Глава 1
Её волосы переливались в лучиках света. Крошечные бисеринки пота чертили дорожки на разрумяненных щеках и падали на грудь, продолжая свой путь до светло-коричневых ореолов сосков. Она вся была такая восхитительно светлая на фоне его тёмной кожи, и так настойчиво старалась слиться с ним в одно целое, что он не смог сдержаться и схватил её за запястья, переворачивая на спину и заталкивая под себя.
— Ты совсем потеряла стыд, женщина, — прошептал он ей на ухо.
Она лишь рассмеялась и ухватилась ладонями за его ягодицы…
И тут раздался дьявольский рёв.
Стены замка задрожали, а ставни распахнутых окон заходили ходором, врезаясь в камни. В воздухе закружились птицы, громко возмущаясь незваному гостю. Рёв продолжался, и вкупе с пронзительным клёкотом ядокрылов и ржанием лошадей в конюшнях, это создавало адскую какофонию, от которой мгновенно разболелась голова.
Ирвальд вскочил и, прыгая на одной ноге, натянул штанину и выглянул в окно.
— Бесовское отродье!
— Что там? — испуганно спросила жена.
— Ящер.
— Мурья?
— Нет, этот крупнее.
— Ты сможешь его увести?
Ирвальд не ответил. Это был глупый вопрос. А что ещё ему прикажешь делать? Он с сожалением посмотрел на всё ещё пылающее страстью лицо Ярушки, на её зовущие губы…
Как, однако, не вовремя появилась эта паскудная тварь.
— Прикройся, — велел он и выбежал из комнаты.
В коридоре царила суматоха. Тени носились взад-вперёд, закрывая ставни. Снизу доносились голоса: мужской и женский. Кричали довольно громко, и щёки Ирвальда потемнели от едкой цветастой брани, лившейся из уст, которые могли принадлежать лишь одной из обитательниц замка.
— Рейна! — рявкнул Ирвальд, перекрывая шум. Голоса тут же смолкли.
Он мигом спустился по лестнице в обеденный зал и столкнулся на пороге с дочерью. И тут же вся злость улетучилась, оставив лёгкую дымку разочарования.
— Негоже княжне сквернословить, как шлюхе!
— Можно подумать, ты не сквернословишь, — заметила Рейна, ничуть не смущаясь.
Ирвальд замер, как это частенько бывало с ним, когда он смотрел на дочь — такую бесстрашную и своенравную, что, Великие Горы, он не завидовал своему будущему зятю.
Рейна была достойной владычицей, ей всего лишь не повезло родиться в юбке, иначе это был бы славный боец.
С самого детства она хвостом таскалась за Ирвальдом, ловко управлялась с мечом и носилась на ядокрыле быстрее ветра. Драться она тоже умела — также лихо, как и сквернословить. А уж в колдовских пакостях ей вовсе не было равных.
Ярушка ничего не могла с ней поделать, как и Зельда, несмотря на почти двухсотлетний опыт воспитания владык. Лишь Ирвальд мог поставить её на место — да и то ненадолго. Рейна слушалась, но лукавые глаза василькового цвета продолжали искриться озорством.
Все вздохнули с облегчением, когда вместе с появлением девичьих округлостей в ней пробудилась женственность. Она стала носить платья и позволила забрать свои непослушные золотые локоны в причёску.
Сейчас Рейна уже совсем выросла, порою заставляя Ирвальда смущаться: он всё никак не мог привыкнуть, что перед ним уже не мелкая проказница, а, по сути, вполне себе невеста. Хорошенькая, что было редкостью для владык.
Ирвальд мог бы и дальше любоваться дочкой, однако сейчас было не до того. Ставни на окнах ходили ходуном, а звериный рёв, должно быть, переполошил уже всю долину.
— С дороги, дочь.
— Ага! — Рейна встала перед ним, уперев руки в бока, — что ты задумал?
— А ты не слышишь?
— Она спятила! — позади Рейны мелькнула черноволосая макушка Ореста, — я хотел заколоть ящера, а она выбросила мой меч в окно.
Ирвальд сложил руки на груди, глядя по очереди то на сына, то на дочь. Хороши наследнички! Ящер у ворот, а они устроили перепалку. И ладно бы Рейна! Но Орест! Вот уж кому полагалось указать сестре её место и отправиться защищать замок, а не упражняться в сквернословии.
Он укоризненно покачал головой и вздохнул. С Орестом тоже скучать не приходилось. Любимец Мораша и всей бабской половины семьи, он с детства купался в лучах обожания, и самолюбия юному княжичу было не занимать. Всё ему нипочём. Не упрямством, так хитростью Орест неизменно добивался своего. И втайне Ирвальд гордился сыном.
Орест был похож на него — высокий, гибкий, синекожий, ловкий в колдовстве. Только вот черты лица ему достались от матери — по-девичьи нежные, чем он охотно пользовался, кружа головы ведьмам долин. Со временем это стало настоящей бедой. Сын всё реже появлялся в замке, ошиваясь у очередной подруги.
Ящер опять заревел. Орест хмыкнул, а Рейна упрямо вздёрнула подбородок. И это было неспроста.
— Что здесь творится? — грозно спросил Ирвальд.
— Это Рейна, — Орест пожал плечами и лениво усмехнулся, — она задумала случить Мурью и притащила сюда эту тварь. А по мне так размножаться ей вовсе не нужно.
— Рейна! — потребовал Ирвальд, глядя на дочь в упор.
— У Мурьи течка, — улыбнулась Рейна, невинно хлопая ресницами, — это бывает раз в сотню лет.
— Ещё вчера в Межгорье не было других ящеров. Откуда он взялся?
— Из песков.
— Что? — Ирвальд чуть было не поперхнулся, — ты в своём уме? Как ты его сюда заманила?
— Я послала ему магию её крови с голубем. Она ведь девственница. Он и прискакал.
— Даже не желаю слушать!
— Давай убьём обоих, — предложил Орест.
— А ты молчи, — огрызнулся Ирвальд, — почему эта тварь пришла к замку?
— Я спрятала Мурью в подземелье. Хотела, чтобы «женишок» немного погулял по долине, попривык ко мне. Он такой славный. Я, правда, не думала, что он так быстро её найдёт. Столько мороку навела напрасно… Учуял, гад.
— Рейна! Ты сейчас же отправишь обоих ящеров прочь из Межгорья.
— Ну, уж нет! — рассердилась Рейна.
Вся её задумка летела прямиком к тиранам. Но Ирвальд не стал идти на попятную. Как бы ни хотелось Рейне заиметь собственное чудище, но двум ящерам в Межгорье не бывать. Они слишком огромны.
— Выпусти самку, и самец пойдёт за ней. А ты будешь направлять её сверху с ядокрыла. Орест, ты поможешь.
— Мы позволим им спариться? — хохотнул сын, — то-то зрелище будет.
— Ты только про это и думаешь, — зашипела Рейна, сжимая кулаки. Орест отмахнулся от неё, как от надоедливой мухи. Драться с сестрой ему было неинтересно. Рейна же, напротив, выжидала момент, чтобы ринуться в бой. Но Орест лукаво молчал, не давая ей повода.
В иной день Ирвальд посмотрел бы, чем это закончится, и кто кому задаст, однако сейчас это было не к месту. Да и поощрять мужские замашки дочери не стоило.
Поэтому он положил руку на её плечо и легонько сжал.
— А после пойдёшь к матери и будешь учиться у неё чему-нибудь полезному. Шитью, например.
— Ага, сейчас!
— Не испытывай моё терпение, дочь. Ему есть пределы, — мрачно посоветовал Ирвальд.
Рейна сверкнула глазами и топнула ногой — так, что стулья в обеденном зале подпрыгнули и с грохотом упали на каменный пол. Орест лишь ухмыльнулся, но оба послушно направились во двор.
Ирвальд проводил их задумчивым взглядом. Справятся ли? Пожалуй, да. Орест силён и ловок, так что для него это будет, скорее, забавой. А Рейна хорошенько подумает, выкидывать ли такие коленца впредь.
* * *
— Куда они пошли? — встревожено спросила Ярушка, переступая порог.
Ирвальд усмехнулся и пожал плечами.
— Расхлёбывать кашу, которую заварили.
— Ты отпустил их одних? Там огромный ящер. Замок аж трясёт!
— Справятся.
— Ты так спокойно говоришь об этом? Это же дети!
— Оставь, они уже взрослые. Давай лучше завтракать.
— Без них?
— Думаю, они не скоро вернутся.
Ярушка нахмурилась, с тревогой поглядывая на окно, из которого по-прежнему доносился рёв. Она знала, что Ирвальд ни за что не остался бы в стороне, если бы детям что-либо угрожало всерьёз. Но всё ж на сердце было неспокойно. Муж не подавал виду, однако волосы его слегка подрагивали и вились кольцами по спине. Ярушка не сдержалась, подбежала к окну, как раз вовремя, чтобы увидеть, как огромный ящер кружит вокруг Мурьи, которая рядом с ним казалась совсем крошкой. Орест и Рейна парили рядом на ядокрылах. Дочь взмахнула рукой, и в воздухе развернулась дорожка блестящих искорок. Опять колдовство…
Мурья метнулась в сторону, ящер за ней, и вот они понеслись по саду, ломая и растаптывая всё, что попадалось по пути. Её дивные загорные самоцветные розы, яблоньки-шептуньи, и совершенно обычные, но милые сердцу залесские берёзки…
Ветер донёс звонкий смех Ореста, и Ярушка отпрянула от окна. Похоже, этим негодникам и впрямь весело. Встретившись глазами с Ирвальдом, она заметила лукавые огоньки, мелькнувшие из-под густых ресниц, вздохнула и отправилась на кухню проверить, что там творится.
Слуги заметно волновались, тени испуганно жались по углам. Ярушка улыбалась, показывая им, что всё хорошо. И тени тотчас же окружили её плотным кольцом, шелестя о том, что довелось увидеть. Она протянула к ним ладони:
— Всё уже позади, хорошие мои.
Лишь Зельда была невозмутима — мешала ложкой мясную похлёбку, покрикивая на Миклоша, норовившего стащить чего-нибудь вкусного.
Понурыш заметно постарел и ослеп на один глаз, но всё ж ещё оставался проворен, как хорёк. Ярушка улыбнулась, глядя на бранящуюся парочку. Как вдруг все замолчали. Ярушка обернулась: на пороге стояла Флоризель, и лицо её, как всегда, было недовольным.
— Мама, Рейна опять устроила шум. Когда мы, наконец, сможем жить спокойно?
— С чего ты взяла, что это Рейна? — осторожно спросила Ярушка, подходя к младшей дочери и целуя её в лоб.
— А кто ж ещё? — Флоризель капризно надула губки, — был бы кто другой, отец бы уже носился по округе с мечом. А раз он спокоен, значит, это её штучки.
Ярушка почувствовала, как мимо кто-то прошмыгнул, едва задев юбки. Миклош. Поспешил оставить кухню. В последнее время у них с Флоризель совсем не ладилось.
Всё началось ещё в далёком детстве, когда маленькая владычица сожгла его шевелюру, упражняясь в метании огня. То было не со зла, по крайней мере, так ей хотелось думать. Однако с тех пор Флоризель не упускала случая поколотить Миклоша за малейшую провинность, а то и просто так. Понурыш старался держаться подальше, что сильно огорчало Ярушку — она привыкла к нему настолько, что считала едва ли не членом семьи.
— Он всегда ей потакает! — в глазах Флоризель дрожали слёзы. Её и без того некрасивое лицо покрылось синими пятнами.
Зельда громко застучала ложкой по котлу. Во все стороны полетели брызги, и Флоризель возмущённо прыгнула в сторону, отряхивая платье.
— Старая неповоротливая груда камней! — взвизгнула она и выскочила из кухни.
— Прости её, — обречённо пробормотала Ярушка, — она ещё совсем ребёнок. Глупый, несносный…
— Дело твоё, княгиня, — только и сказала Зельда.
Ярушка знала, что каменная баба нисколько не обиделась. Все давно привыкли к выходкам Флоризель, и слова её, какими бы не были обидными, уже никого не трогали. Лишь для матери это было, как ножом по сердцу. Она всё не могла понять, отчего в дочери так много злости, однако надеялась, что та перерастёт. Но с каждым годом становилось всё хуже.
Флоризель едва исполнилось пятнадцать, а она уже умудрилась испортить отношения со всеми, кроме Ореста. Он лишь улыбался её шалостям. Другие же старались обходить стороной.
Пуще всех она доставала Рейну, хотя почти всегда получала в ответ с лихвой. Сестры не ладили, и Ярушка совершенно не знала, что с этим поделать. Оставалось надеяться, что когда-нибудь всё образуется само собой.
Между тем, шум за окном поутих, а стены замка уже не тряслись от мощных ударов зверя. Похоже, дети действительно справились.
— Ну что, давай завтракать, — улыбнулась Ярушка Зельде.
Глава 2
Ближе к полудню Ирвальд вышел во двор, окинул взглядом развороченный сад, гадая, сколько простыней да полотенец придётся вышивать дочери, прежде чем мать перестанет гневаться. Ярушка лелеяла каждый куст из тех, что сейчас лежали, вывернутые с корнями.
Слуги уже суетились, прибирая следы разрухи.
Его участие здесь не требовалось, так что Ирвальд со спокойной душой вскочил верхом на Юрея и полетел в сторону Гор. Минуя долины, он зорко всматривался, не творится ли что-нибудь, о чём ему следовало бы знать. Со смертью Калеша владения его расширились. Это добавляло не только могущества, но и немало хлопот.
Совершив круг над лесом, Ирвальд опустился на поляну возле озера — того самого, где они с женой проводили немало времени вместе. И до, и после рождения детей. Это было его излюбленное место, и лесная нечисть благоразумно держалась подальше.
Отпустив Юрея в облака, Ирвальд сбросил на траву плащ и потянулся. Как вдруг лицо его озарилось улыбкой.
В серебристых волнах он заметил фигуру — статную, красивую, будто выточенную умелыми руками мастера. Длинные волосы цвета лесного ореха струились по плечам, падая на торс шёлковым водопадом. На золотистой коже, смуглой от постоянных прогулок под палящими лучами солнца, причудливо блестели, переливаясь, крошечные капельки воды.
Сурья, его младший сын. Ирвальд вздохнул, чувствуя, как сердце его защемило от странного чувства. Он любил своих детей — каждого по-своему. И с каждым был по-своему близок, за исключением, разве что Флоризель. Но Сурья почему-то был особенным. И если б отцовскую любовь можно было б измерить чашами, то в его было бы на капельку больше, чем в остальных.
Сурья заметил отца и помахал рукой.
— Ты вовремя! У меня тут целый пир.
— Хороший улов?
— А то!
Сурья выбрался на берег, держа в руке небольшую сеть. В ней трепыхались несколько серебристых рыбин.
— Развести огонь? — предложил Ирвальд.
— Я справлюсь.
Сурья бросил сеть на траву и подошёл к небольшой куче сухих веток, очевидно, собранной загодя. Достал кремний и стал высекать искры. Спустя минуту костёр занялся неторопливым красным пламенем.
Ирвальд сел рядом с костром и стал наблюдать, как сын потрошит рыбу, ловко орудуя ножом. Он мог бы справиться намного быстрее, однако предпочёл не вмешиваться.
Сурья был единственным из детей, кто родился человеком. И лицом, и фигурой, и цветом кожи он пошёл в материнский род. От владык ему ничего не досталось, даже колдовских способностей. Всё, что выдавало в нём существо Межгорья, была невиданная стойкость к мороку. Но беды в этом было больше, чем добра…
* * *
Запах рыбы, свежеиспеченной на костре, разнёсся по всей поляне. Сурья подал одну рыбину отцу, от второй оторвал хвост и отнёс куда-то в кусты. Ирвальд присмотрелся и увидел двуглавого орла, привязанного верёвкой к старому пню.
— Зачем это? — удивился он.
— Хочу приручить.
— Тебе мало земных тварей?
— Ты сам учил, что глаза должны быть везде, — усмехнулся Сурья.
— Да, но…
Ирвальд запнулся, не зная, что сказать. Ну что за пошесть у детей пошла! С утра — Рейна, днём — Сурья. Выпороть бы обоих. Но у него вряд ли рука поднимется. К тому же, изловить орла даже владыке было нелегко, а без колдовства ещё и опасно. Тут было чем гордиться. И каменный орёл не наделает столько разрухи…
Однако Ирвальд полагал, что сын не показывался в замке три дня по несколько иной причине.
— Сурья, — откашлявшись, начал он, — помнишь наш разговор про ведьм? Ты обещал, что…
— Я помню, — Сурья нахмурил брови, — не тревожься.
— А если не ведьма, то…
— Отец, тебе не о чем тревожиться. Я всего лишь ловил орла.
Сурья улыбнулся и пожал плечами. Взгляд его глубоких янтарных глаз был спокоен.
А вот Ирвальду стало не по себе. Он никак не мог взять в толк, почему так получалось. Старший сын не видел жизни без любовных утех, волочась едва ли не за каждой юбкой. А вот младший будто и не знал похоти, что, с одной стороны, было не так уж плохо.
Сурья не мог заговаривать семя. Любая ведьма, если ей вздумается, могла зачать. Поэтому Ирвальд взял с него слово, что он познакомит отца или брата со своей зазнобой, чтобы вовремя решить этот вопрос.
Однако время шло, а Сурья молчал. Ирвальд понимал, что виною тому не робость, и это его беспокоило.
Глава 3
— Орест!
Ирвальд стоял на пороге замка, глядя на сына, развалившегося на стуле. Орест был обнажён до пояса и задумчиво крутил в ладонях кинжал, не сводя похотливого взгляда с молодой жены Аврия. Наполовину зверолюдка-наполовину ведьма, девушка не отличалась красотой. Её скорее, можно было назвать необычной, и уж вряд ли она стоила внимания, тем не менее, Орест не сводил с неё глаз, отчего щёки её пылали румянцем.
— Орест! — повторил Ирвальд чуть громче.
Девушка смущённо опустила голову и поспешила скрыться. Орест лениво повернул голову к отцу.
— Я хорошо слышу.
— Тебе б не помешала вторая пара глаз на затылке.
— Может, сразу две головы?
— Не наглей, сын. Что у тебя за вид?
— Я плавал в озере.
— А проплывая мимо своей комнаты, забыл одеться?
— Я оденусь, — пообещал Орест, беззаботно потягиваясь.
— Вижу, вы с Рейной справились. Быстро.
— А ты сомневался? Ещё и наглядеться успели, — ухмыльнулся сын, а в глазах заплясали лукавые искорки, отчего Ирвальд вдруг почувствовал себя древним, как старый дубовый пень.
— Было бы чего, — проворчал он, — как бы гляделки не подустали. Да и кое-что ещё. Вот скажи, сын. А не стыдно тебе шастать по ведьмам, что намного старше тебя? Или ты думал, что мне это не станет известно?
— Отец, — снисходительно улыбнулся Орест, — у Топчанки просто отменное зелье. Если ты, конечно, помнишь.
— А напомнить тебе, как отращивать выбитые зубы?
— Да ты, никак, ревнуешь? Но ведь уже лет тридцать, как ты к ней не ходок…
Орест не успел договорить, как Ирвальд схватил его за волосы и одним махом прижал лицом к столу. Княжич попытался высвободиться, но не тут-то было. Отец держал его крепко, больно натянув волосы, так что кожа пошла пупырышками. Но, к чести своей, он не закричал, а лишь стиснул зубы и закрыл глаза, чтобы удержать слёзы, выступившие на ресницах.
— Каждый раз, надумав дерзить мне, помни, что я пока ещё намного сильней. Ноги твоей чтоб не было на пороге Топчанки. И не смей даже помышлять о том, чтобы разводить в моём замке блуд. Здесь живут твоя мать и сёстры. Имей стыд.
— Я понял, — сумел пропищать Орест.
Ирвальд прижал его ещё сильнее, чувствуя, как трещат кости, но Орест не молил о пощаде. По телу сына пробежали волны ярости, однако он всего лишь сжал кулаки и терпеливо ждал, пока отец отпустит. Ирвальд спрятал довольную улыбку и ослабил хватку. Орест поднялся и замотал головой. Глаза его сверкали от злости.
— Есть ещё один разговор, — как ни в чём ни бывало, продолжил Ирвальд, — о твоём брате.
— А что с ним?
— Он меня беспокоит.
— Странно слышать, — пожал плечами Орест.
— Что ты знаешь о его женщинах?
— Ничего.
— Мне он тоже ничего не говорит. Но мы оба понимаем, в чём таится опасность.
— О, насчёт этого можешь не переживать, отец! Сурья не такая всеядная скотина, как я. Его воротит от ведьм. А зелье, как ты понимаешь, его не берёт.
— А он пробовал? — осторожно спросил Ирвальд.
— А то!
— Но в долине есть не только ведьмы…
— Боюсь, отец, наш Сурья ещё не вскопал ни одной грядки…
— Быть того не может!
— Если мне не веришь — спроси у него.
— Но это… Так не годится.
— Согласен!
— Я был бы рад, если бы твой пыл поутих. А у Сурьи, наоборот, появилось немного огня. Сделай что-нибудь!
— Что я могу сделать?
— Ну не мне же учить его, как девок охаживать. Ты в таких делах вперёд всех ушёл, вот и займись братом. А не шастай тут, как оборванец.
С этими словами Ирвальд оставил сына. Тот почесал голову, аккуратно касаясь пальцами кожи, пострадавшей от жёсткой руки отца, и погрузился в исцеляющий морок. Затем откинул назад волосы, скользнувшие по спине роскошным водопадом чёрного шёлка и, насвистывая, неторопливо пошёл к конюшням.
* * *
— Эй, малец, чего там замешкался?
Орест застыл в дверях конюшни, прислонившись спиной к косяку. Скомканный кафтан небрежно лежал на плече. Сурья поднял глаза, рассматривая костлявую грудь брата, и едва заметно улыбнулся. Сам-то он был пошире в плечах и куда мускулистее, но Орест по-прежнему величал его «малец».
— Что за дрянь сидит в углу?
— Орёл.
— На кой бес?
— Тебе не всё ли равно?
— Забудь, — Орест кое-как натянул помятый кафтан и свистнул, подзывая ядокрыла, — седлай свою клячу.
— Меня не было три дня, — возразил Сурья, — матери на глаза показаться надо.
— Успеется, — решительно сказал Орест, вскакивая на пернатого скакуна, — чего застыл?
Сурья натянул перчатки и осторожно вывел своего ядокрыла из конюшни. Он только закончил чистить его после полёта. Ярон даже не успел толком поесть, правда, если вспомнить, сколько он проглотил с утра жаб и белок, об этом можно было не волноваться.
— Э-э-э-эй, — закричал Орест, поднимая скакуна в облака.
От земли оторвался второй ядокрыл и стрелой полетел следом. Вскоре стали видны лишь крошечные золотистые точки копыт, поблёскивающих в лучах солнца.
* * *
Они приземлились на крошечном покрытом зелёной травой пятачке около небольшой заводи. По всему берегу плотно росли ивы — стволы их переплетались причудливыми узорами, будто девки-речницы наигрались всласть с молодняком, соревнуясь в чудаковатости узоров, да забыли вернуть обратно. Длинные космы ивовых прутьев купались в сталой воде, слегка подрагивая. То тут, то там из-под тоненьких веточек выглядывал чей-то любопытный глаз-бусинка.
— Щекотуны, — улыбнулся Орест, — они нас не боятся, поэтому не уйдут.
— А ты почём знаешь?
— Бываю здесь иногда.
— Понятно, — Сурья почесал затылок, — впервые слышу о щекотунах.
— Потому что отец терпеть не может морен. А щекотуны только рядом с ними и живут. Натащили золота из карманов замученных скитальцев, спрятали в корнях и сидят над ними. Лупают глазищами, как сычи. Будь осторожен, а то их плевки долго чешутся.
— Они тебя не боятся? — не поверил Сурья.
— Да. Можно сжечь их живьём — будут догорать, но плеваться.
— Странные.
— Не то слово.
— Здесь жутко смердит. Что мы вообще тут забыли?
— Какие мы нежные, прям роза в саду — Орест оскалил зубы и ткнул брата в плечо, — сейчас узнаешь.
Он негромко свистнул. Поверхность заводи, густо покрытая тиной и осыпавшимися ивовыми листьями, зашевелилась. Мутно-зелёные воды заходили кисельными волнами и расступились, открывая дно.
На небольшом камне, покрытом скользким рыжеватым илом, сидела девушка. Кожа её была светло-голубой, такими же были шелковистые волосы, спускавшиеся до самого дна. Незнакомка смотрела на них, хлопая длинными, едва ли не до самых бровей, ресницами. Глазки — две синие звёздочки — сверкали лукавой улыбкой.
— Хороша? — прошептал Орест на ухо брату. Кожа его покрылось «гусеничками», кровь схлынула со всего тела, устремившись в одно-единственное место, горевшее сейчас огнём похоти. Однако следовало попридержать коней. Орест вздохнул и легонько подтолкнул Сурью к девушке.
— Она сейчас твоя, — продолжал он, — не робей. Она много чего умеет.
— Это чучело? — в голосе брата слышалось едва скрываемое отвращение.
— Сам ты чучело. Она красавица. Эй, — уже громче позвал он, — Голубушка, иди к нам. Я привёл брата.
Голубушка томно потянулась и довольно резво соскользнула с камня, будто только этого и ждала. Она засеменила крошечными ножками и проворно взобралась на берег.
— Он девственник, — выпалил Орест. Голубушка приложила ладошки к губам и прыснула.
Сурья стиснул зубы, а глаза его полыхнули от гнева.
— Это поправимо, — сказала Голубушка и дотронулась до его предплечья. Однако её улыбка тут же погасла. Она взвизгнула и шарахнулась в сторону.
— Нехороший, — прошептала она, глядя на Ореста с упрёком, — твой брат нехороший.
— Как так? — растерялся Орест.
Голубушка замотала головой, разбрызгивая вокруг капельки холодной воды. Затем сиганула с берега обратно на дно. Вода с шумом хлынула в заводь, и спустя мгновение всё вернулось на круги своя.
— Что это было? — Орест глядел на воду, будто не веря своим глазам.
— Не знаю, — Сурья пожал плечами, — но я теперь понимаю отца. Это ведь была морена?
— Ага.
— Страшнее бабы я ещё не видел.
— Не чуди, у морен знатный морок. Или ты опять?
— Что опять?
— Что-то там увидел?
— У неё изо рта сочилась слизь. А в глазах шевелились черви. Вот что я видел. И, наверное, нескоро забуду. И совсем не хочу слушать, как ты мочил свой уд в этой гадкой яме.
— Мочил, и было очень даже неплохо.
— Меня сейчас стошнит, — серьёзно сказал Сурья.
Глаза Ореста налились злостью. Он сжал кулаки, а шипы его выдвинулись вперёд, зловеще сверкая на солнце.
— А хочешь искупаться?
— Ну, попробуй.
Сурья улыбнулся, глядя на взбешённого брата. Орест был хорош: глаза его сделались ярко-синими, а волосы переливались чёрным золотом. Давно ли они по-настоящему дрались? В том, что Орест задаст ему жару, Сурья не сомневался. Однако и он горазд был надавать ему затрещин. Главное, забыть про эту мерзость. Сурья сглотнул подступивший к горлу ком, как вдруг застыл.
— Молчи, — сказал он Оресту и поднял указательный палец вверх.
Вокруг стало непривычно тихо. Даже ветер, будто бы замер, не тревожа ни единого листочка. Поверхность заводи стала гладкой — казалось, по ней можно пройтись пешком, как по зеркальному полу.
Братья переглянулись. Отец? Но они бы почувствовали, Орест уж точно.
Неожиданно из небольшой расщелины между ивовыми стволами вылезло существо. Маленькое, безобразное, с серой кожей, собравшейся гармошкой. Губы огромны — на пол-лица, и усыпаны крошечными белыми бугорками. Ног почти не видно под складками живота, зато ручищи — будь-здоров. Существо пожевало губами, выдав неопределённый звук, похожий на чавканье, и протянуло раскрытую ладонь. В середине бугорком лежала золотая безделица, украшенная богатыми камнями. Во все стороны побежали-полетели солнечные зайчики, озарив лицо существа разноцветными пятнами.
— Чего ты хочешь? — опомнился Орест.
Существо склонило голову и стало приближаться — медленно, мелкими шажками. Поравнявшись со ступнёй Сурьи, оно затряслось и несмело подняло глаза вверх, затем зажмурилось. В воздухе разлилось зловоние страха. Существо разжало ладонь, и на сапог княжича упало золотое ожерелье.
— Он что — сватается к тебе? — Орест зашёлся негромким смехом, — может, он решил, что ты — девица?
Однако Сурья пропустил шуточку мимо ушей. Он, не отрываясь, смотрел на существо. Нечисть дрожала, а прямо под ней расплывалась лужица.
— Почему ты боишься? — спросил Сурья, — мы пришли с миром.
— Ну, так уходите!
Из воды высунулась голова — жуткие глаза-дыры с крошечными стебельками извивающихся зрачков. Над крошечными губками-прорезями торчали усики.
— Вот дьявол! — воскликнул Орест, — только не говори, что ты…
— Уводи своего брата отсюда, — сказала Голубушка, — и больше не приходи.
— Это уж точно.
— С чего ты так взъелась на меня? — спросил Сурья.
— Тебе дали откуп, так убирайся.
— Откуп?
— Да, чтоб нога твоя впредь сюда не ступала. Бери, да отпусти несчастного щекотуна, пока он не издох со страху.
— Но мне не надо, — Сурья поднял ожерелье кончиком сапога, — хочешь, оставь себе.
— Если не возьмёшь, они его сожрут.
— Кто?
— Остальные щекотуны. Ему поручили откупиться. Если станешь мешкать — им придётся уйти. А он поплатится за неудачу.
— Но почему? Я ведь никого не трогал.
— Ты нехороший, — снова сказала Голубушка.
— Эй, кончай заливать, — вмешался Орест, — он мой брат, хоть и выглядит, как человек. И если будете продолжать в том же духе, я вам всем головы поотрываю.
— Он не человек, — буркнула Голубушка и скрылась под водой.
Сурья задумчиво подбросил ожерелье на ладони и сунул в карман кафтана.
— Считай, откупился, — сказал он щекотуну.
Лицо нечисти озарилось довольной улыбкой. Щекотун довольно быстро скрылся в своём ивовом убежище, и вскоре из-под зелёных прутьев на братьев уставились сотни внимательных глаз.
— Что здесь творится? — ошарашено спросил Орест.
— Тебе лучше знать. Ты у нас ходок.
— Я ещё не видел, чтоб они так себя вели, — Орест задумчиво почесал подбородок, затем нахмурился и стал фертом, — а тебе снова удалось отвертеться.
— Нет, уж дудки — мне твоё бабьё не по вкусу.
— А какое по вкусу?
— Не знаю. Увижу — скажу.
— А знаешь что? — Орест хлопнул себя по лбу, — я, кажется, понял. Может, тебе человеческие бабы нравятся?
— Я из людей только маму видел. И пару старых толстых торговок.
— Найдём стройных и молодых.
— Где?
— Там, где их много, — подмигнул Орест, взбираясь на ядокрыла, — летим?
— А сколько шкур с нас спустит отец?
— Что-нибудь да останется.
Сурья тяжело вздохнул, глядя, как Орест самоуверенно взлетает в небо, даже не обернувшись. Знает, дьявол синеглазый, что брат последует за ним. Что ж ему ещё оставалось? Разве что остаться в этой смердящей заводи и гадать, почему он такой «нехороший». Видно, клыками не вышел, ведь у него их попросту нет. Однако желание думать о странностях водяной нечисти так и не пришло. Поэтому Сурья вскочил на Ярона и последовал за братом.
Глава 4
Они перелетели через Горы и опустились недалеко у подножья — там, где клубился густой туман, скрывающий их серые склоны от взоров людей. Неподалёку начинался лес, и слышно было, как ухают совы.
— И что теперь? — спросил Сурья.
— Теперь мы оставим ядокрылов и пойдём пешком. Или ты хочешь распугать всю округу?
— Скорее, она разбежится от твоей синей рожи.
— Можешь не беспокоиться — меня никто не увидит.
— Говоришь, будто не раз так делал.
— Ты сомневаешься? — Орест широко улыбнулся.
Сурья покачал головой. Брат был бесшабашен, но всё ж, в глубине души, тлел лёгкий уголёк зависти. Он не мог вот так вот запросто, наплевав на строгий наказ отца, вершить, что ему вздумается. И всякий раз выходить сухим из воды.
* * *
Братья позволили ядокрылам разорить кубло гадюк, найденное неподалёку. Едва последний гадёныш исчез в прожорливом клюве, они привязали скакунов к стволам сосен — самым толстым, какие удалось найти, и отправились в лес.
Зверьё бросилось врассыпную, заслышав тяжёлую поступь владыки. Птицы смолкли и забились в дупла.
Миновав чащу, Орест и Сурья оказались на берегу небольшой речушки.
— Выше по течению есть деревня, — сказал Орест, — девки выходят купаться. Иногда — нагишом.
— Угу, — буркнул Сурья. Отчего-то мысль о девках не вызывала радости. Оставалось надеяться, что они окажутся краше Голубушки.
* * *
Дорога заняла пару часов. Орест бодро шагал, перепрыгивая через камни и валежник. Сурья нехотя плёлся следом. Он подустал и проголодался, однако Орест его совсем не слушал — нёсся вперед, как угорелый.
Наконец, вдалеке показались бревенчатые крыши. И вот уже слышно было, как ревёт скотина, и надрываются петухи. Орест опустил ресницы, шепча заклинание морока.
— Старайся идти, будто ни в чём не бывало. И не говори со мной, — велел он брату.
— Хорошо.
— И вообще ни с кем не разговаривай.
— Не буду.
Берег реки круто изгибался вокруг деревни. Сурья шёл, рассматривая курные избы с крошечными окошками под самой крышей, подведенными пятнами копоти. Они напоминали ему хижины лесных ведьм, разве что были чуть больше, да поопрятней. Между избами носилась чумазая детвора. Завидев чужака, дети собрались в кучу и стали глазеть на него, показывая пальцами. Сурья сообразил, что платье его, должно быть, выглядит странно. Да и волосы, пожалуй, длинноваты. Стоило поспешить, пока любопытных носов не собралось слишком много.
— Вон там, за камышом, — шепнул Орест, указывая на густые заросли, — там они обычно купаются.
— Совсем недалеко, — сквозь зубы заметил Сурья.
— Там лесок. Отсюда и не видно.
— Я всё забываю спросить, а так ты их… Ты им показываешься?
— А то, — хмыкнул Орест, — правда, приходится морочить голову, иначе беда. Людские девки не такие сговорчивые, как ведьмы.
— Стало быть, ты берёшь их силой?
— Я бы так не сказал. В мороке они другие, податливые. Хотя в ласках совершенно не знают толку. Зато их кожа сладкая на вкус, и пахнет приятно.
— Как-то мне это не нравится, — признался Сурья.
— Я тебе помогу, — успокоил его брат, — заморочу и буду неподалёку.
— Успокоил, — пробурчал Сурья себе под нос. Настроение испортилось — хуже некуда.
Деревня осталась позади. Камыш шелестел над макушкой, будто издевался. Глупые жабы противно квакали — всё им было нипочём, даже зловещее шипение Ореста. Парочка испустили дух под его суровым взглядом, остальные надрывали глотки, как полоумные.
— Кто здесь? — раздался испуганный голосок.
Сурья раздвинул камыши и увидел девушку. Она сидела на кладке в одной сорочке, обхватив себя руками за предплечья. Босые были по щиколотку в воде. Девушка не была ни красавицей, ни дурнушкой. Куда симпатичнее ведьмы. Кожа чистая, на белых щеках — румянец, который становился всё гуще с каждым мгновением, что он стоял рядом, бесстыдно рассматривая её с ног до головы.
— Прости, — смущённо пробормотал Сурья, опуская взгляд.
— Ты кто таков будешь? — спросила девушка.
— Я — Кош.
— Странное имя. Ты, стало быть, чужеземец?
— Да, я тут мимо проходил, — выпалил Сурья. Орест фыркнул прямо ему в ухо, отчего внутри зачесалось и захотелось чихнуть.
— Одежда у тебя богатая, — продолжала девушка, — боярин али купец?
— Княжич.
— О!
Глаза её округлились, спина выпрямилась, а руки скользнули по бёдрам, разглаживая сорочку.
— А я тут сижу, слышу — гадюка шипит. Испугалась. А тут ты. Стало быть, сам княжич пожаловал? И без свиты?
— Я один, — зачем-то сказал Сурья. Девушка явно обрадовалась. Вскочила на ноги и подошла поближе.
— А что — по нраву княжичу простые девицы?
— Ну, тут уж морок и не понадобится, — едва слышно усмехнулся Орест, — пошёл-ка я ловить свою добычу…
Сурья беспомощно огляделся, но брата уже и след простыл. Девушка, между тем, совсем осмелела и водила пальцем по отвороту кафтана, улыбаясь, совсем как те ведьмы, с которыми Орест пытался его сводить. Пахло от неё действительно получше. Да и зубы были ровными. Она потянулась к нему губами, и Сурье ничего не оставалось, кроме как позволить ей себя поцеловать. Губы её были влажными и немного липкими, а вездесущие руки нырнули под его кафтан с той же лёгкостью, с какой ядокрыл взмывает в небо. Сурья почувствовал, как плечи его затряслись…
* * *
— Ну как?
Голос Ореста, звонкий и довольный, резанул тишину, вытряхивая его из тягучего омута мыслей.
— Мне понравилось, — ответил Сурья, не отрывая глаз от небольших волн, накатывающих на поросли камыша.
Девушка давно ушла, и он в одиночестве сидел на кладке, прижав колени к груди. Уже начинало вечереть. Бледно-розовые полосы заката провожали уставшее солнце, размеренно таявшее над рекой. В Межгорье редко где можно было такое увидеть.
— Почему? — холодно спросил Орест.
— Хотел бы я знать…
Губы Сурьи скривились в кислой улыбке. Неужели он мог подумать, что выйдет обмануть брата? Что ж ему постоянно так не везёт?…
Мало беды, что, родившись в княжеской семье, он не был владыкой. И человеком он тоже не был. Но хуже всего было то, что даже мужчиной у него не получалось стать.
Сурья ровным счётом ничего не почувствовал — словно его целовала каменная глыба. А когда она коснулась его там, где должен пылать мужской огонь, его затрясло от отвращения. Девушка сразу всё поняла и оттолкнула его, презрительно плюнув в сторону. Затем убежала, красная от возмущения.
— Может, я должен полюбить? — несмело прошептал он.
Рука Ореста легла на его плечо и легонько сжала. Кого он обманывает? Для страсти любовь не нужна. Брату вот вообще ничего не нужно. Стало быть, с ним самим что-то опять не так…
— Пора домой, — сказал Орест.
Внезапно раздался шум, послышались голоса. Орест прыгнул в воду и заглянул за камыши.
— Кажется, сюда идёт толпа. С факелами, вилами и прочей ерундой.
— Уносим ноги?
— Что ж ты так не нравишься сегодня бабам? — буркнул Орест, выбираясь на берег, — бегом в лес.
Братья рванули через камыши, что было духу. Однако со стороны леса их ждала ещё одна толпа, вооружённая луками.
— Вот тебе и деревня, — присвистнул Орест.
— Напомни, почему мы оставили мечи?
— Не было надобности. Да и сейчас, думаю, справимся.
— Тебе хорошо говорить — тебя не видно.
— Зато будет слышно, — пообещал Орест.
— Надо было брать с собой ядокрылов, — не унимался Сурья.
— Они бы выдали себя клёкотом и задрали коров.
— Хороший хозяин уследит за зверем.
— Хозяин не тем занят!
— И что теперь?!
Сурья метался по берегу, не в силах решиться, куда бежать. С обеих сторон приближались люди. Конечно, можно было ещё пуститься вплавь. Он посмотрел на воду, однако лучники просекли его взгляд и выпустили стрелы, прошив речную гладь острыми и крепкими наконечниками. Значит, в воду не стоило соваться.
* * *
— Стало быть, вот наш князь!
Слева от него стоял здоровенный мужик, вооружённый увесистым молотком. На лице его, испещрённом оспинами, играла недобрая ухмылка. Руки верзилы были покрыты шрамами от ожогов — точь-в-точь такие Сурья видел у холостых кузнецов долины.
Из-за спины мужика выглядывала уже знакомая ему русоволосая макушка.
— Я сразу смекнула: не нашенский князь! Одет странно, да выглядит, как девица.
— Молодец, Данка! — похвалили коварную обольстительницу из толпы.
Данка улыбнулась, но, встретившись взглядом с Сурьей, прикусила губу и поспешила исчезнуть.
— Вот дрянь-то, — прошипел Орест.
— Я пришёл с миром, — громко сказал Сурья, подняв ладони к верху, — и уже ухожу.
— Как бы ни так! — загудела толпа.
— А ну-ка, выясним, что за князь? Ты откуда будешь?
— Из Залесья, — нашёлся Сурья.
— Надо же, — хохотнул кузнец, — знамо таковых. Чьих кровей, говоришь?
— Берестовичей.
— Ой, лжёшь! Берестовичи — бояре, а не князья.
— Я и не говорил, что князь.
— Опять лжёшь!
— Говорил! — выкрикнула откуда-то Данка.
— А ну, в холодную его. Пусть настоящий князь решает, что делать с самозванцем.
Сурья огляделся вокруг — его окружили со всех сторон — мужики и бабы, стар и млад, в рубище и добротных белотканных рубахах. Ни много ни мало — человек тридцать, и каждый — кто с вилами, кто с топором, кто с оглоблей, а сбоку ещё и лучники, правда, с красными, видно, с попойки, носами, изрядно потрёпанные и окосевшие до той самой одури, когда сам дьявол нипочем.
— Ну всё! — рявкнул Орест, сбрасывая морок, — с меня хватит. А ну пошли вон!!!
Народ в ужасе замер, глядя, как буквально из воздуха рядом с княжичем-самозванцем нарисовался ещё один — с клыками, блестевшими из-под оттопыренной верхней губы, и синей кожей. Некоторые побросали вилы и стали неистово креститься, другие уже начали разворачиваться, чтобы бежать со всех ног.
— Сатана! — завопил кузнец и метнул в Ореста молоток.
Тот лишь усмехнулся, поймав нехитрое орудие на лету, затем уставился на кузнеца тяжёлым колдовским взглядом. Верзила зашатался, хватаясь рукою за грудь, и упал навзничь. Глаза его закатились, так что стало видно лишь выпученные белки, губы шевелились, жадно хватая воздух.
— Бей Сатану! — раздался пьяный голос. Кричавший громко икнул и запустил в Ореста лопатой.
— Держись за моей спиной, — велел Орест, прижимаясь к брату. И тотчас же в его грудь вонзилось несколько стрел. Он улыбнулся, вынимая древки с бородатыми наконечниками, с которых свисали частички окровавленной плоти. Было жутко больно, однако Орест не подал виду.
Еще несколько человек рухнули наземь под его тяжёлым взглядом. Однако, вместо того, чтобы испугаться и бежать прочь, толпа заревела и стала швырять в братьев всем, что под руку попадалось.
Вспыхнуло синее пламя — камыши занялись, затрещали, выпуская в небо клубы чёрного дыма. Бабы начали орать, дети — плакать, однако мужики оказались не робкого десятка. В ход пошли камни, комья земли, да и попросту кулаки.
Орест растерялся: он не ожидал столь решительного отпора. Будь он один, он бы тотчас же удрал, невзирая на раны. Однако Сурья уязвим. Более того, если б его ранили, Орест ничем не смог бы помочь. Как же всё-таки глупо было оставить у подножья Гор оружие и ядокрылов.
Орест повалил брата на землю, закрывая своим телом от ударов, сыпавшихся со всех сторон. Спина его превратилась в лохмотья. Из разверзнутых ран торчали сломанные кости, а кафтан насквозь пропитался кровью. Орест закрыл глаза и читал исцеляющие заклинания, стараясь не думать о боли. Голова закружилась, и он впал в беспамятство.
* * *
Когда Орест очнулся, вокруг было темно и пахло сыростью, с примесью тошнотворно кислого запаха. Тело жутко болело. Он попытался шевельнуться, однако что-то мешало, сдавливая грудь и плечи. Ноги упирались в невидимую преграду, твёрдую и нерушимую, как каменная стена. Глаза невыносимо чесались, будто в них насыпали песка.
— Нас заковали в цепи, — тихо сказал Сурья.
Орест несказанно обрадовался, услышав его голос.
— Где мы?
— На дне колодца.
Орест немного поёрзал и, услышав всплеск, понял, что сидит по пояс в воде. Это было хорошо — вода придавала силы.
— Ты как? — спросил он брата.
— Цел.
— Я немного… подлечусь… и мы выберемся… Хорошо, что тебя не тронули.
Орест стал подпрыгивать на пятой точке, раскачиваясь во все стороны, пока не перекинулся, погрузившись в воду с головой. Раздалось громкое бульканье, затем всё затихло. Владыка исцелялся, вытягивая силу из затхлых колодезных вод.
* * *
Сурья смотрел, как волосы брата в темноте переливались голубыми искорками, и нервно кусал губы.
Не тронули…
Он вспоминал, как деревенские мужики стащили с него тело Ореста, отбросили в сторону и стали тыкать в его собственную грудь вилами. Один, второй… десятый раз. Железные зубья соскальзывали с груди, как с ледяной глыбы, не оставляя даже царапин.
— А ну уйди, пьянь, — заревел один из них и нацелился в голову Сурьи топором, однако промахнулся.
— Сатана, чистый Сатана, — воскликнула дородная баба и рванула, что было прыти, прочь к деревне. Могучая грудь колыхалась, подпрыгивая при каждом скачке. За ней с криками и воплями понеслась детвора помладше. Старшие попрятались в высокую траву и стали наблюдать.
Мужик с топором растерялся, однако вмиг пришёл в себя и снова занёс топор. Лезвие вонзилось в голову Сурьи, пройдя насквозь. Он не почувствовал боли, только лёгкое прикосновение — будто птица крылом махнула. Мужик заревел, как медведь, и попятился назад. Сурья приподнялся на локтях, затем сел. Оглядевшись, он увидел, что топор торчит из земли, вогнанный почти по рукоять.
— Заговорённый, — пробормотал мужик и боязливо перекрестился.
Деревенские мужики уже не выглядели такими смелыми. Сурья осторожно поднялся и подошёл к Оресту. Тут народ не выдержал — видно, нервы совсем сдали, и кинулись на братьев, наваливаясь сверху немытыми, смердящими потом телами. Кто-то принёс цепи. Сурью с Орестом растащили в разные стороны, замотали в цепи, так, что даже вздохнуть было тяжело, и потянули в деревню.
Возле ближайшего колодца остановились и бросили туда обоих пленников. Затем накрыли колодец крышкой и навалили сверху мешков с камнями.
Колодец оказался мелким и затхлым — видно, им давно не пользовались. На дне плавали листья и дохлые крысы, уже начинавшие пухнуть. Сурья брезгливо отодвинулся, чтобы смердящие тушки не касались его плеч. Из ран Ореста сочилась кровь, смешиваясь с грязной водой, и через некоторое время воздух пропитался её запахом.
Несколько раз колодец открывали, поливая братьев холодной чистой водой, пахнувшей ладаном, и это было единственным утешением.
* * *
Сурья облегчённо вздохнул, когда Орест, полностью излечившись, вынырнул на поверхность и, поднатужившись, разорвал цепи. Затем он вскочил на ноги и потянулся, похрустывая сросшимися костями.
— Пойду-ка, погляжу, чего они там наворотили.
Он ловко вскарабкался по склизкой стене колодца на самый верх и ударил кулаком в крышку. Раздался грохот — то свалились несколько мешков с камнями. Тут же зашумел народ, поднимая мешки и кидая обратно. Однако Орест продолжал стучать кулаком — крышка дрожала, как вдруг стала трещать, и сверху на него посыпались щепки.
— Вот дьявол! — воскликнул Орест, сообразив, что вся груда мешков сейчас рухнет вниз, прямо на голову Сурьи. Он мгновенно спустился вниз и навалился на брата, прижав всем телом к стене.
— Ты что делаешь?
— Спасаю тебя.
Однако крышка выдержала. Орест больше не рискнул ломиться вверх. Отдохнув, он освободил от цепей Сурью, и они сели рядом, потупив головы, мучительно размышляя над тем, как выбраться из передряги.
— Можно сделать тебе убежище в стене. Потом я разобью крышку, раскидаю тяжесть и вытащу тебя.
— Если они будут ждать тебя с вилами, то ты ничего не сможешь сделать.
— Верно, — подумав, сказал Орест, — мне придётся оставить тебя и забрать ядокрылов. Я вернусь и сотру эту деревню к ведьмовским псам.
— Хороший план, — похвалил Сурья, — но колодец выложен камнем. Как мы сделаем убежище?
— Камни — это ерунда.
Орест выпустил шип и стал долбить швы между кладкой. Песок летел во все стороны, однако толку было мало. Камни оказались толстыми, так что возиться с ними пришлось бы не один день. Орест остервенело вонзал шип в окаменелый песок, бранясь, на чём свет стоит.
— Есть ещё выход, — задумчиво сказал Сурья, — просто оставь меня здесь, как есть.
— Тебя засыплет.
— Я выживу. А ты примешь невидимый облик и выберешься. За тобой никто не погонится.
— Нет, — резко ответил Орест, — будет так, как я сказал.
— Это глупо.
— Мне расписать когтями твоё сладкое личико, чтобы ты заткнулся?
Сурья замолчал. Он гадал, рассказать ли брату о том, как его пытались зарубить топором, однако не стал. Сейчас он и сам не был уверен, что со страху ему не почудилось.
Еще некоторое время Орест ковырялся в стене. Как вдруг сверху на них опять посыпались щепки.
Крышка колодца заскрипела, и сверху стал виден клочок голубого неба. Орест зашипел и бросился вверх по стене.
Снаружи на него полетели цепи — на этот раз более толстые и тяжёлые. Он попытался увернуться, однако в живот его вонзились стрелы. Орест взревел от боли и согнулся пополам. Тогда же вокруг его шеи обернулась удавка. Он схватился за неё, натягивая, словно тетиву, однако удавка сжималась, мешая дышать.
— Хватит! — раздался негромкий, но уверенный голос.
Удавка ослабла, но Орест не спешил освобождаться. Он выжидал. Что они задумали теперь?
Перед ним возник человек — уже немолодой, с седеющими волосами и густой бородой. Спину он держал прямо — видно было, что гнуть не привык. Одежда не новая, однако выглядела получше, чем у деревенских мужиков.
— Кто таков будешь? Отвечай! — потребовал он, глядя на Ореста сверху вниз. Лицо его ничего не выражало — ни страха, ни гадливости.
— Тебе какое дело? — фыркнул Орест.
— Зачем пришли?
— Не поверишь, дядька! На голых девок поглядеть!
В глазах незнакомца появилось странное выражение. Орест мог поклясться, что он заметил искорку смеха, мелькнувшую, да погасшую, чтоб никто ненароком не увидел. Человек подошёл совсем близко и долго рассматривал его лицо, внимательно вглядываясь в каждую чёрточку.
— Чего вылупился? Я ж не девица! — ехидно заметил Орест.
— Второго покажите, — велел незнакомец.
Мужики переглянулись и пожали плечами, однако послушно подошли к колодцу и бросили веревку.
— Вылезай, — крикнули они Сурье.
Тот, не мешкая, вскарабкался по верёвке. Мужики приготовили цепь, но незнакомец поднял руку и покачал головой. Цепь убрали, а Сурью пинками проводили к брату.
— Значит, вот вы какие, отпрыски Сатаны, — тихо сказал незнакомец, рассматривая обоих.
Взгляд его задержался на лице Сурьи. Рука невольно поднялась, будто намереваясь погладить по щеке, однако замерла на полпути.
Человек покачал головой, опустил руку и отошёл в сторону. Несколько мужиков направились следом.
* * *
Анджей Берестович, знатный Залесский боярин, слыл мужиком не робкого десятка. И сейчас выглядел спокойным, что тот столб у ворот. Деревенские мужики топтались на месте, почёсывая макушки, в ожидании, пока боярин скажет своё слово, однако он медлил, задумчиво глядя на реку.
В глазах его стояла печаль.
Столько лет прошло, как он выбрался из того проклятого мирка, в котором осталась его младшенькая сестрёнка. В мыслях Анджей давно уж похоронил её загубленную душу, хотя частенько вспоминал. Как и ту жаркую ведьму с красными волосами и чудными, будто маковые цветы, глазами. Мальва снилась ему, а во время любовных утех с дворовыми девками, он закрывал глаза, представляя себе её стройное моложавое тело. После крестился и целовал образа.
Жениться у него так и не вышло. Когда Анджей вернулся, Купаву уже сговорили с другим женихом. Он сватался к молодой вдове, но та захворала и померла за три дня до свадьбы.
Больше Анджей никого замуж не звал. Так и жил бобылём, без семьи, без детей.
С Любавой он лет двадцать как не общался. А недавно узнал, что она умерла. К нему приезжал её сын, Степан. Всё ему сладкие речи вёл, в наследники набивался, да только Анджей не слушал — сразу указал племянничку на ворота.
Не простил он тогда Любаву. И себя не простил…
Теперь вот появились эти двое. Родные они ему — и к бабке не ходи. Что белолицый, что синемордый — будто с Ярушкиных черт срисованы. Видно, сладилось у неё с тёмным князем.
Анджея так и подмывало расспросить юнцов об их матери. Но, подумав, решил, что не стоит. У неё уж давно своя жизнь. А ему — совсем немного осталось. Ни к чему напоследок раны бередить…
* * *
— Эх, распустили вы своих девок, распустили, — сказал, наконец, боярин, — с кем попало по кустам милуются. Слава аж до Залесья идёт.
— С девками разберёмся. Скажи лучше, что с этими делать!
— Мы должны отпустить их.
— Как так? — один из мужиков развёл руками, недовольно глядя на Анджея.
— Синемордый вынул дух из нашего кузнеца одним лишь взглядом, а он был крепким детиной!
— На кол и сжечь!
— Да, а второго, сквозь которого топор, как сквозь воду прошёл?
— То тебе спьяну померещилось.
— Ничего мне не мерещилось. Вот те крест.
— Замолчать! — рявкнул боярин, — раскудахтались, как бабы. Я велел отпустить, так слушайтесь. Иначе зачем звали?
— Так он Берестовичем назвался, а, боярин? Твоим именем, между прочим.
— А может у тебя, боярин, в роду Сатана? — испугались мужики.
— Хватит ересь нести, — рассердился Анджей, — струхнул юнец, сболтнул первое, что на ум попало.
— Не скажи, боярин. А то мы не знаем, что молва говорит! Видели, как бился ты с Сатаной.
— А раз знаете, что голову морочите, — рассердился Анджей, — было дело. И вот что я вам скажу. Сатана жесток и не знает жалости. Он бы вашу деревеньку в два счёта сжёг дотла. Эти двое, хоть и похожи на Сатану, но пока ещё сущие юнцы. Так что радуйтесь… да отпустите их к чёртовой матери. Не ровен час их станут искать.
* * *
Орест и Сурья мчались по лесу со всех ног. Почему их внезапно отпустили, было неведомо, однако никто особо и не задумывался. Отпустили, и хорошо.
Добравшись, наконец, до ядокрылов, они облегчённо вздохнули и бросились обнимать верных скакунов. Те недовольно клекотали, голодные и заскучавшие от долгого сидения на привязи.
— Покормим их и вернёмся, — сказал Орест, — я сожгу эту проклятую деревню.
— Может, хватит? И так бед натворили. Что скажет отец, когда узнает?
— Откуда?
— У торговцев большие уши и длинный язык. Если сожжём деревню, вся округа будет судачить.
— Эй, — вдруг сказал Орест и удивлённо протянул руку, указывая на ладонь брата, — ты гладишь Ярона голыми руками.
— Знаю, — спокойно ответил Сурья.
— Стало быть, ты привык к ядам? Это хорошо. Только вот, я не вижу ни одного шрама.
— Их нет.
— Почему?
— Откуда мне знать. Нет — и всё.
Орест прищёлкнул языком, однако не нашёлся, что сказать. Брат иной раз бывал странным. Он некоторое время стоял, глядя исподлобья, как Сурья приглаживает перья Ярона, прикрывшего глаза от наслаждения. Его собственный ядокрыл, Канем, был таким же неистовым, как и он сам — яростно бил копытом и фыркал, вместо того, чтобы терпеливо дожидаться ласки. Вздохнув, он всё ж неуклюже похлопал скакуна по крупу и вскочил ему на спину.
— Слетаем-ка ещё кое-куда.
— О нет, — простонал Сурья. Ему так хотелось вернуться в замок и отдохнуть после столь неласкового гостеприимства, — пощади. Хватит с меня на сегодня баб.
Но брат лишь улыбнулся и направил Канема в Горы.
Глава 5
— Эгегей-й-й, — закричал Орест, подставляя лицо прохладному ветру. Волосы рассыпались по обнажённым плечам, а вконец изорванный кафтан болтался на поясе, как старая тряпка. Орест отстегнул его и сбросил вниз.
Сурья проводил взглядом многострадальное убранство и усмехнулся. Похоже, брата совсем не волновало то, что отец опять станет бранить его за оборванный вид. Его собственный кафтан выглядел не лучше, однако Сурья спрятал лохмотья под плащом.
Неизвестно куда их ещё занесёт нелёгкая. Не хотелось лишний раз краснеть.
* * *
Они опустились возле подножья Горы прямо у входа в пещеру, где обитала Мальва. Холмы вокруг были усыпаны васильками и маками, от запаха которых у Ореста вмиг зачесалось в носу, и он громко чихнул.
— И чего это вдруг княжичи ко мне пожаловали?
Мальва выскочила будто из-под земли и встала между племянниками, окинув обоих взглядом. Молодцы довольно вымахали с тех пор, как она видела их в последний раз. Стали совсем уж взрослыми. И если лицо Сурьи ещё хранило отпечаток юношеской робости, то Орест выглядел совсем уж мужчиной — дерзким, самоуверенным, немного лихим. Совсем как её Данила.
Ведьма горестно вздохнула, вспоминая сына. Он давно уж оставил её, отправившись по жизни своим путём. Примкнул к торговцам и стал промышлять зельями. Домой наведывался не так уж часто, всё больше шатался за Горами. Оно и немудрено было — мужик молодой, кровь играет, что ему делать среди склочных ревнивых ведьм? Мальва всё понимала, но всё ж томилась иногда в одиночестве. Поэтому, увидев племянников, так обрадовалась, что готова была расцеловать обоих, но сдержалась.
— Здравствуй, Мальва, — широко улыбнулся Орест. На щеках его заиграли ямочки, отчего ведьма неожиданно густо покраснела и махнула рукой.
— Будет тебе, проказник. Не испытывай на мне свои чары. Лучше скажите, отчего взлохмаченные такие?
— Да вот, помяли бока немного.
— Славно помяли, — заметила Мальва, как вдруг насторожилась и потянула носом воздух, — а чем это от вас пахнет? Никак людьми?
— Так ярмарка ведь, — нашёлся Орест, — торговцев понаехало.
— И торговок? От тебя кем только не несёт, княжич. Но запах идёт чужой, совсем чужой. В Межгорье так не пахнет.
— Ну, ладно, Мальва. Были мы за Горами, что греха таить. Но речь сейчас не об этом. Дело есть. Важное.
— Вон оно как, — усмехнулась ведьма, — надеюсь, следом не примчится князь и не перевернёт мою пещеру вверх дном?
— А что, было такое? — удивился Сурья.
Мальва сверкнула глазами, но ничего не сказала. А Орест нетерпеливо схватил её за локоть.
— Отец даже не узнает. Слушай. Есть у нас одна проблема. У Сурьи не ладится с девками.
— Чего? — От удивления ведьма разинула рот. Ей было невдомёк, как такое могло быть. Не был бы Сурья её племянником, она бы с удовольствием с ним «поладила» да так, что ещё и «отлаживать» пришлось. Он до боли походил на Анджея, только был ещё краше. Девки должны были гроздьями на шее висеть.
Однако, похоже, не всё тут гладко. Сурья стоял мрачный и белый, как полотно.
— Ему никто не нравится, — продолжил Орест, — и морок его не берёт.
— Так вы за этим к людям бегали? — догадалась Мальва.
— И за этим тоже.
— Красавиц много встречали?
— Краше тебя — никого.
— Ох и льстец, — хмыкнула ведьма, — вообще-то я в любовных зельях не особо сведущая. Как-то не приходилось. Но попробовать можно. Говоришь, морок его не берёт?
— Совсем, — покачал головой Орест.
— Попробуем мой.
Мальва поманила племянников за собой в пещеру, усадила возле большого котла и разожгла огонь.
— Посмотрим-ка, молодцы, что с вами не так, — усмехнулась ведьма.
Мальва провела ладонью над котлом. Из воды потянулись зелёные стебельки и скользнули между растопыренных пальцев. Она позволила диковинному цветку обвить руку до самого запястья, затем достала из-за пояса крохотный нож и перерезала стебли. Тотчас же вода в котле покрылась мелкими розовыми цветами. Ведьма собрала их в ладони и подбросила в воздух. На пол упали два одинаковых венка.
— Ну-ка, наденьте, — велела она братьям.
Сурья послушно склонил голову, а Орест захихикал.
— Ну вылитая девица.
— На себя посмотри, — огрызнулся Сурья.
Розовые цветы на синем лбу юного владыки выглядели нелепо, и даже Мальва улыбнулась. Орест посмотрел на своё отражение в котле и скорчил рожицу. На гладкую поверхность воды упала капелька, затем вторая. Мелкие круги разошлись по воде, отчего отражение Ореста задрожало и стало вдруг фиолетовым.
— Недобрый знак, — прошептала ведьма и сдёрнула с головы Ореста венок.
На розовых лепестках застыли бурые капли крови, а воздух в пещере наполнился запахом тлена. Мальва почувствовала, как сердце бешено колотится в груди.
— С кем ты связался, мальчик мой? — спросила она.
— Да ни с кем, — неуверенно улыбнулся Орест.
— Лучше спроси, с кем он не связывался, — подал голос Сурья.
Мальва опустила венок в котёл. Он закружился, будто волчок, расплёскивая воду, окрасившуюся в ярко-алый цвет. Мелкие ручейки побежали по стенкам котла, капая на пламя. Очаг зачадил. Густой чёрный дым окутал Ореста с головы до ног, а потом вдруг исчез. Мальва заглянула в котёл: вода опять была прозрачной, на поверхности плавали мятые лепестки, а голые стебли, оставшиеся от венка, опустились на дно.
— Недобрый знак, — зачарованно повторила Мальва, — берегись.
— Да ну тебя, — внезапно разозлился Орест, — чего ты ко мне привязалась? Ты вон ему помоги.
— Но я…
Мальва не договорила. Алые с чёрным ресницы вздрогнули, а рот приоткрылся в изумлении.
Волосы Сурьи были усыпаны сухими лепестками и комочками мышиной шерсти. Он трусил головой и сплёвывал прилипшие к губам соринки.
— Думаю, с твоим колдовством что-то не так, — криво усмехнулся Орест.
— Всё так, — сумела вымолвить Мальва, протянула руку и дотронулась до лба Сурьи, — заклинание рассыпалось.
— Что ты хочешь сказать?
— Что оно рассыпалось, — огрызнулась ведьма, — не знаю как. Но его больше нет. Так говорите, морок его не берёт?
Мальва засуетилась, бегая по пещере и доставая из пыльных углов всевозможные бутыли с тонкими горлышками. Она расшвыривала их, как попало, пока не нашла то, что искала: старинную бутыль из чёрной глины, расписанную причудливыми узорами. Горлышко было закупорено пробкой с набалдашником в виде рогатой головы невиданного существа. Оно ухмылялось, поблёскивая мёртвыми рубиновыми глазами.
— Кровь беса, — зачем-то пояснила Мальва, — ему перерезали глотку на тринадцатой луне и спустили всю кровь до капли в этот сосуд.
— Разве бывает тринадцатая луна?
— Бывает. Раз в двести лет. И тогда на бесов идёт охота. Но годится кровь лишь тех, кто ещё не был переселён.
— А как узнать?
— Обычно отбирают младенцев.
— Ох! Слышал бы тебя отец. И откуда это у тебя, Мальва?
— Досталось от твоей бабушки, — сверкнула глазами ведьма, — это мощное зелье, похлеще любого морока. Отведавший бесовского дурмана уж точно не станет робеть перед девицами.
— Ну, что мешкаешь? — нетерпеливо воскликнул Орест.
Сурья взволнованно приподнялся, наблюдая, как Мальва откупорила бутыль и налила немного чёрной густой, как патока, жидкости в котёл. Вода забурлила, словно кипящий кисель. Прямо посередине котла образовалось несколько пузырьков. Они лопались один за другим, выбрасывая в воздух стебельки чёрного пара.
— Ты уверена, что это хорошее колдовство? — с сомнением спросил Орест.
— Тёмная магия не всегда во вред. А ты, Сурья, поди сюда. Наклонись над котлом да умой лицо. Не бойся — оно только с виду горячее.
* * *
Сурья застыл, с отвращением глядя на бесовское варево. Ему не хотелось умываться этой мерзостью. Но Орест смотрел на него исподлобья, грозно сдвинув брови, и ему стало стыдно. Он подошёл к котлу и наклонился. Из воды не него смотрели десятки крошечных светящихся глаз, прищуренных, будто насмехавшихся над его нерешительностью. Сурья вздохнул и погрузил в варево ладонь.
И тотчас же всё исчезло. Вода успокоилась и стала мутно-серой, как из грязной лужи. Пламя в очаге погасло, а по ногам пронёсся неприятный прохладный ветерок.
Мальва вскрикнула, схватившись руками на волосы, и замерла над котлом, не в силах поверить собственным глазам.
— Так не бывает, — пробормотала она. Затем посмотрела на Сурью, и по её лицу пробежал страх, — кто ты, княжич?
— Я всё тот же, что и раньше, — ответил Сурья.
— Я ж говорил, что морок его не берёт.
Орест хлопнул себя руками по бёдрам и укоризненно покачал головой.
— Должно быть, протухло твоё бесовское пойло, Мальва. Заделай-ка лучше хорошего вина.
Мальва промолчала. По-правде, она не знала, что сказать. Что ответить на немой вопрос, читавшийся в погрустневших глазах Сурьи. Она действительно не могла ему помочь. И самое страшное, что ведьма даже не представляла, кто вообще мог ему помочь. Она смотрела на мутную воду в котле и чувствовала, как волосы на затылке встают дыбом.
— Ни один морок не возьмёт тебя, мальчик мой, — едва слышно прошептала она.
— Это мы и без тебя знаем, — буркнул Орест, — он как глухая стена. И если тебе нечего добавить, Мальва, то мы, пожалуй, пойдём.
Братья переглянулись и, наспех попрощавшись, поспешили к выходу.
Мальва вяло помахала им рукой, даже не оглянувшись в след, и осторожно подошла к котлу. Подобрав с пола соломинку, она вновь открыла бутыль и окунула туда самый краешек. Затем бросила в воду. Раздалось шипение, затем всё стихло. Соломинка плавала на поверхности, как ни в чём не бывало. Мальва шептала заклинания, но ничего не происходило. И от этого стало не по себе. Она выбежала из пещеры, взобралась на холм и упала на колени перед маковыми цветами. Красные головки тотчас же потянулись к ведьме, ласкаясь, будто преданные псы. Мальва гладила их и смеялась, а по щекам текли слёзы облегчения.
Слава Горам, Сурья разрушил лишь колдовской очаг. Сила её цветов осталась нетронутой.