Совершенно измученную, Лиду принесли обратно в темницу и бросили на пол, оставив в полной темноте. Она еще несколько часов металась по полу от боли, не находя места распухшим и ноющим членам. Казалось, ее медленно поджаривают на сковородке — так болели ее мышцы. От боли она совсем отупела и не могла даже думать, не то что плакать. Лиду даже не интересовал вопрос, что же с ней будет дальше. И когда дверь в комнату снова отворилась, на этот раз медленно и спокойно, Лида равнодушно приподнялась на коленях, чтобы не касаться ничего руками.

На пороге показался Дима с подносом в руках, на котором стояли стакан с какой-то жидкостью и бутерброд с ветчиной. Желудок Лиды непроизвольно откликнулся, учуяв запах пищи. Дима аккуратно поставил поднос на пол. Лида сверкнула глазами и спросила равнодушным тоном:

— Зачем?

— Хозяин велел.

— Чтоб не померла до следующего сеанса… — сквозь зубы процедила Лида. — Лучше убей меня.

— Не велено. — абсолютно серьезно ответил Дима и вышел, закрыв за собой дверь.

Лида осторожно уткнулась носом в стену, глядя куда-то в темноту. Нет, она не будет швырять подносом в дверь — даже если бы она захотела, руки все равно бы его не подняли. Может быть, они издеваются, принеся ей еду и понимая, что она не сможет ее есть, разве что стоя на коленях и наклонившись вперед, хватая зубами, как собака? Нет, она не будет ничего есть. Пусть они подавятся. Ей все равно.

Мамаю, в свою очередь, тоже было абсолютно все равно, что с ней происходит и как будет дальше. По-правде говоря, он не сильно рассчитывал, что женщина ответит на его вопросы. Он с самого начала планировал основательно побеседовать лично с Олегом Кравцовым, и уж способы вытягивания наружу правды для Олега подразумевались куда более жесткие.

Впрочем, Олег был человеком умным. И поэтому он не стал прятаться, зная что Мамай все равно его найдет. А после того как хозяин благополучно умыл руки, он мог рассчитывать исключительно на себя.

Когда Мамай со своими ребятами вломились в кабинет Олега, тот сразу понял, что ему будет очень жарко. И даже не сопротивлялся, пока его привязывали к стулу.

— Так что, Олежка, поговорим, на кого ты работаешь? — спросил Мамай, нависая над ним подобно горе.

— Мне из-за тебя свет не видно, — спокойно ответил Олег, и даже не поморщился, когда вслед за этим последовал мощнейший удар мамаевского кулака. Олег почувствовал, как в носу что-то хрустнуло, а из разбитой губы хлынул ручеек теплой соленой крови.

Разговор шел по-крупному. Мамай был не из тех, кто особенно церемонится и позволяет водить себя за нос. Поэтому уже спустя полчаса Олег раскололся. Ему уже было все равно от чьей руки умирать: Мамая или бывшего хозяина.

— Косматый. Он с подачи Москвича всю область держит. Хотел мэра своего поставить. Для этого кассета и была нужна.

— Вот сука. А ты видел, что на кассете?

— Нет.

— Врешь. Хорошо знаешь, что будет, если она всплывет.

— Не всплывет.

— Ты точно знаешь? — наклонившись к нему, тихо спросил Мамай.

— Нет ни кассеты, ни копии, ни копировальщика.

— Косматый?

— Я не идиот, чтобы это кому-то показать.

— Молодец, — похвалил его Мамай. — Значит, только ты и я. И тот, от кого пошла информация.

— Я не знаю, кто. Мне приказал Косматый.

Ясен-красен, не знает. Знает, да не скажет. Да и нет уже в живых информатора. Косматый, хоть и не крупная рыбка, а хвостов за собой не оставляет. А Мамай, хоть и не мелкая, но заявиться к нему и взять за грудки без разрешения Тетерева не осмелится.

Мамай задумчиво провел рукой по волосам, соображая, как ему действовать дальше. Причем мысли его были сейчас далеко от того, что происходило в настоящий момент в кабинете Кравцова. Сам Олег мечтал только об одном: до смерти хотелось закурить. В том, что жить ему осталось считанные секунды, он даже не сомневался, поэтому глаза его буквально полезли на лоб, когда он услышал:

— Живи пока, падла. Но знай — ты еще заплатишь мне немалую цену за свою шкуру.

С этими словами Мамай развернулся и вышел. Его качки послушно двинули за ним, словно телята. Олег судорожно втянул воздух, и повалился на пол. Еще никогда в жизни он не испытывал такого дикого облегчения. Хотелось кричать и плакать, словно маленькому ребенку.

Напряжение потихоньку отпускало. Он осторожно поднялся на избитых конечностях, морщась от боли. Надо бы в больницу. Только это подождет, сначала надо закурить. Олег забрался в кресло и выудил из барсетки пачку сигарет. Руки не слушались, сигареты то и дело падали на пол, а зажигалка не хотела работать. Но к черту все. Он жив, и это главное, ибо в этом мире нет ничего важнее жизни. Тем более, когда понимаешь, что если ты умрешь, по тебе никто не заплачет. Разве только эта мелкая шлюшка, Юля. Но такая быстро утешится.

Сердце защемило: ему вдруг до боли захотелось увидеть Лиду. Олег осторожно ощупал лицо, пытаясь определить размеры потерь. Неплохо бы взглянуть на себя в зеркало, да только сил подняться совсем не было. Но и так ясно: в таком виде нельзя появляться на пороге возлюбленной. Какой бы доброй и душевной она ни была.

Особенно если она так и не простила ему смерти мужа.

Но услышать хотя бы голос… Олег снял трубку с чудом уцелевшего аппарата и набрал знакомый номер. Гудки. Ее нет дома. Ну конечно, она на работе. Олег хлопнул себя по лбу, отчего лицо исказила гримаса боли.

— Дурак. Последние мозги вышибли, — пробурчал он себе под нос, набирая номер ее рабочего телефона.

Но и здесь его ждало досадное разочарование. Оказывается, как ему сказали, Лида уволилась два дня назад, даже не отработав положенные две недели. Просто кинула всех и все и уехала с любовником отдыхать куда-то на юг. С каким любовником, и когда она с ним успела познакомиться, никто не знал. Когда Олег спросил об этом, его вежливо послали и положили трубку.

Как это было странно и не похоже на Лиду. Волна обиды захлестнула Олега до самых кончиков ушей, ставших вдруг холодными, будто в лютый мороз. У нее появился мужчина… Неудивительно, ведь она — женщина. Но она — ЕГО женщина. Никто не имеет право посягать на его женщину. Пусть даже если она с этим не согласна.

Мир вокруг, только что сиявший красками радости от ощущения самого прекрасного в мире чувства — чувства жизни, вдруг потух и разлетелся вдребезги. Олег думал, что нельзя чувствовать себя паршивее, чем он, минут пятнадцать назад. Оказывается, может быть еще хуже.

Олег и не догадывался насколько буквальными оказались слова Мамая, когда он обещал взять с него дорогую цену за свою ошибку. Заплатить за то, что не довел дело до конца и позволил Мамаю выжить. Но ему вряд ли бы стало легче на душе, если бы он знал, что уже заплатил львиную долю этой самой цены. И он далеко не скоро осознал, насколько она оказалась дорогой.