«Сотни лет все ветры возвращаются на круги своя…» — вдруг припомнились мне слова песенки из детского фильма. К чему бы это? Просто, глядя в окно, в непроницаемую вьюжную мглу зимнего утра, я вдруг поймала себя на том, что год назад, вот так же, в половине десятого, смотрела в окно и сетовала на погоду, на несговорчивость клиентов и на то, что у меня нет ни одного приличного платья. И это было вовсе не дежавю, а самая настоящая реальность. Хотя перемен в нашем агентстве за этот год произошло немало.

Эвелина Гизатулина, хвала Всевышнему, вышла замуж за иностранца, австралийца кажется, познакомилась по Интернету и уехала на родину супруга. Слава Белорецкий укатил в Московию и прислал мне письмо на «мыло», что у него все хорошо и он готовится к поступлению в МГСУ имени Куйбышева. Осенью уволился Андрей Туманов. Ему надоела квартирная торговля, и он решил попытать счастья в каком-то автосалоне. Эльза Фридриховна ушла на пенсию. Виктор Сергеевич еще весной уехал в Питер: там, в строительно-инвестиционной компании, принадлежавшей его старинному приятелю, для него нашлась хорошая должность. Коллектив офиса за год очень изменился. Из «старичков» остались только мы с Никитиным, Вика Лебедева, Надежда Леонидовна и Ольга Романовна. А так, в общем и целом, все было как всегда: люди работают, квартиры продаются, цены растут, агентство процветает, время идет, — вот и снова зима.

Вася уехал на показ, а я осталась в офисе, на телефоне. Но мне мучительно хотелось кофе с пирожными, которые были куплены с утра в «Кузине», и я решила покинуть боевой пост.

На кухне я застала бессменную Надежду Леонидовну за недостойным, учитывая удельный вес ее тела, занятием. Наша матрона, помешанная на диетах и пилюлях для похудения, кушала копченое сало. Не праной единой жив человек…

— Это чего там у тебя? — поинтересовалась она, плотоядно уставившись на пирожные, которые я выложила на блюдце из полиэтиленового мешочка. Они немного помялись, но от этого не стали менее аппетитными. — Вечно ты, Алка, меня искушаешь разными вкусностями.

Я, честно говоря, не припомнила, когда успела предложить ей угощение. Иногда наглость Надежды Леонидовны переходила все возможные границы.

— Я могу и одна справиться, — ответила я, раздумывая, какое пирожное скушать, — то, которое с шоколадным кремом и маковой прослойкой, или со взбитыми сливками и вишней, так как, по совести, одно надо было оставить Ваське.

— Жадная ты, Алка, — с укоризной произнесла она и отправила в рот тоненький, вкусно пахнущий дымком кусочек сала с мясными прожилками. — Если бы у меня была пироженка, то я бы с тобой обязательно поделилась.

Я молча приготовила себе кофе и взяла с блюдца пирожное, то, которое со взбитыми сливками.

— Нет, Алка-палка, я не поняла! Ты что, правда меня не угостишь?

Если бы вдруг возникла необходимость извлечь из панциря черепашку, Суровцева справилась бы на ура.

— Нет, Надежда Леонидовна, не угощу, — ответила я и, открыв рот пошире, откусила почти половину.

— Интересная ты стала, Аллочка, с тех пор, как за Никитина замуж выскочила, — с желчью произнесла Суровцева, оскорбленная моим отказом.

— Это вы о чем, Надежда Леонидовна? — спросила я с набитым ртом.

— Жадная стала да вредная.

— Вы серьезно?

Каюсь, грешно издеваться над человеком, лишенным чувства юмора.

Вообще-то замуж за Никитина я пока так и не выскочила, жила с ним в грехе, то есть гражданским браком. Вася предлагал пожениться, но я как-то не придавала значения этим формальностям. Гораздо больше меня беспокоило то, что я никак не могла забеременеть. А ребенка я очень хотела.

— Вредная, вредная, — настаивала Надежда Леонидовна. — Только странно: когда у тебя мужика не было, ты лучше была, проще, что ли… обычно ведь наоборот бывает: нету мужика, вот баба и стервеет. А тебе-то чего не хватает?

Ей не следовало произносить подобное, хотя бы потому, что это было грубо, пошло и совсем не смешно. Но обижаться на Суровцеву — все равно что грешить на землетрясение, извержение вулкана, на кирпич, упавший с крыши, — накрыло так накрыло. Сама виновата: не стой под стрелой.

— А что же, интересно, дальше будет, когда Романовна уедет и кое-кто вместо нее возглавит офис?

Я уже допила кофе и собиралась уходить, но задержалась. Прозвучавшая фраза меня очень заинтересовала.

— А что, разве Тишкина увольняется?

— А то ты не знаешь!

— Нет. Я впервые от вас об этом слышу.

— Ты еще скажи, что не знаешь, кому достанется ее место! — глядя на меня с недоверием, воскликнула Суровцева. Она, видимо, решила, что я лукавлю.

— Нет, я не знаю, Надежда Леонидовна.

— Так вот, слушай сюда, — тихо заговорила Суровцева. — Романовна уезжает в Москву. Муж у нее вроде как на повышение пошел. Так что Новый год она уже будет в Первопрестольной встречать. Вот так вот.

Она была страшно горда собой, главным образом от осознания того, что обладает такой эксклюзивной информацией.

— Жалко, что Ольга Романовна увольняется. Она очень хороший руководитель, — сказала я.

Лицо Надежды Леонидовны выразило разочарование.

— Ну и что, тебе разве не интересно, кто будет вместо Тишкиной? — Она все еще надеялась, что я останусь посплетничать с ней.

— Ну, кто-нибудь да будет. — Мне правда было не интересно.

— Никитина твоего поставят вместо Романовны. Это я тебе точно говорю.

— А вы откуда знаете?

— А что тут знать-то! Кого же еще, как не его. Васька же дольше всех нас в этом офисе работает. Плюс ведущий риелтор. Вот и думай. Да точно тебе говорю, можешь не сомневаться.

Я уже по своему опыту знала, что все, выдаваемое Суровцевой за неоспоримые факты, следовало делить надвое. Ей уже неоднократно ставили на вид, потому что сделки она проводила как попало, когда по недомыслию, а когда нарочно, снабжая клиентов недостоверной информацией. Иными словами, врала наша Надежда Леонидовна и покупателям, и продавцам, как сивый мерин. Но ей все было как с гуся вода, ибо выкручивалась она виртуозно. Вот уж точно: кошка всегда падает на лапы…