Она сидела на кровати и задумчиво крутила в руках Мамаев подарок — маленькое сверкающее колечко. Оно ей очень нравилось, но сегодня словно обжигало пальцы. Лида плакала, глядя на это кольцо, но не оно было причиной ее слез.

Сегодня утром Тураев заметил, шутя, что она поправилась. На что Лида ответила, что в этом нет ничего удивительного: он держит ее взаперти, и она ничего не делает, кроме как лежит на диване перед телевизором и ест. Тогда он сказал, что совсем не против — теперь он не будет бояться раздавить ее своим весом.

Смешно… смешно делать трагедию из-за пары лишних килограммов, если бы дело было только в них.

Мамай мужчина, ему легко повесить лапшу на уши, а вот любая женщина задала бы совершенно естественный вопрос, и попала бы в точку.

По Лидиным подсчетам она была беременна уже три месяца. Поздно делать аборт, поздно менять что-либо. И скрывать уже почти невозможно. Еще пару недель, и Мамай догадается сам, без ее подсказки.

Что ей делать? Сказать правду?

При всем своем хорошем отношении к ней, Мамай оставался тем, кем он есть — бандитом с криминальным прошлым и таким же настоящим. Что если он просто ее убьет?

Ребенок — это ненужные проблемы, это обязательства, это ахиллесова пята, в конце концов. Он может не захотеть этих проблем. А может наоборот, заставит ее родить, а потом отберет малыша, а саму Лиду выкинет на улицу. И пойди докажи, что у нее есть малыш, жестоко отобранный у матери собственным отцом.

Как бы то ни было, сказка, если ее можно так назвать, закончилась, и ничто уже не будет так как прежде. У нее есть два выхода: сбежать и на свой страх и риск сделать аборт, или сбежать и родить.

Когда они со Славиком только поженились, Лида решительно откладывала вопрос о детях. Она любила детей, но к собственному ребенку была еще не готова. Теперь, будучи беременной, сама мысль о том, чтобы избавиться от ребенка, вызывала у нее тошноту. Она хотела родить ребенка, и даже неважно было, есть ли у него отец.

Значит, выход только один. Лида последний раз честно спросила себя: доверяет ли она Мамаю настолько, чтобы вручить ему в руки собственную жизнь и жизнь еще нерожденного малыша? Перед глазами невольно встала картина: Мамай, спокойно покуривающий сигарету, глядя, как она извивается от боли, подвешенная к потолку… Нет, не доверяет. Любит, но не доверяет.

Ее ребенок, если ему суждено родиться, не вырастет бандитом.

План побега созревал постепенно. Лида тщательно обдумывала каждую деталь, потому как попытка у нее была только одна. Тураев не выпускал ее из дому без сопровождения, и Лида не имела ни малейшей возможности остаться наедине с собой ни на минуту. Ее ревностно охраняли. Даже в парикмахерской кто-нибудь обязательно сидел рядом и наблюдал за ней.

Но именно сегодняшний визит к парикмахеру Лида рассчитывала использовать как свой единственный шанс. Собираться ей не пришлось — она ничего не смогла бы с собой унести, к тому же в этом доме ничего ей не принадлежало. С тоской в сердце она сняла кольцо, прижала его к губам и положила на столик. Оно тоже ей не принадлежало.

В коридоре послышался легкий шум, и из-за двери высунулась Димкина голова.

— Юль, мы едем или как?

— Да, да. Сейчас.

Лида вздохнула, поправила волосы и последовала за Димой.

Плохо, что у нее совсем не было денег. Раньше они были не нужны — всегда и везде расплачивались за нее. В сумочке, которую она прижимала к себе, словно спасительный круг, не было ничего, кроме расчески, носового платка и клочка бумаги. Ровным счетом ноль, а ведь ей как-то надо было добраться до дома. Если у нее еще был дом.

В парикмахерской по обыкновению была очередь. Лида с Димой уселись в кресла, приготовившись к длительному ожиданию. Лида нервничала и то и дело оглядывалась по сторонам.

— Как сегодня долго, — недовольно заметила она, обращаясь к молчаливому спутнику. — Пожалуй, я сначала сделаю педикюр.

Дима равнодушно кивнул головой. Казалось, ему совершенно наплевать, что она собиралась делать. Но Лида знала, что он внимательно следит за каждым ее шагом. Когда она направилась в педикюрный кабинет, он переместился поближе, чтобы иметь возможность наблюдать за дверью.

Птица не пролетит, мышь не проскользнет… В прошлый раз Лида заметила, что в кабинете есть еще одна дверь, ведущая в соседний коридор. Ее единственный шанс.

Лида уселась в кресло перед мастером и разулась, позволив Диме убедиться, что она действительно собирается делать педикюр. На секунду она почувствовала укол совести. Дима, добрый и верный, такой правильный и дотошный во всем — для него ее побег станет страшным ударом. Впервые Лида подумала о том, что ему, возможно, грозит суровая кара. Ей было искренне жаль, но отступать было уже слишком поздно.

Когда мастер склонился над ней, пододвигая ванночку для ног, Лида внезапно встала.

— Извините, меня тошнит. Можно в туалет?

Мастер недовольно посмотрела на нее и отодвинулась, не сказав ни слова.

Лида прижала ладонь ко рту и выпорхнула в спасительную дверь.