Попытка эпилога
Иван Артурович проснулся в обыкновенное для себя время – около девяти двадцати.
Он долго не решался открыть глаза. Муть в голове набухла силуэтами и голосами, которые терзали его, пока он не встал с кровати.
Утренний свет жег глаза. Иван Артурович сделал пару неопределенных движений, означавших зарядку, почистил зубы и уткнулся в ноут. Там было все, как всегда – новости, трамваи, работа, работа, снова работа…
Пытаясь выгнать муть из головы, он открыл 2.xls. Честно пялился туда минут десять или больше.
Потом подумал и влез в Ту Самую папку. Открыл в ней Kletovnik.docx, прокрутил до конца, набрал – «Эпилог» – и крепко задумался.
Потом закрыл все к чуровой матери и лег обратно в лежку…
* * *
– Почему вы ходите ко мне? – рычал он, впуская вихрастых близнецов на порог. – Почему не оставите в покое?..
– Недешевое удовольствие, кстати, – кривил губы Тип. – Хоть сейчас и можно перемещаться сюда, но на это столько лимитокупонов уходит, что…
– Предатель! – вдруг крикнул Топ, глядя на Ивана Артуровича. (Тип дернул его за куртку.)
– Ну вот, – обиделся хозяин. – А я-то вас спас. Так бы и куковали у дяди Ю…
– Ага, ага. После того, как сам все устроил…
– Ну хватит уже! – взмолился Иван Артурович, массируя виски. – Я рад вам, но… уже ничего не попишешь. Туманная история окончена.
– Врешь! – снова крикнул Топ. – Я понял, давно понял, кто ты такой…
– Что ты понял?!
– А хотя бы то, что это ты включил ночью прыгатор и разлучил нас с Типом! И с Вэном, и с Мэй! А вовсе не Вэн открыл окно! И к поезду ты нас не пустил, отбросил к дяде Ю…
– Ребята должны были пройти испытания, – Иван Артурович говорил медленно и раздельно, как с малышней. – Стать самостоятельными. Сталь должна была закалиться…
– Такой ценой? Ты ведь знал, чем все закончится, да? Знал, знал!..
– И что? Впрочем, ты ошибаешься, – устало сказал Иван Артурович. – Я сделал все, что мог. Это антиутопия, и хэппи-энд в ней против правил. И так пришлось балансировать на грани баналь…
– Да тебе просто лень, – прищурился Топ. Иван Артурович скрипнул зубами. – Лень довести историю до конца…
– Это и был конец!
– …и потому ты обманываешь и нас, и себя.
– В чем я себя обманываю?..
– Во всем.
– Например?!
– Например, – усмехнулся Топ, – например, в том, что ты прекрасно знал, кто был с тобой на башне.
– Почему ты так…
– Например, ты знал, почему тебя отпустили домой. А главное…
Топ помолчал. Молчал и Иван Артурович.
– Самое главное: ты знал и знаешь, что ОНИ, – ты понимаешь, кто «они», да? – что ОНИ живы.
– Почему?
– Не надо притворяться! – крикнул Топ. – Они не могут умереть. В Клетовнике их нельзя уничтожить, и ты делаешь вид, что забыл это.
Иван Артурович с силой потер виски.
– Больше того: ты знаешь, где они.
– Откуда?..
– Что ж, давай представим это вместе. Итак… Они лежат, погребенные под остатками поезда и башни, но живые. Им было невыносимо больно, – правда, недолго. Им не хватало воздуха, – мучительно, но не более… Что дальше?
– Что?
– Как ты думаешь? Эти люди могли не разыскать их, не откопать из-под обломков и…
– И? – глухо повторил Иван Артурович.
– И… подумай. Что они с ними сделали? Дали по конфетке и отпустили?
Иван Артурович сжал голову руками. Потом резко вскочил.
– Они не могут умереть, – продолжал Тип, – но они могут бесконечно мучиться на потеху тем, кого могли уничтожить… А ты просто боишься. За каждым плохим концом стоит чья-то трусость, Докс. Ты знаешь, о чем я, и ты боишься. Вы все любите, чтоб было умненько, с моралью и безопасно для вас…
Когда они ушли, Иван Артурович сел за ноут и открыл Ту Самую папку.
Выделил файл Kletovnik.docx, переименовал его в Goluboy_tramway.docx, открыл и набрал:
Против правил
– Сегодня в пять состоится заседание Комиссии по расследованию преступлений так называемых Кормчих! – распевал оратор. – Вход свободный…
Тип недавно читал стихи перед этой комиссией (что поделать, обязали в школе). Половина ее состояла из бывших Кормчих.
– Открытые коридоры Межиклетья стали символами обновленного Клетовника! Теперь каждый желающий может за умеренную плату увидеть своими глазами бывшее сердце Тьмы! Ему раскрыты все двери: бесчеловечная система лимитации отменена раз и навсегда…
– А это мы проверим, – шепнул Докс.
Тихонько, чтобы не привлекать внимания, они отошли в уголок.
Коридоры были заполнены туристами в черных очках. У стен стояли лотки с открытками, экспресс-помощью окулиста и туалетной бумагой, разукрашенной портретами беглых Кормчих. Чуть поодаль громоздились стенды с историей Межиклетья. Рядом стоял вихрастый мальчишка.
Докс кивнул ему, и тот с грохотом повалил один из стендов. Народ вытянул шеи и фотоаппараты…
На другом конце коридора двое подбежали к дальней двери – долговязый дядька и копия вихрастого мальчишки.
– Ты помнишь, что нужно сразу выпустить руку? – спросил дядька.
– Может, все-таки вместе? – попросил Тип.
– Нет, ты мне там не нужен… Готов?
Они взялись за руки и контактнули дверь. В головах высветилась 3D-карта – как и тогда, во Тьме, только маленькая.
Руки разомкнулись, полыхнула голубая молния…
* * *
Он не успел вникнуть в карту. Главное, что он здесь.
Трудно даже представить, на сколько десятков или сотен уровней пришлось опуститься. «Да уж, – кривил он губы, чтобы не трусить. – Так низко еще не приходилось. Все нормы коту под хвост… и все, чтобы, значит, поиграть в супергероя. В Индиану Джонса. Вот вывернешься тут наизнанку – а потом скажут: банальщина, мультяшные страсти…»
– Да, – раздалось сзади. – Это и есть Корма.
К нему подходил его давний знакомый с башни.
– Не старое корыто, где паслась кучка бездельников, а этот подземный город. Настоящий, внутренний Клетовник.
– Человек, Которому Доверяют, – усмехнулся Докс.
– Польщен, что меня узнали. Видишь, я верен нашим принципам – открытость-прозрачность, власть нараспашку…
Они стали друг против друга. Между ними было метров пять.
– Я знал, что ты вернешься, – сказал Человек, Которому Доверяют. – И, конечно, рассчитывал на сотру… Даже не смешно, – хмыкнул он, когда Докс направил на него оружие. – Разве ты не видишь этот пульт в моей руке? И потом, у нас это еще имело бы смысл, а здесь…
– А здесь? – переспросил Докс.
– Опусти пушку и включи мозги. Ты знаешь, сколько лет длилась власть Тьмы? Тысячу, две, три?.. Меньше ста лет! Это всего лишь пять-шесть поколений. И уже первое начисто забыло все, что было раньше, и верило в вечный туман. Что уж говорить про другие…
– Очень познавательно, – сказал Докс. Он все сильней боялся, что не сможет, и это было скверно. – Но мне больше нравится не так. Ты отпускаешь детей, а я тебя не убью.
– Каких детей?
– Или убью, но не так больно.
– Ты про героев, вернувших Свет? Про Небесную Пару? Мне очень жаль, Иван, правда, – говорил Человек, Которому Доверяют, сверкая выпученными глазами. – Их подвиг изменил мир, хотя… я бы остановил их, если б мог. Отговорил как-то… А сейчас все, что в моих силах – достойная память героям. Уже есть три памятника, на очереди еще пятнадцать… Конечно, памятники никогда не заменят нам…
– Все-таки я тебя убью.
– Ты болен? Агрессивное помешательство?
– Скорей всего. И твой единственный шанс – отпустить детей.
– А вот это уже смешно… Пойми, Иван: больных вылечит только прогресс. Пусть не сразу, пусть долго, кропотливо… Для этого надо изучить возможности людей – и наших, и ваших… Нам нужны писатели. И если ты вольешься в нашу команду и присоединишься к экспериментам над людьми…
– Раз, – сказал Докс.
– Что?
– Два, говорю. Ты не забыл, что я неуязвим?
– А ты не забыл, что я тоже?
– Вот в том-то все и дело, – сказал Докс, старательно растягивая губы в усмешке. – В том-то и дело… Ты смелый человек. У нас тебя и твою банду ни закон не берет, ни пуля. А здесь…
Докс выждал паузу, глядя ему в глаза…
И понял, что угадал.
– Два с полови-и-иной, – говорил он, улыбаясь все шире. – Ты и твоя банда – отсюда, из Клетовника. Это же очевидно. На детях ты решил понять, насколько можешь быть неуязвим у нас… потому что тебя там хоть и нельзя убить, но все равно ведь тебе больно… Ну, а я неуязвим ЗДЕСЬ. И ты в моих руках.
Его противник переменился в лице. Вот оно, думал Докс, облизываясь, как тигр. Главное – не соскочить с образа.
– Ты сделал две ошибки. Первая – ты отпустил меня. Я выгоден тебе ТАМ, и ты хотел сыграть многоходовку, да? Вторая – ты явился ко мне один. За те секунды, которые охрана будет лететь сюда, я прострелю тебе все твои любимые места. Я превращу их в стейк с кровью. Я сделаю это с огромным удовольствием, – говорил Докс, улыбаясь, как маньяк. – Я пульну тебе в ноги, чтоб не убежал, и потом отрежу твои уши, заспиртую их и буду носить, как брелки…
– Ты кровожаден? Что-то новенькое!
– Новенькое? – хохотнул Докс, чувствуя, как теряет контроль над собой.
Он не знал, хорошо это или нет. Игра шла без тормозов, Докс понимал это, и понимал свой риск не остановиться. Тогда проиграют все. Главное – не думать, не думать, не думать об этом…
И он не думал. Ему уже страстно и горячо хотелось разодрать врага на сотни кровоточащих ошметков, и чтобы каждый из них нестерпимо болел.
Докс сделал первый шаг вперед.
Человек, Которому Доверяют, сделал шаг назад.
Стоит ему нажать на пульт – и Докса обезоружат. Докс проиграет, Докс не спасет детей, Докс сам останется здесь и вряд ли выберется обратно.
Но у него будет несколько секунд…
– Как же это ты не дотумкал, что я принесу не книжку с автографом, а пушку, – улыбался он, медленно делая второй шаг. – Думал, жанр не велит? И знаешь… Мне, конечно, хочется забрать детей, я за тем и пришел, но… чем больше я смотрю на тебя – тем больше мне хочется тебя убить. Замучить до буца и убить, – говорил Докс, делая третий шаг. – Я успею прострелить тебе копыта, контактнуть дверь и клеткануться с тобой куда попало. И там меня, конечно, поймают, но до тех пор…
Он всхипнул от предвкушения.
Оно перетекло сквозь их визави – из глаз в глаза, – и Человек, Которому Доверяют, посерел.
– ТРИ-И!!! – взревел Докс, вдруг метнувшись к нему. – Где они?! Убью!..
Он превратился в молнию, в квант, проткнувший четыре метра за долю секунды. Его враг вдавил онемевший палец в кнопку и попытался отбежать к двери.
Когда подоспели капюшоны – Докс уже сверлил дулом его висок.
– Я же отпустил тебя, – хрипел Человек, Которому Доверяют. – Это против правил!
– Главное правило – это дети, – сказал Докс. – Остальное – не правила, а…
Трамвай уходит в небо
Где-то выла тревога. В бункер стекались новые и новые отряды капюшонов с дулами. У некоторых были стреляющие силки.
– Отойти на пять шагов, – хрипел заложник, повторяя за Доксом. – Опустить оружие. Расступиться…
– Вы не боитесь их? – спросила Мэй.
– Здесь боится только один… Ты понял меня? – орал Докс и сдавливал заложнику шею. – Сейчас ты клетканешь нас в свой секретный ангар, или как его там, и дашь детям самый… подчеркиваю – САМЫЙ быстроходный ваш аппарат. Тот, который ты приготовил себе, любимому, на крайний случай… Мэй, Вэн, за мной!
На первый взгляд дети не изменились: все та же одежда, обувь – и даже грим у Мэй. Изменились только их глаза.
– Что они с вами делали? – спросил Докс, волоча заложника к выходу. За ними, соблюдая дистанцию, скользили капюшоны.
– Жгли в печах, – стала перечислять Мэй. – Бросали на нас бетонные плиты. Расстреливали из разных штук. Совали в вакуум, в кислоту, в ядерный реактор… Даже было прикольно: ведь мы – первые в мире люди, которые все это видят изнутри. А к боли мы привыкли…
Они подошли к двери. Докс тряхнул заложника, и тот приложил к ней ладонь. Открылся узкий колодец с лестницей.
– Что это? – рявкнул Докс. – Ты куда клетканул нас, труп?
– Все, как обещал… – хрипел тот. – Это и есть… секретный ангар… Надо спуститься… и там…
Вэн смотрел на него. В выпученных глазах мелькнуло что-то, похожее на… или ему показалось?
– С ним я не могу туда, – сказал Докс. – Опасно.
– На то и рассчитано… когда строили, – булькнул тот.
– Значит, так. Дети, спускайтесь… а ты сейчас клетканешь нас на Сигнальную Башню, чтобы я оттуда все видел. И если они за пять минут не…
– Слишком мало… – хрипел заложник. – Могут не успеть…
– Пять минут, я сказал! Плюс двадцать секунд, которые ты будешь лететь с башни. Дети, бегом! Справитесь?
На мгновение Вэн замер у входа.
Он не боялся, нет. Просто они так долго были здесь – и вдруг за пять минут…
– Чего стал? – Мэй толкнула его.
Он оглянулся на Докса и стал спускаться. Мэй нырнула за ним.
– И спасибо не сказали, – криво усмехнулся заложник. Докс закусил губу.
– На башню. Быстро!
И, пока ехали в лифте, старался думать о печах и реакторе.
* * *
На башне было много людей: этот сверхсекретный объект, построенный для связи со старой Кормой, теперь стал одной из главных достопримечательностей Клетовника (вход – 200 лимитокупонов). С него открывался превосходный вид на город, побережье и руины Кинжала Тьмы, разрушенного Небесной Парой. За 500 лимитокупонов отсюда можно было попасть и к самому Кинжалу – на Бронзовом Поезде, который был совсем, как настоящий, только не летал и не гудел.
Поэтому, когда там появился высокий бледный человек без очков, ведущий заложника (некоторые в ужасе узнали в нем… страшно и подумать!), и следом взвод серых капюшонов, – неудивительно, что на башне началась паника. Кто-то уронил вниз черные очки, кто-то чуть не уронился сам, кто-то бежал к лифту и яростно давил на кнопку…
– Всем оставаться на своих местах! – крикнул один из капюшонов. – Стреляем без предупреждения!
Толпа застыла. Кто-то в этот момент протирал очки и теперь щурился, не решаясь надеть их обратно.
Докс подтащил заложника к краю.
– Осмысляй пока, – сказал он, – сколько тебе лететь. У тебя две минуты… вернее, уже полторы…
– Вон они! – булькнул Человек, Которому Доверяют. – Вон! Летят!..
Стараясь не терять из виду капюшоны, Докс глянул вниз.
Там двигался черно-красный аппарат, похожий на дирижабль или вытянутое яйцо. Он вылетел из Межиклетья и постепенно разгонялся, направляясь к западу. За ним летела стайка патрульных. Они решительно отставали, и расстояние между ними и яйцом стремительно росло.
– Вот!.. Все, как обещал… Отпусти… – хрипел заложник.
Докс медлил.
Он сам не знал, почему, – может, потому, что как-то слишком успешно кончилась его авантюра, а в таких рискованных мероприятиях никогда не веришь в счастливый конец до конца…
– Все люди одинаковы, – бормотал его пленник. – И мы, и вы, и все… Ты такой же, как я. Я бы тоже ни за что не отпустил тебя…
– Иди к буцу! – Докс толкнул его, и тот тяжело осел на пол. На него все еще смотрело оружие. – Иди и не попадайся мне.
– Мы встретимся, – сказал тот, медленно поднимаясь на ноги. – У ТЕБЯ. Когда ты вернешься к себе…
– Почему ты решил, что я вернусь? – спросил Докс, пытаясь усмехнуться. Кажется, впервые у него это не вышло.
– Потому что здесь ты будешь вечной крысой для экспериментов. Бессмертной и бесправной, как и положено вам, писателям. С тобой будут делать такое, что реактор и печи покажутся тебе курортом. На детях мы почти поняли, как управлять болевым порогом, а на тебе поймем окончательно. Ты знаешь это и потому сбежишь к себе – в надежде, что там я тебя не найду…
– И ты не боишься говорить все это при свидетелях?
– Свидетели!.. Ахаха! – расхохотался тот. – Кого ты называешь свидетелями? Их?!.. Скажи-ка мне, друг, – обратился тот к ближайшему туристу, – не знаешь ли ты, кто я такой?
– Ты… – замычал тот, – ты… эээ… наверно, какой-то… ну…
– Так что же?
– Ну… человек, который… не дружит с законом…
– И ты никогда раньше меня не видел?
– Ннникогда…
– А ты? – Человек, Которому Доверяют, повернулся к какой-то девушке. – А ты, прекраснейшая, видела меня когда-нибудь?
– Конечно, нет! – взвизгнула прекраснейшая.
– Ими говорит страх, – сказал Докс. – Но у них есть фига в кармане. Пойдут сплетни, слухи… Ты опять прогадал. Три ошибки – многовато…
Человек, Которому Доверяют, нервно хихикнул, протер лицо платком и направился к лифту.
– Никого не выпускать, – бросил он по дороге. – Кроме этого… пока.
Он скрылся в лифте, который тут же оцепили серые капюшоны.
* * *
Докс стоял у края башни.
Он не знал, что дальше. Туманная история снова закончилась – на этот раз правильно (хоть и против правил), – и что делают после конца, он не знал. Тем более – когда это «после конца» хуже всех концов…
– Вот ведь как, – подошел к нему какой-то бородач. – Только вышел из кутузки – и снова туда…
Он говорил это без всякого страха – с легким сожалением, не более.
– Ты… – вдруг догадался Докс.
– Инженер Гор, – кивнул тот. – Я еще не благодарил тебя за сыновей и собирался сделать это по всем правилам, но, видно, другого шанса уже не… Что это?!
Он перегнулся через перила так, что чуть не свалился.
– Буц меня перебуц!!!..
Внизу летел голубой трамвай.
Он выпустил перед собой лучи рельс, и дальние их концы уперлись прямо в небо. Собственно, трамваем он был лишь несколько секунд, стремительно меняя форму: края его сгладились, округлились, штанги втянулись вовнутрь – и он стал вытянутым яйцом.
Рядом – практически на одной позиции – летело черно-красное яйцо. Такое же, как то, на котором улетели дети…
– Они там! – выкрикнул Гор. – Там! В голубом трамвае!
– А… как же…
Вдруг Иван Артурович все понял.
– Инсценировка, – говорил Гор, азартно пригнувшись к перилам. – Он обманул вас… или думал, что обманул.
К краю стали подходить люди.
– Как же я… – скрипел зубами Иван Артурович, сдавив виски. – Ну как же я не…
– Ничего. Может, они еще прорвутся, – сказал Гор. – У шмыг секретный и мощнейший аппарат, но… посмотрим, кто кого.
– Почему так долго? – спросил Иван Артурович. – Почему они так долго не улетали?
– Голубой трамвай не ждет по заказу, как такси.
– Значит, этот буц…
– …наврал. Просто наврал, и все.
– Но как они тогда попали на трамвай?
– Наверно, так же, как и я, – сказал Гор. – Наверно, они поняли то, что понял я, когда был у вас.
– Что?
– Просто нужно позвать его, и он придет… Смотри! Мне мерещится, или они впереди?
Иван Артурович напряженно всматривался в два пятна – бурое и голубое. Кажется, голубое было чуть меньше…
– Бинокли! Тут были бинокли! – крикнул он. – Буц, у меня ни купона…
– Какие там купоны, – сказал дед, стоявший за прилавком. – Все равно всех в Межиклетье…
Иван Артурович с Гором схватили два бинокля и ринулись обратно к перилам.
Вслед за ними к деду стали подходить другие люди – вначале по одному, потом группами, потом обступили лоток со всех сторон…
Бинокли были великолепны: казалось, что до обоих аппаратов не более ста метров. Один из них – голубой – на полпозиции обогнал своих преследователей…
– Давай, давай, – шептал инженер Гор, топая ногой.
– Они же потом найдут их, – вдруг испугался Иван Артурович.
– Вряд ли, – качнул головой Гор. – Думаю, дети прибыли из другого мира – не твоего и не моего.
– Что?..
– Или из других миров. Их ведь больше, чем букв в твоей книге… Иначе шмыги не гнались бы за ними, а спокойненько перехватили бы их дома.
Голубое яйцо уже было немного меньше черно-красного. Иван Артурович и Гор напряженно всматривались в них и не замечали того, что делалось на башне: вначале один, а потом и другой, и третий, и десятый капюшон робко переглядывались – и подходили к деду, у которого уже не осталось биноклей, и потом к людям, и клянчили – «дай посмотреть»… Почему их начальник молчал – никто не знал. Может быть, потому, что он подошел к деду первым…
– Чудо… – гудело отовсюду. – Голубой трамвай… всю жизнь… глазам своим не верю…
Уже и дед бросил свой лоток и тормошил всех без разбора – мужчин, женщин, солдат, – умоляя дать ему бинокль. Забытое оружие грудой валялось в углу.
Два яйца успели отлететь далеко – почти к самому горизонту. Но все равно все видели, что черно-красное безнадежно отстает от голубого…
Над оцепленным городом, где были перекрыты все подступы к Межиклетью, парила башня, увешанная скрюченными фигурами с биноклями.
В них было видно, как черно-красное яйцо замедляет ход и разворачивается, а голубое пропадает тающей точкой вдали, – но люди по-прежнему смотрели на него, не отрываясь, пока оно не исчезло в тумане…