Марисоль была поражена оборудованием и размерами санитарного блока. Стандартная душевая кабина каким-то хитроумным способом опускала полукруглую прозрачную стенку, и это «корыто» превращалось в удобную, хотя и не слишком глубокую ванну.

В одиночестве ей опять стало страшно. Казалось, в любой момент из-за угла появится дон Авимеда с подписанным решением Совета донов в руках. Марисоль спрятала все еще благоухающие розовым маслом волосы под пластиковую шапочку и быстро вымылась, поглядывая на дверь. Выбравшись из воды, сразу надела новенький кафтан и на дрожащих ногах вернулась в спальню.

Даут сидел в кресле. Очевидно он тоже принял душ и теперь нежно смотрел на Марисоль, растерянно ероша рукой влажные волосы.

— Присядешь? — спросил он.

Девушка кивнула и направилась ко второму креслу, но мужчина перехватил ее и мягко притянул к себе.

— Не бойся. Ты мерзнешь, я только хочу тебя согреть, — с этими словами Даут усадил жену к себе на колени. Дохнув влажным теплом на изгиб нежной девичьей шеи, спросил: — Тебе страшно?

— Да, — честно ответила Марисоль, не видя смысла в пустом кокетстве и гордости. — Я все еще боюсь дона Авимеду. Боюсь узнать, что тетя перестала поддерживать моих родных. — Спазм сжал горло девушки.

Даут молча прижал ее чуть сильнее и негромко заговорил. Пока Марисоль вручали украшения, госпожа Зобейда кратко рассказала жениху об откупе. Так что теперь он развеивал страхи юной супруги, а заодно обнимал ее, легко-легко касался поцелуями тонкой белой кожи и бережно сдвигал легкую ткань, обнажая ровно столько, сколько можно увидеть в декольте вечернего платья.

Марисоль, вначале притихшая испуганной мышкой, неожиданно почувствовала, как отступают ее страхи. Горячая струйка, пробежавшая внутри, растеклась по телу апельсиновым сиропом.

Если вначале девушка прижималась к супругу в поисках защиты, то теперь ей хотелось просто коснуться его, ощутить жар крепкого сухощавого тела, поймать губами стон:

— Икбаль!

Они долго просидели в кресле, жарко целуясь, касаясь, изучая друг друга. Марисоль ерзала, пытаясь унять непонятный жар, появившийся в паху. Мужчина крепко стискивал ее бедра, норовя потереться чем-то твердым и горячим сквозь тонкую ткань кафтанов.

Наконец Даут простонал:

— Моя Икбаль, я больше не выдержу! Позволь мне!

Марисоль, уже потерявшая голову в ласках, просто уткнулась лицом в остро пахнущий изгиб между шеей и плечом супруга и замерла.

Даут принял ее доверие, как живую воду: стиснул хрупкие плечи, провел рукой по растрепавшимся косам, погладил шею, спину. Потом он подхватил ее под ягодицы, заставляя обнять себя ногами, и сделал несколько шагов к кровати:

— Моя Икбаль! Моя Поль!

Опустив девушку на покрывало, мужчина быстро сдернул пояс ее кафтана и замер от представшей перед ним красоты. Марисоль, засмущавшись, попыталась прикрыться, но муж, охватив ее наготу горящим взором, скинул свой кафтан и опустился на колени:

— Моя Люджейн! Моя Ляали!

Его губы и руки начали свой сладостный путь от крохотных пальчиков ног Марисоль. Поднимаясь выше, шепча ласковые слова, даря поцелуи, Даут рассказывал ей, как она красива и желанна, рассказывал не столько языком, сколько всем своим телом.

Когда ее колени оказались на мужских плечах, Марисоль зажмурилась — ей было стыдно! До сих пор ее прятали от интимной стороны жизни, запрещали смотреть визор, читать журналы, даже регулярный осмотр, положенный девочкам в школе, проводился максимально скромно и закрыто и только женщиной-врачом.

Но то, что делал Даут было так… странно, горячо, необычно! Ей хотелось умереть от стыда и взлететь к потолку от восторга.

Голова Марисоль так металась по сбившемуся покрывалу, что Даут испугался этой вспышки. Закончив ласки медленным поглаживанием нежных розовых складочек, он поднялся выше и ласково коснулся поцелуем припухших искусанных губ:

— Все хорошо, моя Маввада, ты так горишь, что я боюсь вспыхнуть раньше времени.

Немного успокоив Марисоль нежными поцелуями, Даут вновь принялся ласкать ее, готовя к проникновению. Поглаживая порозовешую кожу груди, целуя шею, глаза, измученный ласками рот, он приподнял свою юную жену, всмотрелся в ее лицо, улыбнулся, ловя напряженный взгляд:

— Моя Икбаль! — и вошел.

Медленно и плавно, давая привыкнуть к себе, раскрывал упругое тело. Войдя до половины, качнулся назад, и вновь скользнул во влажную, будто пылающую сердцевину супруги, утверждая свое владение.

Марисоль тихонько застонала — не столько от боли, сколько от напряжения, и Даут остановился, давая ей перевести дух.

Склонился, целуя закрытые глаза, лаская губы, потом подхватил стройные ноги под колени, уговаривая себя не спешить, и продолжил свое качание на волнах блаженства, стараясь не слишком измучить молодую супругу непривычной усталостью.

Когда муж, странно напрягшись, застонал и уткнулся лбом ей в плечо, Марисоль уже чувствовала себя лучше. Прошло напряжение первых минут, ушла легкая боль, его движения стали даже приятны, и тут… все кончилось.

Поглаживая влажные волосы супруга, Марисоль размышляла о том, что это довольно приятно, но поцелуи ей понравились больше. Жаль, дети не появляются от поцелуев. Впрочем, Даут так внимателен и нежен, что проводить с ним какое-то время в постели не будет неприятным делом.

Тут муж встал и, взяв из ящика стола пачку влажных полотенец, принялся устранять следы их единения. Марисоль хотела подняться и сходить в душ, но низ живота неожиданно потянуло. Она поморщилась, и муж тут же уложил ее обратно, аккуратно стерев влажные и странно липкие следы с ее бедер.

— Полежи, моя хорошая, сейчас все пройдет.

Откинув покрывало, Даут уложил Марисоль на свежие простыни и позаботился о себе. Потом лег рядом с нею и прошептал в розовое ушко:

— Прости, в первый раз трудно получить наслаждение. Когда ты немного отдохнешь, я покажу тебе, как это бывает.

— Наслаждение? — Марисоль растерялась. Испуганно шепнула: — Мне было хорошо…

— Знаю, — Даут тихонько фыркнул ей в ухо, заставив взлететь тонкие завитки на виске, — но может быть еще лучше, поверь.

— Ладно, — Марисоль зевнула во весь рот, кутаясь в тонкую простыню и не замечая, как прижимается к своему супругу попой, вызывая в нем повторную волну желания.

— Спи, моя Икбаль! — едва не умоляюще прошептал Даут, прижимаясь к супруге еще теснее.

Кордова никак не прокомментировала исчезновение доньи Марисоль. В ленте новостей мелькнуло сообщение о том, что благородная донья покинула флагман. И все.

Свадьба внесла лишь краткое разнообразие в будни корабля. Семья Азилла трудилась, не покладая рук.

Ораму пришлось ввести судный день для разбирательства всевозможных склок. Участились свары между колонистами и командами кораблей. Случилась даже парочка пьяных драк, несмотря на запрет спиртного для команды. По горячим следам в недрах техотсеков обнаружились аж пять аппаратов, перерабатывающих сироп и остатки питательных жидкостей из оранжереи в нечто спиртосодержащее.

Амина дневала и ночевала в оранжереях, стараясь максимально расширить ассортимент тепличных растений. Ее помощники впали в какую-то апатию, каждое распоряжение приходилось дублировать, а иногда и строго отчитывать расслабившихся от однообразной жизни людей.

Глаза Орама все чаще смотрели на мир из симпатичных фиолетовых теней, а от носа к губам протянулась усталая складочка. Последней каплей стала жалоба посла Кордовы на отсутствие в списке строений первой необходимости зала церемоний.

Ораму очень хотелось сказать послу несколько коротких фраз из нынешнего лексикона Улуф. Сдержавшись, он елейным тоном предложил послу превратить в зал церемоний школу или больницу. Других подходящих по размеру строений не запланировано совместной комиссией трех планет.

Посол скорчил максимально кислую физиономию и отключился.

Вздохнув с облегчением, Орам сбежал к Руэридху.

— Примешь родственника в гости? На лечение? — поинтересовался он, демонстрируя бутыль с редким травяным ликером пятидесятиградусной крепости.

— С радостью, — хмыкнул Рори.

Его мучило желание открыться Улуф. И в то же время он понимал, что сейчас у него есть шанс набрать очки, доказать любимой женщине, что он может быть ее счастьем.

Запершись в каюте младшего специалиста, будущий губернатор и инженер откупорили бутылку и принялись жаловаться друг другу на жизнь.

Точнее, жаловался Орам. На занятость жены, на ворчание матери, на глупость подчиненных и коварство послов сопредельных держав. Руэридх сидел тихо, прихлебывал ликер, а потом, усмехнувшись, склонил голову, как попугай, и сказал:

— Орам-бей, кажется, мы еще слишком трезвые!

— Верно! — воскликнул Орам, и «лечение» продолжилось.

Утром на корабле царила суматоха — комм губернатора не отвечал, в личной каюте, в кабинете и даже в мастерской его не было!

Зобейда лично возглавила прочесывание жилых помещений. Вооруженные до зубов сифары, заглядывали в каждую каюту и мило улыбались, вызывая громкие визги у женской половины жителей корабля и сдержанные ругательства у мужской.

Улуф трясла технические отделы. К обеду специалисты, заслышав звон бубенцов, вплетенных в косы сестрички губернатора, шустро прятались под столы, прикрываясь папками с распечатками и стационарными коммами.

Амина в тревоге решила пройтись по гидропонным залам. Там было тихо и влажно — большая часть процедур выполнялась автоматически. Бродя между рядов, она вдруг услышала странные скребущиеся звуки и стоны. Вынув небольшой парализатор, девушка двинулась в сторону звуков.

Картина, представшая перед ее глазами, заставила согнуться пополам от смеха: растрепанный и помятый Орам на пару с Руэром пытались встать на ноги и открыть шкаф с емкостями для сбора урожая.

Их шатало, они постоянно оскальзывались. Время от времени, царапая пластиковую поверхность, стекали на пол. Издав стон разочарования, мужчины принимались вставать снова, стеная и уговаривая друг друга, что прятаться нужно срочно.

— Улуф не должна найти меня на корабле! — говорил Руэридх, пытаясь удержаться на ногах.

— Амине точно не понравится такое приключение! — сокрушался Орам. — Она, наверное, уже ищет меня, ведь я не пришел ночевать!

Посмеявшись, Амина помогла парочке перестаравшихся мужчин подняться и, подогнав тележку, усадила их в большие короба для гранулированных удобрений:

— Сидите тихо! Я вас увезу в наши покои! Если что, Руэра спрячем в ванной. Все, поехали!

Давясь смехом, Амина вывезла тележку ко внутреннему лифту и, втолкнув ее внутрь, поднялась на два уровня выше — в жилые отсеки. Навстречу ей шла Улуф с обеспокоенным лицом:

— Амина! Мы его не нашли!

— Не волнуйся, Улуф-джян, я уже нашла Орама.

— Нашла? Где он был?

— В оранжерее. Улуф — джян, извини, мне нужно доставить Орамазада в наши покои.

Сестра мужа ошеломленно посмотрела на юную красавицу, с усилием толкающую стандартную тележку с логотипом оранжереи. Орама на тележке не было. Зато стояли два огромных контейнера, накрытые крышками. Пластиковые короба ходили ходуном и невнятно гудели.

— Конечно, Амина— джян, пойду успокою маму!

Амина лишь благодарно улыбнулась и кивнула. Теперь главное — не медлить, успеть спрятать в ванной Руэридха! Наверняка не пройдет и пяти минут, как в покои ворвется Зобейда.

Впрочем, все прошло вполне благополучно. Руэра удалось быстро спрятать, а потом быстро вытолкать в его собственные апартаменты.

Антидота в аптечке было достаточно, как и витаминов. Амина с чистой совестью уложила супруга в постель и занялась полной детоксикацией организма. Орам терпеливо переносил все процедуры, торопясь сбежать в рабочий кабинет.

Но Амина решила воспользоваться случаем и пригласила корабельного доктора провести осмотр сиятельного пациента. Доктор пришел в ужас от состояния губернатора и легко выдал рекомендации по усиленному питанию и отдыху.

Вывешенный на двери каюты планшет с рекомендациями главного врача и протоколом состояния больного отгонял всех сочувствующих и любопытных не хуже святой воды. Огромные алые буквы складывались в строчки: покой, уединение, питание…

Будущие колонисты встревожились, и эта тревога, как ни странно, подтянула общую дисциплину, ускорив проведение работ и объединила людей.

Амина же тихо радовалась тому, что муж никуда не бежит. Она училась наслаждаться тихим счастьем: проснуться поутру рядом со спящим супругом. Подать ему завтрак в постель. Расчесать отросшие до лопаток светлые волосы.

— Почему ты носишь длинные волосы? — спросила она однажды, связывая гладкие пряди в хвост.

— Привык, — ответил Орам. — Даже один волос, упавший в нутро моих разработок, способен натворить дел. А почему ты не убираешь волосы под покрывало?

— Привыкла, — улыбаясь, сказала Амина. — Женщины пустыни отличаются от нежных цветов гарема. Жены «всадников ветра» не прячут лица и волосы.

Орамазад нежно пропустил сквозь пальцы шелковистые локоны и прижался к ним лицом:

— М-м-м, как ты сладко пахнешь, моя Амина!

Молодая женщина потерлась о ладони мужа, как кошка. Потянулась, гибко изогнула спину, давая тонкой ткани приникнуть к высокой груди и пышным округлостям ниже талии. Глаза Орама загорелись желанием. Он ласково опрокинул свою кошечку на постель и щелкнул тумблером, опускающим защитный полог.

Кибердиагност, ежедневно рано утром обновлявший базу данных, рекомендовал Ораму отдыхать не менее недели. За выполнением этого предписания строго смотрела вся семья Азилла и огромное количество любопытных.

Чтобы не чувствовать себя заключенными в покоях в эти дни, супруги потихонечку пробирались в оранжерею. Там усаживались у искусственного пруда, в котором плескались откормленные карпы. Амина читала, Орам слушал музыку или изучат технические дайджесты.

Обед подавали в апартаменты. Потом молодые Азилла шли гулять по отсекам корабля. Такая неожиданная инспекция — без помпы, без свиты, приносила гораздо лучшие плоды. Совместная работа сближала, а общий досуг открывал им друг в друге нечто новое.

Возможная потеря самого ответственного лица на корабле заставила персонал мобилизовать все силы. Количество несчастных случаев и ошибок уменьшилось.

Послы на время спрятали интриги под ковер и занялись разработками национальных элементов в церемонии колонизации планеты, ведь до прибытия на планету оставалось совсем немного времени.

Уже были вынуты из режима глубокой консервации самоходные роботы-строители и роботизированные вездеходы. Каждый посол стремился внести в церемонию национальный элемент, сделав упор на традициях своего народа.

Ораму пришлось все эти разработки читать. Он хватался за голову и зачитывал самые выразительные перлы Амине с такой мучительной гримасой, что жена, несмотря на все сочувствие, громко смеялась.

— Только послушай, милая, как они себе это представляют? «Танцующие дети с букетами цветов должны окружить губернатора и возложить цветы…» Куда возложить? Кому? Мне, дабы я уподобился статуе или первому памятнику планеты? Или вот… еще лучше: «Юноши, подъехав на лошадях, одновременно мечут ножи в неподвижную мишень за спиной губернатора…» Они всерьез верят, что я им это позволю?

Амина утешала мужа, как могла, а потом, собрав бумаги, уносила в покои свекрови. Улуф, Джанна Зобейда и Амина просиживали над тонкими полосами пластика и шершавыми листами натурального сырья до глубокой ночи, разрабатывая свой сценарий.

За сутки до приземления он был представлен на суд Орама.

Внимательно прочитав развернутый список на экране, Орам помолчал, посмотрел на опустивших глаза женщин и, вздохнув, утвердил.

Джанна и Амина кинулись его обнимать, Улуф скупо улыбнулась и поаплодировала, а Зобейда одобрительно качнула головой, позвякивая украшениями:

— Отлично, сын! Нам необходимо срочно разослать заверенные копии послам. Капитан сообщил тебе, что завтра вполне можно высаживать первую партию роботов? Первую часть церемонии можно провести в главном шлюзе.

Орам щелкнул кнопками рассылки и тотчас получил отчеты капитанов кораблей о готовности челноков, роботов и исследовательских капсул. Такие же отчеты прислали медики, повара и работники гидропонных установок.

Затягивать спуск было нельзя: со временем людьми овладевала некоторая робость — а зачем спускаться на планету, полную неведомых опасностей, если все хорошо и тут неплохо кормят?

Отдав распоряжения и лично проверив программы роботов-строителей, будущий губернатор, борясь с тревогами, сбежал в общественный хаммам.

При комплектации корабля были учтены особенности менталитета аманцев — в каждом секторе помимо индивидуальных санитарных блоков были предусмотрены общественные бани.

Конечно, они были более скромными, чем наземные, но отлично воссоздавали атмосферу уюта и неспешности, которой Ораму хотелось. В конце концов, в отсутствие знаменитой брони и украшений он мало выделялся среди флотских офицеров и технических специалистов.

Большинство мужчин дремали. А женщины читали или рукодельничали, негромко переговариваясь.

Челнок сел за пределами купола, на маленьком космодроме в пяти километрах от блестящей пленки энергетического пузыря. Рабочая смена загрузилась в транспорт, Джанна собиралась войти в кар последней, как вдруг завибрировал ее наручный комм.

Взглянув на экран девушка опять поморщилась: Аббас!

— Слушаю, — сухо ответила она.

— Джанна!!! — завопил муж, растеряв всю свою вальяжную сдержанность. — Ты где?!

— Аббас, — холодно ответила девушка. — Какая тебе разница, где я? Орам получил мою просьбу о разводе и, полагаю, в течение суток зафиксирует его официально.

— Ты не можешь уйти вот так! — снова закричал мужчина, и Джанна устало подумала, что видит его таким растерянным первый и, наверное, последний раз. — Возможно, ты носишь моего ребенка! — продолжал надрываться комм на тонком запястье.

— Это все, что тебя волнует? — Джанна покачала головой. — Прощай, Аббас! Я больше не желаю тебя видеть. Бумаги пришлешь на планету, я подпишу.

Игнорируя крики и даже угрозы, Джанна отключила связь и огляделась: транспорт уже отправился, увозя смену. Скоро появится другой, чтобы отправить с челноком смену на отдых и передать в корабельные лаборатории образцы.

Побродив по прожаренной солнцем земле, полюбовавшись пыльным горизонтом, девушка неожиданно уловила движение у небольшого ангара. Оказалось, что она привлекла внимание смотрителя — немолодого грузного мужчины с роскошными висячими усами:

— Доброго дня, ханым! — вежливо поклонился он. Потом узнал и поправился: — Госпожа Джанна, чем могу вам служить?

— У вас найдется глоток воды? — спросила девушка. Пыль уже забилась ей в горло, заставляя беспокоиться.

— Конечно, ханым, прошу вас!

В ангаре было прохладно. На длинных верстаках лежали инструменты, в боксах стояли кары и легкие флайеры. В отгороженном занавесями углу стоял диван, пара кресел и несколько стульев.

Мужчина налил прохладной воды из самого обычного крана и предложил плошку с вялеными фруктами. Утолив жажду, Джанна поинтересовалась:

— Флайеры рабочие?

— Конечно, госпожа! — Мужчина горделиво показал на ближайший: — Взгляните, какой красавец! Губернаторский! Лучше не бывает!

— Бак полный? — поинтересовалась Джанна. В ее голове постепенно складывался план побега. Аббас давно привык к спокойной жизни среди бытовых удобств. Он не побежит за ней в пустыню. А вот она насладится тишиной и одиночеством.

Смотритель ангара только головой покачал, когда ханым лично проверила системы флайера, заменила мигнувший с опозданием фонарь и наполнила просторный пассажирский отсек канистрами с водой, топливом, консервами, палаткой и средствами защиты.

— Брату сообщите, что я прогуляюсь к горам и заодно поработаю с образцами местной фауны и флоры. Остальные ничего знать не должны.

— Как скажете, госпожа! — поклонился мужчина.

Белозубо улыбнувшись в ответ, Джанна забралась в кабину пилота и вывела флайер на стартовую площадку.

— Прощай, муженек, — шептали ее губы. — Я избавлюсь от тебя и начну новую жизнь, обещаю!

Перед ней расстилались пронзительно голубое небо и красноватая степь до горизонта. Полюбовавшись этим величественным зрелищем, девушка сориентировалась по компасу и повернула машину на северо-восток, к шоколадным пикам прибрежных скал.