— Орест, это красное пламя! — заорал Сурья.

Но Орест его не слышал.

Свободен…

Свободен от всего этого безумия Равнин, от жёлтых ненавистных просторов…

От мерзкой жены-упырки, вечно убегающей от него. Наводящей морок, пьющей его кровь….

Свободен шляться по Горам и менять ведьм хоть каждую ночь. Да хоть по две сразу…

— Орест! — теперь уже Сурья с Лилишей кричали в унисон.

Но он их не слышал. Перед глазами стояла красавица, завёрнутая в сияющую сеть… крепкие холмики грудей… упругие ягодицы… нить самоцветов, мелькающих, как искры над волосами дивного цвета…

Он ведь ещё ни за одной бабой так не бегал…

Не станет и впредь…

Ох, как же пекло это красное пламя. Волосы плавились и скатывались в уродливые катышки… Но Орест всё бежал, распихивая по сторонам обвалившиеся доски второго этажа, пока не добрался до заветной двери.

Он разбежался и врезался плечом. Крепкая, вот дьявол! А ключ… Где ж его теперь искать?

Рядом мелькнула знакомая фигура. Сурья! Сердце отчаянно ухнуло и сжалось в комочек, однако брат, на удивление, был невридим. Даже волосы не занялись.

Они навалились на дверь вдвоём, затем ещё раз и, наконец, вышибли.

Проникнув в комнату, Орест вдруг увидел… дивницу.

Как раз в тот момент она и погасла, упав к его ногам безжизненным телом Кьяры, а княжич остолбенел. Ведь разве такое могло быть? Его жаркая любовница… его неприступная жена?

— Орест! — рычал на ухо Сурья, — замок рушится.

Орест подхватил её на руки и понёсся к выходу. Сверху на него летели горящие балки, в лицо ударяла жгучая крошка искр, и если бы не Сурья, мчавшийся впереди и расчищавший путь, им с Кьярой пришлось бы нелегко. Она была цела, но не дышала.

И Орест с ужасом думал, что не успел.

Возле замка их встретил разъярённый Антей. Лицо его перекосило от ярости, а глаза метали молнии.

— Эта мерзкая тварь! Ты зря рисковал, княжич. Я всё равно убью её. Убью вас обоих.

— Знаешь, а вот я сейчас прихлопну тебя, так никто и не узнает, что ты вообще был, — сказал Сурья.

— Ну, попробуй, человечишко, — рявкнул Антей.

Позади показалась Лилиша на ядокрыле, и в спину красному княжичу полетели ядовитые перья. Антей взвыл от боли и подпрыгнул на месте.

— А ну убирайся отсюда, — неожиданно зло сказала чёрная владычица, — тебя спасли, а ты ещё и драться вздумал?.

— А ты вообще кто такая? — скорчился Антей, — я тебя поймаю…

Но тут Сурья врезал ему кулаком под дых и пинками погнал прочь. Красный княжич обиженно поджал губы и поспешил скрыться в лесу. Глаза его при этом злобно сверкали. Но остальным некогда было думать об этом.

Орест со всех ног мчался к озеру, перепрыгивая через холмики и кочки, как полевой заяц. Голова Кьяры беспомощно болталась на его груди, и он едва не сходил с ума от волнения. Он не слышал её дыхания.

Добежав до озера, Орест опустил её на берег, а сам лёг рядом, обняв рукой за талию. И тут же почувствовал, что она липкая от крови. Он прижался к жене всем телом и стал читать заклинания. Дыхание перехватывало от невыносимой боли, которую причиняли ожоги, но Орест стиснул зубы, стараясь не думать о себе. Иначе у него не хватит сил для обоих. А теперь — когда он знал о ней всю правду — теперь он не мог её потерять…

— Они здесь, — крикнула Лилиша, заметив парочку на берегу.

Ядокрылы стремительно опустились на землю, и Сурья с Лилишей поспешили к озеру.

— Они оба совсем слабы, — обеспокоенно пробормотал Сурья и закусил губу. Он совершенно ничем не мог помочь. Совсем. Всё, что он умел — это разрушать.

Зато Лилиша решительно развязала пояс, стянула кафтан и легла рядом с Орестом, в одной рубашке. Стройноё чёрное бедро обхватило его мускулистое синее, а руки обвили торс. Она прикрыла глаза, а губы зашевелились, колдуя.

Лилиша исцеляла Ореста, отдавая ему свои силы. А Сурью вдруг охватило странное чувство. Совершенно некстати перед глазами возникли её золотистые сосочки, венчавшие крепкую чёрную грудь. И он представил себе, что было бы, если бы она прижалась к нему нагая — к его любвеобильному братцу. Оресту достаточно было бы повернуться, и…

Сурья отпрянул, чувствуя, как внутри всё вскипает, загорается неприязнью к брату, хотят тот ни в чём и не виноват. Лилиша ведь просто ему помогает. Но лучше бы она делала это издалека.

****

Неожиданно Кьяра пошевелилась, сбрасывая с себя руки Ореста, открыла глаза и села, растерянно глядя перед собой.

— Я жива? — спросила она, скорее саму себя.

— Жива, — подтвердил Сурья.

— Но как…?

И тут она заметила Ореста, лежавшего совсем рядом, белого, как полотно. На руках и щеках виднелись ожоги, волосы обгорели и стали короче, едва покрывая плечи.

— Орест, — позвала Кьяра, осторожно дотрагиваясь до него, — Орест… Что с ним?

— Он спас тебя. Затем исцелил. Теперь Лилиша даёт ему свои силы, — объяснил Сурья, — это быстрее, чем черпать их из воды. Надёжнее.

Но Кьяра, казалось, не замечала Лилишу. Она смотрела на Ореста, гладила, едва касаясь, здоровую плоть, и плакала…

— Мой нежный мальчик… Мой нежный ласковый мальчик… Не бросай меня, прошу тебя… Только не бросай….

— Ему плохо, но он не умирает, — смущённо заметил Сурья. Затем отошёл к Ярону, отцепил от седла плащ и накинул на Кьяру.

От её платья почти ничего не осталось, одни обгоревшие лохмотья, и ему неловко было смотреть на жену брата, когда она почти обнажена.

Лилиша отпрянула от Ореста и незаметно откатилась в сторону. Затем нырнула в озеро и погрузилась в него с головой. Сурья наблюдал, как она плывёт под водой, как мелькают её золотые локоны. Она вынырнула на противоположном берегу и кивнула, чтобы он шёл к ней. Сурья вздохнул и неслышно ступил назад. Добрался до ядокрылов и легонько подтолкнул их к полю. А сам поспешил к Лилише.

— Мой нежный мальчик, — приговаривала Кьяра.

Раны на лице Ореста затягивались, а кожа приобретала обычный серо-синий оттенок. Она видела, как губы его дрогнули и растянулись в улыбке, а на щеках проступили ямочки…

Такие же, как у её отца…

Она зметила это ещё с самой первой их встречи и люто боялась влюбиться…

Боялась поверить, что он не такой, как они…

Не такой…

Но влюбилась…

— Знаешь, меня по-всякому называли, — в синих глазах мужа мелькнули и погасли искорки, — но так ласково… никогда…

— А ты не привыкай, — она покраснела и капризно надула губы.

— Уже привык.

Руки его проворно нырнули под плащ, нашли её груди и легонько сжали. А затем он обхватил её всю и стал покрывать поцелуями, срывая остатки лохмотьев.

— Я грязная, — тяжело дыша, сказала Кьяра.

— Я тоже. Но озеро рядом.

И он увлёк её в воду, ни на секунду не отпуская, и ей уже не удалось отвертеться. Да и не хотелось.

— Не брошу, — едва слышно прошептал он…

— Твой брат и чёрная красавица ушли, — сказала Кьяра, когда они выбрались на берег.

— Мудрые создания, — хмыкнул Орест, — хотя могли бы чему-то поучиться, сидя в кустах.

— Думаю, они и без ЭТОГО справятся.

— Как знать…

— У тебя все мысли об одном, — упрекнула его жена.

— Рядом с тобой — да.

— Я почему-то тебе не верю.

— А ты поверь, маленькая упырка.

— Не называй меня так.

— Если не будешь меня злить, — улыбнулся Орест.

Протянул к её лицу руку и убрал за ухо выбившуюся прядь волос. И как можно думать о чём-то ещё, когда рядом такая красавица. Его… целиком и полностью.

— И что мы теперь будем делать? — грустно спросила Кьяра, — замок сгорел, ты отдал всё моё богатство. У меня даже одежды нет!

— У меня тоже, — рассмеялся Орест. Он лежал на траве, совершенно голый, не имея ни малейшего желания натягивать на себя жалкие куски обгоревшей ткани, оставшиеся от его штанов, — вон на траве какой-то кафтан.

— Боюсь, мне он слишком мал, — хмыкнула Кьяра. Чёрная красавица была ниже её ростом и стройнее.

— Ну, а я оберну вокруг бёдер. Сгодится, чтобы прикрыть срам. А тебе идёт плащ. Очень удобно.

— Это твоего брата, — Кьяра хмыкнула и закуталась в плащ поглубже, однако глаза заблестели, — надеюсь, он не будет возражать, если я пока его не верну.

— Сурья тот ещё жмот, — притворно вздохнул Орест, — шучу. Конечно, не будет.

— Есть замок деда, — вспомнила Кьяра, — но он много лет стоит пустой. Хотя там наверняка есть какая-никакая одежда.

— Ну вот, а ты говорила, ничего нет…

Кьяра грустно улыбнулась, разглаживая невидимые складки на плаще. На лоб набежала тень.

— Волхованцы меня не оставят, Орест. Теперь, когда нет упырей… Много лет они были моей единственной защитой. И даже Карс… знал бы так, как я боялась, что он тебя убьёт… И да… я столько гадостей наделала. Но эти земли… те, кто живёт на них… я должна была их защищать. Так меня учил отец. И это всё, что я о нём помню…

Орест задумчиво смотрел на жену, млея от её невольных признаний, и чувства, бушевавшие в груди, просто невозможно было описать.

Боялась, что убъёт…

Боялся, что не полюбит…

Как долго же они оба боялись того, чего просто не могло быть…

И даже волхованцы теперь казались мелкими букашками, которых легко стряхнуть с лакомого куска пирога, которым теперь казалась жизнь.

И тут Орест кое-что вспомнил. Он ведь не всё ей рассказал.

— Каменные люди строят Колыбель. Это странное сооружение прямо дышит магией. Моё колдовство там бессильно. И они хотят, чтобы ты её зажгла.

— Значит, нам ещё и этих стоит бояться, — Кьяра всё больше мрачнела, — Равнины могут не выдержать ещё одну Колыбель.

— Каменные верят, что новая оживит мёртвые земли и заберёт силу у всех кристаллов Равнин.

— Но тогда волхованцы останутся ни с чем. И просто уйдут. А так нельзя. Волданы не должны покидать Янтарную Колыбель. Начнётся мор…

— Я так не думаю, Кьяра. Каменные люди такие загадочные. Они знают об этом мире намного больше, чем мы. Очень давно их янтарные предки построили Колыбель, чтобы защитить ярилиц, таких как ты. Но волхованцы не оправдали их надежд. Новую Колыбель строят, чтобы возродить Ровнины. Для нас с тобой. Они хотят, чтобы мы там жили…

— Так чего же ты молчал? — Кьяра подняла на него глаза, полные изумления.

— Ты такая хрупкая. А кристаллов так много. Мне и сейчас это не нравится. Но я должен был сказать…

Кьяра вскочила на ноги, заметалась по поляне, затем опять села. Щёки её пылали от волнения, а глазные яблоки переливались всеми оттенками синего. Она перекинулась, засияла и схлынула, но даже не заметила этого. А Орест наблюдал за ней, а сердце его колотилось от восхищения.

— Я готова! — решительно сказала она, — если это поможет приструнить волхованцев, то я сто раз готова.

— Я боялся, что ты так скажешь.

— Ты не понимаешь, Орест! Я намного сильней, чем кажется. И матушки мне помогут. Только нужно отыскать мою нить самоцветов, иначе мне не отбиться от духов.

— Я помогу, — неожиданно сказал он, усмехаясь, — уже есть опыт. Духи боятся моего огня.

«Они не испугались огня, — подумала Кьяра, — духи Ярильцев ничего не боятся. Но ты пытался меня защитить. И они это оценили».

Но вслух она ничего не сказала. Пусть у неё останутся свои секреты…

— Мы поедем на твоём огромном звере? — спросила жена и кивнула в сторону Сахо.

Ящер спокойно дрых на полянке, морда обильно притрушена жёлтой пыльцой, но, почуяв, что о нём говорят, он лениво приоткрыл один глаз.

— Да, — выдохнул Орест и лукаво прищурился.

Он притянул Кьяру поближе, стянул с неё плащ и усадил на себя. Она охнула, внезапно почувствовав его внутри. Как же ловко это у него получалось!

— На… моём… огромном…звере…

Кьяра вспыхнула и рассмеялась, а он улыбался, врываясь в неё, так горячо и нежно, что всё тело запело, зазвенело, как струна.

— Распутный… мерзавец…

— Перекинься, — тихо попросил он.

И она засияла… Словно тысячи ласковых звёзд…

Орест закрыл глаза, наслаждаясь моментом, когда мог обладать всем тем, что ему так безумно нравилось…

А Кьяра смотрела на него, целовала щёки и радовалась, что он не видит, что она снова плачет. Слезами счастья. Ей было так хорошо…

— Знаешь, почему они прозрачные? — когда-то спросила Софья…

— Нет.

— Потому что это слёзы… Чем несчастнее ярилица, тем ярче горят её кристаллы. Счастливые зажигают самоцветы…

— И знай, муж мой любимый, — сказала она, чуть погодя, и обхватила ладонью его шею, — больше не будет никаких других дивниц.

— О, твои сёстры не будут жить с нами под одной крышей? — он скорчил грустную рожицу, однако в глазах плясали смешинки.

— И не надейся. Мы построим для них другой дом. И чем дальше, тем лучше… Ведь если я узнаю, а я обязательно узнаю… я выпью всю твою кровь. До последней капли.

— Злая упырка, — Орест сморщился и показал ей язык, затем хлопнул по обнажённым ягодицам, перевернул на спину и опустился сверху, — ты ещё и ревнивая… на мою бедную голову…

Он глядел на неё влюблённым взглядом, стараясь рассмотреть каждую чёрточку, с каждой минутой становившуюся родней, и думал, насколько у него получится. Быть верным. Он ведь не привык. Но в кои-то веки в голове не было и мысли о других девках. Будто исчезли все, сгорели синим пламенем. И он искренне верил, что постарается…

Она такая необыкновенная — его жена… Маленькая сияющая упырка…