Круки были крайне огорчены тем, что ребятам так не повезло, что война еще раз отсекла их от дома.
Операция в Харбине, когда мистер Крук сумел обменять обесцененные царские рубли и пустопорожние керенки на полновесные доллары, была тоже не простой. Но капитан японского сухогруза «Асакадзе-мару» соглашался предоставить свое судно для перевоза детей в Штаты только за доллары.
Нелегко достался Крукам и тот митинг, где на них смотрели полторы тысячи детских глаз, и многие не только с недоверием, с ожесточением, но и с презрением, с вызовом…
Слава богу, все это осталось позади. Дети поняли, что иного выхода нет. И хотя время от времени на мистера Крука набегали гнетущие мысли о том, как встретят в Штатах их необычную одиссею с красными детьми, но сейчас и с этим было поздно считаться. Он подписал с капитаном Торигаи договор. Капитану Торигаи был вручен аванс, в долларах конечно. Капитан Торигаи был приземистый, крепкий, широкий, как ворота. С таким капитаном не пропадешь. Приятно смотреть, как он улыбается, приятно слушать, как он хвалит свой корабль. И все, о чем раньше было договорено, капитан Торигаи выполнил.
Твиндеки, где обычно размещался груз, Торигаи переоборудовал под жилье для ребят; здесь без труда могут разместиться несколько сотен человек.
Пассажирских кают на сухогрузе имелось только двенадцать. Их займут миссис и мистер Крук, Смит, шесть учителей, врач, завхоз и шеф-повар.
Судно было грузовое, но содержалось в исключительном порядке и чистоте. Даже миссис Крук ни к чему не могла придраться. Капитан Торигаи предоставил ей возможность облазить корабль сверху донизу, хотя это было и не так просто. Водоизмещение, что ни говори, десять тысяч тонн! Это не какая-нибудь каботажная шхуна… И ход соответствующий - десять узлов.
Миссис Крук честно призналась, осмотрев судно, что хотела бы видеть и американские сухогрузы в таком идеальном состоянии. Капитан Торигаи еще шире расплылся в довольной улыбке. Он гордился своим «Асакадзе-мару» и имел для этого все основания.
Капитан проводил чету Круков на причал, где с подошедших военных транспортов продолжалась разгрузка зеленых японских танков. Несколько танков, лязгая и громыхая, уползали от причала, заволакивая все удушливым черным дымом.
- Еще раз напоминаю, капитан, - строго твердила миссис Крук, несколько раздосадованная тем, что не обнаружила на «Асакадзе-мару» никаких недостатков, - мы будем неукоснительно соблюдать режим дня. Подъем. Зарядка. Занятия. В том числе занятия детского хора и оркестра. Дежурства детей. Все строго в установленные часы.
Капитан Торигаи улыбался еще ослепительнее, решительно во всем почтительно соглашаясь со строгой миссис Крук.
- Сегодня и завтра - баня, - сообщила ему миссис Крук. - Это не так просто, вымыть перед плаванием всех детей… Послезавтра в десять ноль-ноль начинаем посадку.
Капитан позволил себе заметить, что «Асакадзе-мару» готов хоть сейчас принять драгоценный груз.
- Я думаю, дорогая, - несколько оживился мистер Крук, - что мы за час до посадки пришлем наш оркестр! Пусть приготовится и играет во время посадки…
Энн Крук проницательно взглянула на мужа.
- Не волнуйся, Джеральд, - твердо сказала она. - Все в порядке…
Они распрощались с любезным капитаном и двинулись к выходу в город. Тяжело и страшно было смотреть, как вопящие, теряющие человеческий облик толпы русских господ требуют, чтобы их забрало из родной страны любое иностранное судно, лучше военное… Потом Круки подождали, пока маленький японец в очках проверит их пропуск, миновали цепочку японских солдат со штыками наперевес… День был солнечный, тихий; только нестерпимо громыхали и воняли позади танки… У Круков росло приятное ощущение, что все скверное позади, теперь все ясно. Они невольно вздохнули полной грудью, когда вышли из порта. Взглянув друг на друга, улыбнулись…
И тут к ним кинулся не похожий на себя Смит, вспотевший, в пыли, с перекошенным лицом:
- Я третий час пытаюсь вас найти! - сорвался он на крик. - Вы знаете, что происходит?
Круки смотрели на него с немой укоризной. Им только что было так хорошо…
- Бунт!
- Бунт? - повторил мистер Крук, оглядываясь.
- Да не в городе! У нас! Взбунтовались эти так называемые дети…
Около Смита вертелся Ростик. Он был в форме скаута, которая никогда ему не шла, а сейчас особенно выглядела нелепо.
- Психи! - пожаловался Ростик. - Не хотят в Америку…
- Красный бунт! - оборвал его Смит. - Командует, конечно, Ларька Ручкин. Его давно надо было убрать, но меня же не слушали! Они воспользовались тем, что все учителя ушли в город купить кое-что в дорогу. В здании остались одни дети. Я вышел на несколько минут, в аптеку. Когда вернулся, двери оказались на запоре. Я потребовал, чтобы открыли. Тогда на балкон вышел этот Аркашка… Колчин. Вы посмотрели бы, в каком виде! Впрочем, вы еще им насладитесь. В каких-то отрепьях, полуголый! И заявил, что никаких переговоров с американцами вести не будут… Они выбросили всю одежду, всю еду, которую вы им подарили. Пока я пытался ему что-то внушить, дверь на секунду приоткрыли и выкинули вот этого… - он кивнул на Ростика. - Когда я кинулся к двери, она снова была заперта. И там смеялись!
Мистер Крук снял шляпу, вынул платок и медленно вытер лицо и голову. У него были глаза обиженного ребенка.
- Я не понимаю, что произошло?
Ростик потупился. Смит, еще не остыв от гнева, уставился было на миссис Крук, но потом предпочел смотреть на Джеральда Крука. Отвечать он, кажется, не собирался.
- Вы слышите, Смит? - ледяным голосом произнесла Энн Крук. - Мистер Крук желает знать, что произошло.
- То, что я давно ожидал, - прошипел Майкл Смит, неожиданно резко поворачиваясь к ней. - То, о чем я долбил вам несчетное число раз! Это красные, ясно? Красные! Большевики! Им по шестнадцать лет! Они в армию годятся! А что я слышал в ответ?
- Что это дети, старина, - мягко сказал мистер Крук.
Кажется, Смит выругался, но этого никто не расслышал.
Пока они бежали к школе, где забаррикадировались взбунтовавшиеся ребята, Энн Крук расспрашивала Ростика:
- Вы находились со всеми?..
- Да, миссис Крук.
- С чего началось?
- А я знаю? У них было договорено. Сняли с себя все, что вы им дали, форму, все. Надели свое, питерское дранье. Башмаков нет, так они босиком. Я их уговаривал: «Что вы, говорю, братцы, как можно, миссис Крук и мистер Крук очень обидятся». Тогда они заметили меня и выбросили.
- Почему?
- Так я разве из ихней компании!
- А из какой?
- Я сам по себе. - Ростик с гордостью выпятил грудь, оглядываясь на Смита. - Я хочу в Америку, с вами, буду все делать, что скажете…
Круки бежали, уже не слушая Ростика. Еще издалека увидели у школы японский патруль и Валерия Митрофановича. Сняв поношенную учительскую фуражку, прижимая к груди цепкие ладони, он умоляюще глядел на солдат и что-то им растолковывал.
- Просит взломать дверь, - процедил Смит. - Пустой номер. Я тоже просил…
Японцы покачали головами, показали Валерию Митрофановичу на флаг американского Красного Креста над школой и ушли, не оглядываясь.
Валерий Митрофанович в запале шмякнул даже фуражкой о тротуар, но тут же подобрал ее и сердито принялся чистить.
На балконе второго этажа время от времени появлялся кто-нибудь из ребят. Сейчас выскочил Миша Дудин. Он и правда был босиком, в латаной-перелатаной Катей рубашке и старых, мятых штанах, у которых одна штанина была выше другой.
- Боже мой! - ахнула миссис Крук. - Ужасно! Ты похож на Гекльберри Финна!
- На кого? А!.. - Мишина рожица расплылась от удовольствия, когда он понял. Впрочем, он тут же спохватился и стал важным, как заправский дипломат. - А мы с вами не разговариваем.
- Почему?
- Никаких переговоров. Ларька сказал.
И он исчез, хотя Круки умоляли его остаться.
Они довольно долго стояли перед притихшим зданием, чувствуя себя в глупейшем положении… Смит не выдержал, что-то пробормотал и ушел. Но тут же на минуту вернулся и заявил, что не намерен унижаться, а, напротив, намерен засесть в ближайшем кафе и напиться так, как никогда в жизни не напивался. Когда Круки будут готовы взломать двери, он, Смит, будет к их услугам, не раньше. Валерий Митрофанович метался перед дверью, объясняя, что там внутри все его имущество…
- Неужели они его реквизируют? - спрашивал он миссис Крук.
Тут на балконе появился Аркашка и скомандовал:
- Отойти от двери!
Круки и Валерий Митрофанович послушно отскочили в сторону, а Ростик, на всякий случай, спрятался под балконом.
Тогда двери на секунду открылись, и вышла Катя. Она была тоже не в скаутской форме, а в том стареньком питерском черном платье с кружевным воротничком, которое так когда-то любила. На ногах у нее, как с некоторым облегчением отметила миссис Крук, были все-таки хоть шлепанцы. Катя торопливо сказала:
- Я только на минутку. Меня не хотели выпустить, и может, правильно. Все-таки я надеюсь… Это так ужасно, миссис Крук! Все знают, что вы хотите сделать из нас американских шпионов. Не пустите нас домой…
Впервые в жизни миссис Крук не нашлась, что сказать. Она сердито оглянулась на мужа.
- Это неправда! - громко запротестовал он.
- Извините, мистер Крук, - тихо сказала Катя. - Вам больше не верят.
Круки переглянулись.
- Как! - вспыхнула миссис Крук. - И вы против нас?
С тоскливой жалостью Катя всматривалась в их лица.
- Я не знаю. Вы очень добры, всем верите, я люблю вас за это… А если вас обманывают?
- Да, мы были слишком добры! - гневно сказала миссис Крук. - Слишком! С вами так нельзя. Что ж, мы прикажем выломать дверь. И отведем вас на корабль силой. Если вы дошли до такой низости, что не цените всего, что для вас делается…
- Не надо так, миссис Крук, - выпрямилась Катя, опуская глаза. - Мы не хотим в Америку. Мы ничего от вас не хотим. Не только вашей одежды, но и вашей еды… Мы объявили голодовку до тех пор, пока нас не отправят домой…
- Вы не хотите нашей любви, Катя? - задыхаясь, проговорил мистер Крук. - Разве мы не любим вас всех, даже… - Он невольно взглянул на Ростика. - И мы хотим отвезти вас домой…
Катя взглянула на него, молча покачала головой и пошла ко входу в забаррикадированную школу все быстрее… Дверь на мгновение приоткрылась и снова захлопнулась.