запутался» в географии, записав скопом целое государство и его народ в Краснодарский край, и объявил журналистам:

«Генеральный прокурор России дал указание прокурору города Сочи расследовать дело по факту гибели Тамары Шакрыл».

И уже вечером из-за Псоу Колесникову вторил губернатор Краснодарского края Александр Ткачев. Не стесняясь в выражениях, он обозвал победителей и тех, кто за них проголосовал, «ничтожной горсткой зарвавшихся политиканов, не получивших власти, за которыми стоят криминальные силы, желающих в одночасье разрушить дружеские связи с Россией». А чтобы ни у кого в Абхазии не возникло сомнений, что эта «зарвавшаяся горстка» будет безжалостно раздавлена, в заключение своей воинственной речи Ткачев пригрозил закрыть границу.

После такого мощнейшего пропагандистского обстрела 2 декабря чиновничий шлагбаум обрушился на пеший и автомобильный переходы на реке Псоу. Движение по ним замерло, и лишь редким счастливчикам со спецпропусками на руках удавалось проскочить через границу. Десятки машин, доверху загруженных абхазскими мандаринами и апельсинами, сотни тележек, которые катили за собой крестьяне, чтобы продать и заработать на зиму хоть какую-то копейку, стали колом на дороге. Мандариновая и апельсиновая река, служившая для многих единственным средством пропитания, уперлась в тупость российских чиновников, умудрившихся из Москвы рассмотреть на абхазских цитрусовых доселе никогда сюда не залетавшую «средиземноморскую мошку».

Они, видимо, цинично считали, что угроза полной блокады поставит на колени несговорчивых и заставит их отшатнуться от Сергея Багапша и Станислава Лакобы. Но чиновники жестоко просчитались — это вызвало обратный эффект. Уже к обеду не только на пограничном переходе, а и на улице Гоголя, перед избирательным штабом Сергея Багапша, на сухумской набережной, центральной площади в Гудауте и перед зданием администрации в Гагре стихийно собрались сотни людей. На митинги пришли не только «победители», но и «побежденные», не остались в стороне даже те, кто все эти месяцы старался отсидеться дома. Тот, кто рассчитывал на «ветер», который должен был смести Сергея Багапша и его соратников, в итоге пожал бурю гнева.

В тот день — 2 декабря у жителей Абхазии, и не только у абхазов, но и у русских, армян, вновь заговорила природная гордость и неистребимый дух к свободе. Возмущенные крики:

— Мы за мандарины не продаемся!

— Подавитесь своими подачками!

— Мы не за них воевали!

— Не вам, а нам выбирать, кто наш президент!

— Василич — наш президент!

Эти и другие — еще покрепче — слова звучали повсюду: у «Кофейни Акопа», в пацхах, на улицах и во дворах. Такая поддержка придала уверенности и силы Сергею Багапшу и Станиславу Лакобе, теперь они уже бесповоротно решили 6 декабря провести инаугурацию. Но Рауль Хаджимба и те, кто за ним стоял, тоже не собирались просто так сдаваться и готовы были любой ценой сорвать ее.

Абхазия стремительно приближалась к роковому рубежу, после которого должны были заговорить пушки. И в эти последние перед инаугурацией часы полевые командиры и рядовые ополченцы, отбросив все в сторону, вплотную занялись подготовкой будущей операции. Они скрупулезно подсчитывали свою и чужую живую силу, процент безвозвратных потерь, намечали сектора обстрела, определяли мертвые зоны и намечали направления основного и ложного ударов. В обоих штабах ночь прошла в лихорадке военных приготовлений.

Наступило утро 5 декабря. День, окончания которого, вне всякого сомнения, никто в Абхазии не хотел. Впервые за все время перед филармонией и на улице Гоголя не было видно митингующих. Пронзительно-гнетущая тишина опустилась на город. Казалось, что сам воздух стал недвижим и налился свинцовой тяжестью, как это бывает перед бурей.

И только с появлением в Сухуме заместителя председателя Государственной думы России Сергея Бабурина у людей появился проблеск надежды. Сергей Николаевич был старым и надежным другом народа Абхазии и в трудные времена всегда приходил на помощь. Не один раз его спокойный, но твердый голос охлаждал горячие головы и заставлял противников расходиться по разным углам.

Не прошло и часа с того времени, как он заселился в гостиницу на госдаче в Сухуме, а всезнающее сарафанное радио уже сообщило, что перед поездкой в Абхазию его принял сам Владимир Путин. О чем они говорили, можно было только догадываться, но здесь, где все сидели как на пороховой бочке, уже сам этот факт встретили с облегчением. Это породило надежду на то, что кто-то смог достучаться до Президента России и сообщил ему правду о том, что на самом деле происходит в Абхазии. Теперь Сергею Николаевичу предстояла сложнейшая задача — остановить рвущихся в бой «силовиков» и вытащить из рук сошедшихся в мертвом клинче соперников запальные фитили.

Сергей Багапш и Станислав Лакоба с нетерпением ждали встречи с Бабуриным, но когда узнали, что будут присутствовать Хашба и Колесников, у них закрались сомнения в ее успехе. Станислав категорически отказался говорить о чем-либо с заместителем генерального прокурора, который, казалось, слышал только самого себя, упрямо продавливал свою позицию и уже заранее «припаял» им приговор — «рвущийся к власти криминалитет». Против такой встречи было и большинство тех, кто сейчас собрался в тесном кабинете на улице Гоголя и шумел за дверьми в коридоре. Их не покидало чувство того, что они будут обмануты и затем выставлены перед тысячами сторонников мелкими интриганами, которые банально покупаются «хлебными» должностями или «крутым откатом».

Споры в кабинете Сергея Багапша не утихали. Сам он, выдержав долгую паузу, еще раз пробежался взглядом по лицам соратников — многие из них опустили глаза к полу — и по этому суровому молчанию догадался: в душе они были против такой встречи. Возможно, кто-то полагал, что ему не удастся устоять под напором Колесникова и Хашбы. Но он не держал обиды на своих товарищей, слишком много они сделали для его победы и теперь ни за что не хотели ее отдавать в чужие руки.

«Ни за что?!» — подумал Сергей Багапш, и горестная гримаса исказила его осунувшееся от нечеловеческой усталости лицо.

Он слишком хорошо знал их — с кем провел детство и десятки лет проработал бок о бок. Не раз их дружбу проверяли война и последние месяцы, оказавшиеся не менее тяжким, чем она, испытанием. Не хуже соратников ему были известны и те, кто по злой воле политики оказались рядом с Раулем Хаджимбой. Среди них тоже хватало решительных и смелых, которых не остановит даже пуля.

«Пуля?! Неужели ничего другого не остается?! Нет! Нет! И еще раз нет! Кровь не должна больше пролиться!.. Но завтра уже будет поздно! И тогда…» — но об этом Сергею Багапшу не хотелось даже думать.

Он принял окончательное решение, порывисто поднялся из-за стола и заявил:

— Все, точка! Надо ехать и встречаться! Бабурин приехал не с пустыми руками!

Вслед за ним встали все остальные, в последний момент кто-то неуверенно предложил:

— Сергей Васильевич, а может, сначала послать посредника? Черт его знает, что у них на уме!

— Времени уже нет! Это последний шанс решить дело миром! — не согласился он и стремительным шагом направился к выходу.

Поездка на «дачу Сталина», где под охраной спецназа «работал» премьер Хашба, могла обернуться чем угодно. Поэтому Акун, Теймураз и Адгур взяли по второму пистолету и запасной обойме, а Володя Гоголин прихватил с собой «калаш» и, взгромоздившись на переднее сиденье, богатырской фигурой закрыл Сергея Васильевича. Тот ушел в себя и оживился, когда обвешанный с ног до головы оружием спецназовец перекрыл дорогу. После короткого разговора с Акуном и затем телефонного звонка дежурному часовой распахнул ворота. Через пару минут позади остался крутой подъем, справа промелькнула гостиница, битком забитая вооруженными бойцами, и машина остановилась у центрального подъезда госдачи. Володя первым выскочил на площадку, вслед за ним Акун, Теймураз, Адгур и, окружив живым кольцом Сергея Багапша, поднялись по ступенькам на крыльцо. На верхней площадке дорогу им преградили шкафы с бычьими затылками из личной охраны Хашбы и Колесникова. Акун с Володей решительно двинулись на них.

— Стоп, ребята! — остановил Сергей Багапш.

— Это у себя дома пусть они командуют! — возмутился Квирая.

— Все будет нормально, Акун! Ждите меня здесь!

Тот бросил презрительный взгляд на телохранителей и процедил сквозь зубы:

— Смотрите, если с Василичем что случится, то мы этот скворечник по кирпичику разберем, а вас, шкафы, штабелем упакуем и пошлем с приветом к тем му…ам, что сюда прислали.

В ответ с крыльца донеслось невнятное рычание, но Акун не стал слушать, развернулся и вместе с ребятами спустился на смотровую площадку.

Тяжело, будто на его ногах висели пудовые гири, Сергей Багапш поднялся на последнюю ступеньку. Мордастый, с пшеничными усами телохранитель распахнул дверь и пропустил вперед. На ее скрип в конце длинного коридора показалась знакомая фигура. Теплая волна симпатии к Сергею Бабурину согрела грудь Сергея Багапша, и он двинулся к нему навстречу. Коротко поздоровавшись, они прошли в крайнюю по правой стороне коридора комнату, которая прежнему хозяину госдачи — Сталину служила гостиной и столовой одновременно. С тех пор в ней мало что изменилось. Сталинский дух ощущался во всем — в строгом рисунке деревянных стенных панелей, в массивных старинных часах и громадном, напоминающем аэродром обеденном столе.

Сергей Багапш остановился на полпути. Навстречу с диванов поднялись Владимир Колесников, Нодар Хашба и Рауль Хаджимба. Возникла неловкая пауза, никто не решался первым пожать руку, и здесь Сергей Бабурин взял на себя инициативу. Чтобы растопить лед взаимного отчуждения и недоверия он шутливо заметил:

— Как говорится, в ногах правды нет! Давайте присядем! — И широким жестом пригласил к столу.

Колесников первым по-хозяйски расположился во главе, рядом с ним присел Сергей Бабурин, в дальнем конце заняли места Рауль Хаджимба и Нодар Хашба. Большого удовольствия видеть их мрачные, давно сидевшие в печенках физиономии Сергею Багапшу не доставляло, поэтому он сел подальше и вопросительно посмотрел на посланцев из Москвы.

Колесников переглянулся с Бабуриным, но тот держал паузу, и тогда он первым ринулся в атаку. Как всегда энергично и красноречиво, будто на суде, заместитель генерального прокурора выстраивал, как ему казалось, убедительную цепочку доказательств. Из них следовало, что у Сергея Багапша нет никаких шансов стать следующим президентом Абхазии. Мрачная картина, обрисованная в самых черных красках того, что ждало Абхазию в случае несговорчивости, похоже, не испугала его. Дальше слушать вошедшего в раж прокурора он не стал и резко оборвал:

— Достаточно, Владимир Ильич! Я все понял! Поберегите свое красноречие для другого места!

Колесников поперхнулся, а Сергей Багапш продолжил:

— Вы родились и выросли в Абхазии и не хуже меня знаете, что наш народ через колено бесполезно ломать!

— Сорок тысяч, что проголосовали за вас, — это еще не народ! — огрызнулся Колесников.

— Не сорок, а сорок шесть тысяч двести шестьдесят четыре человека, — делая ударение на каждом слове, ответил Сергей Багапш.

— Какая разница! Принципиально это ничего не решает!

— Может, где и не решает, но только не в Абхазии!

Разговор приобретал все более резкий характер, поэтому Сергей Бабурин поспешил возвратить его в конструктивное русло и предложил:

— Владимир Ильич, я полагаю, надо переходить к обсуждению конкретных предложений, чтобы разрядить ситуацию на улице.

Тот, подавив закипавший гнев и пытаясь придать своему командирскому голосу большую убедительность, заявил:

— Сергей Васильевич, поймите наконец, что в сложившейся ситуации вам и Раулю Джумковичу необходимо пойти на «нулевой вариант». Страсти настолько накалены, и если вы будете упорствовать дальше, то чем все это закончится, ведомо одному Господу Богу. Поэтому…

— Скорее черту, который замутил все это! — перебил Сергей Багапш.

— Давайте не будем цепляться к словам, а станем мыслить фактическими категориями, — старался сохранить спокойствие Колесников.

— Хорошо! Вы предлагаете мне отказаться от того выбора, который подтвердили ЦИК, Верховный суд и народ! Так?

— Не только вам, но и Раулю Джумковичу, а он согласен.

— В таком случае — это новые выборы?

— Да! — оживился Колесников.

— Но это невозможно! — категорично отрезал Сергей Багапш.

— Но почему?! — один за другим повторили вопрос Колесников и Бабурин.

— Легко говорить о новых выборах здесь и под охраной спецназа. А попробуйте такое сказать на площади перед людьми, которые доведены до ручки и вот-вот схватятся за оружие! — с горечью произнес Сергей Багапш.

— И скажу! — вспыхнул оскорбленный Колесников.

— Лучше не надо! 30 сентября на стадионе вы уже сказали.

— Вы на что намекаете?! — Лицо Колесникова пошло бурыми пятнами, а в голосе зазвучала неприкрытая угроза: — Не забывайте — я гудаутский!

— Помню! Вот только вы в Москве подзабыли, что абхазы не стадо ослов и им руководящие бараны не нужны.

— Что?!! — Выдержка изменила Колесникову.

Сергей Багапш тоже не стерпел и, отшвырнув стул в сторону, выскочил из-за стола. Сергей Бабурин бросился между ними. В эти минуты он крепко рисковал. Два кипящих гневом гиганта ростом под два метра и весом за сотню килограммов могли запросто расплющить его в лепешку и затем в яростном порыве похоронить под любимым столом Сталина.

— Владимир Ильич!.. Сергей Васильевич!.. Остановитесь! — уговаривал Сергей Николаевич разошедшихся земляков и пытался вернуть за стол переговоров.

Противники, еще раз полоснув друг друга обжигающими взглядами, тяжело дыша, возвратились на прежние места. Теперь все внимание было обращено на Сергея Бабурина. Его доброжелательный тон постепенно разрядил напряженную атмосферу. И впервые за все время переговоров Сергей Багапш услышал то, что жаждали услышать тысячи с нетерпением ожидавших результатов переговоров на госдаче.

— Нельзя быть слепым заложником ошибочных прогнозов, надо следовать букве закона!

Эти слова Сергея Бабурина стали для Сергея Багапша первым обнадеживающим сигналом. Теперь он внимательно прислушивался и взвешивал каждую произнесенную фразу.

— Президент России располагает объективной информацией о ситуации в Абхазии и рассчитывает, что она будет разрешена только мирным и законным путем, — сделав акцент на последней фразе, Сергей Бабурин продолжил: — Ни у кого не должно возникать сомнений в том, что будущая судьба Абхазии не в руках Москвы, она в ваших, Сергей Васильевич и Рауль Джумкович, руках! Я надеюсь, что вам хватит воли и мудрости, чтобы достичь очень трудного, но крайне важного компромисса, — и, бросив короткий взгляд на Сергея Багапша, заметил: — Сергей Васильевич, многое зависит от вас. Да, вы победитель, но победа любой ценой — это не выход ни для вас, ни для народа Абхазии. Сегодня мы все обязаны найти то единственное соломоново решение, что остановит конфронтацию и успокоит народ Абхазии. Право, он заслуживает гораздо большего!

— Поэтому я здесь! — согласился Сергей Багапш.

— В таком случае слово за вами и Раулем Джумковичем, — заключил Сергей Бабурин.

Хаджимба хранил молчание, и Бабурин снова обратил свой взгляд на Сергея Багапша. Он пожал плечами и заявил:

— Мы свое сказали! — и напомнил: — Рауль Джумкович по его выбору может принять пост вице-президента или премьера. Согласие по этому вопросу Лакоба и Анкваб дали.

Хаджимба нервно повел плечами и глухо произнес:

— Да, такое предложение мне поступало. Но в практическом, и в первую очередь юридическом, плане оно несостоятельно.

— И это так! — поддержал Колесников. — Подобная коллизия не предусмотрена ни в Конституции, ни в законе о выборах президента Абхазии.

— Значит, — и здесь Сергей Бабурин, внимательно посмотрев на Сергея Багапша и Рауля Хаджимбу, заключил: — остается единственный выход — проведение повторных выборов, где вы сможете пойти в одной связке?!

И снова все взгляды сошлись на Сергее Багапше и Рауле Хаджимбе. Окончательное решение теперь зависело от них, и давалось оно им тяжело. На них давили не столько груз взаимных обид и пропасть отчуждения, сколько ненависть и нетерпимость их сторонников друг к другу, которым подобный союз мог показаться чудовищным предательством, и тогда уже никакие самые проникновенные и убедительные слова были не в силах остановить необузданного разгула людской стихии.

Проходила минута за минутой, но ни Сергей Багапш, ни Рауль Хаджимба так и не дали ответа. Тогда Сергей Бабурин предложил сделать перерыв. Он, а вслед за ним и Колесников поднялись наверх и стали звонить в Москву.

Сергей Багапш вышел в коридор и набрал номер сотового Станислава Лакобы. Тот тут же ответил и с плохо скрываемой тревогой спросил:

— С вами все в порядке, Сергей Васильевич?

— Да! А что со мной может случиться?

— Ну, слава богу! До чего договорились?

— Пока ни до чего! Они думают! Как у нас обстановка?

В трубке возникла пауза, и Сергей Багапш, почувствовав неладное, потребовал:

— Станислав, говори как есть!

— У вас все нормально, Сергей Васильевич? Вы ничего не подписали?! — продолжал допытываться Лакоба.

— Да чего ты обо мне печешься?! — потеряв терпение, повысил голос Сергей Багапш. — В конце концов, что у вас происходит?!

— Ситуация в любой момент может выйти из-под контроля! Люди рвутся на госдачу! Говорят, вы отказались от президентства и подписали…

— Что?!! Подписал?! Я немедленно возвращаюсь!

— Сергей Васильевич, это серьезно! Всякое случиться может!

— Ничего, переживу! Ты скажи, как отнесутся к тому, что могут быть повторные выборы и вместо тебя я пойду в связке с Раулем.

— Я от своих слов не отказываюсь! Но вот что скажут люди? Тут такой кипиш заворачивается! — предостерег Станислав Лакоба.

— Жди! Сейчас буду! — закончил разговор Сергей Багапш.

В это время из кабинетов второго этажа на лестничную площадку вышли Бабурин и Колесников. Оба находились в хорошем настроении, видимо, их доклады и предложения о разрешении «абхазского кризиса» в Москве одобрили. Но вид Сергея Багапша быстро согнал улыбку с лица Сергея Бабурина.

— Что произошло, Сергей Васильевич?! — воскликнул он.

— Еду успокоить людей. Какие-то мерзавцы распускают грязные слухи, что я отказался от президентства! Вы представляете, что там сейчас творится?!

— Я с вами! — предложил Сергей Бабурин.

— Хорошо, — согласился Сергей Багапш.

Они стремительно спустились к машинам и выехали в избирательный штаб на Гоголя.