Мамай вернулся домой и буквально с порога почувствовал: что-то не так. Что-то случилось, пока его не было. Предчувствие усилилось, когда он увидел Диму, отрешенно сидящего на диване в гостиной. На полу валялась Юлькина сумочка.

— Где Юля? — грозно спросил Мамай.

Дима протянул ему маленький клочок бумаги. Мамай развернул его: на нем аккуратными буквами было написано всего два слова «Прости, Володя». Он почувствовал себя так, как будто по телу прошлась автоматная очередь. В слепой ярости он схватил Димку за грудки и швырнул об стенку.

— Как, как ты мог это допустить?!!

— Я виноват. Она сумела меня провести. — сдавленным голосом прохрипел Дима.

— Я тебе не верю. Не верю, что она могла вот так оставить меня.

Дима не нашелся, что сказать. Он и сам был искренне поражен поступком девушки. Ведь он своими глазами видел, как она любит Мамая. В голове не укладывалось, что она смогла так запросто сбежать и бросить хозяина. Юля обманула и его, а ведь Дима еще с утра заметил нервозность в ее поведении. Заметил, но не придал значения, и теперь вовсю хлебает из горькой чаши.

Мамай обессилено опустился на пол, сжимая в ладони проклятый листок бумаги.

Как она могла так поступить? Нет, только не она, не его Юля. Она не могла уйти по доброй воле. Ее похитили. Нельзя сидеть сложа руки, надо действовать. Надо ее искать.

Возможно, это месть сподвижников Косматого. Или Кравцова. К нему Мамай и отправился в первую очередь. Но здесь его ожидал полный крах. Олег понятия не имел, где находится Юля. Он напомнил также, что Мамай обещал оставить ее в покое.

— Это не имеет отношения к нашему делу. Она расплачивается за свои последующие грехи. — коротко ответил Мамай, глядя куда-то в сторону, и вышел.

— В парикмахерской всех потрясли? — спросил он одного из своих бойцов.

— Всех. Ничего нового они не сказали. Пришла с Димкой, попросилась в туалет и исчезла. Одна бабулька видела, как она выбежала с черного хода и скрылась во дворах. Одна, ее никто не преследовал.

— Я сам поговорю с этой бабулькой.

В глазах паренька отчетливо промелькнула жалость и ирония, но он ничего не ответил, только пожал плечами: не ему осуждать действия хозяина. Хотя по-видимому, все и так ясно. Сбежала баба. Не выдержала ласки от таких здоровенных ручищ.

Еще с неделю Мамай метался вокруг да около, пытаясь разыскать мифических похитителей. В другой ситуации он посмеялся бы над самим собой, но только не теперь. Разум уже почти смирился, но сердце по-прежнему отказывалось верить. Верить, что она ушла сама. И он не знал, что хуже: думать, что она в руках его врагов, или смириться и поверить в предательство.

Конец его метаниям положил Тетерев, весьма грубым образом напомнив об обязательствах перед Хозяином. Он вызвал Мамая на личную беседу и громко размазал по стенке в самых нелестных выражениях, выражая свое мнение по поводу затеянной Мамаем шумихи.

— Ты хоть соображаешь, каким посмешищем выставляешь себя при всем честном народе? Так убиваться из-за какой-то бабы? Тебе ведь все говорят — сама ушла. Шлепнуть ее — и дело с концом. И не смотри на меня так, — добавил он, заметив, как потемнели глаза Тураева. — В общем так, Мамай. Спустись на грешную землю. Я тут прощупал нужные каналы, и нашел твою Юлю.

Мамай подскочил, как ошпаренный, опрокинув под собой стул.

— Где она?

— Не кипятись. И не дави на меня — я тебя не боюсь. Жива, здорова и счастлива. Без тебя. Искать ее не надобно.

— Я хочу ее видеть. — Мамай сжал руку в кулак, но здравый смысл уберег его от того, чтобы грохнуть им по столу Тетерева.

Он заметил этот жест и оценил по достоинству выдержку Мамая. «Возвращается», — подумал он про себя. — «А я уж думал, что похоронил бойца навеки».

— Ты поостынь пока. — посоветовал Тетерев. — Месячишко-другой. Если совсем невмоготу будет, сам тебе все скажу. А пока незачем тебе знать да руки пачкать… Дрянь она, Мамай. Настоящая дрянь.

Тетерев действительно очень быстро нашел Юлю Самойлову и увидел во всей красе в самом что ни есть настоящем борделе, где она жила и чувствовала себя вполне комфортно. Единственная загвоздка состояла в том, что жила она там уже давно, и была немного не такой, какой он привык ее видеть рядом с Мамаем. Развратная и размалеванная. Стало быть, совсем не ту Юлю любил Мамай. Но ему незачем было об этом знать, ведь та другая в итоге оказалась не лучше.

Интересный все-таки вопрос, откуда взялась эта вторая Юля и куда она делась. Как птица Феникс — выпрыгнула из ниоткуда, и исчезла в никуда. Но у Тетерева решительно не было времени разгадывать эти загадки.

В конце концов, для Мамая это послужит хорошим уроком, как связываться со шлюхами, подумал Тетерев и закрыл для себя эту тему навсегда.

Мамай вернулся домой и одетым завалился в пустующую теперь кровать. Было невыносимо холодно. Он поежился и накрылся одеялом. Как школьник, переживающий крах своей первой любви. Для Мамая это была не только первая любовь. Это было единственное по-настоящему сильное чувство, которое наполнило его жизнь новым смыслом. Теперь его жизнь пуста. И нужно привыкать жить с этим новым ощущением. Наверное так чувствует себя куст, вырванный с корнем из плодородной почвы и пересаженный в сухой песок.

Как все-таки не хочется в это верить. Где-то в самом потайном уголке сердца все еще теплится проклятая надежда.

Во рту пересохло и, не в силах терпеть жажду, Мамай поднялся. Напившись воды из-под крана, он почувствовал себя чуточку легче. Возвратившись в комнату, Мамай случайно наткнулся на столик и увидел кольцо. То самое, которое она в последнее время носила, не снимая. Тураев опустился на колени и обшарил все ящички стола. Так и есть. Она не взяла ничего из того, что он ей подарил.

Это так на нее не похоже, ведь Юля так любила бриллианты. И оставила все ему. Этот бессмысленный поступок красноречиво сказал ему все, чего она не смогла бы передать словами, если бы вдруг оказалась рядом.

Ей ничего от него не нужно. Даже воспоминаний.