Утром меня разбудили три стука в дверь. Софи была уже одета. Направившись ко входу, она впустила служащего отеля, который толкал перед собой маленький столик на колесиках. Журналистка заказала два завтрака.

Дав молодому человеку на чай, она подкатила столик к нашим кроватям и поставила его между ними.

— Доброе утро, байкер-бой! — сказала она, раздвинув занавески. — Посмотрите, какое солнышко! Разве это не идеальный день для похода в… Национальную библиотеку?

Я сел и потянулся.

— А? Что такое? — пробормотал я спросонья.

Софи вернулась к столику, взяла круассан и надкусила его, с насмешливым видом глядя на меня:

— Выспались?

— Угу.

— Тем лучше. Впереди тяжелый день.

Она уселась на свою кровать, налила себе кофе и, прислонившись к стене, стала читать свежий номер «Монд».

Я никак не мог поверить, что она может быть в таком веселом настроении после всех наших передряг. Сам я с трудом оправился от вчерашних потрясений. Софи в очередной раз поразила меня.

Я тоже налил себе кофе и со вздохом взял круассан. Я чувствовал себя разбитым. Вчерашняя гонка совершенно меня измотала. С лицейских времен мне не приходилось так бегать, и я принадлежал к числу редких ньюйоркцев, игнорирующих спортзал.

Внезапно Софи приподнялась с вытаращенными глазами.

— В газете статья о нас! — воскликнула она.

Я чуть не поперхнулся своим кофе.

— О нас?

— Да. Ну, не прямо о нас… о том, что случилось в Горде. В разделе происшествий. Репортер упоминает о смерти вашего отца, о пожаре в его доме и о машине, сгоревшей позавчера. Судя по всему, он раскопал немного. «В настоящее время жандармерия отказывается от каких бы то ни было комментариев».

— Черт! Что будем делать? Так продолжаться не может… Надо куда-нибудь пойти, дать разъяснения!

— Похоже, время нас сильно поджимает! — согласилась Софи.

— Сильнее быть не может…

— Не вполне так, но мы не можем вечно сидеть в этом отеле.

— Так куда же нам отправиться? Вы хотите вернуться в Горд?

— Конечно нет. Пока нам нужно прятаться, но я не могу обойтись без своих вещей. Я хочу зайти домой…

— Это небезопасно.

— Я не обязана торчать здесь. Мне нужно взять кое-какие вещи и бумаги. Еще я должна связаться с коллегами из «Девяносто минут». Они знают, что я была в Горде. Если наткнутся на эту статью, встревожатся.

— Я полагал, что на время поисков нам не следует светиться…

— Это верно, — признала она. — Надо найти какой-то выход. В любом случае времени терять уже нельзя! Я попытаюсь ослабить давление со стороны фараонов. Если повезет, мой информатор из спецслужб сумеет немного приструнить их. Но я не уверена, что ему это удастся. Вы же пойдете в Национальную библиотеку за микрофильмом, о котором говорит ваш отец.

— А потом?

— Потом? Не знаю. Посмотрим, как пойдут дела. Мы затаимся, пока я не закончу перевод рукописи Дюрера.

Я вздохнул.

— Теперь уже нельзя отступать! — сказала Софи, беря мои руки в свои.

— Разумеется, нельзя.

Я сполна насладился этим редким мгновением. Соприкосновение наших рук. Ее ласковая улыбка. Потом она снова взялась за газету.

— Пойду оденусь.

Я встал и направился в ванную. Времени у нас не было, но я не мог обойтись без хорошего душа. Мне надо было хоть немного расслабиться, потому что я чувствовал — больше такой возможности не будет.

Растянувшись в мыльной пене, я услышал, как по ту сторону двери Софи разговаривает со своим информатором. Не вдаваясь в подробности, она дала ему понять, что нам нужна небольшая передышка. Чтобы к нам не слишком приставали. Но по тону ее голоса, когда она прощалась, прежде чем повесить трубку, я догадался, что собеседник не слишком ее обнадежил. В конце концов, стопорить жандармов — это была не его епархия.

Я вытерся насухо и, облачившись во вчерашнюю одежду, вернулся в комнату.

— Софи, вы правы, мне тоже нужны вещи! Я должен сходить за шмотками. Все осталось в Горде. Я уже три дня не переодевался!

Журналистка с улыбкой обернулась ко мне.

— А, — сказала она, увидев на мне ту же рубашку, что накануне. — Действительно. Загляните в магазин одежды, здесь, внизу. Они оденут вас с головы до ног, в нескольких экземплярах. Вам очень пойдет.

— Да? — удивился я. — Вы так думаете?

Она кивнула и вновь принялась за работу. Я не знал, смеется она надо мной или говорит серьезно. Но значения это не имело: мне нужны были шмотки, не важно какие.

Через час я уже обзавелся новым гардеробом. Наверное, меня приняли за чудака, ведь я попросил продавцов сменить на мне все, включая нижнее белье. Я переоделся в кабине и не без труда уговорил их доставить остальные вещи в отель… Впрочем, во Франции, как и везде, любую проблему можно разрешить с помощью денег.

Я вышел, чтобы поймать такси, похожий на юного яппи.

Всю дорогу шофер занимал меня разговорами о тяжкой доле жизни парижских таксистов, о жутком расписании, пробках, хамстве и этих сволочах американцах, которые норовят за все платить карточкой. Чтобы избежать дипломатического скандала, я попросил его остановиться у банка и снял наличность. Расплатившись, я решил продолжить путь пешком.

Я двинулся вдоль Сены по направлению к набережной Франсуа-Мориак. Эту часть левого берега я узнавал с трудом, настолько она изменилась со времени моего отъезда. Новый облик, новый мост, новые эспланады, новые прохожие. И еще новые названия улиц. Было нечто завораживающее в четырех башнях, выросших на серых камнях, но я невольно вспоминал старую набережную, где так часто гулял в юности. Очарование старого Парижа — конечно, грязного и суматошного, но полного жизни!

Медленно поднимаясь по серым ступенькам Величайшей из Библиотек, я восхищался роскошью ансамбля и одновременно ужасался при виде больших панно из оранжевого дерева, выставленных в окнах четырех башен. Досадная дисгармония с серо-голубоватым колоритом здания. Я шел по гигантскому двору, уговаривая себя проникнуться прелестью простоты. В конце концов, через несколько столетий именно это будет старым Парижем.

Дойдя до середины эспланады, я вдруг увидел, ощутив немалую радость, цветущие сады во внутреннем дворике библиотеки. Не все здесь было из стекла и бетона. Но все более или менее сочеталось. Я помню, как незадолго до отъезда в Соединенные Штаты сходное впечатление произвела на меня пирамида Лувра… Сначала сама идея показалась мне смехотворной, даже скандальной, но когда я пришел посмотреть на монумент, его природная красота очаровала меня. В этой стеклянной пирамиде не было ничего скандального. Напротив, никогда Лувр не казался мне таким прекрасным.

Подгоняемый ветром, который проникал в библиотечный двор, я быстро зашагал ко входу. Выполнив все административные формальности, я приступил к поискам микрофильма, хотя понятия не имел, что именно ищу. У меня был только шифр. Но мысль о том, что я ищу микрофильм, о котором ровно ничего не знаю, возбуждала меня.

Несмотря на все мое нетерпение, для начала мне следовало отыскать нужный зал. Национальная библиотека имеет две секции: над садами, где доступ свободный, и на одном уровне с садами, куда допускаются только исследователи, имеющие специальное разрешение. Оба этажа окружают этот удивительный прямоугольный сад. Припав к стеклу, я залюбовался многочисленными деревьями: заслуженный знак почтения к тем, что были использованы для создания десятков тысяч книг, заполнивших хранилища четырех высоких башен.

Если отдел микрофильмов находится внизу, я пришел напрасно, и Софи нужно будет явиться самой со своим журналистским удостоверением. Но, покопавшись в каталоге, введенным в библиотечные компьютеры, я обнаружил, что этот отдел находится в секции над садами и, стало быть, доступен для меня.

Я немного заплутал, прежде чем нашел верную дорогу в этом стеклянном лабиринте и оказался наконец в зале J, расположенном в промежуточной галерее, которая вела к башне Филологии. Это был отдел философии, истории и гуманитарных наук. Можно было вздохнуть с облегчением: я очень боялся попасть на какой-нибудь заумный математический трактат.

Поднявшись по ступенькам, я вошел в громадный читальный зал с высокими потолками. Там было очень тихо и тепло. На какой-то миг меня поразила уникальная атмосфера библиотеки. Незаметное, но осязаемое присутствие других читателей. Священное безмолвие молитвенного дома. Шелест переворачиваемых страниц, легкое потрескивание клавиатуры компьютеров, еле слышные разговоры шепотом.

Я обвел взглядом зал и галерею наверху. Затем подошел к дежурной, сидевшей за круглым окошком. Она неотрывно глядела в экран монитора, но, услышав шаги, тут же подняла на меня глаза. Это была девушка лет примерно двадцати, с темными короткими волосами и очками в толстой оправе. Своей худобой она напоминала английский манекен 90-х годов. На вид несколько бестолковая, но улыбчивая.

— Я могу вам помочь? — тихо спросила она.

Я назвал номер микрофильма, и она стала рыться в каталожном ящике, стоявшем в нескольких метрах от окна. Я ждал с нетерпением и отчасти с тревогой. А вдруг Софи ошиблась? И этот документ не имеет ничего общего с нашим делом?

Похоже, девушке никак не удавалось найти микрофильм. Ее опытные пальцы быстро перебирали сотни карточек. Дойдя до конца, она удивленно подняла брови и начала искать вновь.

Я уже с трудом сдерживал нетерпение. Быть может, нас опередили? И сумели украсть микрофильм?

Дежурная вернулась с кислой улыбкой.

— Я не смогла найти, — сказала она огорченно.

— Да? А его не могли забрать отсюда?

— Нет. Это против правил. Документы нельзя выносить из библиотеки. Но может быть, кто-то взял посмотреть. Я сейчас проверю.

Я застыл на месте. Внезапная мысль, что кто-то другой сидит в читальном зале и смотрит микрофильм, показалась мне не только правдоподобной, но и пугающей. Быть может, человек из «Бильдерберга» или «Акта Фидеи» находится всего в нескольких метрах отсюда. Быть может, он тайно следит за мной! Стараясь не показывать своей тревоги, я огляделся вокруг.

— Как странно, — вдруг сказала дежурная, не сводя глаз с экрана своего компьютера.

— Что? — поспешно спросил я.

— Этот микрофильм поступил в библиотеку почти десять лет назад, еще до того, как мы сюда переехали. За три последних года его не спрашивали ни разу, у меня сведения только за этот период… а вот за последние две недели было сразу четыре заказа! Это какая-то актуальная тема?

— Хм, в некотором роде да, — пробормотал я.

— Занятно, но никто сейчас его не смотрит, значит, он должен быть в ящике… Подождите…

Она начала вновь стучать по клавиатуре.

— Да. Вот. Вам повезло. Существует копия этого микрофильма, под другим шифром. Подождите, я посмотрю, находится ли она в ящике.

Дежурная вновь исчезла.

У меня было ощущение, что за мной наблюдают. В затылке словно покалывало. На лбу у меня выступили капли пота. А на языке — вкус, который я уже начал узнавать. Привкус тревоги. Паранойя, со вчерашнего дня покусившаяся уже на мое здоровье.

Девушка вернулась, сияя улыбкой. В руке она что-то держала.

— Вот. Это копия. Мне придется провести небольшое расследование относительно судьбы оригинала. Надеюсь, это не кража…

Она протянула мне микрофильм, лежавший в маленькой картонной коробочке.

— Спасибо, — с облегчением выдохнул я.

— Вы знаете, как с этим работать? — спросила она, усаживаясь на свое место.

— Нет.

— Пройдите в тот зал, — сказала она, указывая на галерею, — там стоят проекторы, вам нужно вставить микрофильм в прорезь под лампой… Если сами не справитесь, позовите меня.

— Большое спасибо, — ответил я, направляясь к антресолям.

Я шел быстро, поглядывая направо и налево, присматриваясь к другим посетителям, стараясь предугадать любое подозрительное движение. Однако, похоже, никто не обращал на меня внимания. Ощущение, что за мной следят, постепенно исчезало.

Поднявшись по лестнице, я вошел в небольшую комнату и с облегчением убедился, что там никого нет. На двух длинных столах стояло несколько проекторов, и я выбрал самый удаленный от двери.

Мне не сразу удалось включить его. Наконец я вставил микрофильм в прорезь. На белом экране появился длинный рукописный текст. Страницы возникали одна за другой, словно на наборной доске печатника. При малейшем неловком движении изображение менялось — мне нужно было приноровиться, чтобы увеличить тот или иной фрагмент текста. Я медленно перемотал микрофильм назад — до страницы с римской цифрой «один».

Тут я и увидел название микрофильма: «Убежище ассаев». Я с любопытством начал читать текст. Написан он был в псевдорепортерском стиле, но с явными потугами на изысканность, что для рукописи выглядело удивительным. Автор нигде не был упомянут, ничего не говорилось и о том, при каких обстоятельствах появился этот текст. Но очень скоро меня захватило его содержание. Затем я понял, что связь с нашей историей имеется, хотя, в чем она состоит, мне было еще неясно.

«…Иудейская пустыня тянется вдоль берегов Мертвого моря. Солнце раскаляет там камни уже в десять часов утра. У подножия скалы прячется монастырь, который устоял под натиском и людей, и времени. Неужели ни одному пришельцу из Европы, ни одному кочевнику из глубин пустыни не удалось пока осквернить это место? Неужели монахи, живущие в этом унылом краю, являются прямыми потомками секты ассаев, маргинальной религиозной общины, современной Иисусу?…»

Я нетерпеливо пропускал отдельные строки, чтобы понять содержание текста в целом, а уж потом углубиться в детали. Автор облекал свою историю в таинственные фразы, напомнившие мне речи отца в пересказе Софи:

«…Похоже, ни один из бедуинов даже и не пытался сорвать таинственный покров с судьбы этих духовных диссидентов, укрывшихся в пещерах! Затворники пустыни…

О да! Две тысячи лет ассаи не сдавали своих позиций. Они сохранили верность расколу, отделившему их от других течений иудаизма, удалившись в самые знойные части Палестины — бывшее царство Иудея, где ныне есть только пустыня, каньоны, скалы и аскеты.

«Обратитесь, ибо близится уже Царствие Небесное», — провозгласил здесь Иоанн Креститель».

Дальше в микрофильме приводились мнения историков, считавших, что эта община исчезла:

«…Однако в семидесятом году после Рождества Христова, в эпоху разрушения Иерусалимского храма и за три года до падения Массады, отшельники этого бесплодного края были истреблены, а убежище их стерто с лица земли. Все в это верили…»

История резни рассказывалась в деталях. Я пропустил еще несколько абзацев. Я чувствовал, что автор приближается к главной теме своего повествования. В самом тоне его фраз и даже в почерке угадывалось нарастающее возбуждение. Стиль выдавал стремление убедить читателя в том, что сейчас ему поведают нечто чрезвычайно важное. И вот он сообщает, что в монастыре, укрывшемся в горах Иудейской пустыни, по-прежнему живут прямые потомки этих странных ассаев. В наши дни. Почти два тысячелетия спустя. Я начинал понимать, как это может быть связано с нашей историей…

В этот момент дверь в комнату внезапно распахнулась. Я вздрогнул всем телом, и микрофильм, выскользнув из прорези, упал на деревянный стол. Обернувшись, я увидел человека лет тридцати, который вошел с микрофильмом в руках. Черного плаща моих друзей из «Акта Фидеи» на нем не было, но его физиономия кровожадного мафиози отнюдь не внушала мне доверия. Хотя, возможно, в игру опять включилась моя паранойя.

— Добрый день, — сказал он, усаживаясь и включив стоявший перед ним проектор.

Я ответил улыбкой и взял микрофильм со стола. Я уже собирался вставить его в прорезь под лампой, но тут голос нового посетителя вновь заставил меня вздрогнуть.

— Чего только не найдешь в этих микрофильмах, с ума можно сойти, верно? — сказал он, не взглянув на меня.

Была ли то моя чрезмерная подозрительность или он в самом деле на что-то намекал? Я знал, на что способны наши враги, и решил не искушать судьбу.

— Да, с ума можно сойти, — не слишком искренне отозвался я, поднявшись с места.

Я сунул микрофильм в коробочку и не раздумывая устремился к выходу. Оглянуться я не посмел и сразу пошел к лестнице. Дежурная по-прежнему сидела за окошком. Я быстрым шагом направился к ней.

— Вы уже закончили? — спросила она, подняв очки на лоб.

— Хм, да.

Я быстро взглянул в сторону галереи. Дверь маленькой комнаты была закрыта. Однако незнакомец вполне мог выйти, пока я спускался по лестнице. Возможно, он дожидался меня в зале.

— Один маленький вопрос, — сказал я, наклонившись к окошку. — Вы не могли бы посмотреть, кто отдал этот микрофильм в Национальную библиотеку?

— Конечно.

Она сделала запрос компьютеру. Руки у меня стали липкими, а в ботинки словно заползли муравьи.

— Некий Кристиан Борелла. Десять лет назад.

— У вас имеются его координаты? — спросил я.

— Увы, нет. Мне очень жаль.

— Это не так уж важно. Спасибо и до свиданья.

Она кивнула и вернулась к своей работе. Я обливался потом и, направляясь к выходу, не мог избавиться от тревожного чувства. Не столкнусь ли я с этим незнакомцем? Придется ли мне снова спасаться бегством? И хватит ли у меня сил?

Озираясь по сторонам, я осторожно вышел из читального зала. Незнакомца нигде не было видно. Я улыбнулся при мысли, что проявил излишнюю торопливость, но полностью успокоиться все еще не мог. Особенно же неприятно было то, что я не прочел текст до конца.

Я пересек длинный коридор библиотеки и подошел к дверям. Похоже, никакой слежки за мной не было. Но я решил не задерживаться здесь. Оказавшись на улице, я взял такси и пришел в себя только через несколько минут, когда окончательно убедился, что никто меня не преследует.

К авеню Турвиль мы подъехали в полдень, по боковой дорожке. Передо мной был белый фасад отеля. Я расплатился с таксистом и устремился внутрь. Мне не терпелось рассказать Софи о своем маленьком приключении и узнать, что она успела перевести.

Но тут меня окликнула стоявшая за стойкой женщина:

— Мсье!

Я с удивлением обернулся. Обычно, когда вас окликают из-за стойки портье, это означает, что вам хотят передать послание. Однако я полагал, что никто не знает о моем пребывании здесь. Кроме Софи. А Софи должна быть наверху, в нашем номере…

— Мсье, — сказала молодая женщина со смущенной улыбкой. — Ваша жена ушла полчаса назад и просила меня передать вам эту записку.

Я схватил сложенный вдвое листок бумаги и прочел записку тут же, у стойки.

«Дамьен — пришлось сменить отель — вещи наши взяла — не расплатилась по счету — встретимся в 14 часов перед зданием, где работает тот, кому служат люди из моего любимого фильма».

Я прочел записку дважды, желая убедиться, что не сплю наяву, и еще потому, что последняя фраза выглядела совершенно непонятной. Она походила на какое-то анонимное письмо из старого шпионского фильма. Но я знал, что здесь все серьезно. Мне больше не нужны были доказательства того, что нам с Софи постоянно угрожает опасность. Вот только о каком здании она говорит?

Я на мгновение задумался и наконец понял. Тот, кому служат. Алан Дж. Пакула. «Вся президентская рать». Ее любимый фильм. Сомнений не оставалось. Она имела в виду Елисейский дворец. Мы должны встретиться в четырнадцать часов у Елисейского дворца. Не так уж и сложно. Но меня удивило, что она зашифровала место встречи.

Означало ли это, что нас выследили? Вполне правдоподобная гипотеза, ведь и сама Софи говорила, что нам следует сменить отель. Оставалось надеяться, что мы не опоздали…

— Номер пуст? — спросил я женщину за стойкой, сложив записку и сунув ее в карман.

— Да, мсье. Вот кредитная карточка вашей жены. Она настояла на том, чтобы оставить ее в залог. На самом деле в этом не было никакой необходимости…

Я с улыбкой взял карточку Софи, польщенный тем, что она выдала себя за мою жену.

— Вы можете дать мне счет? — спросил я, доставая бумажник. — Я хочу расплатиться немедленно, мне нужно уйти.

— Конечно, мсье. Кроме того, тут два пакета для вас, их принесли из магазина.

Я узнал купленные мною вещи. Поспешно заплатил по счету и поднял пакеты с одеждой.

Я вполне мог пообедать до таинственного свидания с Софи, но благоразумие подсказывало мне, что в этом квартале лучше было не светиться, поэтому я снова взял такси, чтобы добраться до Елисейского дворца.

Вышел я на Елисейских полях и наскоро пообедал в «Планете Голливуд» — не ради удовольствия, а из соображений безопасности. Здесь царил полумрак и постоянно толпился народ — среди посетителей легко было затеряться. Еще один турист пришел поглазеть на всевозможные аксессуары и костюмы кинематографических звезд. Окон нет, искусственный свет розовых и голубых неоновых ламп, кричащие цвета — высмотреть здесь кого-нибудь было бы очень трудно. Впрочем, американские блюда я съел не без удовольствия и без чего-то два вышел на Елисейские поля.

Поднимавшиеся к площади Звезды шли навстречу тем, кто спускался к площади Согласия, — словно два муравьиных войска, не желавшие замечать друг друга. Середина дня, а столько народу. В мае тут всегда много народу. Хорошенькие девушки, что всегда приятно, согнувшиеся под тяжестью «никонов» японцы, прогуливающие школу подростки, озабоченные репортеры, уличные артисты, развлекающие туристов на террасах бесчисленных кафе, охранники со скрещенными на груди руками у дорогих магазинов и банков, бродяги, фараоны, собачонки — совсем другой Париж, но все же Париж.

На подходе к площади Клемансо зевак стало меньше, а деревьев больше. Справа я заметил изящный памятник де Голлю: генерал шел решительным шагом, выпятив грудь и опустив руки по бокам. Еще одно новшество, появившееся за время моего отсутствия. Я свернул налево, на авеню Мариньи, и вскоре вышел наконец на улицу Фобур-Сент-Оноре, к хорошо охраняемой ограде президентского дворца. Французский флаг парил над высоким сводчатым входом, каменная Марианна, казалось, с осуждением взирала на меня.

Я не был уверен, что смогу остаться незамеченным, прогуливаясь с двумя громадными пакетами в руках, и стоявшие у входа в Елисейский дворец гвардейцы посматривали на меня довольно странно. К счастью, мне не пришлось долго ждать.

Через несколько минут у противоположного тротуара остановился «Нью-Битл», и я увидел за стеклом лицо Софи. Она дала мне знак сесть в машину. Я перешел улицу, бросил пакеты на заднее сиденье и устроился рядом с журналисткой.

— Что случилось с вашей «Ауди»? — удивленно спросил я, любуясь безупречным интерьером «Фольксвагена».

— Я предпочла взять машину напрокат. Мы не должны привлекать к себе внимания…

— Ага, «Нью-Битл» просто создан для этого, такая скромная машина! Положительно, у вас страсть к немецким автомобилям! Ну ладно, что это за истории со сменой отеля и тайным свиданием?

— Сфинкс сегодня утром прислал мне письмо с известием, что в мой ноутбук кто-то залез, — объяснила Софи, трогая машину с места. — По его мнению, в моем жестком диске покопались на расстоянии. И сделавший это сумел также определить место выхода в сеть, что, по словам того же Сфинкса, дано не каждому… Он не мог точно определить, связано ли это с нашими исследованиями, но я сказала себе, что нам лучше не дожидаться подтверждения, слинять как можно быстрее и больше не использовать мой ноутбук для поисков в Интернете!

— Это какое-то безумие!

— Вы попали в самую точку! — с иронией отозвалась Софи.

— Думаете, это «Акта Фидеи»?

— Или «Бильдерберг», или еще кто-то… Но если это они, значит, у них есть способ узнать, что мы находимся в отеле «Турвиль»! Возможно, они смогли прочесть те файлы, которые я оставила на жестком диске.

— Вы их оставили? Ведь Сфинкс велел вам сбросить все на дискеты!

— Я убрала все, что сочла необходимым. Но Сфинкс объяснил мне, что я забыла про нашу почту и некоторые временные файлы, оставшиеся в памяти компьютера. Включая начало перевода рукописи Дюрера! Я просто дура!

— Вы не могли знать…

— Сфинкс меня предупредил! Я идиотка!

— Главное, что вы сразу все сообразили и вовремя ушли из отеля! Теперь и я понимаю, почему вы зашифровали место встречи.

— Ну да, хоть и не сказать, что очень изобретательно. Но у меня не было времени придумать что-то другое. В любом случае мы чертовски обязаны Сфинксу! С ним обязательно нужно связаться. Перед тем как я отключилась, он успел сказать мне, что попытается выяснить, какие люди нас взломали… с помощью того лоджера, который он нам прислал…

— Как же с ним связаться, если мы не можем пользоваться вашим компьютером?

— Из интернет-кафе. Самое безопасное место.

Я вяло махнул рукой в знак согласия.

— Как бы там ни было, — вновь заговорил я, — с учетом того, что мне удалось разыскать в библиотеке, сеть будет нам очень полезна… Так что компьютер все равно необходим.

— Вы нашли этот микрофильм?

Пока «Нью-Битл» катил к площади Звезды, я в деталях поведал ей свою историю. Когда я сказал, что упоминаемые в тексте монахи называли себя ассаями, Софи вытаращила глаза.

— Невероятно! — воскликнула она.

— Что?

— В этой рукописи говорится, будто в Иудейской пустыне и сейчас есть монастырь ассаев, я не ослышалась?

— Да. А почему вы спрашиваете? Вы знаете, кто такие ассаи? — спросил я с интересом.

— Да. На арамейском это слово означает «исцеляющие».

— И что же?

— По-гречески это слово произносится «ессеои»… а на французском «ессеи»! Ессеи, Дамьен!

— Вы уверены?

— Послушайте, я не знаю, правдив ли текст, не знаю, возможно ли, чтобы община ессеев сохранилась в течение двух тысяч лет, ведь историки утверждают, что они исчезли во втором веке. Мне самой это кажется немыслимым, но в одном я полностью уверена: ассаями называли ессеев. И если в тексте нет чудовищных глупостей, это означало бы… Да нет! Этого не может быть. Настоящий сюрреализм. Совершенно невероятно! Как могли они так долго скрываться? Каким образом возродились? Это просто безумие!

— Раз уж вы это говорите… В любом случае все это очень интересно! Надо мне изучить текст повнимательнее.

Софи молчала всю дорогу, пока мы не подъехали к авеню Карно. Я видел, что она размышляет, анализирует вероятность этого открытия. На каждом шагу нас подстерегали все новые сюрпризы. Хуже всего было то, что мы еще отнюдь не закончили!

Мы остановились в отеле «Спландид», недалеко от площади Звезды, и взяли на сей раз отдельные номера. Ноутбуком мы пользоваться не могли и тем самым лишились предлога делить одну комнату на двоих.

Отель, стоявший на пересечении улицы Тильзит и авеню Карно, был более роскошным, но не таким уютным, как «Турвиль». Впрочем, я получил некоторую компенсацию за утраченный покой: окна моего номера, обставленного в стиле Людовика XV, выходили прямо на Триумфальную арку.

Распаковав вещи в своих номерах, мы с Софи встретились в баре отеля и расположились в удобных круглых креслах.

— Что вы будете пить? — спросила меня Софи, когда я сел напротив нее.

Я на секунду заколебался. Софи вздохнула и наклонилась ко мне.

— Послушайте, Дамьен, вы придаете слишком большое значение всем этим вашим историям с алкоголем! — прошептала она, глядя мне прямо в глаза. — Расслабьтесь же, черт возьми! Разве вы не можете позволить себе стаканчик? Если вам хочется выпить, это не означает, что вы обязательно влипнете в какую-нибудь историю!

Я так изумился, что не нашелся с ответом.

— Дамьен, — продолжила она торжественным тоном, — пора бы вам немножечко больше доверять самому себе. Я не собираюсь разыгрывать роль дешевого психиатра, но, говоря откровенно, у вас заниженная самооценка! Вы привыкли терзать себя…

Я сидел все так же неподвижно, злясь и одновременно чувствуя себя пристыженным.

— Не знаю, через какое дерьмо вы прошли, но сейчас жизнь прекрасна. Вы имеете право расслабиться.

Я смотрел на нее, как зачарованный. Никогда она не говорила со мной подобным тоном. Никогда я не видел подобного взгляда. Мне казалось, будто со мной говорит Франсуа. Старший брат. Старшая сестра. Любимая и одновременно назойливая. Такая уверенная в себе!

— Жизнь прекрасна? И мне надо расслабиться? — пробормотал я наконец.

— Да. Надо просто жить! Вы хороший парень. Но слишком усложняете свою жизнь.

Мне хотелось сказать, что в данный момент мою жизнь здорово осложняет она сама, но я не посмел.

— Не все умеют так расслабляться, как вы! — все же возразил я. — Прекрасно, у вас совсем нет комплексов, браво! Но не все могут быть такими… безмятежными!

— Я не безмятежна! Я свободна и не задаюсь вопросами, отчего люди на меня так или эдак посмотрели… Вот, к примеру, вас смущает, что я люблю и девочек, и мальчиков? Но, видите ли, я себе таких вопросов не задаю. Я подчиняюсь обстоятельствам. Если я влюбляюсь, значит, влюбляюсь…

— Слишком уж все у вас легко!

— Вовсе нет, но дело не в этом! — примирительно сказала она.

— В чем же тогда? Я не уверен, что правильно вас понял. И я не знаю даже, зачем вы мне все это выкладываете!

— Я просто пыталась объяснить вам, что вы излишне подвержены чувству вины. По отношению к вашей бывшей, отцу, прошлому в целом, алкоголю, наркотикам, Нью-Йорку, да мало ли еще к чему… Вам нужно слегка перевести дух.

— Условия для этого у нас не идеальные, — иронически парировал я.

— Разумеется, — согласилась Софи. — Но если вы сумеете добиться этого сейчас, когда ситуация у нас пиковая, все наладится. И мне это будет очень приятно.

Я ответил не сразу. В сущности, я понимал, что она хочет сказать. Возможно, она не сумела найти верных слов, но она была права. Проблема моя, в сущности, сводилась к одному: мне не нравилось, каким я стал в Нью-Йорке, и у меня была потребность очиститься. Отмыться. Простить самого себя. Но я никогда бы этого не добился, если бы не наша встреча. Только Софи могла помочь мне возродиться. Вернуть то, что украло у меня прошлое. Но вот какая незадача. Я любил ее, а она любила женщин.

— Почему вы говорите мне об этом сейчас? — спросил я, опуская глаза.

— Потому что вы мне очень нравитесь. Правда.

Такое простое, такое неуклюжее признание… лучшего я уже много лет не слышал. Именно это и было самым тяжким.

— И еще, — призналась она, — потому что меня воротит, когда я вижу, как вы начинаете паниковать, едва вам захочется выпить. Или закадрить меня.

— Закадрить вас? — возмущенно фыркнул я.

— Да, закадрить меня. Это же прекрасно, Дамьен, вы имеете право кадрить меня! Вы имеете право кадрить, кого вам хочется… но и тот, кого вы кадрите, имеет право откликнуться или нет. Видите, вы забиваете себе голову ненужными вещами!

Я все еще не мог оправиться от шока. Обмякнув в кресле, я смотрел на нее с видом полного идиота.

— Ну же, — настойчиво продолжала она, — что вы будете пить?

Бороться было бесполезно. Такой противник, как Софи, был мне не по зубам.

— Виски.

Она улыбнулась.

— Двойной, — добавил я и тоже попытался улыбнуться.

Она захлопала в ладоши и жестом подозвала официанта. Сделала заказ, и мы оба примолкли, пока нам не принесли выпивку. Наверное, от смущения.

— Простите, что я на вас так напала, — робко произнесла она, пригубив свой «Космополитан».

— Да нет, вы правильно поступили. Я действительно не могу расслабиться… Знаете, дешевая психология порой не лишена смысла… Думаю, мне в самом деле надо избавляться от чувства вины.

В ту же секунду, в завершение этого странного дня, в сумраке этого роскошного бара, Софи наклонилась ко мне и поцеловала. В губы. Долгим поцелуем.

Я позволил ей это. Бессильный. Ошеломленный. Восхищенный. Потом она откинулась на спинку кресла, широко улыбнулась мне, отпила глоток из бокала и, не выпуская соломинку изо рта, бросила:

— Неплохо для лесбиянки, а?

И захохотала. Но это не был насмешливый смех. Он был восхитительный. Всех нюансов я в своем изумлении просто не улавливал.

Я залпом выпил стакан неразбавленного виски.

И тоже расхохотался. Словно невероятное напряжение, не отпускавшее нас несколько дней, наконец спало. Секундная передышка в нашей исступленной гонке.

А для меня еще и поцелуй, на который я даже надеяться не смел.

Мы надолго умолкли, пока Софи не решилась заговорить вновь.

— Я все же успела продвинуться с переводом, — заявила она совсем другим тоном.

— Превосходно! И что вы там нашли? — поторопил ее я, стараясь как можно более небрежно развалиться в кресле.

По правде говоря, мне было трудно думать о чем-то ином, кроме ее поцелуя, но следовало смириться с обстоятельствами. Софи твердо стояла обеими ногами на земле. Для нее жизнь была простой. Она не лгала, не притворялась. И не задавалась вопросами, которые так мешали мне. Свидетельством чему был этот самый поцелуй.

— Пока ничего конкретного сказать вам не могу. Самое трудное — это понять текст. Его можно перевести только с помощью заметок вашего отца. И, откровенно говоря, мне нужны дополнительные материалы, чтобы уточнить некоторые факты.

Я уже давно забыл, как сладок такой поцелуй. Простой поцелуй школьницы. Не те разнузданные поцелуи, которыми я обменивался с мимолетными ночными подружками в своей нью-йоркской постели. Настоящий, простой поцелуй. Поцелуй любви.

— И на чем же вы остановились? — рассеянно спросил я.

— Я пока в самом начале. Дюрер дал зацепки, позволяющие проследить историю Йорденского камня, и ваш отец кое-что выяснил, но этого недостаточно. Если я правильно поняла, Дюрер утверждает, что тот, кому Иисус вручил эту загадочную драгоценность — Иоанну, Иакову или Петру, значения не имеет, перед смертью доверил ее сирийским монахам. Я должна подтвердить или опровергнуть эту гипотезу, найти какие-то следы в истории… Честно говоря, в отеле я ничего сделать не смогу. Мне нужно поработать в библиотеке.

— Я мог бы вам помочь, — предложил я.

— Нет. Вы должны заниматься микрофильмом. История с ессеями, это просто потрясающе!

— Но мне нельзя возвращаться в Национальную библиотеку! Слишком опасно…

— Да, — согласилась она, — но вы ведь узнали имя человека, отдавшего микрофильм в библиотеку. Вы могли бы встретиться с ним. Чтобы посмотреть, совсем он сбрендил или же это серьезный тип.

— О'кей.

— Вы ведь запомнили его имя?

— Кристиан Борелла, — подтвердил я.

— Очень хорошо. Постарайтесь найти его. А я тем временем буду трудиться в Бобуре.

— Хорошо, шеф.

— Зайдем сначала в интернет-кафе и пообщаемся со Сфинксом. Потом вы займетесь поисками автора микрофильма.

— Ладно, двинули, — согласился я, поставив стакан на столик.

Софи пристально взглянула на меня. Я прекрасно знал, что означает этот взгляд. Она спрашивала, все ли в порядке. Спрашивала, не сержусь ли я на то, что она меня поцеловала. Я ответил ей улыбкой. Мне было хорошо.

— Типы, взломавшие ваш компьютер, — профи, а не мальчишки-шалунишки. И похоже, действовали они с территории Соединенных Штатов, но пока я не могу это подтвердить.

Софи выбрала модное интернет-кафе, расположенное в центре авеню Фридланд. Гигантский зал, погруженный в полумрак, обстановка, напоминающая одновременно ночной клуб в стиле рококо 80-х и зал для платных видеоигр в Лос-Анджелесе. Неоновые лампы, мерцание, блики, бледное свечение мониторов — все в этом логове было пронизано фосфоресцирующими лучами. Вдоль стен рядами стояли компьютеры, перед которыми сидели возбужденные подростки в наушниках, с невидящим взглядом — они строчили из автоматов «узи» или Калашникова по монстрам, то и дело возникающим на экране. Суровый парень лет тридцати проводил нас к свободному компьютеру. Длинноволосый, с покрасневшими и запавшими глазами за стеклами очков в толстой оправе, он походил на человека, который уже несколько дней ничего не ел и не пил. Его худое тело болталось в слишком длинной рубахе и слишком широких штанах. Следуя за ним, мы поднялись по узкой винтовой лестнице на галерею, и он указал нам наше место:

— Устраивайтесь здесь. У вас есть «Эксплорер» и «Нетскейп». Самостоятельно ничего устанавливать нельзя. Никаких глупостей. Для игр нужно…

— Мы не собираемся играть. Программа IRC у вас установлена?

Он вздохнул, несколько раз кликнул мышкой, и вскоре на экране появилась знакомая иконка. Только эта программа и была нам нужна. Парень что-то проворчал и отошел от нас, сунув в рот сигарету.

На этом краю галереи мы чувствовали себя почти спокойно: находившиеся рядом мальчишки пребывали в иной реальности и едва ли заметили наш приход. Слышать они тоже не могли — из-за наушников и музыки техно, которую транслировали громкоговорители, висевшие почти повсюду. Я отлучился на пару минут, уступив естественной потребности, и Софи, очевидно, воспользовалась этим, чтобы получше познакомиться со Сфинксом. Среди прочего она сообщила ему обо мне и рассказала, как продвигается наше расследование.

Фотография Буша, присланная хакером, сегодня появилась в «Либерасьон», и это доставило нашему незримому другу большое удовольствие.

Он был нам все более симпатичен, и мне хотелось узнать о нем побольше. Ведь мы не знали даже его возраста, хотя все указывало на то; что это парень лет примерно двадцати.

Предупредив о том, что нас взломали и выследили, он, видимо, спас нам жизнь. Софи обещала, что мы сумеем отблагодарить его.

— Вы не знаете, успели они осмотреть мой жесткий диск?

— Вне всякого сомнения.

— А вы сумеете установить, кто они?

— Возможно, с помощью той программы, что я вам дал. Но это требует времени. Мерзавцы подсунули вам Троянского коня. Им пришлось выждать момент, когда вы не работали на компьютере, вот тогда они к вам и влезли.

— Очень интересно. Стало быть, мне нельзя теперь пользоваться ноутбуком… это затрудняет наши поиски.

— Я могу что-нибудь еще для вас сделать?

— В настоящий момента ничего конкретного. Но я уверена, что скоро у нас появятся новые вопросы к вам. А вы попытайтесь их вычислить.

— Я делаю что могу. Попробую найти что-нибудь еще об «Акта Фидеи». Эта история меня здорово заинтересовала.

— Прощупайте также «Бильдерберг». Мы узнали из абсолютно надежного источника, что в группе произошел раскол… Тут можно порыскать.

— О'кей. Вечером выходим на связь?

— О'кей. Давайте после ужина.

Софи закрыла программу IRC и уступила место мне.

— Поищите автора микрофильма. А я побежала в Бобур. Встречаемся в отеле в восемь, ужинаем и выходим на связь со Сфинксом.

— Договорились.

Она поцеловала меня в лоб и исчезла за каменными колоннами, украшавшими галерею интернет-кафе.

Я вздохнул и открыл программу навигатора Интернета. Я решил начать с желтых страниц, но, поскольку у меня не было никаких сведений о местопребывании нужного мне человека, быстро обнаружилось, что таким образом найти его нельзя — во Франции проживало слишком много Кристианов Борелла. Даже в парижском регионе их было около десятка.

Без особой надежды я навел курсор на строку поиска и набрал имя автора микрофильма. Равнодушно проглядев несколько страниц о совершенно неинтересных мне однофамильцах, я с удивлением увидел ссылку на сообщение АФП с интригующим названием: «Израиль: загадочное убийство главы миссии «Врачи без границ».

Страница неторопливо загрузилась на экране моего компьютера. Это было короткая, всего в несколько строк, депеша с места событий:

«Иерусалим (АФП). Тело Кристиана Борелла, возглавлявшего миссию «Врачи без границ», было найдено сегодня утром в его квартире в пригороде Иерусалима. Убитый двумя выстрелами в голову пятидесятитрехлетний француз провел большую часть жизни среди бедуинов Иудейской пустыни. Учитывая чисто гуманитарный характер его миссии, израильская полиция полагает, что это преступление не связано с израильско-палестинским конфликтом. Таким образом, мотивы убийства пока неизвестны. Возможно, убийство произошло по причинам личного характера…»

Сомневаться не приходилось. Речь шла об авторе микрофильма. Слишком много совпадений. Монастырь, о котором говорилось в микрофильме, находился именно в Иудейской пустыне. Я был почти уверен, что напал на след. К несчастью, след тупиковый, поскольку пресловутый Борелла был мертв.

В любом случае все это выглядело крайне неприятным: не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы связать эту смерть с микрофильмом. Я взглянул на дату сообщения. Борелла был застрелен три недели назад. Все более и более тревожно.

Я стал возбужденно просматривать архивы поисковых систем, чтобы найти дополнительную информацию Борелла, но, кроме сообщения агентства «Рейтер», почти совпадающего с депешей АФП, ничего конкретного не обнаружил. Поэтому я решил попытать счастья у «Врачей без границ» и выяснил номер их телефона. Записав его на клочке бумаги, я решил покинуть интернет-кафе, утомившее меня своей какофонией.

Спустившись вниз, я заметил две полицейские машины, стоявшие прямо у входа. Я тут же замер. Неужели они приехали за мной? Это были полицейские, не жандармы. Ну и что? Мне нельзя было рисковать. Я чертыхнулся. Возможно, они уже задержали Софи?

Наверное, у меня был странный вид, потому что распоряжавшийся здесь парень хлопнул меня по плечу:

— Неприятности?

Я вздрогнул:

— Что?

— У вас неприятности? — повторил лохмач, кивнув в сторону улицы.

Я заколебался.

— Есть тут другой выход?

Он кивнул. Посмотрел на меня с явным любопытством. Во взгляде его читалось: «Кто бы мог подумать, что такому парню, как я, придется выручать такого типа, как ты».

— Идите за мной, — сказал он наконец, словно решив для самого себя, что на преступника я не похож, и направился в другой конец зала.

Я без колебаний двинулся за ним мимо рядов геймеров. Он открыл тяжелую железную дверь рядом с туалетами, ведущую в длинный коридор, загроможденный картонными ящиками с компьютерами и бухтами спутанного кабеля. Мой провожатый вошел туда, я последовал за ним.

— Можете слинять отсюда, — сказал он, указывая на запасной выход в конце коридора.

— Большое спасибо, — смущенно произнес я.

— Нет проблем.

Он вернулся в зал интернет-кафе, прежде чем я успел пожать ему руку.

Я рискнул выйти на улицу. Это была противоположная часть здания, и, к моему облегчению, никаких полицейских машин здесь не было.

Я пошел быстрым шагом, часто оглядываясь, опасаясь увидеть их каждый раз, когда за моей спиной слышалось урчание мотора. Я пересек несколько улиц, пока не нашел спокойное место вдали от полицейских машин, от туристов, от бесчисленных лиц, которые никак не давали мне забыть мою усиливающуюся паранойю.

Я уселся на зеленую скамью, в тени деревьев с уже пробивающейся листвой. Это был небольшой тихий сквер. Я испустил долгий вздох. Мне никак не удавалось привыкнуть к этой новой жизни. Я был в бегах.

На песке передо мной прыгали голуби, занятые поиском крошек. Похоже, какая-нибудь старая дама регулярно подкармливала их с этой скамьи. Чахлый кустарник, бронзовая статуя неизвестного маршала, зеленые решетки вокруг платанов — я был в Париже моего детства. В точно такой скверик мама водила меня гулять, по средам, после обеда. Я помню, как она сжимала в руке мою ладошку. Поднимала меня, когда я спотыкался о тротуар. Цветочный рынок, кукольные представления в Ботаническом саду, мороженое у Бертильона… Именно по этому Парижу я больше всего тосковал.

Но сейчас было не до воспоминаний. Я не имел права поддаваться меланхолии. Не время. Я достал из кармана мобильник. Купленную накануне временную карту я еще не вставил. Сделав это, я проверил, нормально ли работает телефон.

Логотип моего оператора возник на экране, а затем один за другим появились значки, показывающие функциональную готовность аппарата. Я набрал номер «Врачей без границ». Мне ответила молодая женщина. Я не подготовился к разговору и действовал по наитию.

— Здравствуйте, вас беспокоит Лоран Широль.

Это было первое пришедшее мне на ум имя.

— Я журналист, работаю на «Канале Плюс», — добавил я.

Для большей убедительности. Что бы ни случилось, Софи всегда подтвердит, что я имею отношение к каналу.

— Я собираю материал о Кристиане Борелла… Мне хотелось бы поговорить с кем-нибудь, кто его знал.

— Не кладите трубку, — произнесла телефонистка нейтральным тоном.

Я сжал кулаки в надежде, что дело выгорит. Когда отзвучала музыка ожидания, послышался мужской голос. Телефонистка соединила меня.

— Мсье Широль?

Голос был звучный, уверенный, отчасти даже высокомерный.

— Да, — ответил я.

— Добрый день, меня зовут Ален Бриар, я работаю во французской секции и был довольно близко знаком с Кристианом. Лина сказала мне, что вы собираете материал о нем…

— Именно так.

— Очень хорошо. Не знаю, смогу ли я реально помочь вам, но мне было бы крайне любопытно взглянуть на результаты вашего расследования.

— Я пришлю вам дискету, — соврал я.

— Что вы хотите узнать?

— Кристиан не рассказывал вам о том, чем он занимался помимо своей работы в организации «Врачи без границ»?

— Не припоминаю такого.

— Он никогда не говорил об увлечении, которое не имело отношения к его гуманитарной миссии? Об открытии несколько… несколько необычном.

— Нет, — ответил мой собеседник озадаченным тоном. — Он страстно любил Иудейскую пустыню и проводил там много времени. Не думаю, чтобы он мог заниматься чем-то еще…

— Вот именно! Не рассказывал ли он вам об Иудейской пустыне что-нибудь такое, что не имеет отношения к «Врачам без границ»?

— Не понимаю, куда вы клоните. Он что, нашел там какое-то сокровище?

— Нет-нет, дело не в этом, — заверил я.

— Знаете, у него не было времени заниматься другими вещами. У него не хватало времени даже на собственную дочь в Париже.

— Дочь?

— Да, Клэр, его дочь. Вы не знали, что у него есть дочь?

— Хм, нет, я только приступил к сбору материалов…

— Вам следовало бы начать с нее! Она знает о нем гораздо больше, чем я.

— У вас есть ее координаты?

Он на мгновение заколебался.

— Полагаю, она жила с отцом… Но я не могу дать вам ее адрес. Это вторжение в частную жизнь…

— Понимаю…

Я не хотел давить на него. И привлекать излишнее внимание к себе также не следовало. Но я все-таки получил ценную информацию. Теперь я мог искать в Интернете адрес Кристиана Борелла или его дочери Клэр, проживающих в Париже. На сей раз мне не придется действовать вслепую.

Поблагодарив мсье Бриара, заметно разочарованного тем, что ему задали так мало вопросов, я повесил трубку, тут же запустил программу поиска на мобильнике и запросил данные о Кристиане Борелла. Мне повезло, в Париже жил только один человек с таким именем. К несчастью, он был в красном списке.

Стало очевидно, что один я не справлюсь, мне нужна была помощь Софи и ее приятеля из RG. Но до двадцати часов у меня еще оставалось время, и я решил проверить старый след, которым мы несколько пренебрегли. Священник из Горда.

В справочной службе я нашел его телефонный номер и рискнул позвонить. Слишком многие вопросы остались не решенными после нашей встречи.

Он снял трубку на втором звонке.

— Здравствуйте, преподобный отец. Это Дамьен Лувель.

Я услышал вздох.

— Я вас не беспокою? — спросил я, заранее зная ответ.

— Беспокоите.

Что ж, по крайней мере откровенно.

— Мне очень жаль, святой отец, но…

— Вы знаете, что вас разыскивает жандармерия?

— В общем, да…

— И вас это не волнует?

— Скажем так, это не самая главная из моих забот. Мне жаль, что я вас побеспокоил, но вы должны признать, что завершили наш разговор в довольно сухой манере и…

— Представьте себе, я сейчас пакую вещи, — прервал он меня с раздражением.

— Вы уезжаете? — удивился я.

— Да.

— Куда же?

— В Рим.

— Что? — вскричал я.

— Да. В Рим. Меня переводят, мсье Лувель.

— Переводят в Рим? Гм, для вас это грандиозное повышение.

— Не вполне так, не вполне… Я очень привязан к приходу в Горде и предпочел бы закончить свои дни здесь. Короче говоря, мсье Лувель, это совсем не повышение. Скорее меня решили убрать с дороги.

— Вот как? А отказаться вы не можете?

Он вновь вздохнул, стараясь взять себя в руки.

— Конечно нет!

— Ну, я не слишком-то разбираюсь в трудовом законодательстве для священнослужителей, — иронически бросил я.

— Меня переводят, вот и все. Я уезжаю.

У меня запершило в горле. Священник был явно вне себя, и мне это казалось почти забавным, хотя я понимал, что отношусь к делу излишне легкомысленно.

— Вы думаете, вас переводят, чтобы… чтобы заставить вас замолчать?

— Никаких комментариев.

Я услышал, как щелкнула зажигалка. Священник закурил. Час от часу не легче!

— Вы знаете, кто санкционировал ваш перевод?

Он ответил после паузы:

— Нет. Этого никто никогда не знает.

Я решил бросить пробный камень:

— А если я вам скажу, что знаю?

— Как это?

— Я точно знаю, кто и по какой причине санкционировал ваш перевод. Я мог бы рассказать вам об этом, но вы должны рассказать мне об отце. Вам ведь многое известно?

Очередная пауза свидетельствовала о замешательстве.

— Возможно, — признал он наконец.

Я сжал кулаки. Это становилось интересным.

— Послушайте, мсье кюре, нам надо переговорить в более спокойной обстановке. Вы не могли бы отлучиться на пару дней и встретиться со мной в Париже?

Он заколебался.

— Почему бы нет…

— Запишите мой номер телефона. Никому его не давайте. Позвоните, как только приедете в Париж. И берегите себя. Я не шучу.

— А как быть с жандармерией?

— Вы не обязаны извещать их о том, что говорили со мной по телефону.

— Разумеется. Профессиональная тайна, сын мой, — ответил он и повесил трубку.