Хотя по первому впечатлению ребят Джеральд Крук выглядел добрым волшебником, а Энн Крук - ведьмой, та большая дружба, которая потом установилась между ребятами и четой Круков, началась с душевной близости между Энн Крук и Катей Обуховой…
Еще когда они жили в приюте, миссис Крук остановила выпуклые, похожие на стеклянные глаза на Кате и велела ей подойти.
- Вы Катя Обухова? - спросила она.
- Да.
- Я - Энн Крук. Сейчас разгружают зимние вещи. Оденем сначала младшие классы, девочек. Не возражаете?
- Я? Нет…
Энн Крук повернулась, словно по команде «кру-угом!» и твердо зашагала в приютскую кладовую. Катя удивленно шла за ней. В кладовую только что сгрузили груды курток с воротниками, теплого белья, чулок, ботинок. От всего этого пахло кожей, морозом, пряжей… Тут же стояли Олимпиада Самсоновна и Анечка. Казалось, они с удовольствием принюхиваются к забытым запахам…
- Это Катя Обухова, - сказала им миссис Крук. - Она согласна. Пусть начинает?
- Пусть, - послушно кивнула Олимпиада Самсоновна.
- Мы пошли, - рубила миссис Крук, обращаясь к Кате. - Вы отвечаете за то, чтобы все маленькие девочки были довольны. Вот ключи.
Катя молча взяла ключи, а Энн Крук повернулась - «кру-угом марш!» - и увела за собой Олимпиаду Самсоновну и Анечку.
Катя растерянно смотрела им вслед, сжимая ключи…
Когда через двое суток все девочки младших классов были одеты в зимнее и им подогнали, как умели, белье, суконные сарафаны и пальтишки, Катя хоть и побледнела от усталости, охрипла и еле двигалась, но чувствовала себя счастливой…
За эти двое суток Энн Крук ни разу не заглянула в кладовую. И когда с младшими было покончено, она не похвалила Катю и не упрекнула ни в чем, а велела опять:
- Одевайте старших девочек.
Конечно, и Тося и другие старшие помогали Кате возиться с малышами, копались во всех вещах, между делом облюбовывая себе наряды… Но потребовалось множество дипломатических ходов, выдержка, такт и весь Катин авторитет, чтобы и эта бурная процедура кончилась благополучно…
- Кому поручим одевать мальчиков? - осведомилась Энн Крук, когда Катя доложила ей, что с девочками удалось разобраться.
- Ручкину, Гольцову и Колчину, - посоветовала Катя.
- Давайте, - кивнула миссис Крук. Катя назвала фамилии тех же ребят, которых рекомендовала Олимпиада Самсоновна. - Скажите от моего имени, пусть берутся за дело. Они вас послушают?
- Конечно, - пожала плечами Катя и этим окончательно завоевала доверие решительной американки.
Через день Круки пригласили Катю на вечерний чай. Когда Катя пришла, миссис Крук сообщила:
- Джеральд, это Катя.
- Я знаю, дорогая, - пророкотал мистер Крук, широко улыбаясь.
- Она будет мне помогать.
- Очень хорошо, дорогая.
Едва они уселись за стол, как миссис Крук уставилась на Катю круглыми, голубоватыми глазами и сказала:
- Вы хотите что-то спросить?
- Да, - призналась Катя. - Я хотела спросить, с кем же сейчас ваши дети…
Джеральд выпрямился, и лицо его, казалось, вытянулось. Но Энн Крук не дрогнула. Как обычно сухо, она сообщила Кате:
- Бог не дал нам детей.
- Мы подружились с сотнями детей, которых можем считать почти своими, и в Европе, и в Центральной Америке, и в Китае, - мягко добавил мистер Крук.
- Джеральд хочет сказать, - пояснила Энн Крук, - что мы с двадцати лет работаем в организациях Красного Креста, и почти все время с детьми…
Они стали рассказывать, и у Кати скоро заблестели глаза. Ей почудилось, что ожил мамин и ее любимец, покровитель всех обездоленных, доктор Гааз, да еще с женой… Круки объездили полмира, спасая белых, красных, черных, желтых детей от верной гибели… Они не хвастались. Напротив, они искренне огорчались, что делали куда меньше, чем было необходимо, и что многие тысячи детей все-таки погибли…
- А почему вы решили помогать нам? - спросила Катя.
Круки переглянулись. Потом Энн взглянула на Катю, и лицо ее смягчилось:
- Нам показалось, что вы не переживете эту зиму.
Катя очень удивилась:
- Что вы! Мы бы как-нибудь перекрутились. Вот в Петербурге был голод, это да, и все-таки жили… - Тут у нее лицо словно осунулось, тени под глазами стали чернее. Но, не поднимая глаз и что-то невидимое перебирая пальчиками на столе, она вежливо объясняла: - Мы все вместе, понимаете? Это очень важно… Очень важно, когда все вместе… Надо спасать тех, кто всеми покинут…
Миссис Крук покачала головой:
- Поздно. Все решено. Будем заниматься вами.
- Почти восемьсот ребят - это немало! - радостно улыбнулся Джеральд. - Восемьсот жизней…
И они вдруг притихли, склонив головы и что-то шепча. Катя смущенно отвернулась, но все же косилась на Круков. Похоже, они молились.
- Надеюсь, Робинсу больше повезет у большевиков, - вздохнув, бодро сказала потом миссис Крук, будто разговор и не прерывался молитвой.
Джеральд оживленно согласился, а Катя с любопытством уставилась на миссис Крук:
- Разве ваш Красный Крест работает и у… - она чуть не сказала «у наших», но запнулась, - …там, на той стороне, у большевиков?
- Дитя мое, - торжественно произнес мистер Крук, - мы стараемся быть везде!
- Значит, вы не за Колчака?
Круки снова переглянулись, и Энн сделала такой жест, будто что-то решительно отбросила:
- Мы всегда за детей. Только! В Китае условия были не лучше. Одни генералы дрались против других, уезд на уезд, а дети гибли. Там погибло очень много детей… Но еще хуже - диктаторы в странах Центральной Америки и Карибского бассейна. Чем меньше страна, тем ненасытней и кровожадней диктатор. Что же вы думаете, мы были за этих генералов, диктаторов? Мы спасали детей…
У Кати блестели глаза. Она смущенно улыбалась. Эта суровая Энн Крук ей чем-то напоминала маму. Дома у них тоже не принято было «лизаться», как говорила мама, воспитывалась сдержанность чувств.
- Вы хотите что-то спросить? - сухо заговорила миссис Крук.
Катя покачала головой.
- Неправда, - уставилась на нее рыбьими глазами миссис Крук.
- Не спрашиваю, значит, не хочу, - попыталась в тон ей отвечать Катя, но не выдержала и улыбнулась: - Не сейчас…
Она хотела уйти, но они попросили ее еще посидеть. Катя поняла, что чем-то им тоже нравится, и обрадовалась… А вообще-то Крукам тут, конечно, нелегко… Может, они устали от вечных скитаний, тяжелых забот. И им хотелось посидеть у мигающего каганца пусть с чужой, но славной девочкой, которая по возрасту могла быть их дочкой.
Они спрашивали Катю о ее родителях, о том, с кем она дружит, почему Катя назвала фамилии Ручкина, Гольцова, Колчина…
- Ручкин - это тот парень, который нашел мои перчатки? - многозначительно подмигнул мистер Крук.
Энн зашипела на него, но перестала, увидев, как улыбается Катя… Почему-то Ларька решился прикинуться жуликоватым, вроде Ростика. Катя не собиралась его выдавать. И вообще она теперь отвечала сдержанно, скупо, как ни нравились ей Круки. Ларька велел держать с Круками ухо востро. Хотя, наверно, это глупо. Катя хотела бы жить, как они - путешествовать по всему свету и помогать несчастным…
Вскоре после этого чаепития, накануне отъезда из приюта, Аркашка поделился с Ларькой своими планами:
- Надо пощупать Майкла! Он же свой парень!
- Ну да? - скептически хмыкнул Ларька. Впрочем, Смит нравился и ему.
Аркашка настаивал на своем, и Ларька только пожал плечами:
- Если тебе пришла охота схлопотать по носу, валяй.
- Я расскажу ему о краскоме, - загорелся Аркашка.
Ларька нахмурился, молча рассматривая друга.
- Не, о знамени не скажу, - понял Аркашка.
Но когда он сошелся со своим любимцем, Майклом Смитом, и начал было рассказ о краскоме, что-то сразу стало мешать.
Аркашка не мог понять, в чем дело! Почему-то он утратил все красноречие, стал косноязычен, бесконечно повторял «значит», «понимаете», попытался подогнать себя звонкими фразами, вроде «Знаете, это был необыкновенный человек!», но ничего не выходило и становилось совестно. Он не знал, как теперь выпутаться.
Смит глядел на него с интересом. Потом, пожалев Аркашку, вежливо спросил:
- А как его звали?
Аркашка смутился еще больше.
- По-настоящему - не знаю, - признался он.
- У него было прозвище?
- Нет, в отряде его звали - Павел или Командир…
- А вы как его называли?
- Товарищ краском…
- Вы - настоящие ребята, - решил Майкл, сплевывая изжеванную резинку.
- Кто?
- Ну, вы и ваши товарищи, которые бежали на фронт.
- Это я один, - пробормотал Аркашка. Он чувствовал двойное неудобство - и оттого, что врет, и оттого, что одному себе приписывает всю славу…
Решив разом покончить с этими осложнениями, Аркашка брякнул:
- А вы?
Смит поднял на Аркашку твердые, внимательные глаза, и неожиданно в них мелькнуло что-то общее с пронзительным взглядом Валерия Митрофановича - мелькнуло и тотчас исчезло…
- Почему я не убежал на фронт? - спросил Смит спокойно. - А на какой?
Аркашка покраснел, насупился; огневые, черные глаза метнули из-под ресниц искры.
- Выходит, вы за Колчака? - спросил он глухо.
Смит спокойно покачал головой и отрезал:
- Нет.
- Тогда вы за нас! - засуетился, разом оживляясь и добрея, Аркашка. - Ну, я же знал, какой вы человек! Вы человек что надо! Пойдете с нами! Пойдем шагать по планете! Даешь мировую революцию!
Смит был, видимо, удивлен, но так же спокойно покачал головой и твердо сказал:
- Нет.
- Как нет? - растерялся Аркашка. - А за кого же вы?
Тогда Майкл чуть заметно улыбнулся, поднял ладонь с длинными, гибкими пальцами и приложил ее к груди:
- Я за себя.
Всех ребят очень интересовали Круки и Смит. Разобраться в них было не так-то просто, хотя Ростик, например, уверял, что он видит американцев насквозь… Жадины! Почему - жадины, Ростик не объяснял, только энергично и пренебрежительно отмахивался от вопрошавших… Все понимали, что теперь многое в их судьбе зависит от этих американцев. Володя, который явно нравился мистеру Круку, считал, что ему беспокоиться не о чем, и поучал других. Ростик все-таки был уверен, что в любой момент облапошит этих американских провинциалов. Тося по секрету твердила девочкам, что Майкл Смит смотрит на нее как-то особенно. Многие уже в поезде начали зубрить английский и, завидя кого-нибудь из американцев, случайно выпаливали фразу или хоть слово по-английски. Иные, напротив, считали своим долгом всячески делать вид, что чихать они хотели на каких-то американцев. Так что суеты и волнений хватало.
Беседа Кати с Круками за чаепитием и наскок Аркашки на Смита также подверглись обсуждению в узком кругу, с участием Ларьки, Гусинского и Канатьева.
Катя призналась, что ей очень понравились Круки, их удивительная работа и что для себя она не желала бы лучшей судьбы.
- Тю, - печально ухмыльнулся Ларька.
- В последнее время, - сказала Катя, помедлив, чтобы ее фраза прозвучала еще обиднее, - вы, Ручкин, изрекаете только междометия…
- Хотите, скажу без междометий?
- Да, пожалуйста.
- Ненавижу таких Круков.
- И лопаете их еду? Носите их одежду? Это честно?
- Да, честно. - Он сердито смотрел на Катю, заведенный, как пружина. - Это не ихнее - еда, одежда, поезд - все!
- А чье? - Катя посмотрела на него сверху вниз, но так как они были одинакового роста, из этого мало что вышло. - Ваше, что ли?
- Да уж скорее мое. Откуда они взяли свои консервы? Это барахло? - Ларька дернул себя за ватный рукав.
- Купили, надо полагать. Не украли же.
- А я думаю - украли! У своих же, у бедняков. У негров, например. И вообще у рабочих. Они, буржуи, всегда крадут. Вы что, не знали? Только умеючи крадут, втихомолку, научно, не так, как наш Ростик. А потом бросают копеечку. Может, они в бога верят, в рай желают, может, просто хотят похвалиться. А Круки хватают эту вонючую копеечку и на нее покупают таких, как вы! Ах, мы спасаем деточек!.. - передразнил он разом и Катю и Круков. - Спасайте их от буржуев! - заорал Ларька. - Делайте революцию! Тут и спасенье, и все!.. А за это, - Ларька снова дернул себя за ватный рукав, - я ихнему рабочему скажу спасибо или бедному негру!
Катя выслушала его, стиснув зубы, и еле дождалась, чтобы холодно негромко сказать:
- Как ни кричите, а Круки лучше вас.
Ларька задохнулся от возмущения.
- Конечно. Они для нас все делают. А вы болтаете всякий вздор и еще их оскорбляете. Это подло.
Катя встала и быстро ушла.
Мальчики сидели, понурив головы. Даже Ларька молчал, только раз и другой залез пятерней в свои роскошные рыжеватые кудри…
- Зря ты так, - нерешительно заговорил Аркашка. - Все-таки девчонка…
Ларька презрительно хмыкнул, а Гусинский выкатил круглые глаза:
- Что значит - девчонка? Или она понимает, и тогда идет с нами. Или не понимает - тогда на что она нужна!
Даже Ларька засомневался, справедлива ли такая беспощадная постановка вопроса… Может, поэтому информация Аркашки о попытке вовлечь Майкла Смита в борьбу за мировую революцию прошла спокойнее, чем можно было ожидать.
- Все они только за себя, - отмахнулся Гусинский. - Буржуи! Разве они могут за народ?
- Все-таки сказанул, как думал, честный парень, - похвалил Ларька Смита. - Не виляет, как эти Круки…
Потом, когда Ларька был уже один, к нему подошла малоизвестная девочка, очень некрасивая, и молча, осуждающе сунула черную матросскую ленточку и катушку с остатками черных ниток…
- Вот это да, - сказал Ларька, скаля зубы. - Сплошной траур.
И он замахнулся, не зная, куда швырнуть дорогие сувениры.
- Грош вам цена, мальчишкам! - с негодованием отозвалась девочка.