«Асакадзе-мару» подходил к Панамскому каналу.
Они миновали чудесные страны: Калифорнию, где первые золотоискатели находили куски драгоценного металла чуть ли не с человеческую голову и где теперь рождались самые пиратские, самые ковбойские и самые смешные фильмы; древнюю Мексику, где когда-то жили Монтесума и его дочь и другие инки, тайны которых до сих пор не разгаданы; за горами, где-то там вдалеке, высился храм чародея, сокровищница древних майя - Чичен-Ица, пирамиды Солнца и Луны в Теотиуакане, горы Попокатепетль…
- Не выговоришь, - с невольным уважением покачивал головой Миша Дудин.
А дальше, на берегах очень бедной республики Гватемала, из которой американские буржуи выкачивали миллионы долларов, пошли города с еще более чудными названиями - Уэуэтенанго, Чичикаетенанго, Кетсальтенанго и другие.
Миссис Крук, которой приходилось здесь бывать, чтобы спасти хоть немного индейских детей, пока взрослых индейцев грабили ее соотечественники, объяснила, что «тенанго» на древнем языке индейцев обозначает «место», а кетсаль - это чудесная, сказочной красоты птица, начисто истребленная американцами; для индейцев Гватемалы эта птица оставалась символом свободы.
Трагические джунгли, о которых раньше ребята только читали в приключенческих романах, раскинулись рядом, манили своими тайнами, и становилось ужасно жалко, что «Асакадзе-мару» проходит мимо всего этого, не останавливаясь.
Они то и дело объясняли друг другу, что плывут в тропиках, прошли тропик Рака. Скорбели, что не удалось пересечь экватор. То и дело вспоминали, как из волосатых кокосовых орехов, только что срубленных с пальм, стоявших на берегу, пили настоящее кокосовое молоко, ели авокадо - фрукт, который даже нельзя вывозить, такой он нежный, и можно попробовать только здесь, в тропиках. Видели, как попугаи свободно летают на окраинах городов, все равно что у нас воробьи. И конечно, любовались Южным Крестом, любимым созвездием моряков, которого нет на питерском северном небе…
- Какие-то две недели, - говорила Катя, прижимая к груди кулачки, - и мы пройдем Панамский канал. А там - на север… И никогда больше ничего этого не увидим…
Но душной, непроглядно черной ночью становилось иногда как-то совестно. Катя вертелась на своей койке с боку на бок, и все пронзительнее будоражили мысли о маме, о братьях и о том, что она, молодая, сильная, до сих пор только читала о докторе Гаазе, слушала о революции, а никому не сделала ничего доброго. Люди воюют за правду, истекают кровью, гибнут, а она, выпускница гимназии, Екатерина Обухова, третий год болтается на суше и на море неизвестно зачем…
Утром мимо проходили берега республики Сальвадор, джунгли, поросшие невиданной красоты орхидеями… Плыли гроздья каких-то белых цветов, похожих на нашу акацию…
- Нет, нет, не трогайте, - сказала миссис Крук, - это флорифундея, дурман… Достаточно десять минут подержать такую ветку в комнате, и обморок обеспечен, придется вызывать врача… - И добавила, с прискорбием глядя на вывернувшегося откуда-то Ростика: - Да, да, флорифундеей пользуются местные воришки… Подбросят незаметно цветов, а потом спокойно чистят квартиру.
- А я при чем? - немедленно оскорбился Ростик. - Вот так всегда. Как что, так Гмыря…
Но тут общее внимание привлек знаменитый вулкан Изолько. Моряки всех стран прозвали его Тихоокеанским маяком. «Асакадзе-мару» шел километрах в двадцати от берега, и все же на бледно-голубом, небе четко обозначился сначала, словно раскаленный нож, пук пламени, потом султан белого пара и дыма…
- Так каждые восемь минут! - торжественно объявил мистер Крук. - Можете проверить по часам!
И он протянул Мише Дудину часы, которые тот немедленно взял. К часам тотчас нагнулись голов двадцать, так что Миша, как ни старался лично проверить точность вулкана Изслько, мало что мог установить. Но его помощники, жадно отсчитывая минуты, с удовлетворением отметили, что вулкан не подвел и выдал в небо новый раскаленный нож и новый султан пара точно через восемь минут…
В следующие дни проходили берега Коста-Рики, республики, где землетрясения угрожают ежеминутно…
Панамский канал проходили целый день. «Асакадзе-мару» вошел в канал в семь часов утра, а вышел в шесть вечера. Канал открыли всего шесть лет назад, в девятьсот четырнадцатом году. Его строили почти пятьдесят лет. А мечтали о нем - пятьсот лет!
Когда пять веков назад крошечные каравеллы Колумба с нашитыми на парусах красными крестами, преодолев Атлантический океан, подошли из Европы к берегам Америки, о существовании которой в Европе даже не подозревали, то матросы и их адмирал думали, что достигли долгожданной Индии… О богатстве Индии в европейских странах рассказывали тогда самые чудесные и нелепые сказки. Долго блуждали Колумбовы кораблики, отыскивая в Америке Индию… А то, что произошло открытие нового континента, люди поняли не сразу. Америка их не очень интересовала, хотелось поскорее попасть в сказочную Индию…
Завоеватели и авантюристы проложили первые тропинки через Панамский перешеек, самую узкую преграду на пути за индийскими пряностями, драгоценностями, золотом… Первые сотни могил выросли на этих трудных дорогах через джунгли и горы. Еще больше жизней стоило проложить каменную дорогу через перешеек… И все время продолжались поиски какого-нибудь водного пути через Америку. Прохода не было. Человеку пришлось его прорубить. Тут счет шел уже на десятки тысяч человеческих жизней.
Почти восемьдесят километров «Асакадзе-мару» шел по Панамскому каналу, в котором смешивались воды двух океанов. Незаметно отступали воды Тихого океана, сменяясь водами Атлантического. Когда к ночи стало известно, что «Асакадзе-мару» бороздит уже Карибское море и Тихий океан позади, Миша Дудин изрек, засыпая:
- Все. Один океан есть…
Теперь они шли теми знаменитыми пиратскими краями, где двести-триста лет назад хозяйничали корабли под черным флагом с изображением черепа и скрещенных костей, где сиплые, простуженные и пропитые голоса орали песни, вроде:
Но как ни всматривались в далекую синюю даль Миша Дудин и его старшие товарищи, ни одного пирата им не попалось. А ведь «Асакадзе-мару» шел мимо Больших Антильских островов - Ямайки, Гаити, Кубы, мимо Багамских островов, по Карибскому, самому флибустьерскому морю, где, казалось, еще носились кровавые тени капитана Флинта, Черного Пью, Билли Бонса, долговязого Джона Сильвера, а также капитанов Дрейка, Моргана, Кидда и прочих джентльменов удачи. И даже в знаменитом Бермудском треугольнике, где, правда, не водились пираты, но где теперь, в двадцатом веке, таинственно исчезали суда, словно проваливались в тартарары, с «Асакадзе-мару», к великому сожалению ребят, не произошло ничего.
Двадцать шестого августа 1920 года, во второй половине дня, «Асакадзе-мару» входил в бухту Нью-Йорка.
Города еще не было… Только там, куда показывали Круки, прижимался к горизонту дым или туман. Позади оставались какие-то острова, длинная коса с лентой прибрежного песка, на который сыпалась сажа из высокой трубы. Потом прорезалось на далеком берегу белое копье маяка. По бухте сновали лодки с косым парусом, пароходики, пароходы и пароходища…
Над самыми большими кораблями высилась огромная фигура женщины с факелом в руке. Мистер Крук объяснил, что это знаменитая статуя Свободы, стоит она лицом к старой родине белых американцев, Европе, и приветствует всех, переступающих порог Соединенных Штатов…
- А почему она не улыбается? - спросил Миша Дудин.
Каменная женщина выглядела очень сильной, но ее неподвижное лицо было грустным. И невиданной мощи Нью-Йорк, который возвышался над океаном, закрывал горизонт, подпирал небо, тоже не улыбался.
Нью-Йорк не походил ни на один русский город. Он не был похож даже на Сан-Франциско. Казалось, это и не город вовсе и живут тут не люди, а кто-то другой. Смотреть на него было страшновато и заманчиво…
Все виднее становился чудовищный город. Его здания упирались в серое небо, оно старалось убежать, а здания вытягивались все выше и рвали небо на клочья грязных облаков. Над самыми высокими домами, над дымами фабричных труб висел загадочный гигантский мост.
Когда стемнело, вспыхнули до горизонта пожары белых и цветных огней. Они подмигивали, бешено вертелись, рассыпались искрами, гасли и вспыхивали, добираясь до самой Луны и проваливаясь в черноту океана. Но сколько они ни приплясывали и ни кривлялись, все равно было очень тихо, и веселился только Ростик и его компания. А колония молчала.
«Асакадзе-мару» провел ночь на дальнем рейде; никто с корабля не сошел. Это была самая тихая, задумчивая и грустная ночь, полная невысказанных надежд…
Тося, прижимаясь к Кате, спрашивала:
- А сколько от Нью-Йорка до Петрограда?
- Восемь тысяч верст.
- А сколько мы уже проехали?
- Считай: от Петрограда до Владивостока пусть будет девять тысяч верст. Он Владивостока до Сан-Франциско - восемь тысяч. От Сан-Франциско до Панамского канала - почти шесть тысяч. И от канала до Нью-Йорка больше трех…
- Девять, восемь, шесть и три… Двадцать шесть тысяч!
- Видишь! А осталось - только восемь.
- Столько же, сколько от Владивостока до Сан-Франциско? Значит, двадцать дней! Сегодня двадцать шестое августа. Шестнадцатого или семнадцатого сентября будем дома!
- Ты, что же, не хочешь посмотреть Нью-Йорк?
Тося поежилась:
- Нет, надо, конечно, побывать. Представляешь, приедем домой… Совершили кругосветное путешествие! Ходили по Нью-Йорку… Все знакомые девчонки лопнут от зависти! А мальчишки… Нет, ты представляешь? Скорей бы, честное слово… Ты что? - Тосе показалось, что Катя сникла и вроде бы похолодела…
- Если они живы, - тихо сказала Катя.
- Кто?
- Девчонки. Мальчишки. Мама… Все наши.
- Ну, это ты брось!
- Все равно я сразу уеду на фронт…
- Да ты что? Надо же отдохнуть!
- Мы третий год отдыхаем.
- Ничего себе отдых! - возмутилась Тося. - Мы окончили гимназию, надо и о себе подумать. Ну что же, что я медсестра? А я крови боюсь. Ну и что, что революция? Ведь мы еще не жили! А так хочется пожить!..
- Да, - согласилась Катя. - Хочется жить. Очень.
Она понимала, что они с Тосей думают совсем о разных вещах, о разной жизни. И ей стало неловко, потому что ее, Катина, будущая жизнь, до последней минутки отданная людям, представлялась ей настолько заманчивой, великолепной, настолько выше Тосиного «пожить», что это было даже как-то нехорошо, несправедливо… Катя пригладила пышные Тосины волосы и нежно ее поцеловала.
- Ты что? - удивилась Тося, зная, до чего Катя не любит нежничать.
- Пусть тебе будет хорошо, - вздохнула Катя.
- А что? Вот увидишь! Мне обязательно будет хорошо!
А в другой части твиндека Миша Дудин никак не мог уснуть, вертелся и вздыхал, вспоминая письмо, которое он когда-то написал главным американским буржуям…
Письмо, конечно, дошло. Что теперь делать? Он ясно видел того здоровенного шерифа, непременного участника всех американских фильмов, который с лязгом захлопнет на Мишиных руках металлические наручники… И у них еще есть электрический стул! Миша невольно привстал и увидел, что с соседней койки за ним с любопытством наблюдает Аркашка, а еще дальше - Ларька… Через минуту все узнали об опрометчивом послании Миши, и хохот, неожиданно разбудивший едва не всех мальчишек, показался Мише ужасно обидным.
- Конечно, - забормотал он, - вам что… Вы поедете домой, а мне тут пропадать…
Утром выяснилось, что в Нью-Йорк их сразу не пустят, а поселят на пустынном острове, как робинзонов.
- Опять про робинзонов, - вспомнил Миша Смита.
Раньше на этом острове жили американские солдаты, от них остались казармы, кухни, плацы, спортивный городок…
- Лучше оставаться на «Асакадзе-мару», - агитировал Миша. - Может, скорей поедем в Петроград…
Круки пригласили к себе Ларьку, Катю и Аркашку. Миссис Крук, хмурясь, заявила:
- Многие дети считают, что чуть ли не завтра «Асакадзе-мару» пойдет в Петроград.
- А он не пойдет, - не то спросил, не то констатировал Ларька.
- Капитану нужна неделя, чтобы подготовиться к этому переходу!
- О, неделя? - обрадовался Аркашка. - Это мы переживем.
- Полагаю, никто не собирается умирать! - Миссис Крук говорила еще более отрывисто и резко, чем обычно, явно сердилась. - Хуже, что капитан не знает, куда ему плыть! И мы не знаем!
Катя, Ларька и Аркашка переглянулись.
- Как - куда? - спросили они, перебивая друг друга. - В Петроград…
- Петроград - это Советская Россия! - пристукнула кулаком миссис Крук. - «Асакадзе-мару» - японский пароход! И находится в американском порту! А ни Япония, ни Америка не признают Советскую Россию!
- Не признают? - удивился Ларька. - Как это - не признают? Она же есть! Может, они не признают, что и Петроград есть, не могут найти к нему дорогу?
Круки, все больше сердись, объяснили ребятам, что такое дипломатическое признание и как это важно. При этом миссис Крук презрительно морщилась, пожимала плечами и, наконец не выдержав, стала в открытую поносить дипломатов, всяких государственных чиновников, дурацкие выдумки о признании, непризнании… Мистер Крук, подскакивая на стуле от ужаса, пытался ее удержать от наиболее красочных выражений.
Но как ни удивлялись ребята, как ни негодовали Круки, выходило, что «Асакадзе-мару» может направиться только в Эстонию, единственную страну, которая признала РСФСР…
- А есть там какой-нибудь порт? - спросил Ларька.
- Мы пытаемся это выяснить, - рявкнула миссис Крук.
- Может, лучше встретиться с товарищем Мартенсом?… - нерешительно предложила Катя. - Ведь он здесь, в Нью-Йорке, от Советской России…
- Наверно, это было бы правильно, - грустно сказал мистер Крук. - Но мы этого не можем…