Встречать Никона выбежала Бурка, и он с горечью подумал о ней: «Останется без меня». Акима больше всего обрадовала привязанная к задку саней лошадь:

— Вот это та-а-ак, этто хорошо! Дай-ка я распрягу.

В избе полыхала лучина, на столе стоял ужин, Настя стояла у светца и в бок следила за Никоном. «Хорошим стал», — раздеваясь, подумал он и полез на полати.

— Гляди, а ужин?

— Сыт.

Настя убрала со стола, спиной приникла к голубцу и вперила глаза в угол. Аким от порога подмигнул ей: все, мол, ладно! — и долго говорил о новой лошади. В плошку с водой от догорающей лучины падали угольки и протяжно шептали:

«Спи-и… спи-и…»

Вспыхнув, лучина погасла, и в светце осталась полоска золота. Темнота клубилась вокруг нее, лизала ее и шамкающе проглотила. Веки Никона сблизились, а на рассвете его так же, как и вчера, толкнуло:

«Вставай».

Он зажег и заправил в светец лучину, достал из укладки белье, в кладовушке выбрал несколько шкур, запряг купленную вчера лошадь и со двора прислушался к гулу леса.

На столе уже стояли шаньги и молоко.

«Не спят, таятся».

Никон оглядел избу, снял со стены ружье, вшитый в кожу охотничий набор и положил у двери. Потом тихо взобрался к разметавшимся детям, поцеловал их и надел тулуп.

— Поел бы. — шепнула Настя.

— Сыт.

— В дорогу собрать, поди, надо?

— Спасибо.

— Скоро ждать?

Никон задул лучину и о порога крикнул:

— Спите!..

В сенях он погладил Бурку и запер ее в кладовушку, за воротами во все стороны поклонился лесу, под уздцы подвел лошадь к залитому полымем печи окну соседа и постучал в него. Губин с порога глянул ему в лицо и отшатнулся.

— Не узнаешь? Ухожу от вас. Скажи отцу: ушел, мол, сын новое место искать. Насте скажи: не муж я больше ей.

Дом, скотину-отцу и детям…

Губин и Анна вышли за ним. Он стучал в окна изб, прощался и рос в глазах заимцев, сбрасывал шелуху хвори и становился прежним.

Сзади раздался плач, — в сарафане, без платка летела Настя, за нею бежал Аким в развевающемся тулупе.

«Костя известил», нахмурился Никон, садясь в сани, и стегнул по лошади.

— Да на кого-о-ж спокида-а-аешь! — ринулось за ним.