К описываемому времени маме Всеволода было около шестидесяти лет, но многие женщины не отказались бы так выглядеть и в сорок, и в пятьдесят… Светлана родилась в 1938 году в Прибалтике. По фамилии она была Бояринова, по отчеству Константиновна, а по характеру – упрямая, целеустремленная и нацеленная на успех женщина – с характером экстраверта. Перед Светланой никогда не возникало ненужных и пустых вопросов, кем и когда она станет. Ее папа Константин Александрович был к тому времени маститым, известным и успешным кинооператором и кинорежиссером. И Светлана знала наперед, что ей быть и стать артисткой на роду написано.
В семнадцать лет она поступила в школу-студию МХАТ им. А. П. Чехова, а заодно и сменила фамилию Бояринова на менее звучную – Державина. Почему сменила – не знаю (об этом надо было ее спрашивать), какие на то у нее были причины, не ведаю, сменила – значит, ей опять же так на роду было написано…
В тот день, когда Светлана первый раз переступила порог МХАТ, к ней незаметно и беззвучно, словно подкравшаяся тень, подошла сухая и ссутулившаяся к полу старушка – капельдинер театра. Подошла неспешно, с трудом волоча свои ноги по начищенному до блеска паркету. Подошла, поклонилась поясно и сказала слова странные, надолго запоминающиеся и с первого взгляда похожие на не совсем адекватные:
– Здравствуй, матушка барыня, как долго я тебя ждала, дождалась-то наконец.
Впоследствии юная Светлана видела старушку не больше трех-четырех раз. И каждый раз древняя с исчерченным морщинами лицом старушка приветливо улыбалась и низко кланялась юному дарованию. Вскоре после первого знакомства со Светланой Державиной древняя старушка – капельдинер театра, взяла для себя больничный лист и тихо и незаметно для всех исчезла из театра…
Мистика, скажете мне вы, и будете конечно же правы. Не верю и еще раз не верю в эту брехню, усомнится кто-то другой – и тоже окажется по-своему прав. Если только при этом не учитывать и не принимать во внимание один немаловажный факт – тот факт, что корнями своими род Бояриновых уходил к старообрядцам Морозовым, один из которых и основал МХАТ им. А. П. Чехова… А также если не принимать во внимание того обстоятельства, что чуть позже Светлана Державина станет примой МХАТ на цельных семнадцать лет… Наверное, все-таки это была правда, которую я услышал в один из дней от самого скульптора…
В семнадцать лет юная Светлана получила роль Нины Заречной в «Чайке» Чехова (ближе к закату карьеры ей предстоит сыграть и роль Аркадиной – в той же пьесе и в том же театре). А вскоре к ней пришла первая слава и она вышла замуж за звезду экрана, который трагически погиб во время киносъемок. И вскоре еще раз вышла замуж, уже за мегазвезду все того же экрана – и развелась. Развелась и еще раз вышла замуж, теперь уже за Всеволода – знаменитого футболиста, чемпиона чемпионов, а кто в те годы не мечтал жениться на Светочке, да еще и на Державиной, и родила ему замечательного сына – тоже, кстати, Всеволода…
Севу с трех лет воспитывала одна мама, и все из-за того, что родители его не нашли между собой общего языка и расстались друг с другом, когда Севе было три с небольшим годика. Да так расстались, что Всеволод увидел своего папу следующий раз – первый раз в сознательной жизни – только через тридцать семь лет, после похорон мамы. На похоронах мамы Всеволода его папа подошел к Марте (по стечению жизненных обстоятельств сам Всеволод не смог присутствовать на похоронах) и передал ей на листочке номер своего телефона со словами:
– Если Всеволод захочет, то пусть наберет мне.
Всеволоду с детских лет не хватало отца – и это сразу бросалось в глаза при любом упоминании Всеволодом о своем родном папе. Но при этом он не был обделен мужским вниманием. Примером для него был дедушка, да и не только дедушка, но и поэт, настолько знаменитый и известный, что только при упоминании имени которого хочется встать со стула, – чем не мужское внимание. А несколько лет гражданским мужем Светланы был адвокат, имя которого уже не один десяток лет гремит на всю страну, – и это тоже внимание мужское. Но вряд ли мужское внимание способно полностью заменить собою отца – и поэтому мы определимся с вами на будущие таким образом: Всеволод рос без отца, но с дедушкой, и вниманием мужским он все же не был при этом обделен.
Пока вот так-с, дорогие мои. Но через двадцать неполных строк станет по-другому.
Первый раз Севка выпил вино со своими одноклассницами Олей и Ирой в одиннадцать лет на Арбате, в Староконюшенном переулке. Мама застукала Всеволода и посоветовала ему:
– Севка, выпей стакан кефира – это лучшее средство от похмелья, голова сразу перестанет болеть.
Сева прислушался к маме и выпил стакан кефира, после чего у него сразу же перестала болеть голова.
Первый раз закурил Севка в двенадцать лет. Мама унюхала запах никотина и предупредила сына:
– Севка, будешь курить, не вырастешь – девчонки вырастут, а ты так и останешься карликом, все курильщики низкие ростом – коротышки…
Сева не мог не прислушаться к словам мамы и сразу бросил курить. Он не хотел быть низким карликом, но хотел стать высоким красавцем под стать маме…
Первый и последний раз Сева украл в пятнадцать лет. Он свернул у соседа с капота его «Волги» оленя. Сосед пожаловался маме Свете, мама сказала Севе:
– Сынок, будешь воровать, сядешь и не выйдешь…
Всеволод испугался маминых слов и больше не воровал ничего, никогда и ни у кого.
И где же здесь тогда мужское внимание, поинтересуетесь вы у меня. Ан нет его здесь и в помине, отвечу я вам…
Примеры мужчин, успешных и всячески достойных, пред глазами юного Всеволода были вне всяких сомнений, подражать и брать пример Всеволоду было с кого – этого не отнять. А вот внимания мужского Всеволоду в детстве таки и не хватало.
Поэтому примем в дальнейшем за истину в последней инстанции, без как кого-либо сопровождения, с пояснениями и комментариями: Всеволод рос без отца и воспитывался мамой, но при этом огромное влияние на формирование его характера оказал его дедушка – Бояринов Константин Александрович.
Мне было суждено в первый год нашего знакомства со скульптором дважды повстречаться с его папой Всеволодом. От этих двух встреч с его отцом у меня осталось впечатление двоякое и неоднозначное. Сложно с первого – второго раза, вы знаете ли, очень сложно вот так вот запросто взять и залезть в душу незнакомого тебе человека. Залезть – да и обшарить все и по всем углам, вывернуть чужую душу, всю да наизнанку – да еще и без последствий. Материя тончайшая, знаете ли, душа, за семью печатями от нас скрытая, можно даже сказать, что потемки. Возьмешь ненароком, да и сделаешь неправильный и опрометчивый вывод, скребанешь, так сказать, впотьмах да ноготком, не там где следует, да по живому. Пройдешься от души, да размашисто, росчерком пера не по тому месту и по тонкой ткани – и поранишь душу. Аккуратнее надо работать с таким тончайшим материалом, как душа человеческая, крайне трепетно с ней обращаться следует, для того чтобы, упаси Господи, не обидеть человека попусту, но рука-то чешется и слово зовет, а совесть-то потом и мучает… И жить и спать спокойно не дает…
Папе Всеволода – Всеволоду Стельнову, было уже немного за семьдесят, но ходил он, не сгибаясь и не кланяясь на каждом шаге земле, хотя и был чуть сутуловат. Выглядел он молодчиной. Чувствовалось, что он поддерживает в себе форму и стать, хоть сейчас бутсы на ноги и на футбольное поле выбегай. Я оценил его по возрасту лет в шестьдесят. Создавалось странное ощущение. Такое ощущение, что через десяток-другой лет скульптор сравняется по возрасту со своим отцом, хотя и сам Всеволод выглядел моложе своих лет. Это был приятный в общении и симпатичной наружности мужчина ростом со скульптора.
Жил он этими годами третьим браком с женой младше его по возрасту на четверть века. И у них был сын возрастом тоже все в те же самые четверть века с небольшим.
Когда папа Всеволода протянул мне руку, для того чтобы со мной поздороваться, я обратил внимание на то, что он очень сильно похож на свою внучку, дочку Всеволода-младшего, Алису. От моего взгляда не укрылось то, что Алиса была такой же высокой, такой же спортивной и подтянутой, как и ее знаменитый дед. Да и сутуловатостью в плечах, и чертами лица она была очень близка к своему деду.
– Как же вы похожи на вашу внучку.
Сказав это, я наконец-то обратил внимание на протянутую мне руку и поздоровался со Всеволодом-старшим. Косточки и хрящики моей правой руки захрустели, и я тоже с силой сжал руку… Да, крепкое рукопожатие, несомненно крепкая рука, ничего не скажешь…
В гостях отец и сын Стельновы – Державины пробыли у меня с час– полтора. Я показал отцу Всеволода домик, в котором я жил тогда, и дом, который мы начали строить с женой той весной.
– Вот так вот я и живу, Всеволод.
– А чего, нормально, ничего лишнего, я бы от такой дачи тоже не отказался.
– У меня брат Толя все детство за «Торпедо» болел.
– Надо будет ему майку передать в следующий раз в качестве презента.
– Передавайте, он будет очень рад. Как же Алиса все-таки на вас походит, – не удержался я от навязчивого сравнения во второй раз подряд.
– Ну да, очень похожа, я знаю это. Жалко только, что она большой теннис забросила, я ее в спортивную школу сосватал три года назад. А так бы, с такими задатками, чемпионкой стала бы без вопросов…
Разговор наш был неспешным и незатейливым. Он позволял задуматься о некоторых вещах и постоянно наталкивал меня на одни и те же мысли… Я бы сказал, чрезвычайного характера.
Во время разговора со Всеволодом-старшим я постоянно ловил себя на простой, казалось бы, вещи. Той вещи, что сам Всеволод Державин мало чем походит на папу своего знаменитого. Они разнились друг с другом во всем, с чего ни начни и чего ни коснись. Привычками, характером, да чем угодно, до чего ни дотронься. Один общительный сверх меры, другой – замкнутый на своих мыслях. Один постоянно улыбался и всегда готов что-то сказать собеседнику, другой же немногословен и себе на уме. Внешне же Всеволод-младший более всего походил собой на дедушку – Константина Александровича, но никак не на папу. (По рассказам его сводного брата Дмитрия, он даже курил в точности так, как это делал дедушка, закинув ногу на ногу.)
По моему мимолетному наблюдению, папа Всеволода, скорее всего был упрямым интровертом, склонным к победам и не склонным к лишним раздумьям по ходу своего передвижения по пути жизненному и по пьедесталам своим. Во время беседы у меня сложилось стойкое впечатление того, что для него не существовало в принципе слова, простого и понятного для большинства людей, – слова «компромисс». Передо мной сидел человек без тени сомнения на своем лице – это был человек, ушедший к этим годам в ТЕНИ. Он был самим собой и даже и не пытался строить из себя ПЕРСОНУ. Это был уверенный в себе человек, не выставлявший себя напоказ другим. В отличие от своего сына, который во время разговора запрыгивал из ТЕНИ в ПЕРСОНУ с легкостью необычайной – как кузнечик с места на место скачет. Он это делал ежесекундно – как мастер циркового искусства или, предположим, гитарист, перебирающий аккорды на гитаре. Запрыгивал и выпрыгивал из одного состояния в другое с легкостью, не свойственной для большинства простых людей…
Я еще раз открыто посмотрел в лицо Всеволода Стельнова и задумался вот о чем. А мог ли и умел ли он вообще прощать? Я думаю, вряд ли. А мог и умел ли он любить, безумно и страстно? Наверное, да. Но способен ли он был на продолжительные чувства? Точнее, мог и готов ли он был пожертвовать собой и отдать всего самого себя любимой женщине? Готов ли он был бросить все ради любви к ней? Ответ не лежит на поверхности, как могло показаться с первого взгляда. Может, да, но может, и нет. А мог ли он уйти из семьи и забыть о существовании своего сына на тридцать семь лет из-за обиды на жену свою знаменитую? Да, и еще раз да (интроверты так обидчивы порою)!!! А мог ли он увидеть в Володе через весны и годы разлуки подобие самому себе? Вряд ли. И скорее нет, чем да. А любил ли он своего сына, столь на него непохожего, и думал ли он о нем все эти годы??? Да и только да!!! Ведь мы все так часто любим порою совсем не похожее на нас… Но был ли он виноват в столь длительной разлуке с сыном??? Нет и еще раз нет, и только нет!!! И все оттого, что он не мог изменить своему характеру чемпиона. Он не был склонен к компромиссам в силу того же характера своего железобетонного и неуступчивого, а иначе чемпионом-то и не стать. Он не мог переделать себя самого и уступить себе самому, он не мог изменить своему психотипу интроверта, заложенному в него с рождения, кодом генетическим.
Надо признать, вредные люди – они все такие и на одно лицо. Упрямые и упертые до крайности, рассудительные до безобразия. Иногда кажется, что интроверты лишены каких-либо эмоций, они все хранят и держат внутри себя, лишь изредка давая волю эмоциям, выплескивая свои страсти наружу. Надо иметь также в виду и то, что мама Севы тоже была женщиной далеко не робкого десятка – и это еще ничего не сказать. Настоящие экстраверты – они такие – вначале скажут, а потом подумают. Экстраверт говорит штампами и не склонен признавать своих ошибок, он живет эмоциями. В молодости и мама, и папа Севы были два типичных лидера с характерами чемпионскими, а заодно и неуступчивыми, не склонными к излишним компромиссам. За одним существенным и немаловажным отличием… Первый был безоговорочный интроверт, а вторая была ярко выраженным, харизматичным экстравертом. В силу этого их брак был обречен с самого начала. Лишь одно их объединяло по первому времени. Они оба в годы молодости были безоговорочными ПЕРСОНАМИ, но этого явно недостаточно для счастливого брака, поскольку ПЕРСОНА не есть величина постоянная, но есть величина переменная. И как только Всеволод Стельнов стал уходить из ПЕРСОНЫ в ТЕНИ, после завершения спортивной карьеры, их брак дал трещину и все встало на свои места – молодых людей уже ничего не объединяло.
В таких случаях в народе принято говорить – нашла коса на камень. Как вы понимаете, камень в данном случае – это мама Севы, а коса – его папа. А между камнем и косой (между молотом и наковальней) почему-то оказался оселок – их сыночек трехлетний Сева, о которого они периодически, день ото дня и беспрестанно, обтачивали притупившуюся косу. О чем они думали и что они не поделили тогда? Кто из них был прав, кто виноват – трудно сказать, поди да разбери. Но оселок при этом много – много пострадал.
В конечном итоге я понятия не имею и знать не хочу, что они там не поделили и о чем они там не договорились – в осень года того далекого, 1971. Но факт остается фактом. Всеволод следующий раз увидел своего папу после его развода с мамой, только через тридцать семь лет, после похорон мамы в 2007 году… Каково мне это знать и как нам с этим жить?!
Что касательно самого Державина-младшего, то он был безмерно счастлив тому, что хотя бы к сорока годам он наконец-то обрел единокровного отца, и уделял ему внимание сверх всяческой меры.