Вино сильно ударило в голову. Юля давно так не напивалась — не позволяла себе такой роскоши. Но сегодня ей было больно, и она праздновала свою боль, топила ее в вине, как чертова аристократка. Одинокая, голая и в бриллиантах, включая Лидино колечко, которое Юля забрала с собой. В таком виде ее и нашел Олег.

— Ждешь меня, кисонька?

— Жду тебя, сволочь. — пьяно кивнула Юля. — Кобель проклятый.

— Ты что? — опешил Олег, к тому времени уже снявший с себя рубашку и галстук.

— Узнаешь? — Юля повертела у него под носом пальцем, на котором было надето Лидино кольцо. — Зачем ты к ней клинья подбиваешь? Тебе что, меня мало? Или для разнообразия двоих захотелось?

— Замолчи, дура.

— Я не буду молчать. — Юля выглядела смешно и глупо — голая с бриллиантами в ушах, на шее, пальцах и с разъяренным взглядом. Она стояла на коленках и била себя кулачком в грудь. — Зачем тебе нужна эта мымра фригидная. Она кроме своего Славика никого не видит и никогда не видела.

— Надеюсь, ты закончила. — спокойно, до ломоты в зубах, спросил Олег, поднял с пола пустую бутылку вина, понюхал горлышко и поморщился. — Как можно пить такую гадость? Вот водки я с тобой бы выпил.

— Она ничего не может тебе дать большего, чем могу дать я. — дрожа и чуть не плача прошептала Юля.

— Ты даже не представляешь себе, что она может мне дать. Ты не стоишь даже того, чтобы называться ее тенью. Ты — никто. А она… Тебе не понять.

С этими словами Олег вышел и закрыл за собой дверь. Юля повалилась на кровать, голая и униженная, и громко и горько зарыдала.

«Ненормальный, да он же псих! Одержимый!» Вереница безумных пьяных мыслей роились у нее в голове. Юлька внезапно вскочила и схватила телефонную трубку. Пальцы не слушались ее, когда она набирала номер сестры.

— Алло, Лида?

— Кто это? — сонно пробормотал в трубку мужской голос.

— Дай мне Лиду. — заверещала Юлька.

— Господи, да не ори ты так. Напугала, теперь до утра не засну. — проворчал Славик и передал трубку проснувшейся жене.

— Алло? Юлька? Что случилось?.

— Он ненормальный. Держись от него подальше. — не своим голосом орала Юлька, глотая слезы и размазывая тушь по лицу.

— Он сделал что-то с тобой? Юля? — обеспокоено спросила Лида. Юлька, почувствовав тревогу в ее голосе, сникла и добавила спокойным тоном.

— Нет, со мной все в порядке. Но ты берегись. Он просто одержимый.

Юлька бросила трубку, и в ухе раздались равномерные отрывистые гудки. Лида так и застыла с трубкой в руках. Что-то нехорошее шевельнулось в груди, как дурное предчувствие. Славик протер заспанные глаза, забрал у нее из рук трубку и положил на рычаг.

— Что там хотела эта ненормальная. — Славик посмотрел на настенные часы и присвистнул. — Три часа ночи! Елки-палки. Ее там хоть не убивают?

— Нет, все в порядке. — рассеянно прошептала Лида. — Просто она пьяная. Очень сильно пьяная.

— Помощь не нужна? — усмехнулся муж и привлек ее к себе за талию.

— Нет, она уже справилась.

— Отлично, — сказал Славик и поднял ее на руки. — А мне нужна. Очень. Помогите заснуть. А всем остальным… — он метнул взгляд в сторону Ярика, чья помятая со сна голова показалась из-за соседней двери, — Брысь дрыхнуть в свою комнату.

Лида тихонько засмеялась и уткнулась носом в его плечо. Такое большое, теплое, родное, любимое плечо. Все тревоги оказались позади, а впереди — остаток волшебной ночи, который еще раз докажет, что ей совсем нечего бояться, никого и ничего в этом мире.

Так оно и было, две недели спустя. И любимый муж даже не подозревал о том, какие страхи и переживания он каждую ночь заглушал своими поцелуями. Но он чувствовал, что что-то происходит внутри нее, и поэтому старался относиться к ней как можно нежнее. Вот и сегодня он купил ее любимые белые хризантемы и с нетерпением ожидал, когда наконец-то вернется домой и гордо вручит жене свой скромный подарок. Причина, если быть до конца откровенным, заключалась и в том, что он сегодня в который раз возвращался с работы поздно — все эти вечерние встречи, задержки, простои, творческий кризис предпринимателя — Славик сам устал от этого, и знал, что Лида устала уже давно, только старалась этого не показывать. Сегодня пусть будут цветы. А завтра, завтра суббота, и никто на работу не пойдет, даже если придется отключить все телефоны.

Словно прочитав его мысли, в кармане запищал мобильный. Славик тихо выругался, достал одной рукой мобильный и зажал его между плечом и ухом. Другой рукой он продолжал вести машину.

— Алло. Да, привет. Нормально. А у тебя как? Точно?.. Нет? Что случилось? Ничего, тогда чего ты?.. А если поконкретнее?.. Хорошо, я поговорю с ним. Да, прямо сейчас заеду и поговорю. Все, гуд бай.

— А, чтоб вас всех. — в сердцах воскликнул Славик и набрал на мобильном номер. — Алло, Лида? Я еще немного задержусь. Да надо заехать в одно место. Ладно, целую.

Он нажал отбой, взглянул на монитор и набрал номер еще раз.

— Лид, я тебя люблю…

Больше он не звонил, видно был очень занят. Лида прождала его долго, сидя в кресле перед экраном телевизора, слегка приглушив звук. Ярик тоже пришел поздно, около часа. Уставший и голодный, он проглотил холодный ужин, пробубнил под нос что-то вроде «где это брателло шляется по ночам?» и завалился спать. Лида же никак не могла заставить себя лечь в постель. Славик не впервые задерживался так долго, но она каждый раз упрямо дожидалась его возвращения и засыпала обычно где-то в кресле или в коридоре на тумбочке. Когда Славик возвращался, то осторожно брал ее на руки и нес в постель, стараясь не разбудить. В этот раз она задремала на полу в коридоре и проснулась оттого, что ее подняли на руки и куда-то понесли.

— Уже вернулся? Так рано? — зевая спросила Лида.

— Нет, это я. — хмуро пробормотал Ярик. — Чего ты вздумала на полу спать?

— Который час? — встревожилась Лида.

— Четыре. — Ярик старательно отводил глаза. И в это время раздался телефонный звонок. Словно гром среди ясного неба, прорезал тишину зловещим звоном. Ярик опустил Лиду на пол и снял трубку.

— Алло.

Его лицо, хмурое и заспанное, вдруг заострилось и побледнело. Глаза широко раскрылись и засверкали — никогда еще в жизни он не казался Лиде таким красивым и ужасным одновременно. И от этого самого выражения лица ей вдруг захотелось плакать. Она опустилась на пол и зарыдала. Непроизвольно, удивляясь самой себе. Через несколько мгновений, Лида почувствовала, как ее обняли крепкие сильные руки и начали гладить по спине. Ее голова прижалась к дрожащей в спазмах теплой груди, и невыносимо захотелось кричать.

Славика нашли мертвым, с простреленной головой, лежащего у открытой двери машины. Очевидно, пуля настигла его, когда он собирался садиться и ехать домой, к жене и брату. Теперь он никогда уже не вернется домой.

Машина стояла недалеко от черного входа в казино, принадлежащего Кравцову. По словам Олега, Славик действительно приехал поздно вечером в казино, без звонка и предупреждения, говорил о странных вещах, о том, что ему, Олегу Кравцову, кто-то угрожает, и обещал, что друга в обиду не даст. После этого весьма озадаченный Олег проводил его к выходу — это подтвердили десятки людей, а еще через пару минут ребята из охраны увидели, как Славик как-то странно упал. Выстрела никто не слышал.

Судя по тому, под каким углом пуля вошла в затылок, стреляли с крыши соседнего дома. И вряд ли это был случайный выстрел. Здесь явно поработал профессиональный киллер. Но кому понадобилось его убивать? Кому он мешал?

Ни милиция, ни родные, ни друзья, ни даже враги ныне покойного Вячеслава Прокопенко не смогли найти ответ на этот вопрос. Он просто перестал существовать. Самым наглым и беспощадным образом его вычеркнули, выкинули из жизни, и ничего уже нельзя было изменить.

Теплым летним утром на кладбище Лиде было невыносимо холодно, ее била дрожь. Но некому было ее согреть: ее постоянный источник тепла и поддержки сейчас лежал в гробу, мертвый и чужой. Совсем чужой. Лида закрывала глаза и боялась смотреть на безжизненное восковое лицо мужа, в каждой черточке которого уже не было привычного жизнелюбия и озорства. Некто, пожелавший отправить его на тот свет, отнял не только жизнь — он отнял его душу, характер, неиссякаемый оптимизм — то, что Лида особенно любила в муже. Мертвые не могут быть оптимистами. Они никем не могут быть. Они просто уходят, оставляя в сердце незабываемые воспоминания о несбывшихся надеждах — кровоточащие гноящиеся раны.

Лида не выдержала, когда крышку гроба начали приколачивать гвоздями. Этот звук намертво запечатлелся у нее в мозгу. Сердце, казалось, автоматически подстроилось под этот ритм, то замирая, то стуча, отдавая острой невыносимой болью по всему телу. Ей было гадко. «Но Славику еще хуже. Это ведь над ним навсегда заколачивают крышку гроба, где он теперь будет гнить в полном одиночестве, пока не обратится в прах», — отстраненно думала она. — «Славик, мой Славик…»

Она отвернулась, давясь слезами, и посмотрела вдаль на другие могилы. Новые постоянные соседи ее мужа. Теперь он навеки принадлежит этому кругу. А ей — никогда. Невдалеке, вцепившись побелевшими пальцами в оградку, стоял Ярик. По лицу его, постаревшему сразу на десять лет, текли слезы. Ему сейчас было в десятки раз хуже, чем ей, чем Славику, и всем вместе взятым. Даже их мать не выглядела такой подавленной.

«Он потерял не только брата, не только друга и наставника. Он потерял частичку себя.» — подумала Лида с тоской. Она всей душой потянулась к единственному человеку, способному понять и разделить с ней их общее горе. Но тело ее находилось в странном оцепенении, ноги словно приросли к земле. Она не могла сделать и шагу.

Внезапно она почувствовала, как кто-то взял ее под локоть. Лида вздрогнула и очнулась от оцепенения. Это оказалась Юлька. Она была бледная, как и сестра, и даже не накрасилась, что говорило об одном: смерть Славика выбила ее из колеи. Она тоже по-своему любила его, была к нему привязанной, хотя они и не всегда понимали друг друга.

— Лидочка, — в глазах у Юльки, упорно пытающейся казаться спокойной и собранной, дрожали слезы. — Милая моя.

Лида повернулась к сестре и они обнялись. Ей невыносимо захотелось разрыдаться, но она не могла. Ей еще предстоят долгие бессонные ночи, полные слез, а пока она не могла. Пока Славик еще не в земле, она не могла, не хотела плакать, теряя над собой контроль, боялась — не за себя, за Ярика.

— Я в порядке. — сухо сказала она. — Честно.

— Это кошмар какой-то. — начала Юлька и вдруг замерла: увидела Олега. Она отстранилась от сестры и уставилась в его сторону тоскующим взглядом. Глаза ее блеснули безумством. Жалобным, как у маленькой девочки, голосом, она тихо произнесла. — Я боюсь, я так боюсь, Лида…

— Чего? — удивилась сестра.

— Что это он… заказчик. Я очень люблю его, и я не вынесу, если это он… Прости. — Юлька заметила как расширились глаза сестры, как она затряслась, словно осиновый листок по ветру. — Прости, я сморозила глупость. Я не верю в это, Лидочка. Слышишь? Лида?!

Лида вся словно сжалась в комочек и, обхватив себя руками, помчалась прочь. Олег стремительно шагнул ей навстречу и перехватил ее, когда она попыталась пройти мимо.

— Не надо так, Лида. — тихо сказал он. В глазах его была неподдельная грусть. — Славик не хотел бы, чтобы ты так страдала. Держись.

Лида остановилась и тупо уставилась на него. Лицо ее выражало целую гамму чувств: боль, неуверенность, страх, ненависть.

— Это ты убил его?

Олег предполагал все что угодно, только не это. Только не такой оборот. Ошеломленный, он даже не нашелся, что сказать.

— Как ты могла подумать?

— У тебя был повод. — Лида нашла в себе силы презрительно улыбнуться.

— Это не я. Клянусь.

— Это не важно. Оправдываться нужно перед Богом… Уйди с дороги.

— Не надо, не думай так. Лида.

Но Лида уже не слушала его. Она прошла мимо него равнодушно, как мимо одного из гранитных надгробий. Ее больше ничего не интересовало в этом месте. Душа рвалась наружу, вон из тела, которое мешало полету. Лида непроизвольно перешла на бег, словно пытаясь убежать от самой себя, оставив позади израненное сердце. И она оказалась не одной такой. Через некоторое время в глубине кладбища она настигла Ярика и уткнулась носом в его спину.

— Обними меня, пожалуйста. — попросила она, и наконец-то дала волю слезам. Ей было странно легко рыдать у него на груди, как будто они вдвоем могли что-то изменить. Что-то сделать с пустотой, которая образовалась после ухода Славика. Лида стояла и рыдала, а Ярик исступленно покрывал ее щеки и лоб сухими братскими поцелуями. И им не было дела до того, что подумают другие, ведь это их мир раскололся на три части, одна из которых уже никогда не станет на место.