На дворе наступил долгожданный март. Солнце светило непривычно ярко после долгой зимы. Земля стояла голая и влажная, но все еще пахнувшая снегом. Когда-то давно, в юности, Ярик обожал эту раннюю весну со всей ее слякотью, лужами, бабками с первыми букетиками замученных подснежников за пятьдесят копеек. Но теперь в его душе всегда была осень.

Ярик осторожно выбрался из-под одеяла, стараясь не потревожить спящую рядом Катю, оделся и вышел на улицу.

Шагая по мокрому асфальту, Ярик с любопытством рассматривал проплывающие мимо дома. Как давно он не был в родном городе. Так давно, что уже успел позабыть те мелочи, из которых обычно складываются самые яркие, самые прочные воспоминания. Ярик успел забыть, каким был он сам всего лишь пять лет назад, как был здесь счастлив. Но до сих пор помнил то леденящее душу мгновение, когда понял, что все потерял.

Ноги сами понесли его в парк, где большей частью прошла его бурная юность. Он уселся на качели и начал медленно качаться, вспоминая, как во время учебы в университете они с пацанами часто зависали здесь по ночам, пили водку, пугали припозднившихся прохожих. Какими они были тогда детьми — беспечными, вечно хохочущими, наивно играющими во взрослых. Теперь он вырос, и ни в теле, ни в душе не осталось ничего детского. А как хотелось хоть на мгновение вернуть к жизни того неуверенного в себе, жизнерадостного подростка, представить себе, что впереди еще вся жизнь, и каждый миг таит в себе набросок сбывающихся надежд.

Подросток давно вырос из университетских брюк, и надежды перестали сбываться.

В одной из квартир девятиэтажки, окна которой выходили на парк, когда-то жил Олег. Может быть, он и сейчас там живет, Ярик не знал наверняка. Внезапно ему захотелось увидеть его, своего старого друга. Он слез с качели и торопливо направился к подъезду.

Встретившая его массивная железная дверь вместо привычной деревянной говорила о том, что хозяева квартиры — солидные люди. Ярик позвонил, примерно через полминуты щелкнул замок и на пороге показался Кравцов. Он выглядел довольно измученным, с темными кругами под глазами, но тем не менее как всегда безупречно одет. Щетина на его щеках и подбородке, с которой Ярик едва ли не каждый день вел смертные бои, казалось, отваливалась сама.

— Привет. — с легким удивлением в голосе сказал он Ярику.

— Мы пришли, а вы не ждали. — пошутил незваный гость.

— Ты один? — больше для приличия спросил Кравцов, — Проходи.

Ярик вошел и ноги сами понесли его по старой привычке на кухню. Он сел на табурет и отвернулся к окну, предоставив хозяину любоваться своей спиной и затылком. Кравцов, ни слова не говоря, сел на соседний табурет и кинул на стол пачку сигарет.

— Водку будешь? — гостеприимно предложил он.

— Я не пью. — серьезно сказал Ярик.

— Тогда зачем пришел?

— Я к тебе как к другу пришел. Думаешь, ты мне нужен был, чтобы водку жрать? Я, между прочим, так тебе и не сказал «спасибо».

— За что? — удивление Кравцова было столь искренним, что Ярик улыбнулся.

— За то, что не подвел и встал на мою сторону.

— Ах вот как, — Олег достал сигарету из пачки и закурил, пуская в потолок изогнутые кольца дыма. — Не стоит. Я ведь не только ради тебя старался.

— Знаю. — ответил Ярик.

— Но все равно мне приятно. Хоть кто-нибудь из вас не гонит меня и не плюет мне в спину.

— Ты сильно преувеличиваешь. За что мне на тебя злиться? Разве я когда-нибудь говорил обратное?

— Прости, я увлекся. Может, все-таки выпьем?

Ярик покачал головой, но Олег не обратил на это внимания. Он встал, достал из холодильника палку колбасы, сыр, бутылку водки и поставил на стол. Через пару секунд рядом радостно звякнули два стакана. Ярик завороженно смотрел, как Олег разливает прозрачную жидкость в стаканы, потом внезапно схватил свой и выпил его залпом.

— Ого, — присвистнул Олег. — Ну ты чудак, даже меня не подождал. Совесть где твоя?

— Нет у меня совести, — хрипло сказал Ярик, приглаживая дрожащими от волнения пальцами седые волосы.

— Значит, будем делать. Ты ведь за этим пришел?

Ярик взял бутылку, молча разлил по новой, и вдруг рассмеялся. Но смех его скорее напоминал истерику. Глаза не улыбались, а наоборот, плакали.

— Я всю жизнь удивлялся твоей проницательности, Олег. Я действительно пришел облегчить душу. Ты единственный в мире человек, которому я могу доверить это — боль, которую я ношу в себе вот уже несколько лет. Я просто не могу больше жить с этим один.

— Значит, я не ошибался. — сказал Олег, методично жуя кусок колбасы, взгляд его при этом был серьезным и теплым. — Должно было произойти что-то серьезное, иначе бы ты не довел себя до такого состояния.

— Да, ты прав. Я должен кое в чем признаться… — Ярик замолчал, глядя куда-то перед собой, словно собираясь с мыслями.

— Не тяни, — посоветовал Олег. — В чем дело?

— В Славике… Это я его убил.

До этого момента Кравцову казалось, что в мире не осталось ровным счетом ничего такого, что способно его удивить, однако сейчас, услышав одну-единственную фразу, в которой по сути не было ничего необычного, он впал в легкий транс. Рука со стаканом водки замерла на полпути, и он еще поразился, как может так спокойно сидеть на табуретке, хотя голова пошла кругом.

— Сам? — сдавленно, словно поперхнувшись, спросил он, и поздравил себя с тем, что может произнести хотя бы одно слово.

— Сам. Своими руками. Вот этими самыми гребаными руками.

Ярик достал сигарету из пачки, лежащей на столе, и закурил. Движения его были на удивление уверенными, а на лице застыла спокойная, словно мраморная, маска.

Правда дается очень нелегко. Ее трудно признать, не то что уж говорить. Да и как признаться Кравцову, как рассказать вообще кому-либо, каким чудовищем он был.

Он участвовал в убийстве родного брата всего лишь как марионетка, однако это не умаляло его вины. Ярик как сегодня помнил тот роковой день, когда старый знакомый по кличке Кулер попросил его об услуге. Нужен был снайпер, готовый за приличные деньги убрать, по его словам, приличную мразь. И Ярик повелся, согласился как последний дурак, хоть сердце и не лежало. Он не был убийцей. Но выхода не было. Снайпера, которого он предложил, в последний момент замели менты. И Ярику самому пришлось взять в руки винтовку. Он сидел на крыше в ту самую роковую ночь, и пальцы его не хотели слушаться, как будто что-то подозревая. Было очень темно и довольно далеко, и сердце бешено стучало. В первый раз он убивал, не защищаясь. Просто так, вслепую, невидимую жертву. Он не мог и не хотел ничего видеть и просто четко следовал указаниям Кулера, передаваемым по рации. Ярик помнил, как палец, словно нехотя, нажимал на курок, и даже пару раз соскакивал… Он тупо наблюдал, как его жертва рухнула на землю, затем спустился с крыши и ушел, стараясь не думать о том, как тяжело на сердце. Он просто выполнил приказ сверху, еще не зная всю силу его жестокости…

Славик был обречен: он слишком хорошо размахнулся еще в далекой юности, и спустя годы бумеранг с бешеной скоростью вернулся обратно. Расчет был прост: убрать одного брата руками другого, чтобы избавиться от обоих одновременно.

Они просчитались во многом. Ярик оказался сильнее. У них была власть, а у него ненависть и жажда мести. Они питали его, окутывая словно броней. Он нашел Кулера, вытряс из него правду и убил. И не только его. Он нашел всех, кто хотел его с братом смерти, но их гибель не принесла облегчения. Ничего нельзя было изменить, и кровь брата невыносимо жгла руки.

Ярик не знал, как дальше жить, но смерть казалась незаслуженным избавлением. Он заслужил страдания, он должен страдать, чтобы искупить вину. К тому же так хотелось жить. Просто жить и дышать… и он жил и ненавидел себя. Он единственный остался безнаказанным в этом жутком фарсе под названием «жизнь». Тупая ненависть к себе поселилась в его сердце, глодала его, словно змея. Его начисто отвернуло от всего на свете: друзей, женщин, простого человеческого общения, и так продолжалось, пока он не встретил Катю…

Своим неуемным жизнелюбием, своей верой в него она пробудила в нем любовь к жизни, внесла в нее лучик света. И пусть он никогда в жизни не сможет признаться ни ей, ни Лиде в том, что совершил, он испытывал огромное облегчение от того, что наконец вынес свой грех на свет божий. И жить как будто стало намного легче.

— Знаешь, Ярик. Я скажу тебе правду, как есть. — после долгого молчания сказал Олег. — Жизнь — хреновая штука, но нужно жить, пока живется. Ты ничего не можешь изменить в прошлом. Но будущее ты можешь либо послать к черту, либо… просто забыть и жить дальше. На могиле Славы уже проросла трава, и ему самому все равно, убьешься ли ты, либо найдешь где-нибудь свое счастье. Как жестоко бы это ни звучало, но я бы на твоем месте не хоронил себя рядом.

— Но как жить с этим?

— Ты меня спрашиваешь? — ты уже живешь, и похоже, начинаешь карабкаться наверх из той ямы, в которую себя загнал. И это даже хорошо. Если бы ты не мучился, я был бы первым, кто захотел бы тебя пристрелить. Ты не сволочь, а очень даже неплохой человек. Если хочешь, я прощаю тебя от имени Славика. Прощаю и благословляю на долгую жизнь.

— Что ты предлагаешь мне делать дальше? — осторожно спросил Ярик, глядя на него словно школьник на учителя, вдруг решившего повысить ему годовую отметку.

Олег пожал плечами и, словно очнувшись, взял в руку позабытый стакан с водкой.

— Ничего. Жить. За двоих — за себя, за брата. Ты мог бы лежать рядом, но тебе удалось выжить. Неважно, какой ценой. Так уж было суждено. Давай выпьем за тебя. За меня. За нас с тобой. За возобновление нашей жизни.

Мужчины чокнулись стаканами и выпили залпом до дна. Потом закусили и некоторое время молчали, словно в оцепенении. Оба были уже немного пьяны, но скорее от нервов, чем от водки.

— А знаешь, я уже не так хреново чувствую себя как раньше. — признался Олег и искренне от души улыбнулся. — Когда я узнал, что Лида родила от этого мустанга. Вот как действует на психику настоящая мужская дружба.

На лице Ярика, окрасившемся румянцем вместо привычной бледности, промелькнуло почти юношеское смущение.

— Это здорово, друг. Действительно здорово… Я хочу признаться еще кое в чем: я начинаю верить, что есть в этом мире счастье.

— Вот как?

— Да. Теперь у меня есть замечательная девушка Катя, которую я очень сильно люблю.

— Да уж…Вот парадокс: была тебе Лида невесткой, и стала тоже почти невесткой. Видно судьба.

Олег поставил стакан на стол и задумчиво уставился на пеструю скатерть. Вот она какая, жизнь. Только успевай ловить руками мгновения счастья, а то разведешь ладони, и нет его — одни смутные воспоминания. А кому-то оно дается легко, словно падает с неба осенним дождем. Долгожданное, выстраданное счастье. И кто знает, может и его чаша тоже уже почти полна, ждет своей последней капли, и где-то там, за очередным поворотом, его встретит та самая неповторимая СУДЬБА, от которой его сердце сожмется, застучит быстро-быстро и вытолкает восвояси ту, которая уже никогда не будет его. Остается только надеяться и ждать, искренне пожелав всем остальным счастья.