Прождав четверть часа, Мамай решил, что хватит ей мерзнуть. Юля проявила «стойкость духа», и так уж и быть, он отправит кого-нибудь отвезти ее домой. Он вышел на порог, заготовив ехидную улыбочку, однако там никого не оказалось.

Не оказалось ее ни у ворот, ни на территории усадьбы, ни за ее пределами.

— Черт, да она действительно ушла. Вот дура.

Мамай перестал без толку носиться по двору и помчался в гараж.

«Ненормальная, ей-Богу» — бормотал он, заводя новенький четырехместный «Субару».

Выехав на шоссе, Мамай тщательно рассматривал каждый куст. Он четыре раза объездил всю дорогу туда и обратно, но никого не нашел. Куда она делась?

Мамай вышел из машины и начал обшаривать кусты. Юля не могла пойти другим путем, ведь иного ориентира, кроме дороги, у нее не было. Но тем не менее она как сквозь землю провалилась. Будь она проклята. Он и не подозревал, что она такая дура. Верно ведь, затаилась где-нибудь под кустом и не дышит, пока он рыщет вокруг, пытаясь ей помочь.

Холодно-то как. Мамай продрог до костей. А каково ей? Внезапно Мамай рассердился. Ну и черт с ней. Хочет замерзнуть — пускай мерзнет.

Мамай вернулся домой, чувствуя себя последним дураком. Ему было стыдно перед самим собой, перед ребятами за устроенный сегодня концерт. Когда уже он перестанет вести себя по-идиотски, если речь заходит о ней, когда забудет и разотрет по стенке памяти.

С этими мрачными мыслями он уснул, решив про себя, что начиная с завтрашнего дня ни минуты, ни секунды своего времени он не потратит даже на мысль о ней. Однако первое, что он увидел на следующее утро, была ее сумка, аккуратно лежащая на диване в прихожей.

— Я не знал, что с ней делать, — раздался у него из-за спины голос вездесущего Димы, — Поэтому оставил здесь.

— Оставил, так оставил, — раздраженно буркнул Мамай, глядя на сумочку как на врага народа. — Можешь выкинуть, мне все равно. Хозяйка за ней вряд ли вернется. Хотя…

Повинуясь непонятному инстинкту, Мамай схватил сумочку, разорвал замок и вытряхнул все содержимое на диван. Куча каких-то бумаг, ручка, карандаш, ластик, ключи, записная книжка, платок, расческа, кошелек и паспорт.

— Надо же, студентка, блин. Что это за макулатура?

— История культуры древнего Египта. Какие-то матрицы. — ответил Дима, бегло просмотрев ксерокопии.

Мамай неожиданно громко рассмеялся.

— Это что, роль такая? Может, она сумку эту украла?

— Сомневаюсь, что на «это» можно позариться. А в кошельке всего десятка.

— Ты мне смотри, бросай свои мелкие воровские замашки — ишь ты, сразу в кошелек. — пошутил Мамай. — Мы берем только по-крупному. Надо же, и паспорт с собой таскает. А сумка не краденная — фотография в паспорте ее. Прокопенко Лидия Николаевна. Лидия Николаевна… Дима! Почему Лидия?

Мамай лихорадочно перелистывал страницы паспорта.

— Дата рождения — 17 января 1979 года. Замужем за Прокопенко Вячеславом Анатольевичем. Дети — Прокопенко Степан Николаевич, родился 23 июля 2004 года. Дима, Дима! Это не Юля.

— Тут же написано — Лида. — тупо констатировал Дима.

— Ты что не понимаешь, это не Юля! Это совершенно другая женщина, похожая на нее. Я ошибся.

— Ну и что. Бывает.

— Я ошибся. Лидия. Тоже Николаевна. Может быть, ее сестра. Кравцов говорил, что у нее есть старшая сестра. Поэтому они так похожи.

— А какая разница. Она ведь ушла.

— Что значит, какая разница. Совершенно невинная женщина босиком отправилась ночью по такому холоду неизвестно куда только потому, что я ошибся? Даже не понимая, за что ее так? Так ни за что ведь.

— Можешь поехать извиниться. Не знал, что ты сентиментален.

— Я тебе сейчас башку оторву. У нее ребенку три месяца. Она ведь его грудью должна кормить.

— Ничего, у нее муж есть — отогреет.

— Муж? — не понял Мамай.

— В паспорте штамп. И имя.

— Верно, — пробормотал Мамай, перелистывая паспорт.

— Просто забудь, ничего уже не исправить. Авось добралась. Какое тебе до нее дело?

— Ты прав, никакого. И Тетерев ждет.

Мамай машинально засунул паспорт в карман куртки и вышел во двор, чувствуя как ему в спину уткнулся испытывающий Димин взгляд. Он считает его сентиментальным дураком? — это его проблемы.

Всю дорогу до дома Тетерева, и после того, как они обговорили состояние дел и разработали план дальнейших действий, Мамай постоянно думал об этой странной женщине Лиде. Почему он сразу не догадался — ведь она ничего не понимала, и Мамай это видел. И она так смотрела… Мамай не мог забыть этот взгляд, до боли напоминающий Юлин, еще тогда, когда он ее любил. И она его… притворялась, что любила. Они верно сестры, иначе как объяснить такое сходство во взгляде, манерах, поведении. Только вкусы и моральные принципы у них разные.

Лида замужем. Порядочная женщина, у которой есть муж. Муж… Мамай думал о ее неведомом муже, представляя мерзкого сгорбленного старикашку с клюкой. Нет, он не прав, у такой женщины должен быть молодой красивый муж, под стать ей. Отчего-то Мамай заранее возненавидел ее мужа. Отпустить жену одну бродить по шоссе мог только полный идиот.

Что-то здесь не так. Она старовата для студентки. Хотя все может быть.

Мамай резко затормозил, внезапно припомнив еще одну деталь, на которую поначалу не обратил внимания, но теперь она показалась ему весьма странной. Отчество ребенка было Николаевич, а мужа звали Вячеслав.

Степан — какое красивое имя. Старомодное, но волевое. Будь у Мамая сын, он назвал бы его таким же сильным именем. Только у него нет сына и вряд ли когда-нибудь будет.