В суровом здании, несколько похожем на старинную крепость, с табличкой у дверей — «Институт кибернетики», Андрюхин, по обыкновению посмеиваясь, осведомил Юру о том, что он хочет сегодня провести игру на первенство двух институтов. Команду сотрудников этого института будет возглавлять сам Андрюхин, команду долголетних — Юра.

— А судить игру попросим вас, — сказал Андрюхин, обращаясь к молчаливому гиганту с равнодушным розовым лицом. — Не возражаете?

Тот молча наклонил голову.

Выйдя из здания института, Юра ежеминутно ожидал, что вот-вот начнутся новые странные и загадочные события. Уж слишком ошеломила его встреча с ровесником Пушкина. Но ничего особенного не происходило. Встречные здоровались очень приветливо. Здесь тоже было много болельщиков хоккея, как и в городе. Незнакомые люди весело улыбались, хлопали друг друга по плечу, крепко пожимали руки. Видимо, все уже знали о предстоящем соревновании.

— Здравствуйте, Сергеев! Я страшно рад, что вы здесь! — заявил незнакомый худощавый и подвижной юноша; его насмешливые живые глаза светились неподдельным удовольствием. — Я ведь по телевизору давно знаком с вами, я смотрю все игры с вашим участием.

Юра слегка пожал тяжелыми плечами…

К вечеру этого дня, показавшегося на редкость коротким, Юра поверил, что питомцы Института долголетия, среди которых действительно не было ни одного моложе девяноста лет, способны играть в хоккей. Более того: он пришел к выводу, что с этими старичками пришлось бы здорово повозиться, чтобы добиться победы, даже славной команде майского «Химика».

Однако вечером, когда он увидел, кого выводит на лед академик Андрюхин, надежды Юры на успех значительно поблекли. Против долголетних вышли такие же плечистые, розовощекие атлеты, как и тот, которому Андрюхин предложил судить. Повадкой, походкой, ростом они были удивительно похожи друг на друга. Среди зрителей и даже среди игроков Юры пробежал непонятный ему сдержанный говор…

Сначала все шло, как в обычной игре. На трибунах, и скамейках — все население городка. Оттуда, из темноты, как всегда, несся рев, то угрожающий, то подхлестывающий. Над отливающей ртутью седой ледовой площадкой — гроздья ярких ламп. К вечеру подморозило, воздух стал колючим и вкусным, и, выйдя на лед, Юра, расправляя плечи под цветастой шерстью просторного свитера, ощутил привычный радостный подъем. Было приятно и то, что его здесь знали. Зрители встретили выход Юры радостным криком:

— Серге-ев!.. Бычо-ок!..

Команды выстроились, прозвучали взаимные приветствия. Когда Юра и Андрюхин съехались к судье разыграть поле, Юру удивило, что судья при тех обычных вопросах, которые он должен был задавать, громко прищелкивал языком. Еще более удивился Юра, когда Андрюхин с отеческой заботой старательно поправил у него на шее свитер, после чего судья говорил уже без прищелка.

Юре удалось сравнительно легко вырваться к воротам противников уже на первых секундах игры. Он бросил шайбу, уверенный, что есть первый гол. Но вратарь оказался на месте; подставленная клюшка ловко отразила шайбу в левый угол поля. Игра началась…

В схватке у борта Юра попробовал провести силовой прием. Но ему показалось, что он налетел на стену. Никакого ответного толчка — и ощущение безусловной непробиваемости. Во второй раз Юра попробовал толкнуть сильнее — то же самое… Глухая, без всяких признаков жизни, чугунная стена, а не человеческое плечо, способное поддаваться. Такой силы ему еще не приходилось встречать; удивляло, что эти гиганты сами не применяли силовые приемы. Вскоре Юра заметил, что команда гигантов играла вообще как-то вяло. Правда, они с завидной точностью отбивали шайбу, отлично передавали ее друг другу, но по воротам били слишком редко и обязательно выходя прямо против вратаря. Поэтому успеха они пока не имели. Иногда происходило что-то странное. Как только удавалось перехватить их передачу, гиганты словно терялись. Тот, кто бросал шайбу, будто примерзал ко льду, не в силах сообразить, что произошло. Тот, кому адресовалась шайба, вел себя еще более странно: как слепой, он удил ее клюшкой, хотя шайба давно ушла дальше… Только Андрюхин, орудовавший то в защите, то в нападении, вносил в игру подлинное спортивное оживление.

По-настоящему изумителен был вратарь гигантов. Казалось, что его ворота взять невозможно. Юра, хорошо знакомый с игрой лучших вратарей Союза, смотрел на андрюхинского вратаря, как на чудо. Был момент, когда Юра, перескочив через клюшки бросившихся ему навстречу защитников, оказался один на один с вратарем. Гол был неминуем. Чтобы сделать его неотразимым, Юра резко взмахнул клюшкой направо, послав в то же время шайбу коньком в левый угол ворот. Такую шайбу невозможно было взять. Но вратарь взял ее. При этом, что особенно поразило Юру, он не метался перед воротами, не размахивал своей клюшкой. Никак и ничем не выражая волнения, он спокойно ждал. Его не испугало, что Юра вышел на ворота, а защита толклась где-то сзади. В нужное мгновение вратарь хладнокровно отбил шайбу.

Счет открыла команда Андрюхина. За несколько минут до конца первого периода один из его нападающих послал шайбу в ворота с такой необыкновенной силой, что вратарь, пытавшийся рукой удержать шайбу, шедшую под верхнюю планку ворот, не смог это сделать и даже вскрикнул от боли. А шайба так врезалась в ворота, что прогнула сетку.

С результатом 1:0 закончился первый тайм. Андрюхин со своей командой остался у ограды. Он заботливо осмотрел каждого игрока, сам поправил им свитеры, зачем-то тщательно кутая шеи гигантов. Юра и его игроки ушли отдыхать в предоставленный им небольшой павильон.

— Я ожидал всего, но такого… — услышал Юра возмущенный голос одного из своих защитников.

— Чего вы злитесь? Ведь это чудо! — говорил другой. — Увидите, мы им проиграем!

— Ну, ну, — счел нужным вмешаться Юра. — Это что за разговорчики! Лично я не собираюсь проигрывать…

— Это от вас не зависит! — сердито крикнул первый. — Можно собрать команду чемпионов мира, но и она проиграет!

— Посмотрим, — сурово сказал Юра.

Едва начался второй период, как первая пятерка во главе с Юрой бросилась в атаку. Кажется, Андрюхин и его атлеты не ожидали такого натиска. Они были опрокинуты, прижаты к воротам и делали одну ошибку за другой.

— Шайбу! — орали зрители, воодушевленные этим зрелищем. — Даешь шайбочку! Жми!

Несколько раз за андрюхинскими воротами вспыхивала красная лампочка. Но каждая из этих вспышек свидетельствовала не о голе, а лишь о слабых нервах того, кто включал лампу…

Юра со все большим раздражением видел, что, если бы не виртуозная, сказочная игра вратаря, команда Андрюхина потерпела бы полный разгром. Но с вратарем ничего нельзя было сделать. Он был непробиваем. Юра попытался затолкнуть его в ворота вместе с шайбой, но вновь ощутил, что налетел на ту же глухую стену, тот же неумолимый чугун. Вратарь даже не покачнулся.

Между тем игра переместилась в зону защиты Юриной команды. Теперь уже у их ворот одно напряженное мгновение сменяло другое. Зрителей лихорадило. То и дело они словно взрывались глухими вскриками. Назревал гол. Два раза Юра спасал свои ворота, успевая вовремя защитить их взамен выскакивавшего, излишне резвого вратаря. В третий раз два андрюхинских игрока, вылетев прямо на вратаря, вместо того чтобы бить по воротам, ни с того ни с сего принялись лихорадочно перепасовывать друг другу. С трибуны это было похоже на то, как если бы их дергали за веревочку. Раздался громовый хохот. Потом начались выкрики:

— С поля!..

— Мазилы!..

Почему-то кричали:

— Профессора Ван Лан-ши! На помощь!

Кто этот профессор, и какое отношение он имел к гигантам?

Крики тонули в хохоте, смысла которого Юра не понимал и даже готов был принять на свой счет. Впрочем, знаменитая выдержка ему пока не изменяла: он вел бой, как всегда, расчетливо, умно, напористо и красиво. Но старцы его играли все хуже. Похоже было, что они махнули рукой на игру. Или устали? Во всяком случае, они никак не могли вырваться из своей зоны. А еще через минуту наступила развязка. Вратарь лежал на животе, выбросив вперед руку с клюшкой, а шайба, трепыхнувшись в сетке, жирно шмякнулась на лед. Счет стал 2:0.

Юра угрюмо, не глядя на своих партнеров, начал с центра. И вдруг он увидел, что стоявший против него андрюхинский игрок улыбается. Улыбка была такой замороженной, что только сейчас Юре пришло в голову, до чего его противники похожи на тех рослых, румяных манекенов, которых выставляют в витринах универмагов. Он взглянул на других андрюхинских игроков. Они все улыбались одинаковой безжизненной улыбкой, демонстрируя отличные зубы… Юре стало не по себе. Он вспомнил ощущение не то скалы, не то металла, которое появлялось у него при каждом столкновении с андрюхинскими игроками. Мелькнула сумасшедшая мысль: это не живые существа! Но если они заводные истуканы, то как же они играют в хоккей? Как успевают реагировать на каждое движение противника? Как проделывают все, что делают и живые, настоящие игроки, причем их вратарь так защищает ворота, как не смог бы ни один живой игрок в мире?

Но прежде всего — живые они или нет? В этом Юра решил убедиться немедленно. Он знал, что его сейчас же удалят с поля, и все же, не в силах более терпеть томительную неизвестность, он, делая вид, что пытается достать шайбу, сунул клюшку между ног шедшего сбоку андрюхинского игрока… Тотчас раздался свисток великолепно проводившего встречу судьи. Толчок был, однако, таким, что от него свалился не только андрюхинский игрок, но и Юра. Первым вскочил розовощекий, все так же упорно улыбающийся атлет и протянул Юре руку в огромной перчатке. Юра ухватился за эту руку, но все-таки ничего не понял. Рука была как рука: даже как будто теплая…

«Ерунда какая!.. — едва не пробормотал Юра с таким чувством, с каким наши далекие предки говорили: «Аминь, аминь, рассыпься, сатана». — И что это мне пришло в голову? Ребята, как ребята…»

Но от механических улыбок ему все же было не по себе. Фигуры андрюхинских игроков дышали прямо-таки могильным холодом. И вообще, нет-нет, да и продирал по коже дикий страх, когда снова приходила мысль, что это не люди…

Вот в таком состоянии Юра ни с того ни с сего попятился в сторону перед самыми своими воротами от двух стремительно шедших на него игроков. Через мгновение жаркий стыд залил его липкой волной, но было уже поздно, счет стал 3:0. Команда Института долголетия явно проигрывала, и, кажется, дело шло к разгромному счету… Кое-как, вяло отбиваясь, она продержалась со счетом 3:0 до конца второго периода, и, понурив голову, под свист и улюлюканье что-то особенно расходившихся зрителей, игроки скрылись в своей раздевалке. Розовощекие атлеты снова остались на льду, а с ними и заботливый Андрюхин.

— Вы что, до сих пор ничего не понимаете? — сердито спросил Юру его вратарь, едва они переступили порог. — До сих пор думаете выиграть?

— Да, — отвечал Юра, впрочем хмуро и не очень уверенно.

Остальные игроки, кто ворча, кто весело подшучивая, только пожимали плечами, слушая их беседу. Один из них сочувственно поглядывал на Юру, что-то соображая.

— С кем вы играли? — продолжал вратарь.

— Со слабой командой здоровенных ребят, которых мы давно разложили бы как хотели, — сообщил Юра, — если бы не их вратарь…

— Уж не хотите ли вы сказать, что проигрываете из-за меня? — вскинулся вратарь Юриной команды.

Юра поспешил его успокоить.

— Так знайте, мое дитя, — благодушно заявил тогда вратарь, которому совсем недавно исполнилось ровно сто лет, — что впервые в истории не только хоккея, но, что гораздо важнее, в истории кибернетики сегодня на хоккейном поле Академического городка против живых людей во всех трех периодах выступают великолепные решающие устройства, оформленные в виде людей…

— Как вы сказали? — тихо переспросил Юра. — Оформленные?..

— Ну да. Что же вас удивляет? Нам пора бы привыкнуть и не к такому… Говорят, один из канадских учеников Андрюхина, талантливейший Лайонель Крэгс, населил в южных морях чуть ли не два острова механическими черепахами… Он оформил свои машины в виде черепах. Это не имеет никакого значения…

— Не имеет значения? — повторил Юра.

— Ни малейшего! Важна специализация, то есть программа, заданная машине. Конечно, любой из игроков, выступавших против нас, способен производить с невероятной быстротой и сложнейшие вычисления, заменяя один сотню самых квалифицированных математиков… Но сегодня они работали по другой программе. Они играли в хоккей.

— Это я видел! — закричал Юра. — Но как? Как? Я понимаю, что машина может двигаться, может бить клюшкой по шайбе. Я сам собирал простейшие решающие устройства. Но в хоккее необходимо принимать мгновенные решения из десятков возможных и неожиданных. И ведь я видел — они, эти, как вы говорите, машины, принимали такие решения сами! Сами! Что ж, они умеют думать?

— О нет!.. Андрюхин сумел составить великолепную программу, а машины, может быть, даже улучшили ее… Не понимаете? Странно… Я слыхал, что вы интересуетесь кибернетикой… Ну что ж, вам придется основательно подучиться. Пока я рекомендую поразмыслить над тем, что самое сложное действие, требующее сотен и тысяч различных операций, можно «вложить» в машину в виде цепочки самого простого выбора — «да» или «нет» — для каждой операции. Этих «да» или «нет» может быть бесконечно много, и они могут чередоваться с невероятной быстротой. Каждому «да» или «нет» соответствует определенный сигнал в машине, — скажем, электрический сигнал, который вызывает действие, реакцию…

— Слушайте, я, кажется, нашел! — вскричал в этот момент тот игрок, который присматривался к Юре с сочувственным интересом и не терял надежды выиграть. — Объяснять некогда, нам пора на поле, но я прошу вас тщательно следить за мной и бросать шайбу, как только я сделаю обманное движение… На ворота мы идем вместе!

Юра кивнул головой, хотя уже не верил, что удастся пробить хоть одну шайбу.

Их встретил веселый, насмешливый шум трибун. Откуда-то появились не только трещотки и губные гармошки, но даже чертики «уйди-уйди», противным писком сопровождавшие все движения Юриной команды. Когда же на лед выехали игроки команды Андрюхииа, их приветствовали аплодисментами и громовым рявканьем двух медных труб, притащенных из клуба веселыми энтузиастами. Лихо вертясь в центре поля, Андрюхин преувеличенно любезно раскланивался с трибунами. Неожиданно Юре пришла в голову простая мысль, что все эти страшно занятые и, наверно, очень уставшие люди отлично развлекаются и отдыхают сегодня вечером. Ему стало легче, он подтянулся.

— Ничего, ничего, — проворчал игрок, который что-то придумал. — Сейчас мы им докажем, что люди — это, знаете, люди…

Все-таки, когда началась игра, Юра не мог отделаться от странного и жутковатого чувства. На него, ловко двигая ногами, размахивая или скользя клюшкой, улыбаясь и даже криками подбадривая иногда друг друга, двигались, увертываясь или пробиваясь вперед, не люди, а машины… На мгновение его посетила страшная мысль, что все здесь не настоящее: и зрители, и его старики, и сам Андрюхин… Что все это чудовищные, умные машины… Но усилием воли Юра отбросил этот кошмар… А через минуту игра уже втянула его в свой бешеный темп.

— Давай! Давай! — орали с трибуны, явно насмешливо приветствуя Юру и его партнера, которые без особых трудностей прорвались к воротам противника и толклись перед ними, видимо не зная, что же предпринять против непробиваемого вратаря. Они уже не то четыре, не то пять раз огибали ворота, разыгрывая между собой шайбу, даже пытались ее забросить, делали искуснейшие обманные движения, но вратарь стоял, как скала.

И вдруг вспыхнула красная лампочка! Трибуны взорвались было смехом, но смех тут же замер, лампочка не гасла! Это был гол, настоящий, полноценный, убедительный, бесспорный классический и неотразимый гол! И тогда, поняв наконец, что непробиваемый андрюхинский вратарь пробит, трибуны словно сошли с ума. Десятки людей, сбивая друг друга, ринулись на тесное хоккейное поле, смяли и растворили в своей массе игроков, пробились к Юре, и он сам не успел еще понять, каким образом ему удалось забросить шайбу, как оказался в воздухе, подбрасываемый сильными руками.

— Ура! — раздавалось вокруг на этот раз без всякой насмешки, а с искренним восхищением. — Ура, Сергеев! Ура, Бычок! Вот это был удар!

Наконец Андрюхину кое-как удалось установить порядок. Он подошел к оправлявшемуся после полетов Юре и, подозрительно глядя на него, спросил:

— Вы забросили шайбу?

— Вроде я, — смущенно улыбнулся Юра.

— Это невозможно! — строго сказал Андрюхин. — Понимаете — это исключено!

Юра растерянно развел руками, оглядываясь на своих игроков и отыскивая того, который вместе с ним был у ворот, и ища у него поддержки. Но тот стоял сзади всех и, кажется, прятался.

Среди общей тишины Андрюхин подошел к своим воротам, где невозмутимо стоял и улыбался только что пропустивший шайбу вратарь, и с расстояния в два — два с половиной метра страшным, кинжальным ударом погнал шайбу в ворота. Вратарь легким движением, словно шутя, спокойно парировал этот смертельный удар. Раз за разом все сильнее, все неожиданнее Андрюхин бросал шайбу, но вратарь не пропустил ни одной…

Андрюхин позвал Юру. Несколько секунд из различных положений, с самых близких расстояний, без всякой защиты Юра метал шайбу, но безрезультатно.

— Вы видите, что шайбу забросить невозможно! — сказал повеселевший Андрюхин.

— Но я забросил ее, — упрямо возразил Юра, поддержанный одобрительным говором зрителей.

— Судья, — крикнул Андрюхин, слегка хмурясь, — прошу продолжать игру!

Впрочем, последовавшие тотчас пронзительные свистки были даже излишни: зрители со всех ног убегали с поля, торопясь занять места и смотреть дальше эту необыкновенную игру, принявшую такой неожиданный оборот.

Едва возобновилась игра, как Юра со своим партнером вновь очутились перед воротами противников. Теперь они не крутились у ворот. Юра бросил шайбу в правый угол, и вратарь, который всегда оказывался на месте, на этот раз метнулся почему-то в левый угол… Шайба скользнула в ворота и скромно улеглась в углу под сеткой… Счет стал 2:3!

Музыканты-трубачи ревели что-то оглушительное и дикое, что сами они потом назвали маршем преисподней. Не было ни одного зрителя, включая аккуратнейших чистюль-старушек из Института долголетия, который не орал бы от восторга во всю глотку. В воздух летели шляпы, кепки, ушанки, кашне, а кто-то в припадке восторга метнул вверх даже пару калош. Их падение произвело отрезвляющее действие, и тогда стал слышен негодующий и требовательный голос Андрюхина:

— Это против правил! Так играть нельзя-с! Я все видел!

Красный, пышущий жаром и гневом, он подскочил к Юре:

— Благоволите сказать-с — только громко, громко! — что вы бросили в наши ворота?

— Шайбу! — недоумевая, растерянно улыбнулся Юра.

Он ничего не понимал, как и большинство зрителей.

— Правильно! Очень хорошо-с! — отчеканил Андрюхин и, неожиданно крутнувшись на коньках, поймал за руку Юриного партнера. — Ну, а вы? Что бросили вы? А? Что вы бросили?

Юрин партнер пробормотал что-то невнятное.

— Громче! Громче! — потребовал Андрюхин. — Все хотят слышать!

Трибуны дружным воплем подтвердили это требование.

— Я отбросил ледышку… — выговорил наконец прижатый к стене долголетний.

— Куда вы ее отбросили?

— Право, не знаю…

— Ах, не знаете? Очень хорошо! А при первом голе вы тоже отбрасывали ледышку?

— Может быть… Я не заметил.

— И тоже не знаете, куда?

Долголетний, пожав плечами, решительно поднял голову и ухмыльнулся, как напроказивший, но упрямый мальчишка:

— Я закинул ее в ворота! И вторую тоже.

— Правильно! — заорал Андрюхин, хватая его за плечи и тут же отбрасывая. — Вы делали это на какую-то долю секунды раньше, чем Сергеев метал шайбу! Вратарь, как и положено, отбивал вашу ледышку, а в это время шайба проскакивала в ворота. Гениально придумано! Только это нарушает все правила хоккея.

— Как вы назвали этот выпуск? — спросил упрямый долголетний, кивая на розовощеких атлетов, которые носились по полю, щелкая клюшками.

— Степы, — сказал Андрюхин.

— В игре с вашими Степами старые правила не годятся.

— Вот как? — вскричал Андрюхин. — Ну хорошо! Тогда я тоже введу новые правила.

И, побежав по полю, он принялся подчеркнуто сердито поправлять шарфы каждого из своих упрямо улыбавшихся атлетов. Тотчас с ними происходила перемена. Если раньше, в течение всей игры, они двигались в быстром, но привычном для хоккея темпе, то сейчас они заметались по полю со скоростью не менее ста километров в час. Зрители, застыв от изумления, не успевали следить за их движениями.

— Что? — прищурился Андрюхин, проезжая мимо Юры. — Скисли?

— Теперь вы окончательно проиграли, Иван Дмитриевич, — сказал Юра сочувственно, посмотрев своими ясными глазами на ученого.

— Поглядим! Поглядим-с! — не поверил тот, — Начали!

При невероятной скорости игроки Андрюхина не налетали, однако, ни на противника, ни друг на друга. В этом важном обстоятельстве игроки Юры убедились, едва вышли на лед. Тогда они перестали обращать на гигантов какое бы то ни было внимание. Задача заключалась только в том, чтобы ни в коем случае не терять шайбу. Пока Степы с молниеносной быстротой, но совершенно бессмысленно метались по полю, команда Юры не торопясь проходила к воротам и, пользуясь приемом, изобретенным напарником Юры, забивала один гол за другим… Счет стал уже 7:3 в пользу долголетних, когда чей-то голос, явно не имевший никакого отношения к хоккею, но полный трагического возмущения, прорвал зловещую тишину.

Длинная, тощая, рыжая фигура опустилась на лед и, не обращая внимания на бешеную пляску игроков и сухой, как выстрелы, треск шайбы о борта, побежала, размахивая пестрой книжкой журнала, туда, где бледный от напряжения Андрюхин напрасно пытался организовать своих питомцев на защиту ворот, уже не думая о штурме…

— Немедленно прекратите этот балаган! — завопил человек с журналом, подбегая к Андрюхину. — Серьезные новости!..

— Уходите, Паверман! — зло бросил Андрюхин.

Но Паверман ухватил его клюшку, и ученому против воли пришлось остановиться.

— Если вы опять выдумали, что Детка умирает… — угрожающе начал было Андрюхин.

Но профессор Паверман, пренебрежительно махнув рукой, прервал его:

— Детка не такая сумасшедшая, как другие… Она давно спит!

— Так в чем же дело, черт возьми?

— А в том, что, пока Детка спит, а мы играем в хоккей, наши друзья из Сибирского филиала успешно передали в район Алма-Аты двух гиббонов! Гиббоны чувствуют себя отлично!

Его услышал не только академик Андрюхин, но и те, кто стоял поближе. Новость мгновенно распространилась по стадиону. Игра прекратилась, только игроки Андрюхина метались по льду, все так же улыбаясь.

Юра, ничего не понимая и чувствуя себя неловко, приблизился к Андрюхину. Вокруг обнимались, несколько человек крепко расцеловались и с Юрой. Он растерянно улыбался. Видимо, произошло событие чрезвычайное, но он не мог понять, почему поездка двух обезьян из Сибири в Алма-Ату вызвала такую радость.

По радио передали распоряжение Андрюхина: собраться завтра утром в конференц-зале городка. Хоккей был забыт, все говорили только о гиббонах…