Лида с трудом разлепила будто налившиеся свинцом веки и попыталась встать, чтобы успокоить орущего благим матом малыша. Она опять разбудила его, испугала своим кашлем. Что говорить, ей самой было страшно, когда грудь ее буквально разрывало на части, а из глаз текли слезы. Встать не получилось: ноги еще больше опухли и невыносимо горели, как будто кто-то поливал их кипятком.

Но и без этого тело было словно ватным. Лида не могла заставить себя пошевелить пальцами, а нужно было хотя бы покачать малыша. Людмила Серафимовна, хозяйка квартиры, вызвалась купить молока, чтобы его покормить. Лида едва не заплакала, вспомнив, что еще пару дней назад Степка с удовольствием сосал материнское молоко, а теперь груди нестерпимо болели от того, что молоко свернулось.

Врач, которого вызвала хозяйка, поставил ужасающий диагноз: двустороннее воспаление легких. Немедленная госпитализация. Однако Лида не могла себе этого позволить, ей некому было доверить малыша. Если будет совсем уж худо, она позвонит родителям, но это был крайний случай.

Только вряд ли может быть хуже, чем ей сейчас. Лида так и не смогла подняться к сыну. Беспомощно опустив голову на подушку, она услышала, как Людмила Серафимовна зашла и взяла на руки кричащего малыша. Лида кожей почувствовала ее укоризненный и сочувствующий взгляд, но ей слишком хотелось спать, и она уснула.

Серафимовна отнесла Степку на кухню, подогрела молока и напоила с ложечки. Мальчуган, привыкший к здоровому материнскому молоку, ел нехотя и то и дело отплевывался. Наконец он насытился и уснул. Серафимовна немного покачала его на руках и направилась в комнату, чтобы уложить в кроватку, однако услышав леденящий душу кашель матери, передумала и отнесла его к себе. Он маленький, чего доброго заразится и умрет.

Несчастная и беспутная его мать. Мало того, что родила его от подонка-отца, бросившего семью на произвол судьбы, так еще и умудрилась попасть в руки грабителям, сотворившим с ней такое. Серафимовна не сомневалась, что Лида умалчивает о том, что ее не только ограбили. Любой порядочной женщине стыдно признаться в том, что ее изнасиловали. Серафимовне было гадко даже произносить это слово.

Непутевая, ох непутевая. Надо бы избавиться от нее, чтобы не навлечь и на себя карму ее невезучести. Только ведь безумно жаль девку. Так жаль, что аж плакать хочется.

В дверь позвонили, и Серафимовна, охая, пошла открывать. Должно быть, соседка. Или к Лиде пришел кто-то из ее студентов. Однако на пороге стоял незнакомый мужчина, увидев которого Серафимовне захотелось захлопнуть дверь, подпереть ее чем-то тяжелым и вызвать милицию. Огромный как гора, довольно красивый и хорошо сложенный, он источал угрозу и внушал страх.

Вероятно что-то такое мелькнуло в глазах старушки, потому что незнакомец решительно протиснулся в дверной проем, пресекая малейшую попытку закрыть дверь, и заговорил довольно мирно:

— Вы уж извините, что я так. Я не хотел вас пугать. Я ищу свою невестку Лиду. Она позавчера позвонила и дала ваш адрес.

— Лидочка? Ах да… Но она не говорила, что кого-то ждет. Впрочем, она могла забыть. Как вас зовут?

— Володя. Что там у нее стряслось? Она заболела?

— Ой, не то слово, — запричитала Серафимовна, сев на своего любимого конька. — Чуть жива. Врач вчера сказал: воспаление легких. Она так кашляет, что я уже не могу слушать.

— Может, ей надо в больницу?

— Врач так и сказал: немедленно в больницу. Но она ни в какую. Не на кого ей сына оставить. Дура! Так и помереть недолго, кому он тогда нужен будет? И сама же виновата. Зачем ей нужны эти студенты? Ох, непутевая.

— Не волнуйтесь, я ее отвезу в больницу.

— Хорошо бы, Володя. Давно нужна ей мужская рука и защита.

— Что с ней произошло? — выдержав паузу, спросил Мамай.

— Ограбили ее, сердечную. Два дня как, изверги, поиздевались. Мало того, что все отняли, даже одежду, так она еще от них босиком бежала. Ноги все порезала, ходить не может. Врач сказал, заражение может начаться, а она все: обойдется, да обойдется. Как же. Молоко уже пропало, Степку коровьим пою, а он есть не хочет.

— Могу я ее увидеть?

— А то как же! Прошу сюда.

Серафимовна открыла дверь в Лидину комнату и, вопреки тому, как ожидал Мамай, тактично осталась в коридоре.

В ноздри ударил противный запах лекарств. Воздух был спертым и пропахшим болезнью. Мамай сначала даже не узнал лежащую на кровати опухшую и осунувшуюся женщину, а когда осознал, что это и есть Лида, ужаснулся. Ей действительно было очень плохо.

Мамай присел на краешек кровати и взял ее руку в свою. Он корил себя за то, что заставил ее пережить. Он с таким трудом нашел ее. Только благодаря Димкиной интуиции, они обнаружили на ксерокопии номер телефона одного из студентов, вычислили его адрес и заставили дать телефон квартиры Серафимовны. Иначе он искал бы ее неделями, как Кравцов, и за это время она реально могла погибнуть.

Лида зашевелилась, почувствовав чье-то чужое присутствие, и открыла глаза. Она не сразу узнала Мамая, а когда наконец сообразила, кто сидит рядом с ней и держит ее за руку, вытянулась как струна. Но сил сопротивляться и выражать свое негодование у нее не было.

— Что тебе еще от меня надо? — спросила она безжизненным хриплым голосом, который не узнавала даже она сама.

— Я пришел извиниться, — робко сказал Мамай, искренне не зная, что ей ответить.

— Это ты меня извини, но это просто смешно.

— Знаю. Мне нечем искупить свою вину. Я только хотел сказать, что не хотел тебе зла. Лично тебе. Я ошибся. Я перепутал тебя с другой. Это твоя единственная вина передо мной — в том, что ты похожа на девушку, которая даже не стоит того, чтобы упоминать о ней в этой комнате. Моя же вина перед тобой огромна… Я пришел, чтобы хоть как-то попытаться исправить то, что натворил.

— Какие длинные речи. Не ожидала… — зло улыбнулась Лида. — Мне ничего от тебя не надо. Если искренне хочешь загладить вину — уйди и закрой за собой дверь.

Мамай помрачнел и уставился на нее, словно нашкодивший ребенок, которого не хотят прощать, и он знает, что это не шутка, а слишком всерьез.

— Не надо. Может, ты скажешь, что я последняя сволочь, но я не уйду. Я сейчас отвезу тебя в лучшую больницу в городе.

— Нет, — Лида подскочила на кровати, срываясь на крик. — Я никуда не хочу. Оставь меня в покое! Раз и навсегда — оставь!!!

Но Мамай ее не слушал. Он встал и позвал старушку, чтобы помогла Лиде собраться. Серафимовна вошла, держа на руках Степку.

— Вот, мы проснулись от вашего крика. Нехорошие взрослые, мешают детям спать. — приговаривала она, с хорошо скрытым любопытством разглядывая обоих.

— Помогите, пожалуйста, Лиде собраться. Мы едем в больницу. Не смотрите, что она протестует.

— Тогда подержите племянника.

— Нет, — в ужасе закричала Лида, — не отдавайте ему моего ребенка! Не отдавайте! Людмила Серафимовна, он бандит. Не отдавайте ему моего малыша. Вызовите милицию! Прошу вас…

— Ну, ну, милая, — ласково сказала Серафимовна и погладила по голове.

— Вы думаете, я сумасшедшая, — шептала Лида, и слезы текли по ее щеке ровными струйками, — пожалуйста, я прошу Вас, не отдавайте ему моего малыша.

Мамай аккуратно взял Степку на руки и удивился тому, какой он маленький и беззащитный в его огромных ручищах. Это было ни с чем не сравнимое чувство, которого он прежде никогда не испытывал. И в то же время мальчик был очень велик для своего возраста. Малыш-великан. Степка внимательно смотрел ему в глаза своими большими черными как смоль глазенками и сосал палец. Странно, что он не заплакал. Мамай был уверен, что дети его боятся. А этот нет.

Хороший пацан. У Мамая зародилось чувство, что они смогут поладить. Когда-нибудь этот малец вырастет и станет настоящим мужиком, в этом Мамай не сомневался.

Лида между тем попыталась вскочить на ноги, но едва стала на пол, как скрючилась от пронзившей ее боли и упала прямо под ноги Мамаю. Тот нехотя отдал малыша Серафимовне и поднял Лиду на руки.

— Посидите немного с мальчиком. Я отвезу ее в больницу и вернусь.

— Я могу вам доверять, молодой человек? — подозрительно спросила Серафимовна.

— Можете, — твердо сказал Мамай. Он уместил Лиду на одной руке, а другой вытащил из кармана пачку долларов и положил на прикроватную тумбочку. Глаза Серафимовны сначала удивленно, а потом восторженно проследили за его рукой. Мамай мысленно усмехнулся. — Позаботьтесь о малыше.

С этими словами он вышел, унося тихо плачущую в изнеможении Лиду. Она ничего не могла поделать, кроме как беспомощно прижаться к его плечу, доверяя судьбу свою и своего сына в его коварные цепкие руки. И в этот момент Лида его искренне ненавидела. Но что она могла поделать?