Заинька лжёт: мир жесток и пуст. Заинька жжот, излетают из уст заинькиных речи достойные пера, бёдра его, белые плечи просят топора, гарнир – лечо и кабачковая икра. Пророк Аджика, уста обожжены, гоп со смыком, ни кола, ни двора, ни жены, ни горячей воды, ни сортира, и, пока я нарезал сельдерей, он дыру в белой скатерти этого мира выжег ядом крови своей.

Волн барашки, шашлык Старый хряк оскалил клык золотой. На ушко молодой нашёптывает байку, лезет под майку. Хищный отрок ласкает окорок подруги. из кафе у Дивы доносятся буги-вуги. Вечерний расколбас. Восстание масс? Да не… потуги…

Отпетушили Пашу – всё в кашу. Отворобьили Варю – назвали тварью. Проворонили Верону. Блевали в крону сосны станкевича коньякевичем. Ссали у кипариса. Не холодно, кисо?

Кобелёк жует стебелёк рядом сучка золотая ручка сидят на волноломе облако в форме крокодила проглотило светило парочка свинтила Зайко с криком Пан или рапан! бросается грудью на шампуры Слава герою и еще 100 каберне.

Полковник-шиповник зацвёл у дороги еле унёс ноги Чайка-чрезвычайка подцепила клювом пакет с очистками от креветок Здесь тихо Нет ветра и выше – не видно шевеления веток Кафешку-гебешку открыли на набережной недорого Солдаты-купаты блинчики с творогом

– Ночные волки! В ушах кресты! – Бежать. И жечь за собой мосты. Жмутся медвежатники к Медведице-Маме. Не сдаются зайцепоклонники в Подземном Храме.

«Кроликовали сердце пустотой», «Отворобьили идеалы», «Исчеловечили,  – говорит , – Бога» . – Да ну его. Бубнил, как пономарь. Тварь. Туда и дорога.

Хорош ронять слова как сад янтарь и цедру, твой ход! – Конь Е2! – Хм… итииить тя в недра…

Я инвестирую в печаль, он сублимирует тревогу, она смеётся и говорит: ей-Богу, вас жаль.

Узкие лики, грустная плоть, ходит в пики – будет жечь и колоть. Тонкие губы, сбивчивая речь, ходит упорно в буби, будет бубнить и жечь. Златокудрая бестия в узкоглазую мать, снова заходит в крести, чтобы жечь, убивать. Вьюнош худой и нервный, ссыца, но держит масть. Боже, не дай пропасть, когда разыграют черви!

Сдох Кудияр Атаман в глотке пыль-бурьян схоронили как заведено – в лодке чтобы хоть ТАМ в покое: ну там, жены-шмотки с собою и всё такое. Так вóт: помнишь вчера туман? Кудияр Атаман вынырнул из тумана нож из кармана: буду жечь-кромсать после блевать и ссать.

Пятыйрим Десятыйрейх убит Шейх Северного Чертанова всё опять заново Огородников и Бузина у врат Царьграда шлёт поздравления Португальская Рада Неспокойно на Луне 25-го первые выборы во сне Соседка Света грит близится Конец Света надо молиться Барану, Альдебарану и Мотороле если верить соседке Оле.

Дед Пихто и дядь Сосна сто суток без сна слоняются по стране которая как во сне Конь в пальто на нём Чебурашка несутся вскачь слышат ветра плач в стране Рашка. Вслед пó небу летят Конь-Ворон Конь-Бляд

Шурин глаз щурит молится на Кота вдуть что ль Шуре? уже не та. Деверь прилип к двери (заступник – Крот) Пойти что ль к Вере? рот уже не тот. Зять любит взять а тут налоговая Мечется Лиса-Мать в тесном логове.

Харьков харит Курск укурит Орёл наорёт В Клину клинит В Коломне колом мне поделом мне Вот и Москва древняя Большая Деревния В Чертанове – черти чертёж чертят В Перово – перо под восьмое ребро. В Коньково в восемь коньки отбросим В девять подъём. С Нальчика начнём.

Обласкан лапкой лягушачьей, щенячьим писком растревожен, травинкой в нос защекотат, он обделён судьбы вниманьем, чему и радуется втайне, и благодушествует в уголке. Но не пройдёт и года… Обыскан пальцами тревоги, депрессией ночной допрошен, объявлен вне любви закона, как бумажная салфетка смят. Подорван поясом несчастий, убит Аль-Каедой расставаний, измен кремирован огнём. И забудем о нём.

Этот оползень царств Это пьяное п а дание снега Это опыт мытарств В беспредметном – и воля и нега в беспредметном и воля и нега […] Мело-мело как полкило Знаешь Ивана? Футбольного фана? Он жил на помойке. Ну там драки, попойки. А какой он был в койке! Да ну? Полметра за. па А умер глупо. Постой-ка, постой-ка… […] То был оползень царств Или – пьяное падание снега После стольких мытарств Будто влага покоя и нега будто влага покоя и нега […] Мело-мело как полкило Знаешь Серегу? Железную ногу? Он жил на помойке. портвейны, настойки. А какой в койке! Ну? Уснул без тулупа Да и жил глупо. Постой-ка, постой-ка… […] Этот оползень царств Это пьяное падание снега После стольких мытарств Будто влага покоя и нега Ожидание сна и ночлега […] Мело-мело как полкило Знаешь Виталика? Не дал бы и шкалика Не жил на помойке Платил неустойки. А какой был в постели! Аж яйца звенели И умер неглупо. Прямо в оползень царств Под пьяное паданье снега Знаешь Егора? Скоро. – Что «скоро»? Скоро оползень царств: уж е пьяное паданье снега. В пересменке мытарств Ожидание смысла и негра в ожидании смысла и нега в беспредметном лишь воля и нега Разрастанье корост Скрыло нового счастья приметы Но верёвочный хвост Оставляет в пространстве пометы. И тогда средь корост Будто нового счастья приметы – Так верёвочный хвост В беспредметное поле предмета… твой веревочный хвост заметающий призрак предмета заметающий признак предмета

Прохладная хворь Горячая ветошь […] Мы взяли такси от центра до дома двадцать минут и мы уже дома Заоконная тишь Заоконная травля […] Мы взяли такси от центра до дома двадцать минут и мы уже дома Заоконная ночь Прохладная кровля […] Мы были на свадьбе на свадьбе у друга на свадьбе устали вернулись под утро Прохладная хворь Горячая ветошь […] Шутил невпопад на свадьбе у друга и друга подруга обиделась как бы Мы взяли такси ловили не долго двадцать минут и мы уже дома и мы уже дома но едва ли всё так: видно зарево сзади как собаки дрались – под окном – мрак и лужи никому ты не нужен! волоокая мразь в ожидании смысла волосатая слизь в ожидании ветра в ожидании ретро одинок у окна окаянная стужа холод сводит с ума никому ты не нужен! никому ты не нужен, говорящая ветошь…

…ты дома… …расслабься… …тепло разольётся по телу… …кончики пальцев… …приятно немеют… …негромкая музыка… …чайки… …волны прибоя… …в тёплых волнах покоя расслабься… …расслабься… …издохни…

Мы посидим у камелька И, согреваясь понемногу, Охотно примем коньяка Вновь подоспевшую подмогу. Ведь живы мы и слава Богу. Заоконная тишь Занавешена гладью За окном ты сидишь Слышишь песню канадью Неприметен как мышь Заоконная тишь Занавешена гнилью Но от гибели Миш Заслонимся мурилью заслонился мурилью А нам – тепло и холод – Как смена дня и ночи Для тех кто бодр и молод В мороз Москва как Сочи И Петербург, и Петербург и Петербург как Сочи и петербург как сочи

Тра-та-та. Тра-та-та. Ву-у-у. Ву-у-у. Тра-та-та. Тра-та-та. Ву-у-у. Ву-у-у. […] (Это не всё) Тра-та-та. Тра-та-та. Ву-у-у. Ву-у-у. Тра-та-та. Тра-та-та. Ву-у-у. Ву-у-у. Снег идёт. Снег идёт. Ву-у-у. Ву-у-у. Тра-та-та, всё как в тумане. Ву-у-у. Ву-у-у. Снег идёт. Снег идёт. Тра-та-та и всё в тумане. В алом тра-та-та тумане. […] (Это не всё) Ангел и шерсть Падает снег. Я чувствую, я умираю. Ангел и шерсть. Тихо падает снег. Снег идёт. Я один в полутёмном сарае. Мария и сало. Ох, этот алый туман… Этот туман. Это пьяное паданье с неба. Ангел и шерсть. И, сжимая стоп-кран, вижу: пять или шесть подо мною домишек татарских. Тра-та-та тра-та-та. Ничего. Алый туман. Войлок и жир. Ангел и шерсть. Мария и сало. Я – горящая ветошь Но это не всё – так думает Бойс, падая в Крым

Золотист, стою долиной, Ты уходишь, Немидик. Тает в небе журналиный Удаляющийся крик Замер, кажется, в зените Затаившийся паук, Бесконечно тянет нити Торжествующих наук. Затихает одалиски Грустный образ, Немидик. Тает в небе журналистский Крик…

Шёпот мелколесья лезет в дребедень: в собственную весь я превращаюсь тень. […] Зреньем на ветках отдыхают все. Воркотня бесцветных где-то в синеве. где-то в синеве. […] Птичьи уморы упадают в пруд, зная цель, с которой дачники их прут. […] К сожаленью, цели нет и зря я льну к тем, что с корнем съели жизни белену к тем, что с корнем съели жизни пелену

Я в весеннем лесу Покурю и поссу, В из кармана торчащую фляжку Заберу я слезу у берёзы. Лису Ущипну за лохматую ляжку. Ветер зол и тяжёл Я поссал и ушёл Я таскаю с собой эту флягу Словно ветер тот лист. И, как есть, атеист, В эту землю постылую лягу, И как был атеист, В эту землю остывшую лягу. Жить – что ссать на ветру Эту жизнь я сотру, И тогда, упокоясь навеки, Ветер стихнет к утру, Я навеки сотру Свои веки сотру я навеки и ответ их сотру я навеки этот ветер сотру я навеки

Ветер стихнет к утру Я обиду утру Я об ветер сотру свои веки Ночью ветер и лёд. И всю ночь напролёт Я читаю «Былое» и «Вехи». А как ветра налёт – «Двести и нее. т» – Приголубит и снова нальёт. Иль всю ночь напролёт Бьёт гостей заварных Кандалами цепочек дверных. напихает в них яблок глазных ночь обиду сотрёт ветер в песню сольёт кандалакши цепочек дверных

Век двадцать первый. Горний Афтар жжот. Синоптик обещает потепленье. Все остальные – светопреставленье (не знают: год). Очкарик-лицеист с фигурой гимназистки Листает блоги. Рядом кот из миски Жрет вискас, скукою томим. Метёт за окнами. Там строят Третий Рим. Кот жмурится: кот знает за халяву. Очкарику не спится: топчет клаву. «Век двадцать первый. Горний Афтар жжот. Народ безмолвствует. Витийствует Пархатый». Ничо так гыы но надо б рифму. хаты? причем тут хаты? Подкрепившись, кот урчит утробно, яйца вспоминая. А мысль нейдёт. И мышь как неродная. Нет, так начну: «Народ мой глух и нем, готов мять жвачку зрелищ вместо хлеба. И чернь, взбесившись, уже целит в небо своим КГ/АМ»

«Я обещала не обманывать И проскользнула утром рано В осенний сад. А там – охрана: Давай мне за спину заламывать Худые руки: Эти суки…» Её трясёт и слезы капают Как воск на сброшенное платье, И, заключив её в объятья, Я слушаю её и лапаю Своей шершавой в цыпках лапою. А в это время из парадного, Как будто управдом подвыпивший, Выходит муж. Он из Отрадного Вернулся, паспорт позабымши. вернулся паспорт позабывший муж из далёкого отрадного…

Ты снишься мне когда Над новогодней елью Холодная вода Прольётся в подземелье. Как снег на провода, Как радуга метелью, Как радостное ДА. Так сумрачное НЕТ Прольётся в подземелье польётся в подземелье Так в подземелье льда Остывшего сознанья Сливается вода, Подтачивая здание. И ужас, как ТОГДА – Из лужи подсознанья Вливается в сознанье – В то время, как ТУДА, Прохладная вода, Пока он без сознанья Стекает как вода прохладная вода пока он без сознанья.

MC Судьба и DJ Окурок возвращались к себе озираясь: опасались урок. Снег кружит ветер свищет да жид, вздыбив пальтеца воротник всё смысла ищет MC Судьба и DJ Окурок ловят авто, в ветер вслушиваются: нет ли урок. Вникают в ветра скретчи Улиц ночных сэмплы. А ветер злой, озабоченный, не стихает. Пёс гнилой у обочины отдыхает.

После оползня царств Будет пьяное паданье бога. Искривленье пространств И скольженье в воронку итога. После как бы побед Селевая лавина сорвётся. Вздрогнет оторопь лет И уже никогда не вернётся. Ещё годик-другой, Ну а нет, так туда и дорога. Ну скажи, брат, на кой так вот жить в ожидании дога? На кой эта жизнь в ожидании дога…

Мне снился сын, Его черты, меняясь, […] Папка-попка! Мне снился сын, Его черты, меняясь, […] Папка-пипка! Мне снился сын, Его черты, меняясь, […] Дай!!! Мне снился сын, Его черты, меняясь, […] Пипи. Кака. Пипи или Кака? Пипи! Кака! Какая чушь, У меня нету сына. Пипи! Кака! Какая ерунда! Пипи! Кака! […] Мне снится сын, Черты его, кривляясь, Скрывают то, Что он хранит в ядре, Нутро ядр а , из самых главных ядер, внутри которых, смутно различим постыдный образ образа того: все папки-попки, папки-пипки, папа-кляпа, клепают кляп стихов, чтоб я заткнулся, умолк. Ха-ха. мне снился сын, черты его менялись. […] Мне снится сын: Бессмысленный и нежный, Беспомощный как роза на балконе. Его черты, меняясь год от года, хранят инвариант меня, маня…

Багрец и Золото в чёрных полиэтиленовых мешках ждут у края тротуара – Стемнело, кажется, –   говорит Багрец. – Ноябрь. Дни коротки, –   соглашается Золото. Этим летом рухнула виртуальная экономика. Сабпрайм моргидч, упав, Завалил всё ажурное здание, возводившееся десятилетиями. Суконное рыло реальности просунулось в калашный ряд: «Я знало! Я знало!» Едва ли. Сегодня, между прочим, праздник. Веселится и ликует одинокий пенсионер, он пропустил с утра соточку потом ещё и ещё. Муть ноябрьского неба (первые числа) непроницаема. Равнодушная природа (грязноватые фасады офисных зданий) внемлет потаённой беседе: – Как-то так всё быстро, –   сокрушается Багрец. – Да, –   соглашается Золото.

мне видятся трое слева бивис батхед справа головастые шелудивые в центре стройный князь мышкин три идиота они очень разные бивис всегда в профиль князь выше их на голову черты лица его смутны по сути у него нет лица дух идеи батхед с плохими зубами посмеивается э-э э-э и растворяется растворяются все трое теряют очертания – те что были – отступают в пыль и туман действительность смыкается пыль и туман метель в самом деле похоже на метель но это колеса машин взметают перемолотую водяную пыль (идёт дождь) а боковой ветер рвёт в клочья швыряет облачка водяного тумана в лучи фар и фонарей (это МКАД 12 часов ночи север) и на мерный гул мотора наслаивается зудящий звук более высокого тона когда колесо попадает в колею в асфальте неглубокую залитую водой но хорошо различимую в свете фар несмотря на дождь который идёт и идёт и пусть идёт я люблю ездить в дождь в снег потому что в водителей вновь вселяется разум и сумасшедшие внедорожники не выскакивают из-за плеча молнией блеснув в зеркалах теряясь впереди в подвижном шахматном строе автомбильных тел во всяком случае это происходит реже это ещё ленинградка ещё далеко я люблю ездить ночью потому что иногда удаётся сосредоточиться на дороге а это нелишнее да и горящие фары в зеркалах и стоп-сигналы заметней не пропустишь даже если задумаешься а я задумчив сейчас и даже может быть впадаю в какую-то сладкую дремоту чего бы не хотелось вот уж совсем не хотелось бы но скорее это мечты три идиота бивис батхед князь я почти вижу их там за лобовым стеклом но перед туманом водяной метелью клубами взвеси всё же стоит остановиться безлюдная заправка где-то недоезжая ярославки я тру усталые глаза (6 часов за рулём) беру пистолет отвинчиваю крышку бака моё прекрасное видение три идиота лохматые непутёвые отроки изысканный добрейший князь он в центре они ошую одесную плачут хохочут приплясывая бивис шепчет лёве на ухо тот согласно кивает пора трое теряют резкость растворяются дождь всё идёт действительность смыкается повортник-метроном я выворачиваю шею влево не доверяя залитому влагой зеркалу мы продолжаем

в Москве увалили некоторых, особо мурчащих. Слышали?

Мне хочется домой в огромность Квартиры, наводящей грусть. Приду, сниму пальто, опомнюсь, Огнями улиц озарюсь.

Первый час ночи бетонная площадочка над морем пластиковые стулья сложили голый по пояс юноша смывает пыль струей воды пряный запах водорослей это мой любимый ЮБК южный берег крыма в августе здесь божественно хорошо но сейчас мне хочется домой в огромность квартиры наводящей грусть скинуть рюкзак озариться огнями улиц пронзительное М макдональдса стоп-сигналы машин его драйв-ина напротив неоновые недоиероглифы сушильни а я включу 2x2 или поставлю Псоя Короленко я тебя люблю аля-улю аля-улю но бывает хочется в мурчащесть мне хочется назад в мурчащесть правда я слышал что особо мурчащих увалили и я могу только догадываться кто такие мурчащие но мне кажется любому носителю языка интуитивно понятна мурчащесть человек так устроен что хочется в мурчащесть или просто мурчать иногда и не особо сильно ведь это если верить Адольфычу смертельно опасно боже как страшно жить ссыкотно как говорит молодёжь её нельзя не любить.

Крышует птиц и верит в лоховство имеет домик в 2 шагах за МКАДом туман с утра днём стрёкот стариков чудак в смешной бейсболке в майке с Че за МКАДом жизни нет там воля и судьба там что-то есть но что – неизвестно непостижимо захлопни лаптоп дружище его яблоко надкушено у тебя всё плохо коттедж у тебя некрасивый и машина так себе депрессия ты забиваешь шишечки в косяк но не вставляет потому что вставляет только страх вечером трепещешь у тэвэ ночью дрочишь в темноте стряхивая в ноутбук бисеринки стихов ты дурак? они ничто перед неизвестностью ужасом там за окнами стеклопакетами это фронтир кричи Koyaanisqatsi молись на Целана обращайся в Google всё сбудется До чего же эта ночь душная!

когда-то в квартире над нами жили бомж и бомжиха бомж и бомжиха wiki-wiki бомж и бомжиха фюить-фюить конечно они не были бомжами ведь они жили в собственной квартире в своей приватизированной квартире wiki-wiki в своей квартире просто они были пьяницы и поэтому очень похожи на бомжей дома у них был жуткий бардак и плохо пахло время от времени Ольга приводила себя в порядок она недурна собой в свои 40 и однажды я видел Виктора в костюме и галстуке он выглядел очень прилично даже элегантно wiki-wiki даже элегантно как-то посреди ночи мы услышали (изоляция у нас никакая) как Ольга сказала ему раздражённо: да что ты всё Зая, Зая! Я СПАТЬ ХОЧУ! такая вот слышимость wiki-wiki иногда они приходили просили денег и иногда я давал но однажды я поднялся этажом выше зачем не помню но я увидел их дверь украсили лентами лентами с сургучной печатью бабушки в подъезде сказали их отравили вроде родственники чтобы завладеть квартирой другие бабушки сказали они выпили палёной водки и умерли в один день как Супруги Чаушеску но я почему-то верю, Wiki, что они продали риэлтерам квартиру и уехали в деревню, а деньги пропили. Две звёздочки, плевочки-жемчужины. Нет, я не верю, Wiki. Просто я не знаю, что случилось, и никогда уже не узнаю. Но это трогательная история, Wiki. Поверь мне, это трогательная история.

на могиле Батхеда жухлые венки краска смыта дождём дождичек моросит сквозь листву кривоватые берёзки молодые голоса смех сегодня Пасха Бивис принёс живые цветы достаёт из кармана чекушку отпивает из горла трясёт седой головой наливает стопочку ставит на могильную плиту кладёт iPod рядом подметает веничком у оградки брызгает водопроводной водой из бутылки пепси.

окей медвяный окей хмельной сладкие слюни на подушке беличьи ушки следуй за мной окей медвяный окей хмельной сладкие слюни на подушке беличьи ушки этой весной белый замкадыш сладкий оплот злой забульварыш полу-енот исцарапанный йогурт поёт окей медвяный окей хмельной сладкие слюни на подушке беличьи ушки следуй за мной…

Саппоро в снегу. Начало марта. Ночь. Утки шлепают по льду замёрзших Чистых Прудов. Что мы знаем о Японии? Хокусай? Убить Билла? считай, ничего не знаем не больше, чем о России не больше, чем японцы о своей Японии… – Да, похоже, –   соглашается она. Середина ночи. Три часа. Или четыре. Готы и спартаки спят эмо и яппи кельты менты касплейщики мерчендайзеры вся эта ху. та уже спит… – Я просила тебя! Ты же знаешь я не люблю… – Прости. Целует её в шею. Они шлёпают по воде лёд под ней ещё крепок. Иногда мне кажется что я… мы… как бы в картине Брейгеля И охотники? Селезнёв не отвечает. Наподдаёт перепончатой лапой воду вспышка брызг в темноте, подсвеченной горящими окнами кто-то всё же не спит – возможно девушка-эмо, сочиняет стихотворение «Как страшно жить». И это правда – Что там ещё? Ты видишь? Уткина прижимается к Селезнёву. – Не знаю, но надо валить и быстро. Прольётся кровь. Наверное много крови. Лёд озера пуст. Тихо как бывает только в это время ночи. Мононоке? Аякаши? Мы видим на «нечётном» берегу Фрая. Он сосредоточен. Оборачивается и что-то говорит вполголоса в темноту. Не видно, к кому он обращается, но можно догадаться, что там Шейк и Тефтель. Недовольные нотки в голосе с армянским акцентом: где-то там и Карл. – Вон они, – показывает взглядом Фрай. «Они» ступают на лёд со стороны «Авокадо» и «Ролана». Муген и Дзин, у каждого по катане и вакидзаси, как и положено. Фуу хмурится. А-а, вот и мехамусуме, с ушками. Кажется, и Кеншин здесь. Они всё прибывают. Хорошо сложенные и одетые в чистое. В кимоно, в европейской одежде, сестрички Морчиано в мини в кружевах и с бантами. – Е [бип] колотить! –   хорохорится Шейк. – Да их там… Ох японский ты городовой твою так… – Заткнись, Шейк. Видны уже все трое. У Тефтеля в лапках по бензопиле. У Шейка помповый дробовик. Выглядят они, надо сказать, на редкость нелепо – как Отряд Широнинской Библиотеки у М.Елизарова. – Швейк? Ты назвал меня Швейком? – балагурит белый бумажный стакан с торчащей из башки соломиной. Кто-то ещё возится в кустах, подбадривая себя хохмочками с матерком. Не кто-то, а ещё двадцать-тридцать «воинов», один несуразней другого. Медленно сходятся. Из рядов «япошек» выходит вперед Самурай Пахнущий Подсолнухами. Мать честная! Прикинь, Фрай, азияты [бип] жмуров вперед выставили! Штрафбат е [бип] в [бип]. Я ща… Он вскидывает дробовик, но катана рассекает Шейка наискось. Веер крови, чёрной в темноте, заливает лёд. Тефтель, размахивая жужжащими бензопилами, устремляется на выручку рухнувшему товарищу. Выстрелы. Звучат бипы и крики: «Вода! Молодость! Голод! Сила!» «Басё это наше всё!» Ледовая чаша быстро наполняется кровью. Вскоре рубятся уже по щиколотку в крови. «Невский, твою растак!» – вскакивает половина Шейка, увлекая за собой моток окровавленных кишок. Чья-то катана – дзынь – разрубает пилу Тефтеля, он неловко валится на безголовый труп Брака. Сая, поскользнувшись на мозгах Карла, падает навзничь. Спиной на заточку богомола Зорака. Крови уже по колено. Девушка-эмо расплющила нос о стекло. Ничего не видно почти. Только тени мечутся по льду Чистых Прудов, сверкнёт меч, громыхнёт гранатомет. Там убивают друг друга. Самураи умеют умирать красиво. Ребята из ATHF умеют умирать смешно, как Кенни. Это ещё круче. Внезапно лёд разламывается. Кучамала с воплями проваливается под воду. Через час уже снова тихо. С рассветом уже почти ничего нет. Два милиционера и дворник-киргиз склонились над чёрной лужицей на тротуаре. С подсохшим красным ободком. Селезень и Утка осторожно ступают на лёд. На Хоккайдо падает снег. Басё – это наше всё. Чистые Пруды. Мы часто ходим туды. T_T

Утром было нелегко Вечер неслышно подошёл Мы стояли смотрели на небо Кто-то запускал ракеты Было сухо но вчера был дождь Я смотрел на новый чёрный Рено С капота через крышу на багажник пятнышками грязи тянулись следы кота мы смеялись и я жалел что в моём мобильнике нет камеры. В мае мы переехали.