Живая вода. Советский рассказ 20-х годов

Ляшко Николай Николаевич

Гладков Федор Васильевич

Неверов Александр Сергеевич

Иванов Всеволод Вячеславович

Фурманов Дмитрий Андреевич

Яковлев Александр Степанович

Сейфуллина Лидия Николаевна

Романов Пантелеймон Сергеевич

Эренбург Илья Григорьевич

Шагинян Мариэтта Сергеевна

Серафимович Александр Серафимович

Толстой Алексей Николаевич

Федин Константин Александрович

Шишков Вячеслав Яковлевич

Лавренев Борис Андреевич

Шолохов Михаил Александрович

Малышкин Александр Георгиевич

Форш Ольга Дмитриевна

Бабель Исаак Эммануилович

Пришвин Михаил Михайлович

Булгаков Михаил Афанасьевич

Сергеев-Ценский Сергей Николаевич

Тихонов Николай Семенович

Платонов Андрей Платонович

Касаткин Иван Михайлович

Леонов Леонид Максимович

Тынянов Юрий Николаевич

Грин Александр Степанович

Олеша Юрий Карлович

Зощенко Михаил Михайлович

Катаев Валентин Петрович

Вересаев Викентий Викентьевич

Паустовский Константин Георгиевич

Катаев Иван Иванович

Исаак Эммануилович Бабель

 

 

Ты проморгал, капитан!

В Одесский порт пришел пароход «Галифакс». Он пришел из Лондона за русской пшеницей.

Двадцать седьмого января, в день похорон Ленина, цветная команда парохода — три китайца, два негра и один малаец — вызвала капитана на палубу. В городе гремели оркестры и мела метель.

— Капитан О'Нирн, — сказали негры, — сегодня нет погрузки, отпустите нас в город до вечера.

— Оставайтесь на местах, — ответил О'Нирн, — шторм имеет девять баллов, и он усиливается, возле Санжейки замерз во льдах «Биконсфильд», барометр показывает то, чего ему лучше не показывать. В такую погоду команда должна быть на судне. Оставаться на местах.

И, сказав это, капитан О'Нирн, отошел ко второму помощнику. Они пересмеивались со вторым помощником, курили сигары и показывали пальцами на город, где в неудержимом горе мела метель и завывали оркестры.

Два негра и три китайца слонялись без толку по палубе. Они дули в озябшие ладони, притопывали резиновыми сапогами и заглядывали в притворенную дверь капитанской каюты. Оттуда тек в девятибалльный шторм бархат диванов, обогретый коньяком и тонким дымом.

— Боцман! — закричал О'Нирн, увидев матросов. — Палуба не бульвар, загоните-ка этих ребят в трюм.

— Есть, — сэр, — ответил боцман, колонна из красного мяса, поросшая красным волосом, — есть, сэр, — и он взял за шиворот взъерошенного малайца. Он поставил его к борту, выходившему в открытое море, и выбросил на веревочную лестницу. Малаец скатился вниз и побежал по льду. Три китайца и два негра побежали за ним следом.

— Вы загнали людей в трюм? — спросил капитан из каюты, обогретый коньяком и тонким дымом.

— Я загнал их, сэр, — ответил боцман, колонна из красного мяса, и стал у трапа, как часовой в бурю.

Ветер дул с моря — девять баллов, как девять ядер, пущенных из промерзших батарей моря. Белый снег бесился над глыбами льдов. И по окаменелым волнам, не помня себя, летели к берегу, к причалам, пять скорчившихся запятых с обуглившимися лицами и в развевающихся пиджаках. Обдирая руки, они вскарабкались на берег по обледенелым сваям, пробежали в порт и влетели в город, дрожавший на ветру.

Отряд грузчиков с черными знаменами шел на площадь, к месту закладки памятника Ленину. Два негра и китайцы пошли с грузчиками рядом. Они задыхались, жали чьи-то руки и ликовали ликованием убежавших каторжников.

В эту минуту в Москве, на Красной площади, опускали в склеп труп Ленина. У нас, в Одессе, выли гудки, мела метель и шли толпы, построившись в ряды. И только на пароходе «Галифакс» непроницаемый боцман стоял у трапа, как часовой в бурю. Под его двусмысленной защитой капитан О'Нирн пил коньяк в своей прокуренной каюте.

Он положился на боцмана, О'Нирн, и он проморгал — капитан.