Мамай пулей вылетел из дома Тетерева и, не теряя не минуты, помчался к борделю Сверчка. Там он выяснил, что Юля действительно появилась в этом заведении чуть больше полутора лет назад, однако вот уже несколько месяцев, как вернулась к своему прежнему хозяину, Олегу Кравцову.

Мамай отмерял кварталы до клуба Кравцова, с трудом вписываясь в повороты. Со стороны казалось, будто за ним гонится целое полчище адских тварей, но у Мамая было чувство, будто он ползет медленнее черепахи.

— Где она? — заорал он, врываясь в кабинет Кравцова, словно вихрь, сметающий все на своем пути.

— Кто? — невозмутимо спросил Кравцов, спокойный, как будто привык, что каждый день к нему вламываются и требуют непонятно что.

— Юля!

— Ах вот как? Кажется, мы с тобой договаривались, что ты не будешь ее трогать. Я заплатил ее долг. А ты еще и взял сполна — сказал Кравцов, окинув цепким взглядом взволнованного Тураева, и добавил чуть насмешливо. — Ну и видок у тебя. Как будто после ограбления.

Мамай действительно был одет не по погоде. Он выскочил из дома Тетерева, позабыв куртку, и остался в одном легком джемпере. Но он не чувствовал холода, напротив, от его взмыленного и разгоряченного тела, казалось, исходил пар.

— Это по личному вопросу.

— Какие у вас могут быть личные дела?

— Слышишь, Кравцов, не юли. А то по стенке размажу, а потом жалеть буду. Приведи ее сюда. Мне просто потолковать надо. Клянусь, пальцем ее не трону.

— Сначала скажи зачем? — не сдавался Кравцов.

— Тебе серьезно жить надоело? — вскипел Мамай. — Давай ее сюда, иначе сам найду, но тебе потом хуже будет.

— Вряд ли, — философски заметил Олег, — Эй, вы там, за дверью. Охрана, которые называетесь. Найдите Саломею. Быстро.

За дверью послышалось какое-то оживление, раздался шум удаляющихся шагов. Олег насмешливо предложил незваному гостю присесть, но Мамай решительно отказался и застыл чуть поодаль от стола, скрестив на груди руки.

Охранники буквально приволокли Юлю минуты через три, довольно грубо втолкнули в кабинет и предусмотрительно скрылись, бесшумно закрыв за собой дверь. Они хорошо знали характер Кравцова.

Едва почувствовав свободу, Юля возмущенно накинулась на Олега:

— Да как ты посмел, сволочь, позволить так со мной обращаться! Я тебе не кукла, я… — она осеклась, заметив, что взгляд Кравцова устремлен куда-то позади нее. Обернувшись, Юля побелела от ужаса, дрожащие губы от страха не могли произнести больше ни слова.

— Ты лучше присядь, детка, — миролюбиво предложил Мамай. — А то коленки подогнулись, еще вдруг упадешь.

Юля послушно опустилась на стул и в недоумении посмотрела сначала на него, потом на Олега.

— Вот, побеседовать с тобой пришли. — просто сказал Кравцов. — Популярной ты стала, Юленька.

— Ты бы вышел, — попросил Мамай. — Мы о своем, о женском, потолковать хотим.

— Нет уж, у меня здесь сейф, деньги лежат. — пошутил Олег и состроил на лице улыбку, затем серьезно добавил. — Ты обещал ее не трогать, Мамай. Я твоему слову верю… Но говорить будете при мне.

В другой раз Мамай не потерпел бы подобной дерзости, и живо согнал бы с Кравцова спесь, однако сейчас ему было не до этого.

— Что ж, сиди, слушай. Я, Юленька, приехал задать тебе один вопрос, — он подошел к ней, наклонился и почти нежно провел рукой по щеке. Пальцы его задержались возле уха, на котором болталась массивная серьга, и ласково обхватили мочку. — Красота-то какая. Ты давно уши проколола?

— Что? — удивилась Юля.

— Спрашиваю, давно уши проколола?

— Ты что, за этим приехал, чтобы спросить, когда я уши проколола? — не своим голосом вскричала Юля, готовая сию минуту не то зарыдать, не то забиться в истерике.

— А что, секрет?

— Да я не помню уже, — промямлила Юля, — Что тебе от меня еще надо, изверг? После того, что ты со мной сделал?

— Насколько мне известно, я не потребовал ничего сверх твоих повседневных обязанностей. Так когда же ты проколола уши, Юля? Может, ты помнишь, Кравцов?

Олег взглянул на него, как на идиота.

— Кравцов, ты тоже не понимаешь вопроса?

— Откуда мне знать. Ты издеваешься?

— Нет, мой дорогой друг. Я спрашиваю, как давно она проколола уши?

— Сколько ее знаю, у нее всегда были проколоты уши.

— Отлично, — улыбнулся Мамай и снова навис над испуганной девушкой, которая казалось искренне не понимала, чем грозят ей эти дурацкие на первый взгляд вопросы. — Теперь самый главный вопрос, Юля. Подумай хорошенько и вспомни, как меня зовут?

Олег приподнялся было в кресле, но тут же рухнул обратно. Не считая растрепанного внешнего вида, Мамай ничуть не походил на выпившего или под кайфом. Может, у него катушки поехали? Что-то здесь было совсем не так, как надо. Что-то очень странное, причудливым образом ускользнувшее у него из-под самого носа. Непонятные игры ведет Мамай. Или наоборот, Юля.

— Так как меня зовут? Как мое имя? — повторил Мамай. Юля вся сжалась в комочек и молча смотрела ему в глаза. В его взгляде сквозило понимание. Мамай знал, зачем пришел, знал, что и Юля теперь это знала. Мир, столь тщательным образом возводимый вокруг, рухнул как карточный домик, оставив после себя лишь пепел. Так много жертв, так много усилий — и такой банальный финал.

— Не помнишь? — настаивал на своем Мамай.

— Послушай, Тураев, — вступился Олег, разозлившийся от мысли, что его водят за нос. — Откуда ей знать. Даже я не знаю твоего имени. Ты Мамай Тураев, а твое имя ни к черту никому не нужно.

— Отвечай, или я сломаю тебе руку, и твой Кравцов тебе не поможет. — Мамай не шутил и красноречиво сжал ладонь Юли в своей.

— Да не знаю я, — зарыдала Юля, — не знаю.

Мамай отпустил ее руку и отодвинулся. Ему было гадко даже находиться рядом. Глядя на эту плачущую, унизительно согнув плечи, женщину, он искренне не понимал, как он мог хоть на секунду принять ее за Лиду. Или наоборот. Да, внешне они похожи. Но только на первый взгляд. Они даже смотрят по-разному, не говоря уже о том, какие они разные внутри.

— Это я и хотел услышать. — сказал Мамай и собрался уходить. — Все, мне больше ничего не надо.

— Постой, Мамай. — закричал Олег, выскочил из-за стола и бросился наперерез к двери, чтобы помешать ему выйти. — Теперь объясни мне, что это за фарс. Я костьми лягу, но ты не уйдешь, пока не объяснишь, что вы двое крутите за моей спиной.

— Смотри кому бросаешь такие угрозы, — добродушно усмехнулся Мамай, — Лично я ничего не кручу. Задай этот вопрос своей подружке.

— Юля, отвечай. Слышишь, дрянь, не молчи.

Юля внезапно резко перестала плакать, вытерла слезы и встала. Мамай с Олегом удивленно уставились на нее, поразившись внезапно произошедшей в ней перемене. Юля улыбнулась горько, зло, искренне. Глаза сверкали, а тело источало ничем не прикрытую агрессию. Впервые в жизни она показалась Кравцову по-настоящему прекрасной. В слезах и гневе.

— «Дрянь», я всегда дрянь. Только дрянь и никто больше. Почему со мной можно только спать, но не любить?

— Потому что большего ты не заслуживаешь, — спокойно возразил Кравцов. Юля взглянула на него с дикой тоской и болью так, что у Олега заныло сердце. А ведь она любит его, подумал он, действительно любит. Только ему не нужна ее любовь. И Юля все поняла, все прочитала по его глазам, и ее понесло.

— Чем она лучше меня? Ну чем? Почему каждый мужик в радиусе десяти метров влюбляется в нее по гроб жизни?

— Не будем об этом, — сконфуженно пробормотал Олег, явно не желая обнажать перед Мамаем душу.

— Я ненавижу ее, ненавижу всем сердцем, — рыдала Юля. — Она отняла у меня все в этой жизни: красоту, счастье, любовь. Бог дал ей все, а меня обошел стороной.

— Зависть — плохое качество, Юля, — заметил Олег.

— Зависть? Кто бы говорил, — Юля внезапно рассмеялась и ткнула пальцем в Мамая. — Завидуй, завидуй ему. Ему досталось то, что тебе не обломилось.

— Что? — не понял Олег и обернулся к Мамаю. Тот казался взволнованным и отвел взгляд.

— Не что, а кто. Лида знает, как его зовут. Твоя драгоценная недосягаемая Лида. Это он и приехал узнать. — Юля продолжала хохотать в истерике. — Ну что, узнал? А теперь расскажи ему, как ты с ней спал, расскажи в подробностях, я хочу видеть, как он бьется в истерике.

— А ведь ты сам виноват, — продолжала она, теперь обращаясь к Олегу. — Ты подставил меня. А я ее. Мы квиты за все то, что мне пришлось пережить от тебя. По ее вине.

Лицо Олега подернулось гримасой, в которой гармонично сочетались боль и отвращение. Мамай невозмутимо стоял рядом, наблюдая за этой сценой. Он мог представить себе, что чувствовал сейчас Олег, но только отчасти.

Мог представить себе, как чувствовал сам несколько часов назад всю тяжесть совершенного прихотью судьбы поступка, единственным оправданием которого была ложь, гнусная и жестокая, отравившая не одну душу.

Но он не мог представить себе, что чувствует человек, своими руками сломавший последний мост к островку надежд, когда последняя дощечка уплыла в бескрайний океан и стремглав опустилась ко дну.

Кравцов не просто потерял Лиду — она никогда ему не принадлежала. Но теперь он не мог даже мечтать о ней. Любая надежда была бы бессмысленной. Он и сам не смог бы себя простить. Но отдать ее в руки Мамаю… в его грубые безжалостные руки… Олег никак не мог в это поверить.

— Все, я ухожу. — твердо заявил Мамай. — Дальше разбирайтесь сами.

— Ты куда? — Олег стремглав вылетел вслед за ним, мгновенно позабыв про Юлю.

— Я обязан тебе отчитываться? — надменно спросил Мамай.

— Что у тебя с Лидой?

— Не твое дело, Кравцов. Я искренне советую тебе, уйди с дороги.

— Это не праздное любопытство, она мне дорога.

Мамай совершил всего одно лишь движение, и Кравцов взлетел в воздух и ударился о противоположную стену.

— Она моя, Кравцов. Только моя.

Сказав это, он ушел прочь, неумолимый и неприступный, как скала. Кравцов с трудом поднялся на ноги. Голова болела от удара, ушибленное плечо саднило. Но, тем не менее, он нашел в себе силы двигаться и побежал за ним.

Мамай еще не успел тронуться, как дверца со стороны пассажирского сидения распахнулась, и Кравцов как ни в чем не бывало, плюхнулся рядом с ним.

— Я хочу убедиться, что и она хочет этого. Увидеть, что ты не собираешься причинить ей вред. — тяжело дыша, сказал он Мамаю. — Только тогда я уйду и не стану мешать.

Неожиданно для самого себя Мамай не стал спорить. Он завел двигатель, и машина покинула стоянку возле клуба, увозя двоих бывших если не друзей, то коллег, а теперь соперников — почти врагов, навстречу общей цели. Только один из них ехал вновь обрести свою любовь, а другой — похоронить ее навеки.

И обоих постигло разочарование. К тому моменту как они подъехали к дому, где находилась квартира Прокопенко, Лиды и всей компании и след простыл. Они разминулись всего лишь на час, и успешно скрылись в неизвестном направлении.

То, что она сбежала, Мамай понял сразу. И ему стало горько, горько и обидно. Почему она все время убегает от него? Неужели Кравцов прав, и ей попросту не нужна его любовь? Но ведь она говорила, что любит отца своего ребенка, а в том, что Мамай отец Степки, он ни на секунду не сомневался… Тогда как объяснить ее стремление скрыться, чтобы больше никогда его не видеть?

На поясе запищал мобильный телефон. Мамай с ненавистью взглянул на него, как будто этот маленький кусочек пластика был виноват во всех его бедах. И кто только придумал эти мобилки, подумал он. С огромным удовольствием открутил бы руки.

— У меня появилось срочное дело, — сказал он Кравцову, закончив говорить. — Я решу его, а потом мы будем ее искать. Вместе.

Олег ничего не ответил, однако в душе его появилось чувство сродни благодарности. За то, что не выкинул его прочь, не пошел в обход, не кривил душой. У самого Олега на подобные жесты не хватило бы ни благородства, ни смелости. Все-таки Мамай заслуживал того уважения, которое Олег испытывал каждый раз, когда ему приходилось сталкиваться с ним в обычной жизни. Когда между ними еще не стояла женщина.