Фигура у меня женственная, а свадебное платье по совету мудрой подруги я сшила достаточно свободным. В итоге могла и кушать, и танцевать, и размахивать руками как хотелось, но… большая часть родственников заподозрила, что я беременна!

Это было не так, но постоянные взгляды на мой живот нервировали. Плюс я училась в другом городе и буквально через три дня после свадьбы уехала в институт, завершать учебный год.

Прошло несколько месяцев, роды не состоялись и тогда разговоры сменили направленность:

— Ну и правильно, поживите для себя! — стало основной темой семейных посиделок.

Конечно, это вызывало беспокойство, и я прошла обследование. Диагноз был неутешителен — детская матка, изменения яичников и прочие жутко звучащие диагнозы. Кроме того, выяснилось, что это ненормально, загибаться от боли в женские дни и глотать таблетки, чтобы просто выйти на улицу или на учебу.

Низкий поклон моему мужу, что он понимал мою растерянность и терпел мои слезы. Мое взросление проходило без мамы, поэтому с жалобами и болячками я шла к нему. Он же первый узнал о диагнозе «бесплодие». Кто из нас тогда больше почернел, я не знаю. Страшно было обоим.

На фоне всех переживаний, о которых я умалчивала даже перед отцом и свекровью, мне пришлось оформить документы на заочное отделение — выйдя замуж я потеряла пенсию, которая позволяла мне жить самостоятельно в другом городе. Но кормить студентку-заочницу просто так никто не собирался, и я стала искать работу.

Сначала пыталась устроиться по первой специальности — гувернанткой. Поработала няней в многодетной семье, потом недолго посидела с девочкой, болеющей ДЦП, давала уроки ИЗО и наконец, устав от беготни и упреков пошла в центр занятости. Посмотрела список вакансий и нашла детский сад.

Первая работа, как первая любовь — не забывается. В садик я пришла на должность педагога ИЗО, но потом с громадным облегчением «ушла на группу», потому что десяток разновозрастных групп я явно «не тянула», а с детьми трех лет ладила неплохо.

Именно в садике я встретила еще одну многодетную маму. Худую до истощения нянечку младшей группы, Ларису. Она работала няней на группе, ходила одевать малышей в другие группы, за это доплачивали, мыла лестницы и числилась посудомойкой на кухне. При этом Лариса писала великолепные стихи, отлично рисовала, со вкусом украшала елки и группы. Более деятельного человека я не встречала. На тот момент у нее было пятеро детей, и младшая дочь ходила в одну их групп этого сада.

Вообще на этой работе я встретила много женщин, проживающих свою жизнь как служение. Напарница по группе много лет жила с мужем больным туберкулезом. Вам может показаться, что это пустяк, сейчас все лечат, но вся ее семья, включая дочь-первоклассницу, должна была каждые полгода делать флюорографию, а при малейшем подозрении — рентген. Анализы крови, ежедневная влажная уборка и проветривание по графику, лекарства. Ее мужу давали полгода, когда обнаружилась открытая форма. Благодаря ее заботе он прожил десять лет.

Другой педагог. Очаровательная женщина. Стройная, красивая, сильная духом. Вместе с мужем и двумя сыновьями они проживали в «гостинке» без малейшей перспективы улучшить жилищный вопрос. И дети были не малышами, старший на тот момент собирался в армию. Но глядя на эту ухоженную, спортивную даму никто бы и не подумал, что ей приходится существовать в таких условиях.

Наверное, эта работа заложила основы того уважения к людям, которое я пыталась взращивать в себе в дальнейшем.

В этом садике я проработала ровно учебный год. В сентябре устроилась на работу, а в апреле упала в обморок, перепугав нянечку. Доктор, УЗИ и я снова чуть не упала, узнав о беременности! К сожалению, перестройка организма давалась нелегко не только мне, но и ребенку. Я нервничала, волновалась и вскоре попала в больницу с угрозой выкидыша.

Ох, какой это был опыт! Господь словно за ручку меня водил, показывая различные женские судьбы. Едва меня оформили в палату, следом привели еще одну женщину на сохранение. Красивую, черноволосую, но худую и изможденную. Она переехала в наш город из Казахстана. До этого жили там, в колхозе, в глубинке. Ее навещал муж и двое сыновей младшего школьного возраста.

Она хотела дочку. Палата была большая, женщины разного возраста, в общем к вечеру она разговорилась. И от ее рассказа кровь стыла в жилах. В тех краях, где они жили, вся контрацепция сводилась к таблетке аспирина зажатой между колен. Женщины, не желающие рожать ставили себе «коровьи уколы», большие дозы гормонов для животных, чтобы устроить выкидыш. Эта женщина в неполные тридцать проделывала такое семнадцать раз! И это, не считая выкидышей устроенных «попроще» — баней, тяжелой работой и прочими народными ухищрениями.

Она рассказывала, что каждый раз почти умирала, но вставала, потому что муж один сыновей не поднимет. Наконец решила оставить беременность, потому что переехали в город, и жить стало лучше. Увы. Беременность не удержалась. Ей сделали чистку, выписали лекарства, но она сбежала из больницы в тот же вечер, потому что нетрезвый муж явился под окна с детьми и заявил, что ей пора домой, дети хотят кушать. Через сутки ее привезли по скорой. Дежурная врач матом орала на весь коридор, выгребая из нее кровавые сгустки за тонкой занавеской. Мы держались за животы и тихо дрожали.

Этой женщине сказали больше абортов делать нельзя — стенки матки так истончились, что к ним нельзя прикасаться инструментом. Беременеть тоже нельзя — плод не удержится. Она лежала грустная, ведь девочку все же хотелось, но радовалась тому, что врач назначила препараты и подсказала, где их можно покупать дешево.

Через сутки в палату привезли бледную как простыня женщину лет тридцати. Кровотечение не смогли остановить, удалили матку и все прилегающее. Через год я случайно встретила ее в автобусе — это был старушка с морщинистым лицом и седыми волосами. Она заметила ужас в моих глазах и грустно усмехнулась — пить заместительные гормоны у нас не принято, а когда реактивное старение стало заметно окружающим, таблетки уже не давали эффекта.

Одна койка в нашей палате долго пустовала. Иногда заводили женщину «на минуточку», но потом моментально уводили в другое отделение, либо на операцию или еще куда-нибудь. Однажды врач сама привела на эту кровать красивую немолодую женщину лет пятидесяти. Рядом шла копия пациентки лет на двадцать моложе.

Оказалось, дочь привезла мать вынуть спираль, а в процессе поднялось давление и, врач отвела больную полежать. Пока отходил наркоз, эта женщина поведала, что спираль стоит со времени рождения младшей дочери, то есть уже… тридцать пять лет! Врач сама побледнела от таких известий. Наркоз действует на всех по-разному, так вот эта женщина все повторяла:

— Только бы усики внутри не остались.

На что врач ей резонно заметила:

— За такой срок, удивительно как сама спираль не растворилась!

В этой больнице я пролежала почти месяц, потом выписалась домой, взяла отпуск в садике, а через пару недель снова вернулась в ту же палату. Теперь здесь лежали в основном «сохраняющие». Утром в обед и вечером мы дружной толпой шли на уколы, а в промежутках рисовали друг другу йодистые сеточки, потому что сидеть на фиолетовых задах было просто невозможно.

Теперь палата стала тише, разговоры шли о мужьях, мамах и детях. Мы поддерживали друг друга, утешали, когда УЗИ показывало выкидыш, и дружной стайкой ходили гулять вокруг огромного корпуса, включающего в себя роддом.

Потом меня отпустили домой, но ужас перед абортами и их последствиями остался на всю жизнь.