Утром Аверьянов с Хлебниковым были на ковре у руководства. Расследование затягивалось, и начальство требовало результатов.

Полковник был явно не в духе. Он даже не предложил подчинённым присесть. Всем было ясно, что сам он уже получил значительную порцию взбучки от большого начальства и теперь был намерен растерзать всю следственно-оперативную группу.

— Что по делу?

— Товарищ полковник, разрешите доложить, — попытался объяснить Аверьянов.

— А у тебя есть что докладывать?

— Есть.

— Неужели очередной труп?

— Больше трупов нет.

— Тогда придётся вам выдать по ордену. Ещё бы: не допустили ни одного убийства?

— Зачем вы так, товарищ полковник.

— Ладно, давай по существу.

Аверьянов по порядку, стараясь ничего не упустить, изложил свою версию покушения на Володю Волынского и связанные с этим делом убийства. Причиной совершённых преступлений, является борьба за наследство великого князя Николая Константиновича. На наследство, кроме мальчика, претендуют находящееся за границей представители бывшей царской династии. В России интересы свергнутой династии представляет дворянский союз в лице предводителя дворянства Скворцова-Писарева, а их авангардом является журналист Константин Журавлёв.

Все приводимые Аверьяновым доводы полковник выслушал, ни разу не перебив рассказчика, с серьёзным выражением лица.

— У тебя всё? — поинтересовался начальник, после того, как Аверьянов закончил доклад.

— Так точно.

— А что, всё может быть, — после минутного молчания, потирая ладонью лоб, высказал отношение к предложенной версии полковник. — Конечно это чушь, но хоть что-то.

— Почему чушь? — не согласился Аверьянов.

— Что-то меня смущает, не пойму что, но смущает.

— Стопроцентная версия.

— Это да, но всё же.

— Меня тоже одно обстоятельство смущает.

— Какое? — грозно спросил полковник.

— Если им нужно было избавиться от наследника, то есть от мальчика, зачем его вешали, есть тысяча других, более гуманных способов избавиться от ребёнка. К тому же при малолетнем наследнике можно быть опекуном и пользоваться деньгами.

— А может, они хотели показать всему миру, что у нас в стране одни бандиты и поэтому так жестоко решили расправиться с мальчиком, — предположил до этого молчавший, Хлебников.

— Это кто там голос подал?

— Я.

— У следователя хоть версия какая-то есть, а ты чем порадуешь?

— Мы установили место жительства и фамилии опекунов Володи Волынского.

— Это хорошо, а почему они до сих пор не задержаны?

— Скрылись, товарищ полковник.

— Всё, хватит, — полковник с силой ударил ладонью по столу. — Больше я ваш лепет слушать не буду.

— Это не лепет, — не согласился с выводом руководства Хлебников.

— Что с экспертизой содержимого синего пакета?

— Ничего.

— Значит, всё нормально.

— Да.

— Очки нам втираешь: набрал на свалке продуктов и давай докладывать, что поймал убийцу.

— Я работаю, — пытался оправдываться Хлебников.

— Молчать! — выкрикнул полковник. — Вечером мне доложите, что сделано. Версии мне не нужны. Доложите, что конкретно сделано. Вы, мне кажется, работаете с прохладцей. Этого больше не будет. Понятно?

— Так точно! — вместе выкрикнули Аверьянов с Хлебниковым.

— Твоя версия, Аверьянов, мне нравится. Будем её разрабатывать по полной программе. Об этом я доложу выше, — полковник демонстративно поднял указательный палец вверх. — Всё ясно?

— Так точно.

— Пошли вон.

Аверьянов с Хлебниковым пулей вылетели из кабинета начальника.

Подводить итоги они направились в кабинет Аверьянова.

— Что будем делать? — спросил Хлебников.

— Будем разрабатывать дворянское собрание.

— Собрание так собрание, проработать их нужно. Давно пора вихри враждебные на них напустить. Тут я после обыска из дома Волынских принёс тебе вещдоки. Просмотри их. Там много разного рода документов. Есть интересные.

— Посмотрим, а ты дуй в собрание, строже с ними. Не церемонься. Распиши всё, как есть, если будут возмущаться, то обещай им международный скандал. Дворяне — убийцы детей. Я думаю, это им не понравится. Поэтому пусть начинают сотрудничать со следствием. Это зачтётся.

— Не волнуйся, уж я их разлажу по полочкам, — Хлебников ударил кулаком о ладонь. — Они у меня враз расколются.

— Вот и славно.

— Да, забыл, твой журналист куда-то пропал. Я его с утра хотел вытащить, но не нашёл. Может, ноги сделал?

— Это ты упустил, ищи, где хочешь. Он много знает, может многое рассказать.

— Всё, я погнал.

— Гони.

Оставшись один, Аверьянов принялся раздирать изъятые в доме Волынских бумаги.

Бумаг было много: два огромных опечатанных липкой лентой чёрных пакета для мусора. Высыпав содержимое пакетов на пол возле стола, Аверьянов принялся рассматривать каждую бумажку.

Несмотря на множество различных документов, Аверьянова ничто не заинтересовало. Он каждый просмотренный листок небрежно бросал в пакет. Единственно, что вызвало некоторое любопытство следователя, была выполненная на ксероксе копия рисунка. Он включал в себя изображение пронзённого молнией стилизованного двуглавого орла, на груди которого была изображена колонна, увенчанная секирой. Поле вокруг орла было заполнена квадратами, в центре которых помещалась свастика.

«Интересное изображение, — подумал Александр. — Что за изображение, и для чего оно хранилось у Волынских?»

Не найдя ответа, Аверьянов свернув интересный листок и засунул в карман, продолжив просмотр бумаг.

Среди изъятых документов Аверьянов обнаружил письма Александера к Волынским. Их было около десятка.

Чтение писем было прервано вошедшим в кабинет Хлебниковым.

— Ты чего так быстро? — удивился появлению коллеги Аверьянов.

— Всё в порядке.

— Что значит, в порядке? — откинувшись в кресло, переспросил Аверьянов. — Ты так отвечаешь, будто машину починил, а не провёл беседу с графьями.

— Графья уже в камере, — с нескрываемой гордостью доложил Хлебников. — Мы тут с ними беседовать будем.

— Как в камере?

— Вот так.

— Ты с ума сошёл!

— Может, я никогда на него не забирался, — отшучивался оперативник.

— Объясни толком.

— Что объяснять, объяснять нечего, — Хлебников сел на край стола перед следователем и начал рассказ. — Приехал я к этому Скворцову-Писареву. Он, гад, со мной и разговаривать не хочет. Адвоката стал ждать. Видите ли, у них свой адвокат. Без него он никуда, боится происков властей против него, защитника монархии. Наговорил мне всего. Я не выдержал, сгрёб его в охапку и в камеру. Пусть посидит, борец за монархию, парашу понюхает.

— Ты точно дурак, — от волнения Аверьянов встал из-за стола и начал прохаживаться по кабинету. — Это же пахнет скандалом, ты в своём уме? Забрал человека из дома и в камеру. Юра, это же не бомж какой-нибудь. Это уважаемый человек, при деньгах и связях.

— Камера, она не только для бомжей.

— Ты как его закрыл?

— По мелкому хулиганству.

— Как по мелкому? — ещё более удивлялся поступку товарища Аверьянов. — Ты его из дома забрал и закрыл по мелкому. Протокол подделал? Он же сразу в прокуратуру побежит, жалобу строчить.

— Пусть строчит, через трое суток.

— Почему через трое?

— Я его уже осудил у мирового судьи, — потирая руки от удовольствия, сообщил Хлебников.

— Не понял, — рухнул в кресло растерянный Аверьянов. — Он, что в суде не противоречил тебе?

— Да ну, выл как сирена, — засмеялся Хлебников. — Оправдывался, как мог. Взывал к справедливости, но кто его стоны слушать станет?

— Ты хочешь сказать, что, зная твои незаконные выходки, судья был на твоей стороне. Не верю. Только недавно по тебе проверка закончилась. Тебе же выговор влепили. За такие же фокусы, но там был простой обыватель, а тут предводитель дворянства.

— Не обыватель, а жулик, — поправил оперативник.

— Какая разница.

— Большая.

— Подведёшь ты меня под монастырь.

— Знаешь, за одного битого двух небитых дают.

— Ну.

— Подковы гну.

— Не смешно.

— Я когда его за решётку в машине закинул, смотрю, в салоне веник. Водилы, когда смену сдают, в машине прибираются.

— При чём тут веник?

— А при том, что я решил его использовать.

— Веник?

— Я этим веником в окошко начал тыкать, этому графу в лицо. Раз ему по морде, два. Он сначала отмахивался, но я довёл его до полного бешенства. Когда мы подъехали к суду, Скворцов был уже просто орёл-стервятник. Бился об решётку, словно хищная птица о клетку. Тут нам подфартило: судья был на улице. Я выпустил этого мелкого хулигана из собачника, он, как коршун, набросился на меня с кулаками. Я еле отбился. Мы всеми его едва успокоили. Настоящий драгун.

Хлебников прервался, весело посмотрев на корчащегося от смеха Аверьянова.

— Чего ржёшь?

— Ты жучара.

— Я пострадавший, мне судья так и сказал. Он, как увидел этого пернатого хищника, сразу заорал, будем привлекать к уголовной ответственности. Я его еле уговорил, чтобы ограничились административным наказанием. Теперь этот скользкий тип в камере. У него там вся спесь дворянская спадёт. Из него верёвки вить будем. Он любые показания даст.

— В камере, говоришь? — сквозь смех пробурчал Аверьянов. — Это хорошо.

— Может, загрузим его на расстрел царской семьи? — шутя, предложил Хлебников.

— Ладно, — серьёзным тоном произнёс Аверьянов. — Закрыл предводителя, и хорошо. Пусть посидит денёк-другой, парашу понюхает. Потом поиграем в плохих и хороших мальчиков. Напряжёшь его, а я приду его спасать.

— Как скажете, господин следователь.

— Пока наш гость отдыхает, займёмся Журавлёвым.

— Ох, руки у меня на него чешутся!

— Я позвоню в редакцию, там у меня блат, узнаю, где он.

— Узнавай, я на парах. Вмиг слетаю за ним.

Аверьянов достал из верхнего ящика письменного стола телефон и стал набирать номер Марии Васильевны. Абонент был занят. Аверьянов упорно раз разом набирал нужный номер, пока ему не ответили.

— Алло, слушаю вас.

— Мария Васильевна?

— Да, слушаю вас.

— Это Александр беспокоит.

— Кто?

— Александр Аверьянов.

— Это вы, Сашенька?

— Да я, у меня к вам небольшая просьба.

— Чем смогу — помогу.

— Не могу найти Журавлёва, может, подскажете, как с ним связаться?

— Костик у нас на задании. Встречает одну иностранную делегацию.

— Где?

— Он поехал в аэропорт.

— Давно?

— Нет, минут пятнадцать назад.

— Спасибо за информацию.

— Рада, Сашенька, была помочь.

Аверьянов собирался было отключиться, но вспомнил о странном рисунке, обнаруженном в бумагах Волынских.

— Ещё, Мария Васильевна.

— Да?

— У меня тут один интересный рисунок есть, то ли эмблема, то ли герб, или ещё что-нибудь. Вы, журналисты, многое в этих вещах знаете, поможете разобраться.

— А что за рисунок?

— Да сразу не опишешь.

— Давай поступим следующим образом. Скинь рисунок мне по электронной почте. Я посмотрю, а потом обсудим. Если что узнаю, я тебе с Костиком передам.

— Хорошо, благодарю за помощь, и извиняюсь, что оторвал от работы.

— Я всегда рада тебе помочь.

— До свидания.

Аверьянов отложил телефон, и, посмотрев на Хлебникова, иронически заметил.

— Учись, следопыт. Я всё узнал. Журавлёв в аэропорту, встречает какую-то делегацию.

— Это точно?

— Точнее не бывает. Дуй туда и волоки этого писаку сюда. Сведём его с предводителем.

— Я пошёл.

— Только без веников и других фокусов, — крикнул вдогонку оперативнику Аверьянов.

Едва успел уехать Хлебников, как в кабинет к Аверьянову бесцеремонно ввалился Журавлёв.

— Привет комиссару Мегре.

— Откуда вы, сударь?

— Зачем такой официальный тон? Ты же сам просил меня приехать. Забыл? Потом Мария Васильевна звонила, сказала, что ищешь меня.

— Я ждал тебя с утра.

— Извини, старик, работа, послали делегацию встречать, еле вырвался. Мотаюсь как проклятый.

Журавлёв уселся на стул рядом с окном, предварительно открыв форточку, и закурил.

— У меня не курят, — строго предупредил Аверьянов.

— Извини, извини.

Журавлёв поднялся со стула, выбросил сигарету в форточку и стал махать руками, рассеивая табачный дым.

— Хватит паясничать.

— Я нагнетаю свежий воздух.

— Садись и рассказывай.

— Сесть я успею.

— Это не ново, — покачивая головой, заметил Аверьянов.

Журавлёв убрал улыбку и вернулся на свой стул.

— У меня есть что вам сообщить господин следователь.

— Я весь во внимании.

— Помнишь, я говорил, что кое-что накопал.

— Да.

— Так вот, — потирая ладони, с гордостью заявил Журавлёв. — Кажется, я нашёл убийцу малыша.

— Когда кажется, следует креститься.

— Не кипятись, я лично уверен, но проверить не помешает.

— Излагай.

— Я писал об одной секте.

— Что за секта?

— Одна из многих. Создал её некто Лепёхин. Объявил себя новым мессией. Стал разглагольствовать о конце света, о гибели всего человечества, и тому подобное. Об утверждении на земле правительства антихриста.

— Таких лжепророков у нас пруд пруди.

— Не перебивай.

— Продолжай.

— Этот Лепёхин собрал возле себя приверженцев, они должны молиться во спасение человечества.

— Тут всё ясно.

— Что?

— Я могу продолжить сам.

— Продолжи.

— По видению, ниспосланному на Лепёхина, чтобы спасти человечество, нужно принести жертву ребёнка. Этим ребёнком стал Вова Волынский.

— Ты экстрасенс! — выпалил Журавлёв.

— Нет, просто это уже бывало.

— Ты не веришь?

— Не очень.

— Я тебе докажу.

— Ты мне полчаса доказываешь, а толком ничего не рассказал.

— Недавно последователи Лепёхина ушли под землю, в катакомбы, чтобы там встретить конец света.

— И среди них воспитатели и убийцы Володи Волынского.

— Я же говорил, что ты экстрасенс!

— Да что ты говоришь.

— Правда, там скрывается лишь один из воспитателей Волынского, интересующий нас мужчина.

— Ты знаешь, Костик, что у меня в производстве находится уголовное дело. Поэтому допрошу я тебя официально, чтобы не оставалось никаких недомолвок.

— Зачем?

— Таков порядок.

Аверьянов пододвинул к себе компьютерную клавиатуру и начал вносить в протокол данные Журавлёва.

Журналисту предложение следователя не понравилось, но, понимая, что отговорить Аверьянова не удастся, он сопротивляться не стал.

— Пиши, раз нужно.

— От кого ты получил информацию?

— Я же журналист, — ухмыльнулся Журавлёв. — Получил наводку о сектантах, решил сделать репортаж. Уход под землю группы людей — это сенсация. Когда собирал данные о членах секты, физиономия одного показалась мне знакомой, с ваших распечаток. Навёл справки. Это водитель, о котором рассказывал мальчик. Убийца пассажира и медбрата. Опасный малый.

— С чего ты решил, что медбрата убил именно он?

— Больше некому. Нет, конечно, я не утверждаю. Просто предполагаю. Логически убийцей может быть только он.

— Так ты детектив, — с иронией отметил Аверьянов.

— Я журналист.

— Я чуть не забыл.

— Зря иронизируешь, — обиделся Журавлёв. — Я тебе существенно помогаю. Если бы не моя информация …

— Мы бы преступление раскрыли, — перебил журналиста Аверьянов.

— Что ты хочешь этим сказать, что я запутываю следствие?

— Ты сам ответил на свой вопрос.

— Запутываю, значит.

— Этого я не знаю, но не всё рассказываешь — это точно.

— Как прикажешь тебя понимать? — резким тоном, задал вопрос Журавлёв.

— Как ты литературно заговорил.

— Это как?

— Как Абдулла. Он так же спрашивал Верещагина.

— Не стоит надо мной издеваться, я могу прекратить сотрудничество.

— Ах, какая цаца. Сотрудничество он прекратит. Ты полагаешь, что с тобой в бирюльки играют. Ну-ка живо выкладывай всё, что знаешь, а то я враз упеку тебя за отказ помогать следствию. Барышня, видите ли, выискалась, гимназистка румяная.

— Что вы хотите?

— Похвально, мы уже на вы.

— Задавайте вопросы.

— Где эти катакомбы?

Аверьянов развернул на столе полевую карту области.

— Сможешь показать на карте?

— Смогу.

Журавлёв подошёл к столу и склонился над картой. Он принялся внимательно её рассматривать.

Аверьянову показалось, что в картографии Журавлёв совсем профан. Чтобы ускорить процесс, следователь указал журналисту, местонахождение областного центра и направление главных дорог.

Понемногу Константин стал осваиваться, и наконец, смог указать расположение катакомб.

Это была так называемая Шилова гряда. Район, прилегавший к реке, известный известняковыми отложениями. В известняке с незапамятных времён было много пещер. Ещё до революции в этих краях добывали известь и мел, оставив целый лабиринт ходов и туннелей. Заблудиться там было проще простого. Туда не ходили даже местные жители, боясь потеряться в многочисленных проходах. Об этом было хорошо известно Аверьянову.

— Отличное местечко выбрали, ничего не скажешь.

— Они тоже не дураки.

— Там их можно целую вечность искать.

— Вы сыщики, вам и карты в руки.

— Ладно, разберёмся.

— Я свободен?

— Нет.

— Что ещё?

— Кто вчера позвонил Марине?

— Не знаю

— Зачем ты пригласил этих девок?

— Мне так нравится.

— Ты зря ведёшь закулисную игру.

— Это всё, я свободен?

— Я же сказал: нет.

— Что ещё?

— Сейчас вернётся Хлебников и мы все, и ты в том числе, отправимся в катакомбы.

— Была охота с ним встречаться.

— Ничего, я верю, вы станете большими друзьями.

— Зачем я вам, что у вас, сотрудников нет?

— Тебя следует держать на коротком поводке. К тому же ты хотел сенсации. Поиски секты — это же интересно читателям.

Наступило молчание.

Обидевшийся Журавлёв больше не хотел продолжать разговор. Не собирался больше досаждать журналисту и следователь.

Аверьянов продолжил изучать бумаги, Журавлёв смотрел в окно, на охоту кошки за воробьями.

Молчание было прервано Хлебниковым. Он, как всегда, стремительно ворвался в кабинет.

— Вот вы где, а я зря, значит, мотался.

— Нет, не зря, — попытался успокоить товарища Аверьянов. — Тут, пока тебя не было, господин журналист сообщим нам важную новость.

— Неужели к нам едет ревизор?

— Вот он сам тебе сейчас всё расскажет.

— Конечно расскажет, и даже больше.

Хлебников оседлал стул, и пристально, с явной угрозой, посмотрел на Журавлева.

— Вот и хорошо, — уловив настроение коллеги, усмехнулся Аверьянов. — Я вижу, вы тут без меня поговорите. Я пока к шефу с докладом. Вернусь, сразу отправимся на поиски людишек в катакомбы.

Возвратившись от начальства, Аверьянов застал в кабинете лишь Хлебникова. Журналиста не было.

— Где? — указав на пустой стул, спросил Аверьянов. — Ты его убил? Труп успел спрятать?

— Я его отпустил с миром.

— Да ну!

— Серьёзно.

— Он что, тебя убедил? — всё более удивлялся действиям коллеги Аверьянов. — Я полагал, ты его с грязью смешаешь.

— Так оно и было.

— И что?

— Потом он взмолился, что ему нужно работать с делегацией, и так далее, я пошёл ему навстречу, и отпустил.

— Ты мне зубы не заговаривай! — возмутился следователь. — Говори толком, что случилось, не поверю, чтобы тебя разжалобили.

— Успокойся. Может, он денег мне дал.

— Много?

— С тобой делиться не буду.

— Значит, мало.

— Нам он действительно не нужен. Пусть работает. Я наладил за ним слежку. Более того, его телефон поставлен на прослушку.

— Опять без санкции.

— Пока эту санкцию получишь, мы на пенсию выйдем.

— Ты полагаешь…

— Да. Не верю я ему. Хоть убей, а он в этом деле по уши.

— Правильно, — согласился Аверьянов.

— Что шеф?

— Шеф даёт добро. Собирайся и бери своих бойцов. Едем немедленно.

— Сколько до катакомб, километров шестьдесят?

— Что-то вроде того.

— Не заблудимся?

— Я отдыхал там прошлым летом. Потом местного участкового возьмём. Он что нужно, покажет. Разберёмся.

— Тогда по коням.