Кьяра металась по комнате и едва не сходила с ума от беспокойства. Что там творится? Почему так долго никого нет?
Удалось ли Оресту справиться с упырями? Или сейчас распахнётся дверь и за ней придёт Карс?
Карс… как жестоко она в нём ошибалась…
Да, она его не любила… Но, выходит, и он не любил?
Все эти годы она ему верила. И только поэтому смогла простить. Выходит, сердце её знало намного лучше, да только она не слушала…
Орест… этот юный безумный мальчишка…
Никто и никогда не далал для неё того, что сделал он… Никто и никогда…
Но что если и ему не стоит верить? Что если… она совсем запуталась…?
В этой маленькой комнатке с единственным окошком Кьяра чувствовала себя пленницей, и жутко хотелось удрать.
Дверь скрипнула, и на пороге показалась фигура. Красная как кровь. Адские блестящие глаза, уродливые растопыренные руки. И всё ж она узнала. Ещё бы не узнать…
Горечь от содеянного преследовала её долгими ночами, когда не приходилось танцевать, заставляя просыпаться в липком холодном поту…
— Антей? — ошеломлённо спросила Кьяра.
— Помнишь, тварь! — прошипел владыка, хватая её за горло.
Она почувствовала жуткую боль в боку. Словно что-то лопнуло, обжигая внутренности. Антей её отпустил, и она упала на пол, поджав под себя колени. Как же больно…
Владыка ушёл, захлопнув за собой двери. А Кьяра с ужасом смотрела, как по одежде расползается кровавое пятно. Он ранил её и запер одну в глухой неприметной комнате. И слуг нет. Одни обозлённые красные существа. Теперь ей вряд ли кто-то поможет. Если только Орест не поспешит…
Вишанка вынырнула из-под платья и обернулась вокруг шеи, слизывая крошечные солёные капли, стекающие с подбородка. Надо же, она заплакала…
Впервые за столько лет…
— Всё будет хорошо, маленькая моя, — шепнула она Вишанке, — я смогу продержаться…
Но тут Кьяра почувствовала запах дыма, просочившийся через щель под дверью. И вскоре уже вся комната была в дыму. Красный мерзавец поджёг её замок…
Впрочем, ей ли его винить? Она действительно во всем виновата. Перед этим несчастным юношей и перед его вездесущим отцом…
Кьяра поднялась, с трудом превозмогая боль, подтянула лавку к окошку и забралась на неё. Дотянулась ладонью до крошечного отверстия и обрадовалась, что достала. Она отцепила дождевицу от воротника платья и сунула в окошко.
— Лети отсюда, Вишанка.
Затем отколола от стены кристалл и заткнула им небольшое отверстие, чтобы змейка не смогла вернуться обратно. Кьяра слышала, как она плачет и бьётся о камень, и закрыла уши, чувствуя, как обрывается сердце.
— Прости, родная, я не хочу видеть, как ты умираешь…
А затем она перекинулась и засияла из последних угасающих сил. Засияла и закружилась в безудержном танце дивницы, как учили её сёстры…
Вспоминая тот безумный аромат дурмана…
И сладость ежевики на губах…
И нежность его горячих поцелуев…
Глубокие, как омут, синие глаза…
И себя… себя настоящую…
«А ведь ты так и не узнаешь, любовь моя… То, что это тоже была…я…»